Текст книги "Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 50 страниц)
Эпилог
Коммерчески успешно принародно подыхать,
О камни разбивать фотогеничное лицо,
Просить по-человечески, заглядывать в глаза
Добрым прохожим!
Продана смерть моя!
Продана…
Янка Дягилева.
После.
-Мда, как-то оно всё…
-Несколько пропагандично.
-Да нет, вполне ничего так. Определённые экзистенциональные вопросы, так сказать.
-Знаете, коллега, все эти вопросы давным-давно заданы…
-И на каждый из них дан свой ответ. Знаю, знаю. Но сами посудите, что, собственно, в нашей культуре ещё осталось без вопрошания? Вечные, так сказать, вопросы, человечество задавало на протяжении всего своего существования и неужели вы полагаете, что спустя несколько тысяч лет можно найти что-то новое. Главное, как оформить…
-Да-да. Вот и я об этом. Якобы сложные умственные конструкции, нарочитое разжигание страстей на пустом месте.
-Борьба против законов… это, безусловно, интересная мысль…
-Коллега, подобные мысли всегда нарастали паразитом на любом серьёзном учении, философии, книге. Когда не можешь выдумать своего, тянет на то, чтобы опровергнуть что-то чужое. И в этом проявить глубокий ум.
-Но… мне лично показалось интересным…
-Бросьте. Ну, миры. Ну, уровни. Ладно, выдумал уровни. Так изволь поднапрячься, показать, хотя бы намёком – инаковость, необычность, отличие от примитивнейших земных проблем. Хотя бы антураж туда не переносить. Хотя бы додуматься до простейшей мысли, что высшие по своей структуре существа, раз уж введён уровневый принцип, должны, как-то – отличаться от обычных. Глупо. Шаблонно.
-Это ваше мнение. Мне же понравилась концепция, идея.
-Я полагаю, что идею, сиречь мировоззрение можно выразить проще. Компактней. И не в художественной форме. Не эксплуатируя героев. А так – штампы, штампы. Трафареты. Очень трафаретная концовка.
-Так сказать, смерть.
-Ну, скажете тоже – смерть. Банальный ход сюжета. Вообще, с литературной точки зрения… этот ход… ну…
-Да-да, я вас понимаю. Я думаю, что данный сюжет…
Я весёленький солдатик оловянный,
Я смеюсь и улыбаюсь постоянно.
Я шагаю в никуда,
Надо мной горит звезда,
Но звезда от ёлки светит как-то странно.
А вокруг – леса, поля, как на обложке.
Нарисованные люди, тигры, кошки.
Зелень чистая травы
И окружность головы,
Для реальности неровная немножко.
А за кромкою листа – пустая бездна.
Там рыдают голоса куском железным.
Там смеётся пустота,
Там идёт другая – та,
Звать её сюда, конечно, бесполезно.
Я весёленький солдатик из бумаги,
И улыбка в пол-лица полна отваги.
А за краем – только вой,
Я забыла голос свой,
Я рисунок стёртый на куске бумаги.
Звёзды жёлтые на чёрном-чёрном небе.
Косы русые на мягком-мягком хлебе.
Где-то нарисован бой,
С нарисованной стрелой
Мчится воин,
Не заботясь о ночлеге.
Я на плоскости листа иду неслышно.
Эта песенка проста – её не слышат.
А за мной несётся вой,
С нарисованной косой
Ходит следом смерть –
И дышит, дышит, дышит…
Крик.
Ти-хо…
-Так о чём это мы?
Крик.
Ти-хо, вам же сказали…
-О формализации сюжета, коллега.
Крик.
-Послушайте, да что у меня всё время пищит в ухе?
-Думаю, это давление. У меня есть таблетка.
Опалённые цветы, чёрные, чёрные – пепел лохмьями по земле.
Заревые зарницы в пол-неба.
Чёрная тропинка в чащу.
Обгорелые ветки.
Мёртвая земля.
