Текст книги "Волки в овечьих шкурах (СИ)"

Автор книги: Хель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

– Эмма, – начала было Регина, но Эмма мгновенно перебила ее, проорав:

– В задницу! И желательно – к Робину! Потому что в твоей-то он уже наверняка побывал!

Сердце ее заливалось гневом, злобой и еще бог знает чем. Конечно, Регина не должна была оправдываться. Но если не должна, зачем же бежала, полуголая, за Эммой на улицу? Зачем до сих пор пытается что-то сказать? Зачем?

Подняв стекло и не слушая больше, что там пыталась говорить Регина, Эмма, не пристегнувшись, завела машину, крутанула руль и, газанув, помчалась прочь от дома под номером сто восемь на Миффлин-стрит.

Комментарий к Глава 8. Часть 1

Поскольку на должное окончание мне немного не хватило времени, продолжение будет в понедельник. Надеюсь, никого особо не расстроит этот факт)

========== Глава 8. Часть 2 ==========

От мерзкого привкуса во рту удалось избавиться не сразу и не до конца. Эмма поморщилась, мотая головой, затем резко выдохнула и двинулась на поиски воды. Кухня была чужой, ориентироваться в ней, конечно, было не так уж сложно ввиду размера, однако Питер успел все переставить. Даже графин с водой, оказавшийся почему-то в холодильнике. Эмма жадно пила ледяную жидкость, чувствуя, как вкус виски соскальзывает с языка.

Начинать утро с виски было плохой затеей, однако вот уже третий день Эмма именно так и поступала. Нельзя сказать, что ей очень хотелось выпить, просто… Просто надо было притушить разные мысли, одолевающие ее со страшной силой.

В мобильнике висело непрочитанным сообщение Дэвида, Эмма не хотела его открывать. Там наверняка вести про Джефферсона – она просила держать ее в курсе событий. Тот так и не пришел в себя, лежал, подключенный ко всем возможным аппаратам, и Вэйл очень сомневался, что Эмма сможет услышать хоть одно слово из тех, что так хочет. Эмма же не скрывала надежд и ждала момента, чтобы поговорить с Джефферсоном. Поначалу она намеревалась дежурить возле него, но Дэвид отговорил ее от этой затеи, заявив, что и сам справится, а Эмме все равно надо самой подлечиться. Эмма же лечиться не очень хотела, на месте ей не сиделось, так что она два дня подряд обивала пороги кабинета прокурора с целью вытянуть из Спенсера все-таки разрешение на допрос Голда. «Но ведь столько ниточек к нему ведут! – как можно более убежденно говорила она, стоя перед скептически настроенным Спенсером. – Вы же понимаете, что не может человек быть настолько вовлекаем во все события города и при этом обладать незапятнанными в чем-либо руками!» В итоге ее рвение не пропало даром: Спенсер нехотя согласился выписать ордер. Но заявил, что нужны показания хотя бы одного свидетеля, мол, без этого оснований все равно нет, и Голд может засудить их в ответ. Запись разговора с матерью-настоятельницей он решительно отказывался принимать, мол, произведено без разрешения. «Как ты умудрилась назвать ее сестрой и остаться с головой на плечах?» – хмыкнул Спенсер под конец беседы. Эмма недоуменно пожала плечами: «Какая разница?» Она помнила, что так ей сказал Дэвид, самой-то ей было все равно. «Да нам-то никакой, а Азурия обычно рвет и мечет, если к ней не так обращаются», – Спенсер принялся перебирать бумаги на столе. Эмма снова пожала плечами: «Полагаю, ее больше озаботили мои вопросы, чем то, как я ее назвала». Спенсер кивнул: «Это очевидно». Выйдя от него, Эмма приняла решение потом еще раз заглянуть к Азурии: если все так, как утверждает Спенсер, то, выходит, мать-настоятельница явно забеспокоилась. И, возможно, не только из-за того, что Эмма могла испортить хорошую память горожан о Руби. Что, если монастырь – это всего лишь прикрытие? Идея, конечно, на грани бреда, но это ведь очень удобно: кто полезет к монашкам? Голд может проворачивать там какие угодно делишки. Возможно, он что-то не поделил с Азурией или обманул ее с деньгами, раз уж она нехотя, но все же решилась поделиться с шерифом кое-какими откровениями.

