Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

– Ты что-то хотела? – довольно сухо спросил я.

– Я хотела поговорить. Можно я сяду к тебе поближе?

– Пожалуйста.

– Подвинься! – я машинально подвинулся.

Э, а вот так мы не договаривались! Катя прошла через комнату, откинула одеяло и, правда на этот раз очень аккуратно, не причинив мне боли, забралась ко мне в постель.

– Обними меня, пожалуйста.

– Что? – не поверил я своим ушам.

– Обними меня.

– Ты с ума сошла? – взорвался я. – Снова начала свои непонятные игры? Сейчас ты пьяна, а завтра будешь меня ненавидеть, скажешь, что я воспользовался твоим состоянием? Уходи немедленно!

– Не уйду! И не воображай, что я пришла предлагать себя. Я пришла поговорить.

– И для этого ты забралась в мою постель и попросила тебя обнять, да?

– Да! Именно так! Потому что то, что я хочу тебе рассказать…

– А как же твой любимый? Он не стал бы возражать против такого разговора с постели с другим мужчиной?

– А он никогда об этом не узнает, – как-то очень грустно сказала Катюша. – Андрей, то, что я хочу тебе рассказать не знает ни один человек на свете. И мне очень страшно рассказывать тебе обо всем, только поэтому я забралась к тебе и попросила меня обнять. Тогда не так страшно, – она всхлипнула.

Вот я идиот, девчонка пришла ко мне за помощью, а я… Кретин!

– Катенька, ну не плачь, не нужно. Я неправ. Тысячу раз неправ. Иди сюда, маленькая. – Я обнял ее одной рукой, прижал к себе поближе. – Так хорошо? – она кивнула. – Что случилось, детка?

– Ты только меня не перебивай, ладно?

– Ладно.

Катя глубоко вздохнула, чуть-чуть повернула ко мне голову и заговорила:

Это было накануне моего восемнадцатилетия… Я шла домой из Университета, когда в арке у самого подъезда ко мне подошла молодая очень красивая женщина.

– Ты Катя?

– Да, а что?

– Мне нужно с тобой поговорить.

– А вы кто?

– Я твоя мама, Катенька. Твоя непутевая мама.

Сказать, что у меня был шок, это ничего не сказать. Я решила, что это какая-то ненормальная, вот только непонятно, что ей от меня нужно.

– Вы сумасшедшая? – осенила меня догадка.

– Нет, девочка. Если хочешь это проверить, можешь спросить у бабки с дедом, кто такая Лариса.

– У каких бабки с дедом? У меня нет ни бабушек, ни дедушек. А Лариса, это моя сестра. Она погибла в тот год, когда я родилась. И… и… – тут мне стало очень-очень страшно, потому что я заметила сходство своей сестры, в доме были ее фотографии, и этой женщина. Невероятное сходство. – Вы на нее похожи. Кто вы такая? Зачем вы меня мучаете? Оставьте меня в покое.

Катенька задрожала всем телом, даже голос ее предательски срывался.

– Катюша, все хорошо, я рядом.

– Я знаю, спасибо.

Я убежала в подъезд, захлопнула за собой двери и расплакалась. Стало так страшно, что я зажмурилась. Вокруг меня рушился мир, и я была в эпицентре разрухи. Я как-то сразу поняла, что это правда. Что мама и папа, это никакие не родители, а мои родные дедушка с бабушкой, что в нашем доме случилась какая-то трагедия. И еще я поняла, что хочу узнать правду и имею на это право. Я побежала домой.

– Мам, пап, – закричала я с порога.

– О, Катенька пришла. Давай деточка, иди мыть ручки, сейчас будем обедать.

– Нет! – я впервые осмелилась противоречить. – Сейчас мы будем говорить, и только потом обедать.

– Боже мой, Катенька, что случилось?

– Вы у меня спрашиваете, что случилось? Это я у вас хочу спросить…

– Что, детка?

– Почему вы скрыли от меня, что вы мои бабушка и дедушка. Почему не рассказали, что у меня есть мать?

– Откуда ты уз… – начала мама, но папа закричал на нее:

– Молчи, Ленка! А ты прекращай разговаривать с нами в таком тоне! Пока ты живешь в нашем доме, пока ешь наш хлеб, ты будешь нас уважать! Ясно?

Обычно, после папиного окрика я становлюсь тише воды и ниже травы, но в тот момент в меня словно дьявол вселился.

