Текст книги "Волки в овечьих шкурах (СИ)"

Автор книги: Хель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Она изогнула тонкие губы в улыбке, и сестра Астрид тут же хихикнула, прикрывая рот ладошкой. Впрочем, тут же виновато опустила взгляд в пол, а затем и вовсе выскользнула прочь, плотно притворив за собой дверь.

Эмма огляделась. Обычный кабинет. И не скажешь, что он находится в церкви. Будто маленький и довольно уютный офис, а сестра Азурия… Ну, она похожа на врача. Такого усталого и немного удивленного.

– Если позволите, я перейду сразу к делу, – вздохнула Эмма, подходя поближе. Сестра Азурия указала рукой на стул, предлагая присесть, и села сама.

– Я только «за».

Взгляд у нее был настороженный. Она явно не понимала, чем привлекла внимание сил правопорядка.

– Вы общались не так давно с прокурором Альбертом Спенсером?

Эмма все-таки начала не с самого начала. Но так ей было легче.

Монахиня ненадолго задумалась и отрицательно качнула головой.

– Нет.

Возможно, она даже не врала. Спенсер в своих изысканиях никогда не углублялся так далеко. Тем более, что удобнее обвинить того, кто не живет в Сторибруке с самого рождения.

– Что ж… – Эмма положила на стол немного смявшийся ордер. – Я пришла к вам поговорить по поводу Руби Лукас.

И без того не слишком приветливое лицо сестры Азурии затвердело окончательно.

– Я не думаю, что смогу помочь вам, шериф.

Эмма и не ждала иного ответа. Однако сдаваться просто так намерена не была. Тем более, что Лили, как ни странно, кажется, подала самую лучшую из всех возможных идей.

– А я думаю, что сможете, – очень доверительно сообщила она, и сестра Азурия вопросительно поняла брови.

– Исповедь, – пояснила Эмма. – Руби ведь ходила к вам на исповедь, не так ли?

Она уже успела понять, что да, Руби ходила. Язык тела монахини выдал ее с головой. Она могла ничего не говорить, но напряжение, которое испытало ее тело, если Эмма заговорила про Руби, сказала все само. Зачем человеку напрягаться и нервничать, если он ничего не знает и ни в чем не виноват?

– Шериф Свон, – голос монахини стал ледяным. – Тайна исповеди священна. И я не могу…

– Можете, – оборвала ее Эмма, устав от левых отмазок, которые придумывали все вокруг, лишь бы только не говорить правду. – У меня есть ордер. Официальный документ, благодаря которому никто не обвинит вас ни в чем. Мне не нужны лишние подробности, я хочу знать лишь о том, что имеет непосредственное отношение к двум смертям, случившимся в этом городе. Даже к трем.

Она наклонилась вперед, проникновенно заглядывая монахине в глаза.

– Мистер Нолан и мисс Миллс будут крайне признательны всем тем, кто прольет хоть каплю света на случившееся.

Эмма сказала это очень вкрадчиво и очень тихо, прекрасно зная, что ее все равно услышат. Конечно, использовать Регину в подобном деле было не слишком хорошо, но, в конце концов, она действительно будет рада, если найдется убийца Гласса. Эмма отлично помнила, как Регина рыдала в ее объятиях в ту ночь, когда Сидни нашли. Это значит, что он не был ей так уж безразличен.

Кажется, сестра Азурия превратилась в статую. По крайней мере, она очень долго сидела очень прямо и не двигалась. И вроде бы даже не моргала.

Эмма смотрела на монахиню очень внимательно, боясь пропустить, как изменится ее лицо. А оно обязательно должно было измениться, рано или поздно. Так и случилось.

Сестра Азурия выдохнула, сжатые губы ее разжались, глаза чуть оттаяли. Видимо, она приняла решение. Эмма подалась вперед, готовясь внимать. В кармане у нее уже был включен диктофон: наученная горьким опытом, Эмма теперь всегда носила его с собой. Вот только забывала пользоваться. Но не сегодня.

– Шериф Свон, – медленно начала монахиня. – Вы должны понять… Руби ходила ко мне как к другу. И я…

– И как друг вы просто обязаны помочь ей хотя бы теперь, – перебила Эмма. Она хотела сказать, что по-хорошему, если у Руби были серьезные проблемы, об этом следовало сообщить гораздо раньше. Тем более, если эти проблемы были связаны с творящимися в городе ужасами. В общем-то, Эмма уже была готова осудить монахиню, однако терпела и стискивала зубы, понимая: если она так поступит, то, вероятно, не получит никаких сведений .

