Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Дикий хохот, раздавшийся с кухни, заглушил и мой громкий смех, пришлось срочно ретироваться в свою комнату. На такой шум и Катя с Колькой могли из ее комнаты выскочить, чем бы они там не занимались. Эта мысль в миг испортила мне настроение, но я успел заметить сквозь щель, оставленную в двери, что когда Катя выскочила из своей комнаты, Колькин голос уже звучал в кухне: – Вы чего так шумите? Забыли, что в доме лазарет? – Значит, ничем они не занимались, видно просто поговорили, и Колька ушел. И все равно на душе скребли кошки, они ведь могли и до того, как я их услышал, все успеть, а потом вместе принять душ.

POV Катя Пушкарева.

День сегодня выдался ужасный. Слава Богу, мама и Маргарита Рудольфовна не очень меня доставали, расспросили, как я себя чувствую, да прошел ли испуг, да могут ли они уйти, не обижусь ли я, и, после моего горячего заверения, что я нисколечко не обижусь, тем более, что они мне оставляют такого хорошего доктора, они обе уехали по своим делам. А мама так еще и заверила меня, что все будет хорошо, и что папа уже оттаивает. Еле-еле удалось уговорить ее ничего пока папе не рассказывать о моей беременности, мол если он сейчас узнает, что я была с мужем близка еще до свадьбы, то о примирении и речи не пойдет.

А вот с тетей Ирой у меня был серьезный разговор, очень серьезный… И самое малое, чего мне хотелось после ее отъезда – это повеситься. Кольке тоже досталось от нее на орехи, ходит теперь как в воду опущенный.

Едва за нашими с Андреем мамами закрылась входная дверь, как тетя Ира, рыкнув на Колю, чтобы он покормил Андрея и сидел, как мышь, за шкирятник потащила меня в мою комнату.

– А теперь, дорогуша, рассказывай, куда вы меня втравили. Вот я идиотка, всегда считала, что вы с Колькой талантливые, умные, самостоятельные ребятишки, не склонные к авантюрам, даже не допросила с пристрастием для чего вам справка понадобилась. А вы-то, оказывается, только узко умные, только в своей математике, да экономике, а по жизни два остолопа. Рассказывай, Катя, и не вздумай юлить, я, конечно, не Станиславский, но фальшь чувствую за версту. Увижу, что врешь – в ту же секунду вас всех разоблачу.

Пришлось все рассказывать тете Ире все. Если честно, мне самой хотелось рассказать кому-то взрослому и имеющему жизненный опыт свою историю, посоветоваться, может, даже попросить помощи. Но у меня никогда не было человека, которому я доверяла бы. Разве что Коля, но он тоже имеет ноль целых, ноль десятых в активе жизненного опыта. Так что я решила все рассказать тете Ире и, как показали дальнейшие события, ни разу об этом не пожалела.

– Любишь его? – уже гораздо мягче спросила Колькина мать, когда я закончила свой рассказ, скрыв от тети Иры только это, то, что я очень люблю Андрея.

– Да! До дрожи в коленях, поэтому все так и произошло. Посмотрите на меня и на него, я такая уродина, как я вообще осмелилась в него влюбиться? И я очень боялась, что он догадается, и будет из меня веревки вить, и я… я…

– Бедная моя девочка. Единственное, что оправдывает тебя, то что ты выросла в поднадзорной палате и ничегошеньки не знаешь ни о жизни на воле, ни о взаимоотношениях между людьми. Сколько раз я пыталась поговорить с твоим отцом, это не сосчитать, знаешь, что всегда в ответ слышала?

– Догадываюсь. Что они за меня боятся. Боятся, что я ошибусь, что буду несчастной.

– Вот именно! Впору подумать, что в тюрьме можно быть счастливой. Твой папа мне вообще заявил, что потому я и разведенка, потому и муж от меня сбежал, что не умею я слушать умных людей и уважать мужчин.

– И что вы ему ответили?

– Не волнуйся, мало старому солдафону не показалось. А теперь послушай меня, девочка. То что ты вырвалась из-под отцовского надзора – это прекрасно, но это не значит, что за свою свободу нужно бороться капризами и глупостями. За одни сутки ты пару раз подставила Андрея, а вдобавок еще и покалечила его. А ведь он не Валерка, он ценит и уважает и тебя, и твой ум, и… твою свободу. Ты пойми, Катенька, не яйца ты ему отбила – душу. Взяла и нагадила в самую серединку.