Посетить монахинь Эмма собралась в ближайшее время, а пока что перевозила свои вещи на квартиру Питера, который с радостью принял ее обратно. Жить в той квартире, что купила Регина, не хотелось вовсе. И да – Эмма все еще дергалась, когда перед глазами нечаянно вставала та картина, которую неплохо было бы забыть.

Эмма не понимала, что двигало Региной, когда та решила, что Эмме нужно пожить в ее доме. Что двигало ей, когда она уселась на стол и раздвинула ноги перед Робином, отлично зная, что Эмма может спуститься в любой момент? Что вообще ею двигало в последнее время? Что творилось в голове? Эмма решительно не понимала и очень жалела, что не может забраться в голову Регины и навести там порядок. Разложить все по полочкам так, чтоб, наконец, разобрать все проблемы между ними и найти ответы, которые устроят обеих. А пока что… Пока что Эмма была занята делами и откровенно радовалась тому, что Регина не пытается ей звонить или связаться каким-то иным способом.

Вчера приехала Лили. Разумеется, ей пришлось поселиться в гостинице, и Эмма, малодушничая, так до сих пор не позвонила ей и не пришла, чтобы увидеться. Признаться, ей совершенно не хотелось это делать. С Лили тоже надо было о чем-то говорить. Надо было улыбаться или хотя бы делать вид, что рада ее приезду. Эмма была рада, но на расстоянии. Сейчас больше всего ее обрадовало бы известие об аресте Голда. Или чьи-нибудь хорошие показания, которые позволили бы окончательно распутать клубок.

Допив воду и заполнив графин снова, Эмма убрала его обратно в холодильник, утерла губы ладонью и огляделась. Надо признать, соскучилась она по этому местечку. Да, не идеально, да, не шикарный вид из окна, ну так и что же? Зато компания теплая и честная.

В машине осталась еще одна коробка, за ней нужно было выйти. Эмма подумала, а не забрать ли ее потом, все равно вечером она сюда вернется. Да, наверное, лучше всего так и поступить. А сейчас можно съездить в участок, посмотреть, нет ли новых писем из лаборатории: Эмма запросила еще один анализ записи на кассете. Ну а вдруг? Люди ошибаются. Она не знала, что будет делать с тем, если вдруг результат окажется абсолютно противоположным предыдущему, но в любом случае попытаться стоило.

Выйдя из дома, Эмма успела пройти два шага прежде, чем столкнулась с Киллианом Джонсом: тот загородил ей дорогу и стоял, ухмыляясь. В протянутой руке его была алая роза.

– Тебе.

– Спасибо, – сказала Эмма сухо. – Я не люблю розы. Как вы меня нашли?

Джонс поджал губы и, ничуть не расстроившись, аккуратно пристроил цветок между веточек какого-то кустарника.

– Кто ищет – тот всегда найдет, красотка, – он подмигнул. – Скажи мне, что ты забыла в этом клоповнике?

Он выразительно обвел взглядом дом, из которого только что вышла Эмма. Настроения отвечать да и вообще хоть как-то поддерживать беседу не было, Эмма молча обогнула Джонса и направилась к машине, слыша, что за ней идут.

– Почему вы не уезжаете из города? – выдохнула она раздраженно, когда Джонс замаячил справа, мешая ей открыть дверцу «жука». – Насколько я знаю, у вас здесь уже нет никаких дел.

– Ох ты, ты наводила справки обо мне? – Джонс поиграл бровями, широко ухмыляясь. – Я польщен, Свон. И как – много нового узнала?

Эмме хотелось его ударить. Но она не могла. Поэтому стояла и просто смотрела, надеясь, что сила ее взгляда расплавит Джонса и спустит в канализационный люк. Не получалось, конечно. А жаль.

– Мой вам совет: займитесь своими делами, – Эмма наконец улучила момент и схватилась за дверцу, распахивая ее и надеясь задеть Джонса да побольнее. Джонс же вовремя отскочил.