– Нет, не ясно! Уважение это не любовь, когда просто любишь непонятно за что, уважение еще заслужить надо. Вы врали мне всю мою жизнь и хотите, чтобы я вас уважала? Я имею право знать правду! Рассказывайте, иначе я у самой Ларисы спрошу, что случилось.

– Вот мать, видишь? Вот мы и дождались от любимой доченьки. Вся в мать, ничего не помогло, такая же выросла.

– Хватит, Валерик. Посмотри, девочке самой плохо. Давай расскажем ей правду…

– Андрюшенька! А знаешь почему меня одевали как старуху? Знаешь, почему контролировали каждый мой шаг? Знаешь почему за меня решали куда мне ходить, с кем дружить, что есть, в конце концов? Знаешь?

Я уже знал, но решил, что мне сейчас лучше помолчать.

– Чтобы я не стала такой, как мама. А я все равно стала! Понимаешь? – голос Кати начал заплетаться, развозило ее как-то совсем не по-детски.

– Катюша, а что ты пила?

– Я ром на кухне нашла. А что? Вот видишь, какая я? Такая же как мама! Пьющая и гулящая.

– А ну, прекрати! Немедленно прекрати! Никакая ты не пьющая и никакая не гулящая. И мама у тебя хорошая, не нужно ее осуждать.

– А как ее не осуждать, Андрюшенька? Она меня родила, когда ей еще семнадцати не было, понимаешь? Мама с папой за ней следили-следили да не уследили. Вот она меня и родила. И аборт делать наотрез отказалась. А маме с папой было очень стыдно, они увезли маму в деревню, а приехали, уже со мной… и… Андрюша, поцелуй меня…

Комментарий к По секрету

* Генри Хиггинс и Элиза Дулиттл – главные герои пьесы Б. Шоу “Пигмалион”

========== Моя маленькая. ==========

POV Андрей Жданов.

– Катюша, а что ты пила?

– Я ром на кухне нашла. А что? Вот видишь, какая я? Такая же как мама! Пьющая и гулящая.

– А ну, прекрати! Немедленно прекрати! Никакая ты не пьющая и никакая не гулящая. И мама у тебя хорошая, не нужно ее осуждать.

– А как ее не осуждать, Андрюшенька? Она меня родила, когда ей еще семнадцати не было, понимаешь? Мама с папой за ней следили-следили да не уследили. Вот она меня и родила. И аборт делать наотрез отказалась. А маме с папой было очень стыдно, они увезли маму в деревню, а приехали, уже со мной… и… Андрюша, поцелуй меня.

Больше всего на свете мне хотелось ее поцеловать. И будь Катенька трезвой, я бы именно так и поступил. Но сейчас? Нет! Она же утром сама пожалеет о своей просьбе, хуже того, может решить, что я воспользовался ситуацией, а мне этого совсем не хотелось. Совсем-совсем. Поэтому я всего лишь едва прикоснулся губами к ее лбу.

– Нет, не так, в губы! – она подняла голову, подавшись к мне всем корпусом.

– Катюша, не надо, – я мягко отстранил свою девочку.

– Почему? У меня ведь нет брекетов.

– Катенька, разве твои брекеты мне когда-нибудь мешали? Я целовал тебя, когда они у тебя были, помнишь?

– Помню! – она смешно и пьяно встряхнула головой. – А почему больше не целуешь?

– Потому что ты другому отдана и будешь век ему верна, – попытался отшутиться я.

– Пушкин! Я знаю! А можно тогда я тебя поцелую?

– Не надо Катюша, ты же знаешь, что мне будет больно. Помнишь, как ты мне уколы делала?

– Помню. А я тебя тогда целовала?

Нужно было съезжать с этой тухлой темы, я тоже не железный, и хоть «Эулизин» еще действовал, но мало-помалу, лежащая рядом, такая желанная, такая любимая женщина начала вызывать нездоровый в этой ситуации интерес.

– Катя, а ты маму свою потом еще видела?

– Один только раз еще ви-и-и-идела, – Катя всхлипнула как-то по-детски и расплакалась.

Вот тут все мои благие намерения и полетели к чертовой матери, я аккуратно повернулся на бок, лицом к Катюше, и ее развернул к себе, стал гладить по голове.

– Ну, не надо, моя маленькая, не надо. Ну не плачь, девочка.

– Я не ма-а-аленькая, – всхлипывала Катя.

– Как не маленькая? Ну, как же не маленькая? Ты маленькая. Моя маленькая.