Сестра Азурия помрачнела и опустила взгляд, уткнувшись им в стол. А когда снова посмотрела на Эмму, в глазах ее застыла решимость.

– У Руби были проблемы с наркотиками.

Эмма кивнула.

Это всем давно известно, но ведь с чего-то нужно начать.

Монахиня немного помолчала. Потом заговорила снова:

– Она приходила ко мне очень часто в последнее время… перед своей смертью. И всегда говорила об одном и том же.

Эмма пощупала в кармане диктофон и уточнила:

– Об одном и том же – о наркотиках?

Вот ведь! Фактически, Руби сигнализировала о своей беде. И никто не хотел ей помочь.

Монахиня поморщилась и поправила и без того аккуратную прическу.

– Нет, – сказала она негромко и с какой-то вроде бы даже досадой. – Об одном и том же человеке.

Сердце Эммы забилось в ускоренном ритме, она замерла, боясь упустить хоть слово. Неужели?..

– Голд, – имя упало словно камень. Казалось, от его падения даже комната загудела.

Эмма шумно выдохнула.

Вот оно. Признание. Впервые у нее есть что-то. Что-то весомое, а не просто догадки и подозрения.

– То есть, – принялась она уточнять на всякий случай, надеясь, что диктофон работает, – Руби Лукас говорила о мистере Голде?

Монахиня кивнула. Молча, что было не совсем на руку Эмме, но сообщать о диктофоне она не могла: на запись требовалось отдельное разрешение, к тому же, сестра Азурия могла и не дать свое согласие записываться. Поэтому Эмма снова вздохнула и продолжила задавать наводящие вопросы, которые потребовали бы более развернутого ответа:

– И в каком контексте она говорила о мистере Голде?

В комнате вновь воцарилась тишина. Эмма испугалась было, что монахиня передумала и сейчас заявит об окончании разговора, но сестра Азурия сложила руки так, словно собралась молиться, и продолжила:

– Она говорила мне, что он дает ей наркотики.

– Дает? Или продает? – тут же уточнила Эмма.

– Дает. Именно, что дает.

Становилось все интереснее. Мистер Голд никогда не производил впечатление бескорыстного человека, готового поделиться чем-то дорогим и не потребовать за это плату. Если Руби не платила на наркотики деньгами, то всяко расплачивалась чем-то другим. Но чем?

– И Руби не упоминала, как конкретно у них происходил обмен?

Это должен был быть обмен. Обязан.

Внутри Эммы все пело. Она наконец вышла на верную дорогу и с нетерпением ждала, что же еще скажет монахиня. А потом собиралась со всеми этими новостями отправиться к Спенсеру и потребовать у него полного ведения дела.

– Не упоминала. Да я и не спрашивала. Это был не допрос, шериф, а исповедь, – голос сестры Азурии стал немного сердитым. Эмма уловила намек и поспешила умерить свой пыл, сознавая, что нельзя передавить.

– Да, сестра, извините. Руби говорила что-нибудь еще?

Эмма надеялась, что Руби могла упомянуть о Кэтрин или Сидни. Или о чем, что было хоть отдаленно с ними связано. Однако монахиня отрицательно покачала головой.

– Это все, шериф. Вы и так заставили меня нарушить священное обещание, не вынуждайте меня сейчас придумывать то, чего не было в действительности.

– Я не вынуждаю, – возразила Эмма. – Просто, быть может, она сказала что-то, чему вы не придали значения, тогда как на самом деле…

И вот тут она перегнула палку. Столь сильно, что та сломалась. С треском.

– Не приходите ко мне больше, мисс Свон. Я не желаю вас видеть. Мне было крайне неприятно пообщаться с вами, учитывая вашу роль во всем произошедшем.

Мать-настоятельница поднялась во весь свой небольшой рост. Лицо ее было спокойным, но во взгляде Эмма уловила едва прикрытый гнев. Значит, в монастыре тоже считают, что шериф превысил полномочия и не должен был устранять опасность, которая грозила не одному человеку.

