Текст книги "Волки в овечьих шкурах (СИ)"

Автор книги: Хель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

– Я… – Нил на мгновение отвел взгляд, затем потер ладонью лоб. – Прости меня.

Эмма напряженно засмеялась, не очень хорошо понимая, какой реакции от нее ждут.

– Ты ведь не думаешь, что сейчас сказал вот это – и я все забыла? – уточнила она.

Нил смотрел на нее с мученическим видом, и в какой-то момент выражение его лица напомнило Эмме Робина Гуда. Содрогнувшись от неприятных ассоциаций, Эмма торопливо проговорила, не дождавшись ответа:

– Я давно простила тебя, Нил. Простила, но… – она посмотрела в сторону, размышляя, – забыть не смогу, ты уж извини.

Нил порывисто накрыл ладонью ее руку, лежащую на столе, но Эмма отдернулась, не желая прикосновений.

– Не надо, – она покачала головой. – Не надо.

Все это было абсолютно лишним. Все – и сама встреча тоже. Нужно было уйти отсюда, не привлекать внимания, не позволять Нилу снова входить в свою жизнь…

Вокруг них ходили и говорили люди, которым было наплевать на то, что случилось много лет назад. Наверное, и им самим тоже уже должно быть все равно. Но почему-то не было.

Эмма обреченно вздохнула, когда услышала:

– Я думал о тебе. Тогда. И еще долго после. Казнил себя, винил, но…

Нил примирительно улыбнулся.

– Знаешь, я ведь не мог поступить иначе.

Эмма приподняла брови.

– Серьезно? – она не знала, плакать ей или смеяться. Не мог поступить иначе?

– Тебе угрожали? – она подалась навстречу Нилу, внимательно всматриваясь в его карие глаза и с тревогой думая, что вот-вот вспомнит о других глазах – почти таких же карих. – Тебя заставили? Что с тобой сделали такого, что ты предал меня?

Иногда Эмма начинала верить в то, что запрограммирована на чужое предательство. Ведь ее предали – бросили – в первый же день ее рождения. Наверное, с того момента она и принялась притягивать к себе определенных людей, которым было наплевать, что будет с ней в итоге. Все они руководствовались какими-то сиюминутными порывами. Невозможно предавать людей в расчете на долгую перспективу и думать, что с ними все будет в порядке. Эмма была в порядке вот уже тридцать лет, да. В абсолютном порядке.

Ей хотелось рассмеяться в лицо Нилу, но вместо этого она терпеливо ждала, что же он ей расскажет. Скоро она сможет коллекционировать оправдания. Родители бросили ее, потому что хотели спасти от злой королевы. Регина бросала ее, потому что хотела уберечь Генри. Нил бросил ее, потому что…

Лицо Нила было очень грустным.

– Ты бы никогда не поверила мне, расскажи я, что узнал тогда… – он тяжело вздохнул, качая головой. – Эмма, все гораздо сложнее, чем ты…

– У нас с тобой есть ребенок, – перебила его Эмма, ни на мгновение не задумавшись. – У тебя и меня. Его зовут Генри.

Она не планировала рассказывать Нилу о Генри. Она вообще не планировала ничего рассказывать, но ей вдруг захотелось сделать ему больно. Так больно, как только возможно. И она удовлетворенно улыбнулась, когда увидела, как пораженно он отшатнулся от нее.

– Что? – Нил зачем-то оглянулся, словно окружающих интересовал их разговор или они могли бы сделать что-то со знанием, которым Эмма так щедро поделилась. – О чем ты, Эмма?

Глаза его напряженно вцепились в Эмму и не собирались отпускать.

Эмма знала, что он уже поверил. Видела в каждом его движении. Чувствовала в дыхании.

– Ты ни разу не навел обо мне справки? – усмехнулась она. – Какой же ты…

Она могла бы обругать его последними словами. И не стала. Не увидела в этом смысла.

Нил снова взял ее за руку, и Эмма не стала противиться. Она все равно уйдет. Это ничего не изменит. Просто теперь он будет жить с тем, с чем жила она.

– Эмма…

Она вопросительно приподняла брови, с насмешливым нетерпением ожидая, что же такого он может ей сказать. Внутри было легко, словно она избавилась от тяжелой ноши. В конце концов, нелегко одной хранить все секреты.

