Текст книги "Alea jacta est (Жребий брошен) (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Какое счастье, что Андрея не было рядом и я не смогла выдать ему этой тирады. Спасибо тебе, Господи, что хоть иногда заставляешь работать мои мозги и помогаешь мне включать способность мыслить логически. Иначе сейчас уже была бы очередная наша ссора. И все из-за моей глупости. Ну, какого удовлетворения? Каких физиологических потребностей, если только от того, что он вчера был возбужден, он сожрал кучу обезболивающего, а потом еще и расслабляющий мышечный тонус укол понадобился? Да не может он ничего сейчас! И еще с неделю не сможет! Это во-первых, а во-вторых, ведь Андрей говорил с Ярославом, скорее всего, разговор касался ребенка. Вот он и вызвал Викторию, чтобы поговорить с ней наедине. Он же еще позавчера мне сказал, что сам ее расспросит.

Вот я дуреха, ну и дуреха. Дурища целая. Чуть под горячую руку не согласилась на Ромкин план…

POV Андрей Жданов.

– Ну, что, Ярик, приступим?

– К чему?

– К покаянию, дорогой, к покаянию. Давай, проходи, присаживайся в президентское кресло. Вот молодец. Смотри мне в глаза и рассказывай.

– О чем, Андрей Павлович?

– Еще раз включишь дурака, и считай, что мы ни о чем не договорились. Понял? —

– Да.

– Ромка!

– Да, Палыч.

– Если Ветров начнет юлить, вызывай милицию не колеблясь.

– Договорились. Только вы лучше вопросы мне задавайте. Я не могу сосредоточиться, волнуюсь очень, и не знаю что вам сказать.

– Правду, Ярик, правду. Ладно, если тебе легче отвечать на вопросы, отвечай. Фамилия, имя, отчество?

– Ветров Ярос…

– Ты дурака-то не включай. По чьему распоряжению ты почти четыре года ежемесячно переводишь около четырех тысяч долларов на счет фирмы «Малютка», хотя получатель, почему-то Клочкова Виктория Аркадьевна?

– Воропаевы приказали.

– Все сразу?

– Нет, только Александр Юрьевич и Кира Юрьевна.

– О, как! Ты можешь это как-то доказать?

– Нет. Мне велели, я и переводил деньги.

– Что это ты такой послушный? А если бы я велел тебе с моста прыгнуть? Ты прыгнул бы?

– Нет!

– Почему? Воропаевых ты слушаешься, а меня нет. Почему?

– Понимаете, Андрей Павлович…

– Что замялся? Говори.

– Понимаете, пять лет назад мы с Александром Юрьевичем иногда посещали казино.

– Сашка играет?

– Не так, чтобы играет, по-маленькой. Я тоже всегда играл по-маленькой, а в тот раз… В общем, проиграл я крупную сумму денег.

– Крупную, это сколько?

– Пятнадцать тысяч долларов.

Я засмеялся. Для финансового директора… Стоп! Пять лет назад Ярик еще не был финдиром, он был помощником с зарплатой секретаря. Это многое объясняло.

– Для меня тогда это была очень крупная сумма, не смейтесь. А это же казино, они меня решили поставить на счетчик. Вот.

– Что вот-то?

– Александр тогда дал мне деньги. Ни процентов не потребовал, ни расписки. Ничего! Просто взял и расплатился. А потом, когда потребовалось переводить деньги, оказалось, что мою расписку из игорного дома он не потерял и не выбросил, хоть я ему и вернул весь долг.

– Ну и что?

– Андрей Павлович, а вы бы взяли к себе на работу финансовым директором игрока?

– Нет, конечно.

– Так вот вам и ответ на ваш вопрос. Меня тогда только-только Павел Олегович собирался на этот пост назначить. Но пришла Кира и сказала, что у Сашки есть моя расписка по долгам из казино, что он хочет показать ее вашему отцу, и о должности финансового я могу позабыть. Но она берется уладить все с братом, если я буду переводить деньги на счет компании «Малютка». Это я уж потом понял, что они в паре работали.

– И ты согласился? Обкрадывать «Zimaletto», ты согласился, так?

– А что мне было делать? – закричал Ветров. – Мне нужна была эта долж…

– Твои мотивы меня не интересуют. Расскажи, как ты умудрялся переводить деньги в «Малютку», а поступали они на счет Клочковой.