Монахиня продолжала стоять и в упор смотреть на Эмму, которой ничего не оставалось, кроме как тоже подняться и сделать вид, что все происходит так, как и было задумано.

– Я благодарна вам, сестра Азурия. Вы мне очень помогли.

Эмма улыбнулась и протянула руку, намереваясь попрощаться, но монахиня не двинулась с места. Губы ее презрительно поджались. Эмма усмехнулась, качая головой. Отвернулась и пошла к двери.

Все же у нее было доказательство. Пусть Спенсер даже не примет его, но оно есть у самой Эммы. И никуда от него не деться.

Возле двери Эмма все-таки остановилась. И сказала то, что заставило сестру Азурию негромко ахнуть:

– Если бы вы думали не о Боге и не о себе, то давно сообщили бы мне о проблемах Руби. И тогда ее можно было бы спасти. Если вы считаете, что не причастны к ее смерти, то вы ошибаетесь.

Эмма не оборачивалась, но и так знала, что монахиня нужным образом отреагировала на услышанное. Не могла не отреагировать. Только что Эмма Свон обвинила монахиню в гибели Руби Лукас. Разумеется, это новость разлетится очень быстро. Никто не возьмется рассуждать, косвенно ли сестра Азурия причастна к этому или нет. Все снова примутся за старое: будут плевать в сторону Эммы и оттаскивать своих детей с ее пути.

Домой Эмма поехала не сразу. Сначала она завернула в прокуратуру, где без труда попала на прием к Альберту Спенсеру: все же в таком маленьком городишке для прокурора не столь много дел.

Спенсер протирал очки, когда Эмма зашла к нему в кабинет.

– Так-так, мисс Свон, – он уставился на нее без улыбки. – Зачем пожаловали?

Эмма знала, что Спенсер, как и многие в городе, ее недолюбливает. Однако же для него работа стояла на первом месте. Если она сумеет доказать ему то, что очевидно для нее самой…

Эмма выложила на стол диктофон и без лишних слов включила запись. Спенсер прослушал ее очень внимательно, а когда она кончилась, уставился на Эмму. Та приподняла брови.

– Вы разве не слышали? Монахиня сказала, что Голд давал Руби наркотики!

Спенсер усмехнулся, откинулся назад на стуле и покачал головой, сцепляя пальцы на животе.

– Вы и сами понимаете, Свон, что это не доказательство. Нет согласия на запись.

Эмма возвела глаза к потолку, тщательно вдохнула и выдохнула и продолжила, опершись на стол:

– На основании всего этого мы можем вызвать Голда для дачи показаний.

– И он станет все отрицать, – снова усмехнулся Спенсер. Затем прищурился и толикой сожаления продолжил:

– Я понимаю ваше рвение, Свон. Думаю, что будь я на вашем месте, я бы так же рыл копытом землю. Но я уверен, что допрос Голда ничего не даст. Состава обвинения у нас нет. У нас есть лишь слова монахини и анализ крови Лукас. Лукас могла просто наговорить на Голда, чтобы не выдавать истинного виновника.

Он развел руками, и Эмма, в общем-то, вынуждена была согласиться с ним. Если они сейчас вызовут Голда в полицию, то он будет знать, что они копают под него. Значит, при всей развязанности рук он сможет предпринять какие-то шаги. Нет, тут нужны неопровержимые доказательства. Как минимум, надо найти того, кто подбросил кассеты в участок. Так или иначе, но он на стороне Эммы. Следовательно – по крайней мере, есть такая вероятность, – против Голда.

Разговор со Спенсером ни к чему не привел, Эмма вышла на улицу в крайне расстроенных чувствах. Диктофон лежал в кармане, разумеется, она не оставила его прокурору. Но толку ей от этой записи, если она все равно не может ничего сделать?

Дорога до дома заняла немного времени, и вот уже Эмма сидела за столом и уныло смотрела в тарелку. Лили приготовила что-то вкусное, но аппетита не было совсем. Для вида Эмма поковырялась в еде, даже попробовала ее, но покачала головой. Пресно. Для нее сейчас все пресно.

На душе чувствовалась какая-то погань. Эмма сознавала, что крутится возле нужных ответов, но не находится никого, кто мог бы развернуть ее лицом к ним. А сама она – будто в темноте. Вытягивает руки, дотрагивается кончиками пальцев, готовится ухватить, но желанная добыча исчезает и возникает где-то в совсем другом месте.

