Текст книги "Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 50 страниц)
-Да, – выдохнула Мон, в тот момент бесконечно благодарная Амидале. – Я уже говорила, инициатором антиджедайской политики является великий канцлер, – её понесло. – И хочу вам сказать, что в его планы не входит уничтожать преданных ему форсьюзеров. Вас, например. Если вы станете союзником канцлера, а не заговорщиков среди джедаев. Но в его схеме мира вы должны быть безусловно преданы и подчинены.
-А в вашей? – спросил Скайуокер. В глазах блеснула насмешка. Наткнулась на взгляд Мотмы. Погасла. Теперь на Мон смотрели слишком тёмные глаза. – Это так серьёзно?
-Можете меня проверить, – криво усмехнулась Мотма. – Я… я долго думала. Размышляла. Изучала вашу биографию. Присматривалась к вам. Да, господин Скайуокер. Всё так серьёзно. Вы уже понимаете, что я хочу вам предложить?
-Мы против всех? Мы с вами?
-Да, – ответила Мотма. – И вы даже знаете, почему… Молчите, – она остановила его начальный порыв заговорить. – Я предлагаю политический союз. Наш с вами.
-Что об этом знает Амидала?
-Всё, – ответила Мон почти искренне. Один процент не лжи, а недоговоренности укрылся за девяносто девятью процентами правды. – Иначе бы она не оставила нас одних. Дело в том, господин Скайуокер, – она взглянула ему в глаза, – что вашей жене нужна стабильность в этом мире. Любая женщина, потенциально ждущая ребёнка, ожидает от мира прежде всего стабильности. А мир, в котором муж не может быть назван мужем, потому что джедай, а дети со стопроцентной вероятностью будут отобраны в Храм – стабильным не может быть назван. Более стабилен мир, в котором брак форсьюзера с обычной женщиной будет вещью законной, сам форсьюзер и его дети при условии лояльности к правительству станут слугами правительства… вы думаете, что для вас сделают исключение? Быть может. Но что скажете о мире, в котором существует несколько облечённых властью форсьюзеров, которые фактически управляют государством?
О, эта улыбка. Эта его улыбка, значение которой она поняла гораздо позже.
-Мне кажется, – мягко сказал Скайуокер, – это будет прекрасный мир. Но, госпожа Мотма, – он наклонил голову, – это ведь геморройно очень – в первых советниках иметь самого сильного одарённого в галактике. Политика – такая вещь. Всем хочется залезть выше.
-Смотря куда, – ответила она. – И смотря насколько реальна такая возможность. Одарённый правитель – вещь пока принципиально невозможная. Слишком будет сильным сопротивление общей массы. Слишком много сил на преодоление, которые можно использовать совсем для другого.
-Вы долго говорили с моей женой? – спросил он её.
-Долго. Я очень хочу жить, господин Скайуокер. И хотя вы по всем параметрам идеальная фигура для союза – без долгих раздумий и подготовки не обошлось.
-Вы не опасаетесь меня? Просто как очень сильного одарённого. Который может воздействовать на вас, а вы этого не поймёте. Аллергия на форсьюзеров – отнюдь не безосновательная вещь.
-Нет, – коротко ответила Мотма. – Я вас не опасаюсь.
Его взгляд нырнул в её глаза и – она была уверенна – выловил всё остальное. Она и не сковывала. Она даже не пыталась скрыть. Всё равно это только аргумент в её пользу.
-А вот этого Амидала не знает, – тихо сказала она.
Он кивнул.
-И это останется между мной и вами, – сказал он. – Поскольку ваш личный мотив – ваше личное дело. А огласка будет мешать нашей совместной политике.
Она вскинула голову – наткнулась на улыбку. Вот так, просто и элегантно, Анакин Скайуокер дал согласие на союз. Так же просто, как отымел её потом по всем вышеперечисленным пунктам.
Два ситха.
…От Мотмы он пришёл к канцлеру. По естественному праву телохранителя, который вернулся на работу.
Палпатин поднял голову от голопроектора на столе. За последние несколько месяцев под глазами великого канцлера всё больше набухали мешки, на лице резче обозначались морщины. Всё глубже становилась тень усталости.
-Телохранитель Скайуокер на службу прибыл! – отсалютовал он канцлеру живой рукой. Палпатин взглянул на него внимательно, снизу вверх. Анакин оглядел кабинет. Канцлер поднялся с места, не произнося ни слова. Кивнул – они из официального красного кабинета перешли в небольшой личный.
