Текст книги "Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц)
На секунду в голове Пиетта мелькнула страшная картина: ночь, лес и призрак грибника в дождевике. Он глубоко вздохнул и прогнал наваждение, пытаясь сосредоточиться.
-Адмирал, я понимаю, что мы вываливаем на вас большую груду информации, – сказал Палпатин. – Не стесняйтесь, тут же спрашивайте, если что непонятно.
-Пока понятно, ваше величество.
-Тогда продолжим. Чертежи были украдены. Лорд Вейдер, который в это время был слегка отстранён от меня и крейсировал со своим флотом где-то вдали, был послан мной в припадке плохого настроения в погоню.
-И отвёз госпожу Органа вместе с её чертежами на станцию, – произнёс Вейдер.
А потом все замолчали. Не случайная пауза – мёртвая тишина. Все знали что-то, чего Пиетт пока не знал.
-В мою задачу входило, – мерно и тяжело сказал Вейдер, – остаться на станции, изображать человека, слегка впавшего в немилость, помогать Таркину в допросе принцессы, а на самом деле – проконтролировать ситуацию. Идеей повелителя было: довести действия Таркина до откровенно противозаконных, когда все доказательства его антигосударственной деятельности будут налицо. И тогда с полным правом его арестовать. То, что он вытворил, было лучше не придумать. Он припёрся к Альдераану. И он под видом взятия на испуг принцессы, при свидетелях, приказал взорвать планету. Мне осталось его только остановить.
Тишина.
-Так почему же вы не!… простите.
-Пиетт, не надо извиняться. Сейчас вам будет не до извинений.
Тёмный лорд взглянул на императора.
-Я пытался объяснить это единственному человеку – моему повелителю, в Центре Империи. Все считали, что я извиняюсь за взрыв Звезды. Я же, как умел, формулировал то, что произошло возле Альдераана. И мой учитель бесконечно мне в этом помог.
-Первый звонок, – сказал император.
Пиетта поразил его тон. Это была сухая ненависть.
-Господа, я вас прошу обратить пристальное внимание на то, что сейчас скажет лорд Вейдер. Мара Джейд знает тоже. Но до того в суть дела был посвящён лишь узкий круг моих доверенных лиц. Теперь же прошу уделить словам моего ученика самое серьёзное внимание.
-Да, повелитель, – ответил Якс. Он и его приятель сейчас представляли собой предельную сконцентрированность профессионалов. Немного от хищных зверей. Немного от наёмных убийц. И много от привыкшего к напряжённой деятельности интеллекта.
-Теперь, когда вы предварили моё выступление торжественными словами… – буркнул Вейдер.
-А мои мальчики иначе всё ещё имеют тенденцию считать это всё неким бредом, – ответил император, вызвав на щеках “мальчиков” лёгкую краску. Пиетт ничего не мог с собой сделать. Он улыбнулся. Что делать? Редко бывает так, что основной состав любит элиту.
-Хорошо, – сказал Вейдер. – Так вот. Я уже говорил, это был прекрасный момент. Таркин при всех отдал преступный приказ: уничтожить выгодную для Империи планету без санкции на то императора. Таким образом он подставил под удар именно императора. Я, активировав все свои скудные актёрские способности, постарался за время своего пребывания на станции внушить Таркину ощущение и мысль, что нахожусь в таком положении, что сто раз подумаю, прежде чем возразить новому ставленнику императора. Таркин не раз намекал мне, что он действует по приказу императора. Что у него с ним если не сеансы связи, то уж личные приказы в зашифрованном виде он от него получает. Убедившись, что я проглатываю это и не давлюсь, он сделал вывод, что в данный конкретный момент по ряду причин мои отношения с императором дали трещину настолько, что мы с ним практически не поддерживаем контакт. Его разведка донесла о том же.
-Мы с Вейдером поддерживали контакт ментальный, – сказал Палпатин. – Он у нас такой природы, что мы можем говорить друг с другом или хотя бы обмениваться эмоциями из любой точки пространства.
-Тоже выделенный канал, – произнёс Вейдер.
Замолчал.