– Невкусно? – спросила Лили, заметив, что Эмма почти уснула над тарелкой.

– Нет-нет! – встрепенулась Эмма. – Все супер!

Она улыбнулась, надеясь, что улыбка смягчит ее невнимание. Лили улыбнулась в ответ и, протянув руку, накрыла ладонь Эммы, лежащую на столе.

– Тебе надо поговорить с Региной.

Имя отдалось внутри звучным набатом. Эмма содрогнулась.

– Что?! – она с удивлением уставилась на Лили. Та же лишь невозмутимо пожала плечами.

– А что? Только не говори, что не хочешь ее видеть.

Эмма сидела как оглушенная.

Она… хочет видеть Регину? С чего Лили это взяла?

Лили снова пожала плечами, когда Эмма все же спросила ее об этом.

– Она, пожалуй, единственная в городе, кто может согласиться помочь тебе., – она отправила в рот последний кусочек лазаньи – да, кажется, это все же была лазанья. Эмма уставилась на нее еще пристальнее.

– Она не хочет со мной разговаривать.

Это прозвучало очень неуверенно. Словно отмазка.

Лили прищурилась.

– А ты пробовала? – парировала она невозмутимо.

Эмма сглотнула.

Конечно, нет. До сего момента она была уверена, что справится без Регины. Она столько времени уже справляется без нее! Сама мысль о том, чтобы набрать ее номер, приводила в дрожь. Эмма вцепилась в стул, чтобы не выдать себя.

Ей нельзя было видеться с Региной. Она знала, что нахлынут ненужные воспоминания, после которых… После которых все будет плохо. Просто потому, что с Региной всегда плохо. Плохо с ней, плохо без нее. И никуда от нее не деться. Даже не общаясь с ней, Эмма не может от нее избавиться. Словно какое-то проклятье.

– Поговори с ней, – мягко посоветовала Лили снова. – Это хороший шанс.

– Шанс для чего? – медленно спросила Эмма. Что-то во всем этом казалось ей неправильным.

– Наладить отношения.

Вот оно.

– Зачем тебе это? – Эмма откинулась назад, внимательно разглядывая Лили. Та же, в свою очередь, пристально смотрела на Эмму.

– Зачем мне что?

– Чтобы я общалась с Региной.

Эмма не могла отделаться от подозрительности. Но в чем ей было подозревать Лили? В том, что она хочет таким образом отделаться от Эммы? Нелепо. Тогда что?

Лили встала и принялась собирать тарелки. Эмма последила за ней какое-то время, потом тоже поднялась. Подошла поближе, обняла Лили за талию и положила подбородок ей на плечо.

– Никакой ревности? – выдохнула она на ухо.

– Что? – засмеялась Лили, тряся головой. – Щекотно, между прочим. И у меня посуда в руках. Уроню.

– Соберем осколки, – легко прошептала Эмма, губами прихватывая мочку уха Лили и чувствуя, как дрожь бежит по ее телу.

Они ничего не разбили в тот вечер. И не порвали, хотя были к этому близки. Уже почти засыпая, Эмма подумала, что Лили права. Регина единственная в Сторибруке, с кем Эмма вообще может общаться. И единственная, кто при случае подтвердит ее слова. Если вообще захочет подтверждать. Эмма готова была отпустить ее восвояси, но, может быть, она поторопилась?

Лили заворочалась во сне, тревожно застонала, и Эмма обняла ее, успокаивающе шепча на ухо:

– Я здесь.

Лили застонала снова. А потом вдруг сказала четко и ясно:

– Эмма, беги.

Видимо, ей снилось что-то плохое. Эмма крепче обняла ее и притиснула к себе, целуя в макушку. Самой ей удалось уснуть только под утро, поэтому на работу она поехала, зевая во весь рот. И только выйдя из машины, заметила небольшую группку людей, торчащую под окнами участка. Сердце беспокойно стукнулось о ребра. Эмма зачем-то полезла проверять, с собой ли у нее оружие. Впрочем, все выяснилось очень быстро.

От толпы отделилась старуха Лукас. Подошла к Эмме и требовательно велела:

– Убирайтесь из города, мисс Свон! Довольно с нас вашего возмутительного поведения!