Обитый по стенам тёмной тяжёлой тканью. Он машинально коснулся обивки кончиками пальцев живой руки, сняв с неё перчатку. Рука, продолжая взмах, с тёплой бархатистости скользнула на гладкий холод металла. Отлитые фигуры, будто перетекающие одна в другую. Ему нравилось. Ему вообще нравилась странноватая элегантность обстановки канцлера. Его вкус.
-Ну? – спросил Палпатин.
-В будущем устройстве будущей Республики, – ответил он, убирая руку от фигуры и вновь надевая перчатку, – я стану первым советником президента.
-Поздравляю, – сказал канцлер. – Когда избрание?
-Нового президента?
-Его тоже.
-Судя по всему, одновременно с концом войны, – он усмехнулся углом рта и уставился в стену. – Вообще, конец вашей войны – это необыкновенно привлекательная точка отсчёта для всех и каждого. Джедаи готовятся нанести свой завершающий удар одновременно с окончанием войны. Мотма…
-О-ооо, – Палпатин засмеялся. – Девочка Мотма?
-Девочка Мотма и собирается стать президентом.
-Я в ней никогда не сомневался. А почему – президентом?
-Новое название должности должно символизировать новые принципы новой Республики.
-Даже новой республики?
-Конечно, – с иронией ответил он. – Старая – это коррупция и развал. А новая, под чётким руководством президента Мотмы и её помощника-джедая…
-О.
-Угу, – он усмехнулся снова.
-Это немножко легкомысленно?.. – полувопросил, приподняв брови, Палпатин.
-Не думаю, – ответил он. – Это достаточно прочно и одновременно опасно. Я о союзе джедая с президентом…
-Да?..
Он рассеяно кивнул, задумавшись и покусывая губу.
-Понимаете ли, – сказал он медленно, – я передаю информацию, не интонацию.
-А что с интонацией?
-Если бы я взял будущего президента прямо там, на кушетке, она бы не возражала… Что вы смеётесь? – он стал улыбаться.
Канцлер смеялся беззвучно, всё его лицо сморщилось сотней весёлых морщинок.
-Но это же замечательно.
-Замечательно? – теперь он приподнял брови. – Не хотите же вы, чтобы я…
Окончание фразы утонуло в громком искреннем смехе. Анакин стоял, смотрел на канцлера, продолжал улыбаться. Всё свободней.
-Нет, – отсмеялся Палпатин, – такой жертвы я от тебя не требую. Да и ни к чему она. Пользы нет, только опасность скандала. Но влюблённая женщина…
-Опасна, – закончил он. – Очень опасна, мой повелитель.
Палпатин вздохнул и кивнул.
-Я попытался быть убедительным в роли рыцаря и джентльмена, который верен своей жене. И в роли начинающего политика, который… – он оборвал себя. – Надеюсь, получилось, – он взглянул на канцлера. – Благодаря тому, что я уже столько вращаюсь здесь, в сенатской среде… и благодаря вашим урокам хороших и политических манер. Потому что я настоящий… – он замолчал.
-Ну-ну? – с любопытством спросил Палпатин.
-Вам с лексикой моего детства или без оной?
-Там есть цензурные слова?
-Да. Есть. Мотма.
Они расхохотались оба. Анакин потёр лоб и покачал головой.
-Большая политика, блин. Дама практически расставляет передо мной ножки – и это называется большой политикой.
-Большой и грязной, – согласился Палпатин. – Поверь, это всего лишь один из мотивов. Может быть, достаточно сильный. Но. Это не отменяет того, что она хочет заполучить тебя как союзника. Масштаб, – канцлер улыбнулся. – Будущий. И настоящий. Эту даму привлекают умные существа. И в личном. И в политическом плане. Всё естественно.
-Слишком.
-Да, – канцлер задумчиво посмотрел на него. – Слишком. Не в смысле того, что я сомневаюсь в мотиве. Он есть, он реален. Ты не мог ощутить ложное чувство. Но этот мотив опасен, как опасна любая любовь. Нет, страсть. Она – неконтролируемая эмоция. А политика – это холодный ум и игра на чужих эмоциях. Я лишь хочу сказать, что ты не должен расслабляться, – с иронией закончил канцлер.
