Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"
Автор книги: Галина 55
Жанры:
Современные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
– Тогда ты сможешь провести назначения по своему усмотрению.
– Спасибо, что разрешили, – Сашка закатил глаза.
– Не юродствуй, и чуть больше уважения главному акционеру, – рявкнул я.
– Слушаю и повинуюсь. – он пошел к двери и приоткрыл ее. – Кирочка, заходи. Господа милостиво согласились.
– Паяц, – сказала мама.
– Здравствуйте.
– Кирюша! АнгЕл мой. Как я рад тЕбя видЕть! – Милко бросился обнимать Киру.
– Что, Андрей, даже не поздороваешься? – поджав губы, спросила бывшая.
– Привет.
– А где твоя лягушонка в коробчонке?
– Ты это о ком?
– О твоей «жене». Хотя, понимаю… Совет директоров не место для убогих.
– В таком случае встань и покинь его! – раньше, чем я успел открыть рот, вылила мама на Киру ушат холодной воды.
– Вот вы как, Маргарита Рудольфовна? Меня убогой называете? А ведь вы меня… – бывшая картинно заревела. – Вы говорили… А теперь я убогая для вас.
– Я тебя предупреждала, одно плохое слово о матери моего внука и ты мой враг. Кстати, Андрюша, а где Катенька?
Хорошо, что мы все отрепетировали заранее. Двери снова отворились и на пороге конференц-зала появилась… Блин! Даже у меня перехватило дыхание, что уж говорить о тех, кто и предположить такого не мог.
В маленьком черном платье длиной чуть ниже колена, в белом пиджаке, черных туфлях-лодочках на высоченном каблуке, с черным же клатчем, с нитями натурального жемчуга на шее и жемчужной длинной серьгой в одном ухе, с невероятно стильной стрижкой, вся, словно сошедшая с обложки «Dior», стояла моя любимая девочка.
– Прошу любить и жаловать! Екатерина Жданова!
– Пиздец, – второй раз за Совет выматерился Ромка. Но на этот раз в восхищении.
– Я согласЕн. Это пИздец! КатЕнька? Это не есть мочь ты! – от восторга Милко вообще растерял русский.
– А я всегда знал, что Катерина Валерьевна красавица, – не преминул лизнуть Урядов.
– Папа, позволь я познакомлю тебя с Катенькой.
– Очень приятно. – конечно отец растерялся. Кира окучивала его не один день, нашептывая на ухо, какой крокодил достался ему в невестки, а тут красавица писаная, есть от чего растеряться.
– Мне тоже очень приятно, Павел Олегович.
– Осталось дождаться Ветрова и можно начинать Совет директоров, – сказал отец.
– Ветров здесь, папа, в приемной. – я открыл дверь – Входи. Ну, что же, можно начинать. Папа, тебе слово.
– Саша, Андрей! Мне не нравятся ваши перепалки. Будьте любезны, держите себя в руках. Нам с мамой неприятно, что вы все время ссоритесь. Вы все знаете, что отец Кристины, Киры и Александра был моим лучшим другом. Мы создавали компанию в тяжелые времена. Но каждый из нас знал, что бы не случилось, у него есть друг на которого он может во всем положиться. Кстати, а где Кристина?
– Целует землю на взлетной полосе, – засмеялся Сашка. – К голосованию успеет приехать. Павел Олегович, а к чему эта лирика?
– Мне хочется, чтобы вся ваша дальнейшая жизнь прошла без ссор и вражды. Кто бы не стал президентом.
– Вот как? Приготовили тепленькое местечко своему сыночку и хотите, чтобы мы этому радовались? Так не пойдет! Вы говорили, что отдадите свой голос человеку для которого семейные ценности не пустой звук. А на деле собираетесь голосовать за Андрея, прекрасно зная, что у него фиктивный брак.
– Кирочка, хоть тысячу раз скажи «халва» во рту слаще не станет. От того, что ты мне тысячу раз говорила, что у Андрея с Катюшей фиктивный брак, он таковым не стал. У нас есть даже справка о ее беременности.
– Значит это не ребенок Андрея! Значит она его нагуляла! Андрей никогда бы не лег в постель с этой уродиной.
Хорошо, что Катька закрыла Киру собой, иначе мама, я, Колька и Ромка передрались бы за право влепить Воропаевой по роже.