– Я и занимаюсь, лапочка! – крикнул он за мгновение до того, как Эмма поспешно закрылась в своем маленьком желтом танке, на всякий случай тут же защелкнув все замки. Но Джонс и не планировал брать «жука» осадой, стоял себе на месте и насмешливо поглядывал, как Эмма заводит мотор, который, как назло, долго чихал и кашлял перед тем, как все-таки завестись. Красная, как рак, от безрадостной перспективы снова выходить, Эмма ощутила немыслимое облегчение, услышав желанный звук. Уезжала она как можно быстрее и старалась не смотреть в зеркало заднего вида, будто боялась, что ее взгляд примагнитит Джонса, и тот побежит за машиной. Нет, конечно, никто никуда не побежал, а Эмма спокойно доехала до участка, где припарковалась и, выйдя, все же прочла сообщение от Дэвида. В нем говорилось, что на фронте без перемен: Джефферсон не приходит в себя, Вэйл раздражен, в больнице жутко воняет какими-то лекарствами. Эмма усмехнулась и покачала головой. Дэвид парой нехитрых фраз умудрился поднять ей настроение, которое, впрочем, тут же упало ниже нуля, когда Эмма, войдя в офис, увидела Регину. Та, заметив ее, мгновенно сказала:

– Прошу вас, не убегайте.

– И не собиралась, – с неким вызовом ответила Эмма, как раз таки успевшая подумать, а не сбежать ли. Говорить с Региной не хотелось, видеть ее тоже, так чего же себя мучить?

Регина кивнула. Она стояла возле окна, засунув руки в карманы пальто, и выглядела напряженной. Эмма мстительно подумала, что так ей и надо, прошла к своему столу и, стащив куртку, бросила ее среди бумаг.

– Зачем пришли, госпожа мэр?

Брови Регины взлетели вверх.

– Вы снова со мной на «вы», мисс Свон? – она явно была удивлена.

– С недавних пор – да, – отрезала Эмма. Она злилась. Понимала, что у нее нет прав злиться, и от этого злилась еще больше. Вот какой черт дернул ее приехать в участок? Надо было сразу в больницу, там был бы Дэвид, он бы ее спас.

Регина вздохнула, как показалось Эмма, довольно смиренно.

– Я пришла обсудить то, что случилось на днях, – нехотя проговорила она. Эмма торопливо вскинула руки.

– Ничего не случилось!

Вот уж что ей точно не хотелось обсуждать, так это чужой секс. Но Регина проявила настойчивость:

– Я понимаю, что должна извиниться перед вами. Это было неприемлемо.

– Ничего вы мне не должны, – буркнула Эмма, садясь за стол и принимаясь наводить на нем порядок: когда же еще заняться этим, как не сейчас. Глаз она не поднимала, но услышала, что Регина отошла от окна и приблизилась к ней. Это заставило Эмму напрячься.

Не подходи, не подходи. Только не подходи.

Поздно.

– Мисс Свон, – голос Регины был тщательно нейтрален. – Мне не хочется, чтобы между нами снова оказалась стена. Весь этот год мы жили по разные стороны от нее. Давайте уладим дело миром.

Эмма так резко вскинулась голову, что волосы хлестнули по глазам.

– Какое дело? – жестко поинтересовалась она. – Ты хочешь в подробностях рассказать мне, почему решила переспать с собственным приятелем на кухонном столе?

Недолго она удерживала официальный тон. Не получалось у нее. Не с Региной.

Это просто невозможно. Неужели сложно понять, что не всякому хочется слушать такое? И почему они должны это обсуждать?

Регина поморщилась и отступила на шаг.

– Это не было моей идеей, – сердито возразила она. – Это была идея Робина. Он сказал, что вы…

Она махнула рукой, как бы говоря «Да какая разница!» Ей явно было не слишком удобно оправдываться. Она прикусила губу, поглядывая в сторону двери. Уйти хочет? Так пусть уходит!

Для Эммы разница, конечно, была. Очень большая. Но с какой стати ей нужно было поверить в то, что говорила Регина? Разве не смогла бы та приврать для достижения нужного эффекта?

– Мне все равно, – тихо, но уверенно произнесла Эмма. – Ты, он – какая разница? Я увидела больше, чем хотела. Это все.

Она намеревалась попросить Регину уйти и не возвращаться, но в следующий момент услышала свое имя и растерялась.

– Эмма, – Регина снова сделала шаг: на этот раз вперед, – послушай… Это все действительно неловко обсуждать, но не могла бы ты прийти сегодня вечером ко мне?