Сквозь излом ветвей – горит в небе звезда.
У неё багровый взгляд, у неё оскал хищного зверя.
Она притягивает глаза, она забирает душу.
В лесу полумрак. Там вечно полумрак – будто поздней осенью, в поздний вечер.
Горит окошко вдали.
Тропинка к дому.
Под лучами злой звезды возвращаюсь к себе.
Один, оставшийся на земле.
Я открываю дверь.
Кто-то встретит?
-Так вот, оригинальность данной концепции…
Осколки багровых пиков, привкус серы на губах – лето. Дороги тьмы привели нас сюда, в край, где чёрными хлопьями на землю падает снег.
Дороги чёрных дней, багровых бликов на земле – лето. Дороги побега в бесконечный тоннель, в овраг – в небытиё.
Дороги чёрных лент, багровые всполохи в мозгу и в небе – лето. Лето, перевёрнутое кверху дном – гулким ведром, накрывшим мир и успокоившим совесть.
Багровые дороги небытия – лето. Привкус асфальта на губах, бесконечная, тошнотная жара с рыжим полыхающим небом, с безвоздушьем вокруг, в самой сердцевине земли – рыжие небеса, перевёрнутые пики, ржавое солнце – лето – лиловый отблеск на твоём лице...
Рыжие пики гор – лето, лето опрокинутого мира, зубастых дорог, щёлкающих челюстями провалов – бездна, откуда тянутся тошнотные струи мглы...
Озверевший оскал дорог, безногая судьба – лето – пики гор, встающие на пути – и бездна бездн, заполняющая сердце.
Лето. Пора смерти. Пора разлагающихся трупов, больной, медленной крови – пора тоски.
Лето. Опустошённая душа моя.
-Экзистенциональные поиски…
Никто не слышит?
Не надо.
Я когда-то существовало. Давно. За серыми лохмами шуршащего звуками пространства. Клочки бытия. Серый туман. Полуразвоплощение.
За серой изоляционной ватой двигаются существа. За туманами иногда проступает. Не такие, как я. Сгусток сознания в пространственном бытии. Другие. Абрисы фигур. Слова. Жесты. Прошло невообразимо долгое время, прежде чем я научилось их различать.
Они меня не слышат. Не ощущают. У них есть то, что защищает их сильней, чем слой изоляционной ваты. Их тело. Их страх. Они боятся всего, что пахнет неизвестностью. А в большинстве случаев просто глухие.
Но я есть. Я когда-то существовало. Не помню, когда. Памяти нет. Туман. Я знаю лишь, что я это я. Без зрения. Без слуха. Без осязания. Безо всего. Серый туман, вата – всего лишь термины, которыми я пытаюсь обозначить инобытиё. Назвал – значит определил. Отделил. Выделил из тумана. Какая бессмысленная игра.
Я когда-то было. Я есть сейчас. Мороком среди тьмы. Чуть более плотным комком среди вечных сумерек. Без дна. Без верха. Без пространственных стен. Безо всего.
Всё, что во мне осталось – моя злоба. Моя воля, перелившаяся в злость. Давний запал, о котором не помню ничего. Моё желание выжить – зацепилось за непримиримый порыв. Я не помню, почему. Я знаю, что поклялось остаться.
Вата трансформируется в туман. Баю-бай. Подкрадывается развоплощение. Лапками, лапками. В сон, сон… В разлёт, в… Размазаться по плоскости, не существовать…
Как и твои предки.
Почему эта фраза вызывает во мне импульс к бытию. Я концентрируюсь, я снова отделяю себя от всевсасывающей пустоты. Я существую. Я жду. Я жду.
… взгляд, движение, глаза в глаза.
-Здравствуй.
Болью под веками, огнём в глаза – жизнь.
Тело корчится в спазме боли – есть.
Вокруг крики, всё трясётся и трещит – существует.
Взрыв, ещё взрыв, кровь из горла, зашкалил, разорвался, выжег чувства болевой цветок.