– Так чего проще? Она же единственное юридическое лицо этой компании.

– Там что, вообще пустышка?

– Конечно пустышка.

Следующий вопрос дался мне очень и очень тяжело.

– Папа знал об этих переводах?

– Нет, что вы! Это было условие, которое поставили передо мной Воропаевы.

– И как ты это прятал в годовых отчетах и балансах?

– Вы прямо, как маленький, Андрей Павлович? Про двойную бухгалтерию что ли слыхом не слыхивали? Это вообще не сумма, пятьдесят тысяч в год, для такого предприятия, как «Zimaletto», что тут прятать-то? – Ветров даже рассмеялся.

– И последний вопрос.

– Да-да.

– Чей это ребенок. Кто мать, кто отец?

– Понятия не имею. Вот честное слово, я не знаю, самому интересно. Чего только я себе не придумывал за это время, даже то, что это ребенок Александра Юрьевича и Киры. А Клочковой они прикрываются. Представляете?

– Избавь меня от своих извращенных фантазий. – поморщился я. – Ромка!

– Да. Отними у него пропуск и паспорт, не будет отдавать, вызывай милицию.

– Без проблем, Палыч. И чтобы из города ни ногой.

Я вышел из Skype. Вытер вспотевшие руки и даже засмеялся. Как я мог предположить, что отец в этом может быть замешан? Ума не приложу. Наверное, просто от страха съехала крыша. Этот вопрос необходимо было закрыть сегодня же. Закрыть раз и навсегда и я позвонил в приемную.

– Добрый день, Викуся!

– Добрый, Андрюшенька, – радостно и фамильярно начала Вика. Но я сразу это пресек.

– Андрей Павлович.

– Извините, Андрей Павлович.

– Мне нужно с тобой поговорить. Предупреди Катерину Валерьевну и приезжай.

– Домой?

– Домой, я же пока не могу ходить.

– Буду через час с копейками.

– Жду.

========== Бог подаст… ==========

POV Андрей Жданов.

За то время, что Вика ехала ко мне домой, я должен был привести себя в порядок, чтобы не встречать ее в халате и не дать ей повода даже подумать, что я пригласил ее с какой-то другой целью, кроме разговора. Пришлось снова беспокоить спасительницу.

– Ирина Петровна, добрый день. Жданов беспокоит.

– Милый мой, я сейчас гинеколог, я сейчас не андролог. У меня прием теток, мужиков я сейчас не обслуживаю. Или ты опять насмотрелся порнухи и перевозбудился? Смотри, Андрюша, посажу тебя на «Фенитоин», вообще никогда не встанет, – она рассмеялась.

– Ирина Петровна, мне не до шуток. У меня проблема, ко мне сейчас должна заехать… деловая партнерша.

– Так… Я не поняла, тебе для либидо или от либидо препараты нужны?

– Ирина Петровна! – вскричал я. – Хватит хохмить, пожалуйста. Мне не до смеха.

– Что случилось, Андрей? Опять боль? – она сразу стала серьезной.

– Нет, не боль. Ко мне должен заехать человек, которого я никак не могу принимать в халате. Что мне делать?

– Принимай без халата. Уверяю тебя, любая… хм… деловая партнерша сразу сдастся без боя. Поверь мне, сынок, без халата у тебя сразу появится аргумент, что надо, – тут она и вовсе захохотала. – Правда, тебе нельзя, а это может сильно огорчить твою деловую. И я бы ее поняла. Такой облом любые переговоры может завести в тупик. Поэтому мы делаем следующее. Открой кофр.

– Открыл.

– Видишь стопку марлевых салфеток?

– Ага.

– Видишь бутылек с «Бензоином»?

– Вижу, Катюха же мне глаза пока не выколола.

– Вот и радуйся. Будешь смотреть на других баб, еще выколет. Не отвлекайся.

Затем Ирина рассказала мне, как выйти из щекотливой ситуации и суметь одеть хотя бы спортивные брюки, жаль только, что она забыла меня предупредить об одной маленькой, но весьма существенной детали. Впрочем, об этом позже.

К приходу Викуси я выглядел, как выглядел бы, например, папа, если бы к нему домой приехала секретарша: никаких официальных фрачных пар, но и не халат, конечно – строгий спортивный костюм «Аdidas», и на ногах, что характерно, не тапочки, а легкие кроссовки от той же фирмы. Чтобы даже намека на неформальность отношений быть не могло.

