Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Ему и так будет тяжело, так ещё и Бакугоу где-то рядом будет маячить фоном. Этого ещё не хватало!

Около часа всё спокойно, но потом Изуку замечает, что живот то каменеет на какое-то время, то снова расслабляется. Он засекает время. Почти каждые двадцать минут – всё в норме.

Полежать не получается – в голове роются неприятные мысли, избавиться от которых не получается от слова совсем. Взгляд снова падает на телефон, и на этот раз рука тянется к нему до того, как Мидория это осознаёт, а пальцы уже набирают номер.

Череда гудков прерывается неожиданно, а хриплый голос отвечает ему короткое:

– «Да».

– А… К-каччан…

– «Деку, что-то случилось?»

– А… Н-нет… Прос-сто захотел позвонить т-тебе. В-в-вот.

– «Ты снова заикаешься».

– А… Н-нет… П-просто…

– «Деку…» – «Бакугоу-сан! Пора! Они наконец-то приехали». «Сейчас!»

– Т-тебе п-пор-ра. П-пока.

– «Я…»

Но Изуку нажимает на отбой раньше, чем он успевает договорить. И зачем он вообще ему позвонил? Только хуже сделал.

– Всё в порядке, Бакугоу-кун? Ты выглядишь расстроенным.

К нему, на край кровати, осторожно подсаживается одна из соседок по палате.

– Д-да… П-просто волнуюсь… не-емного…

– Успокойся, ты ведь уже позвонил своему альфе, так что скоро прибудет твоя «группа поддержки».

– Я ему не с-сказал…

– Почему?

– Не знаю…

Она и так понимает, сама ведь была в таком же положении. Кажется, будто бы вот-вот твой мир перевернётся: сначала паникуешь, потом вроде бы успокаиваешься, но всё равно страшишься боли и чего-то ещё. Зато потом мечтаешь побыстрее родить… И самое главное, что мельтешащее нечто-муж рядом ни капли не придаёт уверенности или спокойствия, разве что немного то ли смешит, то ли умиляет… особенно в обморочном состоянии…

– Давай поиграем во что-нибудь? Где-то у нас была «Отелло»*! Нужно отвлечься… пока есть на это шанс…

Врач появляется неожиданно, Изуку как раз только недавно вернулся из душа, а схватки уже становились всё болезненнее.

– Пора в родовую палату.

Его передёрнуло.

– У-уже?..

– Да. Мы и так задержались.

А когда они идут по коридору, доктор осторожно спрашивает у него:

– Я удивлён, что Бакугоу-сан ещё не здесь. Он скоро приедет?

– Нет.

На невысказанное удивление мужчины омега отвечает совсем тихо, словно он нашкодивший ребёнок:

– Я ему не сказал…

– Как?! Вы что, с ума сошли? – но тут же успокаивается и поясняет: – Вам нужна будет хоть какая-нибудь поддержка.

– Другие вполне нормально справляются сами.

– Справляются, – подтверждает он, – но это либо наученные опытом, либо одиночки, либо те, кто не смог присутствовать по серьёзным причинам. В остальных случаях альфы присутствуют в палате. Правда, помнят только половину, но тоже ничего… – лёгкая улыбка касается его губ и тут же пропадает, оставляя в душе Изуку чёткий след.

Хотя Мидория и сам готов был шлёпнуться в обморок, стоило только увидеть это чёртово кресло пыток, или подобно ребёнку заканючить, вцепившись в руку матери, без остановки повторяя: «Не хочу. Не хочу. Не хочу».

Доктор, видя его реакцию, без тени издёвки, снова заботливо переспрашивает:

– Вы уверены, что не хотите ему сообщить?

Но Мидория только отрицательно мотает головой в стороны, на секунду прикрывая глаза дрожащими веками.

Мужчина тяжело выдыхает, ему непонятна такая упёртость, но ничего, у парня ещё есть время передумать.

Легкая длинная рубаха вводит его в ещё больший ступор. И только всё усиливающиеся схватки подтверждают: «Да, это реальность. Осталось совсем немного». Он словно в прострации смотрит на всех присутствующих здесь. Уже довольно пожилая женщина-акушер успокаивающе поглаживает его по голове, улыбаясь, отчего всё её лицо съёживается от морщин. Но это и вправду успокаивает, пускай самую малость.