Ярость. Боль. Смех. Бой. Встать. Немедленно. Ты… можешь…
Так же, как бой. Так же, как путь, когда нельзя идти. Дышать. Двигать конечностями. Каждое движение боль. Глоток воздуха – всхрип. В голове бьётся – шар. Багровый кровяной шар, в стенки черепа, рвёт сосуды. Снаружи – давит. Сильнее, сильней. Тяжесть, плита на хребте. Сжимаются тиски по бокам. Медленно вдавливаются в щёки. Невозможно дышать. Невозможно ползти. Воздух не проходит в гортань, выходит наружу кровавым плевком. Невозможно. Но… там. За спиной. Тишина. Опадает серый пепел. Крошится душа.
Там.
Какое наслаждение. Через силу дышать, через проклятья ползти. Двигать лбом стену. Судорога мышц, к чёрту боль. К чёрту. Вы говорите про усталость? Я знаю эту усталость. И то, к чему приводит согласие на неё. Остановиться. Скользнуть. Исчезнуть.
Я иду. Ползу. Двигаюсь на локтях. Я рву дыхание. Боль. Тошноту. Перекорёженность жизни. Давит. Давит сильней. Я рыдаю – нет сил на вдох. Из глотки – крик, из глаз – слёзы. Я рыдаю, я ползу. Через рвущую голову черную усталость – боль. Смеюсь. Кричу. Плачу. Прочь. От этой. Прекрасной. Мягкой. Удобной. Тихо манящей гавани. Вечности и покоя.
Смерть.
Только позволь. Поддаться. Упасть. В обморок. От боли.
Смерть.
Как хорошо – жить. Просто.
Рвать кровавый туман. Рвать… Рвать… Рвать…
Ни о чём не думая, ничего не соображая. Животным инстинктом. Жить.
Ползу, ползу, ползу… боль.
Через силу, через невероятное усилие…
…нет боли.
Усилие прорвалось.
Ломается хребет.
Закрой глаза.
Протянутся невидимые нити.
От пика к пику, через бездны морей, комету пустынь, безумный бег городов, круговращения вихрей в дыму и свете – навеки.
Закрой глаза – и распрострёт крылья чёрная птица ночь, с загнутым клювом, злыми глазами, вынырнувшая из звёздного неба, смешавшая прошедшее – и то, что ещё будет – взвившаяся прочь, оставив смесь, не заботясь о том, что с ней делать.
Закрой глаза – и раскроет свои – ночь – ты станешь одиноким путником на дороге времён, затерянным ребёнком в звёздой бездне, магом, ткущим синеву пространств, зелень времён – дымку, дымку на пути.
Закрой глаза! – оборотись безгласным зверем, что только воем выкричит своё имя, глухим ураганом сольётся с гулом леса, бесстыдным воплем, хрипом – выдавит из себя всеобъемлющую чашу неба – всеохватывающую плоть земли, которые он жаждет.
Закрой глаза! И радуги сольются в хвостатых петухов, и эти – улетят за горизонт и звонким криком разбудят дремавшую землю – небеса – хлынет оттуда золотой дождь – и смоет ветхую плоть – расколется мир – возникнет новый – как из бутона цветка, открывшего свою чашу солнцу...
Закрой глаза. И на губах ты услышишь солёный поцелуй – солёный от слёз, тёплый от крови, что бьётся в чужих губах. И ты разожмёшь эти губы – и выпьешь его весь – не открывая глаз – потому что тень исчезнет, едва ты увидишь свет...
Закрой глаза. Пусть ласки будут горячи, а похмелье – тяжёлым – но ты увидишь танец маленьких духов в луче – зелёных, в прозрачных платьицах существ, которые покажут тебе язычки и посмеются над твоей бедой.
