Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

– А может, я и есть то самое исключение? – с надеждой спросила я.

– Может, но скорее всего… Потерпи пару недель и все станет ясно. И не реви! На всякий случай мы из рациона убираем и слезы, и нервы. Договорились?

– Тетя Ира, но вы же сами сказали, что чувствуете.

– Чувства к делу не подошьешь, девочка. Все, милая, я ушла. Вечером позвоню, расскажу о результатах анализов.

– До свидания. Спасибо, теть Ир.

Я осталась одна. Немного поплакала, даже не понимая, чего реву, а потом решила, ну, ее – эту науку. Беременная… не беременная… время покажет, а вот есть хочется уже сейчас.

– Мама, Андрюша, где вы?

– Катька, не ори, бабушка спит! – из кухни высунулась лохматая голова брата. – Иди лучше жрать.

– А где Андрей?

– Не знаю, но думаю, что пошел «этому» табло чистить.

– С ума сошел? Его же посадят!

– Не посадят. Ты что будешь есть?

– Не суетись, я сама возьму. А мама где?

– На операции «перехват».

– Где?

– Ну, поехала со Славиком Жданова перехватывать, чтобы не посадили.

– А! Понятно. – я перекусила немного, заглянула к бабушке и отправилась досыпать.

В следующий раз я открыла глаза, когда за окном уже было темно и то только потому, что кто-то нежно гладил меня по голове.

– Андрюша, – сонно пробормотала я.

– Нет, солнышко, это я. Вставай, детка. Нам нужно принять одно важное решение.

– А Андрюша пришел?

– Пока нет, Катенька.

– Как нет? Он же обещал! Мама, он что бросил меня?

– Ну, почему сразу бросил? Что ты вещь, что ли, чтобы тебя бросать? Он очень любит тебя, девочка моя. Я же видела, как он за тебя полез в драку. Вижу, как он говорит о тебе, как за тебя переживает. Он тебя любит, это точно.

– А почему же он тогда не вернулся?

– Ему нужно время, чтобы подумать. Катенька, ты же лучше меня знаешь, какие у вас непростые отношения. Устал он, доченька. Просто устал. Вот увидишь, он не сможет без тебя и пару дней. Вернется.

– А я не устала?

– И ты устала. Вот и отдыхай… И от Андрея, и от всего. Ешь, спи, гуляй. А сейчас вставай, тетя Ира на кухне нас ждет.

– Готов результат анализа? – обрадовалась я.

– И это тоже.

В ту же секунду я вскочила, оделась и выбежала на кухню.

– Тетя Ира, я беременна?

– Катюша, у тебя очень странные анализы. ХГЧ – сто единиц, понимаешь?

– Нет!

– Это результат на третью-четвертую неделю беременности.

– Этого быть не может.

– Значит, завтра с утра ко мне в клинику. Будем обследовать тебя, девонька. И пожалуйста, скажи уже всем, что никакой беременности не было. А то, если ты и правда в положении, будешь, как слониха два года носить.

– А что со справкой делать?

– Выбрось. Она же не учтена нигде. Все, закрыли эту тему. Девочки…

– А я? – встрял брат.

– Блиииин! Скажи спасибо возрасту, а то бы я ответила. Девочки-мальчики! Елену Александровну я от вас забираю.

– Куда? Зачем? Почему? – спросили мы разом.

– В клинику, к себе.

– А бабушка тоже беременная? – нервно хохотнул Андрей.

– Нет, бабушке срочно нужно пройти полное обследование. И лечение у психолога, а возможно и у психиатра.

– Теть Ир, у вас же гинекологическая клиника, – удивилась я.

– Да! Но это не значит, что у нас нет эндокринологов, невропатологов, кардиологов и психиатров. Я ее положу к нам с диагнозом… Не ваше дело с каким. Но мы ее всесторонне обследуем и назначим ей психолога и психиатра.

– Мам, – голос у Андрея был испуганным, – а что, наша бабушка сумасшедшая?

– Нет, парень, бабушка твоя не сумасшедшая. У нее синдром жертвы, или стокгольмский синдром, понял?

– Нет!

– Да и не надо. Но если ее не лечить, она у вас здесь так никогда и не поднимется, угаснет потихоньку. Так и будет страдать от своего «предательства» и от вымышленных переживаний того, кого она «предала».