Спустя час терпеть уже нет сил. Схватки всё длиннее, болезненнее.

Изуку замученно дышит, смотря на потолок, выложенный красивой плиткой, где горят слепящие белым светом лампы.

Акушерка о чём-то говорит с врачом в сторонке, ничего толком не слышно, только его собственное прерывистое дыханье.

И с каждым часом ему всё хуже. Сдерживать крики уже не получается, а женщина всё так же приговаривает: «Молодец. Молодец».

Становится лишь страшнее и страшнее. Глаза смыкаются от усталости, но боль не позволяет отключиться.

Он замечает, что стрелка на часах, висящих над дверью, уже перевалила за час ночи. Бледный, словно мел, врач выходил и возвращался уже много раз.

– Может, стоит сделать кесарево сечение? – на мужчину недовольно шикают.

– Он и сам справится. Уже немного осталось…

И всё заканчивается слишком неожиданно и ещё более болезненно в 03:22…

Кацуки удручённо смотрел на проносившихся мимо него медсестёр в стерильных одеждах. Его и самого заставили одеться точно так же, только маску он периодически снимал – было трудно дышать.

Доктор то выбегал к нему, то возвращался назад, но, как бы ни просил Бакугоу, как бы ни угрожал, его не пускали внутрь. Даже в этот ёбаный коридор его привели только после скандала и чуть было не начавшейся драки с охранником.

Он нервно постукивал подошвой ботинка по полу, этот раздражающий звук эхом отражался от стен, продолжая стучать уже у него в голове. Но пускай лучше это, чем слушать эти крики. А кричали отовсюду, но голос Изуку из этой сраной какофонии он вычленил сразу. И, когда он резко оборвался, Кацуки подорвался с места, на ватных ногах сделал пару шагов и остановился, обескураженно наблюдая, как стрелка часов чуть сдвинулась, и тут же раздался первый детский крик.

Несколько минут он стоял как в прострации, даже и не дышал вовсе, затаившись. Сердце больно билось внутри груди, а кровь шумела в ушах.

Из палаты вышел бледный врач. Он смотрел на него большими глазами, а дрожащими губами пытался что-то выговорить, но ни звука слышно не было.

– Что?..

Переспрашивает Бакугоу, рукой, сжатой в кулак, опираясь о стенку для опоры, коленки предательски начинают подрагивать. Он рефлекторно втягивает носом запах, безнадёжно пытаясь выделить среди мешанины запахов один единственный.

– Он… – снова привлекает к себе внимание бесцветный голос. – …Потерял… сознание…

– Что?.. – глупо повторяет он, но ответа так и не получает: врач-профессионал просто-напросто падает в обморок перед ним.

А альфа так и смотрит на него, моргая через раз, тянется к своему лицу и усталым жестом потирает переносицу, даже не замечая, как к доктору уже подбегают медсёстры с нашатырём.

Изуку устало открывает глаза, расплывчатое изображение бежевого потолка – первое, что он видит, очнувшись.

В палате немного душно, у него на лбу выступили маленькие капельки пота. На прикроватной тумбочке слабо горит светильник, жалюзи закрыты, хотя сквозь них просвечивает солнце.

Он приподнимается на локтях. Живот стягивают тугие повязки, а таз мучительно ноет. Омега морщится.

В несколько шагов к нему кто-то подходит и помогает удобнее устроиться на кушетке.

Конечно же, он не мог его не узнать, но тело сковала такая неимоверная усталость, что Мидория был не в силах произнести и слова. Кацуки тоже молчит, только смотрит на его слегка бледное лицо, хмурясь. Ему так хочется и разораться: «Почему не сказал?! Ты ведь звонил! Но промолчал! Почему?!!!» А потом напиться – сил его больше нет. Но ничего из этого он не собирается делать, просто продолжает смотреть на него, понимая, что не имеет на это никакого права.

Дверь тихо приоткрывается, и в комнату заглядывает медсестра.

– Уже проснулись? Это хорошо. Тогда мы сейчас к Вам заглянем!

Она скрывается, мило улыбнувшись напоследок. Но вернулась очень быстро, и не одна.

– У Вас мальчик! Как и показывало УЗИ.

Бакугоу отходит в сторону, пропуская её. Девушка осторожно передаёт в руки Изуку навьюченный кулёк.