Нил кашлянул.

– Эмма, – повторил он хрипло. – И где он? Где… наш сын?

Она снова увидела в его лице Робина Гуда, и это наполнило ее отвращением. Она скажет ему правду. Он, конечно, не поверит, но зато она будет честна перед собой. Не в пример всем, кто лгал ей – раньше и позже.

– В заколдованном городе. В заколдованном доме. У заколдованной женщины.

Воспоминание о Регине живой картинкой встало перед глазами, и Эмма едва не задохнулась от невозможности протянуть руку и коснуться. Глаза ее наполнились слезами. Она посмотрела на Нила, который наверняка думал, что она плачет из-за него. Из-за упущенных возможностей рядом с ним.

– Что? – криво усмехнулась она, сглатывая ком в горле. – Хочешь что-то сказать мне?

Нил стиснул ее руку так, что стало больно.

– Ты все-таки сняла проклятие? – спросил он то, что Эмма никак не ожидала от него услышать. – Как тебе удалось?

Эмма растерянно моргнула. Потом еще раз и еще.

– Я… – настала ее очередь не понимать, что происходит. – Откуда ты…

Она не могла правильно сформулировать вопрос. Нил знал о проклятии? Как? Каким образом?

Он смотрел на нее с нескрываемой смесью ужаса, восхищения и участия. Может быть, где-то в глубине души он даже жалел ее, но до этой эмоции Эмме надо было бы копать и копать, а заниматься этим она не планировала. Поэтому она снова забрала свою руку из хватки Нила и резко склонилась к нему, сокращая расстояние, будто боясь, что кто-то подслушает их.

– Ты знал про проклятие? Как давно?

Она еще не договорила вопрос, а уже знала ответ. Могла бы и раньше догадаться… Могла бы, если бы знала, что Нил тоже из этой компании. Но она даже представить не могла! Да и как такое представишь?! Кроме того, уж о ком-ком, а о Ниле она не вспоминала до сегодняшнего дня. Повода не было.

Нил выглядел немного смущенным. Он отвел было глаза, но Эмма схватила его ладонью за подбородок и заставил посмотреть на себя.

– Как давно ты знал? – повторила она, желая услышать ответ от него самого. И он подтвердил ее догадки:

– В тот день, когда тебя арестовали… Я уже знал. Мне рассказали. Август Бут.

Лицо его не изменилось, когда он назвал имя.

Эмма вздрогнула, хотя, наверное, не должна была бы. Стоило привыкнуть, что все вокруг нее связано одной гнилой нитью, которая, тем не менее, оказалась слишком прочной для того, чтобы быстро разорваться.

Август Бут. Стало быть, он и ей хотел рассказать всё? Что ж так поздно-то… Да и для сожалений поздно: она ведь сама не захотела его слушать, другим была занята.

– Тогда мне нет нужды выкладывать тебе подробности, – тихо заявила Эмма, еще не понимая, стоит ли ей радоваться, что так все обернулось. Где-то в глубине души наливалась цветом надежда, что Нил врет. Но откуда тогда он взял это имя?

Эмма, может, и не хотела, но верила. Ей ничего не оставалось. В ее жизни было так много лжи, что эта единственная сейчас правда заставляла цепляться за себя изо всех сил. Лишь бы только снова не утонуть.

Нил быстро облизнул губы и придвинул стул ближе к стулу Эммы.

– Скажи, – взгляд его стал серьезным и тяжелым. – Может, ты встречала там и хромого мужика с дурным характером?

Он будто хотел просверлить Эмму взглядом насквозь. Или же боялся услышать ответ.

Эмма чуть не спросила, почему Нил не хочет подробностей о сыне, но вместо этого кивнула.

– Мистер Голд.

Не надо приплетать сюда Генри, не надо. Зачем она вообще заговорила о нем?

– Румпельштильцхен, – тут же пробормотал Нил, страдальчески морщась.

Это имя? Какое странное. Но, наверное, так Голда звали там, в родном мире, откуда пришли все они. Откуда пришла и Эмма, если верить книге Генри. Это все еще звучало безумно: что в голове, что вслух, перед зеркалом. Особенно безумно и мерзко это звучало тогда, когда Эмма вспоминала о Дэвиде.