– Тетя Ира, и что мне теперь делать? Извиняться?

– А ты вину свою чувствуешь?

– Еще как!

– Тогда извиняйся.

– А если он не захочет меня даже слушать?

– А ты бы себя слушать захотела?

– Думаю, что нет.

– Вот именно. Поэтому извиняйся столько, сколько будет нужно, пока он не захочет тебя услышать.

– Что, ходить сзади и канючить: «прости»?

– Какая же ты еще глупая. И это тоже, если нужно будет. Но ведь извиняться можно по разному. Стань красавицей, чтобы он мог не стыдиться тебя, а гордиться тобой. Сделай так, чтобы он стал президентом, подними его компанию, как можно выше, делом докажи, что все осознала, и никогда больше не повторишь ошибки. И тогда… Тогда все будет хорошо. Поняла?

– Да, кажется.

– Ладно, Катя, мне пора идти. Я очень устала. В десять сделаешь Андрею укол, а потом в четыре утра. Поняла?

– Да. А куда укол нужно делать?

– В жопу, деточка, в жопу, и нехер в обморок хлопаться, его задница ничем не отличается от любой накачанной женской. Все. Я пойду поговорю с Андреем, дам пи…дюлей Коленьке и поеду…

Комментарий к Все будет хорошо.

* поц – идиш פּאָץ – половой член

** Сегодня глав больше не будет. Буду отвечать на комментарии.

========== Добреем… ==========

POV Андрей Жданов.

Жрать хотелось до головокружения, особенно если принять во внимание летающие по квартире запахи пирогов, жаренного мяса и цитрусовых, а вот выходить из комнаты не хотелось совсем. Дожил, блин, в собственном доме чувствую себя как лишенный прав передвижения лазутчик в тылу врага, и даже собственная мать меня покинула.

В двери снова постучали, оно и понятно, захватчикам всегда мало уже оттяпанных территорий, им новые земли подавай! А вот хрен им, а не мою комнату! Больше ни пяди земли враг от меня не дождется.

– Нельзя! – крикнул я и забрался под одеяло.

– Андрей, мама велела тебя покормить, – во вражина, еще и издевается.

– Спасибо, я есть не хочу, – хотел, еще как хотел, но не принимать же пищу из рук счастливого соперника, мы, Ждановы, право первородства за чечевичную похлебку не продаем! *

– Ну, как хочешь. А я пойду похомячу чего-нибудь, что-то я сильно проголодался, – контрольным выстрелом в голову раздался Колькин голос из-за дверей.

– Покушай, детка, покушай, – пробурчал я тихонько, – отчего ж не покушать? Хорошо потрудился в душе, рога мне повесил, вот и проголодался. – ответом мне было громкое утробное урчание моего собственного живота. – А ты заткнись, – посоветовал я ему, – мы с тобой на обед не заработали.

Очень хотелось даже не плакать, а выть. Мало того, что в моем же собственном доме, ублажают мою же собственную жену, закусывая свои игрища моими же собственными продуктами, так еще мое собственное мужское начало под большим вопросом, и смогу ли я еще хоть когда-нибудь ублажить хоть кого-нибудь ведомо только Богу, а может, и ему неизвестно.

Я натянул одеяло на голову в надежде уснуть если не на совсем, то хотя бы на время, и тем самым прекратить изматывать себя подобными мыслями. Все было тщетно! Урчание становилось все громче и это в конце концов вывело меня из себя.

Рывком вскочив с кровати с твердым намерением навести порядок в доме, я задел то, что задевать не следовало и согнулся от боли пополам, но это только придало мне решительности и здоровой спортивной злости.

– Николай! – влетел я на кухню с перекошенным от физической боли и душевных мук лицом.

– Андрей, ты чего? – испуганно пискнул Колька, видно вид у меня был, и правда, грозный.

– Ничего! Тебе деньги платят за то, чтобы ты работал, а не терся по душевым с моей женой и не располагался большим хозяином на диване моей кухни, рядом с моим холодильником. Понятно? – взревел я.

