Текст книги "Волки в овечьих шкурах (СИ)"
Автор книги: Хель
Жанры:
Остросюжетные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
Над последней своей мыслью Эмма невесело усмехнулась.
Да, конечно. Руби – оборотень, Регина – Злая Королева, а сама Эмма – великий и ужасный Спаситель или как там Генри ее называет. И не забыть о том, кто такой Дэвид.
Эмма помрачнела и переключила внимание на старания Дэвида хоть что-то обнаружить на кассете. Он домотал ее до конца, убедившись, что картинка так и не появилась, вздохнул и отправился за следующей кассетой. На которой – вот поразительно! – тоже были лишь «снег» и прочие помехи. Иногда Эмме казалось, что что-то промелькивает на экране, она просила Дэвида нажать «стоп» и отмотать, но на застывших кадрах ничего нельзя было разглядеть.
– Может быть, отправить это в бостонскую лабораторию? – предложил Дэвид, когда они отсматривали четвертую кассету.
– А толку? – отозвалась Эмма, понимая, что впустую потратила время. – Им нужно дело, по которому мы составим запрос. А просто так они смотреть не будут. Да и на что тут смотреть-то?
Кто-то явно над ней подшутил. А она повелась. Дура. Могла бы остаться дома, пользы и удовольствия было бы больше. Много больше.
Эмма корила себя и ругала, Дэвид же тем временем перебирал оставшиеся кассеты: почему их так много, если камер всего четыре? Наконец он выбрал одну и поставил ее в магнитофон.
– Последняя, – ответил он на вопросительный взгляд Эммы. – Остальные я сам посмотрю.
Эмма не видела смысла ни в том, чтобы смотреть еще одну, ни в том, чтобы досматривать в принципе. В помойке – вот где место этому «подарку»! И все же она согласилась еще немного задержаться. Просто, чтобы убедиться, что была права.
– Мда, – только и сказал Дэвид, когда на экране вновь заскакали помехи. И выругался, что позволял себе крайне редко и только, если был уверен, что никто, кроме Эммы, его не услышит. Эмма полностью разделяла то, что услышала.
– Бред, – резко сказала она, поднимаясь. – Это проделки Голда.
Она понятия не имела, почему так решила, но в самом-то деле: кому еще надо вот так вот над ней издеваться? Лукас? Господи, старуха вряд ли вообще знает, что такое видеомагнитофон. Да и где ей достать записи, которые явно были до этого кем-то спрятаны? Или она – крутой хакер? И залезла в хранилище данных, чтобы теперь иметь возможность опустить своего врага чуть-чуть пониже дна?
Регина? Она могла, конечно. Но зачем? Если бы ей хотелось поиздеваться, она бы сделала это сразу. Как с Робином. А не ждала бы целый год. Голд, с другой стороны, как раз мог убедиться, что жертва успокоилась, и снова растревожить раны.
Эмма покачала головой.
– Ладно, я, пожалуй…
– Смотри! – взволнованно воскликнул Дэвид и указал пультом на экран. Эмма нехотя повернулась.
– Твою мать! – вырвалось у нее.
Там была машина Регины. И пустая улица. И они возле этой самой машины: Регина, Эмма и Мэри Маргарет.
Эмма подскочила к самому экрану, словно плохо видела то, что происходит. Сердце билось так быстро, что почти выпрыгивало из горла, приходилось сглатывать, учащенно дыша.
Не может быть. Этого правда не может быть!
Дэвид молчал, Эмма же продолжала вглядываться в картинку, напряженно ожидая нужного момента. Вот они разговаривают. Вот Мэри Маргарет отступает на шаг. А вот…
– Дерьмооооо, – протянул Дэвид, и Эмма была полностью с ним согласна.
Они оба это видели. Вот прямо сейчас. На экране к машине бежал волк – большой и опасный. Он двигался очень быстро, вряд ли прошло больше пары секунд. Эмма увидела, как полезла в машину за оружием. И тут запись оборвалась.
– Нет! – успели выкрикнуть Дэвид и Эмма вместе, когда экран моргнул, восстанавливая картинку. А там уже не было волка. Зато была Руби, лежащая на земле, сраженная тремя выстрелами. И Эмма, бегущая к ней.