-И? – не выдержал теперь Якс. – Простите, милорд…
-И, – ответил Вейдер. – Всё сложилось как нельзя лучше. Мостик. Таркин, который уверен в том, что я уверен, будто он получил на это прямую санкцию императора, а потому возразить не посмею. Альдераан в окошке. Принцесса, из-за которой якобы взрывают Альдераан. Прямой преступный приказ. Масса свидетелей. И…
Пиетт сглотнул. Разжал стиснутые до белизны пальцы. И ничего не сказал.
-А потом я увидел, что Альдераан взорван, – сказал Тёмный лорд. – Почувствовал. Сложно было не почувствовать. Он как будто взорвался в моей голове. Я стоял на мостике и не понимал. Каким-то образом… что-то произошло. Как будто из моего восприятия исчез кусок времени. Или я ослеп. Или заснул на секунду. Или глубоко задумался и выпал из реальности. Или паралич на меня напал. Похоже на всё сразу. Этого хватило, чтобы…
Тишина была такая, что закладывало уши.
-Поясняю, – произнёс император. – Лорд Вейдер – второй по силе одарённый в Галактике. Когда-нибудь он станет первым. Равного ему нет.
-Простите? – сказал Якс.
-Прощаю, – ответил император. – И поясняю. Лорд Вейдер не задумался и не уснул. Но почему-то именно в самый ответственный момент с ним что-то случилось.
-Повелитель проверил мой ум, – с трудом, и Пиетт это почувствовал, выговорил Вейдер. Сейчас, если бы хоть кто-то из гвардейцев позволил себе хоть лёгкую усмешку, его подбородок неизбежно познакомился бы с кулаком адмирала. Но два гвардейца не то что не смеялись. Но их лицах медленно проступал тот самый “уровень опасности – “красный”. Не тревога. Чувство уходящей из-под ног земли. Внезапная смертельная опасность.
-Повелитель проверил мой ум, – повторил Вейдер. – И нам помогли в этом.
-И? – спросил Пиетт, хотя знал, что спрашивать не имеет права.
-И – ничего, – сказал Палпатин.
-Что – ничего? – выдохнул Пиетт.
-Ничего такого. Никакого воздействия. Всё совершенно естественно и органично. Так, как лорд Вейдер и должен был это сделать. Стоять. И смотреть.
Пиетт чувствовал, что происходит нечто важное. И чувствовал холод. Сильный холод. Но не мог понять его природу.
-Вы не понимаете, адмирал, – сказал император ему. – И вы, господа, – кивнул он гвардейцам. Это не удивительно. Я сам не понимаю.
-Но этого не может быть, – сказал Якс. – Простите за стандартность фразы, но этого не может быть.
-Но это есть, – ответил Палпатин. И пристально посмотрел на гвардейцев.
Вейдер мог поддерживать разговор машинально. Всё было обговорено и проработано ещё вчера. Его учитель и он выработали сценарий возможных действий и выучили его. Роль себя как якобы подопытной мыши ему не мешала. Он знал, что гордость гаснет там, где наступает смертельная опасность. Но гордость была не главной. Пиетту он верил. Интуитивное желание взять с собой на совещание для посвящённых своего адмирала считал безусловно верным. То, что учитель с ним был согласен, подтвердило его правоту. Они с Палпатином редко приходили к одинаковым выводам. Слишком разные люди. Разные всегда. Здесь совпали. Значит, стоило брать. И стоило сделать так, чтобы маленький адмирал знал, с чем имеет дело. А для этого лорд в роли подопытной мыши непонятно для кого – лучшее, что может быть. Это бьёт сильно. И напрямую.
Пусть адмирал поймёт, насколько это не игрушки.
И гвардейцы – тоже.
Это – мерзость и пустота перед врагом, которого не видно.
Он слушал – а слышал другое.
…-Ты не понимал, – сказал вчера Палпатин, когда они оба успокоились, – но ты и не мог понимать. Никто не мог, кроме старого ситха с извращённым умом, у которого в последнее время было слишком много одиночества. Дни тянутся бесконечно, а ночи и того больше, и необходимо было себя чем-то занять. А тут ещё вечные неотвязные мысли…
Он воспринял спокойно то, что говорил его учитель. Деловой тон. Размышление-память. Что было – то было. С этим они разобрались. Теперь настало время анализа.
А ростки будущего помещены в их общем прошлом.