Она увидела взгляд Эммы и торопливо поправилась:

– К нам с Генри.

В ее голосе звучала надежда, хотя Эмма по лицу читала совсем другое. Регина явно боролась сама с собой, переступала через какие-то определенные линии, говоря то, что говорила. С ней всегда все было очень и очень сложно. А сейчас стало еще сложнее. Сейчас, когда она пыталась быть любезной и даже милой, Эмма запутывалась еще больше. Она все еще боялась того, что это может быть ловушкой. Что Регина на самом деле хочет только посмеяться над ней лишний раз.

– У тебя дома Робин, – мрачно напомнила Эмма. – Я не хочу еще раз…

– Робина не будет, – перебила ее Регина. – У них с Роландом… дела.

Она так выделила интонацией последнее слово, что Эмма без труда поняла: дела, которые Регина сама им и организовала.

Дать ей еще один шанс? Посмотреть, на что способна эта женщина? Увериться в ее коварстве или понять, что у нее тоже есть сердце? Эмма колебалась. Она и хотела прийти, и одновременно нет. Слишком много стояло на кону. Слишком многое она теряла. Но ведь могла бы и приобрести, не так ли?

Регина смотрела на нее напряженно, ожидая ответ. И почти не шевелилась. Взгляд ее был цепким и пристальным. И немного, самую чуточку, очень глубоко – умоляющим. Именно последнее и заставило Эмму сдаться.

– Хорошо, – начала она, – ко скольки…

Зазвонил мобильник. Дэвид. Его мелодия. Знак свыше? Ей не нужно было соглашаться.

– Извини, – одними губами произнесла Эмма и уже в трубку сказала вслух: – Да?

– Давай быстро в больницу, – без лишних приветствий велел Дэвид. – Очень быстро.

– Бегу, – тут же среагировала Эмма и, вскочив, схватила куртку, направляясь к двери, по пути засовывая телефон в карман.

– В восемь! – в спину сказала ей Регина, но Эмма никак не отреагировала, не дала понять, что услышала. Голову ее занимала сейчас только одна мысль: Джефферсон очнулся и он при смерти. Иначе зачем бы Дэвид так ее торопил? Только бы успеть, только бы успеть!

Пролетев пару раз на красный и сама себе выписав штраф, Эмма бросила машину на парковке и влетела в больницу так, словно у нее отросли крылья. Миновав медсестру, пытавшуюся сказать ей, что бегать тут запрещено, она поднялась по лестнице на нужный этаж и, отыскав там Дэвида, направилась к нему.

– Еще жив? – в голосе Эммы было сплошное напряжение, как и во взгляде кивнувшего Дэвида.

– Да. Но Вэйл говорит, что это ненадолго.

Эмма набрала воздуха в грудь, затем резко выдохнула. Сердце стучало как сумасшедшее, срывалось с цепи и норовило выпрыгнуть через горло. Усилием воли заставив себя немного успокоиться, Эмма тряхнула головой и вошла в палату.

Запах. Запах едва не сбил ее с ног. Она знала, что именно так пахнет смерть: чуть удушливо, слегка сладковато, очень навязчиво. Запах заползает в нос и пропадает, как только выходишь из помещения. Ты не помнишь об этом запахе ровно до того момента, как чувствуешь его снова. И тогда тебя пронзает дрожь, потому что где-то рядом прошла смерть и мельком взглянула на тебя.

Эмма неуверенно шагнула вперед, стараясь особо не дышать.

Джефферсон лежал, вытянувшись под простыней, и в первый момент показалось, что он уже умер. Однако когда Эмма приблизилась, веки его дрогнули и приподнялись, показывая глаза: мутные и насквозь больные. Его не было жалко. Разве что совсем чуть-чуть. Ведь он продолжал оставаться человеком.

Подойдя к кровати, Эмма склонилась над Джефферсоном и очень осторожно коснулась его руки.

– Это шериф Свон, – сказала она четко. – Мне передали, что вы хотели меня видеть.

Ничего такого Дэвид не говорил, разумеется. Но чем-то нужно было объяснить свое появление здесь. Хотя с каких пор ей следует оправдываться перед тем, кто собирался убить ее?

Что-то забулькало в его горле, губы зашевелились, глаза расширились, пальцы заскребли по простыне. Приборы запищали.