-Спасибо, – ответил Анакин. – Щаз расслаблюсь, буду кайфовать, вести жизнь сибарита, каждый день посещать косметолога и солярий, да, надо ещё будет апартаменты себе отбить, там всё сделать в изысканном набуанском стиле… – он подавился смешком.
Палпатин выжидающе смотрел на него.
-Ну, хорошо, – сказал Анакин и снова потёр лоб рукой. – Суть комбинации в следующем. Спровоцировать джедаев на ваше устранение…
-Хм…
-Что?
-Очень неплохая мысль, если честно.
-Какая?
-Устранить меня руками джедаев.
-А, – он улыбнулся. – Я тоже… оценил. Так вот, спровоцировать их на это в нужный момент. Так, чтобы поймать за руку за этим действием. Таким образом иметь суперзаконный повод для того, чтобы прижать к ногтю Орден. Республика вас оплачет, причём первым будет рыдать Совет Верных. И на волне возмущения новый президент со своим новым советником начнёт новые реформы.
-Ты там конкретно зачем? Именно в этой комбинации?
-Ну, я не успею вас защитить, но успею к моменту, когда джедаи будут стоять над вашим хладным трупом. Так, чтобы никаких сомнений не было. Поймаю на месте преступления.
-О как.
-Да. И рыдающая Мотма одновременно избавится и от вас, мой повелитель, и от Ордена, который слишком усилил свои позиции в войну, и вообще… Понятное дело, чтобы создать такую ситуацию, а главное, чтобы в результате наступила не анархия, а правление нового и достаточно конкретного президента, требуется работа и работа. В том числе моя, – он очаровательно улыбнулся. – Меня, как очень приближённого к вам лица. Вы, конечно, хитрый и умный, но и я не дурак. А тут ещё козырем моё форсьюзерство и чуткое руководство Мотмы… Канцлер. Амидала вам говорила об этом плане?
-Нет.
-Моя жёнушка заодно с ними.
-Может, она просто не успела, – задумчиво сказал канцлер. – Она не может сразу и при всех срываться ко мне. И с тобой при свидетелях говорить не может.
-Всё хуже.
-Я тебя внимательно слушаю.
-Первое, она организовала нам с Мотмой встречу.
-Каким образом?
-Обычным, – ответил он, вновь глядя в стену. – Ну, вы знаете. Она в курсе того, что я шпионом Ордена у вас. Она также в курсе, что я терпеть не могу Орден. Но она не в курсе, что вы – тоже форсьюзер, мой повелитель. А вы обсуждали с ней и с избранными из Совета Верных вашу будущую антиджедайскую политику. Понимаете ли, она знает, что я, как ваш помощник и телохранитель, есть исключение из правил. Но… – он засмеялся. – Она знает, как вы умеете использовать людей. Ас в деле. И то, что меня не убьют при условии моей к вам лояльности, она знает прекрасно…
-А-а…
-Да, мой повелитель, – он усмехнулся. – Именно. Она объяснила мне, как видит наше будущее. Вы будете мне мило улыбаться и использовать по-чёрному. Но это не страшно. Страшно то, что вы, безусловно, введёте драконовские антифорсьюзерские законы, и, как только я попробую рыпануться, мне тут же всё с той же милой улыбкой объяснят, насколько я неправ. И насколько положение одного, пусть самого сильного, форсьюзера, зависит от благорасположения к нему главы государства. И она логична, канцлер.
-А ещё она ревнива.
-Не без этого, – в который раз усмехнулся он. – Но и логична тоже. Вы – манипулятор экстра-класса. Вы – очень сильный политик. Сильный человек. Против вас у неё – у нас – нет шансов.
-А против Мотмы?
-Да прежде всего Пад прекрасно видит, что та в меня влюблена.
-О…
-Она мне прямо это сказала.
-А что она сказала ещё? – Палпатин неожиданно ловко подобрал полы своей очередной официальной и пышной одежды и сел в кресло. Приготовился слушать. Усмешка Анакина, который смотрел на него, стала улыбкой.
-А угадайте с трёх раз.
-Я не собираюсь угадывать, – ответил Палпатин. – Я знаю. Твоя жена строит глазки Бейлу. Ты предполагаешься тем, кто запудрит мозги Мотме. С помощью них вы устраните меня, – вкрадчивым голосом сказочника-маньяка поведал он, – а потом…
Анакин расхохотался – взахлёб, откинув голову назад.