Нил молча постукивал костяшками по столу. Мимо них уже в третий раз прошел официант: наверное, ждал, что они закажут, наконец, что-нибудь.

Эмма с любопытством наблюдала за Нилом. Так легко было говорить правду и понимать, что и в ответ ты получаешь тоже ее. Во всяком случае, как думала Эмма, Нилу незачем было врать. Теперь уже незачем. Но она все еще ненавидела его за то, что он соврал двенадцать лет назад.

– Кто он тебе?

– Отец, – последовало мрачно.

Она не ждала такого ответа, и дрожь, пробившая тело, была рождена страхом. Нил – сын… этого?! Который пытался ее убить?

Эмма инстинктивно отодвинулась, хотя разумом понимала, что сын за отца не в ответе. Но выбросить из головы тяжелые воспоминания было попросту невозможно. А может быть, она плохо старалась.

А Генри? Он ведь, получается, внук Голда…

Эмма тихо засмеялась, ощущая себя победителем. Хотя бы в этой битве удача ей улыбнулась. Голд не знал, совершенно точно не знал, иначе он предпринял бы что-нибудь, нет сомнений. И вот, значит, какого сына он собирался искать. Но как?..

– Твой отец – самый жестокий, самый ненормальный человек из всех, кого я только видела, – убежденно проговорила Эмма, и Нил печально кивнул.

– Так и есть. Поэтому я и сбежал от него.

Эмму тряхнуло. Она не знала, хочет ли подробностей – или ей хватило тех, которые свалились на нее в Сторибруке? Но Нил не собирался дожидаться разрешения рассказывать.

– Он стал Темным – мой отец. Могущественным магом, которому всегда было мало власти, мало страха, мало сил. Он хотел больше, он хотел управлять нашим миром, хотел отомстить всем тем, кто когда-либо обижал его, смеялся над ним. Я ненавидел его за это и сбежал, когда понял, что ничего не вернуть. Что моего отца не вернуть. И магия выбросила меня сюда. Хотя надо сказать, что она немало помотала меня по мирам… – Нил негромко и не очень весело рассмеялся. Эмма понимала, что, наверное, он хочет поделиться какими-то сокровенными воспоминаниями, но ей было неинтересно. Ее интересовал Голд, а не Нил. Нила она давно отпустила. И пусть бы он не возвращался. С другой стороны, не встреть она его сегодня, не узнала бы ничего из того, что узнала.

– А что, этот Темный… он опасен?

Голд был опасен в любом случае. Но из какого-то непонятного мазохизма Эмма хотела убедиться, что подвергалась еще большей опасности, чем думала.

– Очень, – кивнул Нил. – Фактически он всемогущ. Есть только одна вещь, благодаря которой им можно управлять.

Эмма не знала, зачем ей нужно спросить, но все же спросила:

– Что же это?

– Сила его заключена в особом кинжале. Если его… – Нил запнулся на секунду, – если его отобрать, то можно управлять Темным.

Он отвел взгляд.

Эмма сглотнула.

Это ведь она вернула ему магию…

Слишком много тайных знаний, с которыми ничего уже не сделать. Как получилось так, что волшебство вошло в ее жизнь, а она продолжает находиться в этом сером и унылом мире? Что стало бы с ней, продолжай она жить в Сторибруке? Что стало бы с ней и Региной?

– Я могла бы сделать это, – медленно проговорила Эмма. – Если бы знала. Забрать этот кинжал.

Она ведь действительно могла бы, да? Да! Сейчас она в это верила. Было легко верить отсюда, из безопасной дали. Но там, в Сторибруке, как много она сумела бы сделать?

Голд наверняка хранил этот кинжал в надежном месте. Или же всегда держал при себе, что бы ни случилось. Эмма не смогла бы дотянуться. Никто бы не смог.

– Наверное, – вздохнул Нил. – Но хорошо, что ты не знала. Это опасно, Эмма. Мой отец очень опасен. Я рад, что ты сейчас здесь, а не там.

Он вновь поймал руку Эммы и крепко сжал, пытливо заглядывая Эмме в глаза. А потом спросил:

– Так значит, у нас есть сын?

Его лицо немного просветлело. Эмме медленно кивнула.

– Да.

Нил глубоко вздохнул.

– Почему ты молчала? Почему не сказала?

