Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Открытие настолько поразило меня, что в первые минуты я даже не пыталась вырваться, просто стояла соляным столбом. Ошеломленная, не чувствующая боли в запястьях, хотя «он» сжимал их все сильней и сильней, потрясенная изощренностью «его» метода. Ах, как же он разухмылялся, довольный, что я все так же подвластна его воле, раз даже сопротивляться не смею. Но тут «его» поджидал сюрпризец, стерший ухмылку с лица.

Возможно, что если бы моему появлению в этом доме не предшествовала ссора с Андреем и Колькой, «ему» удалось бы сломить меня, и я бы, как кролик перед удавом, сама покорно пошла бы в пасть. Но не сейчас. Нет, не сейчас! Сейчас этот жалкий кукловод вызвал у меня не страх, а ненависть. Такую ненависть, что я даже вырываться не стала. Я решила его переиграть и закончить то, что не удалось маме – убить эту вошь. Не пугайтесь – это маме было всего семнадцать и за ее плечами не было ни любящего мужа, способного ее защитить, ни мамы, которая могла бы «ему» перегрызть глотку, а у меня был и муж, и мать, и ножик для убийства мне был совсем не нужен. Его смерть – это не игла в яйце на высоком дереве посреди острова, его смерть – это потеря репутации и власти. И я намерена была лишить его и того, и другого.

Как-то Андрей мне сказал, что я гениальная актриса… Ну что, Катюшка, твой выход!

– Бог мой, как же ты глуп, – начала я свою игру. Голос мой был тихим, но уверенным, в нем одновременно были и презрение, и жалость. О! «Его» всегда бесило, если кто-то начинал его жалеть, или не отдавал должного уважения «его» уму. А я наступила сразу на два больных мозоля. – Как примитивен и жалок. Какие веревки? Какая скорая. Выгляни в окно, там внизу стоит черный BMW. А в нем мой муж, который за одну мою слезинку уничтожит любого и моя мама, которая безумно тебе «благодарна» за все, что ты для нее сделал, и мечтает отплатить твоей же монетой. А у меня в кармане включенный мобильный и каждое твое слово уже записано. Как ты думаешь, хватит ли у тебя сил и денег, чтобы потягаться с Андреем, президентом компании «Zimaletto», миллионером и с моей мамой, владелицей крупной инвестиционной компании, которая безболезненно для своего кармана смогла подарить мне на свадьбу несколько миллионов долларов? А?

Это был мой триумф! Честно, я не обманываю. «Он» выпустил мои запястья так поспешно, словно обжегся, и сделал шаг назад. Лицо «его» побледнело, а подбородок мелко задрожал. Казалось, мне должно было стать «его» жалко, а мне было только противно. Надо же какой «герой» против женщин и детей воевать!

– Теперь давай, вяжи меня и вызывай скорую, – наступала я на «него» и протягивала руки, как для наручников. – А я с удовольствием посмотрю, как через несколько минут ты будешь валяться на полу у моих туфель, с руками на затылке, с ногами на ширине плеч, а в спину тебе будет смотреть автомат ОМОНовца. Давай, вяжи, ну! Мне не терпится дать сигнал к началу операции. Давай, вяжи!

Но «он» только дрожал и отступал назад. Зато с лицом бабушки происходили перемены к лучшему: зомби-маска покинула его, рабская покорность сменилась даже какой-то удовлетворенностью. И я решила «его» добить.

– Что ж ты так жидко обделался, офицер-трус? Видело бы тебя сейчас твое армейское начальство, или хотя бы дядя Слава, вот бы они порадовались! Ты жалкий, ничтожный неудачник, и жизнь свою ты будешь доживать один. И некем тебе будет командовать, и некому тебя будет обслуживать, и бояться тебя никто не будет, потому что таких, как ты, не боятся, таких, как ты, презирают. Тебе не понравились слова моего мужа? Я повторю их для бабушки: «Иди собирайся, дорогая. Я ни на минуту дольше необходимого не оставлю тебя в доме, где на тебя кричат, где в тебе не видят личность и не уважают тебя». Собирайся, ба, мы уезжаем.

– Никуда она с тобой не пойдет! – вдруг «отмер» «этот» и заорал.

– Пойдет! Хватит из нее делать коврик в прихожей о который удобно вытирать ноги и который можно угостить выбивалкой, если что.