-Нет, безусловно, Пад сказала наибанальнейшую вещь, назвав вас непобедимым противником.
-Почему же непобедимым? – серьёзно спросил Палпатин. – Шансы есть. Только не у твоей жены.
-Что мне делать?.. Ладно, я не спрашивал.
-Почему же? – ты спросил… Трудно?
-Да, – ответил он. – Я думаю, она мне этого не простит. Когда узнает, как я её использовал и как я ей лгал.
-Тебя – нет. Того, кого она якобы знает. А вот ученика Сидиуса…
-Она не знает, что я…
-Именно. Ей придётся познакомиться с тобой вновь. И тогда посмотрим, сможет ли она любить тебя – настоящего.
-Что же она любит сейчас? – вопрос был устал и совершенно риторичен. Тот, кто спрашивал, знал ответ.
-То, что хочет любить, – Палпатин пожал плечами. – Скажи прямо: ты сможешь и дальше использовать её неведение? И её тоже?
-Да.
-Хорошо.
-В мире существуют вещи поважнее любви.
-И что же?
-Собственная осуществлённость.
-Без любви?
-Вы держите меня за ребёнка?
-Я держу тебя за влюблённого болвана. Любой влюблённый – болван.
-Благодарю.
-Да не за что, в общем.
-Я…
-Ну?
-Я не знаю, канцлер. Я меняюсь. А она…
-Ты винишь за это себя?
-Иногда…
-Забей, – сказал голос ситха. – Ты ещё будешь винить себя за то, что идёшь вперёд. А не топчешься ради другого существа на месте. Или ты думаешь, что если бы предоставил ей всю полноту информации…
-Нет. Тогда бы она точно захотела вас устранить, канцлер.
-Хм.
-Источник дурного влияния, – он хмуро пожал плечами. – Почему бы не объяснить мои перемены и отсутствие любви… доверия – вами? Но выбрал я сам. Кому лгать. А с кем быть откровенным.
-Кому принадлежать, – небрежно, в пространство, сказал канцлер.
Анакин долго смотрел на него.
-Да, – произнёс он. – Именно так это сформулировано и будет.
-Анакин. Ты принадлежишь себе. А мы оба принадлежим сейчас очень опасной тайне и очень опасной игре. Мы союзники.
-Не только.
-Мм?
-Ситская пара?
-А ты ситх?
-Я ученик ситха! – Анакин расхохотался. – В смысле противостояния миру.
-Да, – кивнул канцлер. – Я понимаю. Садись, – показал он ему на соседнее кресло. – Нам есть о чём поговорить. Вот что, – произнёс он, глядя на ученика, – передай-ка мне для начала подробней твой разговор – с Амидалой.
Супруги.
-Анакин, – Пад была ощутимо напряжена. Фигура на фоне окна. В тёмном платье с высоким воротником. Лихорадочный жар в тёмных глазах.
-Да? – отозвался он, стягивая перчатку с живой руки. Наклонился, поцеловал. – Что-то важное?
-Политика, – усмехнулась она, отстраняясь.
-Вечная политика, равная жизни, – сказал он нарочито лёгким тоном. Пад знала этот тон.
-Ты тоже устал.
-Мне нравится словечко “тоже”.
-Нет, – она рассмеялась, – я только и делаю, что развлекаюсь на балах.
-В какой-то мере.
-А-на-кин, – теперь в её смехе не было напряжения. – Прекрати. Я устаю от фуршетов гораздо больше, чем…
-Знаю.
-Прекрати улыбаться.
-Трагическое выражение на моём юном лице смотрится гораздо лучше?
-Твоё юное лицо периодически просит кирпича, и ты это знаешь!
-Я каждый день не устаю удивляться глубине твоей любви.
-Глубина – это у теб… тьфу! – она расхохоталась.
-Ты была готова сказать некую интимную подробность? – он приподнял брови. – Ангел, я тебя просто не узнаю.
-Крылья отрезали, – съехидничала она.
-Ба-аттюшки, а я-то думал…
-Что?
-Ничего, – ответил он невозмутимо. Улыбнулся.
-Ну тебя…
-Так в чём дело?
Он подняла голову и посмотрела ему в глаза. Долго.
Потом сказала, тщательно подбирая слова:
-Я попала в центр гигантской интриги, которая делает ставку на тебя, мой дорогой.