-…неотвязные мысли. Круг за кругом. Раз за разом. Особенно во время бессонницы, – сказал Палпатин. – Лежишь ночью, уже открыв глаза – и выдумываешь себе такое… Не представляешь, какие чудовищные конфигурации зарождались в эти часы в моей голове. Но именно их безудержная ненормальность, которую я позволил, и выводила меня постепенно на иного рода мысли. Столь же чудовищные, Вейдер, но весьма логичные, вот беда…
Он всунул руки в противоположную каждой из них широкую рукавину балахона, как будто обнял сам себя, поёжился, повернулся к нему и цепко охватил взглядом ученика.
-Сейчас я способен воспринимать самые чудовищные с моей точки зрения мысли, – ответил Вейдер. – Я всегда верил в ваш ум, учитель. Только никогда не хотел этого признавать.
-Ценно, что сейчас признал, – без усмешки ответил Палпатин. – И на этом спасибо. Нет, я как раз не собираюсь тебе что-то вещать. Нам уже с тобой надо пройтись по всей цепочке несуразиц, которые я выявил за последнее время и посмотреть: что из всего этого вытекает? Один-единственный ум, даже сильный, имеет тенденцию замыкаться в самом себе, – пояснил он. – Он вполне способен создать жёстко непротиворечивую конструкцию, которая не будет иметь ни малейшего отношения к реальному положению дел. Хотя я уже вертел и так, и эдак. Но всё же.
-Я слушаю вас, учитель.
-Давай начнём с простого. Пройдёмся по фактам. Без мистики, без привлечения всевозможных потусторонних объяснений. Даже в делах, которые касаются именно потусторонних явлений. Дано: твоему сыну является Оби-Ван. Якобы из мира Великой Силы. Ты сканировал его мозг и сам поверил в существование этого старого джедая. Так?
-Да. Образ был очень сильный. Живой. Люк не просто был уверен в том, что он его видел и чувствовал – но этот образ был независим от его мозга. Я поручусь за это.
-Дальше. Кто-нибудь ещё являлся кому-то из мира Великой Силы?
-Легенды…
-Анакин, какого джедая мне нужны твои легенды? Ответь на очень простой вопрос: тебе, кому-то знакомому другому из мира Великой Силы кто-то являлся? Куай-Гон? Мать? Ладно, мать – не одарённая, но Куай-Гон? Или, скажем – Оби-Вану? А Куай джедай сильный. Ты – тоже. И ты тосковал.
-Нет. Никогда.
-Испарение Оби-Вана оставим на совести Люка.
-Он сказал, что Йода тоже испарился.
-Что-о-о?!
Пять минут искреннего смеха. Перешедшего в оскал.
-Тьма и бездна, Вейдер! Какого…
-Учитель?
-Итак, – с прежним хладнокровием продолжил Палпатин, – извини. Продолжим дальше. Только Оби-Ван являлся и только Люку. Других случаев не вижу.
-Йода говорил…
-Ну?
-Когда я, тогда, на Татуине, крушил тускенскую нечисть, Куай-Гон вроде бы кричал: “Анакин, не надо!”
-Тускенскую нечисть, – повторил Палпатин. – До неё ещё доберёмся.
Глубочайшее, глубокое раздумье.
-Концы не сходятся с концами, – сказал император. – Никак концы не сходятся с концами. Только Оби-Ван приходит из мира Великой Силы, как из своей гостиной. Единственный и неповторимый. Всё. Больше никто. Ничто из самых сильных орденских рыцарей. Как будто появление остальных было просто не нужно.
Они переглянулись.
-Можно спросить?
-Конечно.
-А вы слышали своего ученика? Того. Сайрина.
-Нет. Я же говорю: нет. Никто. Никогда. Из самых близких. Из самых сильных. С кем при жизни был теснейший ментальный контакт. Сила чавкнет – и проглотит. Никто не возвращается. Все там исчезают.
-Учитель, – произнёс тяжело Вейдер, – вам не кажется, что что-то сильно не в порядке с миром Великой Силы?
Острый взгляд в ответ.
-Мне кажется, мой мальчик, что-то сильно не в порядке с самим миром.
-Хорошая задачка, – сказал Якс, медленно обводя всех взглядом. – Такое есть, хотя быть не может.
-Нет, Якс, – с лёгчайшей иронической издёвкой сказал Вейдер, – я не пил для храбрости перед тем, как привести принцессу на мостик Звезды.
