Текст книги "Волки в овечьих шкурах (СИ)"

Автор книги: Хель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– Позвоните мне, – протянул он ее Эмме. – И договоримся о точном времени.

– У вас много пациентов? – полюбопытствовала она, разглядывая простой белый прямоугольник с тремя строчками букв и цифр.

Арчи поправил очки.

– У меня много хобби, – он пожал плечами так, словно извинялся за свои увлечения. Эмма понимающе кивнула и пообещала, что обязательно позвонит. Довольные друг другом, они разошлись в разные стороны, и Эмма еще долго перекатывала под языком все сказанное и услышанное, анализируя и стараясь уловить те нюансы, что могли ускользнуть от нее. Выходило так, что подводных камней не было. Или же они пока не проступили. В любом случае Эмма действительно собиралась навестить Арчи: ей нужны были союзники в этой войне. Она долго не признавала тот факт, что город и горожане воюют против нее, но теперь уже скрыться от этого понимания было некуда. Эмма вынуждена была прятаться в окопах и передвигаться перебежками, рискуя в любой момент попасть под снаряд. И все они пока что успешно разрывались прямо под ее ногами.

Дорога до мэрии заняла неожиданно много времени: город будто нацелился не пустить Эмму. Постоянные заторы на светофорах, пешеходы, не торопящиеся переходить, собаки, внезапно выбегающие перед машиной… Эмма только и сжимала зубы, чтобы не закричать. Нет, серьезно? Вот это все – серьезно? Ей нужно поговорить с Региной. Прояснить, наконец, все, что требует прояснения. И вселенная внезапно решила, что этого делать не нужно? Ну уж нет! Поэтому Эмма ехала очень старательно, пытаясь не попасть в аварию и никого не покалечить. А возле входа в мэрию столкнулась с Мэри Маргарет. Вот кого Эмма меньше всего ожидала здесь увидеть, так это ее. Встреча ознаменовалась обоюдными бормотаниями, которые, очевидно, должны были означать приветствия. Эмма посторонилась, пропуская Мэри Маргарет, отвела взгляд в сторону, гадая, что же забыла здесь учительница Генри – во время уроков! – и уже почти закрыла за собой дверь, как вдруг услышала призывное:

– Эмма!

Они с Мэри Маргарет так давно не разговаривали, что Эмма в первый момент даже не поняла, что это к ней обращаются. Поняв же, вернулась и осторожно спросила:

– Что?

Жизнь в Сторибруке приучила ждать подвоха отовсюду. И, тем более, повод был его ждать. Мэри Маргарет поджала губы, поправила беретик, из-под которого торчали немного оттопыренные уши, и сказала, глядя прямо на Эмму:

– Дэвид вряд ли передал тебе мои слова, поэтому я скажу сама: я осуждаю тебя.

Эмма растерянно хмыкнула.

– Правда?

Она и так это знала. Весь город ее осуждал. По разным причинам, но очень дружно. Мэри Маргарет не сказала ничего нового. Вот только зачем она сейчас завязала этот разговор?

– Эмма, ты не должна становиться между Региной и Робином.

Эмма, ожидавшая, что речь пойдет о невинном мистере Голде, которого она пытается осудить, или о Руби, только открыла рот.

– Что?

В самом деле – что? Что она не должна делать? Это все еще всерьез происходит?

Мэри Маргарет смотрела на нее очень строго. Прямо как учительница. Хм, она же и была учительницей…

– Я не очень понимаю, зачем нам говорить об этом, – начала Эмма, но ей не дали закончить.

– Робин – хороший человек, – внушительно сказала Мэри Маргарет. – И это попросту нечестно – вот так вот поступать с ним. Если у вас с Региной ничего не вышло, это не значит, что у нее не выйдет с кем-то еще.

Эмма хотела спросить, с каких это пор горожане так волнуются за счастье Регины, но сказала совсем другое. Потому что на самом деле ей было что сказать. Особенно после разговора с Арчи Хоппером, будто только одна встреча с ним что-то поселила в ее душе. Что-то отважное и нацеленное на победу. Эмма подошла поближе к Мэри Маргарет, будто бы для того, чтобы поведать страшный секрет, и поинтересовалась, очень вкрадчиво:

– А я, по-твоему, плохой человек? И со мной так поступать можно?