-Какая честь, – ответил он. – И что это за интрига?
-Мон и Бейл…
-Хм.
-Мон, по крайней мере, точно знает, что мы женаты.
Он смотрел на неё ничего не выражающим взглядом. На данной стадии им только не хватало какой-нибудь неожиданной помехи – пусть и не затрагивающей их центр. Пад не знала, что её муж смотрит на неё – и хладнокровно обдумывает варианты наиболее эффективного устранения Мотмы. Под “устранением” ученик ситха понимал, естественно, смерть.
-А Бейл? – спросил он.
-Как мне кажется, пока нет.
-Я выясню, – сказал он.
-Как?
-При личной встрече.
Пад опустила взгляд. Такой Анакин её слегка пугал. Человек с холодными расчётливыми глазами.
-Как именно?
-Ты сама поняла, что Мотма знает о нас, или та дала это понять? – спросил он, не слушая её.
-Она практически прямо это сказала.
-Смысл?
-Смысл в том, что ей нужен ты, – ответила Пад, вновь подняв взгляд. – Мы оба, как союзники, но ты – сильнее.
-С этого места подробней.
Она не ответила. Смотрела и молчала.
-Я не знаю, как сказать, – наконец, выдохнула она.
-Всё как есть.
-Я не знаю, как ты отреагируешь на это.
-Адекватно.
-Ты уверен?
-Вполне.
-А я – нет.
-Почему?
-Потому что я уже давно не знаю, какие у тебя дела с канцлером, что у вас за игры, что за интригу ты ведёшь с Орденом против Палпатинаи с Палпатином – против Ордена…
-Стооой… Что-то странное я от тебя слышу. Кажется, мы ведём одну и ту же игру и делаем одну и ту же политику. Пусть – каждый свою часть. Вместе с Палпатином.
-Да?..
-Нет?
Она вдохнула, набрала воздуха в лёгкие, прямо посмотрела ему в глаза и сказала:
-Анакин. Ты уверен, что канцлер тебя… нет, не предаст, не то слово… Но что он не использует тебя в своих целях? И не собирается использовать дальше?
-Он меня – в своих, я его – в своих, – ответил он. – Взаимовыгодный союз. Ты не знала?
-Нет. Я хочу сказать, что, когда он окончательно придёт к власти – а он ведь придёт, если всё пойдёт, как задумано – то, с новой степенью власти – не прижмёт ли тебя к ногтю? Не заставит ли… стать лишь инструментом его политики? Ведь закон об одарённых… будущий закон… вообще, то, что он готовит…
-На меня это не распространяется.
-Ты так самоуверен.
-Я знаю.
-Ты вытащил у него это из головы?
-Конечно, нет. Между нами договор…
-Ты слишком честен, – с досадой бросила она, обхватила себя руками по груди и стала ходить вдоль окна нервическими шагами. – Тебе никогда не приходило в голову, что Палпатин использует тебя – ровно так, как когда-то он использовал меня…
-Постой. Я сейчас вижу перед собой сенатора от Набу, крупную фигуру в политике, к двадцати семи годам суперсостоявшегося человека. Это так он использует тебя?
Она остановилась:
-Да! Потому что все внешние регалии не стоят ничего! Я по-прежнему, как и четырнадцать лет, всего лишь пешка в его игре… пусть превращенная в ферзя. Конечно! Политика. Пока я не рыпаюсь, всё хорошо. А как только начну – извини, девочка, ты слишком молода и неопытна, чтобы думать сама. Надо делать так-то и так-то. Посмотри, так лучше, верно?
-Но ведь его варианты действительно лучше.
-Ты в него… просто влюблён!
-Политикофилия? Я в каждом случае примитивно ставлю рядом несколько предложенных вариантов. И вариант Палпатина неизменно лучший.
-Ты своей головой умеешь думать?
-Умею. Пусть моя голова не способна пока спродуцировать наилучший вариант – но она способна его оценить, – он смотрел на неё. – Пад. Мы работаем в команде необычайно умного человека. И именно работаем, а не играем в игру кто круче. Самолюбие – превосходная вещь. Но если исключительно из-за ущемлённого самолюбия мы будем настаивать на своих ущербных вариантах…
-Анакин, – она смотрела на него сухими глазами, – я не отрицаю, что канцлер умён. Под обаянием этого человека я жила почти десять лет. Но именно поэтому я знаю, как он опасен. Я не спорю: его вариант всегда будет лучшим. Для него. А для нас?