– А тогда спой мне про мою маленькую, * пожалуйста, – дрожал от слез ее голос.

Боже мой, как же она была трогательна: маленькая, нежная, заплаканная девочка, просящая папу спеть ей колыбельную.

– Я не знаю такой песни, Катенька.

– Знаешь! «Ландыш, ландыш белоснежный, розан аленький! Каждый говорил ей нежно: «Моя маленькая!», – тихонько и пьяно на одной ноте начала выводить Катюша.

– Не знаю, солнышко. Никогда не слышал.

– Это очень плохо, ты ничего не знаешь, и совсем не любишь меня, – ее здорово развезло. Мысли путались, она что-то бессвязно забормотала, потом поежилась и сказала очень внятно и трезво: – Я замерзла, Андрюша.

– А я тебя сейчас согрею, и тебе будет тепло, и ты будешь спать. Сладко-сладко, как в в детстве.

Забирать ее к себе под одеяло я не рискнул, просто снял его с себя и набросил на нее, и даже подоткнул под бочок и маленькие ледяные ножки.

– Так хорошо, солнышко?

– Плохо! Ты меня не обнимаешь.

– А так? – я обнял Катю.

– А так хорошо. Знаешь, – вдруг вернулась она к прерванной теме, – моя жизнь с того дня, как я узнала, что мои родители вовсе мне не родители, вообще превратилась в ад, меня перевели из тюрьмы общего режима в тюрьму для особо опасных преступников. Даже на проезд мне больше денег не давали. Папа всегда отвозил меня на учебу и потом забирал домой. Одевать меня стали еще хуже, а следить за мной стали еще лучше. Знаешь, – Катя приподнялась на локте и приблизила свое лицо ко мне, заговорила горячечным шепотом, – я иногда даже думать боялась. Думала, что папа даже мысли мои может подслушать. Понимаешь почему, когда мама пришла ко мне в Университет, я ее просто возненавидела? Понимаешь? Она была такая красивая, такая свободная, такая счастливая. А меня отдала надзирателям. Понимаешь? Понимаешь? За что, Андрюшенька? – она снова заплакала.

Тут я тоже не выдержал. В горле запершило, дышать стало нечем. Господи, сколько же ужаса пришлось пережить моему цыпленку! Только этого не хватало, мне самому захотелось завыть.

– Все, моя девочка, все. Все уже кончилось. Ты никогда больше не вернешься в тот дом. Никогда, обещаю тебе, – утешал я ее.

– Я не верю тебе. А что будет, когда мы разведемся?

– Если мы разведемся, у тебя начнется новая жизнь, отдельно от родителей. Я куплю тебе квартиру, будешь там жить. Захочешь – одна, захочешь – с человеком, которого ты любишь.

– Я прогнала маму. И больше никогда ее не видела, – плакала Катя. – Может она ни в чем не виновата, я же не знаю наверняка. Но я ее прогнала. Кричала на нее. Мне так стыдно, Андрюша.

– А мы ее найдем. Обязательно найдем, и ты с ней поговоришь. И все будет хорошо, вот увидишь.

– Честно?

– Честно-честно. Спи, маленькая, спи.

– Нет! Я тебе еще про Дениса не рассказала.

Меньше всего мне сейчас хотелось слушать о ее Денисе, но деваться было некуда, пришлось слушать, хоть я и предпринял попытку этого избежать.

– Катенька, а может не надо сейчас про Дениса. Вот ты поспишь, а утром мне все-все расскажешь.

– Ты думаешь, что я пьяная? Я не пьяная! Хочешь, я сейчас могу по ниточке пройти?

– Нет-нет, ты не пьяная, я тебе верю. Просто ты устала, хочешь спать. А утром мы обязательно поговорим.

– Нет, сейчас! Почему ты не хочешь меня слушать? Ты меня тоже не любишь? Как все?

– Дурочка, ну, кто тебя не любит? Тебя все любят. Колька любит…

– Колька любит! – пьяный удар кулачком о постель. – Колька очень любит! Он мой друг! Понимаешь?

– Понимаю. И Ирина Петровна любит, Денис любит.

– Денис любит, Денис еще как любит, – истерически захохотала Катюша.

– Вот видишь. Тебя даже Малиновский любит. Все тебя любят.

– Все? А ты?

– И я люблю тебя, девочка.

– Как Денис?