– А вы, Кира Юрьевна не завидуйте. Или завидуйте молча, сойдете за человека. Хотя я в этом очень сомневаюсь. – Катька улыбалась, как сытая кошка, сожравшая сливки. – Павел Олегович, мне кажется, что мы не можем открыть Совет Директоров без всех акционеров.
– Катенька, Кристина скоро подойдет.
– Я не о Кристине.
– А о ком?
– О Юрии Юрьевиче Воропаеве. Виктория, войдите…
========== Дурак… ==========
POV Катя Жданова.
Едва я пригласила Викторию войти, как в приемную опрометью бросился Колька. Нет, что ни говори, а я бы, на месте Клочковой, как следует присмотрелась к Зорькину. Я понимаю, что сердцу не прикажешь, но одно то, как Юрочка сразу же запросился на руки к Колюне, говорит о многом. Так они и вошли в конференц-зал: Вика чуть впереди, а на полшага за ней Николай с Юриком, обнимавшим его за шею, на руках.
Надо отдать Виктории должное, продумала она все до мелочей. Никаких новых «потемкинских» костюмчиков и туфелек, никаких супер стрижек, мальчик, который должен был есть золотой ложечкой, предстал перед Советом директоров в старенькой застиранной рубашечке, полинялых брючках и до того стертых башмачках, словно они побывали уже не в одном сражении.
– А кто это к нам пришел? Кто это такой маленький? – засюсюкала Маргарита Рудольфовна, видно и вправду обожавшая детей.
– Ну, что? Господа радетели семейных ценностей, не хотите рассказать членам Совета директоров, кто это? А, Сашенька? Нет, не хочешь? Что, и ты, Кирюша воды набрала в рот? – Андрей прищурил глаза и, вроде, говорил с иронией, но в то же время очень зло.
– А мне откуда знать, кто это? – чуть побледнев, вызывающе вскинула голову Кира.
– Кира Юрьевна, побойтесь Бога, – не выдержала я. – Юрий похож на вас как две капли воды.
– Я не знаю никакого Юрия! – как-то противно и тоненько взвизгнула Воропаева.
– А вот это правда, – вмешалась Виктория. – Юрия вы действительно не знаете. Вам же такой удачной шуткой показалось назвать брата Митрофаном, то есть явленный матерью, безотцовщина, подкидыш. И отчество вы ему славное придумали – Иосифович, что в переводе: Бог подаст.
– Брата? – приподнялся с места Павел Олегович. – Виктория, вы о чем?
– Папа, помнишь я спрашивал у тебя, знаешь ли ты что-нибудь о переводах для фирмы «Малютка»? – спросил Андрюша.
– Помню, конечно. Я же тебе сразу сказал, что это была статья на благотворительность.
– Нет, пап, это была статья на алименты родному брату, которого эти двое, – муж показал рукой в сторону Воропаевых, – выбросили не только из завещания, но и вообще из своей жизни. Даже алименты выплачивая деньгами «Zimaletto».
– Ничего не понимаю. Это что, сын Юрия?
– Нет… Нет… Да… Да… Да… – понеслось с разных сторон.
– Успокоились все! – рыкнул свекор. Только балагана нам на Совете не хватало. Андрей, будь добр объяснить нам все.
– Павел Олегович, я тоже могу рассказать вам сказку «Тысячи и одной ночи». Что он может объяснить? Ничего! Пусть предъявит хоть какое-то доказательство своей сказке.
– Кирочка. Давай сделаем так. Пусть Андрей все расскажет, потом ты сможешь ответить или рассказать свою версию. Договорились?
– Не договорились! Почему вы верите всем, кроме нас с Сашкой? Почему вы вынуждаете нас оправдываться? Какой брат? Какие алименты? Что за чушь.
– Чушь, говоришь? – не выдержала Вика. – Павел Олегович, поскольку я являюсь официальным опекуном ребенка, позвольте я все расскажу сама.
– Господи! Да кого вы слушаете? Павел Олегович! Вы знаете, что эта дрянь была любовницей Андрея? Они кувыркались прямо на президентском столе! Вы это знаете? – все громче и громче визжала бывшая невеста моего мужа.
POV Андрей Жданов.