– Понятно. Чего же тут не понять, – усмехнулся Николай, враз успокоившись. – Я бы тоже так орал, если бы застал тебя жрущим на моей кухне мою еду, а сам был бы голодным, с поврежденным пенисом, а моя жена, которая мне его повредила, терлась бы с тобой в душевой. Все понятно, только все не так, как кажется. Если ты успокоишься, я все тебе объясню.

– Я спокоен, я как самурай перед харакири, спокоен. Но твои объяснения мне не нужны. От тебя мне нужен обсчет плана развития и выводы по отчету Ветрова, если у тебя, конечно, было время заниматься такой чепухой, как работа.

– Времени у меня было навалом.

– Серьезно?

– Серьезно! И я все сделал, только вы с Катькой, как два болвана, забили на работу и занимаетесь хрен знает чем. Я сейчас принесу тебе все документы, посмотришь, даром ли я хлеб свой ем. – Колька важно поднялся с дивана и медленно прошествовал мимо меня с кухни.

Едва дождавшись, пока скроется его спина из вида, я набил карманы халата пирожками из разных тарелок. Эх, блин, знать бы которые с мясом, я другие бы и не брал. Потом уже спокойно, не скрываясь, взял из холодильника литровый пакет с ряженкой и свинтил крышечку.

– Вот, держи, – Николай протянул мне две увесистые папки. Я важно их взял и пошел к себе, не выпуская пакета с молочным напитком из рук.

Всей моей важности хватило лишь на то, чтобы спокойно и чинно дойти до своей комнаты и закрыть за собой двери, но тут… папки на бреющем полете отправились на кровать, а я с жадностью, не свойственной мне при приеме пищи, начал поглощать пирожки один за другим, запивая их ряженкой и почти не замечая ни какая внутри начинка, ни, собственно, вкуса еды.

Моя злость на происходящее в доме уменьшалась по мере того, как увеличивался объем желудка. Где-то после шестого пирожка, я уже готов был простить и возлюбить весь мир, кроме Кати с Колькой, конечно. Но и их мне уже разорвать не хотелось, хотелось только, чтобы они тихо и мирно исчезли из моей жизни. И кофе хотелось, безумно хотелось кофе! Но тоже не настолько, чтобы еще раз лицезреть НиколЯ, вальяжно расположившегося на моем диване в кухне.

Мне ничего не оставалось, как открыть первую попавшуюся папку с документами. Это был отчет Ветрова с пометками Зорькина, отдельной стопочкой в шесть печатных листов лежало заключение, сделанное Николаем по результатам проверки отчета. Мама дорогая! Чего здесь только не было! Кажется, Ярослава пора было с «почетом» провожать из «Zimaletto», и не завтра, а уже вчера, а еще лучше в момент принятия на работу. Правда в отчете были какие-то строки с пометкой восклицательным знаком, которые для меня казались китайской грамотой.

Пора было получить объяснения и садиться за работу. Но в двери снова постучали.

– Да!

– Андрей, мне пора уходить, – в дверях возникла Ирина Петровна, – но вначале нам нужно поговорить. Это важно.

– Конечно, тетя Ир…

– Что? Как ты меня назвал? Тетя Ира? Тебе сколько лет, Андрюша?

– Тридцать, а что?

– А ничто! У меня любовник на три года младше тебя, а ты, кобёл здоровый меня состарить вздумал? Разве порядочный мужчина так поступает?

– Простите, Ирина Петровна, или Ира, или Ирочка, как вам будет угодно, но вам, как никому другому известно, что я, увы, на данный момент не мужчина.

– Знаешь, Андрей, если ты так думаешь, то мужчиной ты никогда и не был. Потому что мужчина это даааалеко не только то, что у него болтается между ног.

– Серьезно? И что такое мужчина?

– Это прежде всего поступки, это ум, это интеллект, это умение принимать на себя ответственность. А то, о чем говоришь ты, еще не делает из бонобо человека, тем более мужчину.

– Как-то и без того, о чем говорю, я жить не очень-то хочется.

– Андрей, я даю тебе слово, что если ты будешь выполнять все мои рекомендации, ты восстановишь функции своего детородного органа через дне недели. Все, кроме репродуктивной.

– Как? Вы хотите сказать, что у меня не будет детей?! – я был в ужасе.