На этом запись закончилась. Магнитофон выплюнул кассету, а Эмма и Дэвид переглянулись.
– Ты же видел это, да? – севшим голосом спросила Эмма. Дэвид кивнул.
– Ну… да, – все же подтвердил он. – Волк. Ты. Регина и Мэри. И… Руби.
Он почесал подбородок.
– Монтаж? – в его голосе была надежда. А что другое он мог предположить? По примеру Генри заявить про волшебство, пропитавшее город и горожан?
Эмма яростно покачала головой.
– Да какой, нахрен, монтаж?! – взвилась она. – Я там была, помнишь? И Регина была! И Мэри Маргарет была! Твою мать, это дерьмово, да, очень дерьмово, но так было! И эта треклятая девчонка была волком! Я не знаю, как такое возможно, но вот оно!
Эмма не осознавала, что ругается. Из нее сплошным потоком выплескивалась энергия.
Доказательство нашлось! Четкое и ясное! Пусть там не видно, как так вышло, что волк сменился Руби, но Эмма стреляла в волка! Волк! Он все-таки существует! Существовал, по крайней мере. И это были не наркотики, не галлюцинации – вот, все на кассете. И есть свидетель – Дэвид. Кассета не могла записать фантазии Эммы.
– Нужно отдать Спенсеру, – выдохнул Дэвид, однако Эмма схватила его за руку.
– Погоди, – она глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. – Сначала на экспертизу.
Она дрожала.
– Ты же говорила, что надо пришить к делу, иначе они не станут смотреть, – усомнился Дэвид. Эмма кивнула.
– Мы и пришьем, – внутри нее все оживленно заиграло. – Мы открываем заново дело о смерти Руби.
Дэвид выглядел озадаченным.
– Ты уверена? – уточнил он. – Думаю, мало кто будет рад.
Он, конечно, имел в виду Лукас и то, что все только успокоились. Стоит ли заново будоражить муравейник?
– Я уверена, – твердо кивнула Эмма. – Теперь у нас есть кассета.
Буквально за несколько секунд апатия и уныние сменились предвкушением и радостью. Целый год Эмма убеждала себя смириться и подчиниться мнению большинства, тем более, что у нее никак не получалось это самое мнение как-то изменить. Но теперь… О, теперь все будет иначе!
Стоп.
Если волк… Так что же получается – Генри прав, говоря про эту свою сказку? Ээээ. Разве такое возможно?
Эмма прикусила губу, растерянно присаживаясь на край стола, пока Дэвид возился с кассетами.
Нет, конечно. Никакой магии не существует. Но, возможно, это был такой фокус. Или гипноз – черт, почему она сразу не подумала про гипноз?! Ей ни разу не пришло это в голову!
Ох, нет… камеры-то загипнотизировать нельзя…
С другой стороны… загипнотизировать можно людей. А потом смонтировать ролик, поместив волка на улицу Сторибрука. И прислать этот ролик в полицию.
Проклятье, слишком много вероятностей. Стоит подождать немного, уложить все в голове. Может быть, разгадка проще, чем кажется.
Дэвид пообещал, что оформит запрос в бостонскую лабораторию, и Эмма, на всякий случай сделав себе копию кассеты, отправилась домой.
Приподнятое настроение радовало так сильно, что она вдруг решила сделать то, что не делала очень давно.
Она зашла в кафе вдовы Лукас. Поймала на себе целую тучу пораженных взглядов, вздернула подбородок и решительно прошагала к стойке, за которой вдова методично протирала чашку.
– Добрый день, – поздоровалась Эмма достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание. – Будьте любезны, пару сырных конвертиков.
Она полезла за деньгами, краем глаза отмечая, что повергла Лукас в практически шоковое состояние. Сраженная откровенной наглостью, та не сказала ни слова, лишь достала требуемое и сложила в бумажный пакет. Эмма протянула деньги, получила свой заказ, кивнула, пожелала хорошего дня и вышла, сопровождаемая гробовой тишиной. Уже за дверью она не удержалась и хихикнула, представляя, какая разразится буря. И она явилась тому причиной. Ох, эта сладкая, сладкая, сладкая месть!