Эмма изумленно уставилась на него.

– Сказала кому? Тебе? А где ты был, когда меня посадили? Почему не отвечал на звонки?

Она чувствовала, что Нилу хочется обвинить ее, но не собиралась позволять ему это. В конце концов, не от нее зависело, узнает Нил о сыне или нет. Из тюрьмы она не могла дотянуться практически никуда. А после… После не захотела.

– Ты могла бы найти меня после того, как тебя выпустили, – поджал губы Нил, и Эмма, отдернувшись, поднялась, не желая больше иметь ничего общего с этим человеком. Нил тут же вскочил следом, поймал ее за плечи и силой усадил обратно.

– Прости меня, прости, – торопливо сказал он, держа Эмму уже за обе руки. – Я виноват, знаю. И не имею права…

Он поперхнулся и закашлялся. Эмма молча наблюдала за ним, а потом спросила холодно:

– Значит, ты все знал про проклятие?

Нил кивнул, продолжая кашлять. Подбежавший официант поднес ему стакан воды, который Нил принял с благодарностью и осушил в пару глотков.

– Август рассказал, – признался он, весь красный, лоб у него покрылся капельками пота. – Когда он пришел и все рассказал мне… я не мог не поверить. Он сказал про проклятие, про твою роль в нем, про все.

У Эммы возникло всего два вопроса. И она задала их.

– Ты помнил все потому, что не был под проклятием?

Нил кивнул.

– И я, и Август – мы попали сюда до него. Ты бы тоже все помнила, но была слишком мала.

Эмма улыбнулась. В голове у нее было ясно.

– Ты ненавидел отца, так?

Нил сузил глаза и не ответил, но Эмме и не нужно было. Она продолжила:

– Ненавидел, но все равно сыграл по его правилам. Потому что пришел Август Бут и сказал, как и кто должен снять проклятие. И ты подчинился.

Лицо Нила побелело.

– Я не знал, что оно его, – начал он, но Эмма безжалостно перебила его:

– Ты отдал меня проклятию – чьим бы он ни было. Не попытался сразиться за меня. Просто отказался – ради того мира, из которого сбежал. Ради людей, которых бросил. Впрочем, – она усмехнулась, – чему я удивляюсь? Бросать, видимо, в твоих привычках.

Нил стал совершенно белым, а глаза у него помутнели. Эмма даже подумала, что он сейчас ударит ее, но нет: кулаки Нила медленно разжались, а сам он откинулся назад и уныло произнес:

– Не говори о том, чего не знаешь.

– Конечно, – покладисто согласилась Эмма, уже все окончательно разложив по полочкам. Еще один предатель в ее жизни. Впрочем, ничего нового: он лишь подтвердил свой статус. Разве она на что-то надеялась?

– Ты не знаешь, – повторил Нил с нажимом. – Август не сказал мне, что проклятие принадлежит моему отцу. Он считал, что его наложила Злая Королева. Я был уверен в этом.

Настало время Эмме слегка побледнеть. Нил заметил это и не упустил шанса спросить:

– Что случилось?

– Ничего, – покачала головой Эмма, которой не хотелось обсуждать Регину и то, что было связано с ней – в обоих мирах. Может быть, для остальных она была Злой Королевой, но для Эммы…

Нил внезапно понял все правильно.

– Ты общалась с ней? – уточнил он. – С королевой?

Конечно: она ведь не сказала ему, как связаны Регина и Генри. Как связаны они все.

Эмма не ответила и отвела взгляд в сторону, но Нил оказался настойчивым.

– Что она сказала тебе, Эмма? – горячо произнес он, наклоняясь. – Что она пообещала? Чем задурманила твое сердце? Она может быть очень убедительной, знаешь ли.

Эмма знала. Отлично знала. Но ее безмерно злило то, что еще кто-то может знать это про Регину, кроме нее.

– Это не твое дело, Нил, – сердито отозвалась она, некстати вспомнив, что ее ждет работа. Почему она все еще сидит здесь? Почему не уйдет?

Нил покачал головой.

– Она опасна не меньше, чем мой отец. Я только надеюсь, что она не причинила тебе вреда.

Эмме захотелось плакать, она сдержалась только немыслимым усилием воли. А потом сказала:

– Потому что все вы знали только Злую Королеву, – и добавила приглушенно: – А я знала Регину.