Закрой глаза. И станешь сильным – сильнее солнца, жарче дня, злее ночи – сам рассмеёшься над своими страхами, над чужими слабостями, над дорогой, уходящей вдаль – потому что ты окажешься на ней – и пойдёшь, не задумываясь, навстречу звуку – той высочайшей, ломающей сердце и душу, расплавляющей саму любовь ноте – что, однажды прозвенев, безвкусным сделала хлеб, пресной – любовь, скучной – жизнь, блёклыми – города и землю, что несёт и ломает их – потому что нет в мире ничего, сам мир – ничто перед ней, взглядом, зовом – оттуда, где – не вздохнуть…
Закрой глаза. Хоть секундой жизни коснись, хоть криком, хоть вздохом – хотя бы раз ещё – того, пронзительного мига – бездумная высь, безмолвная бездна, что изгоняет мысль, душу – для безумия – не для покоя...
Закрой глаза. Иди, скитайся по глухим тропкам мира, в безверии воздевая руки, в бесстрастности заставляя любить, жестокий к слабости, презрительный к доброте, источающий яд на нежность, источающий смерть на жизнь – иди! Потому что когда-нибудь! – когда-нибудь! – посреди рыжей пустыни, под безразличным солнцем, в исступлении, в тоске, без сил, без воздуха, без вздоха – в объятиях смерти, рыжей, как эта пустыня – в самый последний миг перед адом – вернётся всё!
И я открою глаза. И раскроется та дверь, ключи к которой я подбирал на жёстких дорогах земли.
Раскроется сама. Потому что никогда и не была закрыта.
Тишина.
Смех.
…погасла последняя звезда.
Настал промежуток тишины.
А потом звёзды стали зажигаться снова.
И дальше.
Как странно ощутить свою голову на своём локте. Локоть болел. Голова тоже. Болели они обычной, пусть достаточно сильной болью. Ничего подобного той выворачивающей душу дряни. Которая из нутра.
Вокруг гудел корабль. Кажется – корабль. Когда сможет поднять голову, проверит.
-Милорд. Милорд!..
Проверил. Точно. Корабль.
-Не, – произнёс он. – Не-кри-чи-те, адмир…ал.
Голова болела сильней.
-Милорд, я вызвал корабельного врача.
-Ладно.
Он всё-таки сумел отлепить голову от локтя. Так. Сидит в кресле. На мостике. Боком. Упал головой в руки. Не страшно. Тут… другой вопрос.
-Воды, – сказал он.
Перед ним тут же возник стакан. В руке Пиетта. Он попытался поднять руку и взять стакан сам. Получилось. Дёргался и плескал. Но всё это мелочи. Он выпил его весь.
-Адмирал.
-Да, милорд?
-Изложите коротко, своими словами, – он медленно, как недавний паралитик, откинулся на спинку, – что произошло.
-Мы вышли из гиперпространства, милорд, – с готовностью ответил адмирал, – и, судя по приборам, попали в зону присутствия инородного тела. Очевидно, обломок или астероиды. Корабль тряхнуло, на несколько секунд вся аппаратура вышла из строя, но, – в голосе адмирала зазвучала гордость, – “Исполнитель” выдержал. Включилась аварийная система, она сработала автоматически. Это важно, поскольку весь экипаж был в обмороке, – Пиетт на секунду скосил взгляд. – Корабль был выведен в другую точку пространства, свободную от инородных тел. Тот самый шанс на миллион, – произнёс он с облегчением, – который предусмотрели наши инженеры.
-Леммелиску, – улыбнулся он одними губами, – премию. В особо крупных размерах… Император?
-Его величество жив, и с ним всё в относительном порядке, но врач приказал отнести его в личные апартаменты…
-Ясно. Связь?
-Уже налажена.
-С Корускантом?
-Да.
Безумное желание: спросить, все ли планеты на месте.
-Хорошо бы узнать, – сказал он, скрываясь за иронией, – не произошло ли за это время и в остальной галактике аномальных явлений.
Пиетт улыбнулся, поддерживая шутку:
-Ну что вы, милорд.