Виктория влетела в квартиру, принеся с собой жар летнего дня и своего разгоряченного тела, красивая, сияющая, горячая…

– Веsame mucho, * Андрюшенька! – попыталась прижаться ко мне бывшая любовница. – Я так и знала, что ты без меня не сможешь. Так и знала. Твоя Катенька, она очень хорошая, но она…

– Вика! – перебил я, разжимая ее руки, сцепленные у меня на шее, и отстраняясь. – Никогда даже думать не смей говорить о Катюше хоть что-нибудь негативное, одно твое слово в сторону Кати без должного уважения и тебя постигнет участь Киры. Ты будешь уволена. Это понятно?

– Понятно. Извини, я не хотела обидеть ни тебя, ни твою жену. Давай забудем о моей оплошности, Андрюша. Давай не будем терять время на мою оплошность. Я очень-очень постараюсь относится к Кате с дол…

– Ты можешь относиться к ней, как тебе заблагорассудится, это твое право, а вот демонстрировать свое негативное отношение ты не можешь.

– Хорошо! Хо-ро-шо! Я же уже извинилась. Андрюшенька, я так соскучилась по тебе! Давай оставим все разговоры на потом. Поцелуй меня. – она приблизила свое лицо к моему.

– Вика, присядь, пожалуйста. Нет, не на диван, в это кресло, – я отошел от нее на безопасное расстояние и сел в кресло напротив, чтобы у нее даже мысли о диване не возникало. – Боюсь, что ты неверно истолковала мое приглашение. Когда я сказал, что нам нужно поговорить, это означало только одно: нам действительно нужно поговорить.

– А я подумала…

– Викуся, послушай меня. Ты очень красивая, ты яркая, ты чувственная, ты прекрасна в постели…

– Тогда почему, Андрей, почему?

– Потому что я люблю Катю. Я правда люблю ее, понимаешь? И… прости, Викуся, но мне никто кроме нее не нужен.

– А ей? Между прочим, когда я уходила, Катерина Валерьевна с Романом в конференц-зале вели весьма приватный разговор и сидели обнявшись.

«Спокойно, Ипполит, спокойно»**, – приказал я себе. Об этом у меня еще будет время подумать. Сейчас нужно все выяснить.

– Значит, в конференц-зале ты тоже установила камеру?

– Не я, Андрей!

– А кто?

– Сашка.

– Понятно. Но об этом мы поговорим чуть позже. А сейчас я хочу довести до твоего сведения, что даже если Кате я перестану быть нужен, она все равно будет мне нужна. Так что давай оставим все, как есть в наших с тобой отношениях.

– Андрей, но нам ведь было так хорошо вместе. Ты вспомни, что между нами было.

– Между нами был договор, милая. И ты его, кстати, нарушила, развесив в кабинете камеры и не предупредив меня.

– Ты боишься, что…

– Я ничего не боюсь, Виктория Аркадьевна, – перешел я на официальный тон. – Вы говорили, что вам очень нужна эта работа, и если это действительно так, то давайте придерживаться отношений «начальник – подчиненный». Ничего другого я не потерплю.

Нет, все-таки секретарша мне досталась, что надо. Она мгновенно села в кресле прямо, вся подобралась, открыла блокнот и продемонстрировала готовность работать.

– Простите, Андрей Павлович.

– Вика, а зачем тебе так уж нужна эта работа? – спросил я и легкая тень будущей грозы легла на ее лицо.

– Мне очень нужны деньги, и вы это знаете.

– Давай попробуем разобраться в моих знаниях. Если я в чем-то ошибусь, поправь меня. И давай поговорим начистоту, пожалуйста. Без лжи и фальши. Без скрытых камер и жучков. Итак, твоя зарплата, поправь если ошибаюсь, около шестисот долларов в месяц. Так?

– Да.

– А зачем тебе эти деньги, если каждый месяц, работаешь ты или нет, на твой счет от компании «Zimaletto» поступает около четырех тысяч все тех же зеленых бумажек?

Сказать, что Клочкова изменилась в лице – это ничего не сказать. У нее даже губы сквозь помаду побелели, задрожали руки, а глаза мгновенно наполнились слезами.

– Откуда ты… Как ты узнал?

– Спроси еще, как я узнал, что ребенок брошен на произвол судьбы, что им никто, кроме няньки не занимается…

– А как ты все это узнал?

