Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

POV Роман Малиновский.

Вот уж не думал, не гадал, что и меня припашут писать эту историю. Участвовать, я в ней участвовал, а вот писать совершенно не собирался. И не собрался бы ни за какие коврижки, если бы не «пожалуйста-препожалуйста-препожалуйста» одной любимой заразы, отказать которой я не могу до сих пор. Думаете, это очень приятно, писать историю, в которой ты сыграл роль шута? Как там пела примадонна советской эстрады?Я – шут, я – Арлекин, я – просто смех,

Без имени, и, в общем, без судьбы.

Какое, право, дело вам до тех,

Над кем пришли повеселиться вы.Ну, пришли веселиться, так веселитесь, я напишу, с меня не убудет. На то я и верный друг, и оруженосец, и влюбленный дурак. И… и я совершенно безоружен перед «пожалуйста-препожалуйста-препожалуйста»…Все кажется: вот маску я сниму,

И этот мир изменится со мной,

Но слез моих не видно никому.

Ну что ж, Арлекин я, видно, не плохой.***Три часа мы наперебой с Колькой развлекали Юлиану. Я – анекдотами, он – всякими медицинскими историями из практики своей матери, да курьезами из своей скудной практики игры на бирже.

– Колюня, и ты всерьез, имея за душой тысячу рублей, надеялся сорвать куш? – это было смешно и в то же время восхищало меня, а ну, как проиграл бы, где деньги бы взял?

– Почему надеялся? Я и сорвал. Купил тогда нам с Катькой джинсы. Прикинь, настоящие, не самопал какой-нибудь. Себе «Seven Jeans», а Катюхе «Levi’s». Правда ее джинсы постигла тяжелая участь.

– Так-так, и какая? – это уже Юля поинтересовалась, хотя и мне было любопытно.

– Нет, Юлианочка, прошу меня простить, но это не моя история. Я и так лишнего сболтнул.

– Ну, нет, так нет. Мальчики, я предлагаю отправиться к Марише.

– Так ведь не прошло еще три часа, – запротестовал я.

– Неважно. Мне что-то самой захотелось взглянуть на Катю принцессу, пока ее в Маргарет Тэтчер не переделали.

Нам всем любопытно было взглянуть на такое чудо – Катя-принцесса. Нет, без брекетов и очков она, конечно, не так страшна стала, но чтобы принцесса… в это я верил мало. А если честно, то совсем не верил. Может поэтому и получил такой удар под дых, от которого до сих пор не могу оправиться и задышать полной грудью.

В салон мы пришли как раз вовремя или не вовремя. Может, приди мы на полчаса позже, и не было бы этих мук, а может, все равно были бы, что уж теперь гадать. Теперь можно только описывать историю, и если получится, не предвзято.

… В пол оборота к нам стояла девушка в облегающем платье цвета спелой вишни, длинном в пол, абсолютно закрытом и целомудренном спереди и с глубоким вырезом обнажающим спину до ложбинки в самом ее низу. Широкополая шляпа скрывала от меня ее лицо. Зато абрис фигуры был таким, что все модели, бабОчки и рыбОньки могли смело отправляться на заслуженный отдых. Аккуратненькая округлая попка, покатые бедра, абсолютно плоский живот, длинная шея и… мой любимый третий размер груди, так удобно ложащийся в руку. Да и вся она была какая-то ладненькая, невысокая, хрупкая, загадочная, такая, что вот прямо хоть сейчас тащи ее в койку, потому что я был уже готов. Настолько готов, что пришлось рукой прикрывать вздыбившиеся джинсы.

Чтобы не опозориться и не наброситься с неприличным предложением на это чудо, я с трудом отведя от нее глаза, спросил Марину, стоящую рядом с ей:

– А где наша Катя? Переодевается?

Девушка повернулась, ослепительно улыбнулась и пошла к нам. Шла она не так, как должны ходить такие королевы – грациозно и уверенно, нет! Казалось, что она впервые в жизни встала на каблуки вообще, а на такие высокие и подавно. И вообще, она словно пробовала новый образ, приспосабливалась к нему, вживалась в него.

– Юль! – сквозь плотную пелену ирреальности раздался голос Марины. – Ну, как?

– Пипец! – ответил ей Колька. – Пушкарица, это ты?

– Я, Коленька, я! – как-то робко и застенчиво улыбнулась Катя, словно сама не веря, что это она.

