Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Меня вышвырнули из сборной СССР, что было предсказуемо, я же стала позором, а не гордостью. Правда предложили по-тихому сделать аборт, тогда, мол, и в сборной оставят, но когда отец рассказал о визите Ирины, эту мысль отбросили. Геннадий отделался строгим выговором.

Восемнадцатого мая Дима шагнул навстречу своей смерти… Он пришел к нам вместе со своей мамой просить моей руки. Кажется, чего большего мог бы желать этот солдафон? Дочка выходит замуж и рожает в законном браке. Чего еще, правда же? Нет! Неправда! А что скажут люди? А люди скажут, что в шестнадцать лет выходят замуж только по залету, да еще и срок посчитают. А «его» брат? Его старший брат, у которого дети порядочные? Что он подумает? А на работе? Как смогут ему доверять воспитание солдат, прапорщиков, лейтенантов, если он и дочь-то свою воспитать не сумел? А то, что при этом он сломает жизнь мне, Диме и тебе, Катенька, так это такие пустяки.

Меня к Диме и его маме даже не выпустили. Я как сидела в своей комнате запертая, так и продолжала сидеть. Но сидела тихо, потому что «этот» разыграл целый спектакль, делая вид, что радуется приходу гостей и тому, что все так удачно разрешилось. А сам… сам позвонил своему приятелю менту и Диму взяли прямо на выходе из нашего подъезда…

– Прости, девочка, не могу я больше. Не могу. Сейчас не могу, может потом, когда-нибудь. А сейчас я тебе в двух словах расскажу, чем кончилась история с Димочкой. Хорошо.

– Конечно, мама. Я понимаю.

– В общем, меня заставляли писать на него заявление, я не написала, потом меня вызвали на очную ставку, я и там сказала, что меня никто не насиловал, я вообще заявила, что жду ребенка не от него, а он… Он просто очень благородный и очень меня любит, поэтому и хочет жениться на мне. Меня никто не слышал. Только Димочка привстал, попросил разрешения у следователя и крепко меня обнял.

– Бедный папа, – прошептала Катюша.

– Как только у меня начал расти живот, меня отправили к «его» приятелю в Рязань. Тоже та еще тюрьма была. Ни охнуть, ни вздохнуть без позволения. Единственное, что мне позволялось, это раз в неделю звонить Ире, чтобы та не устроила скандала. Позже я узнала, что все это время мама ходила с накладным животом. Двадцатого декабря у меня были ложные схватки и буквально назавтра приехали мама и «этот». А сейчас, доченька, самое трудное…

Лариса надолго замолчала, покусывая губы.

– Катенька, если ты меня осудишь, я не обижусь. Наверное, меня и в самом деле есть за что осуждать. Но я прошу тебя, прежде, чем ты решишь вышвырнуть меня из своей жизни, дослушай меня до конца. Ладно?

– Я только что тебя нашла, мама. Неужели ты думаешь, что я… Что бы ты тогда не сделала, ты была всего лишь маленькой девочкой, пережившей такое, что иному хватит на всю жизнь.

– Спасибо, доченька.

Беременность у меня была очень тяжелой, с токсикозом, отеками, пиелонефритом, да еще и постоянными стрессами, каждый день ревела. Женщины поправляются, а у меня только живот рос, а руки, ноги, лицо – все худело. Роды были тоже не приведи Господь, почти трое суток рожала. Вымоталась, устала. Тут ко мне «этот» в палату и вошел, я почему-то одна в послеродовой лежала. Он велел мне написать отказ от ребенка в их пользу. Я только рассмеялась ему в лицо. Тогда он наклонился и злобно так прошипел:

– Напишешь отказ, я заберу заявление на этого твоего, его отпустят. Не напишешь – твой пойдет в тюрьму, а там сама знаешь, что делают с насильниками. И домой можешь не возвращаться, живи, как хочешь. Жри, что хочешь, чем хочешь, тем дочку и корми.

– Значит, дочка?! Ты не можешь не пустить меня в дом, я там прописана.

– Правильно, прописана, только кормить я тебя не обязан. Взрослая, чтобы рожать, значит взрослая, чтобы позаботиться о питании. Я тебе такую жизнь устрою, что сама сбежишь, только тогда уж я твою дочку не приму, в детдом сдам. Десять минут даю тебе на размышление. Потом мы с матерью уезжаем…

Комментарий к Ультиматум…

* полтинник – 50 рублей, очень приличные деньги в 1981 году.