Она надеялась, что так и было. Хоть немного.

Нил прищурился.

– Она, знаешь ли, не давала никому шанса узнать себя, – с сомнением протянул он, явно что-то подозревая.

«Кроме меня», – подумала Эмма и оставила все сомнения Нила при нем. Он пытался что-то еще спрашивать, но Эмма не хотела говорить, не хотела слушать. Она хотела остаться одна. Прямо здесь и сейчас.

Он спрашивал что-то еще о сыне, о том, почему он оказался в Сторибруке, каким образом очутился у заколдованной женщины и кто такая эта женщина. Эмма не ответила ни на один из вопросов, предоставляя Нилу сделать собственные выводы, но он, казалось, не слишком с ними спешил. Наконец он ушел, насильно всунув Эмме салфетку, на которой написал свой телефон. Он хотел встретиться с сыном и предлагал вернуться в Сторибрук, обещая, что разрулит все неприятности, которые могут их там подстерегать, но Эмма, разумеется, не планировала ничего подобного. Наверное, следовало уехать с континента, чтобы лишить себя всех связей с тем проклятым местом.

После ухода Нила Эмма еще какое-то время сидела в кафе, комкая в руке салфетку. Потом решительно сожгла ее в пепельнице и взялась за телефон, на экране которого давно открылась фотография, присланная Куртом. Эмма долго молча смотрела на нее, а потом зашлась в неудержимом смехе, граничащем со слезами. Она смеялась и плакала, а люди ходили мимо, косились на нее и ничем не предлагали помочь. Да и чем бы они помогли?

На фотографии был Нил. С бородой.

Эмме потребовалось еще три месяца, чтобы снова, будто ненароком, встретиться с ним. И уж тогда она его больше не отпустила.

Курт остался доволен, хоть и считал, что Эмма могла бы сработать быстрее. Он разозлился бы, узнай, что его подчиненная действительно имела все шансы поймать нужного человека гораздо раньше, чем сделала это, поэтому Эмма молчала, как рыба. Да и Нил, к ее счастью, не спешил раскрывать все тайны.

Теперь они были совершенно чужими людьми, и странно, но признание Эммы о Генри только больше отдалило их друг от друга. Может, и к лучшему. Запоздалая ревность советовала Эмме не делить Генри ни с кем – кроме тех, с кем невозможно было не поделиться.

Иногда Эмма ловила себя на мысли, что ей хочется поговорить с Нилом более обстоятельно. Выяснить подробности про тот мир, из которого все они родом. Выспросить про Злую Королеву, про проклятие, сверить новые данные с теми, что были получены еще в Сторибруке. Но Нил был уже на пути в тюрьму – ему грозило много, много лет за совершенные преступления, – и Эмма не хотела ему в этом мешать. В самом деле, они жили столько лет, не вспоминая друг друга, зачем начинать снова ту песню, в которой все ноты – фальшивые? Кроме того, Эмма никогда не вернется в родной мир, ей стоит вновь привыкнуть как следует к этому.

Еще месяц спустя Эмма купила небольшой кекс из тех, что всегда продавали в лавке за углом, небольшую свечу и, принеся все это домой, принялась мысленно готовиться к своему дню рождения. До него оставалась пара дней. Курт предлагал свозить Эмму куда-нибудь, но она вежливо отказывалась. А потом, как-то перед сном, уже лежа в постели и глядя в потолок, вдруг прошептала с необъяснимой надеждой:

– Приснись мне. Я скучаю.

Она действительно скучала.

Регина не приснилась. Ни в эту ночь, ни в одну из последующих. Сначала Эмма злилась на нее за это, а потом решила, что так даже лучше. Ни к чему бередить подсохшие раны. Может быть, действительно стоит согласиться на предложение Курта?

Когда день Х наступил, Эмма зажгла свечу и села перед ней, глядя на колеблющееся пламя. Что она загадала в прошлый раз? Не быть одной? Желание исполнилось – да так, как она и не ожидала! А теперь в ее жизни гораздо больше волшебства, может быть…

Эмма долго набиралась смелости. Шевелила губами, не в силах произнести вслух. Боялась, что пути назад не будет. Но нужен ли ей был этот путь? Или она просто оглядывается на него по старой привычке?