Боже! Спасибо тебе! А ведь на месте Катюши могла оказаться любая другая женщина. И не было бы у меня самой умной, самой сексуальной, самой красивой, самой артистичной и самой ненормальной жены в мире. Я ее обожаю. А когда она вот так искрометно разыгрывает свои мини-спектакли, я вообще готов распасться на молекулы от нежности, любви и умиления.
– Господи! Да кого вы слушаете? Павел Олегович! Вы знаете, что эта дрянь была любовницей Андрея? Они кувыркались прямо на президентском столе! Вы это знаете? – все громче и громче визжала моя бывшая невеста, наскакивая на Вику.
– Мама, – громко расплакался Юрик, испугавшись Кириных криков.
Вот тут на сцену и вышла Катенька. Пока Клочкова успокаивала ребенка и вытирала ему слезы, жена подошла ко мне, взяла меня под руку, затем чуть повернула голову и сказала тоном английской королевы, носком туфельки зацепившей какую-то грязь на улице:
– Кира Юрьевна, а ваше какое дело где и с кем кувыркается мой муж? Если меня это не беспокоит, то отчего этот вопрос так волнует вас, брошенную и забытую?
– Дрянь! – крикнула Воропаева, но приблизиться не посмела.
– Вас так зовут? Это печально. Возможно, именно поэтому вы ведете себя, как базарная баба. Смените имя. – и больше ни слова, ни взгляда в сторону Киры, будто она стала пустым местом.
В конференц-зале повисла неловкая пауза, словно кто-то испортил воздух.
– Катенька права, ты действительно похожа на базарную бабу. И как я раньше этого не замечала? – мама с грустью покачала головой. – Вика, это твой сын?
– Нет, Маргарита Рудольфовна. Это сын Натальи Фоминой и Юрия Алексеевича Воропаева. Наташа была моей подругой… – и Вика рассказала всю историю от начала до конца. – … Мальчику нужна была срочная операция. Если не сделать ее до полугода, когда дефект можно исправить достаточно легко, то ребенок мог бы и не выжить. Я пошла на сделку с этими дьяволами. Они оставляют квартиру за мальчиком, оплачивают операцию и платят алименты. А я, в обмен на это, закрываю свой рот на замок навсегда. И к ребенку даже не приближаюсь. – закончила Клочкова.
– Надо же, какая жалостливая сказочка, – скривив губы в усмешке, процедил Алекссандр. – Викуся, это все всего лишь слова. А где доказательства? Где завещание? Копия нашего с тобой договора? Где доказательство того, что мы вообще знаем этого ребенка и платили ему какие-то алименты? Где?
– Сашка, да будь же ты мужиком. Хоть раз в жизни, будь мужиком, а не гнидой. Ведь ты прекрасно понимаешь, что доказать ваше родство – два раза плюнуть, тебе и ему. И все! Тест ДНК как на ладони раскроет ваше родство. – мне и в самом деле очень хотелось, чтобы Воропаев повел себя по-мужски. – Признайся.
– Мне признаваться не в чем. Я сейчас впервые услышал об этом байстрюке. Нашли кому верить – переходящей из постели в постель подстилке.
И тут на сцену даже не вышел, а вылетел на всех парах Колька. Никто и опомниться не успел, как Сашкина лысая голова с гулким стуком ударилась о пол, нос распух и пролился кровью, а сознание, и без того сумеречное, покинуло его самого.
– Вымой рот, скотина, когда говоришь о Вике, – кричал Зорькин, выколачивая дурь из неподвижного тела.
Первой опомнилась Кира. Она так истошно закричала: – «Ааааа! Аааааааа! Убивают!», что следом за ней снова расплакался Юрочка. Поднялась всеобщая суматоха. И снова Катюша оказалась на высоте. По-моему, она была единственной, кто не потерял голову среди этого вселенского бедлама. Быстро велев Тропинкиной принести нашатырный спирт, Катя в считанные секунды смогла оживить Сашку, затем она попросила Вику увести мальчика и в конференц-зале наступила долгожданная тишина.
– Вы подлец, Александр Юрьевич! Низкий, грязный мерзавец. Только мерзавцу может прийти в голову прикрывать свои грешки унижением женщины. И вы за это ответите. Это я вам обещаю. Слово Екатерины Ждановой. – Катенька глубоко вздохнула, успокаиваясь, и повернулась к папе. – Павел Олегович, вот заключение теста ДНК. Его сделали по волоску Киры Юрьевны и слюне Юрика.