– Вы так быстро заснули, что никто даже не успел спросить, как Вы его назовёте, так что пришлось написать только фамилию. Вы не против, если я открою шторы? А то здесь слишком темно.

– Угу.

Изуку не может отвести взгляда от этого маленького чуда в своих руках. Даже в темноте он видит розовое личико, носик пуговкой, выглядывающий из-под шапочки ёршик светлых волосиков. Маленькие сморщенные ручки, сжатые в кулачки.

Комнату наполняет свет с улицы, и веки младенца тут же начинают подрагивать. Его губки кривятся, он вот-вот расплачется, а Мидория уже готов его успокоить.

Но, когда его глазки распахиваются, Изуку лишь улыбается. На него мутным, затуманенным взглядом смотрят два красных озера с чёрными точечками зрачков.

Они глядят друг на друга, кажется, даже затаив дыхание. Малыш издаёт какой-то булькающий звук, несколько раз моргая и дёргая ножкой.

Аккуратным движением парень поправляет складочку одеялка, чтобы оно не мешалось, но несильно раскрывая хрупкое тельце. Только стоит его руке оказаться близко к мордашке мальчика, как тот хватает его за палец цепкой младенческой хваткой.

Медсестра, умилённо смотревшая на них, наконец-то отмерла и, смущённо кашлянув, привлекла к себе внимание.

– Мне нужно записать его имя…

Изуку снова смотрит на него, в его алые глазки, и в голову приходит только одно.

– Нацуки, – он задумывается на мгновение. – Пишется как «лето» и «дерево».

– Хорошо, – она быстро записывает и тут же удаляется, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Кацуки, всё это время сливавшийся со стеной, делает нерешительный шаг к ним, но тут же осекается и останавливается, закусывая губу и складывая руки на груди. Он смотрит на них украдкой, мечтая оказаться где угодно, но только не здесь. Малыш снова что-то угукает, а Изуку тихонько смеётся.

В груди, пульсируя от боли, сжимается его сердце, и Бакугоу не выдерживает: в два шага оказывается рядом с ними, грузно падая на край кушетки, что жалобно скрипит. Влажными от пота горячими руками он обхватывает Изуку поперёк живота, лицом вжимаясь в его худое плечо, видное в глубоком вырезе больничной туники.

Омега вздрагивает от неожиданности и пытается обернуться назад, но с ужасом понимает, что по его плечу, вниз, стекает что-то тёплое, оставляя после себя на коже мокрые дорожки.

Изуку прикрывает глаза, делая глубокий вдох, перехватывает Нацуки одной рукой, чуть крепче прижимая к себе, а другой тянется к голове Кацуки, пальцами зарываясь в жёсткие волосы, и поглаживает как ребёнка. Большого жестокого ребёнка, не умеющего ценить, но боящегося потерять, запутавшегося в самом себе и не способного отыскать нужный путь в одиночку.

Они непохожи, между ними огромная пропасть, создававшаяся годами, но и кое-что общее у них есть – маленький комочек, что внимательно смотрит на них своими большими детскими глазами, пока не понимая, но чувствуя, кто это перед ним.

Комментарий к 13. Что-то, что объединит их Реверси (другое название – оте́лло) – настольная игра для двух человек на доске 8 на 8 клеток.

Планируется ещё одна часть, в ней же короткий эпилог, далее последуют два спешла, и всё, работа будет завершена.

Извините за: опечатки, их много; скачки во времени; скомканность описаний, да и вообще за всё.

====== 14. Вместо тысячи слов ======

Изуку ласково пеленает Нацуки, слегка щекоча его пяточку. Малыш заливисто что-то булькает, сжимая маленькие ручки в кулачки.

Это странно. Мидория вообще не знает, как описать то, что он сейчас чувствует. Конечно, он только на первой ступеньке звания родителя, но всё же. От одного взгляда на розовое личико своего сына в его груди всё просто трепещет.

Нацуки мог проснуться ночью от коликов, но, приняв лекарство, он тут же засыпал, да и еду он всегда терпеливо ждал, пристально рассматривая всё рядом с собой (хотя для него весь мир вокруг должен выглядеть сейчас как огромное неясное пятно без очертаний). И больше всего его интересовал Кацуки…

На него малыш мог смотреть долго, словно изучая. Хотя Изуку предполагал, что так он пытается дать понять, что хочет к альфе на ручки. Только Бакугоу не брал его, стоило им оказаться наедине, альфа старался как можно быстрее «убежать». Его руки дрожали каждый раз, как он протягивал их к Нацуки, и он и не пытался что-либо исправить.