– Ириш, все так серьезно? – спросила мама. – А почему она мне ни разу этого не сказала?

– Лара, да у нее и перед тобой чувство вины, и перед Катей, и перед Валер…

– Не произноси этого имени!

– Извини. И перед ним тоже чувство вины. Только от него у Елены Санны еще и психологическая зависимость есть. Плохо ей, Ларочка. Очень плохо. Жить не хочется. А то, что она теперь тебя «объедает», мучает ее так, что организм пищу не принимает. Так что я ее забираю, и прямо сегодня.

Ирина Петровна увезла бабушку, и я переселилась в гостевую комнату. Очень не хотелось этого делать. Я все ждала, что Андрей придет, а он все не шел и не шел. Зазвонил мой мобильный, на экране высветилось: Андрей.

– Да.

– Привет.

– Привет.

– Я соскучился. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Как твой нос?

– Нормально, даже отек немного прошел.

– Я очень рад, Катенька.

– А ты как? – я совсем уже собралась сказать ему, что я, возможно, беременна, но слова застряли в глотке. Вместо этого я выпалила: – Счастлив, что избавился от меня?

– Спокойной ночи, Катюша, – в трубке раздались короткие гудки.

Вот что я за идиотка? А может он звонил, чтобы сказать, что хочет прийти? А может ждал, что я ему тоже скажу, что соскучилась? Дура! Какая же я дура!

Комментарий к Все под вопросом.

Я отвечу на все комментарии, но позже. Простите.

========== Вот и кончилось с припевом… ==========

POV Андрей Жданов.

До вечера я еще сумел дотерпеть, подбадривая себя всякими «держись», «ты же мужик» и «хватит», заставляя себя вспоминать все гадости, которые пришли в мою жизнь вместе с Катей. Только у меня это плохо получалось. Ну, удавалось мне вспомнить ее смех, после того, как она меня ударила. И что? Тут же непрошено в голове начинала крутиться песня «Моя маленькая» и вспоминались, вытесняя из сердца обиды, ее огромные печальные глаза, залитые слезами, с надеждой глядящие на меня. И так все время. Как только я усилием воли вызывал в памяти какой-нибудь неприятный момент, связанный с Катюшей, ее глаза или губы, или слова «я люблю тебя» плевали на всю мою волю и без спроса затмевали негатив. Последней каплей, сломившей меня, стала, возникшая перед глазами картина: ее обнаженное тело, залитое солнцем. И я не выдержал, я позвонил, тем более, что я волновался за ее здоровье.

– Да, – ответила Катенька сразу, вроде бы даже обрадованно.

– Привет.

– Привет.

– Я соскучился. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Как твой нос?

– Нормально, даже отек немного прошел.

– Я очень рад, Катенька.

– А ты как? – пауза. – Счастлив, что избавился от меня? – Господи, откуда же в ней столько яда?

– Спокойной ночи, Катюша, – я положил трубку.

А вот теперь – все! Хватит грезить о каком-то нежном и трогательном цыпленке, нет его, я его себе придумал. Есть озлобленная жизнью маленькая стерва, разрушающая все на своем пути. И мою жизнь она тоже вознамерилась разрушить. Только я ей этого не позволю! Пусть не надеется!

Я пошел в кабинет, решив немного выпить и поработать. Путь в каких-то двадцать метров растянулся на часы, и меня это взбесило. Почему я в собственной квартире не могу передвигаться без того, чтобы не наткнуться на Катенькин пеньюар и зависнуть с ним в руках, вдыхая ее запах, минут на десять, или вдруг, увидев в прихожей ее тапочки, опуститься перед ними на корточки и вспоминать их на ее ногах? Почему?

Озарение пришло после первого же глотка виски. Главное, что чемоданов для его осуществления у меня оказалось достаточно. Слава Богу, что большинство Катиных вещей были новыми, с ними ничего не было связано и я не зависал в воспоминаниях, складывая их в чемоданы. К утру я убрал в квартире, расставил все вещи на привычные им места, даже все постельное белье, на котором хоть однажды лежала Катюша, выбросил, даже все продукты, купленные женой, отправились в мусоропровод вслед за постельным, а приготовленная ею еду – в унитаз.