– Нет, ну ты нормальный? Я что, сказала, что это навсегда? Репродуктивная функция восстановится где-то через месяц. Хотя… может она у тебя и вовсе не нарушена. Через недельку зайдешь к врачу андрологу, сдашь все анализы, и получишь профессиональную консультацию.

– Ирина, спасибо вам большое.

– Кушайте, не обляпайтесь.

– Сколько я вам должен?

– Я еще пару раз зайду, а потом предъявлю общий счет. И мало вам с Катей не покажется.

– Не пугайте, этого я не боюсь.

– Андрей, я хотела поговорить с тобой о Кате.

– А вот об этом мы говорить не будем. Это касается только меня и ее.

– Увы, об этом нужно было думать до того, как сами же втащили меня в свои отношения, да еще и справку фальшивую выписать заставили. Так что теперь у вас обоих нет выхода, или выслушиваете меня добровольно, или вколю, что-нибудь, чтобы пошевелиться не смог, и все равно скажу все, что думаю. Что выбираешь?

– Добровольно-принудительное, – засмеялся я…

Комментарий к Добреем…

* Ветхом Завете (Бытие, гл. 25, ст. 31 34), проголодавшийся Исав, старший из сыновей близнецов патриарха Исаака, за чечевичную похлебку продал младшему брату Иакову свое право первородства, то есть особые права.

========== На вулкане… ==========

POV Андрей Жданов.

Эта тетка меня реально достала до печенки. Я почему согласился послушать ее душеспасительный бред? Потому что у меня была палочка-выручалочка. Да нет, это не то, о чем вы подумали, я про: «Три, два, раз… А ну еще! Три, четыре – Горячо», ну и так далее. Помните? Да-да, я про песенку не дающую лишней информации в мозг проникать. Так вот, Колькина мать оказалась еще и ясновидящей садисткой. Как только она заговорила, я сразу запел про себя, но головой кивать не забывал, типа «конечно», «а как же» и «без сомнения». Ага! С таким же успехом я мог стоять на улице голым и думать, что меня никто при этом не замечает.

Как только я «уходил внутрь», Ирина окликала меня по имени. В первый раз это не помогло, я ее не услышал, зато дикую острую боль в паху я почувствовал сразу. Она ударила меня! Представляете? Ударила! Правда не туда, а рядом, но боль отдавшаяся туда, не показалась мне от этого более приятной. Во второй раз, как только Зорькина И. П. произнесла: «Андрей», я тут же вернулся в реальность, и она захохотала.

– Андрюша, тебе что, как собаке Павлова, нужно условные рефлексы прививать? Или ты забыл, что у меня есть свой доморощенный гений? Ты что про себя говоришь, когда не хочешь людей слышать?

– Что? Да с чего вы взя…

– Ой не могу! Ты кого надуть вздумал? Головой он кивает! Как маленький, честное слово. Глаза-то стеклянные, так что этот номер у тебя не пройдет. А знаешь, что Колька делал, чтобы не слышать, как я его матерю?

– Что?

– Он в уме пытался доказать Великую теорему Ферма, так что ты против него еще зеленый. Слушай и запоминай. Глаза стекленеют – появляется боль в паху – это понятно?

– Ирина, вы садистка?

– Ага! Еще какая. Ненавижу, когда из меня дуру пытаются сделать, убить готова, так что скажи спасибо, что это будет всего лишь боль.

– Спасибо.

– Молодец, хороший мальчик. А теперь слушай. Катька гений!

– Ага! Как же. «Гений и злодейство – две вещи несовместные», а Катерина…

– Во-первых, не стоит верить всему, что когда-то прочел. Я тут как-то шла мимо стройки, смотрю – на заборе написано «х…й», я не поленилась, заглянула за ограду, и что ты думаешь?

– Что?

– А нет там никакого х…я, только балки какие-то, башенный кран и котлован огромный. И это все.

Разговор мне однозначно начинал нравиться, так я мог болтать с Ромкой, с Катей «до», а больше, пожалуй, ни с кем.

– А во-вторых? – спросил я.