** Не могу забыть, как он в сериале подленько дрался. Вначале сделал вид, что у него болит колено, а потом, когда противник отвернулся, ударил его этой ногой.

========== Офицерское слово… ==========

POV Катя Жданова.

Я прекрасно понимала, что я сейчас услышу, и готовила себя к тому, что когда мне мама скажет, что она согласилась на отказ, я постараюсь понять ее и пожалеть, а не осуждать. Но то, что я услышала… Бедная мамочка, да у кого бы язык повернулся ее осуждать? Не у меня, это уж точно.

– Кормить я тебя не обязан. Взрослая, чтобы рожать, значит взрослая, чтобы позаботиться о питании. Я тебе такую жизнь устрою, что сама сбежишь, только тогда уж я твою дочку не приму, в детдом сдам. Десять минут даю тебе на размышление. Потом мы с матерью уезжаем.

«Он» вышел из палаты, а я осталась наедине сама с собой. Какие только варианты я не прокручивала, какие планы обмана «этого» не придумывала, и не передать. В конце концов, я решила, что главное сейчас, чтобы Дима вышел из-под стражи, а там мы с ним вместе что-нибудь придумаем. Даже если я, мол, напишу отказ, то он же, как отец, тоже имеет права на ребенка. Можно будет повоевать за девочку. И еще одна причина была для отказа. Очень серьезная причина.

Я была уверена, что вернуться в дом к Степану Андреевичу я не смогу. «Он» велит не принимать меня, и меня не примут.

– А кто такой Степан Андреевич? – спросила я маму.

– Приятель отца у которого я была в заключении во время беременности.

Возвращаться домой? Такого и в страшном сне не могла я себе представить, «он» извел бы и меня, и ребенка, даже если бы мама втихаря меня подкармливала и мы обе не сдохли бы с голоду. И куда мне было идти? Чем питаться самой, чем кормить малышку? У меня ведь и капли молока не было. Пойти работать? А кто с ребенком будет?

В общем, я решила пойти на сделку с дьяволом, а потом, когда мы будем вместе с Димой, можно было бы и попробовать дьявола победить.

– Знаешь, Катенька, я так тебе все тут складно рассказываю, а тогда… Не было никаких складных раскладов в голове. Только вспышки, видения, что вот мы с Димочкой забираем тебя у «него». А вот ты уже большая бегаешь в парке в розовом платьице, а мы с Димой играем в это время в шахматы рядом с тобой. И еще несколько вспышек… других… Вот мы с тобой замерзаем в сугробе. А вот я становлюсь проституткой и зарабатываю нам на еду… – мама опять заплакала. Но тихо-тихо, без надрыва.

– Мамочка, не надо, не плачь. Я все понимаю. И твои мотивы понимаю, и совсем не сержусь на тебя. Я знаю, как жизнь умеет ломать людей, мама.

– Спасибо, девочка.

«Он» зашел ровно через десять минут.

– Ну, что ты решила?

– Я хочу вначале с мамой поговорить. Можно?

– Если ты решишь по уму, как нужно, то мама зайдет к тебе попрощаться.

– Дай мне слово офицера, что ты заберешь заявление и Диму выпустят.

– Даю.

– Дай мне слово офицера, что назовете девочку Дашенькой и никогда не будете ее обижать?

– Даю. И тебя никто обижать не будет, сможешь жить у Степана, пока твой Дима за тобой не приедет. И кормить тебя будут.

– И следить за мной?

– А как ты хотела? Доверия тебе больше нет. Еще нагуляешь, а нам потом еще одного растить?

Вот тут я допустила ошибку. Мне стало так больно и обидно, что я заплакала и обратилась к «нему», как к человеку.

– Папа, а тебе меня совсем не жалко?

– А чего тебя жалеть, шалаву гулящую? – «он» сплюнул себе под ноги. – Видно и правда от осинки не родятся апельсинки. – сплюнул еще раз. – Шалава, одно слово. Вся в… – тут «он» прикусил свой язык. До сих пор не знаю, что «он» этим хотел сказать. – Сейчас придет нотариус с главврачом, подпишешь все бумаги, – и не оглядываясь вышел.