Дорога до дома заняла совсем мало времени. Эмма легко крутила руль, мурлыкая себе под нос какой-то веселый мотивчик, и все думала, что теперь жизнь должна наладиться. Кто бы ни прислал кассеты – спасибо ему большое! – он на стороне Эммы. А это значит…
Эмма выбросила из головы лишнее, едва переступила порог квартиры, за которым Лили притянула ее к себе и вовлекла в совершенно восхитительный, горячий и возбуждающий поцелуй. Забыв и про кассету, и про все остальное, Эмма с отголоском стона прижалась к Лили, на мгновение поразившись тому, как быстро может переходить из одного состояния в другое. Еще она немного удивилась, как далеко теперь то враждебное отношение к Лили, с которым она жила целых десять лет, но вот уж эта мысль абсолютно точно не подходила нынешнему вечеру.
На Лили была только майка. И… все. Эмма обнаружила это, когда скользнула ладонями по спине, и кончиками пальцев зацепила обнаженные ягодицы. Приливной волной плеснула в голову похоть, отправила дрожь по телу и призвала горячую влагу между ног. Эмма зажмурилась что было сил.
– Зачем ты делаешь это? – выдохнула она в губы Лили, отстранившись на секунду. Сердце билось где-то в животе, своей пульсацией продолжая рассылать по телу волны возбуждения.
Возможно, не стоило спрашивать. Может быть, об этом придется пожалеть. И быстро.
В ответ Эмму подтолкнули к кровати.
– Потому что я хочу тебя, – просто сказала Лили. – Очень сильно.
Они упали вместе: Эмма на спину, а Лили – на нее. Кровать мягко спружинила, покрывало взметнулось и тут же опало обратно вниз. Удобно оседлав Эмму, Лили выпрямилась, стаскивая майку, оставаясь обнаженной. В ту же секунду Эмма невольно подалась вперед, сильнее вжимая бедро между ног Лили, даже сквозь джинсы чувствуя, как там все горячо и влажно. Ладонью она захватила правую грудь Лили и стиснула ее, сильно, словно собираясь оторвать. Лили ахнула: это вышло у нее как-то совершенно особенно. Горловой низкий звук, едва не заставивший Эммы вывернуться из шкуры. Она быстро приподнялась и втянула в рот чужой напряженный сосок, чувствуя, как Лили вцепляется ей в волосы, словно хочет отогнуть голову назад. Этого не случилось, и Эмма слегка прикусила сосок зубами, борясь с искушением оторвать его напрочь, а потом, с помощью Лили, освободилась от одежды, оставшись голой.
Прикосновение кожи к коже уносило с грешной Земли куда-то ввысь. Эмма и подумать не могла, что однажды они с Лили будут вместе вот так. Но разве время сейчас было думать в принципе?
Лили не пустила ее наверх, прижав к кровати, и Эмма не стала сопротивляться, когда ловкие и длинные пальцы скользнули в нее без особого предупреждения: да и нужно ли было о чем-то предупреждать? Эмма только тихонько ахнула и выгнулась, шире раскидывая ноги, недвусмысленно давая понять, что хочет быстрее, глубже и сильнее. Но Лили почти сразу убрала руку, вырвав у Эммы недовольный стон.
– Ты хочешь так быстро? – язык прошелся быстрым движением по пульсирующей плоти, и Эмма дернулась от неожиданности. Удовольствие вспышкой пронзило ее, но недостаточно сильно, чтобы получить разрядку. Лили хмыкнула и неспешно лизнула снова, а затем прокралась поцелуями выше, губами потревожив сначала один сосок, потом второй.
– Так ты хочешь быстро? – повторила она, целуя изнемогающую Эмму в шею.
– Господи, все равно, – выдохнула Эмма, страстно прижимаясь к Лили всем, чем только могла прижаться. – Просто… сделай.
В голове мелькнула крамольная мысль о том, что Регина никогда ни о чем не спрашивала и вообще не разговаривала, позволяя Эмме самой принимать решения. Но в следующий момент Лили перевернула Эмму на живот, и лишние мысли просто вылетели из головы. Эмма распласталась под прижавшим ее к кровати телом, чувствуя, как уверенная рука пробирается между бедер. Лили целовала ей спину, водила по коже языком, чуть засасывала и тут же отпускала, чертила линии вдоль позвоночника, и в то же время пальцы ее не оставляли в покое Эмму: они то теребили, то скользили, то сжимали, а то, будто утратив контроль хозяйки, входили неглубоко и тут же выскакивали обратно. Эмма лежала, уткнувшись лицом в подушку, и могла только приподнимать и опускать бедра, мучительно желая разрядки: Лили не позволяла ей двигаться.