Она прищурилась, внимательно разглядывая враз растерявшуюся женщину. Внутри разливалось неподдельное ликование. Такое… мерзкое, но очень приятное. Могла же Эмма хоть когда-то побыть такой мерзкой, как про нее говорят? Мэри Маргарет сказала неприятную вещь, но сама же на ней и погорела. Да, Робин хороший человек и не заслуживает такого отношения. Вот только Эмма тоже хороший человек. И она тоже не заслужила ничего из того, что ей высказывают жители Сторибрука. Даже исполненная ликования по поводу чужой ошибки.

Мэри Маргарет поняла все без дополнительных объяснений. Покраснела, потупила взгляд, пробормотала что-то и быстро ушла, постоянно оглядываясь, словно боялась, что Эмма побежит за ней. Эмма же осталась стоять на месте и усмехаться. Ей только что пытались прочесть проповедь о морали. Что ж, кажется, кое-кому действительно стоит наведаться в церковь и рассказать о своих грехах. Вот только не ей.

Все это было в какой-то степени даже весело. Постоянная тоска и разочарование настолько прижились внутри Эммы, что она даже не сразу поняла, как относится к короткому разговору. Но, прислушавшись в себе, решила: забавно. И ничего больше. Потому что ничего больше и быть не может. Мэри Маргарет считает, что Робин – жертва? Пусть считает. У нее есть на это полное право. Никто никого не будет разубеждать.

Эмма тряхнула головой, когда Мэри Маргарет, завернув за угол, пропала из виду, и снова зашла в здание мэрии. Поднявшись на второй этаж, застыла ненадолго перед нужной дверью, раздумывая, стоит ли постучать. Затем все же постучала. Дождавшись сухого «Войдите!», боком просунулась внутрь.

– Привет.

Судя по выражению лица Регины, та совершенно не ожидала увидеть конкретно этого гостя. Рука ее потянулась к телефону, и Эмма поспешно сказала:

– Не надо. Я ненадолго.

Она неловко улыбнулась, видя, как Регина колеблется, и добавила:

– Прошу тебя.

Она не звонила и не писала ни Регине, ни Генри, справедливо полагая, что те сами отыщут ее, как только разберутся между собой. Но время шло, а они то ли не нашли общего языка, то ли договорились о чем-то таком, что вряд ли понравилось бы Эмме. Так что пришлось самой наверстывать упущенное.

Регина долго и неотрывно смотрела на Эмму, затем медленно опустила руку. По ее виду было понятно, что вызывать себе подмогу она не передумала, просто ждет, что ей преподнесет эта неожиданная встреча.

Эмма сделала шаг вперед. Сердце колотилось так сильно, что было больно дышать.

– Как Генри?

– Прекрасно, – коротко ответила Регина. Она не собиралась ничего добавлять, а Эмме вдруг показалось неудобным допытываться о подробностях. Она потопталась на месте и сообщила зачем-то:

– Джефферсона похоронили.

Ни один мускул не дрогнул на лице Регины.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне об этом, мисс Свон?

Тон ее голоса не оставил Эмме сомнений: общаться не хотят. Но вот беда – общаться хотела сама Эмма! И хотела сильно, потому что порядком устала от недоговорок, от обид, от невозможности все прояснить. Общение с Дэвидом – а потом и с Арчи – приободрило ее и заставило думать, что пора бы расставить все по своим местам. И чем скорее, тем лучше.

Эмма подошла еще чуть ближе. Регина следила, почти не двигаясь. Рука ее лежала на столе, рядом с телефоном, словно готовясь в любой момент призвать помощь. Ей нужно было защищаться от Эммы? Она действительно так думала?

– Я пришла, чтобы поговорить с тобой, – выдохнула Эмма и остановилась, не дойдя шага до стола. – Закончить то, что мы начали.

Впервые с момента их разговора по губам Регины скользнуло что-то, напоминающее улыбку: кривую и резкую.

– А мы что-то начинали, мисс Свон?

Эмма тряхнула головой. Сердце все еще колотилось, но уже не так сильно. Регина не прогнала ее. Они разговаривают. Да, в стиле Регины – язвительном и вопросительном, – но все же. Можно чуть расслабиться.