– Что я натворила на этот раз? – поинтересовалась Эмма, настороженно переводя взгляд с Лукас на Хоппера, затем на Лероя и обратно. Больше всего ей хотелось разогнать этих людей. Накричать на них. Заставить прозреть. Но нужно было отдавать себе отчет: крики тут не помогут. Только голые факты. До которых еще надо добраться.

Лукас всплеснула руками.

– Она еще спрашивает! – возмущению ее не была предела. – Думала, мы не узнаем, что ты ходила к сестре Азурии и обвинила ее один Бог знает в чем?! Силой заставила раскрыть тайну исповеди моей бедной внучки!

Толпа согласно загудела.

Эмма только вздохнула. Ну что толку спорить с идиотами?

– Дайте пройти, – велела она, так как спонтанная демонстрация загораживала вход в участок.

Народ, конечно, не расступился. Только сомкнул ряды плотнее.

– Ты тут чужая, сестренка, – зло вякнул Лерой. – Уезжай подобру-поздорову. А то всякое может случиться.

Вокруг одобрительно закивали. Эмма прищурилась.

– То есть, ты, Лерой Дженкинс, – она сознательно назвала его по имени, – только что угрожал мне? Сотруднику правопорядка? Я верно тебя поняла?

Лерой тут же смешался и отступил назад. А вот вдова Лукас сдаваться не собиралась.

– Верно, верно! Не думай, что на тебя управа не найдется – найдется и еще как!

Толпа снова зашумела, Эмма невольно пошатнулась под ее напором, и в этот момент срази раздалось грозное:

– Что здесь происходит?

Дэвид подобрался незаметно и теперь всем своим видом показывал, что готов защищать Эмму до последней капли крови. Действуя, словно ледокол, он разделил надвое гудящую толпу, и Эмма благодарно кинулась следом за ним, не рискуя оборачиваться. В спину ей неслись невнятные выкрики и требования убираться из города.

– Что это такое? – возмущенно поинтересовался Дэвид, когда они оказались в участке. Он рывком стянул куртку и зашвырнул ее куда-то. Кажется, он был по-настоящему рассержен.

Эмма покачала головой и рассказала ему про вчерашний визит к сестре Азурии.

– Говорил же – не ходи к ней! – в сердцах воскликнул Дэвид, стукнув кулаком в стену. Да так сильно, что отбил пальцы. Пока Эмма перебинтовывала ему руку, он все бухтел и требовал в следующий раз прислушиваться к нему.

– Да, папочка, – на автомате согласилась Эмма и больно прикусила язык.

Отвратительно. Черт, как же отвратительно!

Еще и этот волк… Как тут не поверить в сказки? Вот только Дэвид и не позволяет это сделать. Может, Эмма и сдалась бы напору окружения. Может быть, ей было бы проще сказать себе, что все это – действительно проклятье. Что она дочь Белоснежки и Прекрасного Принца. Что Регина – это Злая Королева. Что все вокруг – просто жители Зачарованного Леса. Но она не могла. По большей части, из-за Дэвида. И немного из-за того, что просто не могла себя заставить поверить. Ну, в самом деле, какая такая магия? В реальном мире? Вы серьезно?

Демонстрация под окнами еще долго не расходилась. Время от времени Эмма выглядывала, убеждалось, что все по-прежнему, вздыхала и садилась обратно. Дэвид мрачно посматривал на нее, но выходить орать больше не выходил: хватило и одного раза. Тогда Лукас кинула в него подгнивший помидор и плюнула, назвав прихвостнем Свон. Эмма едва увела Дэвида обратно. Она его плохо узнавала: всегда такой мирный и спокойный, сейчас Дэвид готов был растерзать целый город, чтобы отстоять шерифа.

– Я выйду, – резко поднялся Дэвид, когда сквозь неплотно прикрытое окно до них в очередной раз донеслись неприятные выкрики. Эмма вскинулась.

– Куда ты?

– В туалет, – не оборачиваясь, бросил Дэвид и исчез за дверью. Эмма прислушалась: кажется, и в самом деле в туалет. Она вздохнула и откинулась назад на стуле, заставляя себя не переживать. Разве все это происходит впервые? Ну, в таких масштабах да. Но в целом-то…

Взгляд упал на телефон. Тут же вспомнился вчерашний разговор с Лили. Рука сама потянулась вперед, но Эмма ее отдернула.