– Не надо! – испугалась Эмма, наклоняясь еще ниже. – Просто сожмите мне руку, если…

Руку тотчас сжали. Джефферсон неотрывно смотрел на Эмму, продолжая шевелить губами, а второй рукой, из которой торчала игла капельницы, пытался стащить с лица кислородную маску. Эмме пришлось ему помочь. В горле умирающего снова забулькало, он закашлялся, жадно дыша. Эмма подавила порыв отстраниться. Ей нужно было услышать то, что Джефферсон хотел ей сказать. Она чувствовала, что это будет чем-то важным. Это должно было быть чем-то важным. Внутри нетерпеливо переливалось ожидание, подогревающее кровь.

Покрасневшее от усилий лицо Джефферсона вдруг побелело в один миг. Он задергался, повязка его напиталась кровью, Эмма уже готова была звать медсестру, как вдруг услышала отчетливое:

– Голд.

Взгляд его устремился куда-то поверх плеча Эммы.

Эмма замерла.

– Что? – она, сама того не осознавая, с силой сжала пальцы умирающего.

– Голд, – свистяще повторил Джефферсон. Глаза его уже были пустыми, в этом мире ему больше не на что было смотреть. Последний выдох сорвался с серых губ. Джефферсон умер, а Эмма продолжала сжимать ему руку и надеяться, что он скажет еще немного.

– Да что же вы все о Голде-то говорите, – пробормотала она, когда поняла, что Джефферсон уже ничем ей не поможет. Черты лица его вмиг заострились, рот чуть приоткрылся, веки не трепетали, а в груди не слышалось клокотания. Эмма очень осторожно высвободила свою руку, вытерла ее о штанину и покачала головой.

Руби тоже вспоминала Голда перед смертью. Черт побери, и здесь он. Явно нужно…

Эмма не сдержала вскрик, когда, повернувшись, увидела, кто стоит у нее за спиной.

– Что вы тут делаете? – тут же спросила она. Вбежавшие в палату медсестры отстранили ее от Джефферсона и принялись его реанимировать. Эмма уже не смотрела туда: все ее внимание было приковано к ухмыляющемуся Голду.

– Что такое, мисс Свон? Вы считаете, я не мог навестить своего старого друга?

Старый друг? Что могло связывать этих двоих?

Голд наигранно прижал руку к груди.

– И вот он умер, а вы отняли у нас с ним последние минуты.

Эмма, уже понявшая, что Джефферсон просто увидел неприятного посетителя, а потому назвал его по имени, с вызовом ответила:

– Мне кажется, что все наоборот!

У нее у самой принялось клокотать в груди. Подумать только, она так надеялась, что Джефферсон сообщит что-то действительно важное, а тут…

– Выйдите! – сердито потребовала одна из медсестер, принимающая участие в суете вокруг Джефферсона. – Немедленно!

Эмма, не спуская с Голда взгляда, пошла к двери. Голд, продолжая ухмыляться, двинулся за ней. Оказавшись в коридоре, Эмма требовательно спросила:

– Кто вас пропустил?

Она осмотрелась в поисках Дэвида, но его поблизости не оказалось. Вот куда он делся? Ничего, еще будет шанс выговорить ему!

Голд оперся на трость и прищурился. Выглядел он как всегда замечательно: отглаженная рубашка, узкий галстук в тон, пиджак, явно дорогой, начищенные ботинки и брюки со стрелками. Эмма сама не знала, зачем оглядела его столь тщательно. Может быть, чтобы найти то, к чему можно придраться. Но увы: даже белый платок, торчащий из нагрудного кармана, был на своем месте.

Эмма сжала кулаки, попутно прислушиваясь к возне в палате. Неужели они всерьез хотят вернуть Джефферсона на этот свет? Уже столько времени прошло…

– Меня не надо пропускать, мисс Свон, – отозвался Голд. – Я сам прихожу туда, куда мне хочется.

Эмма невольно вспомнила их последнюю встречу и сглотнула. Сейчас снова пойдут угрозы? Когда же она уже к ним привыкнет…

– Везде, где случаются неприятности, появляетесь вы, мистер Голд. Это может быть как-то связано?

– Вам виднее, мисс Свон. Везде, где есть трупы, есть вы. Это может быть как-то связано?