– Не пойдет! – взвизгнул «он», подлетел ко мне и, широко размахнувшись, ударил меня кулаком в лицо. Видно ненависть и унижение затмили страх о начале штурма. Да и не могла я дать никакого сигнала.

Зато у меня прекрасно получалось укладывать мужчин на больничную койку с болью в паху, и я этим умением не преминула воспользоваться. Удар получился не таким сильным, как тогда, когда я отключила Андрюшу. Но «этому» такого и не понадобилось. Он схватился двумя руками за свое хозяйство, завизжал и рухнул на пол, как подкошенный.

Я прислушивалась к себе, пыталась понять, что со мной происходит, и все хотела дать ответ на вопрос: почему у меня не появлялось ни капли жалости к этому пожилому человеку, который корчился под моими ногами на полу? Я ведь никогда не была злой, так что же? Ему удалось превратить меня в монстра?

Много позже я поняла, что ни в какого монстра я не превратилась, просто «он» стал для меня не человеком, а символом унижения, боли, страха и смерти родных мне людей. Да, и смерти! А как иначе назвать то, что «он» сделал с папой? Или с бессмертными душами – моей, мамы и бабушки? Передо мной на полу корчился убийца всего человеческого в людях, и мне не было его жалко.

– Запомни раз и навсегда, – медленно, по слогам, вытирая капающую из разбитого носа кровь, сказала я, – если ты еще раз хотя бы подумаешь поднять свою руку на меня, маму или бабушку… Только подумаешь, не поднимешь!.. Я тебя уничтожу! Найму киллера, бум-с, и нет гадины!

Я наклонилась, залезла к «нему» в карман, достала ключ от входной двери.

– Бабушка, пойдем отсюда. Пора и тебе начинать жить. – она стояла в нерешительности, переводя взгляд с «него» на меня и обратно. И я решила ей помочь сделать выбор. Это было очень важно, чтобы она решилась сама. – Пойдем! Ты знаешь, что у тебя есть еще и внук? Ты бы не хотела познакомиться с ним? Как ты думаешь, пора?

Бабушка глубоко вздохнула, зажмурилась, почти так же, как это раньше делала я, потом широко распахнула глаза, перекрестилась, перекрестила «его», и пошла к двери, не оглядываясь.

И только тут я сообразила, что ее нельзя к нам везти, что там пьяный Андрюша. А мне совершенно не хотелось, чтобы она его видела таким. И что было делать?

– Катенька! Что с тобой? – по-настоящему испугался Ромка, увидев мой разбитый в кровь нос.

– Потом поговорим, – прогундосила я, усаживая бабушку на заднее сиденье. – Отвези нас, пожалуйста, по этому адресу, – решилась я.

Ромка тяжко вздохнул и завел мотор. Я отвернулась к окну, беззвучно заплакала и запела про себя:Кукол дергают за нитки,

На лице у них улыбки,

И играет клоун на трубе.

И в процессе представленья

Создается впечатленье,

Что куклы пляшут сами по себе.*

Комментарий к Кукловод.

* “Марионетки” (“Машина времени”)

https://youtu.be/zM-fHFYlncU

========== Охохонюшки… ==========

POV Лариса Егорова.

Я уже собиралась ложиться, когда позвонила Катенька. Голос был усталый, взволнованный, и говорила она немного в нос, как будто простыла или плакала.

– Мама, я могу прийти? Только я не одна.

– С Андрюшей? Конечно, можно, даже спрашивать не надо. Ко мне, доченька всегда можно.

– Нет, мамочка, не с Андреем. Я… я бабушку у «этого» забрала… Насовсем. А ко мне сегодня никак нельзя. Я ее к тебе привезла. Можно?

Вначале я даже не поняла о чем Катя мне говорила, вернее не поверила, просто не могла себе представить, что такое возможно. Чтобы девочка сама смогла убедить «этого» выпустить маму из своих цепких ручонок, чтобы мама добровольно дала себя забрать? Да не может такого быть!

– Катенька, ну, конечно можно. Приходите, – я бросила мобильный на кровать. – Андрей! Андрюша, ты где?

– На куфне!

– Чего жуешь?

– Буферброд.

– Буфер ты мой золотой! Иди сюда, милый, поговорить нужно.

– Ну, фево, мам?

– Фево, фево, – передразнила я, – ты уж или болтай, или жуй. Андрюш, к нам сейчас Катя придет. Что-то с ней не так, мальчик мой. Думаю, что…

– С чего ты взяла, что что-то не так?