– Я не знаю, как тебя Денис любит, я люблю тебя как я…

– Его перевели к нам на втором курсе, – перебила меня Катя, – как раз после истории с мамой. Никто ничего о нем не знал, все только заметили, что он был очень красивый. Самый красивый парень из всего нашего потока. Понимаешь?

Я понимал, я все понимал… Красивый мальчик, некрасивая девочка… Как не влюбиться? Я все понимал, но мне до тошноты захотелось оглохнуть, чтобы ничего больше не слышать о своем счастливом сопернике.

– Понимаю, Катюша.

– Он сам подошел ко мне, я бы никогда не решилась. Подошел и сказал, что у меня царское имя. И руку мне поцеловал. Представляешь? Мне! Поцеловал! Руку! И все… Я влюбилась, Андрюша! Если бы ты знал, как я влюбилась! Все было, как во сне. Я научилась врать родителям, выкручи… Ой! Мне плохо, Андрей! – Катя вскочила в кровати, заметалась по комнате и бросилась в коридор.

Почти весь остаток ночи прошел в туалете и ванной. Катю выворачивало наизнанку, ее колотило мелкой дрожью и снова выворачивало. Потом я ее отпаивал водой с каплей нашатырного спирта, потом купал, потом отнес в ее комнату и уложил на кровать.

– Ляг, пожалуйста, со мной, – едва слышно прошептала Катюша.

– Сейчас, маленькая, сейчас. Я сейчас приду.

Мне безумно захотелось разбить свой кулак о голову этого Дениса, которого она любила, а он ничего так и не сделал, чтобы спасти ее. Или разбить окно, или удавить ее саму, чтобы прекратила издеваться. «Ляг со мной, но люблю я Дениса», кто такое выдержать может? Только я. Потому что я идиот.

Я бросился к себе, включил ноутбук, зашел на YouTube, ввел в поисковик «Моя маленькая», надел наушник, прослушал песню и заплакал. По настоящему, как баба. Я выплакивал Катеньку, себя, свою к ней любовь, свое трудное, но такое необходимое решение.

Минут через десять я скачал песню на свой мобильный и пошел к Катюше. Я очень надеялся, что она уже спит, но она не спала.

– Я уже думала что ты не придешь.

– Ну, как я мог не прийти? Давай спать, девочка, закрывай глазки.

– А ты ляжешь со мной?

– Ну, конечно, моя маленькая, конечно.

Я лег, обнял ее и включил колыбельную:Ландыш, ландыш белоснежный,

Розан аленький!

Каждый говорил ей нежно:

«Моя маленькая!»

– Ликом – чистая иконка,

Пеньем – пеночка… —

И качал ее тихонько

На коленочках.

Ходит вправо, ходит влево

Божий маятник.

И кончалось всё припевом:

«Моя маленькая!»

Божьи думы нерушимы,

Путь – указанный.

Маленьким не быть большими,

Вольным – связанными.

И предстал – в кого не целят

Девки – пальчиком:

Божий ангел встал с постели —

Вслед за мальчиком.

– Будешь цвесть под райским древом,

Розан аленький! —

Так и кончилась с припевом:

«Моя маленькая!»…**

Комментарий к Моя маленькая.

“Моя маленькая” Великолепное исполнение.

https://youtu.be/bP0QiLQmnZ4

** М. Цветаева

========== Сегодня больше, чем вчера. ==========

POV Андрей Жданов.

Поспать мне так и не удалось – Катя металась во сне, изредка всхлипывала, но руку мою держала цепко, и стоило мне только предпринять попытку высвободиться, как она со стоном и бормотанием еще крепче впивалась ногтями в мою ладонь.

В семь утра в двери постучали, я вскочил и бросился в душевую комнату, мне совершенно не хотелось компрометировать Катю, пусть даже перед Колькой, который, наверное, понял бы все правильно.

– Кать! Катька, – донеслось до моих ушей. – Катюха, просы… Оба-на! А это что такое?

Я лихорадочно стал вспоминать, не оставил ли я в спешке в комнате что-нибудь из своих вещей. Вроде нет! Халат на мне, и тапки тоже, тогда что же узрел наш юный Шерлок Холмс. Но он, оказывается, не узрел, он, оказывается, унюхал.

– Ну и амбре, Катерина Валерьевна. Катька, просыпайся, ты что вчера нажралась? В одиночку? Ну, ты и алконавт, куда только твой дефективно-фиктивный смотрит? Катя! – прикрикнул Зорькин.