Оставалось совсем немного: заехать к адвокату, составить заявление о разводе, подписать его, отправить Катюше вместе с ее вещами, затем зайти агентство по недвижимости, посмотреть возможные варианты квартир, и я верну себе свою жизнь. Мне казалось, что только так я смогу вытравить из своей жизни Катю, оставив там только безликую «она», на которую пал случайный жребий.

Ах, если бы еще можно было так же просто прочистить ершиком память и сердце! Но ничего, с этим я как-нибудь справлюсь… постепенно. Плохо, конечно, что мы будем работать вместе, но ничего не поделаешь, она успеет купить акции до развода, хотя бы назло мне, успеет. Ну и ладно. Работа – это еще не вся жизнь. Работа – это всего лишь десять-двенадцать часов в сутки, а все остальное время – мое! Да и на работе столько дел, что вряд ли я смогу на ней так уж часто «зависать» в воспоминаниях. На работе всегда найдется что-то или… кто-то, что сумеет меня отвлечь. Главное, найти ей кабинет подальше от моего.

Сказано – сделано. Чемоданы я погрузил в машину, заехал к Матвею (это мой старинный приятель, адвокат), составил заявление на развод, вызвал службу доставки и там же, у адвокатской конторы отправил все ее вещи вместе с заявлением на адрес Ларисы, на Катино имя.

Сказать, что я испытал облегчение я не могу, это было бы неправдой, но даже дорога в тысячу ли начинается с первого шага, так что я надеялся, что облегчение придет… когда-нибудь, что в этом «когда-нибудь» я смогу, не обманывая себя, сказать: – Все! Кати больше нет, есть абстрактный, выбранный волею жребия субъект, некая расплывчатая «она».

На работе первым делом я вызвал к себе Урядова.

– Георгий Юрьевич, нужно подыскать кабинет для Екатерины Валерьевны.

– Кабинет?

– А я не по русски сказал? Хорошо, подыщите офис. С приемной и секретаршей.

– А как же… Простите, Андрей Павлович, но ведь вы говорили, что будете занимать один кабинет на двоих.

– Говорил, и что? Наши аппетиты растут. И потом, я не просил комментировать, я попросил найти кабинет.

– Сделаю. А если поместить Екатерину Валерьевну в освободившийся кабинет Киры Юрьевны?

– Нет, кабинет Киры займет Амура. Кстати, подготовьте приказ о назначении Амуры Буйо временно исполняющей обязанности начальника отдела продаж. А для Катерины подыщите что-то получше.

– Будет сделано. Только мне надо время до завтра, чтобы привести его в порядок.

– Хоть до послезавтра. Катерины Валерьевны в ближайшие дни не будет на работе.

– А что случилось?

– Немного приболела. И прекратите совать свой нос не в свое дело, – все-таки взорвался я.

– Я могу быть свободен?

– Да, и позовите Клочкову, если вам не трудно.

– Слушаю, Андрей Павлович, – Вика, как образцовая секретарша беззвучно появилась перед моим столом с блокнотом и ручкой, готовая в любой момент записывать распоряжение. Но я ее вызвал совсем не для этого.

– Присаживайся, Вика, присаживайся.

– Спасибо.

– Как Юрик?

Лицо Клочковой оживилось. Она заулыбалась и начала рассказывать. Что она в точности говорила, я не запомнил. А что говорят счастливые мамочки? Говорят, какой умный и красивый у них ребенок, как замечательно он развивается, какие у него открылись способности к… математике, которой с ним занимается Николай Антонович. Имя Кольки не раз и не два всплывало в рассказе о Юре, и я порадовался за Зорькина. Бог его знает, может у него что-то и получится построить с Викусей.

– Теперь ждем результатов обследования, – закончила Вика свой рассказ.

– Я очень рад и за Юрика, и за тебя, Викуся. Ты просто расцветаешь, когда говоришь о мальчике. А Кристина навещает вас?

– Да, Крис очень живо принимает участие в судьбе Юры. Вот пригласила нас на Новый Год к себе в Данию.

– Поедете?

– Не знаю, – Вика замялась. – Если Николай Антонович сможет.

– Сможет-сможет! А не сможет, так мы ему командировку в Копенгаген организуем, – улыбнулся я. – И вообще, если нужна будет какая-то помощь мальчику, не стесняйся обращаться. Договорились?

– Спасибо, Андрей Павлович.

– Ну, что, приступаем к работе? Собери-ка мне к одиннадцати начальников всех отделов в конференц-зале.