– Говорила в нос, наверное плакала…

– А может простыла, заболела, помирает, чего ты сразу самое плохое предполагаешь?

– Андрей, мне сейчас не до твоих дурацких шуток. Катя будет не одна.

– С Андрюшей? – обрадовался сын. Удивительно, как быстро они нашли общий язык. Дюшка, вообще-то, не очень любит новые знакомства, а Катюшу с мужем принял сразу, будто знал их всю жизнь.

– Нет, мальчик мой, не с Андрюшей.

– А с кем? Я ее не собираюсь покрывать, мама. Если придет с другим, я все Жданову расскажу.

– Ух, ты! А еще брат называется. Мда… Нужно будет рассказать зятю, как ты печешься о его чести. Вот ты ж, маленький засранец. Нет, Дюшенька, не с другим. К нам едет твоя бабушка.

– Бабушка Лена? – Андрей не донес бутерброд до рта. – Как это?

– Не знаю, Катя только сказала, что забрала его у «этого» насовсем.

– Она теперь с нами жить будет? Я не хочу.

– Никто не сказал, что она будет жить с нами. Андрей, постарайся…

– И стараться не буду, – перебил меня сын. – Она с тобой такое сделала, что я не хочу ее даже видеть.

– Это не бабушка, она сама жертва. Это «он».

– Ага, он! А она молчала! Ты бы за меня и за Катю любому глотку бы перегрызла, а она молчала!

– Если ты помнишь, я тоже молчала и глотку за Катеньку не перегрызла.

– У тебя так сложились обстоятельства, но ты же Катюшу любила всегда.

– И у мамы так сложились обстоятельства, но она тоже меня любила всегда, сыночка. Я очень тебя прошу, Дюшенька, постарайся не показывать бабушке свою неприязнь. Постарайся подружиться с ней. Ей сейчас очень-очень нужна наша помощь.

– А ты постарайся не называть меня Дюшей, я уже не маленький.

– Я постараюсь. Надеюсь, что получится.

– И я постараюсь. Только не знаю, получится или нет.

POV Катя Жданова.

Двери открыла мама, да так и замерла на пороге. Было то чего! Мой нос распух так, что, казалось, занимал пол лица, из глаз, утонувших в набрякших веках, и двух здоровенных симметричных синяках, прочно обосновавшихся вокруг них, все время текли слезы. Бабушка выглядела не лучше – белая, как мел, с красными зареванными глазами и совершенно синими, почти черными губами.

– Господи! – наконец, отмерла мама. – Что «он» с вами сделал?

– Мам, дай войти, – я проскользнула под ее рукой и обернулась.

Лица мамы я не могла видеть, но, судя по ее позе и напряженной спине, вряд ли оно сейчас было безмятежным. А вот бабушка… Мне показалось, что она умирает, таким прощающимся и уже потусторонним был ее взгляд, обращенный к маме. Как будто она заставила себя жить, пока не увидит дочку, и теперь может уйти, наконец.

– Мама, – закричала я, – скорую. Срочно!

– Я вызову, – прозвучало над моим ухом сзади. Послышался топот убегающего Андрея. Я всего на секунду-то и обернулась, а когда повернулась, бабушка уже лежала на полу, а мама пыталась нащупать ее пульс…

К трем часам ночи, когда уже уехала и первая бригада скорой помощи, и вторая, но теперь уже платная, когда бабушка, казалось, уснула, мама попросила меня рассказать, что случилось. И я рассказала. Все, начиная с Совета директоров.

– Тебе нужно снять побои, Катенька. Обязательно! Сделай это прямо с утра, не затягивай.

– Мама, ты хочешь, чтобы я подала на него в суд?

– Не знаю, доченька. С одной стороны – это будет отвратительная реклама для «Zimaletto», с другой, «он» тебя ударил, и этого я не прощу. Ты побои сними, а потом подумаем, хорошо подумаем, что нам делать. А сейчас езжай домой, детка. И постарайся помириться с Андрюшей. Ты не права, солнышко. Счастье еще, что ты глупостей с этим… как его… Романом не натворила.

– А как же бабушка?

– А бабушка останется здесь. Со мной и с Андреем. Не волнуйся за нее, видела, как Дюшка за ней ухаживал? Все будет в порядке. Сейчас я вызову тебе такси.