Она не станет звонить Регине.

Или…

Станет?

Стала.

Воровато оглядываясь, будто совершая преступление, Эмма торопливо набрала номер мэрии, не желая звонить по мобильнику. Сердце стучало так, что было больно дышать. Эмма стиснула пальцами трубку и принялась считать гудки.

– Алло.

От знакомого голоса слегка защемило в груди. Сколько они уже не разговаривали? Нет, сейчас надо думать совсем не об этом.

– Ре… Регина? – запнулась Эмма и прикусила язык. Черт, не самое удачное приветствие.

В трубке мгновение помолчали, затем проговорили:

– Я слушаю вас, шериф Свон.

В другое время Эмма обрадовалась бы тому, что Регина узнает ее с полуслова, но не теперь. Впрочем, что-то теплое все равно откликнулось. Пришлось набрать воздуха в грудь прежде, чем продолжить:

– Регина, я тут нашла одну запись… Мне нужно, чтобы ты ее посмотрела.

Эмма все еще обращалась к Регине на «ты». Она пыталась переучиться, пыталась заставить себя и не могла. Эмма просто не могла дистанцироваться настолько. Она и так отошла максимально далеко, это «ты» было лишь небольшой уступкой самой себе.

В ответ раздался приглушенный смешок.

– Давно не виделись, Свон. Скучала по мне?

Это прозвучало так нетипично для Регины, что Эмма в первое мгновение опешила, не зная, что и сказать.

– Регина? – осторожно уточнила она. – Это ты?

На том конце провода послышался негромкий смех.

– Простите, шериф, – извинилась Регина. – Давно мечтала сказать именно так.

Эмма угукнула, не зная, как реагировать. У Регины явно хорошее настроение. Надо бы этим воспользоваться.

– Послушай, – зачастила она, боясь притормозить и не довести дело до конца, – мне правда нужна твоя помощь. Я знаю, что ты занята, но, может быть…

Эмма смущенно замолкла. Стоило ли так умолять? Нет, конечно, нет. Вот сейчас Регина оседлает любимого конька и скажет, как отрежет. А Эмме потом весь день ходить с опущенным хвостом и перемалывать в уме разговор. Лучше бы она не звонила… Лучше бы не звонила.

– Хорошо, мисс Свон, – неожиданно легко откликнулась Регина. – Я свободна завтра вечером. Вы сможете заехать в мэрию?

Эмма, ожидавшая совершенно иного ответа, торопливо воскликнула:

– Конечно!

– Вот и славно, – заключила Регина. – Тогда до завтра.

Она повесила трубку до того, как Эмма успела попрощаться, и Эмма долго сидела с отчаянно бьющимся сердцем и слушала гудки.

Она сделала это. Она ей позвонила. Она ее услышала.

Черт.

Она по ней скучала.

Комментарий к Глава 6

Смотрите в следующей серии:

…

– Это был долгий, очень долгий год. А чем все это время занималась ты?

…

– Не могу понять, какого цвета у вас глаза, мисс Свон.

…

– Подумай. Что тебе в этом городе?

========== Глава 7 ==========

Лили уехала утром, и Эмма проводила ее только до дверей, потому что Лили сама настояла на этом. А Эмма не особо и сопротивлялась: утро было ранним, а ночь – бессонной.

– Я вернусь через пару дней, – заверила ее Лили. – Ты и опомниться не успеешь.

Эмма, успевшая привыкнуть жить не в одиночестве, кивнула.

Она действительно хотела, чтобы Лили вернулась. К ней. Это стало чем-то само собой разумеющимся. С Лили было просто, она не строила из себя невесть кого, разговаривала как нормальный человек и могла помочь даже тогда, когда ее не просили. Последнее было особенно важно, потому что Эмма в силу своего характера с трудом преодолевала неприязнь к просьбам о помощи. Смириться-то она смирялась, но внутри еще долго и нудно свербело от того, что приходилось себя преодолевать.

Поцеловав Лили на прощание и закрыв за ней дверь, Эмма вернулась в постель, радуясь возможности поспать еще часик. Однако буквально через полчаса была вновь вырвана из плена не очень сладкого сна трелью мобильника.

– Слушаю.