Начинался обычный рабочий день…

POV Катя Пушкарева.

Из тети Ириной клиники мы с мамой приехали только около двух часов дня. У меня нашли какой-то гормональный сбой, нарушение функции щитовидной железы и невроз. Как сказал психиатр – у меня функциональный (обратимый) характер расстройств. Отсюда и ХГЧ фракции бета – сто единиц, и эмоциональное неблагополучие, и неадекватная самооценка, и нестабильность настроения, его частая и резкая изменчивость, и раздражительность, и обидчивость, и ранимость, и плаксивость, и так далее и тому подобное.

Из-за предполагаемой беременности (предполагаемой тетей Ирой и мною, больше никем) меня решили не лечить медикаментозно. Из успокоительных выписав мне валериану с пассифлорой, да обязав испытывать исключительно положительные эмоции, хорошо и разнообразно питаться, побольше отдыхать и прочую лабуду из серии утопических.

– Катюха, ты из-за щитовидки не переживай, если ты беременна, то все в норме, эта функция восстанавливается вместе с родами. Две-три недели любое лечение терпит, а там уже картина станет совсем ясна. Я ночью посмотрела в одной умной книжке – такое начало беременности наблюдается у одной стотысячной женщины. Поверь мне, что это не такой уж редкий процент. Так что не нервничаем и ждем, – сказала мне на прощание тетя Ира.

По дороге назад мама аккуратно спросила у меня не звонил ли Андрей.

– Звонил. И даже сказал, что соскучился.

– И?

– Что «и»? Дура у тебя дочка, вот и все «и». Я все умудрилась испортить спросив счастлив ли он, избавившись от меня. Да еще таким язвительным тоном, что другой вообще трубку бы швырнул, а Андрею еще хватило сил пожелать мне спокойной ночи, и только затем бросить трубку.

– Катенька, хочешь я с ним поговорю, объясню ему, что у тебя невроз и гормональный сбой, а может, еще и беременность.

– Ага! Давай, мама, надавим на жалость как следует. Давай расскажем Андрею о моем трудном детстве, недостатке витаминов, голоде, холоде и рабском труде!

– Шутишь? Это хорошо! Значит все наладится, обещаю тебе.

Мама меня обманула. Ничего не наладилось, все стало непоправимо. Это я поняла сразу, как вошла в свою комнату и увидела возле кровати четыре здоровенных чемодана, а на них незапечатанный конверт, на котором рукой Андрея было написано: «Для Екатерины Пушкаревой». В конверте всего два листка белой бумаги. Один с написанным на нем заявлением о разводе и второй с просьбой подписать заявление и передать его в адвокатскую контору.

Теперь мне стал понятен и испуганный вид брата, провожавшего меня в комнату взглядом, и то, что он придержал маму, начав шептать ей что-то на ухо.

Как ни странно, никакой боли по началу и не было, только очень захотелось принять душ, и лечь спать. Боль пришла позже… Когда я уже забралась под одеяло, крепко сжимая в руках мобильный и молясь про себя, чтобы Андрей позвонил. Но он не звонил, и тогда я сама решила позвонить ему, и рассказать, что мне плохо, что у меня гормональный сбой, и нарушение какой-то функции какой-то железы, и невроз, и возможно, я беременна. И давить на жалость, и умолять вернуться, и… и… и…

Андрей вначале сбрасывал мои звонки, а потом и вовсе выключил свой мобильный.

– Катенька, тебе нужно поесть, девочка, – стучала в двери мама.

– А лучше бы сдохнуть, – ответила я про себя и закрыла глаза, притворившись спящей.

– Поговори со мной, Катюша. Я же вижу, что ты не спишь, вон реснички дрожат. Поговори, маленькая.

– Мама, – попросила я, – спой мне про мою маленькую, – и заревела так, как не ревела еще никогда в жизни…

========== Беременна… ==========

POV Лариса Егорова.

– Мама, – попросила Катюша, – спой мне про мою маленькую, – и заплакала так горько, что у меня впервые за то время, как я узнала мою доченьку и смогла ее обнять, появилось чувство «со»…

Сопричастности? Соучастия? Не знаю я, как это объяснить. Вот словно я ее и растила, болела вместе с ней ее ветрянками и корями, слышала, как она говорит свое первое слово и видела, как делает первый шаг, и как лезет у нее первый зубик, я тоже видела. Энергетическая связь, разорванная в момент рождения Катеньки, когда «этот» забрал ее у меня, в одно мгновение была восстановлена. Впервые я не просто знала, что Катенька моя кровь и плоть, я чувствовала это каждой своей клеточкой.