– А мама? – закричала я вслед.

– Как подпишешь все, так мама и придет.

Я все подписала, не глядя, что подписываю, но мама так и не пришла. И это была самая невинная ложь мерзавца, дважды давшего мне слово офицера, и дважды солгавшего.

– Я не верю, что мама не захотела тебя увидеть, не верю и все, – у меня зуб на зуб не попадал. Как быстро и буднично решилась моя судьба. Несколько росчерков в бумагах, и у меня нет ни мамы, ни папы. Несколько росчерков, и разрушена наша жизнь. Какой же он все-таки гад! Гад!

– Я тоже не верю, Катеньнька. Скорее всего «он» сам ее и не пустил ко мне.

Выписали меня из больницы на десятый день после родов, когда я немного окрепла. Я прекрасно понимала, что если войду в дом к Степану, то снова попаду в тюрьму. Значит, в Москву нужно было бежать сразу же, как меня выписали. А денег не было. Совсем, даже на пирожок с ливером за пять копеек, не говоря уже о билете на электричку. Выписали меня в одиннадцать, и я почти весь день провела на вокзале, пытаясь уехать зайцем. И тут мне повезло. Впервые, с тех пор, как «он» узнал о моей беременности, мне по настоящему повезло. Я присела на скамейку рядом с огромной бабищей, у которой из корзины одуряюще пахло домашней колбасой. Я нюхала воздух и мне казалось, что я наедаюсь. Не знаю, как она заметила, что я не просто сижу рядом, что я ворую запах ее колбасы, только ко мне протянулась рука в варежке, в руке был кусок хлеба и колбаса.

– На, детка, ешь. Глаза-то голодные.

Я, даже когда «он» бил меня смертным боем, так не рыдала, как зарыдала в тот момент. Не верилось, что чужая тетка может быть со мной ласковой, казалось, что я сейчас протяну руку за едой, а она еду-то и спрячет. А она не спрятала, да еще и молока мне налила запить бутерброд, да слезы мне все вытирала.

В общем, рассказала я ей все про себя. Она мне и билет до Москвы взяла, и еды на дорогу дала. Повезло… В Москве я первым делом позвонила Диме. Вот тут я в первый раз поняла, как меня «офицер» обманул.

К телефону подошла Мария Егоровна, Димина мама, она и рассказала, что Диму-то, оказывается, еще в конце августа выпустили, даже в суд дело передавать не стали. Мое заявление, что он вообще не отец, да ходатайство Геннадия Антоновича вкупе со Спорткомитетом помогли – Димочка оказался на свободе. Искал меня, да найти не мог. А как он мог бы меня найти, когда про Иру он ничего не знал, а «этот» и сам молчал, и маме рот заткнул накрепко?

А в сентябре к дому подъехал военный ГАЗик и… двадцать четвертого декабря на имя Марии Егоровны пришло письмо: «Ваш сын… при выполнении задания… по исполнению интернационального долга… смертью храбрых… и награждается… ».

Значит, когда этот подонок давал мне слово офицера, что заберет заявление, Димочки уже не было в живых?!

Я перестала соображать! Вообще! Что-то кричала, куда-то шла… Не помню, как я оказалась возле дома дяди Славы. Честное слово, не помню. Не помню, что я у него спрашивала, но его ответ я запомнила слово в слово:

– Ларочка, я все сделал, как просил меня твой батька. Забрали мы твоего обидчика, возраст-то призывной, а чтобы Спорткомитет его не вытащил, я его сразу в Афган направил. Не волнуйся, он больше тебя не обидит. Только я не понял, что он тебе сделал. Валерка говорил что-то, да я ничего не разобрал. Да ты проходи, сейчас ужинать будем.

– Я с каннибалами за одним столом не сижу, – крикнула я и убежала.

У меня оставалось немного денег от билета на поезд, совсем чуть-чуть, но на ножик в хозяйственном магазине их хватило. И на то, чтобы его заточили в мастерской, тоже хватило. И я отправилась к нашему дому.

– Ты хотела «его» убить? – спросила я в ужасе.

– Я убила бы его, если бы не ты, Катенька.