– Охуеть! – вырвалось у меня. – Вот тебе и не возжелай жены ближнего.

Честное слово, я сам не понимал, что я несу. А уж мат, так это вообще не мое, я может всего-то раз пять за всю жизнь и выматерился, и то в далеком босоногом отрочестве, когда разыгрывал из себя крутого пацана. А тут! Вы, конечно можете меня осудить по всей строгости закона, но чтобы вы сами сказали, если бы были на моем месте?

Только представьте себе, что только что, каких-то несколько часов назад вы расстались бы с сереньким бесформенным мышонком, а теперь перед вами стояла бы роковая женщина, с огромными в пол лица карими глазищами, отливающими золотом, с тонким носом, едва подергивающим крыльями, с полными четко очерченными губами, с фантастически красивым контуром лица и все это при роскошной фигуре. Вы бы не выматерились? Сомневаюсь!

Макияж у Катюши был, пожалуй, слишком ярким, больше подходящим женщине вамп, а не принцессе. Да и вообще весь ее облик был вечерним, нет, скорее даже ночным, будоражащим воображение, навсегда лишающим мужиков покоя.

– Нет, не прынцесса. Королевна! * – процитировала Юлиана какой-то детский фильм.

– Катька! Это не ты. Это не можешь быть ты! – нервно хохотнул Коля. – Куда же я раньше глядел-то?

– На Бритни Спирс, Кэтрин Зету-Джонс, Натали Портман и прочих голливудских красавиц, – улыбнулась Катюша.

– Во дурак близорукий. Такая красота была рядом, а я в журналы пялился.

– Не один ты такой близорукий, Коляныч, я тоже не разглядел этот цветок душистых прерий. От мы лопухнулись, приятель, а? Еще и свидетелями на ее свадьбе были! Ну, не козлы? Своими руками Палычу ее отдали.

– А не пошли бы вы, козлы, пастись на пастбище рядом? – строго спросила Марина. – У меня каждая минута расписана. А вашу красотку еще железной леди обрядить нужно.

– Ты что, Мариша, обалдела? Да кто тебе даст такую красоту порушить? Мы ее сейчас Жданову повезем, выкуп потребуем, кучу бабок огребем, тогда делай с нею, что хочешь, – пошутил я. Тогда я еще мог шутить. Увы, недолго.

– Юлиана, скажи пожалуйста, чего вы от меня хотите? Оставить так? Переделать? Что надо-то?

– Мариша. А знаешь, Ромка пожалуй, прав.

– Я всегда прав!

– Ты прав в одном! Мы сейчас едем к заказчику, пусть он сам решает, что и на когда ему нужно. Марин, Андрей оплатит все время, сколько понадобится.

– Прошу прощения, но, может, и я имею право голоса? – взбунтовалась Катюша. – А если нам нужно на работу, тогда как?

– Никак! Начнешь работать с завтрашнего дня. Ромка нас сейчас всех отвезет и поедет на работу. Ты не переживай, он все сможет проконтролировать сам.

– А фигушки не хотели? Или вы думаете, что мне неинтересно на отвисшую челюсть Палыча посмотреть?

– Это что вам бесплатный цирк, что ли? Тоже мне, нашли экспонаты в зоопарке!

Катя рассердилась и решительно пошла к Марине, не учтя того, что как бы ты не был зол, на каблуках нужно уметь ходить, а то и до перелома щиколотки недалеко. Так и случилось! Да не пугайтесь вы, никакого перелома не было, даже вывиха не было, просто каблук подвернулся, вместе с ногой, Катюша нелепо взмахнула руками и начала падать.

Дальнейшее происходило, как в замедленной съемке. Мы с Колькой бросились к ней, я оказался проворней и подхватил ее на руки, на дав ей закончить приземление. Ее подхватил… а сам провалился в пропасть.

Огромные испуганные глаза лани совсем близко от моих глаз, чуть приоткрытые губы нервно шевелятся, что-то мне говоря, взволнованно вздымается невозможно-прекрасная грудь, и я, оглохший, с бешено колотящимся сердцем, отдающим набатом в висках, медленно падаю в зияющую пропасть. Мне хочется кричать в этом свободном полете ведущем к сладостной смерти всего одно слово, так до сих пор и не сказанного мной никому: «Люблю»!