– Я хочу знать, как Генри. Тебе удалось его успокоить?

Регина поначалу не хотела отвечать, однако Эмма настойчиво повторила свой вопрос.

– Удалось, но не думаю, что это должно вас волновать. Генри не хочет вас видеть. Он считает вас предателем, собственно, вы и сами это слышали.

Эмме срочно потребовалось сесть, потому что ноги ее не держали. Думала ли она, что отношения с Региной выльются в такое? На самом деле нет, не думала. Ей всегда казалось, что Генри отнесется спокойно, если узнает. Странно, что в городе ему никто не сказал, в той же школе – дети ведь склонны повторять за родителями.

– Мы должны что-то сделать…

Бровь Регины взлетела вверх.

– Мы? – с непередаваемо саркастичной интонацией повторила она. – Вы уже сделали все, что смогли, мисс Свон. Не думаю, что вам стоит пытаться все усугубить.

Внутри Эммы волной поднялся гнев, который она старательно удержала на месте. Регина злится, это понятно, не надо злиться на нее в ответ. Это ничего не даст. Это никогда ничего не давало.

– Регина, ты неправа, – как можно спокойнее проговорила Эмма, когда убедилась, что может говорить без срывов. – Генри выслушал твою точку зрения, не кажется ли тебе, что ему надо послушать и меня?

Ответом ей послужил надменный смешок, призванный дать понять: Регине не кажется. Она уже сделала все, что считала нужным, и Эмма со своим рвением только мешает ей.

Эмма, успевшая присесть в кресло, встала. Ноги чуть дрожали.

С Региной никогда не получалось нормального разговора. Рядом с ней можно было выть, стонать, рвать и метать, но только не разговаривать нормально, как люди. Как взрослые, уважающие себя люди.

– Регина, – Эмма собиралась пытаться столько раз, сколько потребуется. – Ты помнишь, что я сказала тебе в нашу последнюю встречу?

И вот тут впервые с начала беседы взгляд Регины дрогнул. Буквально на мгновение, практически сразу став привычно-обыденным, но Эмма успела увидеть. И обрадоваться тому, что Регине не так все равно, как она пытается показать.

Эмма склонилась над столом, ничего не говоря. Она хотела дождаться от Регины хоть какой-нибудь реакции. Хотела убедиться, что не одна хочет нормального диалога. Или хоть какого-нибудь диалога, который позволит им сдвинуться с мертвой точки.

Наверняка стоило это сделать намного раньше. Прошло больше года с того момента, как Эмма едва не сломала Регине спину о ступеньки лестницы, а они до сих пор обходили эту тему стороной. Регина не хотела ее обсуждать, а Эмма не обсуждала потому, что не хотела Регина. Такой замкнутый круг, ни один из участников которого не был доволен сложившимся положением. Эмма знала, что слишком мало думала о своем поступке, слишком плохо чувствовала вину, но как она может поддерживать пламя, если Регина не раздувает его? Это не было оправданием, конечно же, Эмма отчетливо понимала, однако не могла ничего поделать. Регина не требовала – или делала вид, что не хочет требовать – расплаты, Эмма, соответственно, ничего не платила. А ведь надо было. Непременно надо. Иначе что же получалось?

Обе молчали долго: Эмма – потому что ждала какого-нибудь ответа от Регины, Регина… Да кто ее знает, почему она делает то или иное? Считать ее практически невозможно. Эмма может думать все, что захочет, и в 99 процентах случаев окажется неправой. Проще не предполагать ничего, чтобы на выходе не получить результат, который разочарует.

– Регина, – укоризненно начала было Эмма вновь и тут же получила то, чего желала.

Но желала ли?

– О да, – с кривой усмешкой сказала наконец Регина. – Я помню. Что ты изнасиловала меня.

Она прищурила глаза и вздернула подбородок, словно для того, чтобы не дать себе заплакать. А она могла бы заплакать?

Эмма отшатнулась от нее, как от прокаженной. Или прокаженной была она сама? Сердце мгновенно упало вниз, в далекую пустоту живота, не оставив ничего взамен. Застарелая боль вернулась, и Эмма не была уверена, что она принадлежит ей.