Был уже поздний вечер, «он» с коляской вошел под арку, я почти вжалась в стену и «он» меня не заметил. Такой весь гордый, самодовольный, прошел мимо меня и я пошла за ним следом выбирая момент, чтобы всадить в него нож. Но тут из коляски раздался твой плач. Я впервые слышала голос своей девочки. Это было… Я не могу передать, что я почувствовала, но мне совершенно точно стало не до убийства.

Три дня я болталась по улицам и по вокзалам. Честное слово, я не очень помню, что было в эти три дня. Ела ли я? Пила ли? Не знаю, думаю, что я просто ничего тогда не соображала. Помню, что четырнадцатого января я выкрала тебя из коляски и два часа была самым счастливым человеком. Два часа. Я даже спрятаться не сообразила, решила, что беру свое.

Потом КПЗ, следствие, ушат грязи, суд и колония. Я получила год и семь месяцев. Поражение в правах и сто первый километр*, по выходе из колонии. «Этот» ведь и проституцию мне приклеил.

– Не могу я тебе рассказывать о том периоде после заключения, Катенька. Не могу. И врать тебе тоже не стану. У меня не было выхода. Никто меня на работу со справкой об освобождении не брал. Никто. Мне пришлось…

– Мама, – я все поняла. – Ты ни в чем не виновата. Слышишь! И я совершенно тебя не стыжусь. Андрей! Ну скажи ей! Мама! – я пыталась оторвать ее руки от лица, но у меня ничего не получалось. Она спряталась, ушла в себя.

– Лариса Сергеевна, поверьте мне, я видел проституток много лучше и чище замужних светских львиц с блядским нутром. Лариса, – он мягко обнял ее за плечи. – Поверьте, вам нечего стыдиться. Уж точно не того, что вы зарабатывали торгуя собой. Вы ни у кого, ничего не украли.

– Спасибо, дети, – мама всхлипнула и, все еще пряча глаза, продолжила.

Как только у меня появились деньги я перебралась в Москву, да и перестройка началась, за сто первым километром не так строго следить стали. Здесь я могла изредка видеть дочку и помогать Марии Егоровне. От меня бы она ничего не приняла, это она мне еще тогда сказала, она винила в гибели сына не только «его», но и меня. Я стала переводить ей деньги от якобы однополчан Димы.

В конце девяностого года рядом со мной остановилась машина, из нее вышел Геннадий Антонович. И жизнь моя повернулась на сто восемьдесят градусов. За год до этой встречи он овдовел. Как там в песне поется? «Просто встретились два одиночества»? Так у нас и получилось. Потом родился Андрюша, я ждала твоего совершеннолетия, Катенька, раньше не могла даже приблизиться иначе бы снова села, если бы «этот» узнал. Работала в частной шахматной школе Гены, тренировала детей. Как смогла? А у меня появились новые чистые документы. Деньги решают все.

– А сейчас ты чем занимаешься? – спросила я.

– Сейчас у меня довольно крупная инвестиционная компания. Но об этом мы поговорим в другой раз. Ты мне лучше о себе расскажи, Катенька.

И я рассказала. Все-все, до капелюшечки, как рассказывала совсем недавно Андрею… Время перевалило за два часа ночи, но что-то мешало мне отпустить маму. Что-то в ее глазах.

– Что ты задумала? Опять пойдешь нож точить?

– Нет, Катюша, но такие уроды, как «этот» и Денис, должны быть наказаны.

– Мам, а давай лучше ты меня с Андреем познакомишь, а?

– Познакомлю, девочка, но это не значит, что…

– Лариса Сергеевна! – строго сказал Андрюша. – Вы только что нашли дочку, давайте вы не будете ее больше терять. А на тему «наказать», давайте мы вместе и так, чтобы потом не сидеть. Договорились?

– Договорились…

Комментарий к Офицерское слово…

*«Сто первый километр» – неофициальный термин, обозначающий способ ограничения в правах, применявшийся в СССР к отдельным категориям граждан. Им запрещалось селиться в пределах 100-километровой зоны вокруг Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик (Киев, Минск и так далее), других крупных, а также «закрытых» городов (Севастополь, Днепропетровск).

========== С миру по нитке… ==========

Глава, которую можно пропустить…

POV Андрей Жданов.