– Кира, Саша! Как же так? Вы же нам всем только что врали. Смотрели в глаза… и врали.
– Ничего мы не врали, – попыталась продлить агонию Кирюша. – Откуда нам было знать о том, что это наш брат?
– Врали, – раздался голос за нашими спинами. Все повернули головы на звук. Ветров, о котором все давно позабыли, решил выйти из тени. – И врали, и сейчас врете, Кира Юрьевна.
– Ты-то куда лезешь? – гнусавя проговорил Сашка, разбитый и распухший нос мешал ему говорить нормально. – Сесть захотел? Сам проворовался, а теперь на нас с Кирой решил все свалить? Может и у тебя есть доказательства?
– У меня есть доказательства, – Ярослав выпрямился. – Я наверное, промолчал бы, если бы не этот мальчик. То, как вы поступили с родным братом, с маленьким, несчастным и больным ребенком сиротой… Я сам вырос без отца, знаю, что это такое, но у меня была мама. А этот малыш… С какой стати я должен покрывать таких мерзавцев, как вы? Только потому, что вы меня втянули в игру, а потом оплатили мой долг? Так я вам этот долг уже сторицей вернул. Ничего я вам не должен. Ничего. Павел Олегович, у меня километры видеозаписей, где Александр Юрьевич приказывает мне брать откаты, а потом я делюсь с ним деньгами. У меня все задокументировано и подтверждено.
– Что? – папа вскочил и схватился за сердце.
– Пашенька, тебе плохо? Таблетку? Или врача?
– Погоди Марго. Я понять хочу. Саша, это правда? Саша, ответь? Ты обкрадывал «Zimaletto»?
Папа все больше бледнел, а Сашка, видно осознав, что терять ему больше нечего, как танк попер давить своими гусеницами и без того больного человека.
– А чего вы хотели? Сами, небось, купались, как сыр в масле, а нас с сестрами держали на голодном пайке. Скажите еще, что вы, будучи президентом, не утаивали часть прибыли и не клали ее себе в карман, деля между акционерами жалкие крохи.
– Саша, ты же получал все годовые отчеты и бухгалтерские балансы! За время моего правления дважды был аудит. О чем ты, Саша?
– А то я не знаю, как это делается, – хмыкнул Воропаев. – Ярослав, ну скажи честно, сколько Пал Олегыч проносил мимо кассы ежемесячно?
– Пашенька, – вдруг дико закричала мама. – Врача!
Отец, белый как мел, плавно, будто в замедленной съемке, опускался на пол. Я успел подлететь и подхватить его, усадил в кресло. Катя уже вызывала скорую, а Колька, отодвинув меня, с важным видом начал измерять отцу пульс.
– Наполнение плохое… тахикардия… Где болит? За грудиной? Боль острая? – папа кивнул. – Боюсь, что это грудная жаба. Катя, аспирин, нитроглицерин, открыть окна, ноги чуть приподнять. Быстро! И скорую!
Скорая помощь приехала уже минут через пятнадцать, Милко даже не успел до конца рассказать, как он переживает за папу. Врач сделал отцу укол и пожал руку Кольке.
– Это действительно был приступ стенокардии, молодой человек. И все ваши назначения в точку. Вы медик?
– Я экономист.
– А зря, из вас вышел бы недурственный врач.
– Спасибо, одной ненормальной на семью нам вполне достаточно, – улыбнулся Зорькин. – Я маме передам ваши слова, ей будет приятно.
Скорая уехала и папа, едва пришедший в себя, решил продолжить Совет. Он, конечно, упрям, вот только он и предположить не мог, что его невестка пятерых таких, как он, переупрямит.
– Андрюша, пожалуйста, перенеси заседание на завтра, – попросила жена.
– Объявляется перерыв до десяти утра завтрашнего дня.
– Андрей, давай мы все сегодня решим. – настаивал отец.