– Лили…
– Да? – горячий язык задел бок, затронув какую-то точку, и Эмма взвилась от неожиданных ощущений. В следующий момент два пальца ловко скользнули внутрь нее, и она простонала, опускаясь на них дальше, чем рассчитывала, и не совсем под нужным углом. Недолгая и несильная боль ушла почти сразу, а Лили, поняв свою ошибку, поспешила загладить вину, опустившись вниз и попросив прощения весьма своеобразным способом.
Дальнейшее слилось для Эммы в одно сплошное удовольствие, выбраться из которого было не так-то просто. Она все еще лежала на животе, пальцы Лили были в ней, а сама Лили оседлала ее левую ногу и двигалась, вжимаясь, явно не желая оставаться в стороне. Эмма и попыталась бы приласкать ее, но совершенно не могла. Зато она могла стонать и стискивать в кулаках смятую простынь, пока Лили подводила ее к границе оргазма и тут же отводила прочь. Качели продолжались так долго, что Эмма почти ослепла и оглохла. Она тяжело дышала и невнятно умоляла Лили о пощаде, но в ответ получала только новый оборот вокруг солнца и луны. А потом Лили решила сжалиться. Вот только над кем?
– Давай, Эмма… Для меня… Пожалуйста…
Срывающийся шепот Лили отдавался внутри вместе с набирающими темп движениями руки. Эмма хватала ртом воздух, выгибала спину, мотала головой и едва слышала, что ей говорят, потому что все ощущения в тот момент сосредоточились лишь в одном месте. Готовое лопнуть возбуждение хлюпало между ног вязкой влагой, пальцы Лили всякий раз проезжались по нужному месту, а сама Лили все теснее прижималась к Эмме и все быстрее терлась об ее ногу. С губ у обеих давно уже срывались вздохи и стоны вперемешку, смешавшиеся в пропитанном сексом воздухе. Иногда Лили наклонялась, задевая возбужденными сосками спину Эммы, и касалась губами шеи или плеча. От этого Эмма выгибалась, отчаянно надеясь кончить. В какой-то момент она почувствовала, как Лили мелко задрожала и замерла на несколько секунд, явно испытав оргазм. Желание получить свое оказалось таким сильным, а снова накатившая волна – такой своевременной, что Эмма, сжав мышцы, последовала за Лили, падая в освобождение со смесью радости и сожаления: все закончилось и… все закончилось. Белая вспышка пронеслась перед глазами, заставив зажмуриться, взрыв потянул внизу живота и разлился вязкой влагой, выпуская наружу сладкую боль. Эмма облегченно застонала и сдвинулась чуть ниже, чувствуя, как прохладно ноге после того, как Лили оставила ее. Влага неспешно сохла, Лили целовала поясницу Эммы, едва ощутимо шевеля пальцами, будто надеясь, что Эмма быстро восстановится. Они долго лежали так, ничего не говоря, наконец, Эмма перевернулась, с сожалением выпуская из себя Лили, и приподнялась, чувствуя, как дрожат руки, и не желая проверять, то же самое ли творится с ногами.
– Это было… круто, – подобрала она подходящее случаю слово.
Это действительно было круто. И мощно – отголоски оргазма еще пульсировали между ног, а дыхание никак не желало приходить в норму. Немного кружилась голова.
– Ты в порядке? – Эмма положила ладонь на голову Лили, поглаживая каштановые волосы.
– Мммм… нет, – приглушенно засмеялась Лили. Она лежала, прижимаясь щекой к низу живота Эммы, и что-то рисовала указательным пальцем на ее бедре. Эмма чуть вздрогнула и подавила желание хихикнуть. А потом до нее дошло.
– Нет?! – она опешила. – Не в порядке? Что не так?