За четыре дня, прошедшие с того памятного вечера, когда к нам в дом впервые пришла Лариса, произошло столько событий, что другим людям, живущим более размеренно и плавно хватило бы на несколько десятков лет.***

Во-первых, и в самых главных, наш с Катей брак перестал быть фиктивным. И случилось это в ту самую ночь, когда мама и дочка вдоволь наговорившись и нарыдавшись все же сумели расстаться, правда поближе к утру. Мы с Катюхой свалились в ее кровать замертво. Мы могли бы и сутки проспать, так мы устали и вымотались эмоционально. Нам с ней так казалось… Как оказалось, нам только казалось.

Уж не знаю как у меня там все устроено с моим раненным агрегатом, а только на этот раз он меня не подвел! И, как Катька не сопротивлялась, как не приводила ему и мне сотню аргументов против, мол, и рано еще, и опять будет больно, и тетя Ира больше не приедет, мы с моим другом резонно возразили ей, что тетя Ира нам с ним в постели не очень-то и нужна, нам вполне себе хватит одной Катюхи, и, можно сказать, сломив невиданное сопротивление, на деле доказали моей любимой жене, что мы с ней словно созданы Господом Богом друг для друга.

Я не шучу, ради такого стоило вытерпеть все. И ожог, и удар, и боль, и боль, и снова боль. Да, она была совершенно неопытна, но невероятно, потрясающе страстна и сексуальна. И училась она старательно и быстро, как самая прилежная ученица, не зря же закончила школу с золотой медалью и Университет с красным дипломом! Часам к десяти утра, сдав выпускные экзамены, Катерина получила красный диплом секс бомбы и наивысшее звание – «Моя Женщина»!

– Вот, значит, как оно выглядит. – тихонько засмеялась Катюша, засыпая.

– Что? – не понял я.

– Счастье.***

Во-вторых, не смотря ни на что, Митрофану удалось сменить имя, и теперь он был Юрий. А все Колька, да связи Ирины Петровны, да деньги… Да-да, времени у нас почти не было, но зато деньги были. И знаете, что меня больше всего поразило? Зорькин! Он взял все хлопоты на себя, помогал Виктории денно и нощно, оберегая ее от малейшего дуновения ветерка, при этом ничего, совершенно ничего не только не требуя, но даже не прося взамен.

Мы с ним вчера вечером, втихаря от Катюши, приняли на грудь грамм по сто, ну, я и полез с расспросами:

– Коль, ты чего задницу рвешь? Что-то я не заметил, чтобы Викуся хоть как-то оценила твой подвиг, – попытался пошутить я.

– Жданов, ты дурак, да? – на полном серьезе спросил меня «друг семьи».

– Наверное дурак, раз терплю в своем доме наглеца, – я все еще шутил.

– Я люблю Вику. Ты можешь это понять? Ничуть не меньше, чем ты свою Катьку. А если бы я у тебя спросил тогда, когда у вас с ней непонятки были: «Ты чего задницу рвешь», что бы ты мне ответил?

– Сказал бы, что хочу, чтобы Кате было хорошо.

– Вот и я хочу, чтобы Вике было хорошо. Даже если без меня, ясно?

– Ясно. Ты это, прости. Я вообще-то, шутил.

– А я не шучу. Ты знаешь, какая она замечательная? Что ты лыбишься, придурок? Про тело ее подумал, да? А ты знаешь ее душу? Нет! А Вика… Она человек, очень хороший человек! И очень много гадостей перенесла в жизни. И мне плевать, что ты спал с ней, понятно? Она для меня от этого хуже не стала, а вот ты сейчас в рожу получишь, если ухмылку свою не уберешь?

– Николай! Я не ухмыляюсь, я улыбаюсь. Я рад за вас, и за тебя и за Викусю. И знаешь что? Давай лапу! Молодец! Мужик, уважаю.***

В-третьих, четвертых и пятых… План развития «Zimaletto» был отшлифован, как алмаз и заблестел, словно бриллиант чистейшей воды, хотя копей над ним было сломано немало. Катька чуть в рукопашную с Колькой не схватилась, отстаивая пункты социалки.

Сердцем я, конечно же, был всецело на стороне жены, а вот мозги… они все время пытались присоединиться к экономическому обоснованию отказа от таких затрат, рассчитанному финансовым директором, пусть даже и не полноценным, а всего лишь исполняющим обязанности. Поэтому я держал нейтралитет. Долго, минуты три! Пока Катенька не уселась ко мне на колени, не заглянула мне в глаза и не сказала: – «Ну, пожалуйста! Я даже знаю, где взять деньги на эту статью расходов». Пусть простит меня, Колька, но против «ну, пожалуйста», я бессилен.***

В-шестых, седьмых, восьмых, девятых и десятых, мы ели, пили, гуляли, работали, любили друг друга и готовились к совету директоров. Но было и еще два события, которые я не могу обойти вниманием.