Проклятье. Она не думала, что услышать это будет так…

Страшно.

Она, всегда выступавшая против насилия, всегда сочувствовавшая его жертвам, стала одной из преступников. И, более того, больше года жила слишком спокойно, практически оправдывая себя тем, что Регина ведет себя как прежде. Что ничего не изменилось между ними, а если и изменилось, то только к лучшему.

Эмма снова захотела сесть. Или даже – провалиться. Чем глубже, тем лучше. Ей можно найти оправдание? И стоит ли его искать?

Затряслись руки. Стало холодно.

Регина склонила голову к плечу. У нее были злые глаза. Опасные. Словно в них понатыкали лезвий, и, всякий раз засматриваясь, Эмма рисковала порезаться. Очень сильно.

– Я не думала, что, – начала Эмма и осеклась.

О чем она не думала? Что Регина внезапно так открыто и откровенно заговорит об этом? Хотела этого, но не думала, что случится? Что за нелепость! Кажется, Регина думала точно так же.

– Ты правда думала, что я это забуду? – шипяще поинтересовалась она. – Что пройдет год или два, и все просто осыплется пылью? Что я смирюсь?

Она хмыкнула и откинулась назад, вроде бы планируя сесть более расслаблено, но Эмма видела, как по-прежнему сильно напряжена ее спина. Регина готова была в любой момент броситься в бой. Первую гранату она уже кинула.

– Регина…

– Это мое имя, мисс Свон, да. Чего вы хотите добиться, постоянно повторяя его?

Эмма не знала, что отвечать. Более того – она не знала, что спрашивать. Не теперь. В своей голове она все это представляла по-другому. Реальность же оказалась гораздо страшнее.

– Я не знаю, Регина…

– Тогда ступайте, мисс Свон. Ко мне должен прийти Робин. Я не хочу, чтобы он видел вас здесь.

И вот тогда Эмма поняла. Откуда к ней явилось это понимание? Из космоса? Из сердца? Из разума? Отовсюду и ниоткуда?

– Ты ждала момента, чтобы отомстить? – горько спросила она, понимая, что сама виновата. – Серьезно?

Взгляд Регины мгновенно преобразился. Если до этого он пылал гневом, то теперь он мог убивать. И Эмма поняла, что не ошиблась в своих предположениях.

Месть.

Это была просто месть. Спокойная, очевидно, продуманная. И очень затянувшаяся.

В голове зашумело.

Эмма знала, что Регина способна на многое. Вот только кому она сделала хуже, поступив таким образом? Эмма не помнила, чтобы хоть раз за последний год видела ее по-настоящему счастливой. Зачем? Зачем она так сделала?

– Серьезно? – убито повторила Эмма, не зная, куда смотреть, куда пристроить дрожащие руки. – Вот этот… Робин… он твоя месть мне? Когда у нас, наконец, все могло быть хорошо?..

– У нас – все хорошо? – перебила Регина, в голосе ее послышалась откровенная, неприкрытая, огненная злость. – Ты думаешь, что у нас все хорошо? Вы правда так думаете? Все нормально?

Она перескакивала с «ты» на «вы», губы ее кривились в сдерживаемом смехе или плаче – не понять, – а глаза продолжали сверкать так яростно, что молнией могли бы пробить Эмму насквозь. Эмма невольно шагнула назад.

Она не должна ничего думать. Она должна была думать раньше. Тогда, когда…

– Нет, конечно, нет, – пробормотала она совсем не то, что хотела. – Нет ничего нормального.

Она жалела, что с языка ее сорвалось именно это. Она жалела, что вообще завела этот разговор. Может быть, если бы она промолчала… тогда и сейчас…

Если бы она не опрокинула тогда Регину на ступеньки – вот тогда все было бы хорошо.

Регина взвилась, как знамя, вздернутое на древко. Выскочила из-за стола и, цокая каблуками, надвинулась на Эмму, сверля ее взглядом. Тут бы отступить, но куда? И разве Эмма пришла не для этого? Не для того, чтобы выслушать? Чтобы решить все проблемы? Чтобы понять, что им следует сделать дальше?