Голд парировал абсолютно спокойно, а вот сердце Эммы пропустило удар.

Что? Он пытается обвинить ее во всех этих убийствах? Или просто ляпнул наугад, а теперь ждет реакции? Нет, этот мистер ничего никогда не говорит наугад, наверняка готовит свои речи задолго до того, как выйти из дома!

– Мне нужно побеседовать с вами, – сказала она таким тоном, чтобы не осталось сомнений: отказ не принимается. Голд очень внимательно посмотрел на нее, затем кивнул с ленцой.

– Как пожелаете, мисс Свон. Прямо тут? – он обвел тростью коридор. – Расположимся на подоконнике? Или на полу?

Он издевался, отлично зная, что Эмме нечего ему предъявить.

– Думаю, вам не составит труда спуститься в кафе. Ведь не составит?

Эмма резко развернулась и пошла к лестнице, мстительно думая, как неудобно будет Голду. Что ж, хорошо смеется тот, кто смеется последним. На самом деле стоило бы остаться у палаты Джефферсона, раз уж Дэвид куда-то запропастился, но Эмме уже порядком надоело отпускать Голда просто потому, что против него никто не осмеливался свидетельствовать. Нет уж, сейчас она задаст ему все интересующие ее вопросы и поглядит, что он ответит. Или не ответит.

Спуск по лестнице, как Эмма и предполагала, занял немного больше времени. Голд делал это достаточно неуклюже, чтобы Эмма ощутила глухое раздражение. В последнее время она совершенно перестала жалеть людей. Может быть, потому, что они этого не заслуживали? Голд не мог не чувствовать, вероятно, поэтому он все поглядывал на Эмму со смесью злобы и равнодушия, никак, видимо, не в состоянии определиться, что же важнее испытывать в данный момент.

– Что вас связывало с Джефферсоном?

Эмма сидела напротив Голда и смотрела ему прямо в глаза: прием, который может вывести из себя кого угодно. Можно еще и не моргать – для пущего эффекта. В кафе, кроме них, никого не было, так что можно было даже голос особо не понижать.

– Я же вам уже ответил, мисс Свон. Мы старые знакомые. Что вам непонятно в этих словах? – Голд ухмыльнулся и прищурился. Взгляд Эммы он держал с упорством и, кажется, собирался ответить таким же.

– Хорошо, – улыбнулась Эмма, – я перефразирую. Что Джефферсон был вам должен?

Она спросила наугад, предполагая, что Голд действительно мог бы заключить с ним какую-то сделку и, например, вытащить из психушки. Тем не менее, кажется, вопрос ее попал точно в цель: щека Голда дернулась.

– Я не вижу разрешения на ведение допроса, мисс Свон.

– Это потому, что я не допрашиваю вас, мистер Голд. Мы ведь не хотим, чтобы я допрашивала, правда? – Эмма продолжала улыбаться и смотреть прямо в глаза. Держала себя в руках, потому что нельзя было впадать в истерику и бить Голда, чтобы выбить из него все ответы. А руки чесались, ой, как чесались… Признаться, в определенные моменты Эмма готова была ударить кого угодно, если бы это привело ее к нужным ответам. А временами она почти искренне жалела, что сказки Генри о проклятии – всего лишь сказки, и нельзя взять и намагичить что-нибудь с кем-нибудь. Наверное, это отлично помогло бы!

Голд чуть растянул тонкие губы в пародии на улыбку.

– Возможно, тогда вы бы составили список необходимых вопросов заранее, а не кидались бы первыми попавшимися.

Он уходил от темы, Эмма отлично это понимала. Как понимала и то, что не сможет задержать его до момента, пока он не ответит на все, что только она захочет у него спросить. Голд тоже это понимал, было заметно по его взгляду.

Эмма побарабанила пальцами по столу. Идея, как поступить, пришла в голову внезапно. Потребовалось совсем немного времени, чтобы понять – она единственно верная в данной ситуации.