– А! Что! Кто здесь?

– Конь в пальто здесь! Ты чего вчера наклюкалась? Лавры Клочковой…

– Коль, заткнись, а? Пожалуйста. Голова болит.

– Оно и понятно, назавтра завсегда голова болит. Называется похмельный синдром. Что делать будем? Опохмелку нести или рассолом обойдемся?

– Просто уйди, и все само пройдет.

– Не могу. Мы с Викой поедем к Митрофану, потом нужно собираться, ехать и срочно делать анализ ДНК, потом…

– Заткнись!

– Ты что, на работу не пойдешь?

– Уйди!

– А работа?

– Не знаю. Уйди!

– Как скажешь!

– Стой! Принеси воды, пожалуйста.

– Нетушки! Умные алкоголики с вечера воду готовят.

Колька вышел, я высунул голову из душевой, убедился, что Катенька одна и вошел в комнату.

– Ушел?

– Ааааааа! – закричала Катюша. – Кто здесь?

Мда… тот еще из меня получился конспиратор! На Катин крик в комнату на всех парах влетел Зорькин, хорошо еще, что Вика не проснулась и не прибежала.

– Что случилось? У тебя уже глю… – тут он заметил меня, ухмыльнулся, прищурил один глаз и выпалил: – Так-так, пора звонить матушке.

– Зачем? – тупо спросили мы с Катюней одновременно.

– Потому что Жданов нарушил режим лечения. Одно из двух, либо вы пили вместе, а пить ему нельзя; либо фиктивному пришел пиздец, и он незаконно пользовался недолеченным, а точнее недоремонтированным агрегатом. А может, и то, и другое вместе. Так что лечащий врач должен быть проинформирован.

Катя спряталась под одеяло с головой, а я схватил Зорькина за шкирятник и выволок в коридор.

– Что ты несешь? Зачем ты Катюшу в неловкое положение ставишь? Она вчера немножко перебрала, ей было нехорошо, я просто ей помогал. Сам я не пил и ничего между нами не было.

– Андрей, а ты чего оправдываешься? Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав! Ой, ну, не надо на меня смотреть, как на врага народа, я всего лишь пошутил. Все, сейчас не шучу. Что делать с анализом ДНК и с ребенком?

– Мы же вчера упаковали Кирин волос, так что берите мальчика и везите на анализ.

– Куда?

– Слушай сюдой, Монька-какер…

– Какой я тебе Монька-какер? Я Колька-хакер!

– Тем более! Открой интернет и найди адрес клиники. Ясно?

– Так точно, ясно! А что делать с последним стаканом воды?

– С чем?

– Ну, люди для чего женятся? Чтобы было кому перед смертью последний стакан воды принести. Твоя благоверная помирають, воду просють.

– Ну, придурок!

– Никак нет, ваше высокоблагородие, это не я придурок, а ты дурак. Только дурак мог назначить придурка финансовым директо…

– Колька, хватит! Слушай меня внимательно.

– Да-да!

– Катя сегодня вряд ли придет на работу. А если и придет, то только после обеда. Вы с Викой делаете анализ ДНК, потом ты едешь на работу и выполняешь все распоряжения Малиновского. На сегодня он главный.

– А Виктория?

– Виктория знает, чем ей заниматься. Малину я предупрежу. Все, свободен… Нет, подожди.

– Что еще?

– Коль, а Денис…

– Значит рассказала?! – столько недоверия и недоумения было во взгляде Зорькина, так серьезен сразу он стал, что меня взяла оторопь. – Все вопросы о Денисе ты задашь Пушкаревой и только ей.

POV Катя Пушкарева.

Голова просто раскалывалась, но это меня сейчас беспокоило меньше всего. Сейчас было кое-что пострашнее головной боли – огромная зияющая дыра в памяти. Я раз за раз пыталась восстановить события вчерашнего вечера и ночи, но последнее, что я помнила: я забираюсь к Андрею в кровать. Как я оказалась в своей комнате, почему я голая, что я творила, почему Андрюша был в моем душе и было ли что-нибудь между нами, было скрыто туманом где-то в недрах моей раскалывающейся головы. В дверь тихонько постучали.

– Да, – сказала я с надеждой, что это не Андрей, уж больно стыдно было смотреть ему в глаза. Увы… Не с моим счастьем.

– Катюша, можно к тебе? – Андрей с подносом в руках входил в комнату.

– Входи, – обреченно разрешила я.