Им пришлось поменяться сторонами кровати, чтобы Нацуки случайно не просквозило. Изуку вообще предлагал Кацуки разъехаться по комнатам, всё-таки одно дело, когда не нужно никуда идти, а другое, когда Бакугоу надо ежедневно вставать на работу. Разумеется, плач ребёнка благополучно не сказывается на высыпании.

Но Кацуки не желал об этом слушать, разве что то ли пригрозил, то ли «пошутил», что закроет эту комнату на ключ и выбросит его куда подальше. Мидория на секунду задумался, но потом выдал:

– Тогда придётся сушить вещи на кухне.

– Деку, да не в этом дело! Ты не переедешь в другую комнату! Я всё сказал!

На самом деле, парень вообще не мог понять Кацуки, он ведь старается для него, а тому не нравится.

– И как его понять? – шёпотом спрашивает омега у Нацуки, качая его на руках.

Малыш хватает его за палец, что-то лопоча на своём детском языке.

Нацуки вообще нравится всё хватать. Радует, что у Мидории короткие волосы, иначе его сынуля давно бы снял с него скальп, мило улыбаясь беззубым ротиком.

Большую часть времени Нацуки всё так же спит, хотя иногда Изуку, заглядывая к нему, с удивлением замечает, что малыш просто лежит в кроватке, хаотично размахивая ручками и дёргая ножками. Ещё ему нравятся веснушки Изуку, он любит тыкать в них пальчиком.

Да и время летит как-то чересчур быстро. Вот Нацуки всего лишь три месяца и он только учится держать головку, а вот уже он спокойно её держит, с радостью рассматривает погремушки и гремит ими, непонимающе хмурясь. И в эти моменты Мидория замечает, насколько сильно он похож на своего отца.

Изуку просыпается посреди ночи и, сонно зевая, бредёт на кухню: Нацуки уже начал возиться в кровати, значит скоро потребует кушать.

Но, когда омега возвращается назад, удивлённо посматривает на то, как Бакугоу сидит на краю кровати, поглядывая в сторону кроватки, где возится Нацуки. Он не предпринимает попыток подойти, но Изуку уверен, если бы малышу угрожала опасность, Кацуки бы защитил его. Это какая-никакая, но гарантия.

Нацуки жадно пьёт из бутылочки, причмокивая. Его глаза уже снова закрываются. Всё-таки как мало нужно младенцам для счастья: еда, сон и тёплые объятья родителей, ну или одного родителя.

Парень заботливо вытирает его губки и, прижимая к себе в вертикальном положении, встаёт, чтобы немного походить. Кацуки прикрывает глаза, сцепляя руки в замок.

– Тебе необязательно просыпаться каждый раз, как мы встаём, – тихо говорит Изуку, выключая ночник.

Ответа он не получает, разве что со спины к нему снова прижимаются, руками несильно обнимая поперёк талии. Раньше омега морщился из-за утягивающих повязок, но теперь ничего против не имеет. Просто ему кажется, что это в какой-то мере успокаивает Бакугоу, вот он и «прилипает» к нему со спины.

Почему-то Изуку с каждым днём чувствует себя всё более и более уставшим. Он заметил, что после родов аппетит совсем пропал, да и набранный вес стал стремительно уходить. А это было очень странно. Доктор, наоборот, говорил ему, что с этим могут быть проблемы.

Одежда стала немного великовата, но это его только радовало, всё же его страсть к большим свободным вещам никуда не пропала. Так что это большой такой плюс.

Во время прогулок Мидория познакомился с несколькими омегами, которые выходили на улицу в то же время, что и они. Ну, как познакомился… Просто случайно Изуку частенько оказывается там, где обычно они кучкуются, обсуждая всякую разную дребедень…

Его не замечают, так что он спокойно может читать книжку, сидя на скамейке. Конечно, бывают немного раздражающие его случаи. Например, когда они, думая, что Изуку не слышит, обсуждали его самого и почему-то пришли к выводу, что он папа-одиночка. Но это не так важно…

И парень вовсе не может объяснить, почему же сейчас стоит перед зеркалом, пристально разглядывая своё отражение, проводя шершавыми ладонями по обветренным щекам.