Что ж. Галактика, похоже, пропустила свою смерть. Или забыла о ней.
Он взглянул на руки. Ногти сломаны, под ногтями кровь. Интересно, какая у него морда? Кстати, Пиетт очень спокойно реагирует на его лицо. Без маски.
Много вопросов, мало сил. Что-либо спрашивать. Задавать. Честное лицо Пиетта. Тот близко не подозревает о том, что…
-Приказ об штурме планеты?..
-Флот Трауна, милорд, вышел в расчётное время, сейчас там бой.
-Наш десант?
-Из-за неполадок мы не смогли его отправить. Но гранд-адмирал сообщил, что десант с его флагмана высажен и выполнит свою работу.
-Хорошо, адмирал.
Как просто. Так просто, что хочется забыть, как бред, промежуток слепого безумия, инфернальной боли. Промежуток, в который он действительно жил. В который выцарапал себя из смерти. И галактику вместе с собой. Выцарапал из смерти… погрузил в обычную жизнь.
Он ничего не слышит. Не то что мистерии последних дней. Их бредов и глюков. Не слышит вообще никого. Столь обычная, естественная связь-разговор на уровне мысли. Исчезло привычное чувство. Ослеп и оглох.
Что ж. Они действительно. Убили. Связь с Великой Силой. И свои способности вместе с ней.
Велика ли плата за жизнь?
Не галактики – их группы?
Логична. В конце концов. Они хотели жить. Они получили жизнь. Их сверхспособности, которые позволяли быть им особыми существами, стали ниткой, которой их водило. Слишком большая Сила. Великая. Наверно, можно было справиться. Неплохая тема. Для философских рассуждений. Долгого вечернего досуга.
У них будет много времени. Поговорить об этом. Просчитать варианты. А вот если бы так поставить ногу, а так – руку, может, и можно было бы подтянуться на воздухе, зажав в зубах провода…
Отвлечённые дискуссии – роскошь для ума.
Он поднялся. Вздохнул. Физические силы возвращались к нему быстро.
-Адмирал, у вас нигде не завалялся пайковый шоколад?
Пиетт взглянул на него, улыбнулся.
-Сейчас, милорд.
Он посмотрел на экраны. Обычные звёзды, в обычном сочетании в обычном секторе. Могу поспорить: обычной галактики.
…как пусто там, внутри, на раньше заполненном месте. Смешон ты, избранный – ты хотел творить мир. А стал – обычным. Что сделаешь теперь с высокомерием своим?
Больно. Боль вместо пустоты – тоже неплохо.
Впрочем, на месте привязанностей, ран и надрыва души – тоже пустота. Жена, дети… Странно, я испытывал что-то по их поводу. Давно это было.
Взял из рук Пиетта пайковую плитку, развернул, стал жевать. Ух. Сейчас придёт в себя совершенно. И будет ему хорошо. Поздравляю.
…Велика ли цена? За жизнь. За право владеть галактикой? В конце концов, империя завоёвана ими по праву. И кроме способностей форсьюзеров, у них с императором и с их командой есть другие способности…
У них.
…А Мара? – станет десантником и шпионом? Рина будет убивать, Тий – командовать частью флота, Рик – изучать философию, а попутно плести интриги, выучится на политика? Люк… не знаю. А Лее только показали, чего она была лишена, как… если она вообще об этом помнит.
Они вышли в прагматичный мир, в котором вырезанный Храм джедаев был бессмысленным делом. И все ночные разговоры с канцлером о Силе и о войне. И весь риск. И вся война.
Раз – ничего больше нету. То, ради чего одни истребляли других. Впрочем, это, может, и осталось. Сам же он всегда говорил – бравировал этим – что он и без Силы останется самим собой. Самим собой. Ситхом.
Давай. Попробуй.
Хм. Жестоким существом без правил, подчиняющим себе мир? Существом, которое мир ощущает?..