Вчера мы ездили к Ларисе домой и Катя познакомилась с братом.

В первые минуты мы все ощущали какую-то неловкость, зато потом… Андрей оказался невероятно коммуникабелен, умен, открыт и дружелюбен. Уж и не знаю, как это вышло, а только мы с ним нашли общий язык сразу.

– Мам, ты только посмотри, во что эти дети превратили салон. Они диванными подушками дерутся, – сдала нас жена.

– Ябеда! Беда-беда! – закричал Андрюша, запуская подушкой в сестру. – Андрюха, помогай! – Мне ничего делать не оставалось, как подхватить игру и в Катеньку полетела вторая подушка.

– Вот правильно говорят, что старый, как малый, – буркнула Кэт.

– А еще говорят: «связался черт с младенцем», – добавил я и чмокнул жену в губы.

– Мам, а они целуются, – заорал теперь уже бесененок.

– Да ну вас! Вместо того, чтобы рассказать о себе, ты с Андреем дурака валяешь, – смутившись, сказала Катюша.

– Катя, а ты кого к кому ревнуешь? – спросит чертенок-подросток. – Меня к Андрею, или его ко мне? Учти! Он мне теперь тоже родственник, раз он твой муж. И я тоже имею право на его внимание.

– Андрюха, ты мужик, а Катя девочка, ей больше внимания нужно уделять.

– Да! А зато я младшенький. Я ребенок! А детям внимания нужно больше, чем взрослым.

– Зато ты вырос с мамой и с папой, сыночка. В любви и заботе, а Катенька… – глаза у Ларисы, недавно вошедшей в комнату с кухни, снова наполнились слезами.

– Мам, ты чего? Я же шучу! Мы играли. Катя, Андрей, скажите ей. Мы же просто играли, я же никого не обидел. Правда же?

– Правда-правда, – стали мы с Катей уверять Лару.

– Вы простите, что я все время плачу. Я просто еще никак не могу поверить, что… – и снова в слезы.

– Кать, мама не плакса. Честно. Видела бы ты ее на работе. Знаешь, какие сложнейшие инвестиционные реКбусы-кроКссворды она решает? Ого-го! У нее безошибочное чутье. – чувствовалось, что мальчишка гордится матерью. – Между прочим, у меня тоже, – не преминул похвастаться Андрей.

– Это правда, Катенька. У него прямо чуйка на выгодные сделки. И на биржевые операции.

– Вот это да! Андрей, – мы оба повернулись к Кате. – Я младшему. Мам, нам их как-то нужно различать, а то оба оборачиваются.

– То, что оба будут оборачиваться, когда скажешь «на», это не беда, Катя, а вот то, что оба будут отворачиваться, когда скажешь «вынеси мусор», и говорить потом, что подумали будто это к другому относится, это неприятно. Катюша, а пусть один будет Андрей, а второй Андрюша. Ты как?

– Я «за». Ну что, мальчики, кто из вас будет Андреем?

– Я! Я уже взрослый, чтобы меня Андрюшей звали, – тут же нахохлился малец.

– А я против Андрюши и даже Андрюшеньки не возражаю. Я уже настолько взрослый, что… – я показал братцу язык.

– Подумаешь. – Андрей демонстративно отвернулся. – Катя, а что ты хотела сказать?

– Что тебя нужно с Колькой познакомить, – сказала Катюша.

– А кто этот Колька? Твой любовник? – вот же маленький садист, отомстил мне за «Андрюшу».

– Нет, Андрей, это Катин друг. А будешь оскорблять мою жену такими провокациями, я тебя в бараний рог скручу.

– Не скрутишь, – захохотал мальчик и бросился ко мне. – Ой! Больно! А ты откуда такие приемчики знаешь?

– Я занимался каратэ.

– А меня научишь?

– Научу, если больше такие глупости говорить не будешь.

– Я же пошутил.

– Все, хватит шутить, пошли к столу, – позвала Лариса.