– Ландыш, ландыш белоснежный, розан аленький! Каждый говорил ей нежно: «Моя маленькая!», – тихонько запела я, обняв мою девочку.

Так мы с ней и пролежали почти три недели: Катенька, отвернувшись к стене и сжимая в руках мобильный, и я, обнимая ее, шепча ей слова утешения, рассказывая ей все новости. Катюша вставала только в душ, да в туалет, и приходилось ловить эти моменты, чтобы заставить ее съесть хоть что-нибудь. Она почти не разговаривала, оживая только если я заводила разговор об Андрее.

Андрей звонил ежедневно, иногда по три-четыре раза в день, но не на Катенькин мобильный, а на мой. Все спрашивал как Катюша себя чувствует, да не надо ли чего-нибудь. Уверена, что если бы я ему только намекнула в каком сейчас состоянии дочка, он примчался бы тут же, но я вынуждена была говорить, что у Кати все хорошо, а на работу она не ходит только из-за сломанного носа. Я обязана была врать зятю, потому что опрометчиво дала девочке слово не рассказывать, что происходит на самом деле. Даже о том, что ей делали операцию на перегородке носа, Катюша запретила мне рассказывать Андрею.

Ожила моя девочка двадцать третьего сентября, когда Ириша влетела в квартиру как ураган, и, уперев руки в бока, хитро поглядывая на нас, сказала:

– Ну, что, засранцы, поздравляю!

– Я беременна?

– Да, Катенька, да! Андрей, дуй отсюда! Мне нужно осмотреть мамочку.

– Тетя Ира, а кто у Катьки? Пусть мальчик будет, а?

– Слушаю и повинуюсь, ты ж понимаешь, что нам пол ребенку поменять, это пара пустяков. Катюха, ты как, не против смены пола ребенку?

– Против! – я впервые за все это время увидела, как открыто, широко и радостно улыбается дочка. – Дюша, данный экземпляр уникален, возврату и обмену не подлежит. Я точно знаю, что у меня дочка, и меня это очень даже устраивает.

– Слышал? А теперь вали отсюда.

– Ну, и пожалуйста, ну, и уйду! Зато я первый Андрею сообщу, что у него ребенок будет.

– Не смей! – крикнула Катя.

– Сама хочешь рассказать, да?

– Да! После развода.

– Кать, ты с ума сошла? Жданов отец, он имеет право знать.

– Он узнает… После развода. Я всем вам запрещаю рассказывать Андрею о ребенке. Я ему не нужна. Он хочет развод, будет ему развод… А чтобы он остался со мной из-за ребенка, я не хочу.

– Катенька, детка, ты ошибаешься. Если бы ты не была нужна Андрею, если бы он не любил тебя, он не звонил бы по нескольку раз в день, не спрашивал бы, как ты себя чувствуешь, не переживал бы за тебя, – сказала я.

– Мама, если хоть кто-то проговорится Андрею, я… я… я не знаю что я сделаю, я просто исчезну. Понятно? – у нее опять начиналась истерика.

– Хорошо, Катя, это твоя жизнь и твой ребенок. Тебе и решать вашу судьбу, – поспешно согласилась я, только бы не видеть ее в истерике.

– Нет! Дай мне слово, что ничего Андрею не скажешь.

– Даю слово.

– А вы? Тетя Ира, пообещайте мне, что вы не скажете никому, даже Кольке, иначе он расскажет Андрею.

– Катя, я такого права не имею. Если Андрей придет и спросит, я обязана буду ему все рассказать.

– С чего это он придет и спросит? Не придет и не спросит. Пообещайте, что сама ему звонить и сообщать ничего не будете! Дайте мне слово!

– А нахер не хочешь пойти? Я к тебе хранителем тайн не нанималась. И никаких слов давать тебе не собираюсь.

– Тетечка Ирочка, миленькая, ну, пожалуйста.

– Катюха, не о том ты говоришь с гинекологом. Эгоистка чертова. Кто тебе право дал решать за ребенка нужен ли ему отец?

– Это мой ребенок!