– Я знаю, что Руби ходила к вам за наркотиками. Я знаю, что вы виновны в избиении Киллиана Джонса. Я знаю, что вы причастны к смертям Кэтрин Нолан и Сидни Гласса. Также я подозреваю, что это именно вы по непонятной причине выпустили Джефферсона из психиатрического отделения и что он, по вашей указке, убил медсестру. Возможно, вы хотели, чтобы он покончил со мной – я ведь зачем-то пытаюсь восстановить справедливость и запятнать ваше честное имя. А сейчас вы пришли, чтобы покончить с самим Джефферсоном, потому что он был близок к тому, чтобы выдать вас – сумасшедшим нельзя доверять.

Эмма знала, что сказала слишком много. Но по ее расчетам все это должно было заставить Голда нервничать. Никто еще не говорил ему такое в лицо – Эмма была в этом уверена. Что ж, будет первой.

Голд долго молчал, и по выражению его лица невозможно было понять, что он переживает. Наконец губы его разомкнулись:

– Вы слишком много думаете, мисс Свон. И очень мало видите. Настоящий преступник у вас под носом – но вы смотрите сквозь него.

Эмма пожала плечами. Голд скажет что угодно, лишь бы вывернуться и перевести тему с себя.

– В любом случае, все то, что я вам сейчас сказала, известно также другим людям, в том числе – прокурору Спенсеру. Он предупрежден, и если что-то со мной случится, вы попадете под подозрение первым.

Голд засмеялся, откидываясь назад.

– Вы слишком большого о себе мнения, мисс Свон. С чего вы взяли, что вообще кому-то нужны в этом городе?

Он надавил на больное. Эмма даже вздрогнула.

Действительно – с чего она это взяла?

– Вы можете быть свободны, мистер Голд. Полагаю, что рано или поздно вы поймете, что сдаться – наилучший для вас выход. Иначе… – Эмма не договорила, многозначительно приподняв брови. Голд медленно склонился к ней.

– А ведь наверняка планировали большой и обстоятельный диалог, да, шериф? – очень вкрадчиво проговорил он. – Уже мечтали, как я во всем сознаюсь, а вы торжественно надеваете на меня наручники и ведете к прокурору, где я повторяю все, что сказал вам. Хэппи энд, злодей наказан, ваше доброе имя восстановлено, горожане бросают чепчики вам вслед. Я прав?

Эмма молчала, сжимая пальцы. Голд немного подождал, потому удовлетворенно кивнул.

– Я прав.

Он поднялся, забирая трость, лежавшую на столе.

– В следующий раз, мисс Свон, продумывайте свои действия тщательнее. У меня много терпения. Но и оно небезгранично. Всего вам доброго.

Голд ушел, а Эмма осталась сидеть и понимать, что снова все провалила. Что быстрый план действительно оказался быстрым, но совершенно нерезультативным. Что в голове у нее давно произошел взрыв, а теперь она просто пытается вырастить на пепелище что-то живое.

Может быть, уехать? Нет, серьезно, хотя бы на пару дней. Отвлечься. Забыть про всех и про все. Погулять в одиночестве. Разложить все по полочкам. Посмотреть взглядом со стороны, потому что сделать это здесь никогда не получится.

Эмма была близка к тому, чтобы так и поступить. Очень близка. Ее буквально трясло от провалов, от насмешек, от всего того, что должно было получиться, но не получалось. У нее все шло наперекосяк. Люди умирали, а она ничего не могла сделать. Люди умирали и уносили в могилу все свои секреты. А Голд ходил и ухмылялся, зная, что ничего и никто его не коснется. На кого он пытался перебросить вину?

Эмма обхватила руками голову, ощущая, что та сейчас лопнет.

Как ей найти силы во всем разобраться? Ни к кому она не может обратиться за помощью. Абсолютное бессилие овладело ею, вплоть до слез, которые она с трудом, но загнала обратно.

Чего она добилась за время, проведенное здесь, в Сторибруке? Не приобрела ни одного друга, только нажила врагов. Причинила боль единственному человеку, который мог бы поддержать.

Эмма неровно вздохнула, чувствуя, что еще немного – и она сорвется. С ней уже было такое. Когда она отдала Генри. Тогда на нее навалилась такая тоска, такая неуверенность и слабость, что впору было перерезать себя вены. Если бы не тюремный психолог, много чего могло бы произойти, очень много. Сходить, что ли, к Хопперу? Да вот только что ему расскажешь. Он еще и слушать не станет, науськанный Лукас.

– Вот ты где, а я ищу!