– Не надо такси, когда я выходила встречать скорую, я увидела Ромку, он сказал, что будет меня ждать.

– Не играй с огнем, Катенька.

– Не волнуйся за меня, мамочка. Завтра, то есть сегодня, созвонимся.

Я вышла на улицу и подошла к машине Малины. Он сладко спал, уютно устроившись в откинутом водительском кресле, но тут же проснулся, стоило мне приоткрыть дверцу.

– Куда госпожа прикажет в этот раз? – иронично спросил Ромка.

– Верни, откуда взял. Домой.

– К Андрею? – уточнил он.

– К Андрею, а значит, к себе!

– Будет сделано. Только мне кажется, что неплохо было бы тебе врачу показаться.

– Тогда вези меня в ближайший травмпункт, заодно и побои сниму, чтобы потом этим не заниматься…

Черт побери, не слабо мне «этот» врезал! Носовая перегородка была сломана, а в какой-то решетчатой кости – трещина. Мне еще предстояла операция, причем под общим наркозом. Мало того, как сказал доктор, судя по тошноте травма носа может сочетаться с сотрясением головного мозга. Сволочь, «ему» опять удалось меня изуродовать

Едва мы снова оказались в машине, как я не выдержала, разревелась, как ребенок.

POV Роман Малиновский.

Едва мы снова оказались в машине, Катюша расплакалась, как ребенок. Дольше, я не мог делать вид, что мне все безразлично, что я всего лишь извозчик, катающий барышню.

– Катенька, что случилось? Ты расскажи, знаешь, как рассказывают случайному попутчику. Выговоришься, и тебе станет легче.

Она замерла, будто задумалась можно ли мне верить, даже рыдать перестала, но уже через несколько секунд слезы градом хлынули из ее глаз.

– Ромка, мне так плохо, Ромка! – и словно прорвало плотину…

Катя захлебывалась словами, говорила сбивчиво, как в бреду, но картина ее жизни меж тем, как в проявителе, когда я печатал в детстве фотографии, все четче вырисовывалась передо мной. Сердце (надо же, оно, оказывается, у меня есть) сжималось все больше и больше, а билось все быстрее и быстрее, ладони вспотели, даже давление, кажется, поднялось. К концу Катиного рассказа мы плакали уже вместе, правда, я постарался это скрыть. Ну, как же, разве настоящие мужчины плачут?!

Плачут, и еще как! Сердцем и вывернутой наизнанку душой! Я всегда думал о женщинах, как о красивой картинке, созданной Творцом для украшения нашей жизни. Они должны были вызывать положительные эмоции, согревать наши (мужские) постели и давать выход нашей сексуальной энергии. Вот и все! И вот в моей машине оказалась женщина, которая перевернула такой привычный и легкий мир. Перевернула всего-то за час, перевернула не красотой, не сексуальностью и не в постели. Перевернула своим рассказом о своей жизни.

Мне впервые стало больно не за себя, а за кого-то другого. Так больно, что впору было класть на алтарь жертвенности свою жизнь, только бы ей было хоть чуточку легче. Я больше не был в нее влюблен, я любил ее. Любил всем своим плачущим сердцем и вывернутой наизнанку душой.

– И теперь я не знаю, как мне с ним помириться, понимаешь? – закончила Катенька свой рассказ. Она уже не рыдала, а только тихонько всхлипывала.

– Понимаю. А Андрей знает твою историю?

– Да, я ему все рассказала.

– И про неудачный опыт общения с нашим братом?

– Да. Это тебе я все рассказала на истерике, а к разговору с Андрюшей я готовилась долго. И все равно не смогла бы ничего ему рассказать, если бы не напилась.

– Ну, вот, видишь, тебе тоже пришлось напиться.

– Это ты к чему?

– К тому, Катенька, что это я один во всем виноват, Андрей здесь ни при чем. Я вчера умело спровоцировал тебя, и со стороны действительно могло показаться, что ты со мной флиртуешь.

– А зачем ты это сделал? – на ее лице было столько недоумения, что я готов был провалиться сквозь землю.

– Да потому, что хотел вас поссорить.

– Зачем? – Катя шарахнулась от меня.

– Потому, что был дураком и сволочью. Я влюбился в тебя в тот день, когда ты преобразилась. Страшно захотел переспать с тобой и…

– А ты подумал, что было бы со мной после этого?