– Сейчас будем лечиться.

Я не знаю, что еще он притащил, но кофе на подносе был однозначно, от его запаха меня замутило так, что едва крикнув: – Отвернись, – и даже не убедившись, что моя просьба выполнена, бросилась в душевую. Рвать было нечем, только дикий кашель и позывы сотрясали все мое тело. Плохо было так, что я даже никак не среагировала, когда Андрей ворвался ко мне. Опомнилась только от стука собственных зубов о стекло.

– Пей, Катя, пей все до дна. Вот так, молодец.

– Не смотри на меня.

– Я на тебя не смотрю. – он сунул стакан мне в руки и открыл горячую воду. – Сама сможешь постоять в душе?

– Смогу.

– Умница. Полотенце на вешалке рядом с халатом. Если станет нехорошо, зови.

«Значит, между нами все-таки что-то было, иначе он не зашел бы и не был бы так спокоен», – подумала я. Это было обидно, я столько раз мечтала о близости, а вот случилось, и я ничего не помню. И ничего, кроме стыда не чувствую. Это было так обидно, что я заревела.

– Катя, у тебя все в порядке?

– Да, я уже вытираюсь.

Набравшись храбрости и набросив халат, я вышла из душа.

– Как голова?

– Полегче.

– Конечно полегче, я же тебе волшебный опохмелятор приготовил, маленькая.

– Что?

Я мгновенно все вспомнила. И то, что рассказала о маме, и то, что он мне пел, или не он, но кто-то пел точно, и то, что я что-то рассказывала ему о Денисе. Вот только не помнила было ли что-нибудь у нас с ним.

– Я в воду влил ампулу обезболивающего и аспирин.

– Нет, я про маленькую.

– А какая ты, большая, что ли?

– Андрей, что вчера было? – решилась я.

– Ты о чем?

– У нас что-то было?

– Нет!

– Точно?

– Катенька, даже если ты думаешь, что я мог воспользоваться твоим состоянием, то вспомни хотя бы, что я, как сказал Зорькин, с недоремонтированным агрегатом. Так что не волнуйся, ты Денису не изменяла.

– Я Денису?

– Ну, не я же?

– Не изменяла?

– Нет. Иди ложись в постель, будешь сейчас пить кофе и есть соле…

Договорить он не успел.

POV Андрей Жданов.

– Катенька, даже если ты думаешь, что я мог воспользоваться твоим состоянием, то вспомни хотя бы, что я, как сказал Зорькин, с недоремонтированным агрегатом. Так что не волнуйся, ты Денису не изменяла, – так я и знал, что она обвинит меня во всех смертных грехах.

– Я Денису?

– Ну, не я же?

– Не изменяла?

– Нет. Иди ложись в постель, будешь сейчас пить кофе и есть соле…

Договорить я не успел. Катя как-то нелепо взмахнула руками, всхлипнула и разрыдалась во весь голос. О, Господи, что еще?

– Катя, Катюша, девочка, что такое? Ну, чем я тебя опять обидел? Катюша! Мне уйти?

– Нет! – она замотала головой.

– Водички дать?

– Нет!

– А что? Ну, что мне сделать, чтобы ты не плакала?

– Можно я не пойду сегодня на работу? – жалобно попросила она.

– Конечно можно. Ты из-за этого плачешь?

– Нет! Я должна тебе все рассказать, но я не могу, не получается даже слова выдавить из себя. Вчера могла, а сейчас не могу. А может мне снова выпить?

– Ну, нет! В запой я тебя не пущу. Хочешь, попробуем вместе поговорить? – она кивнула. – Ты хотела рассказать о Денисе?

– Да.

– Ты мне вчера сказала, что влюбилась в него без памяти. Ты об этом хотела мне сейчас рассказать? О том, что ты его любишь до сих пор?

– Я его ненавижу. – Катя, как сомнамбула дошла до кровати, легла, укрылась одеялом. – Ты можешь меня обнять, мне страшно.

– Могу девочка, – я присел на кровать и приобнял Катюшу.

– Нет, не так, ложись и обними меня, только глаза закрой, иначе я ничего не смогу тебе рассказать.

– Так хорошо?

– Да.

– Катенька, погоди секунду. Ты должна знать только одно: я тебя люблю и сегодня больше, чем вчера. И что бы с тобой не произошло, что бы у тебя не случилось, я на твоей стороне. Тебе не нужно меня стесняться или бояться осуждения.