– Неважно! – ответил я несколько резче, чем собирался. Это была не моя тайна и о хаккерской программе доступа в личную информацию никто не должен был знать.

Я и так уже знал очень много. Я знал, как зовут мальчика, я знал его отчество и имя матери. Я даже знал, что он родился с небольшой патологией сердца, и очень любит шоколадные яйца «Киндер-сюрприз». Вот только отчество ребенка никак было не связать ни с одним известным мне мужчиной, близким к «Zimaletto». А уж причем тут Сашка, так и вовсе было загадкой.

– Вика, поверь мне, если будет необходимость, я сам докопаюсь до всего, сам. Но тогда и ты, и Сашка, и Кира, и Ветров пойдете под суд.

– За что? – спросила Виктория, но мне показалось, что она меня даже не слышит, настолько она была погружена куда-то вглубь себя.

– За кражу денег.

Наступило довольно долгое молчание.

– Андрей, у тебя есть, коньяк? – кажется, Вика принимала решение.

– Нет. Только виски.

– Можешь налить?

– Возьми в баре.

– Ты будешь?

– Нет, мне нельзя. Я принимаю антибиотики. А ты возьми на кухне что-нибудь закусить.

– Не нужно закуски. – Вика налила себе полный бокал, выпила залпом и поморщилась. – А лимоны у тебя есть?

– Да, в холодильнике.

Наконец, она вернулась, неся в одной руке бутылку «Balblair» (губа не дура) и бокал, а в другой блюдечко с нарезанным лимоном, села в кресло, положила ногу на ногу и налила себе еще виски в бокал. Это становилось несколько опасно, я прекрасно помню, что за Викуся стихия, когда она пьяна.

– Не переусердствуй.

– Ты просто не понимаешь, как мне трудно все рассказать.

– Я понимаю, Викуша. Понимаю. Самое трудное, начать. Хочешь я начну? – она кивнула. – Кем тебе приходится Наталья Фомина?

– Наташа была моей подругой. Моей настоящей подругой.

– Поэтому ты и бросила ее сына?

– Не смей со мной так говорить! Слышишь? Ты же не знаешь… Ты же ничего не знаешь… – она снова выпила и заплакала.

– Вика, а ты мне все расскажи. И я постараюсь вам обоим помочь. Мальчик-то точно ни в чем не виновен.

– Хорошо, – наконец решилась она. – Слушай.

Рассказ Виктории Клочковой…

Мы с Наташкой дружили всегда. Сколько я себя помню, столько мы и дружили. Мама была против, папа был против, а мы дружили. И мне было совершенно наплевать, что ее мама работает обыкновенной воспитательницей в детском саду, а папа у нее и вовсе «космонавт, погибший при выполнении служебного долга». После школы Наташа два года проработала костюмершей в театре, я путешествовала, крутила романы, немного работала, а потом мы поступили в институт культуры, только вот мои предки посчитали этот ВУЗ для меня непрестижным и меня оттуда, правдами и неправдами, изъяли. Папа сказал, что у него есть связи в МГИМО и на следующий год он меня туда «поступит». Видишь ли, только там можно встретить перспективного мужа.

Короче, летом, после моего годичного дуракаваляния и окончания Наташкой первого курса, мы с подругой отправились в Москву. Знакомых москвичей у Наты не было вообще, а я знала только семью Воропаевых, вернее не всю семью. Я хорошо была знакома с Кирой и с дядей Юрой. Мы с Кирой в «Артеке» вместе были, а у папы были какие-то дела с Юрием, они можно сказать, даже дружили. Вот папа и созвонился с ним, и договорился, что я у них остановлюсь. О том, что я буду не одна, папа даже не подозревал. Но я решила, что если Наташку не примут, то мы вместе уйдем и что-нибудь придумаем. Есть ведь и не очень дорогие гостиницы.

Нас приняли на удивление хорошо. Правда. А потом завертелась вся эта история…

Я даже не заметила, как у Юрия Алексеевича завязался с Наташей роман. Ни как, ни когда. Но он завязался. Это была любовь, Андрюша. Настоящая любовь. И такая, что когда Наталья была на шестом месяце беременности, дядя Юра собрался развестись, оставить «Zimaletto» Сашке, Кире и Кристине, уехать в Питер и начать все сначала. Но этого не случилось, ему просто не хватило времени.