Мара резко фыркнула. Пиетт мысленно проаплодировал своему командующему.
-Милорд, – признался гвардеец, оставшись невозмутимым, – сейчас мой ум перебирает самые невозможные варианты.
-Ну, – сказал Палпатин, – это как раз ещё не столь невозможно. Адмирал Пиетт, – тот вздрогнул, – вы присутствовали при операции около Хота. Какое у вас осталось впечатление от того, как она была проведена?
Пиетт посмотрел на Вейдера.
-Говорите, – сказал тот. – Чтобы вас это не останавливало, скажу сам: мне было крайне важно, чтобы повстанец Скайуокер был взят живым. Соответственно, операция, которая могла быть классической операцией на уничтожение, хромала на обе ноги. Я не знал, где находится мой… – он замолчал. – Да, Пиетт, вы же не знаете. Люк Скайуокер – мой сын. А Лея Органа – дочь.
Пиетт очень надеялся на то, что его вытаращенные глаза были таковыми только в течение двух секунд.
-Простите?
-Нет, Вейдер не шутит, – поморщился император. – Что есть, то есть. Грехи юности, чтоб их…
-Вот именно, – мерно ответил Вейдер.
Мара. Потом пришла Мара.
-Ты не возражаешь? – спросил его Палпатин. Он не возражал абсолютно. К Маре он привык, знал её с детства, ценил её ум и преданность. В последние четыре года, правда, отношения между ними были резко испорчены. Мара Джейд, узнав, что происходит, прямо сказала лорду Вейдеру всё, что она думает о его марафоне за сыном. Но три месяца назад всё вернулось на свои места. Они поговорили. Мара обеими руками поддерживала его план. И не заикнулась даже на счёт: я же говорила! Это было уже не важно. А они оба никогда не обращали внимания на неважные детали.
У Вейдера было сильное подозрение, что она не исполнила приказ безумного императора сознательно. Убить Скайуокера. Она была осведомлена о планах Вейдера и делала чёткое различие между своим учителем в нормальном состоянии – и состоянии безумия.
Кажется, Палпатин думал так же. Он не говорил, а Вейдер не спрашивал. Как всегда. Может, потому между ними и накопилось столько непонимания и гнуси, что они оба предпочитали молчать?
Мара пришла через пять минут после вызова, иронически поклонилась обоим от двери:
-Мара Джейд, Рука императора, прибыла по вашему приказу…
-Входи, – усмехнулся Палпатин. – Ну, как тебе Лея?
-В девчонке есть потенциал, – с лёгким удивлением ответила Мара. – Она сама этого не знает, но в ней мощнейший потенциал того, кем она могла бы стать. Не будь рядом с ней огузка Бейла и тощей Мотмы. Я в конце концов её пожалела, – сказала она серьёзно. – Ей этого не показала, но – какой красоты пламя могло бы гореть в ней!
-Ничего не пропадает, – философски ответил Палпатин. – Раздуем ещё.
Потом она слушала то, что ей говорили. Объяснять было не надо – Вейдер понял и сам. Единственным человеком, который все эти четыре года выслушивал старческий бред императора, была его Мара. Она не удивилась ничему. Но слушала внимательно. Видно, в достаточно чёткой последовательности ей это излагали впервые.
-У меня есть добавление, – сказала она, выслушав. – Можно?
-Конечно, – сказал император.
-Милорд, – повернулась она к Вейдеру, – я кое-что заметила в вашем поведении. Кое-что, связанное с вашими детьми. Коль скоро я с ними общалась…
-Говори, – кивнул Вейдер.
-Я имела возможность наблюдать за вами всё последнее время, – обдумывая каждое слово, сказала она. – Ваша реакция на сына была совершенно однозначной: всплеск. Такой сильный всплеск то ли родительских чувств, то ли голоса крови, который захватил вас всего. Думаю, не ошибусь, если скажу, что некоторое время, равное нескольким годам, вы жили только этим.
-Да, – подтвердил Вейдер. Тема сына его больше не задевала, а по тону Мары он чувствовал, что та хочет сказать нечто важное.
-Три месяца назад, – продолжила она, – когда у меня с вами состоялся разговор относительно ваших дальнейших действий, я поняла, что ваши чувства к сыну изменили плюс на минус. Но при этом они были всё также сильны. Просто вы оказались между двух огней. Между двух людей, которых любили. И вы выбрали императора.