Она действительно заволновалась, хотя о чем тут можно волноваться: они ведь обе кончили, значит, им обеим было хорошо. Но… все же…
Лили усмехнулась ей.
– Я хочу еще.
Эмма не успела опомниться, а Лили уже нырнула между ее ног и длинным движением языка провела по нежной плоти. Ушедшее было возбуждение притормозило и вернулось. Эмма запрокинула голову и закрыла глаза, выдыхая:
– Да ладно…
Лили засмеялась, смех ее щекоткой прошелся по сплетению нервов, и Эмма скорчилась от неожиданных ощущений. А потом упала на кровать, корчась уже от совершенно иных чувств. Язык Лили был во всех местах одновременно: то настойчивый и твердый, то мягкий и едва ощутимый, то прижимающийся к Эмме всей своей поверхностью, то задевающий ее лишь самым кончиком. Эмма хватала ртом воздух, не в силах выдавить из себя даже ползвука, и только надеялась, что на этот раз Лили не станет ее долго мучить. Лили не стала – Эмма проделала это сама, потому что никак не могла поймать ритм. В конце концов, оргазм снова накрыл ее липкой волной, и Эмма пришла в себя лишь несколько секунд спустя. Тело дрожало, подняться не было никакой возможности, казалось, что тут же упадешь обратно.
Лили осторожно поцеловала Эмме бедро и, приподнявшись на руках, проскользнула грудью по ее животу, ложась рядом и обнимая. Эмма с облегчением закинула на нее ногу, желая хоть немного охладить растревоженную плоть.
– Черт. Это было…
– Круто? – усмехнулась Лили. Она водила пальцами по плечу Эммы, ее тело было горячим. И оно принадлежало Эмме. По крайней мере, сегодня. Невообразимо приятное ощущение. Эмма даже зажмурилась, так оно ей понравилось.
– Круто, – согласилась она. – И ужасно утомительно.
Они засмеялись обе, потом Лили накрыла их одеялом. За окном сработала чья-то сигнализация.
– Мы теперь вместе? – шепнула Эмма, прижимаясь лбом к плечу Лили. – Или мы просто занялись сексом?
Это был важный вопрос, на самом деле. Важнее многих, которые они могли бы обсудить.
Лили погладила ее ладонью по спине.
– Как захочешь. Как тебе будет удобнее.
Эмма не знала, как хочет. Как ей будет удобнее. Поэтому она просто закрыла глаза и решила подумать обо всем завтра. На свежую голову.
Да. Так и будет. Она поразмыслит обо всем. О сырных булочках, например, о которых совсем забыла.
И, может быть, о Регине тоже.
Комментарий к Глава 5
Смотрите в следующей серии:
…
– Не приходите ко мне больше, мисс Свон. Я не желаю вас видеть.
…
– Она, пожалуй, единственная в городе, кто может согласиться помочь тебе.
…
– Давно не виделись, Свон. Скучала по мне?
========== Глава 6 ==========
Я поискала, но не нашла, как зовут голубую Фею в нашем мире. Поэтому сама дала ей имя (а потом заменила на подсказанную и более благозвучную Азурию :D ) Но если кто знает – говорите)) поправим.
__________________________________________________
Следующие несколько недель выдались сверхтяжелыми. От желания докопаться до правды зудело все. Даже в тех местах, где зудеть в принципе не должно было. Эмма носилась, как подорванная, из дома в участок, из участка к прокурору, от прокурора… Впрочем, наверное, стоит по порядку.
Лили пробыла в Сторибруке шесть дней. И за эти шесть дней между ними больше не было ничего из того, что они успели сделать в первый день. Не то, чтобы Эмма сильно переживала по этому поводу, нет. Она так и не поняла, чего хочет от Лили. Отношений? Пожалуй, нет. И не потому, что Лили – не Регина, хотя, разумеется, не без этого.
Эмма получала от Лили поддержку, но поддерживать саму Лили… Эмме это не доставляло удовольствия. Она эгоистично хотела все внимание для себя, как минимум потому, что чувствовала: до финишной прямой осталось не так уж много. Если она сейчас отвлечется, если разрешит себе свернуть… Ничего хорошего не выйдет. Снова. А она уже весьма устала от неудач.