Наташа была на седьмом месяце, когда дядя Юра попросил ее приехать. Вроде бы никакой опасности не было, чувствовала она себя прекрасно, но я все равно поехала вместе с ней. Роды начались внезапно, когда мы уже практически въехали в черту города…

Вика надолго замолчала. Слишком надолго, мне даже захотелось ее поторопить, но этого не понадобилось.

Наташа скончалась в машине скорой помощи, успев меня попросить, чтобы мальчика назвали Юрочкой. Но даже этого мне не позволили. Даже этого, Андрей!

Вика заревела так, что у меня самого комок подступил к горлу. Я не знал, как ее утешить. Да и нужно ли было утешать? Я ведь понимал, что иногда человеку необходимо выплакаться. Как сказала Катюша: – Господи, ну почему все мужчины такие чурбаны бесчувственные? Неужели вам непонятно, что если слезы душат, то их нужно выплеснуть наружу, иначе задохнешься? – и она была права. Выплакав все до капельки, Вика продолжила:

Юрий Алексеевич всего дважды увидел мальчика, даже признать его не успел… Как ты знаешь, они с Татьяной Егоровной погибли в ДТП. После их смерти выяснилось, что у каждого из них есть завещание. Кирина мама завещала всю свою недвижимость и деньги своим детям, и это естественно. Дядя Юра за несколько часов до смерти внес в завещание поправку, оставив ребенку Наташи двадцать пять процентов своих акций в «Zimaletto», и трехкомнатную квартиру, купленную на имя его матери, то есть Наташи. Завещание было и у Наташи. К тому времени она осталась без матери, и все, что у нее было, она завещала мне. Все, вместе с сыном, родившимся позднее.

– Вика, и почему…

– Помолчи, не перебивай. Я точно знаю обо всех завещаниях, сама держала их в руках. Но тогда… Похороны, страх за ребенка, ты и сам выяснил, что он родился с патологией. А когда пришло время забирать мальчика из больницы, то выяснилось, что никакого завещания якобы не было, что мне все приснилось. Адвокаты смотрели мне в глаза и врали с такими честными взглядами, что мне начало казаться, будто это я сошла с ума. Я устроила грандиозный скандал Сашке с Кирой, Кристина в тот момент была за границей. Я вообще не знаю, в курсе ли она, что у нее есть брат, или эти двое от нее тоже все скрыли. Когда читали завещание в первый раз, она была в Дании на очередной пластической операции. О чем я говорила? – голос у Вики уже слегка заплетался, но она все поливала и подливала виски в свой бокал.

– О скандале.

– Да… Я устроила скандал, кричала, что сделаю анализ ДНК, что посажу их за подделку завещания, в общем много всего. Но крики криками, скандалы скандалами, а ребенку необходимо было что-то есть, менять памперсы, где-то жить в конце концов. Но даже не это самое главное. Самое главное, что все суды и оспаривания могли занять годы, а мальчику нужна была срочная операция. Если не сделать ее до полугода, когда дефект можно исправить достаточно легко, то ребенок на всю жизнь остался бы…

– Вика, а папа знал об этом?

– Нет!

– Но почему ты к нему не обратилась?

– Я была не знакома с Павлом Олеговичем, понятия не имела чью сторону он примет и вообще… Понимаешь?

– Понимаю. Рассказывай.

– Короче, я пошла на сделку с дьяволами. Они оставляют квартиру за мальчиком, оплачивают операцию и платят алименты. А я в обмен на это закрываю свой рот на замок навсегда. И к ребенку даже не приближаюсь. – Вика заплакала. Не так как раньше, с надрывом, а тихонько и очень горько. – Я даже не знаю, как они его назвали.

– Митрофан. Мальчика зовут Митрофан, что значит найденыш, приблуда и так далее. А отчество у него – Иосифович, что в переводе: Бог подаст. Вот так-то, Викуся…

Комментарий к Бог подаст…

* Веsame mucho – целуй меня много (крепко)

https://youtu.be/xyOMyXTI3O0

** Цитата из «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», Эльдара Рязанова.

========== По душам… ==========

POV Николай Зорькин.