Я не знаю сколько времени прошло, пока я начал что-то соображать и слышать, мне показалось, что вечность, но скорее всего секунд тридцать.

– Да поставь же ты меня, наконец, слышишь? – сквозь глухую пульсацию крови услышал я Катин крик.

– Не могу, – прошептал я, и… поставил Катюшу на пол.

А потом всю дорогу до дома Андрея глупо улыбался, и говорил себе, что сегодня же поговорю с ее «мужем», я же не делаю ничего дурного, правда? Ведь у них всего только фиктивный брак, и они разведутся, как только в нем отпадет необходимость. А Катеньку я завоюю, обязательно завоюю. И никому ее не отдам. Никогда. Даже если для этого придется жениться на ней.

Я вздрогнул, но это скорее по привычке. Просто у меня аллергия на слово «брак» и идиосинкразия к слову «жениться», а так… Я от своих мыслей не отказывался.

Двери нам открыл Андрей. Страшно недовольный, в халате, с заспанной, чуть примятой физиономией.

– Блин, сколько вас? Вы все ко мне? – он зевнул, прикрывая рукою рот.

– К тебе, к тебе, – вышел вперед Колька.

– И вы, молодой чело… Колька? Это ты? Ни фига себе! А чего вы не на работе?

– Успеем еще наработаться, – я отодвинул Андрея и жестом пригласил всех войти в квартиру.

– А Катя где? – спросил Палыч.

– Ромка, Коль, Марина, девочки, проходим, – послышался голос Юлианы уже откуда-то из кухни или комнаты. – Ну что вы все застряли в прихожей. Давайте не будем мешать молодоженам знакомиться заново.

А вот это в мои планы никак не входило. А вдруг Андрюха возьмет и влюбится в собственную жену? Тогда как? Нет-нет, я первый в нее влюбился, и мне надо было срочно шепнуть другу об этом. У нас с ним давний уговор – кто первым встал, того и тапочки.

– Андрей, чур моя! – одними губами сказал я.

– Кто? – не понял мой недалекий брат.

– Она, – я показал рукой на входящую Катерину.

– Пожалуйста, – едва бросив взгляд на мою прелестницу, пробурчал он. Во дурак-то! Видно еще не проснулся. – А где Катя?

– Так вот же она, – я растерялся, но потом вспомнил, как и сам узнал ее не сразу. – Это Катя, Палыч.

Дальнейшее поведение Андрея не поддается разумному объяснению. Он долго, очень долго и пристально разглядывал Катюшу, словно не живого человека, а экспонат в музее, потом пожал плечами.

– Красивая. Очень красивая. Я говорил тебе, что ты красавица. Только не твоя это красота, ты другая. Жалко, что Марина тебя не разглядела. – Андрей уже пошел в комнату, а затем резко развернулся и подлетел ко мне. Вот честное слово, мне показалось, что он сейчас схватит меня за грудки. – Твоя? – спросил он довольно громко.

– Ты чего орешь? Моя!

– Ты о Кате?

– Ну, да.

– Опоздал, – отрезал Андрей и ушел в комнату.

Комментарий к От третьего лица…

* https://youtu.be/IRQUXQM_jgU?t=1m25s

Сегодня отвечу на все комментарии.

========== Сорванец ==========

POV Андрей Жданов.

Господи! И это стилисты? Сделать из маленького пугливого нежного цыпленка вот эту нелепую… никто не спорит, красивую, очень красивую, но нелепую… даже слова приличного подыскать не могу. Марина что, не понимает, что вот это все нужно не только уметь носить, в этом образе нужно быть органичной, иначе это смотрится еще более нелепо и глупо, чем ее собственная мешковатая одежда из second hand. В ней Катя, по крайней мере, могла противостоять и Милко, и Кире, и прочим около светским монстрам. А в этом? Да ее на смех поднимут, как только увидят. Всё! Всё подметят! И неумение ходить на каблуках, и неумение держать спину, и… и… и… И все это будет на их, «гламурной территории», где она будет в гостях, а не дома, как в своей одежде. И они ей этого не простят – того, что посмела зайти на их территорию. Будут считать выскочкой, высмеют гораздо злее и жестче, чем на пятиминутке! И меня рядом не будет, чтобы защитить. Такое можно было сотворить с Катей только на заказ, для потехи публики. Ну, или чтобы такие, как Малиновский ее возжелали.