Обручальное кольцо всё так же поблёскивает на пальце. Волосы совсем немного отросли – вообще, они всегда очень плохо отрастали.

Он так засмотрелся на себя, что и не заметил, как в проёме появился Кацуки. Он остановился, оперившись плечом о косяк.

– Ох! Каччан меня напугал. Ты в душ? Я сейчас принесу новое чистое полотенце, то я постирал.

Но Бакугоу не двигается с места, занимая собой весь проход.

– Каччан? – Изуку вопросительно смотрит на него, пальцами немного нервно сжимая край длинной футболки.

Этот немигающий взгляд самую малость пугает. Альфа делает шаг вперёд, заставляя рефлекторно отступить назад. Кацуки заносит руку, а Мидория на секунду забывает, как дышать.

Бакугоу наваливается на него, оттесняя к шкафу, и тянется вверх. Изуку поднимает взгляд туда же, замечая, как парень достаёт что-то с самой верхней полки.

Кацуки откручивает крышку, откладывая её на край умывальника, и несколькими размашистыми мазками размазывает по лицу омеги крем, круговыми движениями втирая его в кожу.

– Такими темпами скоро тебя всего придётся обмазывать…

– Спасибо…

– Кольцо снимай, руки вытягивай ладонями вверх.

Бакугоу бережно растирает вязкий крем по его коже, стараясь несильно сжимать эти хрупкие руки, потому что прекрасно знает, что синяки на его коже появляются мгновенно от любого грубого прикосновения.

Альфа удовлетворённо кивает.

– Всё?

– Да, – но почему-то он не спешит отпускать его.

Его ладони перемещаются на щёки, немного сжимая. Кацуки наклоняется к его лицу, губами прижимаясь к его лбу, и тут же морщится, совсем забыв, что только что самолично намазывал его лицо.

– Блять… В следующий раз буду брать с каким-нибудь приятным вкусом…

Бесконечная чернота больше не пугает его. Изуку смело шагает вперёд, осматриваясь по сторонам в поисках единственных здешних жителей.

На самом краю разлома сидит, свесив вниз свой длинный хвост, волк. Он устало зевает, раскрывая огромную пасть с рядами белоснежных острых зубов. Весь его вид кричит о скуке и одиночестве. Странно, но своей сущности Мидория не замечает.

Он смело шагает к нему, останавливаясь совсем близко. Зверь прижимает уши к голове, кончиком носа прикасаясь к его плечу. Изуку осторожно чешет его за ушком.

Иногда омега ловит себя на мысли, что их звериные сущности слишком человечны. Особенно их глаза. Порой кажется, будто бы вот-вот, и они даже смогут что-то сказать.

Мидория опускает взгляд вниз и видит на земле наполовину стёршиеся очертания рисунков. Вот этот круг похож на компас, а вот этот – на кусок мяса, правда, слишком кривой. Дальше видны непонятные каракули, наверняка не так давно их ещё можно было прочитать.

Пушистый хвост одним движением сметает остатки рисунков, небрежно фыркая.

Пальцы руки сами вплетаются в светлую шерсть волка, ласково перебирая прядки. В разломе прямо под ними гудит ветер, поднимающийся откуда-то с глубин, словно несущий с собой что-то. Волк мордой подталкивает его подальше оттуда и сам идёт следом, не упуская шанса потереться об него головой или хвостом оплести ноги, заставляя раз за разом останавливаться.

Они просто прогуливаются по бесконечному чёрному настилу земли. На песке остаются следы огромных лап зверя, но его хвост их тут же стирает, не оставляя ничего после себя. Несколько раз он приоткрывает пасть, словно силясь что-то сказать, прорычать… Но каждый раз отступает, просто опуская морду и закрывая глаза.

Изуку еле разлепил глаза, поворачивая голову вбок, чтобы посмотреть, спит ли Нацуки. Но кроватка стоит пустая. Сердце пропускает болезненный удар, а к горлу подступает комок паники. В комнате он один.

Вывернувшись из одеяла, Мидория срывается на бег, но, споткнувшись о порожек, едва не падает, в последний момент успевая с грохотом зацепиться за угол.