– А во-вторых, Катька гений и она не злодейка. Это аксиома, мой мальчик! И если ты этого еще не понял, то мне тебя жаль. Я не стану пересказывать тебе наш с ней разговор, как и ей никогда не скажу о чем мы тут с тобой говорим, будем считать, что это врачебная тайна. Но одну вещь ты должен знать… Эта девочка пережила столько, что тебе и в страшном сне присниться не может. Не нужно ее винить в том, что случилось. Больше, чем она сама себя винит, у тебя это все равно не получится, а вот добить ты ее можешь. Просто взять и сломать окончательно.

– Ирина, я не согласен с вашей оценкой Катерины, категорически не согласен. Но обсуждать ее я не буду ни с кем, даже если мне грозит новый удар в пах.

– А я и не собираюсь ее обсуждать, я говорю то, что знаю. Она только что вырвалась из заключения на свободу. Двадцать четыре года за нее решали даже то, что ей поесть, не говоря о чем-то более серьезном. Откуда ей знать, как строятся отношения между людьми?

– И теперь я должен пройти все круги ада, чтобы Катерина научилась жизни?

– Да! Если она тебе не безразлична, то да!

– С какой стати?

– Тебе напомнить, что ты сказал Кате?

– Что я сказал?

– Что ты за сутки влюбился в девочку, которой нет. Нет и никогда не было. Что никогда не простишь Катю за то, что она украла у тебя Катеньку.

– Я такого не говорил. Я не мог такого сказать. Никогда!

– Почему не мог?

– Потому что даже если бы я так чувствовал…

– А ты так не чувствуешь?

– А кому какое дело, что я чувствую?

– Кате есть дело. И мне есть дело. Так почему ты не мог бы так сказать?

– Потому что я душу наизнанку не выворачиваю, ни перед кем.

– Тебе не повезло, у тебя поднималась температура, начинались боли и ты, совершенно того не желая, взял и вывернул душу. И знаешь, возможно это было лучшим из того, что ты сказал в своей жизни. А теперь послушай меня внимательно, это последнее, что я хочу тебе сказать. Если ты сейчас оттолкнешь Катеньку, то никогда себе не простишь, за то, что украл ее у себя. Это я тебе обещаю. И вот еще что, Катя будет тебя колоть. Не вые…вайся, или найми медсестру. Понял?

– Понял.

– Тогда пока.

– До свидания и… спасибо за все.

– Не за что! Принимай обезболивающие, не геройствуй.

– Ирина!

– Да!

– А что… А какие отношения связывают…

– Если тебе что-то интересно, возьми и сам спроси Катьку или Кольку, а я уже умыла руки. Бай!

Ирина Петрова ушла оставив больше вопросов, чем ответов на них. Но какая же все-таки потрясающая у Кольки мать! Я собрался еще немного полежать и подумать обо всем. О себе, о Кате, о «Zimaletto», и о том, что делать дальше. Мне о многом нужно было подумать… но когда это мои планы осуществлялись? А никогда!

Не успел я прилечь, как ко мне в комнату вихрем влетела Катя, сбросила с себя халат, швырнула его на пол, уселась ко мне на постель в головах, схватила меня за руку и поднесла ее к своим губам, что-то прошептав мне. Я не услышал. Я вообще ни хрена не понял.

– Ты чего? – спросил я ее.

– Кира пришла. Колька пока ее отвлекает, но боюсь, что это ненадолго.

И точно… Двери в комнату распахнулись без стука, и на пороге возникла моя бывшая.

– Андрюшенька, – словно не замечая прихода Воропаевой, заворковала Катя, – может хватит валяться? Может пойдем на кухню, я тебе кофе сварю.

– Катюша, а может, ну его, этот кофе? Может еще немножко полежим? Только…

– Андрей! – раздался крик от двери. – Так это правда? Ты действительно с ней?!

– Ой! – вскрикнула Катя так натурально, что даже я поверил, что она это от неожиданности. – Вы как сюда попали? Что вы делаете в нашей спальне?

– Андрей, мне нужно с тобой поговорить, – совершенно не реагируя ни на Катю, ни на ее слова, Кира обращалась исключительно ко мне.

– Спальня – не место для разговоров, Кира Юрьевна! – жена снова заговорила тоном королевы. – Андрей Павлович сейчас встанет и выйдет в салон, там вы сможете поговорить. Я права, Андрюшенька?