Ночью, когда Катя пришла из душа и забралась ко мне под одеяло, я вспомнил Андрея и…

– Катенька, у тебя потрясающий братишка. Честное слово, он очень мне понравился.

– Мне тоже.

– А ты…

– Что?

– Ты не хотела бы…

– Что?

– А я бы очень хотел.

– Что?

– Не делай вид, что ты не поняла.

– Сына?

– Или дочку. Какая разница.

– Я бы тоже хотела. Очень. Но я боюсь, что у нас ничего не получится.

– Это еще почему?

– А ты забыл, что сказал тебе врач? Вдруг я слишком сильно тебя ударила? Да и у меня была замершая беременность, вдруг я тоже не способна?

– О, как! Уже тоже! Значит, мне ты диагноз успела поставить! Молодец. А может, мы все же вначале посетим врачей, и только потом будем лечиться от, придуманного тобой, бесплодия? Спокойной ночи. – я отвернулся к стене.

Это была первая наша ссора после того, как Катя призналась, что любит меня.

– Андрюша! Ну, Андрюша. Я не права. Повернись ко мне. Ну, пожалуйста. Андрюш. У меня есть идея. Давай лучше практикой опровергнем все мои дурацкие диагнозы. А?

– Не подлизывайся, – но я уже отошел. Да и как можно было на нее сердиться, когда она говорит: «ну, пожалуйста» и нежно целует мою спину. Понято же, чем все должно было закончиться…

Вам не терпится узнать о втором событии? Да? Сдаюсь! Лариса рассказала мне о своих планах мести и «этому», и Денису, и я их одобрил. Это были прекрасные планы, что один, что другой. Лариса умница, не хотел бы я оказаться ее врагом. Более того, я внес коррективу в план по мести «этому», обозначив рамки гораздо шире. Лариса согласилась и я позвонил своему приятелю, чтобы прозондировал почву.

– Андрей, есть одна темка, думаю, что тебе было бы очень интересно.

– Жданов, ты?

– Собственной персоной.

– И что, тема действительно того стоит?

– Еще как!

– Лады, подъезжай!..

========== Полный писец… ==========

Пятое сентября, понедельник, три часа до Совета директоров.

POV Андрей Жданов.

– Лариса Сергеевна! Слава Богу, вы пришли, – вырвался у меня крик облегчения при виде тещи.

– Мы же договаривались, на «ты» и без отчества.

– Прошу пардону. Лариса, спасай!

– Бузит?

– Не то слово. Все не так. Что бы не примерила – все не то.

– Андрюша, свари нам всем кофе, пожалуйста. И успокойся. Сейчас все будет в порядке. – Лара пошла в гостевую, а я, от греха подальше направился на кухню, чтобы не только кофе сварить, но и чего-нибудь еще приготовить. Так, на всякий случай, вдруг кому-то захочется чего посущественнее, пусть будет еще и завтрак.

Через полчаса Катюша с Ларой предстали пред мои очи. Ну, не твою ли мать? Я этот наряд сразу же предложил жене – отвергла! А сейчас выплывает с победным видом, мол, посмотри, как работают профессионалы. Нормально?

– Андрей, ну, как тебе? – спросила Катя.

– А тебе?

– Мне очень нравится.

– Серьезно? А что же тебе не понравился этот же наряд, когда я его тебе предложил? Или все, что идет от меня, не годится априори? Столько времени потеряли!

– А я тогда не видела полной картины. Ну, не злись. Посмотри, с макияжем, прической и аксессуарами совсем другое дело. Андрюша, я же еще только учусь быть красивой. Ну, не смогла представить картину целиком. Ну, пожалуйста. Нам сегодня никак нельзя ссориться.

– Ты права. Проехали.

– Как я тебе?

– Очень красивая. Очень! Даже чересчур.

– А чересчур не бывает, – улыбнулась Лариса. – Можно отпускать стилиста.

– Здрасьте, а меня кто причешет?

– Я! – в один голос вызвались жена и теща. Я захохотал, инцидент был забыт.

Нет, правда, не могу я этого понять – Катюха всеми силами старается подчеркнуть, что она самостоятельна, что никакие мои советы ей не нужны и прислушиваться она к ним не собирается. Но ведь это не я лезу с советами, она сама у меня их просит, а потом все делает с точностью до наоборот, особенно если мы наедине. Зачем тогда спрашивать? А потом, убедившись, что была неправа, начинает: «ну, прости, ну, пожалуйста». Ох, дурочка-дурочка, маленькая упрямая дурочка.