Лили не торопила. Не заговаривала о чувствах, не кривила губы, когда Эмма спозаранку уходила на работу, не напоминала о том, что скоро уедет. Она просто делала свои дела и вечерами ждала Эмму дома, иногда с приготовленным ужином. Эмма наспех проглатывала еду, вкуса которой почти не чувствовала, улыбалась так, словно просила извинить, целовала Лили в щеку и убегала снова, потому что нужно было настрочить еще уйму документов, чтобы заставить Бостон хоть как-то отреагировать на полученные материалы по успевшему закрыться делу. Лили не возражала, и от этого Эмма чувствовала себя еще более виноватой: ведь это она позвала ее к себе, сама инициировала все то, что в итоге произошло. И что теперь?
Спенсер кассетой заинтересовался. Скривился, когда увидел волка, а потом и обрыв пленки, но отвергать теории, выдвинутые Эммой, не стал. Эмма чуяла, что он уже не так рьяно обвиняет ее, и все же для того, чтобы очистить свое имя до конца, требовалось приложить очень много усилий. Слишком много. Практически это казалось невозможным, потому что доказательств, кроме кассеты, не было. А кассета… Что ж, без слов Мэри Маргарет и Регины эта кассета была лишь смонтированной записью – монтаж подтвердили в лаборатории, заявив, впрочем, что из-за дефектов не могут определить, над каким конкретно участком пленки поработали. Эмма спросила, может ли считаться монтажом то, что просто склеили два куска, вырезав что-то посередине, ей ответили, что да, и на этом диалог прервался. Она до дыр засмотрела свою копию, словно надеясь увидеть что-то, что упускали все вокруг, но, разумеется, толку от такого времяпрепровождения не было.
Спенсер поначалу не хотел открывать дело заново. Он бурчал, что даже если Руби причастна к смертям Нолан и Гласса, то она и сама уже мертва, толку-то будет с того, что ее признают виноватой? Эмма, не удержавшись, вспылила и сказала, что толк будет для нее, потому что тогда всем станет ясно, что она стреляла не в невинную девочку, а в убийцу, которая планировала убить ее саму. Спенсер выслушал ее всплеск с изрядной долей скепсиса, но спорить не стал. Сказал только, что заявления и все остальные необходимые документы она должна составить сама, что у него нет желания тратить время на ерунду. Если кому-то очень хочется – пусть и старается. Он, так и быть, потом подпишется там, где потребуется его подпись. Разумеется, Эмма с готовностью ухватилась за предложение. И даже большой объем работы ее не испугал. О том, что Лили придется скучать в одиночестве, подумалось уже много позже, и Эмма решила загладить свою вину самым простым способом, но Лили в тот вечер была занята собственной работой, так что ничего не получилось. А потом они почти не виделись.
– Тебе надо поспрашивать людей, – сказала Лили как-то раз, когда время ее пребывания в Сторибруке уже заканчивалось. Эмма торопливо допивала чай и готовилась вернуться в участок, а Лили стояла, скрестив руки на груди и прижавшись спиной к косяку, и внимательно смотрела на нее. По ее взгляду нельзя было понять, о чем она думает.
Эмма потрясла головой и брякнула пустой чашкой об стол.
– Да все уже давно опрошены! – она принялась искать свои перчатки: на улице было дико холодно. – Что нового я узнаю?
– Опрошены тобой? – уточнила Лили.
– Нет, разумеется, – усмехнулась Эмма. – Я была под следствием, помнишь? Никто бы не разрешил мне вести опросы свидетелей. Да и было-то тех свидетелей…
Она немного погрустнела, вспомнив, что спрашивать что-то можно лишь с Мэри Маргарет или с Регины: только они тогда и были рядом. Негустой выбор.
Лили кивнула.
– Думаю, настало время тебе пройтись по старым вопросам, – ее глаза блеснули. Она подошла к Эмме и поправила завернувшийся рукав куртки. Эмма молча проследила за ее действиями взглядом, потом вздохнула.
– Ты же знаешь… Ни Мэри Маргарет, ни Регина…
– А я не про них, – перебила Лили. – В вашей маленькой общине есть церковь?
Эмма нахмурилась, не понимая, к чему она ведет.
– Есть… кажется.