-Так.
-Это был не самый лёгкий выбор.
-Безусловно.
-При этом к сыну вы стали испытывать что-то вроде сильной ненависти. Это была реакция на то, в чём тот косвенно был виновным. Вы стали ненавидеть вашего сына из-за того, что из-за его упрямства сошёл с ума ваш отец.
-Да, – ответил Вейдер, поморщившись под маской. Сказано жестоко, но верно.
-Таким образом, это похоже на чувства родителей, которые продолжают чувствовать в своих детях своих детей, даже когда те сделают им очень больно. Ведь случается, когда родители ненавидят своих отпрысков. Но это не настоящая ненависть. Это оборотная сторона боли.
Палпатин улыбнулся. Так, что лучиками прошли морщинки по лицу.
-Ах, девочка! – с восхищением сказал он. – Между прочим, было время, когда я именно так ненавидел Вейдера.
-А я – вас, – хмыкнул Тёмный лорд. – Квиты. Мара, говори дальше.
-Итак, на волне этой эмоции вы задумали и осуществили операцию, которая привела к тому, что некий план некоего Люка Скайуокера, точней, план, внушённый ему другими существами и заключавшийся в смерти общего для нас с вами, милорд, учителя, потерпел фиаско.
-Да.
-Вопрос: когда вы узнали, что Лея – ваша дочь, что вы испытали?
-Неприятное чувство.
-Никакого голоса крови?
-Никакого.
-А теперь скажите, что именно сейчас вы испытываете к Люку Скайуокеру?
Вейдер очень долго молчал. В середине молчания император сел и стал смеяться.
-Марочка, Марочка, – покачал головой он. – Даже я пока этого не заметил…
-Но вы на этом не концентрировались, учитель.
-Я, – сказал Вейдер, и все замолчали, – именно в этот момент не испытываю к Люку Скайуокеру почти ничего. Никакого голоса крови. Никакой отеческой привязанности. Досаду на то, что я так глупо и с такими жуткими последствиями для своего учителя за ним гонялся. Досаду на себя. Неприязнь к себе. Я… не понимаю, как я мог так сойти с ума. Я не чувствую того, что двигало мной последние годы. Я как будто впервые узнал, что у меня есть сын. Я испытываю по этому поводу: здоровое чувство потрясения, злость на Амидалу, очень сильную горечь от того, что мои дети так и не стали моими детьми. Эти двое чужие для меня. Я с ними не знаком. Я допускаю, что при близком знакомстве, я почувствую в них свою кровь, сойдусь и полюблю. Но это лишь перспектива. Я не понимаю, каким образом я оказался так зациклен на своём якобы сыне. И только потому, что нём узнал. Я говорил с ним недавно, – сказал он устало. – Я понял, что точки для соприкосновения есть. Но, – тщательно выговаривая слова, произнёс он, – я сегодня как будто впервые его увидел. Даже тогда, при сканировании, что-то ещё мелькало…
-Может, всего лишь воспоминание и привычка? – поинтересовалась Мара. – Вы же привыкли к нему что-то ощущать.
-Да, – ответил Тёмный Лорд. – Похоже.
Молчание. Три человека смотрят друг на друга.
-Итак, – сказал Палпатин, – вывод: второго по Силе человека в Галактике четыре года крутила какая-то непонятная нам сила, которая свихнула его с ума.
-Я как будто пьян был, – медленно произнёс Вейдер. – Или… в… угаре. И вдруг всё кончилось.
-Похоже на влюблённость, да, милорд? – усмехнулась Мара. – Когда горишь-горишь, страдаешь, ночей не спишь, а потом – раз! – и совершено не понимаешь, что ты нашёл в этой дуре.
-Да, – произнёс Вейдер с опасной интонацией угрозы. Не Маре. Куда-то в пространство.
-Меня всегда занимала мысль, милорд – а что вы нашли в Амидале?
-А меня – тоже, – ответил Вейдер. – Все двадцать лет и занимала. Умерла она – и как будто не было.
Палпатин переводил взгляд тона одного, тона другую.
-И что, дети мои? – спросил он. – Что вам кажется?