…а ведь теперь придётся заново выстраивать стратегию боя. Раньше он чувствовал его через Силу…
Хватит составлять перечень потерь. Наработаем. Справимся. Вопрос: это стоило жизни?
Да. Это стоило. Жизни.
Глухота. Почти физическая инвалидность. Будто руку нельзя протянуть, взять что-то, позвать: император… Смешно. Племя, чьё превосходство зависело от Великой Силы. Её милости. Дара. Прошло время подарков. Мы выросли. И уж лучше мы сами. Станем сильными. Сильнее всех.
…Академия на Корусканте. Объяснять ситятам, что они… сильные. Сильные даже – без Великой Силы. И будут ещё сильней.
Они поверят?
Галактика обрастёт легендами, былой славой. Потом в ней будут ходить мифы, и жизнь станет мифом… а они умрут все в свой срок. Как и положено обычным.
Стоит ли плата? Сила давала им преимущества перед остальными. Но Сила же требовала подчинения как платы…
Они отказались платить Силе, заплатили Силой. Способностями. В обмен на жизнь. Недолгую жизнь. Обычного человека.
…Вот – инженер не сможет сконструировать больше ни одного корабля. Писатель ничего не напишет. Художник не нарисует. Дар. Если надо платить за дар – свободой… нет. Не согласен.
А не сойдёшь ли ты с ума, иронически спросил он себя, не впадёшь ли в депрессию, не, не, не – каждый день ощущая, каждую ночь видя во сне свои утраченные способности? Когда мир был выпуклый и разноцветный, когда ты мог видеть любую точку мира, дыхание живых существ, их мотивы, их чувства, неповторимую симфонию, а то и тяжёлые аккорды разбалансированного мира, который вечно говорил, пылал, кричал, сплетал узоры, рвался то смехом, то болью?
Слепота. Глухота. Какой уж там – дар. Если поэт способен спрыгнуть с балкона от того, что не может написать не строчки, то уж… хм. Кстати. А ведь поэт – никуда не прыгнет, если ослепнет и оглохнет, но продолжит писать стихи.
Что же. Надо подумать об этом. Подумать. И убедить себя, что Сила – только зрение и слух, а отнюдь не творческая способность.
Фигак. И то, и другое. Художник, который потерял зрение…
Насколько велика плата за жизнь? Для них всех. В мире таком простом. Таком безопасном. Ведь меряться силой с Силой – было удивительно… напряжённо. Ритм. Ярость. Бой.
А теперь… Неужели это – побег? Обычная трусость? Они не выдержали боя? Ушли от врага? Сражаться с законами, с Силой – чтобы потом войти обыденными винтиками в эти законы?
Стерилизация. Вот какое приходит слово. Стерилизовали душу. Мозг. Стали обычными. Сколько они смогут жить так? Без того, вечно яростного накала – против самой жизни?
Велика ли цена?
Спокойное, размеренное, опустошённое, заполненное тысячью мелких дел существование, где самое большее – война и власть, интриги, бой… одна сотая от того, что было. Интриги в песочнице, бой с детьми.
Только так? Никак иначе? Он смог вырваться сам и вытащить галактику из уничтожения, поскольку… поскольку больше не представляет опасности и угрозы? Перезагрузка? Устранение ошибки? Конечно. Он думал, что выиграл. А он проиграл. Надо было помнить. Сила ударит прежде всего по тем, кто её возмущает. Будет убран источник опасности. Но не вместе с человеком… Он забыл основной закон – сохранения и неуничтожения, закон милосердия в моральной грани. Никто не должен быть убит. Только…
Пожить в шкуре обычных людей. Тех, кого использовал. Наверно, научиться смирению. Верно?
-Я к императору, адмирал, – сказал он Пиетту. – Доложите туда о ходе операции у Эльгира.