– Спасибо. – Катя надолго замолчала, я не торопил ее, понимал, что ей нужно время, чтобы решиться. – Денис использовал меня. Использовал и выбросил, как никому не нужную старую тряпку…

Комментарий к Сегодня больше, чем вчера.

*Монька – имя, какер – засранец (сленг с идиша)

========== Откровение (часть 1) ==========

POV Катя Пушкарева.

– Ты можешь меня обнять, мне страшно, – попросила я Андрея.

– Могу девочка, – он присел на кровать и приобнял меня, но это было не то, что мне было нужно.

– Нет, не так, ложись и обними меня, только глаза закрой, иначе я ничего не смогу тебе рассказать.

– Так хорошо? – Андрюша прилег, крепко меня обнял, а я вцепилась его руку, как в спасательный круг.

– Да, – мне и правда стала хорошо и спокойно.

– Катенька, погоди секунду. Ты должна знать только одно: я тебя люблю и сегодня больше, чем вчера. И что бы с тобой не произошло, что бы у тебя не случилось, я на твоей стороне. Тебе не нужно меня стесняться или бояться осуждения.

– Спасибо, – машинально сказала я и вдруг поняла, мне не страшно. Мне больше не страшно. Рядом со мной человек, который меня не осудит, и всегда будет на моей стороне. – Денис использовал меня. Использовал и выбросил, как никому не нужную старую тряпку.

Сейчас было очень важно не заплакать, а рассказать все спокойно и обстоятельно, как будто это было не со мной.

– На меня никто и никогда внимания не обращал. У меня не было подруг, единственным другом был Колька, но и врагов у меня тоже никогда не было. А еще я всегда была объектом развлечения, что в школе, что во дворе. Знаешь, дети ведь очень злые, выбирают себе кого-то одного и травят. Я быстро привыкла к насмешкам и оскорблениям и перестала на них реагировать, тогда меня начали поколачивать, нет, не били, просто швыряли от одного к другому с милыми детскими шуточками, типа «мымра», а если я при этом падала, то они как бы и не при чем… Знаешь, такая игра… Это было страшно. Я начала зажмуриваться, чтобы не было так страшно. Конец физическим мучениям положили Колька с тетей Ирой. О, тогда разразился страшный скандал. Тетя Ира устроила такую головомойку родителям мучителей, что меня стали обходить за версту, а с Колькой мы очень подружились. Единственно, чего не смогла добиться Ирина Петровна, так это хоть каких-то послаблений от моих «родителей», из тюрьмы меня так и не выпустили, и кандалы так и не сняли. Знаешь, я всегда просыпалась с одним чувством, с чувством вины.

По мере того, как я рассказывала, Андрей все крепче и крепче прижимал меня к себе. Казалось, что он хочет защитить меня от всего мира.

– В Университете стало немного полегче. Не сразу, поначалу я съела свою порцию дерьма, а вот начиная со второго семестра, когда однокурсники поняли, что я могу приносить пользу: кому-то с контрольной помогала, кому-то списывать давала, кого-то к сессии готовила, ко мне стали относиться довольно терпимо. Не настолько, чтобы при случае не сказать: «Пугало», но все же не так, чтобы каждый день и каждую минуту.

– Катюша, ты же знаешь, что ты красивая. Ты очень красивая.

– Теперь знаю. Но тогда… В общем, когда в самом начале второго курса за мной начал ухаживать Денис, я влюбилась в него так, что горы могла свернуть, только бы ему было хорошо. Ну, чего ты забираешь свою руку, Андрюша? Тебе неприятно это слышать?

– Невыносимо.

– Ревнуешь?

– Ревную.

– К прошлому? Ты потерпи, ладно? Все давно отболело, поверь мне, Денис последний человек к кому меня можно было бы ревновать.

– Я потерплю. Прости.

– Ничего, я сама не лучше, устроила тебе вчера вырванные годы из-за Вики, хотя прекрасно знала, что…

– Ты что, тоже ревновала?

– Еще как!

– Но ты же говорила, что это спекта…

– Я врала. Ты прости меня.

– Прощаю. И даже с радостью. Рассказывай дальше.

– Но тебе же невыносимо…

– Не капризничай, я все вынесу, я знаешь какой сильный?

– Какой?

– Вот такой – Андрей сжал меня в своих медвежьих объятьях. – Рассказывай.

– Больше всего меня восхищало в Денисе то, что он совершенно меня не стеснялся. Мы ходили по коридорам Университета, держась за руки, он цело… Впрочем, это неважно.