Сама она в церковь не ходила, хотя крестик на шее болтался, и понятия не имела, к кому там можно обратиться при случае. Кажется, Регина как-то упоминала про некую мать-настоятельницу, но Эмма не помнила даже, как ее зовут.
– Вот и отлично, – заключила Лили. – Полагаю, эта Руби ходила исповедовалась – такие, как она, всегда исповедуются. Тебе нужно поговорить с тем, кто слушал ее исповеди.
Эмма покачала головой, хотя внутри у нее все встрепенулось. Идея была на самом деле неплоха. Вряд ли Спенсер так глубоко закопался в это дело, чтобы опросить монахинь. А ведь они, как правило, видят больше остальных. Вслух же Эмма скептически сказала:
– И что дальше? Мне никто ничего не скажет.
Она намекала на тайну исповеди, конечно же. Но Лили предусмотрела и это тоже.
– Выпиши ордер, – посоветовала она. – Он решит множество проблем.
– Жаль, что не главную, – проворчала Эмма. Дотянулась до Лили и коснулась сухими губами ее приоткрывшихся губ.
– Спасибо, – искренне поблагодарила она. – Я схожу туда.
И она действительно туда пошла. Даже невзирая на то, что Дэвид пытался отговорить.
– Они там все… странные, – сказал он неуверенно, и это «странные» прозвучало по-настоящему странно из его уст. Эмма скептически взглянула на напарника.
– Странные монахини? – хохотнула она, натягивая куртку и проверяя ключи от машины. – А они бывают другими?
Эмма не слишком уважала церковь и все, что было с ней связано. Так уж случилось, что за свою жизнь ей пришлось столкнуться со многими людьми, и церковники оказались среди них не лучшими, хотя вроде бы должно было быть наоборот. Эмма до сих пор помнила, как один священник, ничуть не усомнившись, заявил ей, что она сама виновата в том, что родители бросили ее, мол, значит, она сделала что-то плохое, значит, нагрешила. Эмма едва сдержалась тогда, чтобы не ударить его, да и то в основном потому, что не хотела подводить свою тогдашнюю приемную мать, которая повела их в церковь перед Рождеством.
Нагрешила? Она была крошечной малюткой, как именно она могла нагрешить? Написать в штанишки? Срыгнуть на новую кофточку? Заплакать среди ночи?
Эмма понимала, что далеко не все священники так тупы, как тот, что попался ей, но отделаться от своего предубеждения не могла. Кроме того, религия не была так уж ей интересна, чтобы она думала о ней днями и ночами. В результате об этом институте власти у нее сложилось довольно расплывчатое мнение, которым она никогда не пользовалась. И вот теперь ей следует пойти и побеседовать с человеком, который, может быть, окажется, непроходимо туп и только все больше запутает.
– А как ее зовут? – спохватилась Эмма, уже стоя на пороге. Дэвид поднял голову, отрываясь от составления протокола на доктора Хоппера, который сегодня, неожиданно для всех, проехал на красный свет и явился причиной аварии.
– Кого?
– Ну… эту, – Эмма почесала затылок. – Мать-настоятельницу.
– А, ее, – Дэвид улыбнулся. – Сестра Азурия.
– Сестра Азурия? – на всякий случай повторила Эмма. Дэвид кивнул:
– Именно, – и снова зарылся в свои бумаги. Эмма еще немного потопталась на пороге – ей не так уж сильно хотелось ехать в церковь, – а затем отправилась к машине.
Ордер она накатала на коленке, надеясь, что никто не станет присматриваться к нему. Возможно, ей просто не слишком сильно хотелось общаться со всеми этими монахинями и, к тому же, выспрашивать про тайну исповеди. Все же это было как бы… общепринято, да? Исповедь остается тайной и сохраняется только между священником и исповедующимся. К тому же Руби не признана убийцей официально, чтобы сведения, которые может сообщить эта Азурия, лишь подтвердили действия, приведшие к смерти двух людей.
Запутавшись в собственных мыслях, Эмма довольно долго неспешно ехала по Миффлин-стрит, пока не поняла, что едва не нажала на тормоз возле отлично знакомого дома. Испугавшись непонятно чего, Эмма втопила газ и рванула практически с места, бедняга «Жук» яростно взревел, но подчинился. Старательно не оборачиваясь, Эмма крутила руль, направляясь к той дороге, с которой зачем-то свернула. Проклятье, Регина когда-нибудь оставит ее в покое? Даже в подсознание умудряется залезть!