– Шериф Свон, вам нужно подъехать. В больницу.

На проводе был Вэйл, бодрый, но раздраженный. Его безапелляционный тон заставил Эмму сесть в постели и тряхнуть головой.

– Это еще зачем? – точно так же, без приветствия, ответила она и буквально увидела, как Вэйл поморщился.

– Приедете – увидите.

И этот наглец бросил трубку.

Эмма снова тряхнула головой.

Да когда же они приучатся обращаться к ней уважительно?!

Ах да.

Руби ведь.

Значит, никогда.

Сна, разумеется, уже не было ни в одном глазу. Эмма даже пожалела, что послушалась Лили и не поехала ее провожать: не пришлось бы сейчас соскребать себя с постели. Честное слово, она больше выспалась, когда встала полчаса назад!

На часах было около шести утра, когда Эмма подъехала к больнице. Вэйл ждал ее у главного входа: угрюмый и напряженный. И он курил. Эмма никогда не видела, чтобы в Сторибруке хоть кто-нибудь курил. Пожалуй, это потрясло ее больше, чем все остальное.

Вэйл привел Эмму в подвал больницы, где, как оказалось, вполне себе процветало психиатрическое отделение. Причем агрессивно красным цветом, расплескавшимся по стойке, перед стойкой и за ней. Эмма, учуяв знакомый запах, на мгновение замерла, а потом прерывисто вздохнула.

– Кто? – только и спросила она.

Вэйл поморщился, снова полез за сигаретами, потом вспомнил, видимо, что в больнице курить не разрешается, и сказал:

– Главная сестра отделения.

Эмма не была уверена, что хочет на нее смотреть. Но пришлось, все же она пока оставалась шерифом. Женщина лежала за регистрационной стойкой, горло ее было перерезано – от уха до уха. Белый халат покрылся пятнами, и это даже выглядело почти красиво. Почти – если бы Эмма ценила этот вид искусства.

Похлопав себя по карманам и убедившись, что не взяла перчатки, Эмма вздохнула, покачала головой и присела на корточки. Что уж она там надеялась разглядеть, пожалуй, не знал никто. И она сама тоже. Все равно надо было вызывать Эшли.

Эмма встала. Ее чуть потряхивало, как и всегда от вида трупа.

– Когда это случилось? – спросила она Вэйла. Тот прикинул в уме прежде, чем сказать:

– Пару часов назад. Сегодня мое дежурство, я делал обход и решил, что неплохо будет спуститься сюда. Мы обычно тут время не проводим, но порой надо заглядывать.

Он поморщился и пояснил, видя удивление Эммы:

– Дух тут тяжелый. Не хочется заряжаться отрицательными эмоциями.

Эмма приподняла брови, однако комментировать не стала. Как по ней, так в Сторибруке везде был тяжелый дух, вообще из дома не выходить, что ли?

– И? – призвала она Вэйла продолжить свою мысль. Он кивнул.

– Ну, вот и спустился.

Он помедлил, затем добавил, будто нехотя:

– И пациенты пропали.

– Что? Все? – ужаснулась Эмма, уже представляя, как психи разбрелись по городу. Твою ж мать, это сколько их отлавливать придется?

– Их всего двое было, – успокоил ее Вэйл. – Ваш старый знакомый Джефферсон и Белль Френч.

Эмма прикрыла глаза.

Да, успокоил. Ага.

Женщина убита. А Джефферсон всегда производил впечатление буйного. Да и эту Френч Эмма не знала. Отлично, просто отлично.

У Эммы уже готов был задергаться глаз. Не город, а сплошное наказание. Впрочем, надо признать, что целый год тут было тихо. То пусто, то густо, как говорится. Вот только почему всегда есть жертвы?

Велико было желание зло ухмыльнуться и сказать «Нет, спасибо, я не буду этим заниматься, а то мало ли, еще кого-нибудь убью!» Но, конечно же, Эмма так не сказала, а вызвонила Дэвида и велела ему приехать. Кажется, на заднем плане что-то верещала Мэри Маргарет, недовольная тем, что у ее парня есть работа, которая внезапно заставляет его работать, но Эмма не стала это комментировать. В конце концов, Дэвид большой мальчик и разберется самостоятельно.

Эшли, опередивший Дэвида, осмотрел жертву и заявил, что разрез профессиональный.