– Марина, можно тебя на минутку.

– Да, Андрюша. Ой, а что это у нас морда лица такая кислая? Или жена не нравится?

– Жена нравится, – очень тихо сказал я стилистке, – а вот то, что ты с ней сотворила… Прости, Мариша, но этот прекрасный и замечательный образ на Катеньке сидит, как пальто с чужого плеча. Ты сама не видишь, что она смотрится… вульгарно?

– Вижу, конечно. Но это обычная шоковая терапия. Сразу же показать клиенту себя в отдаленной перспективе. А потом все убрать и постепенно, шаг за шагом стремиться к идеалу. Понял, балда?

– Понял! – у меня отлегло от сердца. – Мариш, а можно ей сделать еще пару образов?

– А мы зачем всей бригадой пришли? Ваши пожелания, сэр?

– Загляни к ней в комнату, там еще куча шмоток, может что-нибудь пригодится.

– Загляну.

– И сделай, пожалуйста, деловой стиль, нью лук и сорванец.

– Прекрасный выбор, Андрюша. Думаю, что это ее. С чего начнем?

– С сорванца. Посмотри, как Катя испугана тем, что увидела. Пусть расслабится, увидев, что она красива сама по себе, а не из-за платья и вот этих бордовых губ.

– Слушаюсь! Андрюха! Это чудо, но, кажется, ты и правда, того…

– В смысле?

– Кажется, ты ее любишь.

– Иди уже, работай. Только можно я Кате пару слов наедине скажу?

– Ты у меня спрашиваешь? Да на здоровье!

– Катя, – позвал я, – можно тебя на пару слов? – и спросил, когда она подошла: – Ты есть хочешь?

– Ужасно!

– Я сейчас закажу на всех пиццу, ты как?

– Ой! Я за! Только боюсь, что платье…

– Вот о платье я как раз и хотел с тобой поговорить. Ты как себя чувствуешь в этом образе?

– Честно? – она подняла на меня свои огромные, кажущиеся еще большими из-за вечернего макияжа, глаза, и сердце ухнуло куда-то под ноги.

– Конечно честно, ведь мы же договорились, что мы друзья. А друзья не врут друг другу.

– Тогда скажи, я красивая? И помни, друзья не врут друг другу.

– Катерина, что за манера отвечать вопросом на вопрос?

– Ну, пожалуйста.

– Хорошо. Ты очень красивая. Помнишь, перед тем, как ты… как я… Ну, в общем, до этого происшествия… Перед тем, как я тебя поцеловал… В общем, помнишь, я предложил тебе пари?

– А, это когда ты сказал, что уже завтра я смогу закадрить любого и поверить, что я красавица?

– Да.

– Помню, конечно.

– Назавтра не получилось, но сегодня… Ты ведь сама видишь, что ты очень красивая, только…

– Только я себя в этом чувствую, как корова под седлом, – перебила меня Катюша, и горько усмехнулась. – Понимаешь, Андрюша. Как будто это не я, а какая-то воровка обличья красавицы. Нет, мне, конечно, очень нравится смотреть на себя в зеркало, но это… Я как под личиной. Может быть, она когда-то и прирастет. Но пока мне очень неловко в этом образе.

– Я это вижу, Катюша, я это чувствую. Иди к Марине, она будет дальше с тобой работать.

– Ага! Спасибо, что не заставил меня выйти в этом в люди.

– Дуреха! Что значит, заставил? Я что, тИран и самОдур, как сказал бы Вуканович?

– Нет! Спасибо.

Катя пошла к Марише, а я заказал кучу пицц, и отправился к себе в комнату, размышляя над нашим разговором. Нужно было переодеться, не очень-то прилично расхаживать в халате перед гостями. Правда, что надеть приличное и не повредить себе еще больше я, честно говоря, понятия не имел. В дверь постучали.

– Да.

– Слушай, Палыч, я что-то не понял. Что значит это твое «опоздал»? Что у вас брак уже настоящий, а не фиктивный?

Больше всего на свете мне хотелось сказать Ромке, что так оно и есть, тогда, по крайней мере, с этой стороны меня не поджидали бы всевозможные неожиданности. Но врать другу я не стал.

– Увы, нет. Брак у нас фиктивный.

– Тогда что такое «опоздал»?

– У Кати есть любимый человек, Ромка.