Дверь на кухню приоткрыта, но и звука оттуда не слышится. Изуку врывается и туда, чудом не споткнувшись о кухонный порог.

Кацуки медленно поворачивает голову в его сторону и морщится оттого, что Нацуки дёргает его за волосы, заставляя наклониться к себе ближе. Мидория хочет предупредить, что не стоит этого делать, но не успевает, потому что их малыш слишком проворен – хватает альфу за нос, пытаясь ему его оторвать.

На столе стоит почти полностью опустошённая бутылочка со смесью, там же небрежно лежит слюнявчик. Нацуки, сидя на руках у отца, с улыбкой растягивает его щёки в разные стороны. Изуку неуверенно присаживается рядом с ними на диван, в любой момент готовясь забрать Нацуки, но Бакугоу совершенно спокойно держит его на руках, несильно прижимая к себе, позволяя малышу делать со своим лицом… трудно сказать, что именно, но что-то очень важное, если судить по выражениям лиц.

Нацуки переключает внимание на своего папочку, пытаясь и его прихватить за волосы, при этом не забывая о Бакугоу, которого он отпускать явно не собирался.

– Спасибо, что покормил Наччана.

Кацуки ничего не отвечает, только кладёт голову на его плечо, прикрывая глаза.

Звонок в дверь не нравится Кацуки совершенно, он старается его проигнорировать, но Изуку уже бежит в коридор открывать.

Бакугоу слышит какофонию звуков, которую могут издавать только одни люди из его окружения. Нацуки хмурит бровки и что-то бурчит себе под нос, пытаясь выставить кубики в одну ровную линию. Он то и дело бросает взгляды на Кацуки, который держит в руках погремушку.

– Каччан, к тебе пришли, – Изуку проскальзывает в комнату почти незаметно.

Нацуки и Кацуки одновременно поднимают на него взгляды, и Мидории вдруг показалось, что они оба смотрят на него как-то обречённо.

– Бакугоу-сан! Как давно я тебя не видел!

– Действительно, всего лишь сутки назад ты орал, что видеть меня больше не можешь, а теперь соскучился?

Но Монома не отвечает ему, как вкопанный уставившись на Нацуки, что всё так же возится с кубиками, ворча себе под нос и переставляя их как только можно.

– Это же… мини-Бакугоу-сан! – от его крика Нацуки вздрагивает и переводит на него хмурый взгляд. – Да он даже смотрит на меня как Бакугоу-сан! Эти глаза так и говорят: «Заткнись, а то зарою тебя в отчётах!»

– И вправду… – Миюки выходит у него из-за спины, заправляя прядь волос за ухо.

При виде омеги глазки малыша загораются, а ротик приоткрывается.

– Хочешь подержать? – Кацуки подхватывает Нацуки на руки и передаёт Миюки, тот немного неуверенно прижимает ребёнка к себе, настороженно поглядывая на Бакугоу: этот засранец не делает ничего просто так.

– А! Миюки-сан, осторожнее! – Изуку, до этого разговаривавший с Кендо и Шинсо, отмирает.

– Не боись, я его держу.

– Дело не в этом…

Нацуки растягивает губы в улыбке и, что-то улюлюкая, впивается пальчиками в распущенные волосы Миюки. Не ожидавший такой подлянки омега даже противопоставить ничего ребёнку не может. Просто стоит и ждёт, когда его отпустят, ну или окончательно снимут скальп.

– Каччан! – Мидория пытается отодрать собственного сына от Миюки, но тот ни в какую не хочет отпускать его, на глаза едва слёзы не наворачиваются.

Но стоит только освободить Миюки, как у Нацуки появляется новый объект – Шинсо. Они смотрят друг на друга: один с непониманием, другой – с маниакальным блеском в глазах.

Миюки продолжает что-то шипеть на Кацуки, одновременно пытаясь убрать волосы, пока на него снова не переключили своё внимание.

Единственная, у кого Нацуки сидел на ручках спокойно, – Кендо. Даже волосы ей выдирать не захотел. Просто рассматривал её, а потом предложил поиграть вместе в кубики, хотя даже так он не переставал поглядывать на Изуку, чтобы тот всегда был в поле зрения.

Мидория обеспокоенно поглядывает в сторону сына. Нацуки пытается ходить, хватаясь для опоры за край дивана.