– Павел Олегович, я устала. – Катя честно смотрела в глаза папе. – Вам нужен здоровый внук? Значит, переносим Совет на завтра. Последнее, что я хотела сказать… Александр Юрьевич, я запамятовала, я вам говорила, что вы подлец и мерзавец? Да? Ну, слава Богу. Осталось только сказать, что вы дурак. И не надо на меня так смотреть – вы дурак, это диагноз. Мне хватило получаса, чтобы разоблачить ваши махинации. Если вам за четыре года правления Павла Олеговича так и не удалось его разоблачить в махинациях, это может означать одно из двух. Или вы дурак, или никаких махинаций не было. Хотя… вы в любом случае – дурак…
========== Сестра ==========
POV Андрей Жданов.
– Андрей, давай мы все решим сегодня. – настаивал отец.
– Павел Олегович, я устала. – Катя честно смотрела в глаза папе. – Вам нужен здоровый внук? Значит, переносим Совет на завтра. Последнее, что я хотела сказать… Александр Юрьевич, я запамятовала, я вам говорила, что вы подлец и мерзавец? Да? Ну, слава Богу. Осталось только сказать, что вы дурак. И не надо на меня так смотреть – вы дурак, это диагноз. Мне хватило получаса, чтобы разоблачить ваши махинации. Если вам за четыре года правления Павла Олеговича так и не удалось его разоблачить в махинациях, это может означать одно из двух. Или вы дурак, или никаких махинаций не было. Хотя… вы в любом случае – дурак.
– Это вы зря, деточка, Сашка вовсе не дурак, – раздался голос из-за чуть приоткрытой двери.
– Кристина! – Кира бросилась к сестре, входящей в конференц-зал. – Как хорошо, что ты вовремя приехала. Если бы ты слышала в чем обвиняют нас с Сашей. Это просто уму непостижимо.
– Я все слышала. Я подслушивала! И как Сашку назвали дураком, мне тоже было хорошо слышно. Уверяю вас, деточка, вы заблуждаетесь, Сашка не дурак, – весело продолжала Крис, слегка отстранившись от сестры. – У него другая стадия. Он идиот! По степени умственной отсталости, это наиболее тяжелая степень задержки психического развития. Познавательная деятельность у глубоких идиотов, а мой брат именно глубокий, полностью отсутствует. Они не реагируют на окружающее, даже на громкий звук, когда, например, плачет родной брат, даже яркий свет не привлекает их внимания, свет добра и любви. Идиоты не узнают даже своих мать-отца, например, не уважают последнюю волю папы, но различают горячее и холодное. Что, Сашенька, горячо стало? Жопа поджаривается? Понимаю!
– Кристина! – у Киры от изумления даже голос сел. – Что с тобой? Ты же добрая, веселая, родственная. Как ты можешь?
– Добрая, веселая… пустая и глупая. Так? Нет, сестричка, не так. Просто с вами так было проще общаться, а расстраиваться мне было нельзя. Совсем нельзя, вот я и предпочла быть шутом.
– Это все клевета. А Саша наш брат… Ты не можешь верить кому угодно и не верить нам с Сашей…
– Серьезно? Так-таки не могу? Что же ты не вспомнила, что Юрочка наш брат, когда вы с Сашкой обворовывали его? А что же ты не вспомнила, что я ваша сестра, когда вы с этим деятелем, – кивок головой в сторону Сашки, – скрыли от меня папино завещание и существование брата? А что же вы забыли про то, что я ваша сестра, когда я просила у вас помощи? Вы же, как я понимаю, помимо ренты еще и подворовывали на хлеб насущный.
– Крис, тебе деньги нужны были на глупости. Мы с Сашкой не можем спонсировать все твои пластические операции.
– Вот как? На глупости? Нет, видно, мама была не права, когда вас пожалела, надо было вам сразу правду сказать. Хотя, о чем это я? Вы же глухие к чужим судьбам, разве вас могла бы расстроить моя беда? А вас никогда не смущало, что родители без слов дают мне деньги на эту «пластику», результата которой не видно? Так вот, дорогие мои, я, как и Юра, родилась с врожденным дефектом сердца. Только тогда таких операций у нас не делали. Поэтому мне мой дефект выправляли постепенно, за пять операцией. И за каждую из них я платила. Если бы первую не сделали, когда мне было двадцать, меня бы уже просто не было.
– Но почему ты нам ничего не сказала? Разве мы отказали бы в деньгах на такое? – Кира, кажется, и в самом деле расстроилась.