– Кто? – взревел Малина. – Вот этот Колька? Да пошел бы он лесом? Отобью!

– Нет, не Колька. А насчет отобью… – я рассмеялся, правда горько. – Смотри, как бы Катенька сама тебе кое-что не отбила. Она у нас большой мастер по этому делу. Видишь, я теперь не знаю, во что мне переодеться. Это результат «отобью».

– Не понял. Это что? Никакого нападения не было? И у тебя не живот отбит, а яйца?

– Чего ты орешь, придурок? Вот чего ты орешь? Полон дом посторонних ушей.

– Ты что приставал к Кате? – вдруг действительно заорал Ромка, и столько злости было в его крике, что мне это совершенно не понравилось.

– Да не приставал я к ней, поцеловал только.

– И сразу получил по яйцам? Палыч! Я тебе как эксперт говорю. Ничего тебе с ней не светит. Если даже тогда, когда она за счастье должна была считать, что хоть кто-то на нее внимание обратил, она тебе засветила так, что на неделю из обоймы выбила, то теперь и подавно к себе не подпустит.

– Никого не подпустит. Ни меня, ни тебя, ни вон того же Кольку. Человечек она такой, если любит одного, значит никто ей больше не нужен. И нет ей никакого дела до того, что у тебя вдруг взыграло ретивое, или что я ее люблю.

– Ты ее что?

– Люблю, – я сам себе удивился, так легко и просто я сказал это слово. Кира из меня его клещами всегда вытягивала, и все равно я каждый раз запинался и с трудом выдавливал его из себя, как при словесном запоре, а тут… прямо как по маслу. – И ты не трогай ее, Ромка, не нужно. Если, конечно, у тебя нет цели стать моим врагом.

– Палыч, вот только не надо быть собакой на сене. Сам не ам и другому не дам? Так не пойдет. Мы как с тобой договаривались? Я твоих девчонок не трогаю, ты моих, правильно? А Катя, насколько я понял, не твоя. Ты не собираешься за нее бороться, а я запросто смогу отбить ее у этого таинственного мачо.

– Зачем? Чтобы переспать и бросить? Не выйдет. Не дай тебе Бог приблизиться к ней, я сам отобью тебе яйца. Я ее люблю! По-настоящему, понимаешь? И видеть, что она счастлива с другим – это очень больно, но, по крайней мере, она счастлива, и это уже много. А вот увидеть, как ты потешишься, переспишь, сломаешь ее, как куклу, и бросишь, будет невыносимо, Ромка. Настолько невыносимо, что я тебя уничтожу. Поэтому можешь считать, что она моя и даже не подходить к Катюше.

– Андрей, а если у меня это серьезно? Тогда как?

– У тебя? Серьезно? Не смеши меня, Малина, мне и так веселья хватает.

– Знаешь, о чем я думал, пока мы ехали к тебе? Я думал, что Катеньку я завоюю, обязательно завоюю. И никому ее не отдам. Никогда. Даже если для этого придется жениться на ней. Где я и где жениться? А тут… представляешь? – Малина был очень серьезен. – Так что прости, но она не твоя! Вспомни, как было с Лариной? Мы оба запали, оба начали атаку, без ссор и вражды, договорившись, что кому первому удастся затащить ее в койку, того и тапочки. Тебе повезло больше и я без слов отошел в сторону. Давай…

Договорить я ему не дал. Одна только мысль о том, что Ромка собирается ставить на кон Катю в один ряд с Наташкой Лариной, превратила меня в зверя.

– Не смей даже думать об этом! – заорал я. – Тебе мало моделек для койки? Я тебе их всех уступаю! Только Катю не тронь! Она не для койки на неделю, она настоящая, она на всю жизнь. Понял?

– Не понял! – заорал и Малина. – Я тебе уже сказал, что и мне она нужна не только для койки. Я впервые в жизни влюбился, и я не собираюсь ее уступать какому-то хмырю. Я отошел бы в сторону, если бы этим хмырем был ты, а…

Не знаю, чем закончилась бы наша перепалка, может, дракой, может враждой на веки вечные, но в эту секунду в дверь постучали.

– Да, – рявкнули мы одновременно.

– Мальчики, на выход! – Юлиана бросила цепкий взгляд на нас с Ромкой, усмехнулась. – Не мальчики, а петухи какие-то. Давайте в гостиную.