– Катюша, ты можешь рассказывать мне все, я больше руки не отниму.

– Спасибо! Мы даже целовались у всех на виду, и я была такая же, как другие девчонки – счастливая, влюбленная, свободная. Знаешь, я научилась врать родителям. Тетя Ира подарила мне несколько симпатичных блуз, а Колька купил мне фирменные джинсы, Я переодевалась в туалете Университета, и расплетала свои вечные косички, затягивая волосы в свободный хвост. Правда закончились мои переодевания плохо. Отец выследил меня, изрезал мои джинсы и блузы в лоскутья, а мне самой, в качестве наказания, запрещено было месяц пользоваться компьютером и сладкого меня тоже лишили. Спасибо, что не побили. Больше всего меня порадовало, что когда я снова появилась в Универе в своем вечно виде сhlamydomonas angulosa – хламидомонада угловатая, Денис даже вида не подал, что ему это не нравится. Зато у меня были и свои маленькие радости. Мама, в смысле бабушка, ни слова не сказала, когда я сделала вид, что у меня прорезался аппетит, и я брала теперь не три пирожка с собой, а шесть. И могла подкармливать Дениса. Правда отец, узнав, что я стала есть больше, сразу же заставил маму отвести меня к гинекологу, как бы и я не оказалась беременной. К тете Ире не повели, знали, что она всегда на моей стороне.

– Бедная моя девочка.

– Уже нет.

– Что нет? Не моя?

– Не бедная. У меня и кредитка есть, и муж богатый, и должность завидная. Слушай дальше… К моему огромному счастью, все это происходило до четырнадцатого февраля, Дня Влюбленных. Поэтому гинеколог честно смогла сказать маме, что я не только не беременная, но еще и девственница. – я замолчала. Очень трудно было перейти к самой ужасной части моего рассказа. Андрей, спасибо ему, меня не подгонял, терпеливо ждал, когда я смогу. – В тот день Денис потребовал от меня доказательств моей любви, сказал, что если мы любим друг друга, то мы должны быть вместе в ночь всех влюбленных, иначе мы расстаемся.

Я почувствовала, как кисть Андрюши сжимается в кулак и решила, что не стоит испытывать его терпение и рассказывать ему все подробности той ночи. Достаточно будет ему сказать, что случилось в общих чертах.

– В общем, я… я…

– Ты была с ним в эту ночь.

– Да. Только не ночью, а днем. На ночь отец никогда бы меня не отпустил.

POV Андрей Жданов.

Как много мне хотелось спросить у Катеньки, и как мне не хотелось ничего знать! Я не понимаю, как такое может быть? Чтобы человек одновременно хотел и не хотел знать? Чтобы человеку одинаково мучительно было от того что ей было с кем-то другим хорошо и так же мучительно, если вдруг ей было плохо или никак? Как такое может быть? Не понимаю! Но это было именно то, что со мной происходило.

– В первый раз я даже не поняла ничего, запомнила только боль, страх и стыд, и больше ничего.

– Он был с тобой груб?

– Что значит груб? Я не понимаю? Если ты имеешь в виду, что он взял меня силой или принуждал, то этого не было.

– Нет-нет, я не это имел в виду. Неважно, прости. Рассказывай дальше.

– А дальше… Дальше я писала за него контрольные, подтягивала его по всем предметам. Единственное, что мешало мне в то время – это необходимость секса. Вот уж чего мне никогда не хотелось. Возможно, из-за страха беременности, я ведь помнила, что случилось с мамой, возможно, потому, что я бревно, как потом написал Денис.

Катюша свернулась калачиком и замерла. Представляю, как трудно ей было произнести то, что она мне открыла. Я поднес ее руку к губам и поцеловал в центр ладони, я помню, что было с ней, когда я всего лишь пальцем водил по этому месту. Но тогда я сделал вид, что ничего не понял, мне нравилось немножко поигрывать с ней. А сейчас, целуя середку ее ладошки, я провел по ней языком, одновременно всасывая ее. Катя напряглась, задрожала, губы ее приоткрылись, а дыхание участилось.

– Хотел бы я видеть этого Буратино, – сказал я, как диагноз поставил.

– Почему Буратино? – улыбнулась жена.

– Деревянный потому что, необтесанный, если не смог понять насколько ты чувственна, если не смог раскрыть тебя. Не верь ему, Катенька.