– Конечно, родная. Кира, подожди меня на диване у камина, я сейчас подойду.

– И ключи от нашей квартиры не забудьте выложить из своей сумочки на стол, – бросила Катя бывшей в спину.

Как только Кира вышла, Катя сразу вся съежилась, вскочила с постели, набросила на себя халат.

– Андрей, прости меня за это представление, это первое, что пришло мне в голову, когда она приоткрыла входную дверь. – Катюша говорила со мной не поднимая глаз.

– Ладно, чего там. Надо же было что-то предпринять. Тебе не за что просить прощение…

========== Визитерша… ==========

POV Катя Пушкарева.

Теперь я точно знаю, что должна делать. Вернее, что я делать не должна. Вернее, что должна, а что не должна делать. Если я еще и мечтала, что выпрошу у Андрея прощение, и тогда, может быть, смогу вернуть ему его украденную мной Катеньку, то теперь я точно знаю, что этого не случится никогда.

Я должна:

1. Разлюбить Андрея.

2. Помочь ему преодолеть психологическую травму, что бы мне не пришлось для этого сделать!!!

3. Измениться внешне.

4. Сделать его президентом.

5. Сделать все возможное и невозможное, чтобы приняли мой план развития «Zimaletto».

6. Помочь Андрею претворить этот план в жизнь.

7. Развестись с Андреем и не мешать ему жить.

Я не должна:

1. Никогда и ни при каких условиях я не должна больше на пушечный выстрел к нему приближаться, если только он сам не попросит об этом (см. пункт 2 позиции «должна»).

2. Я не должна показывать Андрею, что мне плохо или больно. Отныне у меня всегда и все должно быть прекрасно.

3. Я не должна ему надоедать и быть слабой. А это значит, что я сама отныне отвечаю за свои глупости.

4. Я не должна допускать ситуации при которых ему придется меня защищать.

Я как раз писала, что я должна, когда услышала, как в прихожей открывается дверь. Это могла быть только Кира, больше ни у кого ключей от квартиры не было.

– Колька, задержи, – шепнула я и рванула к Андрею в комнату. Ворвалась, как смерч, сбросила на пол халат и прыгнула к нему в постель, взяла его руку и поднесла к губам, пробормотав: «Кира пришла». Он видно, не расслышал, поэтому ошалело спросил:

– Ты чего? – и в его глазах было столько ужаса, что я сразу все поняла – он меня боится! Может уже и не ненавидит, но точно боится. Боится, что я могу еще черт знает что натворить, что от меня можно ждать самой неожиданной гадкой гадости. Это было, конечно, справедливо, но очень больно. Хорошо еще, что у него был всего лишь страх в глазах да нервное подрагивание руки. Ведь мог бы и выдернуть свою руку, чтобы защитить ею то, что я уже однажды покалечила.

– Кира пришла. – ответила я, и он сразу успокоился, потому что понял, что я не пришла с какой-то новой подлянкой. – Колька пока ее отвлекает, но боюсь, что это ненадолго.

Потом мы разыграли небольшой спектакль и я заставила Киру выйти из спальни, но об этом Андрей уже писал, так что повторяться не буду. Андрей пошел в салон, а я незаметно прокралась к себе, чтобы не оставаться в его спальне, но и не мешать им разговаривать.

– Катя, Катенька, – услышала я голос Андрея, зовущий меня.

– Да, милый, – а вот это прозвучало как-то уж слишком натурально. Так нельзя.

– Катюша, иди сюда, у меня от тебя секретов нет. Я не хочу ни с кем разговаривать без тебя, дорогая.

– Я не могу, – сказала я капризно. И тут мне в голову пришло одно безумие. – Я примеряю твой последний подарок.

– Я тоже хочу посмотреть.

– Я не могу тебе показать, мы не одни.

– А ты набрось халат, Кира уйдет и покажешь.

– Хорошо! – перекрикивались мы.