– А ты, сестричка, вспомни тот наш разговор, я только начала рассказывать, как ты меня заткнула, сказав, что ни тебя, ни Сашку не интересуют мои операции. Ты же даже не выслушала. А, что с тобой говорить. Павел Олегович, спасибо вам огромное.
– Ну, что ты, Кристина. Не стоит благодарности.
– Я все верну вам. По частям, но верну.
– Крис, давай об этом потом. Сейчас мы решили сделать перерыв до завтра.
– А не надо никакого перерыва. Давайте проголосуем сейчас. Это займет всего пять минут, зато этот идиот навсегда оставит свою навязчивую идею – продать «Zimaletto».
– Кристина Юрьевна, – вмешалась Катюша, – но Совет директоров еще не видел Андрюшиного плана развития компании. Как же мы можем голосовать?
– Очень просто, деточка. Очень просто. Смотри, как это делается. Кто за то, чтобы президентом на ближайшие три года был избран Александр Воропаев? Один голос, как и ожидалось, Кирюшин. Кто за то, чтобы президентом компании «Zimaletto» на ближайшие три года был избран Андрей Жданов? Раз, два, три… и я тоже… семь! Семь голосов! Поздравляю нового президента! А план развития мы можем заслушать и завтра!
Все засмеялись, начали меня поздравлять, а Катенька, так даже поцеловала в губы, никого не стесняясь и не опасаясь, что я сожру ее помаду. Атмосфера мгновенно из мрачной и удручающей превратилась в легкую, какую-то предпраздничную. Однако, Кира не была бы Кирой, если бы не постаралась оставить последнее слово за собой.
– Минуточку. Голосование никак не может быть признано состоявшимся.
– И почему? – поинтересовался отец.
– В голосовании принимало участие лицо, если это можно назвать лицом, не имеющее право голоса.
– Значит шесть против одного, – радостно вздернулась Крис. – Чего ты рыпаешься? Вы все равно проиграли.
– Кира, в голосовании принимали участие только обладающие правом голоса, – папе было важно соблюсти протокол. – Кого ты имеешь ввиду?
– Эта тоже голосовала, – моя бывшая указала пальцем на Катю, – а такого права у нее нет.
– Ошибаешься, – вбил я последний гвоздь к крышку гроба Кириной гордыни, – Катерина имеет право голосовать. И как акционер, и как мать моего ребенка. Почитай устав.
– Вы подарили ей акции? Она акционер? – Воропаева снова была на грани истерики.
– Точно! – подтвердил я. – А вот с тобой и с Сашкой дело обстоит печальнее. Но мы это обсудим на завтрашнем заседании. С расчетами, сделанными Катюшей, с уликами, собранными Ярославом, и с вашей задолженностью «Zimaletto» и Юрию. Вы у меня все вернете, голубчики. Все, что наворовали. А не сможете вернуть, ответите своими акциями по долгам, теперь их нужно будет делить на четыре части. Так что останется у вас что-то или нет – это еще большой вопрос. Ярослав, тебя это тоже касается. Завтра и ты должен присутствовать на Совете. Вместе с доказательствами. Или вы все втроем у меня сядете.
– Андрей Павлович, вы сейчас заберите флешку. Мало ли что Александру Юрьевичу в голову может прийти.
– А вот это ты прав. Коль, сделай-ка нам десять копий. Ну, так… На всякий случай.
– А это я с удовольствием. Еще и на сервер инфу перекачаю. Нечего было Викторию оскорблять. Понял? – Зорькин гордо прошел мимо Сашки и направился в свой кабинет.
– Погодите, – проснулся Воропаев. – Я не собираюсь делить акции на четыре части. С какой стати? Откуда мне знать чей волосок был отдан на экспертизу? Может Тропинкиной? Ничего вы не доказали, что это наш брат.
– СашЕнька, дорогой мой братец! Нет ничего проще. Я сейчас поеду в клинику и сдам любой материал для генетического анализа. Хоть какашку, хоть слюну, хоть кровь. Лучше слюну! Ужасно хочется в суп тебе плюнуть, как ты делал в детстве, когда был зол на кого-то из домашних.
– Кристина, ты всегда была не от мира сего. Я матери давно говорил, что над тобой нужно взять опеку. Это наши деньги… Понимаешь? Наши! И мы не обязаны их делить с приблудой! Отец изменил маме, а мы теперь должны расхлебывать его дерьмо?