Ура, ура, и снова уррра! Наконец, и мне дали слово, сказали, что я единственный смогу описать тот вечер объективно. Ох, как же они заблуждаются – я единственный, кто совершенно не может быть объективным в описании того памятного вечера. В силу очень личных причин! Но Катьку с Андрюхой я рассудить могу объективно и беспристрастно. И «рассудю»! И пусть Катюха не надеется, что если мы с ней друзья, то я дам ей какую-нибудь фору. Сама предложила, чтобы эту главу писал я, пусть теперь терпит мой справедливый и честный рассказ…

Первый мой рабочий день в компании «Zimaletto» был достаточно продуктивным. Компромата на Воропаева-Ветрова я нарыл столько, что Александра Юрьевича вполне можно было досрочно демобилизовывать, президентом ему все равно быть не светило. Если говорить честно, флешка Ярослава мне, конечно же помогла, но и без его досье я справился бы с поставленной передо мной задачей. Как пить дать, справился бы, может только провозился бы чуть дольше.

К экономическому обеспечению Катькиного плана развития я решил приступить с утра, на свежую голову и полный желудок. Есть хотелось ужасно и думать ни о чем другом я не мог. Я думал, что не мог, пока мне не позвонила Катькина секретарша. Тут мои мысли слегка отвлеклись от еды…

Во-первых, я действительно заволновался. Кому-кому, а мне хорошо известна эта Пушкаревская особенность: блуждать в трех соснах и вляпываться во всевозможные неприятности.

А во-вторых… Во-вторых, с того самого момента, как мы втроем вошли в приемную и я впервые увидел Викторию, я напрочь потерял покой. Не настолько, конечно, чтобы не суметь работать, или напрочь забыть о пустом желудке, но нет-нет, да и вспоминались ее каре-зеленые глаза и такие красивые, такие манящие, словно созданные исключительно для поцелуев, губы. И вот теперь она мне позвонила.

Я сразу отправился искать Катюху, в смысле отправился в приемную, чтобы помочь Виктории в поисках.

Вы фильм «Невезучие» видели? Так это о нас с Пушкаревой. Почему? Да потому что и я заблудился. Не компания, а какой-то лабиринт Дедала, причем, прошу заметить, что ни одной Ариадны с путеводной нитью мне так и не встретилось ни на самой трассе, ни на ее обочинах. Пока я нашел приемную, от Викуси и след простыл, осталась лишь записка на столе: «Катерина Валерьевна! Простите, не хотела беспокоить вас с Романом Дмитриевичем. Меня вызвал Андрей Павлович. Не знаю, успею ли вернуться до шести. Если что, я на мобильном. С уважением, Клочкова».

Я постучал в президентский кабинет, но мне никто не ответил. Очень интересно. Тогда где Катька с Романом? Думал я недолго, вошел и сразу услышал голоса, доносящиеся из конференц-зала сквозь неплотно прикрытую дверь.

– Да ну тебя, – голос Катьки.

– Катюша, ты покраснела. Значит, тебе не понравилось? А хочешь я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй.

– Ты с ума сошел? Я Андрея люблю.

– Ну, и люби на здоровье. Зато тебе будет с чем сравнивать.

– Ага, а если мы переспали бы, ты предложил бы свои услуги и в этом? Чтобы я могла сравнить? Да?

– Для тебя все, что угодно.

Я выскочил из кабинета, как ошпаренный. Ничего себе друг! С такими друзьями врагов не нужно. Козел ты, Роман Дмитриевич. Подлец и козел. И эта дура хохочет, уши развесила вместо того, чтобы дать ему по роже. Ничего… ничего… Я сам с ним поговорю. Объясню ему, что эти придурки и так запутались, любят друг друга и никак не могут найти общего языка. И нечего им палки в колеса ставить!

То ли от злости, то ли потому, что я уже немного разобрался с лабиринтами «Zimaletto», но дорогу в свой кабинет я отыскал очень быстро и просто. Позвонил Катьке:

– Кать, ты сейчас занята?

– Надо еще поработать немного, а что?

– Я есть хочу, пошли пообедаем. Только вдвоем, без Романа.

– Коль, а давай еще пару часиков поработаем и можно будет идти домой.

– С ума сошла? Какие пару часиков? Я жрать хочу. Сбрасывай на флешку все, что тебе нужно, пойдем пообедаем и домой. Там поработаем.

К моему большому удивлению, Катюха как-то подозрительно быстро согласилась, только поправочку одну внесла:

– Коль, давай сразу домой поедем, там и пообедаем.