Она больше не знала, чего хочет. Или, вернее, знала, но никак не могла отпустить прошлое, хоть оно и само уже почти скрылось за поворотом. Однако Эмма нет-нет да и поглядывала назад, вскрывая швы.

Она все еще любила Регину. Она все еще хотела вернуться в Сторибрук. Знала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но не могла полностью отделаться от тревожащих мыслей. Но если она вернется… Все снова пойдет не так. Снова ложь. Снова боль. Снова…

Эмма поджала губы.

Завтра она скажет Курту «да». А потом будет видно, что к чему. Надо начинать новую жизнь, а не болтаться вот так, между прошлым и будущим, не в силах радоваться настоящему.

Эмма склонилась к свече и задержала дыхание, словно ждала, что что-нибудь произойдет. В дрожащей тишине прозвучал ее слабый голос:

– Я хочу, чтобы ничего этого не было. Никогда.

Она задула пламя, погружая комнату в темноту. И разочарованно посмотрела на дверь.

Ничего.

Тишина.

А чего она ждала?

Утро началось со звонка Курту, а после Эмма, едва тронув волосы расческой, вышла из квартиры. Нажав кнопку лифта, она прикрыла глаза, устало признаваясь себе в том, что на этот раз никакой магии не случилось. Она ничего не забыла. Видно, так и жить ей дальше. Однажды она, конечно, забудет все это – по крайней мере, Эмме хотелось верить, что так случится. А если не забудет, то хотя бы смирится и сумеет нормально жить дальше. Может быть, она даже научится быть счастливой. Может быть, Курт станет тем, кто покажет ей, как…

Услышав шорох за спиной, Эмма резко обернулась.

Невозможно!

Неясный звук, похожий на клекот, вырвался из горла. Эмма покачала головой, отказываясь верить глазам. Ноги подкосились, она зашаталась и попятилась назад, проходя в так вовремя подошедший лифт. Двери закрылись слишком быстро, и Эмма заколотила, забила кулаками по кнопкам, пытаясь выбраться. Паника овладела ею. Ей нужно было обратно! Ей необходимо было вернуться! И она вернулась, практически вывалившись на лестничную площадку.

Она все еще была там. Просто стояла, прижавшись плечом к стене, и смотрела. Молча. Не сделав ни единого движения навстречу.

Лифт закрылся и поехал куда-то.

Эмма тоже застыла, но это потому, что просто не могла шевелиться. Только сердце за ребрами стучало так, что почти оглушало: БАМ! БАМ! БАМ!

Она загадала вчера… Что она загадала?

Это было больно.

Она загадала, чтобы ничего не было. Ничего – значит, ничего. И Регины тоже. Может ли случиться так, что она случайно оказалась здесь? Может ли это быть женщина, просто безумно на нее похожая?

Эмма не была уверена, что выдержит. Она бежала от своей боли очень долго, очень далеко, и надеялась, что сумела убежать. Но вот ее боль – снова стоит прямо перед ней. У ее боли – карие глаза и темные волосы, отросшие ниже плеч, а еще – яркие губы. Ее боль своим появлением породила черную дыру, в которую Эмма вот-вот сорвется, потому что нет сил держаться.

Эмма с немыслимым усилием заставила себя выпрямиться. Ей показалось, что в один миг перестали существовать звуки, запахи и цвета. Что мир перевернулся. Она не знала, что будет дальше. Не знала, как следует себя вести. Не знала, можно ли плакать или кричать, только чтобы не чувствовать себя безмерно одинокой. Она пожирала взглядом свою боль и не могла заставить себя отвести глаза, чтобы не мучиться.

Она думала, что пережила все это. Что забыла.

Она себе соврала.

Ничего она не забыла.

– Привет, Эмма, – бесконечно любимым голосом сказала женщина, так сильно похожая на Регину, и криво усмехнулась. – Как ты?

Черная дыра перестала расти.

Мир снова стал цветным.

Эмма с безумным облегчением закрыла глаза и прижалась к стене.

– Привет, – ответила она, едва шевеля губами. – Все хорошо. У меня все хорошо.

В шахте снова зашумел лифт.

Комментарий к Глава 20

В следующей серии:

…

–Я просто хотела, чтобы ты была рядом. Всегда.