Пакеты с одеждой, купленной Андреем, я еще вчера распаковала, когда от переживания не знала куда себя деть, поэтому я мгновенно нашла и надела белое кружевное белье (Зачем, для чего?.. Я же никому его показывать не собиралась. Может вживалась в роль?), набросила халат… Халат был шикарный, у меня и платьев-то никогда таких не было, да что там не было, я и не мечтала, что когда-нибудь мне доведется надеть такое великолепие на себя. Представляете, черный, шелковый, в пол, с кружевными вставками, а кружева из шелковой нити да ручного плетения (это я прочла на сертификате, приложенном к халату, там даже имя кружевницы написано было). Ноги всунула в черные атласные домашние тапочки на небольшом каблучке. Вот я дура! Представляю, как это смотрелось в сочетании с моими косичками и Гарри Поттерскими очками. Хотя… Если смотреть только от шеи вниз – я очень себе понравилась.

– Кать, ты где застряла?

– Уже бегу, дорогой, – я величественно прошествовала в салон. – Спасибо, Андрюшенька. Халатик прелесть.

– А остальное понравилось? – громко спросил Андрей.

– Очень, спасибо! – я чмокнула его в щеку. – Но мы не одни. Давай об этом потом.

– Хорошо, давай потом. Иди ко мне, присаживайся.

– Андрюша, а как же гостеприимство? Кира Юрьевна, может хотите кофе? Или чай? А может, хотите есть?

– Кирюша, соглашайся. Меня сегодня теща приезжала проведывать, напекла таких пирожков, что пальчики оближешь.

– Спасибо, если можно, я выпила бы виски со льдом.

– Андрюш, я в виски ничего не понимаю, – я с облегчением опустилась на диван, – налей Кире Юрьевне сам, – я понятия не имела, есть ли в этом доме виски, а если и есть, то я все равно не знала где он стоит.

– Коля, – позвал Андрей и, как по мановению волшебной палочки, перед нашими очами возник Николай собственной персоной. – Ты составишь нам компанию?

– В смысле?

– Виски будешь? Кирочка, познакомься – это Николай, наш друг, он пока живет у нас. Помогает Катеньке, так сказать, ухаживать за мной. Будешь пить?

– Нет! Нам еще работать нужно.

– Андрей, ты тоже пить не будешь, – строго сказала я, и я не шутила. Тетя Ира предупредила, что пока ему колют антибиотики, спиртное запрещено. – Ты забыл, что в десять я должна тебе сделать укол? Простите, Кира Юрьевна, но пить вам придется в одиночестве. Мне и Андрюше нельзя, а Коле еще работать нужно.

Кира сидела застывшей мумией с крутящейся головой и смотрела на нас с недоумением, если не сказать, с ужасом.

POV Андрей Жданов.

Я вставлю свои пять копеек, чтобы сразу стало понятно отчего Воропаева впала в ступор. А так же расскажу о своих ощущениях во время этой сцены.

Дело в том, что в доме у Киры всегда было чопорно-аристократично. Даже когда мы там были совсем одни, все должно было напоминать светский раут. Сервировка (исключительно дорогая), блюда (исключительно модные, пусть и не вкусные), одежда (исключительно парадная, пусть и неудобная), шелковые фиолетовые простыни, даже секс (красивый, постановочный, словно на камеру, и страшно унылый) – все-все должно было быть красиво, гламурно и дорого. Реалити-шоу из жизни новоявленных аристократов, а не жизнь.

Как-то мамуля посетила нас за ужином и больше носа в Кирин дом не казала, объяснив, что в доме, где в простоте и не пукнут, ей хочется вытворить что-нибудь жутко плебейское и мерзкое, например, нагадить среди комнаты.

– Но почему? – недоуменно спросила ее тогда Кира.

– Потому что это не дом, в нем нельзя жить, в нем можно только играть в жизнь, и, как язычники, молиться ритуалам.

– Но мы ведь и отличаемся от обывателей своими манерами.

– Манерностью, Кирюша, манерностью, а не манерами. Если бы хорошие манеры и безупречный вкус были у тебя в крови, ты никогда не устраивала бы прилюдные выяснения отношений и истерики. Ты никогда не унижала бы людей. Знаешь, твой дом – это декорация в предлагаемых обстоятельствах, а мне этого хватило на сцене. В жизни я хочу жить!

– Но я хочу, чтобы у нас с Андреем была красивая жизнь.

– Это ты называешь красивой жизнью? Я не хотела бы, чтобы мои внуки выросли в таком доме, где вместо детских игр у них будет дрессура, перемежающаяся с материнскими истериками. Андрюш, тебе, небось и пальцы облизывать здесь запрещают? – спросила мама, горько усмехнувшись.