– Бедный Сашка. – Кристина подошла к нему, обняла его лысую голову, поцеловала в макушку. – Бедный маленький мальчик, плюющий в суп провинившемуся папе. Ты так ничего и не понял, глупенький. Есть вещи гораздо важнее денег, Сашенька. И Павел Олегович, который ни на секунду не засомневавшись перевел мне деньги – это понимает, а ты нет. А ты никогда не задумывался, что отец вообще ничего тебе должен не был. Все свое состояние он нажил сам. И, наверное, именно он имел право им распоряжаться. И по-своему, а не по-твоему. А ты поработай, как он, сколоти свое состояние, как он, а уж потом решай, кому ты его завещаешь, своим детям, если они у тебя будут, или собачьему приюту. Хотя ты, наверняка, предпочтешь, чтобы тебе их положили с собой.
Я отвел Катюшу в сторонку.
– Слушай, ты не против, если мы сейчас все поедем к нам? Я не хочу, чтобы отец ехал за город.
– Все?
– Ну, мы и родители.
– А Колька?
– И Колька, и Кристина, и Малиновский.
– А Вика с малышом?
– А ты не против?
– Нет, я не против. Нужно же отметить твое назначение на президентский пост.
– Точно! Вот и повод. Давай приглашай. Только не забудь, что ты беременная и тебе пить нельзя.
– Ладно, спрячешь бутылку рома, ту самую, в туалетном бачке. Я буду периодически ходить в туалет и прихлебывать из горла. И напьюсь, и в то же время, вроде как трезвенница, – засмеялась Катенька. – Ой! Я вспомнила. Ничего не получится.
– Почему?
– Да… понимаешь… – замялась жена.
– В чем дело, Катюша?
– Я совсем забыла, что у нас мама и Андрей.
– И что?
– Да… В общем, я была уверена, что ты станешь президентом. Вот мама у нас и готовит всякие вкусности. Мы хотели сделать тебе сюрприз. Но там еды на пять, ну на шесть человек. Всем не хватит.
– Вот ты дуреха, хотя очень приятно. Ты не волнуйся, я все сейчас в ресторане закажу. А ты приглашай людей и позвони Ларе, предупреди.
– Андрей!
– Ну, что еще?
– А как я маму Маргарите Рудольфовне представлю? Она же маму Лену видела.
– Кать, не волнуйся. Маму я предупрежу вкратце.
– Предупредишь вкратце? – засмеялась Катюша и пошла приглашать гостей.
POV Катя Жданова.
Это не могло быть правдой, но это было! Я замужняя, счастливая, свободная и красивая принимала гостей в своем доме. И было нам так тепло и уютно, особенно когда Андрюша взял гитару и мы все стали ему подпевать, что сердце от радости выпрыгивало из груди. С одной стороны муж, с другой мама с Андреем, напротив родители мужа, а сбоку Колька с Викой и Юриком… чего еще можно было пожелать? Ну, разве что, чтобы Ромка не пялился на мою грудь, а больше внимания уделял сидящей рядом с ним Кристине… Да чтобы у Павла Олеговича больше не болело сердце, а мой папа был бы жив, но это уже из области фантастики…
========== Предгрозовое… ==========
Шестое сентября, вторник, сразу после Совета директоров.
POV Катя Жданова.
Если быть честной, то я пока не могу в себе разобраться. Не знаю, довольна ли я результатами Совета.
По первому вопросу, безусловно довольна! Братцам-кроликам, Сашке и Кире, пришел полный и окончательный кабыздох. Мы с Колькой скрупулезно подсчитали сумму их задолженности «Zimaletto» и Юрию. Ох, и впечатляющие циферки, доложу я вам, открылись всеобщему обозрению. Всему вместе взятому женсовету этой суммы на всю жизнь хватило бы, да еще и наследникам бы осталось, а эти за четыре года переварили все без остатка и не подавились ни разу. Приговор нашего справедливого, пусть даже не правомочного, суда был суров и обжалованию не подлежал. Ну, или подлежал, но тогда только через реальное заседание реального суда с реальной же отсидкой. Странно, но почему-то, ни Сашке, ни Кире свое право на обжалование использовать не захотелось. И они тут-же, на Совете, написали дарственные на часть своих акций в компании «Zimaletto».