…

– Да. Теперь я управляю Темным.

…

– Сделай так, чтобы ничего этого не было. Никогда. Никогда…

========== Глава 21 ==========

Регина выглядела вовсе не так цветуще, как показалось Эмме на первый взгляд. Тщательно замазанные мешки под глазами, неровная, выдающая усталость, улыбка… Шрам на верхней губе вроде бы стал выделяться больше. А может быть, Эмма просто отвыкла от него.

– Так и будем стоять здесь? – спросила Регина, делая шаг вперед. Она прятала руки в карманах черного приталенного пальто, и Эмма признала: она действительно отвыкла от всего этого. Она отвыкла от этой женщины, которая всегда выглядит хорошо, вне зависимости от обстоятельств. Большой талант, надо сказать – держать лицо всегда и везде. Впрочем, если бы Эмма призадумалась, она бы вспомнила пару случаев, когда…

– Конечно, нет, – ответила она с невольным вздохом. – Идем.

И развернулась к лифту, снова нажимая кнопку вызова. Спиной явно ощущалось удивление Регины.

– Ты же не думала, что я приглашу тебя в дом? – поинтересовалась Эмма, не оборачиваясь.

Регина едва слышно хмыкнула и ничего не ответила.

– Зачем ты здесь? – Эмма изучала очень увлекательную трещину на стене. – Как ты меня нашла? Или это все твоя… магия?

Регина не успела ответить: подъехал лифт, и из него вышла соседка Эммы, миссис Круз. Остановившись сразу перед лифтом и перекрыв своей внушительной фигурой вход в него, окинув продолжительными взглядами сначала саму Эмму, а потом и стоящую за ее спиной Регину, миссис Круз неодобрительно сказала:

– Не пускайте незнакомых в дом, Эмма. И так вон все стены разукрашены.

Она возмущенно взмахнула пухлой черной рукой, как бы демонстрируя вопиющий случай вандализма.

Эмма невольно улыбнулась, представив, как Регина в ночи стала бы разукрашивать стены похабными надписями.

– Это моя знакомая, миссис Круз, – примирительно сказала она, помня о взрывном нраве соседки, которая очень уж любила всех осуждать и поучать. – Я готова утверждать, что у нее с собой нет ни маркеров, ни баллончиков с краской.

Миссис Круз поджала губы, покачала головой и наконец пошла к своей двери, поминутно оглядываясь. Эмме пришлось еще раз нажимать кнопку вызова, чтобы зайти в лифт.

– Вот видишь, – сказала она с усмешкой, – как подозрительно ты выглядишь. Мне даже пришлось оправдываться.

Она чувствовала какую-то странную легкость во всем теле. Странную, потому что еще пару минут назад она готова была упасть в обморок. Но как только Регина заговорила, как только Эмма услышала старые добрые язвительные интонации в низком, чуть хрипловатом, голосе, как все встало на свои места. Будто отступила долгая болезнь, в которой Эмма жила весь этот год.

Они уже шли по улице, когда Эмма заговорила вновь.

– Как Генри? – спросила она, думая, ответит ли Регина, ведь все прошлые ее вопросы и комментарии она проигнорировала. Но в этот раз дело касалось их мальчика.

– У него все хорошо, – Регина едва разжала губы, чтобы процедить эту пару слов. Эмма чуть было не вжала голову в плечи – такой волной холода окатило ее, – но быстро одумалась. Почему она должна чувствовать себя виноватой? Разве не этого всегда хотела Регина? Чтобы Эмма уехала и оставила их с Генри в покое. Лучше поздно, чем никогда.

– Я оставила Генри сообщение, – Эмма остановилась на перекрестке, следя за светофором: на той стороне улицы было кафе, куда она ходила по утрам. Булочки там были замечательными, как и кофе. Вряд ли Регина оценит, но…

– Только ему и оставила.

Фраза прозвучала так, будто Регина была крайне обижена тем, что о ней Эмма не подумала, когда уезжала. Эмма недоверчиво оглянулась, но Регина смотрела мимо нее с непонятным выражением лица. Зажегся зеленый, пора было идти, и Эмма решила не озадачиваться. В конце концов, если бы Регина хотела – она приложила бы больше усилий, чтобы найти ее. Или остановить от побега.