– Нет, не подумал.

– Никогда так больше не делай! Пожалуйста. И друга потеряешь, и я больше не поддамся на провокации. Очень тебя прошу. Пожалуйста-препожалуйста.

Этим «пожалуйста-препожалуйста», Катя меня добила. Размазала по стенке и навсегда привила мне условный рефлекс – она говорит: «пожалуйста-препожалуйста», и я в ту же секунду готов горы свернуть, но выполнить ее просьбу.

– Ты, вообще, подумай о том, что у каждой женщины кроме тела есть еще душа. И каждой из нас больно, когда нас используют.

– Знаешь, я никогда и ни об одной женщине не думал, как о человеке с душой и сердцем.

– И чем ты тогда отличаешься от Дениса, которым ты так возмущался?

– Почти ничем… Разве что… Я никогда не использовал женщин в корыстных целях.

– Это тебе удобно так думать, Ромка. Разве использовать женщину для удовлетворения своего сексуального голода – это не корыстная цель? Ты говорил им, что любишь?

– Бывало.

– Говорил, что готов для них на все?

– Бывало и такое.

– А ты говорил им, что они нужны тебе только на переспать?

– Практически никогда. Это же… как-то…

– Не принято?

– Да.

– Значит, ты тоже использовал женщин в корыстных целях. Подумай об этом, Ромка.

Мы въехали в гараж, я подогнал машину поближе к лифту и даже мотор выключать не стал.

– Беги домой, Катюша, и пусть у тебя с Андреем все наладится.

– Спасибо, пока.

– Пока!

Катя выскочила из машины, помахала мне рукой и даже сделала шаг к лифту. В это время его дверцы распахнулись и пред нами предстал Андрей. Помятый, явно похмельный, крутящий в руках ключи от машины. Он ошалело уставился на Катюшу, а затем перевел на меня свой взгляд.

Комментарий к Охохонюшки…

На все комментарии отвечу вечером. И на вчерашние тоже.

========== Натворила… ==========

POV Катя Жданова.

Я выскочила из машины, помахала Ромке рукой и даже сделала шаг к лифту. В это время дверцы его распахнулись и пред нами предстал Андрей. Помятый, явно похмельный, крутящий в руках ключи от машины. Он ошалело уставился на меня, а затем перевел на Малину свой взгляд, прищурил глаза, снова посмотрел на меня, презрительно скривился и уже хотел выплюнуть что-то злое, но я подошла ближе и он увидел мое лицо.

– Господи! Что это? Катя, что это? Кто тебя ударил? Это он? – Андрюша рванул к Ромке.

– Нет! Не он. Это ты! – выпалила я раньше, чем подумала.

Мне всего лишь хотелось, остановить мужа, не допустить драки, вот я и ляпнула эту глупость. Ну что мне стоило сказать, что меня ударил «этот», тогда ведь тоже драки бы не было. Или можно было сказать, что это хулиганы, потом бы сказала ему правду. Просто нужно было бы дольше говорить, а я боялась не успеть. Вот и ляпнула эту чушь, при этом сама умудрилась повернуться к Ромке и махнуть ему рукой, мол уезжай побыстрее от греха подальше.

Как ни странно, Малиновский спорить не стал, сразу же дал задний ход и уехал из гаража, а когда я повернулась к Андрею, чтобы все ему объяснить, то поняла, что я совершила самую большую глупость и гадость из всего, что я уже ему сделала, что говорить больше не с кем.

Он стоял, обхватив голову руками, крепко зажмурив глаза, раскачивался из стороны в сторону и почти беззвучно что-то бормотал. Я подошла еще ближе и услышала: – Как? Господи! Как я мог?

– Андрей, – я взяла его за руку, но он шарахнулся от меня, как от чумы. – Андрюша, послушай меня. Это не ты меня ударил…

– Не надо! Не надо меня успокаивать. Боже мой, какой же я мерзавец.

– Андрей, я просто не хотела, чтобы сейчас драка была, – я снова попыталась прикоснуться к нему, он дернулся, вырвал руку и побежал к машине. – Пойдем домой, я все тебе расскажу, – крикнула я ему вслед, но он меня даже не слышал.

Не понимаю, как ему удалось так быстро тронуть машину с места, но пока я подбежала, ни Андрея, ни его авто в гараже уже не было.