Своими руками. Своей силой. Добровольно. Они выхолостили себя. И выбрали жизнь. Жизнь. Жизнь. Ради жизни. И Сила позволила им жить. Взяла – дар. Источник опасности и боли. То, что корёжило его двадцать пять лет. Что ломало мозги в молодости. Нет этого. Нет. Он может быть спокоен. Теперь ничего не воздействует на него. И он может ничего не опасаться. Ни слишком сильной любви. Ни слишком сильной боли. Ни болезни. Ни выдирания из паутины. Он – совершенно нормален.
Их испугали смертью, и они отказались от… дара?
Он остановился посреди коридора.
Дар? Забавное слово. А, собственно, почему кто-то и что-то должен им дарить? Взять самим – никогда не пытались?
Постойте-постойте. Дар? А то, что он сейчас жив – дар? То, что они сейчас все – живы? Милосердие – сказал он? Милосердие? Убран источник опасности, но никто не был убит? Милосердие?
Так он, как остальные, просто потерял сознание и очнулся в том же мире, но без Силы? Он не полз, ломая ребра? Не харкал кровью? Не пре-о-до-ле-вал – желание мира – растворить? Втянуть за грань? Уничтожить? Свою собственную усталость, доходящую до желания – исчезнуть навсегда?
Милосердие? Дар? Галактику смыло, и даже если б она вернулась назад – а он в это не верит – то уж намерение относительно себя он трактует однозначно. Кожей его ощущал. Душой, заходящейся в боли. Вы знаете, как не нарушить свободу и заставить человека – добровольно – умереть? Сделать существование невыносимым.
Сам – сдохнет.
Что-то там, в великом мироздании, трусливо и слабо. Что-то не может взять на себя ответственность за смерти. За уничтожение тех, кто мешает. За прекращение бытия врагов. Что-то там не умеет убивать. Только милосердно сохранять жизнь в таких условиях дерьма и боли, что живое существо само – либо сдастся, просветлившись, либо хочет перестать быть живым.
От них всех требовалось ёкнуть – и в миг выключения мира смириться с неизбежностью наката небытия. “Что ж. Мы проиграли…”
Не выйдет. Им вбито – жизнью и природой – сопротивление боем. Драка. Инстинктом, потребностью, желанием – до конца. И после. Он не знает, как остальные, он не чувствует их, но он уверен – те, кто хотел выжить – живы. И, как и он – влезли в свою гору. И, как и он, наверно, сломали свой хребет. Те, кто не согласен на смерть, Сила убить не сумела…
Да, наверно, была важна ещё и сила. Не великая, своя. Способность сражаться. Способность не сдаваться никогда. Не просто где-то там, иногда, в присутствии великого врага выходить на битву. Сражаться – жизнью свой. Везде. Всегда.
Так велика ли цена? Нормальна. Впервые отбито самими, не дар. Дар может быть отнят. То, что завоевано – по праву твоё. С кровью.
Жизнь – как дар. Он улыбнулся. Существа приходят в мир не сами, никто не спрашивает их об этом. И жизнь как дар им не принадлежит, верно? Но кто сражался за жизнь. Кто выжил в бою. В драке. В опасности. Через кому. Жизнь того – принадлежит ему. Никому больше.
Его. Личное. Владение.
А они сделали круче. Они не просто защитили себя. Они умерли – вернулись из смерти. Выгрызли своё существование. Оплатили. Силой.
Кто хочет сказать, что жизнь им не принадлежит?
Велика ли цена? В мире, который весь – чей-то там дар и милость – цена смешная. Заткнись, мироздание. Молчи, Великая Сила. Мы выжили – сами. Это наша жизнь.
Без Силы. Без форсьюзерства. И вроде не такая долгая… и что? Мы – существа, подсевшие на бой, на интенсивность. Мир стал двухмерным, я чувствую себя слепым, параличным и глухим. Но… но.
Но ведь около часа назад у меня не было даже жизни.