Расклад получился красивым. Если раньше у братцев-акробатцев было по шестнадцать и шестьдесят шесть сотых процента, то после нашей с Колькой арифметики, им стало полагаться всего по двенадцать с половиной, и это если просто разделить на четырех наследников. Минус сумма, которую они задолжали. Как говорится – «Плюс пятьдесят шесть, плюс подоходные, минус бездетность (я по профессии бухгалтер)»**
Им, конечно же было предложено вернуть долг наличными, но… Как говорится, сложно возвращать долги, когда в кармане только вошь на аркане. Они же думали, что у них впереди вечность для грабежа, вот и жили на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Вот нам и пришлось откусить от их пирога еще по четыре процента. Я, правда, настаивала на четырех с половиной, но «наш суд – самый гуманный суд в мире»*, подарил им эти пол процента на бедность. Вот и осталось у СашЕньки с Кирюшей семнадцать процентов акций «Zimaletto», зато на двоих и без возможности приворовывать, да еще и вообще появляться в компании, кроме как на Совете директоров.
Сашка тут же полез в бутылку и начал орать, что семейственности компании пришел кирдык, потому что он на эти жалкие крохи существовать не собирается (ничего себе «крохи» – восемь с половиной процентов в акциях компании), а посему свои акции он продает. Но и тут я быстро спустила его с небес на землю, объяснив, что по уставу он имеет право выбросить свои акции в свободную продажу только в том случае, если все остальные акционеры откажутся их покупать. /Пожалуйста, запомните этот момент, он еще сыграет очень важную роль в нашей истории. Практически – роковую./
Итак, по-первому вопросу я была, можно сказать, удовлетворена. Отлились Кирюшеньке мои слезы. А вот по второму…
С одной стороны, конечно же есть чему радоваться. Перспективный план развития «Zimaletto» был принят на ура. Меня хвалили на все лады. Павел Олегович так вообще, вначале долго восторгался, а потом обнял меня при всех и сказал, но у него невероятно умная невестка.
С другой – и Колька, и Андрюша немного расстроились. Они ведь были полноправными соавторами этого плана, просто его доклад поручили мне. Ну, вот чего я промолчала, что эта работа – плод совместных усилий? Наверное, просто не придала этому значения. И была тысячу раз не права. Во-первых, потому, что мужчины всегда (как потом объяснила мне мама) ревностно относятся, когда им кажется, что их недооценили, а во-вторых, ну какому мужу понравится, если жена выглядит умнее его? Но было еще и в-третьих, правда я поняла это позже, Андрюше очень, вот просто невероятно, нужна была похвала отца. Уж не знаю, что там спрятано в семейных сундуках с тайнами, но Жданов все время пытался доказать Пал Олегычу свою состоятельность и профпригодность.
Ну, а теперь я хочу вернуться к тому важному моменту, который я просила вас запомнить…
Дело в том, что еще накануне вечером, когда мы с мамой убирали со стола и мыли посуду я рассказала о Совете директоров очень подробно.
– А вы уже просчитали сумму долга и способ возврата?
– Мамуль, вот как раз сейчас Колька этим и занимается, мы закончим уборку и я к нему присоединюсь
– А мне, после всех подсчетов, расскажете? Мне тут одна мысль интересная в голову прилетела.
– Какая?
– Э, нет! Я, моя дорогая, businesswoman, а не трепло. Вот назовешь мне конкретные цифры, и можно будет предметно поговорить. Поэтому иди помогай Николаю, а я все здесь закончу сама.
– Мам, только посудой не очень греми, Павел Олегович уснул, и Андрей тоже. Он прямо в салоне свалился, спит на ковре, – я захихикала.
– Мой, твой?
– Оба мои. Я же сказала Андрей! А только мой – он Андрюша.
– А! Ну, да. Пусть поспит пока. Разбужу его перед отъездом.
Через полтора часа мы вернулись к прерванному разговору.
– Мамуль, вот посмотри.
– Ох, и ни фига себе? Широкий размах у детишек. Как думаешь, найдут они деньги на возврат?
– Ни в коем случае. Колька пробил их базы – там пусто. Поэтому им придется продавать акции.
– У вас ООО, или ЗАО?
– ЗАО, компания семейная.