Как бы он ни старался, Нацуки напрочь отказывался ползать, сразу пытаясь совершить свои первые шажки. Мальчик пыхтел, но сдаваться не хотел. Упрямством он явно в Бакугоу…

Вот он снова переставляет ножку, но, запнувшись, почти садится на попу, только Кацуки ловит его, снова ставя на ноги. Изуку облегчённо выдыхает, пока рядом есть Кацуки, можно отвлечься на приготовление ужина.

– Па-па.

– Па-а-а-па-а-а.

– Да, хорошо, – Изуку улыбается, приглаживая хохолок на голове Нацуки, а тот снова лепечет.

– Па-а-а-па-а-а.

– Угу. Папа.

Кацуки отпивает кофе и ставит кружку на стол, чтобы подсесть к ним. Нацуки смотрит на него и снова тянет: «Па-а-а-па-а-а».

Нацуки виновато потупил взгляд в пол, пока Бакугоу тряс перед ним своей рубашкой, изрисованной фломастерами.

Изуку уже хотел заступиться, но Кацуки грозно на него зыркнул, так и говоря: «Не смей!»

Весь оставшийся вечер Нацуки простоял в углу, изредка вздыхая и обиженно поглядывая на своего отца, сидящего в кресле, но игнорирующего все его взгляды.

– Он должен научиться нести ответственность за свои поступки.

– Я знаю, но, Каччан, Наччану всего лишь два с половиной года… Он ведь ещё не совсем понимает, где рисует…

– Это уже третья моя рубашка за два месяца, хочешь сказать, он это делает неосмысленно?

– Ну, да…

Кацуки приподнимает разрисованную ткань и снова внимательно осматривает яркие полосы и завитки. Никакого точного рисунка нет. Бакугоу вздыхает. Ладно, может быть, он действительно не специально это сделал.

Видя, что его слова, кажется, произвели должный эффект, Изуку снова продолжает:

– Вам нужно помириться, – и осторожно тянет Кацуки за ладонь в сторону кухни, где отбывает своё наказание Нацуки.

Изуку всегда выступает в качестве посредника между ними, ведь не в первый же раз Нацуки проказничает…

Мальчик стоит, насупившись, опустив голову вниз, пальцем ковыряя обои.

– Наччан, папа хочет тебе кое-что сказать.

Бакугоу присаживается на корточки, чтобы быть наравне с сыном, ощущая на плече тёплую ладонь Изуку.

– Я был не прав…

Нацуки оборачивается, хлюпая носом. Он утирает нос рукавом и нерешительно идёт к отцу, чтобы головой уткнуться ему в плечо и кое-как сказать корявое «Пласти».

Изуку снова перерывает всю квартиру в поисках газеты с объявлениями о работе. Но её нигде нет.

– Что ж такое-то… Уже четвёртая…

– Папа! Папа! Папа! Папа! – кричит Нацуки и на полной скорости влетает в комнату, едва не снося омегу с ног.

– Что такое?

– Смотл-л-ли! Мы с папой сдела-али! – он протягивает ему красивый кораблик из бумаги.

– Какая красота! Вы молодцы! – Мидория гладит сына по голове и внимательнее осматривает кораблик.

Улыбка медленно сползает с лица.

– Наччан, а вы с папой больше ничего не делали?

– Делали! Бом-боч-ку! И… и… зу-зу-журавлика!

– Покажете мне остальное?

– Ага! – он хватает Изуку за руку и тащит его к ним в спальню, где Кацуки пытается вывернуть из бумаги львёнка.

– А я-то думал, куда пропадают все газеты, которые я покупаю…

Пристыженным Бакугоу не выглядит, хотя прекрасно знает, для чего именно Изуку их покупал.

– Присоединишься? – Кацуки протягивает ему единственный целый фрагмент с объявлениями, а омега только вздыхает тяжело.

– Так, что там у нас ещё осталось?..

– Попугай.

– Ну, давайте сделаем попугая!

Нацуки вклинивается между ними, тоже пытаясь сложить листок по указаниям отца.

ЭПИЛОГ

Нацуки открывает глаза, смотря в белый потолок. Из-под штор выбивается тонкая полоска света – уже утро. А что это значит? А это значит, что можно перемещаться!