– О как?! Ты сама его себе пальцем сделала?

– Андрюшка, иди отсюда, – поймала я момент выгнать сына, пока Катя не успела и с него взять честное слово, – не надо тебе слушать бабские разговоры.

Мой умный мальчик, он понял меня без слов, пулей выскочил за дверь, сделав вид, что смущен словами Ириши.

– Ирина, ты осмотри Катю, а потом все остальное, потом поговорим, – попыталась я отвлечь дочь. Но не тут-то было.

– Не надо меня осматривать! Гинекологов много, пойду к тому, которого Андрей не знает.

– Кать, ну, ты умная? Лишиться хорошего гинеколога, а зачем? Я что, не будучи твоим врачом не смогу рассказать Андрею, что он станет папой?

– Если вы ему расскажете, я… Я аборт сделаю!

– Совсем ебнулась? – у Ирки даже лицо перекосилось. – Я тебе такой аборт сделаю, что костей, блядь, не соберешь, истеричка. Заткнись, и лежи тихо! – Катюша притихла, видно сама перепугавшись своих слов. – Вот так! Вдох!.. Умница… Расслабься. Ай, золотко, ай молодчинка. Вот так не больно?

– Нет!

– Хорошо, Катенька, хорошо… А так?

– Нет, тетя Ира, не больно.

– Замечательно. Так… Еще раз вдох. Все, Катенька. – Ира сняла перчатки. – Ну, что я могу сказать, мамочка? Четыре-пять недель. Точнее скажу на УЗИ. Не знаю, как это у меня получается, но пол ребенка я чувствую сразу.

– Девочка?

– Девочка! И чтоб я больше от тебя таких ужасов не слышала. А она тем более. Завтра в восемь жду вас у себя в клинике. Лара, оставь нас, мне с мамашкой поговорить нужно.

Не знаю о чем они говорили, ни одна, ни другая мне так и не сознались, только от Кати Ира вышла совершенно не удовлетворенная разговором.

– Ну, что, бабка, наливай! И вот что, чтоб сегодня же Андрею все рассказали. Не выносит Катька без него ребенка. Не выносит. Она на нервах, и матка в тонусе.

– Я же слово ей дала.

– Зато Дюшка ничего ей не обещал, – подмигнула Ириша, выпила немного виски и скрылась за дверью.

POV Андрей Жданов.

Дома я старался бывать как можно меньше. На работе все-таки можно было отвлечься: совещания, переговоры, ругань с Милко и женсоветом, поставщики, покупатели, люди вокруг… И поесть-то некогда, не говоря уж о том, чтобы найти пять минут на тоску и боль. А если уж совсем невмоготу становилось, звонил Ларисе и спрашивал о Кате, обязательно предварительно позвонив Максиму и выяснив, что заявление о разводе Катюша так и не подписала.

А вот дома… Дома тоска накрывала меня с головой. Несмотря на то, что я так тщательно вычистил квартиру от любого напоминания, Катя являлась мне из каждой щели. Вот здесь мы впервые были вместе, а здесь она приняла обличье сорванца, а здесь… а здесь… а здесь… И я стал приезжать домой после баров, как можно позже и в как можно более невменяемом виде. Чтобы зайти в квартиру и упасть спать, где стоишь.

В тот вечер, двадцать третьего сентября, я возвращался домой почти в полночь особо нарядным. Только вышел из машины, как услышал чей-то тихий писк. Жалобный и скулящий. Если быть честным, мне потребовалось немало времени, чтобы сконцентрироваться и найти скулящего. Под красной машиной соседки с третьего этажа сидел толстенький, совсем крошечный, видно недавно рожденный, щенок и жалобно плакал.

– И ты, малыш, никому не нужен, – пьяно заплакал я вместе со щенком. – Иди ко мне, милый. Будем никому не нужными вместе.

Я достал его из-под машины, оказалось, что это не он, а она – маленькая, мокрая, дрожащая собакенция, мгновенно успокоившаяся и затихшая у меня за пазухой.

– Маленькая моя, – почему-то успокоился и я, вдруг решив, что теперь-то точно все хорошо будет. – Поехали домой, я тебя покормлю, и спать будем.

Я все еще раздумывал, как бы мне ее назвать, когда пытался отомкнуть двери квартиры, не видя ничего и никого вокруг.

– Давай помогу, – услышал я чей-то голос и повернул на него голову.