Дэвид плюхнулся на стул напротив, и Эмма быстро вытерла чуть влажные глаза, надеясь, что ее улыбка достаточно искренна и не выдаст настоящего настроения.

– Вот нашел. Что там наверху?

Дэвид покачал головой.

– С концами.

Он поджал губы. Эмма только кивнула. Что ж, она не сомневалась. Не могло же ей хоть где-то повезти, правда?

– Голд тут был, – равнодушно сообщила она. Дэвид подобрался.

– Что? Здесь? – он огляделся, будто надеялся его увидеть. – И зачем?

Эмма пожала плечами.

– Кто его знает. Может быть, чтобы убить Джефферсона?

Она выдала это столь спокойно, что даже сама себе удивилась. Ну, убить, да. От Голда всякого можно ожидать. И почему-то эта мысль не вызывала должного ужаса.

Что-то не в порядке было с городом. Очень не в порядке. Или с ней самой.

Дэвид потряс головой.

– Вот же, а!.. – у него, видимо, от возмущения даже слов не нашлось. Он рубанул воздух ладонью.

– Ты ему что-то сказала?

– Только то, что все знаю. Про все его дела.

Взгляд Дэвида стал обеспокоенным.

– Эмма, ты это…

– Не боюсь ли я, что он до меня дотянется? – Эмма понимающе усмехнулась. – Знаешь, раньше думала, что боюсь. Но теперь… если это поможет засадить его…

Конечно, она преуменьшала свое отношение к возможному исходу. Умирать ей не хотелось. Даже теперь.

Дэвид вздохнул.

– И все равно – давай аккуратнее, ладно? Сначала Джефферсон вот, теперь, может, Голд… Не хочется тебя хоронить, знаешь ли, – он даже поежился. А Эмма, в красках представив себе собственные похороны, спросила не к месту:

– Слушай, а чего мне Спенсер сказал, что мать-настоятельницу нельзя сестрой называть?

– Чего? – удивленно уставился на нее Дэвид. – Азурию, что ли?

– Угу.

Дэвид растерянно моргнул.

– Я без понятия, я ее всегда сестрой называю. Она ж раньше простой монахиней была. Ну, потом повысили ее, но я в церковь не хожу, как-то не додумался, что надо по-другому.

Эмма махнула рукой.

– Не озадачивайся. Я так, просто.

Ей было совершенно неинтересно, что там с этими монахинями и почему их надо называть так, а не сяк, как только может быть неинтересно человеку, далекому от религии. Просто вспомнилось, чего бы не спросить? И вообще – какая разница, как звать-то? Разве что-то изменится от этого?

Они с Дэвидом еще немного посидели в кафе, он заказал себе кофе, сославшись на дикую усталость. Мимо пробегал Вэйл, задержался ненадолго, сообщил, что сможет вскоре выдать тело Джефферсона, если надо для экспертизы. Эмма связалась с Эшли, попросила его приехать, а сама невольно вспомнила о том, что и ей надо ехать.

– Ладно, – она потянулась, разминая затекшую спину. – Поеду.

– Куда это? – подозрительно поинтересовался Дэвид. Эмма прищурилась.

– Никаких допросов, Нолан.

– Мне надо знать, где тебя искать в случае чего. К Питеру? – он был уже в курсе про старую квартиру.

Эмма покачала головой.

– Нет, – она подумала и сказала правду: – Я еду к Регине.

Она и сама не знала, зачем сказала. Может быть, потому что не видела смысла врать.

Дэвид цокнул языком.

– Слушай, не мое это дело, но, может, ты с ней поменьше будешь общаться?

Эмма насторожилась.

– Это еще почему? – она даже почти передумала вставать, настолько ей стало интересно, с чего бы Дэвид вдруг залез в ее личную жизнь.

Дэвид смущенно кашлянул.

– Ты же знаешь… слухи всякие и так ползают по городу. Зачем тебе лишние проблемы? – он скривил гримасу, показывая, что по его мнению Эмме такое точно не нужно.

– И в чем, как ты считаешь, состоят мои проблемы? – холодно спросила Эмма. Дэвид, не заметив смены тона, с готовностью пояснил:

– Она уже занята, смирись с этим. Не так уж здорово, знаешь ли, вынуждать ее выбирать.