– Вот именно! – зло отчеканила Регина, наступая на Эмму. – Ненормально!

Она с силой ткнула указательным пальцем в грудь Эмме, но та почти не почувствовала боли. Даже не пошатнулась. Просто стояла и смотрела. Ждала. Сгорала в своем и чужом кострах ненависти, боли и стыда.

Регина набрала воздуха и продолжила, наращивая темп:

– Вы причинили мне боль – физическую и моральную, мисс Свон. И все это время я лишь пыталась смириться. Пыталась уговорить себя, что не было ничего страшного во всем этом, что на самом деле ты не сделала мне больно, что я испытала тогда оргазм, значит, хотела сама! Я читала умные книжки и слушала умные речи от умных людей! Они советовали мне обратиться внутрь себя, отыскать там мои настоящие желания, и всякий раз, когда вы уходили, я хотела выстрелить вам в затылок! Это и было моим самым настоящим желанием! Но потом ты возвращалась, и я открывала тебе дверь и объятия! «Ради Генри, – говорила я себе, – я делаю это ради Генри!» И я делала! Он хотел видеть тебя героем – я не могла сказать ему, что ты натворила! Не могла объяснить, почему позволила тебе это сделать! Столько месяцев, господи ты боже мой, я мирилась с твоим присутствием в своей жизни, Эмма, потому что у меня этот чертов стокгольмский синдром, и я пыталась оправдать тебя вместо того, чтобы вышвырнуть тебя прочь и зажить спокойно!

Под конец Регина уже кричала, а Эмма вздрагивала от каждого слова, которое летело ей в лицо, и беспомощно моргала, не в силах отвернуться.

Это все правда. Это не может быть ничем другим. Регина, всегда с таким трудом делящаяся эмоциями, наконец преодолела этот трудный барьер. Наконец начала говорить. И вот теперь Эмма думала, как же это прекратить. Боже, это могло бы быть смешно, если бы не было так грустно. Эмма ощутила, как губы ее раздвигаются в ухмылке, но это оказалось всего лишь судорогой: внешним проявлением внутренней боли. Регина, кажется, даже не обратила внимания. Она тяжело дышала, глаза ее по-прежнему сверкали, а на верхней губе выступила крошечная капля пота. Эмма потянулась было смахнуть ее, но одернула себя и силой опустила руку.

Нет.

Она больше никогда не будет трогать Регину.

Не после того, что услышала. Подумать только, она заставляла ее… снова и снова… и даже в голову ей не пришло, чем это может быть для Регины… Она думала только о себе. Исключительно. Смотрела на Регину и не пыталась читать в ее глазах предупреждение. Просьбу. Мольбу. Не видела там ничего, кроме собственной похоти.

Эмма закрыла лицо ладонями, не в состоянии и дальше пытаться убрать с лица ухмылку. Из горла вырвался не то плач, не то смех. У нее начиналась истерика. Она поспешно села, потому что понимала: если не сделает этого, то упадет.

Регина осталась стоять. Дыхание ее постепенно приходило в норму. А потом она заговорила – глухо и отстраненно:

– И вот пришел момент, когда мой ребенок не хочет видеть тебя.

– Это и мой ребенок тоже, – едва слышно пробормотала Эмма, не убирая рук от лица. Потом все же убрала и посмотрела на Регину, тряхнувшую головой и с нажимом повторившую:

– Мой ребенок не хочет тебя видеть. Это последняя капля. Та, которую я так ждала. Та, что помогла мне принять решение. Ты помогла мне его принять. И я не хочу тебя видеть. Целый год мы были без тебя – не нужно было возвращаться к прошлому. Это никогда не бывает хорошо.

Ее лицо исказилось от сдерживаемых чувств. Эмма не удержалась и все же протянула руку, желая коснуться Регины, сказать ей, что все разрешимо, что люди проходят и не через такое, что…

– Убирайся, – сказала Регина, будто и не замечая руки. – Сейчас же. На этом все кончено. Между мной и тобой – все кончено, – зачем-то с напряжением повторила она. – Я хотела попытаться продолжить общение, но Генри все узнал. Я не собираюсь оставаться в его глазах извращенкой. Я уже сказала ему, что это было ошибкой. Что ты вынудила меня сделать ошибку. Тебе нечего делать в городе.