– О! Андрюха! А ты откуда? – сказать, что я обрадовался Катиному брату, это ничего не сказать. – Уда! Я назову тебя Уда. Ты приносишь удачу, маленькая, – вскричал я.

– Жданов, у тебя крыша едет? – поинтересовался Андрей.

– Нет! Смотри! Я нашел ее в гараже. Я знал, что теперь все будет хорошо. Давай назовем ее Уда?

– Ой, какая хорошенькая. Дай мне, а?

– Не могу! У тебя есть Катька, а у меня только она – Уда!

– Это у тебя есть Катька, Жданов. И не только она. – Андрей вдруг стал очень серьезным. – Давай ключи! Ох, Жданов, Жданов, ты же не тем ключом отмыкал. Все. Иди в душ, я пока займусь собакой. А потом нам с тобой нужно будет очень серьезно поговорить.

– О чем нам с тобой говорить, дитя?

– А с тобой, с пьяным, я и не буду ни о чем говорить. Вот примешь душ, выпьешь кофе, протрезвеешь и только потом заслужишь, чтобы я тебе кое-что рассказал.

– Если ты пришел мирить нас с твоей сестрицей, то даже не начинай. Мы взрослые и как-нибудь сами разберемся со своими проблемами.

– Глупый ты, Жданов, это ты меня будешь умолять помирить вас. А я еще подумаю достоин ли ты этого. Иди в душ, говорю, воняет от тебя противно.

– Это потому, что мне пришлось на пол в гараже лечь, когда я Уду доставал.

– От знания причины аромат лучше не стал, так что вали отсюда.

Мылся я с удовольствием. Мылся и улыбался, зная, что я сейчас выйду из ванной, а в квартире целых две живых души есть. И может, Андрюха, даже сварит мне кофе, и Уда будет сидеть на моих коленях – маленький живой комочек, и я услышу что-нибудь более существенное о Катеньке, а не только «все в порядке». Да и вообще… Вдруг Андрей скажет, что Катя меня любит и ждет? И тогда можно будет сорваться с места и поехать за Катей, и забрать ее домой. Ведь даже повод есть, вон какой хороший повод – Уде мама нужна.

Я и не заметил, как улыбка сползла с моего лица, а на глаза навернулись слезы. Пропади она пропадом такая жизнь, в которой нужно искать повод, чтобы забрать домой любимую женщину, любящую меня…

========== Подслушанный разговор. ==========

POV Андрей Жданов.

Мне всегда казалось, что выражение «мгновенно протрезветь» придумано для красного словца. Ну, как человек может быть пьяным и вдруг – раз и трезвый? Это все-таки химический процесс, а не волшебная палочка Гарри Поттера, правда? Оказалось, что может. Вот в моей крови плескалось больше, чем полбутылки виски, а вот «крибле-крабле-бум» и потекла чистая кровь.

– Жданов, ты правда хочешь с Катей развестись?

– Андрюша, я и себе-то не могу ответить на этот вопрос, а ты хочешь, чтобы я…

– Ты любишь Катюху?

– Очень!

– Тогда почему?

– Я попытаюсь тебе объяснить. Попытаюсь… Представь себе наркомана, который прочно подсел на героин, но пока еще может соображать. Вот таким наркотиком стала для меня Катя. Я жить без нее не могу, понимаешь? Меня без нее ломает и выкручивает, но я понимаю, что с ней моей жизни и вовсе настанет трындец. Пока понимаю. Вот и стараюсь пережить ломку, чтобы жить дальше. Жить, а не сдохнуть. Катенька разрушает меня, как героин наркомана.

– Я не знаю, что у вас произошло…

– У нас не произошло ничего особенного, у нас просто все время что-то происходило. Капля за каплей.

– Андрей, Катя не виновата. Она сама не рада, что выносит всем мозги, просто она ничего не может с собой сделать. А потом плачет и переживает. Она больна, Жданов.

Вот тут я и протрезвел, мгновенно и сразу.

– Как больна? Чем? Что с ней?

– У Кати гормональный сбой, нарушение функции щитовидной железы и невроз.

– О, Господи! А что это?

– Гормональный сбой и щитовидная железа – это ее беременность, а вот невроз – это похуже будет. Это результат всей ее жизни.

– Что ты сказал?