В полном молчании они дошли до кафе, уселись за дальний столик, заказали – каждая свое – и еще какое-то время молчали, разглядывая оставленное официантом меню. Наконец Эмма не выдержала:

– Хватит!

Регина удивленно приподняла брови.

– Что?..

– Ты знаешь!

Внутри Эммы заклокотала быстрая злость.

Она не звала Регину сюда. Та приехала сама. И теперь корчит из себя неизвестно кого, играет в молчанку так, будто владеет неким секретом, который Эмме надо у нее выудить.

– Говори, – Эмма выхватила у Регины меню и откинула его в сторону так, что оно проехалось по столу и упало на пол. Подбежавший официант быстро поднял забрал его.

Регина подняла брови еще выше.

– Говорить что?

Эмма не отрывала от нее взгляда, пытаясь задавить в себе очень женское желание вцепиться в идеальную прическу Регины и сотворить из нее воронье гнездо. А может быть, расцарапать лицо. Или…

– Регина, – Эмма вздохнула и положила ладони на стол. – Ты здесь. Я здесь. Это могла бы быть очень приятная встреча, не будь ты такой…

– Сукой? – с кривой ухмылкой подсказала Регина до того, как Эмма смогла закончить фразу. Эмма на мгновение застыла, потом кивнула с удовлетворением.

– Я планировала сказать «стервой», но ты подобрала слово получше.

Регина кивнула в ответ. На лице ее застыло непонятное выражение – такое же, как там, на перекрестке. И вот теперь уже Эмме захотелось узнать, что же оно значит.

Официант принес кофе, спросил, нужно ли что-нибудь еще, и удалился, получив отрицательный ответ. Эмма, не глядя, взялась за чашку. Надежда на хороший исход встречи с Региной начала таять – а когда вообще появилась эта самая надежда? Эмма думала, что давно избавилась от этого глупого чувства. Кажется, нет.

Регина вдруг посмотрела на нее – очень тяжело. Тяжесть этого взгляда прекрасно ощущалась, Эмме даже захотелось поежиться. Она из последних сил удержала себя на месте, удивленно дернувшись лишь тогда, когда услышала:

– Прости меня.

Это была Регина. Ее голос. Ее интонации. Эмма видела, как изгибались ее губы, произнося слова. И все же не могла поверить.

– Ты приехала сюда, чтобы?..

Эмма запнулась, качая головой. Регина продолжала смотреть на нее, и тяжесть из взгляда никуда не делась.

– Прости.

В полной растерянности Эмма сделала глоток кофе.

К такому она готова не была. К выяснению отношений? Да, несомненно, пусть даже они уже выяснили их. К взаимным обвинениям, к подколкам, к очередному вранью… Но Регина разом перечеркнула все то плохое, что Эмма могла бы – и, наверное, даже хотела – ей сказать.

Она попросила прощения. И Эмма кивнула.

– Да.

Взгляд Регины дрогнул.

– Да? – переспросила она, хмурясь.

– Да, – повторила Эмма, уже не сомневаясь ничуть. – Я тебя прощаю.

Это оказалось легко. Еще вчера Эмма, не видя Регину, не говоря с ней, не слыша ее голоса, смогла бы убедить себя, что вся обида, вся злость останутся надолго. Но сегодня…

Сегодня Эмма могла – и хотела – простить Регину. Раз уж так сложилось, что они снова встретились…

Регина сидела, не шевелясь, и молчала, будто не могла поверить. А Эмма счастливо улыбалась ей, чувствуя, как только что скинула с плеч громадный камень, не дававший ей покоя все это время.

Она действительно ненавидела Регину – очень долго, очень верно. А еще она ее любила. И что-то одно в конце концов должно было одержать верх.

Она простила Регину давно, вот только поняла это лишь сейчас. С

всепоглощающей ненавистью Эмма не выжила бы, сгорела бы дотла. Или вернулась бы в Сторибрук, чтобы расставить все по своим местам.

Каждый из них боролся – и продолжает бороться – за место под солнцем. Как умеет. Эмма подумала, что будь она на месте Регины, неизвестно, как пришлось бы поступить. Может быть, она предпринимала бы совершенно такие же поступки – чтобы защитить себя и Генри от чужого человека, пришедшего все разрушить.