– Это, конечно, на первый взгляд, – тут же оговорился он. Эмма знала, что Эшли суеверен, хотя и не понимала, что страшного в том, чтобы выдать устное заключение, пусть оно даже окажется впоследствии ошибочным. Оно же не идет ни в какие инстанции.

– Профессиональный, – пробормотала Эмма, затем огляделась, высматривая Вэйла. Он разговаривал с приехавшим Дэвидом.

– Слушайте, – Эмма подошла к ним, кивая напарнику, – Вэйл, скажите, Френч или Джефферсон могли бы это сделать?

Вэйл пожал плечами.

– Да кто ж их знает? – немного раздраженно отозвался он. – Если какой всплеск был, могли бы, полагаю. Так-то Белль была очень спокойной, ее любили. Джефферсон буянил, но в меру. Да и открыть самостоятельно камеры…

Он покачал головой. Эмма хмыкнула, просчитывая варианты. Дэвид стоял, поглядывая на нее, и молчал, явно ожидая указаний.

– А камеры не могли открыться из-за сбоя электричества?

– Исключено, – отрезал Вэйл. – Здесь не цифровые замки.

Дэвид тут же отправился проверять, так ли это. Тем временем у Вэйла пискнул пейджер, Эмме пришлось отпустить его. Проследив, как санитары поднимают тело и запаковывают его в мешок, она в который раз за сегодня вздохнула и пошла к Дэвиду.

– Проверь записи камер. Надеюсь, хоть тут проблем не будет.

Дэвид с сожалением посмотрел на нее.

– Эмма, может быть, ты не заметила, но тут нет камер, – и он обвел руками помещение.

Очень захотелось выругаться. Смачно и громко, так, чтобы всем стало неудобно. Эмма сдержала порыв, сцепив зубы, и снова занялась дыхательной гимнастикой.

Да, отвратительный город. Тут все и всегда идет не по плану.

– Кто-то мог их выпустить?

Дэвид пожал плечами.

– Да кому надо-то?

– Кому угодно, – буркнула Эмма, не сознаваясь в том, что и здесь подумала на Голда. В конце концов, было очень удобно думать на него и вешать всех собак. Он ли не заслужил? Разумеется, вслух свои мысли Эмма озвучивать не стала: Дэвиду она доверяла, однако уши могут иметься везде. Да такие, что тотчас же донесут Голду. А как себя поведет он…

Но зачем ему все это? Или он таким образом пытается отвести глаза от чего-то более глобального? Ха, что может быть глобальнее психов, разбежавшихся во все стороны!

Оставив Дэвида разбираться, Эмма отправилась в участок, по пути скинув сообщение Спенсеру. Произошедшее пока мало его касалось, но Эмма понадеялась, что под давлением обстоятельств он изменит свое мнение насчет записи и даст добро вызвать Голда на допрос. Может быть, конечно, то, что случилось в больнице, Голда никак не касается, однако отметать этот вариант совершенно неправильно. В мире есть такие люди, которых касается все. И Эмма вполне серьезно думала, что Голд к ним относится.

Уже входя в офис, Эмма наконец поняла: Джефферсон на свободе. А это значит…

Она тут же отправила парочку полицейских к дому родителей Пейдж, справедливо полагая, что Джефферсон может там объявиться. Также подала запрос в больницу на данные Белль Френч, о которых забыла попросить Вэйла, пока находилась там. На составление отчета о произошедшем ушло какое-то время, когда Эмма поглядела на часы, было уже около полудня. Охнув, она схватилась за мобильник.

Так и есть.

Четыре пропущенных и три смс-ки. Смс-ки от Генри.

«Эмма, как насчет погулять? И мароженого!!!!! :)»

«А можно еще в книжный зайти!!!»

«Ау!!!!!!!»

Эмма быстро накатала сыну ответ, пообещав ему все предложенное проделать завтра. Она сомневалась, что сегодня сумеет урвать хотя бы минутку. Генри расстроился, но не обиделся. Убедившись, что все в порядке, Эмма взялась за звонки.

Первой звонила Лили. Эмма набрала ее, но было занято. Следом настала очередь Спенсера.

– Да? – ответил он после трех гудков.

– Вы звонили.

– Звонил. Вы, я так понимаю, из больницы?