-Мне кажется, – медленно произнёс Тёмный лорд, – что если в мире есть существо, которое ответственно за то, что произошло – я буду убивать его долго… Простите, учитель.
-А за что? – спросил Палпатин. – Я тебе помогу. Мара?
-После того, как Вейдер не убил вас, учитель, – мрачно ответила Мара, – мир приобрёл другой вкус.
-И какой вкус, девочка?
Мара хмыкнула слишком вульгарно для своих слов:
-Он потерял иллюзию свободы.
-Простите, милорд, – сказал Пиетт, когда, наконец, пришёл в себя и восстановил способность думать не только об ошеломившей его информации. – Ваше величество… Хот. Если позволите…
-Конечно.
-Я бы хотел сначала сказать несколько слов об адмирале Оззеле.
-Говорите, Пиетт, – ответил Вейдер.
-Как бы вы с ним ни поступили, милорд, но Оззель действительно совершил чудовищную ошибку. Всему флоту перед операцией было указано, что целью операции является не уничтожение базы повстанцев, а захват определённых, важных для первых людей Империи Империи, лиц. Таким образом, предполагался не штурм, а плотная и незаметная оккупация с последующим захватом. И то, что Оззель своей властью вывел флот слишком близко к планете… – он запнулся.
-Да, адмирал? – с глубокой серьёзностью спросил его Вейдер.
-Я только сейчас подумал, – ответил Пиет, – столь странно то, что Оззель, весьма квалифицированный военный, проигнорировал сведения нашего дроида-разведчика, сочтя то, что невозможно не принять за базу, недостойным внимания объектом.
-Он счёл её базой контрабандистов, – напомнил Вейдер.
Пиетт медленно покачал головой.
-Есть вещи, очевидные для военного. Конечно, повстанцы часто по стилю сражений, по тактике и по быту не слишком сильно отличались от контрабандистов, но военную базу я всегда различу. А ещё надо заметить, это были единственные сведения на тот отрезок времени… Нет, конечно, адмирал был прав в том, что ему требовались большие доказательства, – Пиетт вздохнул. – Носиться по галактике туда-сюда только из-за обрывочных сведений… Но, когда вы подтвердили, что это и есть искомый нами объект, адмирал с совершенно невероятной, не характерной для военного небрежностью вывел флот так близко к Хоту, что нас заметили прежде, чем мы успели развернуть наши войска. Честно говоря, я тогда даже подумал, а не было ли это прямым саботажем.
-Ребелы перекупили Оззеля? – с недоверием спросил Кир Канос.
-Версия странна, но чем она хуже той, что лорд Вейдер о чём-то задумался на Звезде смерти? – сварливо спросил Палпатин. Хмыкнул. Сказал холодным, деловым тоном: – Если Оззель был болван – это не так плохо. Если его перекупили республиканцы, это не столь нехорошо. Я опасаюсь другого…
В тишине четверо посмотрели на императора. Он, два гвардейца и Мара. Вейдер смотрел мимо Пиетта перед собой.
-А что вы на меня смотрите? – спросил император Пиетта. – Лучше скажите вы. Про все несуразности того боя.
-Мы пропустили всех повстанцев, – дисциплинированно ответил адмирал. – Чуть не столкнули корабли. Потеряли почти всю наземную команду. Не смогли догнать примитивный корабль без гипердрайва. Ниида вдруг забыл, что в ИЗР есть зона нечувствительности для радаров…
Он замолчал. Звуки, которые издавал Вейдер, нельзя было спутать ни с чем. Но Пиетт отказывался верить своим ушам. Главнокомандующий имперских вооружённых сил фыркал, как кошка. Пиетт подозревал, что из-за каких-то проблем с дыханием Тёмный лорд не может нормально смеяться. То, что он издавал, было серией отчётливого фырканья в маску.
-Простите, Пиетт, – отсмеявшись в своей манере, сказал Вейдер. – Не хотел вас шокировать. Но Ниида, который прилетел с извинениеями, что они потеряли “Сокол”… Взяли – и потеряли. Не увидели на радаре. “Сокол”, очевидно, включил гипердрайв прямо под кораблём.
-Да, – ответил Пиетт. – Это похоже на внезапную амнезию. И вы его убили, – сказал он, не умея ничего с собой поделать. Против воли прозвучал упрёк. – Существует определённая градация поступков…
-Да нет.