– Зачем? – спросил я.

– Во-первых, пиццу доставили. Я расплатилась, потом отдашь. А во-вторых, Катя уже готова.

– К чему?

– К тому, чтобы убить вас обоих наповал, – захохотала Юлька. – Ну, чего непонятно? Идите смотреть ее в образе сорванца.

Вот когда я просто возненавидел Катькиных родителей! Как? Ну, как можно было уродовать эту сказочную, неземную красоту? Боже, в какой палитре ты нашел все эти краски? Каким невероятным Творцом ты был, создавая вот этого цыпленка!

Слава Богу, никакой шляпы не было, и взгляду открылась потрясающая ассиметричная косая стрижка «Пикси-боб», волосы цвета темного меда под солнцем, слегка растрепаны, словно по ним прошелся сильный, но теплый ветер. Джинсы стрейч местами потерты, местами с прорехами, сидят как влитые, соблазнительно обтягивая ее аккуратную попку и стройные ножки. На ногах туфли-лодочки на невысоком каблучке, но их вполне можно будет заменить и любой другой удобной Кате обувью, например, тяжелыми на вид ботинками. Коротенькая майка-бюстгальтер цвета джинсы, поверх которой наброшен тонкий, почти прозрачный, белоснежный трикотажный джемпер с большим вырезом поверху, обнажающим то одно, то другое ее плечо и соблазнительно (потому что просвечивает) прикрывающим ее живот от бюстгальтера до джинсов. И глаза… Сильно накрашенные, но без намека на тени, обводки и прочую ерунду, глаза сияли так, что излучали свет. Губы были едва тронуты чуть розоватой помадой.

– Андрюша, посмотри! Как я тебе?

– Знаешь, когда-то давно один знаменитый режиссер, Игорь Владимиров, сказал своей жене Алисе Фрейндлих, что ее стиль – это гамен, мальчишка-сорванец. Мне кажется, что это и твой стиль, Катенька. Он невероятно тебе идет. Ты ведь очень озорная и шаловливая. Мне очень нравится.

– А я так, вообще, в восторге, – прокричал Ромка, прикусив нижнюю губу, хотя его никто об этом не спрашивал. Нет, видно, мы не договорили…

Комментарий к Сорванец

Никак не могла вчера дать главу. Простите.

Огромное спасибо InessRub1 за все консультации по стилю, моде и т. д.

========== Непонятки… ==========

POV Катя Пушкарева.

День сегодня был сумасшедшим, но очень счастливым. Я устала, как собака, как будто не мне подбирали образ, а я сама вспахала огромное поле, причем в качестве лошади. Больше всего мне понравились стиль «сорванец» и «нью лук», хотя и «деловой» был весьма на высоте. Но самым замечательным мне казалось то, что Андрюша был прав – я действительно красивая, и только он, он один смог увидеть меня настоящую, причем в первый же день знакомства.

Не понимаю, почему раньше этого никто, кроме него не видел. Хотя вру, понимаю, конечно. Сan’t see the forest for the trees*. Я ведь тоже видела только свои брекеты, очки, косички и невозможно ужасную одежду. И даже не подозревала, что я ничуть не хуже той же Виктории, а уж то, что я ярче Киры, так это точно.

Андрей за моими превращениями не наблюдал. Закрылся в своей комнате и выходил только когда его звали посмотреть на новый образ. Юлиана ушла довольно быстро. Колька с Романом все время путались под ногами, смущая меня своими репликами, пока Марина не рявкнула на них и не загнала в кухню на ПМЖ. Сама же она со своей командой покинула квартиру Андрюши только около девяти часов вечера. Андрей, уставший и очень хмурый вышел, наконец, из своей комнаты, оставалось выпроводить дорогого гостя в лице Ромки.

А он все не уходил и не уходил. Все чего-то хохмил, осыпал меня комплиментами, пытался всех растормошить, не замечая нашей усталости. Его совершенно не волновало, что у нас еще была куча дел, нужно было сделать Андрею укол, наметить план работы назавтра, а самое главное, я надеялась, что мы с Андреем сможем, наконец, поговорить по душам, что если я смогла сегодня на всю улицу кричать: «Я себя люблю», то и Андрюше я смогу хотя бы прошептать, что у меня никого нет, кроме него, что я действительно люблю, но люблю именно его, и больше мне никто, совершенно никто не нужен. В конце концов, меня стали раздражать шуточки Романа, его бесцеремонное разглядывание меня с встряхиванием головы, причмокиванием и восхищенным взглядом, как будто он увидел какой-то диковинный экспонат в кунсткамере и сейчас все прикидывает, как бы его купить.