-Поясни.
-А если великий канцлер Кос Палпатин решит не просто подчинить себе джедаев? Если он не сделает исключения и для тебя? Если твой статус будет – главный раб при…
Стол не просто упал – он разлетелся на куски.
-Анакин…
-Всё в порядке, – спокойно ответил он. – У меня аллергия на это слово. Продолжай.
-Аллергия на слово, – горько сказала Пад. – А если это перестанет быть словом и станет реальностью? Ты сам говорил, насколько твоё положение в Храме похоже на жизнь у Уотто. А ты представляешь, что будет, когда ты поможешь своему старшему союзнику добиться власти – для него? И станешь всего лишь подпоркой этой власти? Такие, как Палпатин, не любят делиться.
-Добровольный союзник лучше марионетки. Эффективней, – ответил он. – Добровольный союзник с мозгами. Канцлеру нужны те, кто умеет думать.
-А нужны ли ему форсьюзеры?
-Что тебя на них заклинило?
-А ты подумай. Нужен ли будущему главе галактики помощник, с головой, как ты говоришь, с мозгами, который через какое-то время вырастет и сможет составить конкуренцию – и при этом ещё и форсьюзер, то есть такой человек, который, если его не будут связывать этические нормы джедаев…
-А нужен ли галактике одарённый правитель? – спросил он. – Ты ведь говоришь о конкуренции такого масштаба? Пусть я сто раз переиграю Палпатина, но я именно форсьюзер, и я…
-На определённой стадии это уже не важно, – ответила она. – Если сумеешь сплотить вокруг себя хорошую команду.
-Вокруг форсьюзера?
-Вот прицепился – уже ты! Помощник, который в потенциале сильней правителя – это одно. А сильная личность, которая собирает вокруг себя команду преданных ему людей – другое. Твои способности будут лишь подтверждением твоей компетентности для тех, кто пойдёт за тобой. Это возможно. Через меня. Через обещанный тебе флот…
Он смотрел на неё так, что она испугалась.
-А ведь я не подумал, – медленно произнёс он в конце концов.
-Анакин…
-Действительно, зачем канцлеру отдавать мне флот, – произнёс он с жёсткой издёвкой. – Лучше оставить телохранителем при своей особе…
-Ты не понял меня. Тебе вполне могут дать всё, что угодно. И манипулировать с таким искусством, что ты будешь считать себя свободным… потому что ты уже сейчас ловишь каждое его слово и смотришь ему в рот.
-Дорогая моя, я не дантист. И специализация ухо-горло-нос не входит в число полученных мною образований.
-Анакин, если ты не хочешь слушать правду…
-Твои предположения? Они – правда?
-Я старше тебя. Я это всё проходила. Ну и… со стороны, извини, виднее. В отличие от тебя я не так уж и очарована им. А ты – очарован.
-Ну хорошо, а какой вариант – предлагаешь ты?
-Мон хочет перехватить у канцлера власть.
-Она любит форсьюзеров?
-Она влюблена в тебя. Как кошка, – жёстко сказала Амидала. – А Бейл без ума от меня. Я хотела тебе сразу сказать… именно это – наша гарантия безопасности и успеха. Они собираются создавать не государство с централизованной властью – всего лишь новую республику… – она улыбнулась. – У нас будет время научиться, время собрать вокруг себя преданных людей. Ты будешь её советником. И когда придёт наше время…
-Президент Амидала?
-Да. Анакин. Речь идёт о мире, в котором мы будем в состоянии нормально жить. Не скрывать свой брак. И не думать о том, какое будущее ждёт наших детей. Ведь с вероятностью девяноста процентов – у нас будут одарённые дети. Чтобы выжить, надо быть наверху. Понимаешь? Ты считаешь меня циничной? Нет, не говори. Именно таковой ты меня и считаешь. Но просто очень холодно в этом мире. Он напирает со всех сторон, и давит наш островок тепла. Мы ведь одни, Эни. Мы одни. Никакие союзники нам не помогут. Только мы сами. И чтобы обеспечить нормальную жизнь, надо выбраться наверх.
-Ради… семьи?
-Да. Почему ты так удивлён, Эни? Ради меня, тебя и наших ещё нерождённых детей. Для тебя это глупая причина? Мужчины ищут наоборот, войны?..