Эмма похолодела. Что она сказала ему? Как она могла? Как она нашла слова? Неужели… Какая расчетливая жестокость! Но можно ли было ожидать иного? Регина мстила через Робина, могла отомстить и так. Черт, бедный Робин… Он-то не знает.

Мысли Эммы перескакивали туда-сюда, она не могла толком уцепиться ни за одну. Что-то пробивалось извне. Что-то такое, что заставляло раз за разом воспроизводить в голове слова Регины, в которых угадывалось нечто… Но что именно? Как понять?

Между ними все кончено… Но как могло быть что-то между ними, если она изнасиловала Регину? Как вообще Регина могла думать, что между ними что-то было? Это Эмма думала. Это для Эммы существовали «они», не для Регины.

Не вязалось. Эмма не понимала, что именно, но не вязалось. И она морщила лоб и шевелила пальцами, словно это должно было помочь ей распрямить пружину.

Регина же явно не собиралась ждать.

– Теперь ты уйдешь, Эмма. Уедешь из города и больше никогда не появишься тут. Я сама буду привозить к тебе Генри, если он захочет тебя видеть, но сюда тебе дороги больше нет.

Она была настроена решительно. Очень. Сжимала кулаки и не двигалась с места. И Эмма уже почти ушла, сгорая в безумном огне, когда напоследок все же обернулась и посмотрела на Регину. Посмотрела очень внимательно, словно пытаясь запомнить. Забрать с собой память навсегда. А вместо этого поймала взгляд, который ее насторожил.

Глаза Регины. Они были… не такими. Неправильными. Эмма ожидала увидеть в них боль, страх, переживания прошлого, а видела лишь гнев и настороженность. Ожидание. Регина злилась, но не из-за того, о чем говорила. Казалось, что она злится на Эмму, да, это было логично, но не по причине, которая – по мнению Эммы – являлась камнем преткновения. Эмма понятия не имела, откуда у нее возникло такое ощущение, однако отделаться от него не могла. И оно жгло ее даже хуже, чем недавнее признание Регины, которое теперь представлялось каким-то… странным. И это все из-за одного взгляда?!

Да.

Из-за одного.

Регина ждала, что Эмма сделает. Послушается или нет. Словно от выбора Эммы зависело то, как Регина станет к ней относиться. Но зачем ей менять свое отношение к насильнику? Зачем ей ждать, если она – на словах – хочет получить один-единственный результат? Почему она была так рада видеть Эмму после года отчуждения? И это была неподдельная радость – совершенно точно. А вот теперь все так быстро переменилось.

Что-то тут было не так. Определенно.

Эмма нахмурилась.

Генри.

Генри вынудил Регину принять это решение. И он – не последняя капля, нет. Если бы она вынашивала его раньше, целый год живя одной местью, она никогда бы не позвала Эмму домой. К Генри. Не пришла бы просить о визите. Зачем ей поддерживать общение сына с той, кого она не хочет видеть?

Эмма невольно схватилась за живот, где почти уже окончательно зажила рана.

Она оставила ее в своем доме. Сгорая от мести, от ненависти, от воспоминаний прошлого, Регина оставила свою мучительницу у себя и пришла к ней ночью, чтобы поговорить по душам. Чтобы извиниться за свое поведение на крыльце.

Регина – гордая птица высокого полета.

Регина, которая мучилась от того, что сделала Эмма. Ненавидела ее. Желала, чтобы она убралась подальше.

Она купила ей квартиру, в конце концов.

Черт, да как такое может быть?!

До Эммы, наконец, начинало что-то доходить. Что-то очень смутное. Оно ощущалось пока лишь на кончиках пальцев, но стоило сделать усилие, чтобы схватить его полностью.

В данной ситуации можно было поступить только одним способом. И Эмма выбрала именно его. Вернувшись, она одернула куртку и распрямила плечи, набрав в грудь побольше воздуха.

– Нет, – сказала его твердо. – Я никуда не уйду. Я уходила слишком часто. Сейчас мы сядем и поговорим. Обо всем, что ты чувствуешь. И обо всем, что чувствую я.