– Дорогие гости, вам хозяева не надоели? – спросила я Ромку и краем глаза увидела, как удивленно посмотрел на меня Андрей, мол, что это я раскомандовалась в его доме. Я тут же попыталась сгладить неловкость: – Андрею пора укол делать.

– Катенька, ты даже не представляешь себе, как надоел мне хозяин. А давай мы вместе его покинем? Хватит тебе хоронить себя в четырех стенах. Давай погуляем, посидим в клубе, отметим твое преображение, договорились?

– Не договорились. Мне нужно делать укол.

– А я сейчас вызову медсестру, она прекрасно справится и с уколом, и с массажем, и, как бонус, стриптиз твоему «благоверному» спляшет. Палыч, ты же не против профессионалов, правда?

– Я против, я категорически против, но решать только Кате.

– Катенька, ты только посмотри, какой эгоист наш фиктивный муж. Он против! – и продекламировал, глядя прямо в глаза Андрею: – Какое низкое коварство

Полуживого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя:

Когда же черт возьмет тебя! **– Никуда я не пойду. Я устала, у нас еще куча дел, а стриптиз, если это так уж необходимо моему мужу…

– Фиктивному, – вставил Роман.

– А это тебя не касается! – я чувствовала, что начинаю злиться.

– Как это не касается?! Еще как касается. Одно дело, если моему другу делает уколы любящая беременная жена и совсем… совсем другое, если это жена фиктивная, которая к тому же сама же его и покалечила. А может, ты специ…

– А может, ты заткнешься? – рявкнул Андрей. – Ромка, давай на выход. Завтра за ребятами можешь не заезжать.

– Как это? И как они доберутся?

– Ты прости, Малина, но в Москве кризиса с такси не наблюдается. Так что встретитесь завтра у вертушки Потапкина в девять ноль-ноль. Не опаздывай и не забудь, что Катя на работе твоя начальница. Так что без фамильярности, если тебе не трудно.

– Как это не трудно? Очень даже трудно! Я не смогу без фамильярности с цветком души моей.

Они вели словесную дуэль все время, пока Андрюша выпроваживал Ромку, но я уже не слышала, о чем они говорили. В ушах набатом звучало: «сама же его и покалечила». Значит, Андрей все рассказал Малиновскому. Зачем? Об этом стоило подумать, как стоило подумать об уроках Юлианы, о своем преображении, о своей любви, и о своей линии поведения с «мужем». Зачем он все рассказал Роману? Зачем? Господи, стыдно-то как! Ладно, сейчас Ромка уйдет и я разберусь с этим треплом.

Стоп! Пушкарева, а разве ты сама не рассказала все Кольке? Рассказала! Вот и нечего обвинять Андрея, что он тоже все обсудил со своим другом. Он же не виноват, что это ты его покалечила, и что теперь тебе за это стыдно. Так что давай, включай голову, и прекращай совершать спонтанные поступки. Разберись вначале с собой, а уж потом с другими. Нечего ты ему сегодня устраивать не будешь. Ни головомоек, ни признаний в любви. Он заслужил хотя бы один вечер покоя.

– Ребята, тут одна пицца нетронутая осталась. Вы будете? – спросил Колька в надежде на наш отказ. И надежда его оправдалась.

– Я есть не хочу, – сразу сказала я.

– А я есть очень хочу, но пиццу не буду, так что можешь уконтрапупить ее сам.

– Ура! – Зорькин, уже переодетый в спортивный фирменный костюм, бросился на кухню. – Чайник поставить?

– Поставь, – ответили мы хором.

– Андрей, ты иди ложись. Я сейчас вымою руки и приду, чтобы тебя уколоть.

И пришла, и уколола, и даже уколола хорошо, по крайней мере, больно не сделала.

– А хочешь, я приготовлю тебе что-нибудь сама?

– Не нужно, Катюша, ты сегодня и так устала, иди отдыхать.

– Какое отдыхать? Нам еще столько обсудить надо, а ты отдыхать. А может, это ты устал?

– Я устал, и… Кать, ты можешь сделать мне еще один укол?