Бежать за Андреем было бессмысленно, на звонки он вначале не отвечал, а потом и вовсе выключил свой мобильный, Зорькина по телефону мне тоже разыскать не удавалось, и я решила подняться наверх.

В квартире было, можно даже сказать, чисто, разве что гора пустых бутылок на полу; какие-то использованные шприцы с надбитыми ампулами в вазочке; лужи в душе и прихожей; да вся кухня, залитая сбежавшим кофе. На кресле в кабинете в позе эмбриона похрапывал полуголый Колька, крепко прижимая к себе полупустую бутылку с виски.

– Колька, просыпайся, Андрей уехал. Мне нужно с тобой поговорить.

– Пушкарева, отвали, – Николай оттолкнул меня и стал поворачиваться на другой бок, видно забыв, что он спит в кресле, поэтому следующую фразу он произнес уже сидя на полу. – Как же вы меня все заколебали.

– Колька, ну, пожалуйста.

– Чего тебе надо? – и Зорькин, наконец, посмотрел на меня. – Катя, что с тобой? – сразу протрезвел он. – Это дядя Валера? Да?

– Да. – я поняла, чем быстрее я расскажу о моих ночных приключениях, тем скорее смогу узнать о том, что происходило здесь. – … Он вскочил в машину и уехал. Вот и все новости. – закончила я свой рассказ.

– Редкая идиотка. Просто клиническая, как сказала бы мама. Катя, как тебе в голову пришло такое ляпнуть Андрею? Он же сейчас от ужаса и стыда может все, что угодно натворить, даже с моста в реку машину направить. Звони ему, Катька! Звони не переставая!

– У него отключен мобильный, – я уже ревела вовсю.

– Номер его машины помнишь?

– Да! – я назвала номер, и Колька сразу стал куда-то звонить.

– Мама… Да не ори ты… Нет! Все трезвые, все здоровые… Пока! Но помощь твоя очень нужна. Звони своему полковнику, пусть объявляют план «перехват»… Что?.. Куда?.. Ты совершенствуешься, мамуля, раньше был трехэтажный, но последний пассаж на все пять потянет. Ты вообще-то с сыном разговариваешь, с интеллегентн… Ку-у-у-уда?.. Все понял, молчу! Мама, ну, правда, очень нужно. – Николай продиктовал марку и номер машины и вкратце рассказал, что у нас произошло. – Нет, это я ей передавать не буду, она и так все в синяках, слезах и соплях. Что? Хорошо! – и мне. – Кать, мама хочет с тобой поговорить.

– Да, Ирина Петровна.

– Катя, что у тебя за синяки?

– Мне ваш сосед сломал носовую перегородку и сделал трещину в решетчатой кости.

– Валерка?

– Да!

– Ну, все, этот пиздюк доигрался. Катя, запомни, у тебя сегодня будет выкидыш. Все равно нужно как-то выкручиваться. Мы ему и потерю вашего ребенка в реестр внесем. Побои сняла?

– Сняла. Только, пожалуйста, тетя Ира, давайте обо всем потом. Сейчас самое главное разыскать Андрея.

– Ну, правильно. Ты мужа посылаешь в нокаут на хуй, а тетя Ира его разыскивай?

– Тетя Ира, не теряйте время. Я повинюсь, десять тысяч раз повинюсь, но потом, когда Андрей будет в безопасности.

– Заебали вы меня все, ты даже не представляешь, как заебали! Одна радость – Юрочка. – и она бросила трубку.

– Колька, а что у вас здесь произошло? Что за шприцы в вазочке? Вы что, ширялись?

– Дура! Ты меня вчера своим звонком… В общем, я уже подъезжал к детской клинике, мама организовала Юрочке консультацию у лучшего педиатра Москвы и детского кардиолога. Знаешь, мы с Викой решили полностью обследовать мальчика, чтобы убедиться, что все у него в порядке, а если нет, то немедленно начать лечить. И мама должна была подъехать туда. И познакомиться с Викторией…

– С трезвой Викой, с пьяной она уже знакома.

– Заткнись, а? По-хорошему! Это не шутки… Так вот, мама должна была познакомиться с Викторией и с Юриком. А тут ты, со своим звонком. Пришлось звонить вначале Вике, потом маме, извиняться, просить маму все провернуть самой и не обижать Викторию.

– У вас что, все так серьезно?

– У меня – да! А за Викусю я отвечать не могу, надеюсь, что она примет мое предложение.