Ее тирада явно оказалась неожиданной, потому что Регина не сразу нашла, что сказать. Она стояла, вытянувшись, молча смотрела на сосредоточенную Эмму и часто моргала. Словно растеряла все слова. Словно рассчитывала совсем на другое.

– Я не желаю!.. – вспыхнула Регина наконец, но Эмма схватила ее за плечи и сильно встряхнула.

– Ты желаешь, – внушительно заявила она, впервые за долгое время ощущая настоящую уверенность в собственных действиях. – И ты скажешь мне правду. Сейчас.

– Нет! Убирайся! – Регина попыталась скинуть с себя чужие руки, однако не преуспела.

– Ради Генри, пожалуйста, – попросила Эмма, уверенная, что на этот раз сработает.

И сработало. Регина все равно сдалась не сразу, буркнула для начала «Как именно это поможет Генри?», но Эмма заверила ее, что очень даже поможет: они вместе смогут успокоить его. Регина еще сопротивлялась, но по глазам уже было видно: она готова. Более того, она и сама хочет поговорить с Эммой по душам. По крайней мере, именно так думала Эмма. В это ей хотелось верить.

Она смотрела в глаза Регины и видела, как медленно и неохотно злость уступает место смирению. В сердце заплескалась неуместная гордость. Эмма сумела настоять на своем. Впервые за долгое время что-то собиралось произойти по ее воле. Это ли не радость?

Регина все еще колебалась. Смотрела на Эмму и молчала, что-то прокручивая в голове. А потом улыбнулась так ядовито, что Эмму прошиб пот.

– Хочешь правду, Эмма Свон? Что ж, ты ее получишь.

Она наконец избавилась от хватки Эммы, прошла к своему столу, села за него и сложила перед собой руки.

– Что же ты стоишь, Эмма? – в ее голосе слышалась откровенная издевка. – Уверена, что не хочешь присесть? Я бы присела на твоем месте.

И она сделала широкий приглашающий жест.

Эмма сглотнула.

Теперь она снова не была ни в чем уверена. И злая улыбка Регины заставляла ее теряться все больше и больше.

– Да, – сказала она, заставив себя встряхнуться. – Я хочу знать правду. И я присяду. Обязательно.

Но сначала она заперла дверь. Чтобы никакой Робин, который должен был прийти и о котором явно забыла Регина, не помешал им.

Комментарий к Глава 9

Не уверена, что завтра у меня получится присутствовать здесь, поэтому главу выкладываю сегодня. Следующая, возможно, будет не 12 февраля, а немного позже. Спасибо за понимание))

Смотрите в следующей серии:

…

– Знаешь, что самое плохое?

…

– Вижу, ты не слишком-то мне веришь? Что ж, это неудивительно. Я бы тоже предпочла себе не верить.

…

– Может быть, ты не хотела меня благодарить, но ты благодарила.

========== Глава 10 ==========

В кабинете было тихо. Эмма отчетливо слышала стук своего сердца – или то было не ее сердце? Так или иначе, но любой звук в этой оглушительной тишине раздавался особенно четко. Звонок же мобильника и вовсе заставил Эмму подпрыгнуть в кресле. Звонили Регине, она, не сводя насмешливого и одновременно яростного взгляда с Эммы, заговорила в трубку:

– Да. Нет. Не сейчас. Перезвони позже.

Фразы были отрывистыми и сухими, ничего не значащими, однако каким-то образом Эмма без труда поняла, что звонил Робин. Внутри всколыхнулось что-то да тут же пропало. Робин сейчас не был проблемой. Проблемой было то, что так старательно замалчивала Регина. Эмма сидела, держа спину прямо, будто ожидала удара. А разве его не последует? И, может быть, даже не один.

Внутри Эммы то все застывало, то размораживалось и начинало гореть столь яростно, что становилось невыносимо жарко. Хотелось то раздеться, то одеться. То встать, то сесть. Эмма нервничала и невероятным усилием воли заставляла себя оставаться на месте. Давно, очень давно она так себя не чувствовала. Прислушавшись к своим ощущениям, Эмма поняла одну очень важную вещь: это было скорее хорошее предвкушение, чем плохое. Жаль только, что нервничать она от этого понимания не перестала.