-А женщины стабильности?
-Ты разочарован?
-Просто… не могу понять. Ради нас…
-Да. Я буду бороться. Интриговать. Пудрить мозги Бейлу. И даже, – криво усмехнулась она, – закрою глаза, если у вас будет лёгкий роман с Мотмой. Потому что… Анакин… Я хочу мира, который будет принадлежать нам. Для того, чтобы мы могли жить в этом мире… И чтобы я не боялась рожать, – она рассмеялась.
-Ты не…
-Нет. Не беременна. А очень хочу. И не могу, потому что…
-Я понимаю, – ответил Анакин. Нахмурился, сел в кресло, сплёл руки. – Понимаю.
Она взглянула на него с безумной надеждой:
-Так ты поддержишь мой план? Ты поговоришь с Мотмой? Ты… ты примешь мой план относительно того, что будет дальше?
-А что будет дальше?
-У Мон есть идея, – она улыбнулась. – Она не говорила конкретно, но намекнула. Сделать так, чтобы Палпатина убили джедаи, а ты оказался на месте преступления, вступил в бой, доказав свою лояльность… а потом свидетельствовал бы против Храма. Канцлера закопают, – только тут Анакин понял, что его жена на грани истерики, – развеют по ветру, сожгут – словом, совершат все необходимые обряды. Президентом, скорей всего, станет Мотма. Но это сейчас пока не важно, это будет своя, сложная интрига, политика, которую мы будем разрабатывать тщательно и поэтапно. Но нам… мне надо знать. Согласен ли ты на устранение Палпатина?
-Ты думаешь, мы справимся без него с государством?
-Я думаю, что с государством справиться легче, чем с ним.
Анакин долго смотрел на свои руки.
-Ты права, – наконец глухо сказал он. – Легче справиться с государством.
-Значит – да?
-Да.
-Эни.
Он поднял голову.
-Иди сюда, – сказал он ей.
Любовь и сила.
Канцлер вертел в руках маленькую костяную безделушку. Статуэтку ручной работы. Подарок одной из планет.
-Молодец, – сказал Палпатин. – Замечательно сработано.
-Я слишком много лгу.
-Тебе всё равно не перегнать меня в этом, – Палпатин улыбнулся губами, но жёсткими оставались глаза. – Я лгу всю жизнь. И буду лгать до самой своей смерти. Ты чувствуешь себя виноватым перед женою?
-Да, – ответил он спокойно. – Я уже говорил. Но это не имеет никакого значения.
-Ладно.
Анакин поднял голову и посмотрел на канцлера. Тот уже не улыбался. Только смотрел.
-Что? – спросил Анакин.
-Не имеет значения? – сказал Палпатин. – Почему?
Перед тем, как ответить, он сделал секундную паузу.
-Потому что, что бы я ни чувствовал… – он замолчал.
-Это не повлияет на твои поступки? – хладнокровно продолжил Палпатин.
-Да.
-Ты уверен?
-Да. Почему я должен быть не…
Палпатин встал и прошёлся по комнате.
-Ты намертво прикипаешь. С мясом и кровью.
-Это плохо?
-Не знаю. Скорей всего, да. В этой ситуации точно: да.
-Я же сказал, что это не повлияет…
-Врёшь. Причём сам себе. Взрыв эмоции – голова теряет контроль. А если это произойдёт в один из критических моментов? Скорей всего, так и будет. Люди редко бесятся в спокойной обстановке.
-Да…
-Слышу в голосе твоём большое невеселье.
-Да, – он вздохнул, переплёл пальцы рук. – Что предлагаете? Отрешиться от привязанностей?
-Не язви, мой мальчик. Отрешением здесь и не пахнет. Но ситуация в самом деле сложна. Ты понимаешь, что произошло? Твоя жена переметнулась. Предала. Не рыпайся, сиди, – остановил его канцлер. – Дай договорить. Не то чтобы я клеймил предательство разными нехорошими словами. Я сам использую и предаю. Это жизнь, – он чуть заметно приподнял плечи. – Но сейчас предают – меня. А значит, становятся моим врагом. Да, я знаю, она не обладает всей полнотой информации. Что это меняет? Ничего. Она не доверяет мне как политику, как человеку. Она работала на меня и на мою власть – теперь же она хочет заиметь её для себя. Молчи. Если бы она знала, что я – ситх, всё было гораздо хуже. Она ревновала б – сильней. Только этот мотив – главный.