– Ты что, предложил ей замуж?

– Нет. Пока всего лишь помощь. Во всем, что ей будет нужно. И ей, и Юрику.

– Это она примет, обязательно примет. Клочкова очень любит, когда ей помогают. Особенно бескорыстно.

– Заткнись, а? И засунь свой сарказм в задницу. Можно подумать, что ты мне за помощь платишь. Вот вчера, например, ты умудрилась меня оскорбить, обидеть; спутать все мои планы, может даже серьезно; потом попросить моей же помощи, получить ее и все это, заметь, тоже не за деньги. Так что нехер Викторию трогать. Поняла?

– Поняла. Извини.

– И ты извини, что я сейчас сорвался. Просто я еще от вчерашних твоих слов не отошел. Короче, приезжаю сюда, Палыч в дровах и как-то хрипит…

– Храпит?

– Нет, хрипит. Я маме позвонил. Она как раз ехала с Викой и мальчиком в кафе. Ей пришлось извиниться, брать такси и дуть сюда. Вот откуда шприцы – она твоего благоверного в порядок приводила. Да видно не до конца привела, потому что он так и не проснулся, ни когда мама над ним колдовала, ни когда она уже ушла, поговорив серьезно со мной.

– И о чем? О том, что мы вас зае…? – нет, выговорить я так и не смогла.

– И об этом тоже. Но, главное, что маме очень понравился Юрка. Да и Вика ей тоже понравилась. Она сказала, что мне именно такая жена-стерва и нужна, тогда я далеко смогу пойти.

– Понятно. И что было дальше?

– А что было дальше? А дальше я взял бутылку из бара, и решил, что я тоже заслужил глоточек. Это все.

– А утром он проснулся, меня не было, и… и… – я снова заревела.

– Ну, прозевал я твоего Жданова. Прозевал! Можешь рубить мою голову. Только учти, что это не меня он утром в гараже в этом блядском платье рядом с Малиной застукал, и не я ему сказал, что он тебя ударил. И вообще…

Раздался звонок на стационарный телефон и я бросилась к нему первой.

– Алло!

– Катенька, у нас…

– Бабушка? – дико закричала я.

– Бабушка почти в порядке. Ты что? К нам Андрей приехал. Он в ужасном состоянии, плачет, говорит, что ударил тебя, просит прощения и собирается ехать в милицию. Доченька, что случилось?

– Мамочка! Это я дура! Никуда его не отпускай, пожалуйста, я сейчас приеду.

– Он правда ударил тебя?

– Да нет же! Это я ему так сказала, чтобы избежать драки с Романом.

– Доченька, ты помнишь, что я тебе говорила? Не играй с огнем! Вот и доигралась. Ладно, милая, я попытаюсь поговорить с Андрюшей. Попытаюсь его задержать. А ты не теряй времени, приезжай побыстрее.

– Спасибо.

– Ну, что там, Катюха? – Колька по-настоящему был взволнован.

– Отменяй операцию «перехват». Андрей у мамы. Коль, сегодня ты за президента на работе, Ромка твой зам. Начинайте готовиться к новой коллекции.

– А вы с Андреем?

– А куда я такая? Да и выкидыш у меня сегодня случится. Андрею сегодня тоже не до работы. Все. Я поехала к маме. Коленька, позавтракай и чеши на работу. Пожалуйста. И это… прости меня за все и спасибо тебе. Ты мой единственный друг.

– Подожди, я такси вызову, – крикнул Зорькин, но я бежала вниз по лестнице.

POV Лариса Егорова.

– Зачем она так со мной? За что? – без конца спрашивал зять. Но спрашивал не у кого-то конкретного, спрашивал, как бы, у себя. И все утирал незаметно слезы.

Спать хотелось зверски, но увы, пока мне было не суждено хотя бы подремать. По крайней мере пока мы не дождемся Катюшу.

– Андрюша, ты бы в душ сходил. А я пока кофе сварю, да завтрак приготовлю.

– Мне все равно переодеть нечего, так что не надо.

– А вот и надо. Иди в душ, там висит халат. Надень его после душа, а я придумаю во что тебя переодеть, можешь не сомневаться.

– Лариса Сергеевна. Я, наверное, все-таки лучше пойду. Катю я, как выяснилось, не трогал. А с остальным я сам разберусь.