– Гормональный сбой и щитовидная железа – это ее беременность, а вот невроз – это похуже будет. Это результат всей ее жизни, – повторил Андрей слово в слово.

– Что? Ты хочешь сказать, что Катя беременна? – спросил я.

– Почему хочу? Я именно так и сказал. Ты что, не рад?

– Не знаю…

– Как не знаешь? Это же твой ребенок! Ну, и гад ты, Жданов! – Андрюша вскочил с дивана, собравшись то ли драться со мной, то ли убежать.

– Сразу гад? У вас это что? Семейное? Разбрасываться обвинениями и только потом думать? Сядь!

– Да пошел ты, мы и сами ребенка вырастим.

– Сядь! Когда тебе внезапно скажут, что ты станешь отцом, может быть, ты и сможешь понять мое «не знаю». Я в шоке! Господи! Ребенок!

Я правда не знал, что я чувствую. Плакать мне или смеяться? Все смешалось настолько, что я не мог даже соображать. Я правда не понимаю, как одновременно в человеке могут возникать столько чувств сразу. И восторг, и страх, и яркие картинки младенцев и Кати, кормящей ребенка грудью, и ужас того, что оттолкнул ее беременную, и паника, что она больна, и… и еще целая гамма эмоций.

– Андрюха, ты меня подожди, я сейчас оденусь и поедем к вам.

– Нельзя! Катя не знает, что я у тебя. Она… Жданов, ты только не психуй, ладно?

– Что? Что с Катей?

– Она запретила нам рассказывать тебе, что она беременна. А тетя Ира сказала, что мы сегодня же должны тебе все рассказать, что Катька без тебя не доносит маленького. Потому что она все время психует и у нее матка в тонусе.

– Что в тонусе?

– Матка! Ты что, ку-ку? Не знаешь что это?

– Знаю, но от тебя меньше всего ожидал услышать это слово. Стоп! – только тут до меня дошло. – Как это запретила рассказывать? Она хочет лишить меня ребенка?

– Жданов, ты реально такой умный? Или прикидываешься? Катя просто не хочет, чтобы ты был с ней только ради ребенка. Понял? Она собирается все рассказать тебе после развода.

– После какого развода? Кто ей даст этот развод?

– Из-за ребенка? – Андрюша чуть не плакал.

– Да нет же! Ты пойми, я же не знал, что у Катеньки невроз, что она больна. Не знал! Позвони маме, пожалуйста, скажи ей, что нам надо встретиться. И это срочно. И желательно один на один. Я не хочу сделать еще хуже.

– А сам позвонить не можешь?

– Я пока переоденусь и поедем.

– Ничего себе, как у тебя загорелось.

POV Катенька.

Проснулась я внезапно… Такой хороший сон снился, такой фантастический в розово-голубых тонах, а потом дождь, гроза, молнии. Сердце вниз ухнуло, вот я и проснулась.

Очень захотелось пить и ананасов. Надо же как интересно! Пока не знала, что я беременная, не было у меня никаких капризов, ни желаний особенных, а тут… Подавай мне ананасов и все! Вот просто вынь и положь. Пришлось встать и пойти на кухню.

– Лариса, поймите, – услышала я голос Андрея, – я видел, что с другими Катюша нормально общается, и только со мной так! Чего только я не передумал. И что я ее раздражаю, и что она меня винит во всех своих бедах, и что я…

– Андрей, а ты не думал, что с другими она сдерживает свою болезнь, и только ты для нее настолько родной, что она с тобой даже не пытается себя сдерживать. Я понимаю, как тяжела такая честь, Андрюшенька, но и ты попробуй посмотреть на все с этой стороны. Катя любит тебя и доверяет тебе больше всех.

– Хорошо, допустим, понял, допустим даже принял и больше не буду реагировать так болезненно, но как теперь Катю вернуть? Что делать, Лариса, если она даже о ребенке запретила мне рассказывать.

– Андрюша, а давай мы, знаешь, что сделаем. Давай ты завтра часа в четыре придешь. Как будто ты ничего не знаешь ни о Катиной болезни, ни о беременности. Просто придешь мириться.

– Точно! Куплю цветы, подарки. Расскажу ей, как я соскучился, как был неправ.

– Вот! Слово за слово и помиритесь, – радостно сказала мама. – Хотя… Кто его знает, как Катенька среагирует. Может пошлет тебя или еще что похуже.