Сразу домой, значит? Вот теперь мне все ясно стало. Что в записке Виктории было написано? «Меня вызвал Андрей Павлович»… Конечно Пушкарица домой захотела, еще бы! С ее-то ревнучестью не захотеть домой.

На метро решили не ехать, поймали такси. Удивительное дело, еще несколько дней назад нам бы даже в голову не пришла мысль об этом способе передвижения. В метро же нет пробок, значит быстрее, а главное несопоставимо дешевле. Как все-таки люди быстро привыкают к хорошему.

– Кать, я слышал кусочек твоего разговора с Малиновским, – начал я разговор, как только мы сели в машину. – Там, где он тебе предлагал записаться на курсы.

– На какие курсы? Ты что?

– На блядские, Катенька, на блядские!

– Что? Зорькин, ты когда голодный, у тебя несеяное растет!

– Несеяное, говоришь? «А хочешь я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй»? – передразнил я Романа.

– Колька, он же просто шутил. И я шутила.

– Дура ты, Катька! Разве так шутят с девушкой, которую любит твой друг? Держалась бы ты подальше от этого шутника. И свои шуточки заканчивай, дошутишься, что Андрей с тобой разведется. Потом выть будешь белугой.

– Разведется? Ты забыл, что у нас брак фиктивный? Он в любом случае разведется.

– Ты мне мозги не компостируй. Если бы ты не вела себя как мешком из-за угла стукнутая, так ваш брак быстро бы стал настоящим. Ты посмотри, как Андрей к тебе относится, как заботится о тебе. В сторону вон отошел, чтобы не мешать твоему счастью с твоим придуманным любимым.

– А знаешь, что мне Ромка сказал?

– Не знаю и знать не хочу.

– А я все-таки скажу. Ромка сказал, что если бы девушка, которую он любит, заявила бы ему, что любит другого, он не опустил бы руки, а взял бы и отбил. Вот! Значит, Андрей меня не любит.

– И опять дура. Он собой жертвует ради тебя. А Ромке твоему получается, плевать на чувства девушки, которую он любил бы, лишь бы свое самолюбие потешить.

– Зорькин, а что это ты так за Андрюшу впрягся?

– Упс… Да, мне очень нравится Жданов. Настоящий мужик. Но впрягся я не за него, а за себя.

– За себя?

– Конечно! Помнишь нашу детскую клятву?

– Что если до двадцати пяти лет на нас…

– Вот именно. Я же поклялся, что если на тебе никто не женится, то возьму тебя замуж.

– И что, ты теперь отказываешься от своих слов?

– Катюха, до сегодняшнего утра я бы с удовольствием. Я же видел вчера какая ты красивая. А теперь, извини, не могу. Я влюбился. Так что в моих интересах впрячься за Жданова. Хочу, чтобы ты, балда, по-настоящему замуж за него вышла.

– Ты что сделал? Влюбился? Сегодня утром? В кого?

– Катя, я… я…

– Ну, говори, Коленька, в кого ты влюбился.

– Мне очень Вика понравилась.

– Ах ты жук! Вот теперь все понятно. Я рассказала тебе, что Вика была любовницей Жданова, вот ты его и стараешься отодвинуть подальше от нее. Так?

– Подальше от нее, поближе к тебе, – засмеялся я, и Катя подхватила мой смех.

– Колька, а может мне сознаться ему?

– В чем?

– Сказать правду, что нет у меня никого, с что я его люблю. Только мне очень страшно.

– А что страшно-то?

– Сказать ему, что я его люблю. А вдруг Андрею совершенно не нужна моя любовь?

– Вдруг бывает только пук, Катя. Хорошо, но признаться ему хотя бы в том, что у тебя никого нет, ты можешь?

– И что это даст?

– Блииииин! И я еще всегда считал, что у тебя есть мозги. А их нет, Пушкарева, ими у тебя даже не пахнет! Как это, что это даст? Это по крайней мере даст ему возможность не шарахаться от тебя, а наоборот, начать ухаживать. Ты просто дашь ему шанс. Понимаешь? Ему и себе. Ну, включи же ты свой аналитический мозг, подумай им, а не задницей.

– Коленька, я столько зла ему причинила, что… Так, по крайней мере, у меня есть иллюзия того, что это я, я сама его отвергла. А если я дам ему шанс и он им не воспользуется, то кроме всего прочего мое самолюбие…

– Ах, твое самолюбие? Давно оно у тебя появилось-то? Кать, объясни, почему нужно тешить свое самолюбие за счет самых дорогих и любимых людей? Им больно, Кать. И Андрею тоже больно.