Пиет с полсекунды непонимающе смотрел на своего главнокомандующего.
-Простите?
-Не убил я его. Так, придушил немного. Но он после этого решил подать в отставку и больше никогда не ступать на борт корабля.
Второй раз за разговор Пиетт судорожно попытался не выпучивать глаза. Очень помогло то, что на лицах гвардейцев было не меньшее изумление.
-Но почему…
-А чтоб не распоясывались, – ответил Вейдер. – Серия из двух смертей – показательная штука. Ряд. Тенденция. После этого никто не поддавался внезапному маразму.
-Это… жестоко, – вырвалось у Пиетта.
-Конечно, адмирал, – в голосе Вейдера была усталость. – Причём жестокость была сознательной.
-Простите…
-Лорд Вейдер хочет сказать, – вмешался Палпатин, – что, как ни странно, эта его сознательная жестокость хорошо подействовала. Никого из высшего командования флота после этого не поражали вспышки внезапной глупости.
Пиетт обдумал эту мысль.
-Стимул… – нерешительно начал он.
-Именно, адмирал, – ответил уже Вейдер. – Стимул перед моей жестокостью перебил в их сознании нечто, что на это сознание воздействовало.
Маленький адмирал пришёл в ужас:
-И на моё?
-…иллюзию свободы, – покачал головой император. – Возможно, ты права. Нет, ты права безусловно. Но всё же он стал свободней для нас оттого, что мы о нашей несвободе знаем. Я знал и раньше, – сухая и неприятная усмешка дёрнула угол рта. – Несвобода есть всегда. Она заключается в законах. Их не замечают, верно? Но они сетка мира, в которой приходится жить. Когда изучаешь закономерности, можно подчинить их себе. Абсолютной свободы не бывает. Зато любой закон можно использовать с выгодой для себя. Например, – добавил он, – моё сумасшествие.
Вейдер вздрогнул.
-Нет, мой мальчик, я сошёл с ума по самой всамделешней правде. Думаешь, при нашем контакте я бы смог притвориться? Но вот сдерживающие нити я отпустил сознательно.
-Мара, – тоном, не терпящем возражений, сказал Вейдер. – Выйди.
Та вышла, хмыкнув.
-Объясните, – напряжённо произнёс Тёмный лорд.
-Лазейка между некой тенденцией и моей собственной целью, – пояснил император. – Я давно чувствовал логику событий. Это не предвидение. Это ощущение логических связей. Вычисление логического потока. Я чувствовал правильность тех или иных внешних действий в закономерности в том, что происходит. Однажды с величайшей ясностью ощутил, что закономерности этой необходима моя неадекватность. А в конечном итоге моя смерть. Это просто. Всё к тому и шло. Четыре года всё шло так, чтобы измотать меня и добить. Я бы сошёл с ума раньше или позже. Или впал в нервное и агрессивное состояние. Это было неизбежно.
Вейдер резко встал и, за неимением иллюминатора, подошёл к гладкой стене. Застыл маской к ней.
-Дальше, – сказал он.
-И тогда я решил подыграть этой закономерности, – спокойно сказал в его спину император. – Но сделать это резко, быстро и уродливо. Так, чтобы тебя, если в тебе ещё что-то осталось от тебя, проняло.
-Что-о-о?!
Разворот к императору был совершён в таком стиле, что посторонний мог бы поклясться, что Тёмный лорд его сейчас ударит.
-Если в тебе что-то от тебя осталось, – невозмутимо повторил император.
-Что вы хотите сказать?!
-Именно то, что говорю. Посмотри на себя в то время. Что осталось от твоего ума? Твоего характера? Твоих предпочтений? Что ты из себя корчил, Вейдер?
-Я – это я, и всегда был собой! Возможно, ушибленный сыном и глупый, но это был я!
Император смотрел на него, наклонив голову.
-Да, – сказал он и усмехнулся. – Ты им оказался не по зубам, Вейдер. Ты был собой, – закончил он с оттенком гордости за сына, – и ты отреагировал на безумного учителя именно как ты. Иначе… В любом другом случае случилось бы то, что и было задумано.
-Учитель, – у стоящего напротив него человека в чёрном прервался голос. – Вы думали… вы серьёзно думали, что…
-Я говорил: ночью приходят странные мысли.