– Какой? – испугалась я.

– Обезболивающий.

– А таблетки?

– А таблетки не помогают.

– Хорошо, сейчас… Андрей, а что у тебя болит?

POV Андрей Жданов.

Маленькая, глупенькая девочка, что может у меня болеть? Сердце? Душа, которая знает, что я тебе не нужен; глаза, которые не могут на тебя насмотреться; губы, которые помнят вкус твоего поцелуя; все болит, все! Только от этой боли уколы вряд ли помогут. А вот снять физическую боль Катя могла, введя мне внутримышечно анальгетик, оставленный Ириной. Могла, но как ей сказать, что мужской гинеколог была права, запрещая мне секс в две ближайшие недели? Жаль что она ничего не выписала от возбуждения, мне бы сегодня это очень пригодилось.

С той самой секунды, когда я увидел Катьку-сорванца у меня была, прошу прощения, страшная, дикая, все нарастающая боль в паху. И ничего не помогало. Ни три таблетки анальгина, уже сожранные мною, ни холодная вода, ничего! Он стоял, как часовой на посту, опухая и все больше вызывая боль, и все что мне оставалось делать, это пытаться прятать его от целого табора непрошеных гостей, а теперь от нее, от Кати.

– Катя, позвони, пожалуйста, Ирине Петровне. Срочно! И дай мне трубку.

Она все поняла, моя маленькая, глупенькая девочка. Позвонила Ирине, дала мне трубку, заткнула уши руками и крепко зажмурилась.

– Я рядом постою. Если тетя Ира захочет мне что-то сказать, дерни меня за руку, ладно? Дерни, если понял.

Я тихонько дернул Катюшу за руку, и переключился на разговор. Как ни странно, мне совершенно не было стыдно во всем сознаваться Колькиной матери. А кому еще, если не врачу?

– Дай мне Катьку, через пять минут полегчает. – я дернул жену за руку. – Тебя!

– Да, тетя Ира!.. «Эулизин»?.. Сколько?.. Да… Да… Хорошо… Скачки артериального давления?.. Да… А у нас нет тонометра.

– Катя, у нас есть тонометр.

– У нас есть тонометр, – послушно повторил цыпленок. – Хорошо… А обезболивающие?.. Ну, что за ерунду вы говорите, – Катюша вдруг покраснела. – Ладно… Спасибо, тетя Ира.

Через пятнадцать минут мои муки закончились. Слава Богу, Ирине и Катюше!

– Тетя Ира сказала, чтобы я держалась от тебя подальше. Опять я виновата, да?

– Нет! Ни в чем ты не виновата, – решил я ее успокоить. – Просто я всегда так реагирую на… Юлиану, – быстро придумал я.

– На Юлиану?

– Ага!

– А у вас с ней что-то было?

– А это тебя не касается. Я же не спрашиваю, было ли у тебя что-нибудь с этим, с твоим.

– Извини, я не должна была…

– Извиняю. Кать, я бы сейчас что-нибудь съел. Можешь организовать?

– Могу, если Колька пиццу не доел.

– Кать, я больной, я не хочу пиццу. Сделай мне что-нибудь вкусненькое. Ну, пожалуйста.

– Пусть тебе Юлиана делает вкусненькое, – сказала моя мучительница, гордо вскинула голову и покинула комнату.

Так-так-так! А вот это уже было интересно! Она что, приревновала? А как же этот ее любимый? Или нет никакого любимого, или Катька извращенка – любит одного, а ревнует другого? Голову даю на отсечение, это была ревность, самая настоящая ревность. Вот это номер! Что, чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас? Ладненько, учтем. А пока в душ и спать. Голодным.

POV Катя Пушкарева.

А еще говорил, что любит меня. Хороша любовь, если так на Юлиану реагирует! Очень хотелось плакать, только я никак не могла понять почему. Если бы я была причиной боли Андрея, я бы уже ревела во всю, ругая себя за то, что снова я у него ассоциируюсь с болью. Значит, надо радоваться, что в этот раз виновница не я? Наверное, надо, но радоваться что-то не получалось. Банальная ревность мешала мне. И глупость! Ну, вот зачем я у него спросила было ли у них с Юлианой что-то? Дурища!

– Колька, пицца осталась?

– Откуда? Вы же оба не хотели ее, вот я и заморил червячка.