– Я поняла, – бросила Регина напоследок и отложила мобильник. Чуть отодвинулась от стола назад. Сложила руки на коленях. Все это – не сводя с Эммы глаз. От ее взгляда стало неуютно – еще более неуютно, чем было. Она словно вынуждала Эмму встать и уйти – прямо сейчас. Пока еще не поздно. Пока не сказано ничего, что уже нельзя будет забрать обратно.

Эмма глубоко вдохнула. Так глубоко, что стало больно в груди. А потом проговорила, очень четко:

– Скажи мне правду, Регина. Просто… скажи правду. Я прошу тебя.

Она не могла уйти ни с чем. Да, Регина уже много чего сказала ей в запале, но «шестое чувство» свербело в голове Эммы и продолжало нашептывать о сомнениях в правдивости услышанного. Регина по-прежнему вела себя не так, как должна была бы по мнению Эммы. Она говорила одно, а взгляд ее выражал совсем другое. Раньше Эмма не зацепилась бы за это, но теперь… Теперь она просто не могла отойти в сторону.

Регина молчала так долго, столь упорно, что Эмма почти пала духом. Нет, эта женщина никогда не откроется. Бесполезно. Можно просить, можно не просить – ответов не будет. И когда Эмма, наконец, собиралась признаться себе в том, что сегодня снова будет как и всегда, Регина усмехнулась.

– Так что же вы хотите знать, мисс Свон? – она говорила подчеркнуто вежливо, держала себя на расстоянии, давала понять, что война в самом разгаре и что она не собирается прекращать ее просто потому, что Эмма попросила.

Эмма тоже усмехнулась, но гораздо более нервно.

– Правду, Регина, – повторила она. – Только ее. Ты же знаешь.

Сколько еще ей придется произнести вслух это слово?

Выражение лица Регины стало более злым. Напряженным. Взгляд колол. Эмма видела, что Регина все еще сомневается в том, стоит ли выкладывать карты на стол. Но как же без этого? Они зашли слишком далеко. И слишком мало говорили обо всем случившемся. Слишком мало правды. Настало время для нее.

Наконец Регина снова открыла рот:

– Вы хотите знать, ненавижу ли я вас, шериф?

Эмма неуверенно кивнула. Хотела ли она? Скорее да, чем нет. Понравится ли ей ответ?

Спина стала мокрой от пота, майка прилипла к коже. Захотелось снять куртку, но Эмма боялась пошевелиться. Кто знает, что именно сподвигнет Регину отказаться от всех предложенных возможностей?

– Да.

Эмма, погрязшая в размышлениях, не сразу поняла, что ей сказали.

– Да? – глупо повторила она, едва ли не съеживаясь в ожидании насмешек. Регина же лишь хмыкнула.

– Да, я ненавижу вас, мисс Свон. Хотите узнать что-нибудь еще?

Она смотрела с вызовом, который вынуждал Эмму отводить взгляд. С трудом удавалось смотреть в прежнем направлении. И все еще ворочалось внутри ощущение, что Регина врет. В чем именно? Как достучаться до нее? Как задать верный, нужный вопрос?

Регина сидела, прямая, как стрела. Строгая. Неприступная. По крайней мере, с виду. Перед ней Эмма чувствовала себя как школьница, пришедшая к директору по поводу плохого поведения.

Молчание затягивалось, на этот раз с подачи Эммы. Регина взяла карандаш и постучала им по столу.

– Вы молчите, мисс Свон? Неужели вас больше ничего не интересует?

Она издевалась, по тону ее слов это было отчетливо слышно. Издевалась, чтобы ненароком не выдать своих настоящих эмоций.

Эмма сглотнула.

– Ладно, – она постаралась, чтобы ее голос звучал твердо. – Ты меня ненавидишь. Я верю.

Она действительно верила, потому что чувствовала это. По коже ползало именно такое ощущение. Возможно, она испытывала его и раньше, но всегда откидывала как что-то неправильное. За что было ее ненавидеть, в самом-то деле? До того, что они проделали на лестнице? Она не была виновата в материнстве. Более того, она хотела помочь, а не навредить. Неужели она не заслужила откровенности в свой адрес? Почему Регина с ходу решила опустить ее на самое дно своим отношением?