– Андрюшенька, ты нам всем очень нужен. Не уезжай. Бог с ней с работой, Бог с ней с учебой, ни я, ни Дюшка, конечно же никуда сегодня не пойдем. Но вдруг маме станет хуже, да и Катенька неизвестно еще в каком состоянии, вдруг и ей помощь нужна будет. А у нас мужчин нет. Вся надежда только на тебя, Андрюша.

– Да, Катя…! Лариса Сергеевна, а почему вы вчера врача ей не вызвали?

– Мы вчера маму, а Катенька с Дюшей бабушку чуть не потеряли, Андрюша… – я все заговаривала и заговаривала ему зубы, стараясь его задержать.

========== Точка невозврата ==========

POV Андрей Жданов.

Лариса заговаривала мне зубы, стараясь удержать меня до прихода Катерины. И мне это было совершенно очевидно. Как очевидно и то, что наш с Катей брак подошел к концу.

Любил ли я Катеньку? Несомненно! Так любил, что дышать без нее было почти невозножно. Мог ли я дальше с ней быть? Нет!

В тот момент, когда она мне сказала, что это я ее ударил, мы прошли точку невозврата. Дальше путь в никуда, путь не нужный ни ей, ни мне. Путь разрушения. А этого мне не хотелось. Уж лучше расстаться сейчас, пока еще и у нее, и у меня есть теплые, светлые воспоминания. Пока мы не стали друг другу врагами. Вот вылечу ее, расквитаюсь с Денисом и Валерием Сергеевичем, подарю ей еще акции и квартиру, чтобы было ей где и на что жить, и все – подам на развод. Хватит! Если девочка не понимает, что убивает меня, значит, девочке я не нужен.

– О чем задумался, Андрюша? – теща пристально посмотрела мне в глаза.

– Простите, Лариса, я не хочу об этом говорить.

– Тебе кажется, что я тебя не понимаю? Очень хорошо понимаю. Только… Андрей, ты думаешь это Катя тебя обвинила? Нет! Поверь мне, что нет!

– Вы еще скажите, что это не Катя под утро приехала домой в сопровождении моего бывшего друга в вечернем платье с вот таким разрезом и декольте.

– Иногда, Андрей, все совершенно не так, как кажется. Ты послушай. Вот здесь, поздно вечером, на этом самом месте она рассказывала мне, весь вчерашний свой день. Ты представляешь, чего ей стоило провести презентацию плана развития? Она же впервые публично выступала. А потом ссора с тобой, потом ты – пьяный, ссора с Зорькиным. Андрюша, ты только представь в каком она была состоянии, если сказала Коле, что он на твоей стороне, потому что дружить с тобой ему выгоднее, чем с ней?

– Так и сказала?

– Да!

– И что Колька?

– Послал ее туда же, куда и ты.

– А я что, ее посылал?

– Посылал, Андрюша, на те же три буквы, что и Коля. Но она на это не в обиде, сама потом поняла, что не надо было приставать к пьяному. А потом она поехала в тот дом. Одна! Ты понимаешь, как это было ужасно? «Он», когда понял, что Катенька все знает и не станет молчать, «он» хотел связать ее и вызвать скорую помощь, чтобы отправить в психушку. Представляешь? «Он» ее даже за руки уже схватил. Ты видел какие у нее следы на запястьях?

– Нет. Я ничего не успел увидеть. Как услышал, что я бью жену, так и ослеп.

– Андрюша, я понимаю, как тебе больно. Правда понимаю.Ты дальше послушай… Катенька «его» обыграла. Сказала, что ты ее ждешь внизу…

– А ждал ее Малиновский! – у меня даже синие круги перед глазами пошли от обиды и боли. – Жена, называется! В такой важный для нее момент рядом с ней был он, а не я! Катя с Ромкой поехала в тот дом! Вы это понимаете?

– Понимаю, Андрюша. Как понимаю и то, что будь ты трезв, она вообще не поехала бы туда. Она и смогла-то переступить через себя и поставить большую и жирную точку на прошлом только потому, что все в этот день было у нее на нерве! Все! И слава Богу, что ты был пьян, и слава Богу, что она разозлилась, и слава Богу, что поехала выплескивать свою злость по единственно правильному адресу. Если ты сейчас сможешь отойти чуть-чуть в сторону от своей обиды, то поймешь, что это счастье, что все произошло именно так, а не иначе.