– Ладно, допустим, ты прав. Ладно. Но ты же знаешь, какой Жданов бабник. А вдруг он потом и мне изменит?

– А вдруг? Знаешь, Пушкарева, а вот я сейчас понял, почему ты глаза свои закрываешь, когда страшно. Ты крот, или страус, или дура. Если… вдруг… Да пошла ты! Чего я тебя убеждаю? У тебя же давным-давно есть своя жизненная позиция. Спрятаться в норку и дрожать оттуда, и страдать оттуда. И это тебе нравится! И ты всегда себе придумаешь повод для страданий и возможности зажмуриться. И иди ты на фиг.

Катюха долго молчала, не отвечала мне, думала.

– Коль, ты не злись. Я понимаю, что ты прав. Понимаю, что пора высовывать голову из песка и начинать жить. Я попробую, постараюсь попробовать.

– Я вот что еще хотел тебе сказать. Катя, ты очень вспыльчивая и обидчивая. И даже тогда, когда тебя никто не собирался обижать. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Нет.

– Что тебе нравится быть обиженной. И несчастной тебе быть тоже нравится. Сколько раз мама предлагала тебе изменить ситуацию с предками, пожить у нас. Ты всегда отказывалась и шла дальше страдать. Подумай над этим.

– Может быть, ты и прав. Я подумаю.

Мне показалось, что мозги у Катюхи, наконец-то встали на место, о чем-то же она думала, пока молчала всю остальную дорогу до дома. Как оказалось, мне показалось.

Да, картина, которую мы застали, была не очень предназначена для слабонервных, и тут я Андрея не оправдываю. Мне самому было неприятно увидеть, как на диване пьяная в стельку Виктория повисла на нем, рыдает, а он обнял ее, гладит по голове и что-то тихо шепчет ей на ухо. На на журнальном столике стоит почти пустая бутылка виски, рядом лежит бокал с отбитой ножкой, а на ковре валяются ее туфли…

Комментарий к По душам…

Огромное спасибо всем-всем за терпение и поддержку. Девочки, не кормите троллей.

Пусть пишут все, что хотят, не реагируйте.

Спасибо.

========== Глазами Кольки. ==========

POV Николай Зорькин.

Думали, так легко от меня избавитесь? Мол, доведу Катюху до дома и поминай, как звали? Как же! А кто вам объективно расскажет дальнейшее? Катька, которая смотрит со своей колокольни, или Андрей, который тоже видит все однобоко, или, может, надеялись, что пьяная Викуся сможет вам хоть что-то рассказать? Нет, граждане, нет! Я один был тверезым, и у меня одного экран был не паранойным, а панорамным. Так что терпите-ка вы меня. Или оставайтесь в полной неизвестности и гадайте потом, а что это за новое соглашение у ваших главных героев. Ну, что, поехали?

Входную дверь Катя открыла своим ключом, еще переобуваясь, крикнула из прихожей:

– Андрюша, мы пришли. Посмотри, что я у лифта устроила, – с этими словами она взялась рукой за парик и пошла в салон, видно хотела продемонстрировать, как снимала с себя скальп, да не успела.

Следом за Катькой я тоже прошел в комнату, и моим глазам открылась картина Репина «Не ждали», эдакое возвращение ссыльного революционера домой после заключения, где сам герой, а у нас, соответственно, героиня, центральная фигура полотна. Вот только очей нашей пламенной революционЭрки не было видно, потому что она их плотно зажмурила.

Оно и понятно, зачем смотреть правде в лицо, зачем видеть, как Андрей говорит одними губами: «Я потом все объясню», зачем жить в реале? Мы голову в песок и нам оттуда виднее, что здесь происходит. Вот мне, например, сразу стало ясно, что Вика, чем-то очень расстроенная, напилась и теперь рыдает, а Жданов просто ее утешает. И больше ничего! Ни-че-го, понимаете? Но Катьке-то из подполья лучше видно, что явка провалена, жандармы захватили «борцунов» с проклятым царским режимом в свои застенки, и вообще, пора начинать рЭволюцию. А посему… Голову из песка, глаза широко распахнуты, рот искривлен в саркастическом оскале, с устрашающими брекетами – все на баррикады!