– Ладно, девочки, я поехал. Работы, как у дурня фантиков. Да и Виктории не будет.

– Андрюш, я вчера Машу Тропинкину попросила проследить за порядком в конференц-зале. А Кривенцову – распечатать все документы и разложить по папкам. С них и спрашивай.

– А вот за это нижайший тебе поклон. Слушай, Катюха, а может все-таки вместе поедем? Посидишь пока в кабинете, никто тебя даже не увидит.

– Ага! Это с Кириной-то манерой врываться без стука? А твои родители? А Тропинкина на ресепшене? Нет, родной мой, давай следовать заранее разработанному плану.

– Может ты и права. Плану, так плану. Я позвоню, когда все соберутся в конференц-зале.

– Хорошо. Езжай уже.

– Никуда не поеду!

– Что?

– Не поеду! Мне без тебя придется два часа провести, а ты меня не поцеловала перед разлукой.

– Мама! Вот что мне с ним делать?

– Как что? Целовать. Я потом подправлю макияж, – Лариса деликатно отвернулась.***

Папа, мама, я, Ромка, Урядов, Зорькин и даже Милко уже сидели на своих местах, когда двери в конференц-зал распахнулись в очередной раз.

– Пиздец, – довольно громко простонал Ромка сползая от смеха под стол.

– Рома! Давай-ка без мата, – строго прикрикнула на Малину мама, и перевела взгляд на двери. – Ой, блин! Простите. Сашенька, что с тобой? – и тоже не выдержала, расхохоталась.

– За что срок мотал? – спросил я, показывая на гладко выбритую голову соперника.

– Саша! Что это? Ты сидел?

– Сидел. В армейской кутузке. Этим бездарям понадобилось полторы недели, чтобы выяснить, что у меня непризывной возраст. Еще и обрили. И хватит ржать!

Зря он это сказал. Ей Богу зря! Даже те, кто пока еще держал себя в руках, грохнули так, что задрожали стены. Особенно усердствовал Милко.

– Он не можЕт быть презИдентом! Не можЕт! Это не эстЕтично! В нашЕм акварИуме не можут плавАть тАкие лысЫе сОмы, – слезы катились градом из его глаз, но он их не вытирал – нечем было, руками Милко держался за живот.

– Га-га-га, как смешно, – скривившись бурчал Сашка.

Ну, Катенька, ну, умница. За одну эту сцену она заслужила новенькое колечко с бриллиантом на пальчик, которое я купил вчера, и я обязательно подарю ей его при всех. Знаете, у меня это стало какой-то манией. Мне было просто необходимо каждый день хоть как-то, но баловать свою маленькую.

Наконец, все успокоились.

– Павел Олегович, Кира может присутствовать на Совете? – нарочито-смиренно спросил Сашка, и мне стало ясно, что не одни мы готовились к сегодняшнему дню, что и эти упыри припрятали крапленые карты. Да только у нас в рукавах были тузы.

– Саша, что за глупый вопрос? А почему Кира не может присутствовать на Совете?

– Как? Вы разве не в курсе, что ваш сын ее выгнал из «Zimaletto»?

– Александр, давай ты не будешь передергивать? Андрей уволил Кирочку с должности начальника отдела сбыта. Какое это имеет отношение к Совету директоров? Кира как была акционером, так им и осталась.

– Значит, вы знали об увольнении?

– Знал, конечно.

– И вы с этим согласились?

– Видишь ли в чем дело, Сашенька… Именно Андрей в праве решать кадровые вопросы, согласно уставу нашего предприятия. Действующий, а не ушедший в отставку, президент.

– Он еще не президент! – взвизгнул Сашка. – И даже не известно станет ли он им!

– Опять же, исходя из устава. У исполняющего обязанности президента те же права, что и у действующего. Так что повлиять на решение Андрея я никак не мог. Если ты настаиваешь, мы спросим у него, почему он решил, что Кира не справляется со своими обязанностями. Но только после решения основного вопроса.

– А основной вопрос – это выборы президента? – презрительно спросил Сашка.

– Правильно.

– А если президентом стану я?