Кира тогда долго возмущалась. Я, выросший в богатом, но очень демократичном доме, где у каждого была возможность выйти к завтраку в домашней одежде, а за обедом вымакать хлебом с тарелки соус (это же самое вкусное), был целиком на стороне мамы, но Кире возражать не хотел, это всегда было себе дороже. И да, когда Воропаева приходила ко мне (слава Богу это бывало редко), мой дом на время превращался в филиал ее квартиры.

Теперь вы поняли отчего Кира впала в оцепенение? Хорошо еще, что головою могла вертеть. Не поняли? Поясню! Воропаевой хватило бы диванных подушек, ранее всегда выстроенных на диване, как солдаты на плацу, а сейчас валяющихся в беспорядке на полу и ковре, чтобы впасть в ступор. А тут еще Колька в шортах, мы с Катей в халатах, и вообще никакой чопорности.

Ну, а я… со мной все было гораздо хуже, но и гораздо лучше, чем с моей бывшей. Едва я увидел Катюшу в черном шелковом халате, никак не желающем смирно сидеть на ее фигуре и все норовящем обнажить то одно ее плечо, то другое, как понял, что самого страшного со мной не случилось, что-что, а потенцию я не потерял! Вот и пришлось звать Кольку, чтобы принес нам виски, ну не демонстрировать же мне было девочкам халат, неприлично торчавший под натиском моего вздыбившегося хозяйства, тем более, что под халатом у меня ничего не было (Ирина строго настрого запретила мне натягивать трусы). Мне нужно было успокоиться и я слегка отодвинул от себя Катю.

POV Катя Пушкарева.

Я настолько была неприятна Андрею, что он меня отодвинул. Игра игрою, а «обнимашки» бесконтактные, так, кажется, он сказал тогда. Я постаралась не расстраиваться, а побыстрее начать и закончить разговор с Кирой, чтобы дать мужу возможность перестать притворяться.

– Кира Юрьевна, вы уж простите, что мы в таком виде, но мы не ждали гостей, – церемонно сказала я.

– Катенька, а что ты извиняешься? По моему, это Кире нужно извиняться. Ворвалась непрошеным гостем в чужой дом, открыла двери чужим ключом, сидит тут, нос кривит, как будто мы ей что-то должны. Говори, что нужно, да и ступай себе с Богом. Не хочешь с Богом, ступай с дьяволом.

– Кира Юрьевна, вы не должны обижаться на Андрюшу. Он, конечно же, прав на сто процентов, но он еще и болен. Ему тяжело сидеть, а из-за вас он поднялся с постели. Так что говорите, что вам от нас нужно, пейте свой… наш виски, и до свидания в более подходящем для встречи месте.

– Ваш виски? – задохнулась Кира. – Этот виски я же и дарила Андрею!

– А, вы пришли забрать свои подарки! Как же я сразу-то не сообразила. Ну, зачем же вы беспокоились? Нужно было прислать курьера со списком, я бы аккуратненько все упаковала и отправила вам по любому указанному адресу. Давайте мы так и сделаем. Если это все, то мы вас больше не задерживаем.

Андрей захохотал, а Кира побледнела так, что у нее даже губы слегка посинели…

========== Катенька… ==========

POV Катя Пушкарева.

– Вы пришли забрать свои подарки! Как же я сразу-то не сообразила. Ну, зачем же вы беспокоились? Нужно было прислать курьера со списком, я бы аккуратненько все упаковала и отправила вам по любому указанному адресу. Давайте мы так и сделаем. Если это все, то мы вас больше не задерживаем.

Андрей захохотал, а Кира побледнела так, что у нее даже губы слегка посинели…

– Нет, я пришла совсем по другому поводу. – истерически выкрикнула она. – Андрей, Сашка пропал.

– Я это уже слышал, но я-то здесь причем?

– Тебе не кажется, что он пропал как-то очень вовремя, как раз перед Советом директоров?

– Кирочка, а тебе не кажется, что на нас с Катюшей напали как-то очень вовремя, как раз перед Советом директоров? А после этого исчез Сашка. Тебя это ни на какие размышления не наводит?