-Она говорила о семье и детях…
-Да.
-Теперь вы дайте мне договорить, – Анакин тоже хотел подняться, но потом махнул рукой и остался сидеть. – Семья, мы с ней, дети. Власть ради семьи, – он проговорил это медленно, недоумённо повёл плечами. – Она… серьёзно? Как вы думаете?
-Да.
-Значит, это мотив?
-Для неё – сверхважный.
-Семья?
-Да, – Палпатин улыбался. – Я её даже в чём-то понимаю. Я тоже хочу завоевать мир – для своих.
-Но вы не хотите кормить их манной кашей, – Анакин был резок – неожиданно для самого себя. – Вы не слышали это. Не были с ней рядом. Я же чувствовал эмоцию. Цель.
-Покой?
Анакин вскинул голову:
-Покой. Маленькое гнёздышко тепла и света посреди океана враждебной тьмы, – он рассмеялся сквозь зубы. – Поэтически, но верно. Дело же в том – что для меня – там, в океане – свобода. Именно за неё я дерусь. Чтобы перестать ограничивать себя. Кастрировать, смущаться. Чтобы однажды суметь войти в неё – и пить, и напиться. Ведь ей даже не объяснишь, чего лишил меня Орден. Она не в состоянии понять. Потому что не слышит. Это же из раздела мистического идиотизма. Да, Орден меня лишил: возможности полноценной семьи, политических прав, независимости, свободы выбора в этом… в профессиональном и личном плане… Я как-то пытался объяснить, она не воспринимает. Что Орден отсекает меня от того, чему нет описания в материальном мире. От этого океана свободы и тьмы. Совершенно дикая стихия, в которую я хочу войти и которой я хочу стать. Не те куцые экзерсисы смущенного общения с Силой. Самому стать стихией. Властью. Волей. Волной. Накрыть мир, влиться. Не раствориться, не подчинить. Стать… соприродным… – он рассмеялся вновь, глядя на лицо Палпатина. – Ну да, что я вам объясняю. А у неё при моих попытках появляется на лице такое выражение: чем бы дитя… Глупое такое. Наверно, так же снисходительно смотрят на поэтов, художников, бойцов, бродяг. Какого хрена? Это – не дело. Это так. Ребяческая фигня. Вот то, что я собираюсь командовать флотом – это серьёзно, – он всё-таки вскочил. – То, что я смог бы управлять государством – это серьёзно. Отец и семьянин – это серьёзно. А мои уплывы в океан тьмы – да ладно, мальчик, ты излечишься скоро от этого! Слепая дура.
Он сел.
-Конечно, слепая, – спокойно ответил Палпатин. – Сознательно слепая, мой мальчик. Чтобы она там ни говорила – но в эту область ей путь закрыт. Она никогда не сможет разделить её с тобою. И потому никогда не позволит тебе туда идти. Везде, где – не она. Такая ловушка разума, Анакин. Она не хочет тебя отпускать.
-Знаю…
-Знаешь? А что ты тогда знаешь о том, что она может сделать для того, чтобы тебя привязать? По-настоящему, за самые кишки?
Анакин смотрел на канцлера – будто впервые видел.
-Знаешь, – удовлетворённо кивнул Палпатин. – Вижу, что знаешь.
-Она сказала, – блеклый голос, – что хочет, чтобы у неё были дети…
-Да.
-Но…
-Что ты почувствуешь, если она скажет тебе, что беременна?
-Она не может быть беременна!.. – вскочил, отлетело кресло.
-Анакин, ты что?..
-Или может?
Он сжал кулаки.
-В чём дело?
-Не знаю, – ответил Анакин. – Не знаю. Она утверждает, что предохраняется. Причём сама настояла на том, чтобы предохранялась именно она. И в последний месяц… – он стал смеяться. – Я болван.
Резко развернулся, показывая канцлеру напряжённую спину.
-Анакин.
-Да? – он ответил через плечо.
-Хорошо, что ты подумал об этом сейчас. А не тогда, когда она тебе об этом скажет.
Анакин повернул голову. Лицо его было усталым. Злым. Злым и усталым.
-Зачем? – спросил он. – Зачем ей это?
-Это любовь, – развёл руками канцлер. – Та, которая…
…долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит…