-И, тем не менее, вы сознательно…
-Вейдер, что мне оставалось делать? Раньше или позже, я бы всё равно свихнулся. И ты бы меня добил. Я решил проявить толику свободы воли и сделать это сам. Выхода не было, пойми. Или я бессмысленно сопротивляюсь, и тогда дело будет запущено полностью. И через полгода между нами накопится такое, что ты убьёшь меня хотя бы для того, чтобы освободиться от грязи и накипи. Или я сам и резко, а главное, с преувеличенной уродливостью делаю так, как хочет от меня логика действий. И тогда есть шанс, что ты среагируешь и опомнишься. Получилось.
Молчание. Хуже чем камень.
-Я не знаю, что мне сказать.
-Помолчи, мальчик. Я всего лишь объясняю, что мы живём с тобой в гораздо более страшном мире. Мире, где два великих ситха могут быть игрушкой в руках… Как и сам мир.
-Замолчите. Подождите. Мне надо подумать.
Император не мешал ему.
-Я бы хотел знать, – тяжело произнёс Вейдер. – Мара права? В том, что она сказала?
-А ты как думаешь?
-Да.
-Мир был всегда несвободен, – ответил император. – Насколько – мы и не подозревали. Кто подозревает о давлении, когда живёт на глубине? Но случилось так, что мы почувствовали это давление. Неплохо. Знание далось нам относительно недорогой ценой. Мы оба живы. Мы получили возможность скоординироваться и взглянуть на дело со стороны. Кто предупреждён, тот вооружён, – сказал он тихо и ожесточённо. – А мы с тобой вооружены почти что хорошо. Ты как полагаешь, Вейдер?
Мысль о том, что на его сознание воздействовали, пришла на ум не одному Пиетту. По крайней мере, он видел замкнувшиеся и окаменевшие лица гвардейцев. Им эта мысль пришла в голову тоже.
-Никто не говорит о прямом управлении, – сказал император. – Воздействие на людей иногда действительно принимало отчётливо яркие формы. Но в обычное время оно вас не трогает. Только когда наступает время для судьбоносных поступков…
Пиетт ещё ни разу не слышал, чтобы торжественное сочетание слов произносилось с таким отвращением. И в этот момент он был полностью на стороне своего императора. Чувства, переполнявшие его, были точно такими же. Если не сильней.
-“Сокол”, – сказал он сквозь зубы. – Проклятый “Сокол”, на котором мы разворотили гипердрайв, и который сумел починить доисторический дроид! Ниида, который не смог обнаружить жестянку под днищем своего корабля!… А взрыв Звезды? А до этого – взрыв Альдераана!.. Неужели это…Что же происходит, ваше величество?
-Как что, адмирал, – ответил Палпатин с кристальной трезвостью в голосе. – Война.
Размышление.
Возможно, Мон считала, что он спит. Прикорнул клубком где-нибудь в кресле. Борск не спал. И не сворачивался клубком. И никакого кресла. Осмелился б его кто-то сюда принести. Свои апартаменты он всегда обставлял в традиционном стиле. При том, что в основном и в Альянсе приходилось играть. Играть даже в мелочах. Человека. Это отнимало подчас больше сил, чем самые сложные интриги. Ничего удивительного. Хорошая интрига – хороший адреналин. В конечном счёте все усилия ума возвращаются к тебе. А если интрига ещё и удачно завершена, то общий подъём после этого не сравнить ни с чем.
Не то с копированием чуждых привычек и жестов. Интересно только на первых порах. А потом становится рутиной и неудобством тела. Пушистого гибкого тела с шёлковой шкуркой, привыкшего к совершенно иным движениям. И надёжно запрятанного вглубь размашистого просторного яркого халата.
Церемониальные одежды ботанов. Пышные церемониальные одежды ботанов. Все эти пышные длинные одеяния вошли в поговорку, мало кто в галактике над ними не ещё пошутил. Это было вынужденное решение, разумный компромисс. Обычай запаковывать себя во второй защитный слой, называемый одеждой, относительно людей был вполне понятен. Им было элементарно холодно без этого. Но одежда для ботанов? Особенно прилегающая к телу? Шерсть под ней прела, вытиралась и вылезала, любое движение приносило колоссальные неудобства, и болезни стали платой за стыдливость людей для многих видов и рас.