Церковь, к которой вскоре подъехала Эмма, стояла на возвышении. Ничего в ней необычного не было, обычное здание с крестом на крыше. Эмма призналась сама себе, что частенько проезжала мимо и даже не обращала внимания. Не обратила бы и сейчас, но надо было.
Вокруг церкви был раскинут маленький сквер, в котором, должно быть, очень хорошо гулять весной и летом. Миновав аккуратные чистые скамейки и подрезанные кусты, временно лишившиеся листьев, Эмма процокала замерзшими каблуками по скользким плиткам дорожки и, торопясь, взбежала по ступенькам, берясь за дверную ручку. Мелькнула мысль о том, что надо было, наверное, сначала позвонить, а уж потом ехать. Может быть, эта сестра Азурия занята сегодня? О, ну, тогда можно будет уехать и отложить этот неприятный разговор до лучших времен.
Эмма и сама не очень понимала, почему ей так не нравится идея беседы с монахиней. Ведь если та сообщит что-то полезное, то Эмме будет легче смыть с себя грязь, которой ее закидали. А если не сообщит… Что ж, это ничего не изменит, но и ничего не испортит. Кроме репутации Эммы, возможно, но куда уж больше? Подумаешь, допросит монахиню. Не она первая, не она последняя.
Эмма едва успела переступить порог, как к ней тут же подошла молодая монахиня в чем-то, больше напоминающем школьную форму, чем рясу или как там у них зовется одежда. Девушка, несмотря на вполне взрослый вид, казалась школьницей-переростком, отчего Эмма ощутила неслабый диссонанс и первые пару секунд просто неприлично пялилась, пока не услышала:
– Вы кого-то ищете?
– Может быть, я просто пришла помолиться? – усмехнулась Эмма. Она не планировала отвечать вопросом на вопрос, это всегда было невежливо, но так уж сложилось. Старые переживания заставили ее напрячься в ожидании худшего.
Монахиня улыбнулась в ответ, почти не разжимая губ.
– Нет, – уверенно сказала она, чем немало удивила Эмму. – Вы пришли не помолиться. Простите, но я сразу вижу, что ищут у нас люди.
– Как мило, – пробормотала немного уязвленная Эмма, затем полезла в карман и вытащила значок. – Шериф Свон. Мне бы поговорить с матерью-настоятельницей.
– Она занята, – честно попыталась защитить ее монахиня, и тогда Эмма продемонстрировала ордер. Монахиня тяжело вздохнула и поманила Эмму за собой.
– Идемте, – без воодушевления позвала она. – Мать-настоятельница у себя.
Пока они шли, Эмма разглядывала внутреннее убранство церкви. Она понятия не имела, что ожидала увидеть, но все было чисто и строго. Никаких украшений, никакого золота, разве что кое-где виднелись разноцветные блестки, не слишком уместные здесь. Блестки эти не несли под собой никакой украшательской цели, во всяком случае, так показалось Эмме, но отчего-то притягивали взгляд. Во всяком случае, Эмма только на них и смотрела, пока шла, и чуть было не пропустила момент, когда монахиня остановилась перед неприметной дверью.
– Подождите здесь, – сказала она строго: не дверь, монахиня, разумеется. – Я должна предупредить мать-настоятельницу, что к ней пришли.
И она быстро проскользнула внутрь в едва образовавшуюся щель, в которую попыталась заглянуть и Эмма, но потерпела поражение. Пришлось набраться терпения и дождаться возвращения монахини.
– Проходите. Теперь можно.
Эмма кивнула и вошла.
Навстречу ей поднялась из-за стола невысокая, средних лет женщина с крашеными темно-рыжими волосами. Одета она была в ту же форму, что и монахиня, доставившая сюда Эмму, и Эмма окончательно утвердилась в своей ассоциации с закрытым учебным учреждением для девочек. Ну или дам.
– Шериф Свон, – сказала сестра Азурия без особых эмоций. – Сестра Астрид сказала мне, что вы пришли с ордером. Неужели я что-то натворила?