Он выбирается из кровати, осматриваясь по сторонам. Родители всё ещё спят, прижавшись друг к другу. Нацуки коварно улыбается и старается бесшумно забраться к ним на кровать.

Кацуки уткнулся лицом Изуку в грудь, руками обнимая его поперёк талии, и беззаботно сопит, даже не хмурясь во сне.

Мальчик пытается влезть между ними, но Бакугоу прижался так близко, что и миллиметра пространства между ними не осталось. Нацуки недовольно фыркает.

– Папа. Папа, отчёт. Ты отчёт забыл написать, – шепчет он ему в самое ухо, отчего Кацуки подрывается и ошалело крутит головой во все стороны.

– Какой отчёт?!

Пока отец никак не сориентируется в пространстве, Нацуки быстро ныряет под одеяло и прижимается к Изуку поближе, вдыхая родной запах.

Кацуки хлопает глазами и только что-то бубнит себе под нос, прежде чем снова лечь, обнимая теперь и Нацуки тоже.

Изуку только удивлённо смотрит на то, как эти двое прилипли к нему и продолжают спать дальше.

Он встаёт совсем тихо, чтобы их не разбудить, но стоит лишь шагнуть за порог, как Кацуки и Нацуки тут же подрываются и встают. Они вместе идут в ванную для водных процедур, а пока Мидория готовит завтрак, Бакугоу включает мультики, чтобы хоть как-то заставить своего сына задержаться на месте больше чем на одну минуту.

– Вкусно пахнет! Это блинчики, да? Блинчики? – он носится из стороны в сторону, то и дело норовясь врезаться во что-нибудь.

– Блинчики, блинчики, – кивает омега. – Наччан, садись за стол, уже почти готово.

Нацуки спешит, старается запихнуть в рот всё сразу и залить это чаем, чтобы поскорее проглотить. Смотря на него, Кацуки только поражается, как в него влезает столько еды всего лишь за две минуты, и откусывает очередной кусочек блина.

– А мы пойдём гулять? Пойдём же? Да? Да?

– Пойдём.

– А папа пойдёт?

– Пойду, – Бакугоу залпом допивает кофе и встаёт, чтобы помыть посуду.

– Каччан, давай я?

– Нет, лучше с ним разберись, пока он не разнёс полквартиры от нечего делать, – он целенаправленно смотрит на их многострадальный диван, весь изрисованный машинками, паровозиками и корабликами.

Нацуки от нетерпения уже обежал три раза вокруг кресла, залез на диван и поболтал ногами, слез и побежал дальше.

Изуку даже не успел понять, куда тот делся за такой короткий срок.

– Папа, папа, а ты меня на спине покатаешь? – мальчик встал перед присевшим, чтобы завязать шнурки, Бакугоу.

Тот хмуро на него посмотрел, и так ведь постоянно его катает, такими темпами он и на своих двоих разучится ходить. Кацуки уже хочет сказать «Нет», когда Нацуки, хитро прищурившись, продолжает:

– А иначе я папочке рассказу, что ты мне даёшь конфеты и говоришь мне ему не рассказывать, – и ему совсем нет дела, что всё это время Изуку стоит за спиной у Кацуки с рюкзаком в руках.

– Хорошо, шантажист мелкий… – шипит он сквозь зубы. – Это в последний раз.

Нацуки загибает палец на левой руке: это девятый раз. Если Мидорией он может манипулировать, лишь состроив милейшую мордашку, то с Кацуки срабатывает только шантаж.

Он вертит головой из стороны в сторону, и Бакугоу кажется, что такими темпами она у Нацуки отвалится. Но даже на замечание отца он только улыбается и говорит, что тогда папа обязательно прикрутит её на место, а то папочка будет плакать без Нацуки. А папа ведь не хочет, чтобы папочка плакал. Ведь так?

Кацуки только просит его держаться крепче, а то тот рискует ещё и упасть. Мимо проходящие люди умиляются тому, как Нацуки вцепился в шею Кацуки, широко улыбаясь.

Изуку идёт рядом, держась с Кацуки за руки. Его действительно умиляет вся эта картина, особенно с его ракурса. Всё-таки Бакугоу тоже балует Нацуки, как бы тот ни хотел этого признавать. Даже от корпоративов он отказывается, чтобы прийти домой и поиграть с сыном в машинки или же порисовать. Главное – не напоминать ему про диван…