Художник, который ослеп, может прыгнуть из окна, а может пальцами своими, густой чёрной краской, текстуру которой будет ощущать – вновь писать картины. Он может начать говорить стихами. Он может…
В сущности, всё и всегда сводится к одному. Сдаёшься ли ты. Или идёшь сражаться.
Велика ли цена? Мелочь. За то, чтобы понять: нет невозможного, нет. И всё, что кажется необратимым, на самом деле – необратимо лишь для слабости твоей.
Они выжили. Выжили. Выжили. Они, которые жить не могут!
Велика ли цена? За жизнь? Без Силы? Тьфу! Мёртвый форсьюзер – труп, а не форсьюзер. Нет талантов у ничто. И силы никакой нет. Пустота лишь пуста. Небытиё всё прекращает.
А у них есть жизнь. Такая вот. Без какого-то важного куска. Нужного. Привычного. Без того, что было как воздух… вот именно – как.
Им всем предстоит путь. Вместе и наедине с собой. Выбравшим вместо столь логичной смерти – паралич. Обездвиженность. Слепоту. Потерю… Силы нет. Галактика пуста. Но мы живы. А раз так…
Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса. Существа, который совершил невозможное. В гаснущей цепочке из вечно двух, подпольщиков, изгоев, одиночек, двоих на всю огромную галактику, в которой их врагами была вся обычная цивилизация и многотысячный Храм джедаев. Он пришёл и взял над галактикой власть, истребил одних врагов, других сделал верными подданными. У него хороший пример. И хороший учитель.
Он. Вейдер Дарт. Тот, который сгорел и стал инвалидом. Тот, который не должен был жить. Которому было жить – невозможно.
Мара, в которой любящие родители почти убили способности к Силе. Рина, выжившая на мёртвом корабле. Тий с нижних ярусов. Рик, бесстрашный в круговороте боя. Они все. Уже однажды. Сделали то. Что было невозможно.
Какая разница – теперь?
Лишились Силы? Ткнули мордой в мир обычных… нет. Им никогда не стать – обычными.
Жизнь без Силы. Что же, попробуем на вкус. Примерим. И начнём всё с начала. И кто сказал, что нам осталось мало лет? Кто считал? Кто отмерил?
Мы найдём свою силу. Мы уже её нашли. Мы вновь преломим судьбу. Возможно, не мы. Возможно, через поколения за нами. Как Палпатин взял власть через череду предшествующих поколений.
Но одного у нас не отнимешь никогда. Гордости за себя. Проверенной – силы.
Ничего невозможного нет.
Мы будем сражаться.
...
-Продана смерть моя? Коммерчески успешно?
(задумчиво)
Гм… Интересно. Где мой авторский гонорар? И – проценты с продажи?
…
Я вернулась домой
Этот дом – посмотри,
Он не то что не мой,
Он расколот внутри,
Он расплавлен огнём,
Он засыпан стеклом,
Ночью пуст, скучен днём
И подписан на слом.
Нет дверей, окон нет,
Потолка не видать.
Старый дом, новый бред,
Что начнётся опять?
Небеса в полутьме,
Ветра шквальный полёт.
Я одна на земле,
И никто не придёт.
Хорошо! – ведь придёт
Боем – яростный вихрь,
Чьи-то души найдёт
Смех насилий лихих,
И бездонная ночь
Отразится внутри.
Ты мне хочешь помочь?
Не смеши, посмотри:
Я – дыхание тьмы,
Я – агрессия дня,
Я – ни разу ни “мы”,
Не зовите меня.
Только волны придут
Буйным шквалом огня.
Шорох ваших минут
Опадает в меня.
Не считайте теплом,
Не мешайте гореть.
Дом оставлен на слом,
Я могу умереть,
Я ударить могу,
Болью – горло забить.
Я почти что не лгу,
Я оставлена – жить.
Ночи призрак – средь дня
И холодных теней.
Я – остаток огня
В пепелище людей.
Как дрова хороши…
Злая пища огня –
Ваше пламя души.
Не зовите меня.
