Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

– Извините… м-мне домой-й над-до.

И быстро драпает, хотя обычно всегда помогал в таких ситуациях.

Он запирается на все замки и снова включает свет везде, где можно. Но нервные мурашки всё равно время от времени пробегают вдоль позвоночника. Руки немного подрагивают, но Изуку слишком страшно, чтобы давать себе отчёт, поэтому он звонит Кацуки, чтобы просто узнать, когда тот придёт.

– «Сегодня в 18:21 по местному времени был схвачен и доставлен в ближайшее отделение полиции подозреваемый в изнасиловании четырнадцати омег – Акагуро Чизоме. Напомним, подозреваемый выслеживал беременных омег и нападал на них с намерением совершить насильственный половой акт, но ни один из пострадавших убит не был. На данный момент следствие продолжается».

Кацуки выключает телевизор. Маньяка поймали в городе Р*****, это слишком далеко от них. Мидория сосредоточенно моет чашки от коричневого чайного налёта, даже не обращая внимания на то, что стало как-то слишком тихо.

Альфа пристраивается у него за спиной, опуская подбородок ему на голову, вдыхая сладкий запах волос, смешанный с его шампунем.

– Каччан? – он вопросительно дёргается, но ответа не следует.

Молчание затягивается.

– Я буду присутствовать на родах.

Изуку вздрагивает всем телом. Им рассказывали, что альфы не очень-то рвутся поддерживать своих избранников во время самого процесса. Им становилось плохо. Сильные, смелые, могучие самцы просто-напросто падали в обморок. И в то, что Бакугоу этого не знает, поверить трудно.

– Лучше не надо.

– Надо, Деку, надо… – устало произносит он эту приевшуюся фразу.

Омега только тяжело вздыхает, если Кацуки говорит это его «надо», значит, он всё равно это сделает.

На улице льёт как из ведра, поднялся сильный ветер. А дома так тепло и уютно. Омега дремлет на диване, завернувшись в тёплый плед. Из-за сильного похолодания в квартире стало зябко, а кондиционеры гонять он не хочет.

Капли дождя успокаивают и убаюкивают. Такой ласковый звук капель по стеклу и этот неприятный скрежет, что режет уши…

Скрежет?

Изуку сонно моргает и приподнимается на диване, потирая глаза. В коридоре слышатся какие-то странные звуки, которые заставляют неприятно поморщиться. Мидория вывёртывается из пледа и, еле переставляя ноги, бредёт из комнаты.

Ручка входной двери дёргается, словно кто-то пытается её открыть. По телу омеги проходит нервная дрожь, а на глаза наворачиваются слёзы.

«Да что же это такое?!»

Резко всё затихает. А потом в дверь с грохотом будто что-то впечатывают. Парень дёргается назад, вжимаясь в выступ в стене. Протяжный скрип, что-то падает, и быстрые шаги, сменяющиеся бегом. Снова с металлическим звоном падают мусорные баки, кто-то сдавленно вскрикивает. Изуку в ужасе тянется за телефоном и, едва не плача, называет адрес.

В замочную скважину вставляют ключ и уверенно поворачивают, открывая дверь ногой. Бакугоу с хмурым выражением лица затаскивает в коридор троих подростков, которые что-то хнычат и просят отпустить. Но он предпочитает их игнорировать.

– Полицию вызвал? – спокойно спрашивает он, встряхивая мальцов за шкирки.

– У-угу. А э-это к-к-кто?..

– А это те, чьи родители будут возмещать нам ремонт двери и моральный ущерб заодно. Да, шпана малолетняя? – Кацуки скалится, отчего двоих парней передёргивает в ужасе, а вот третий только встряхивает головой, словно приходя в себя.

– Да пошёл ты! – рявкает он, но звучит это вовсе не угрожающе, а скорее жалко.

– Я-то уже пришёл к себе домой, а вот какого хуя вы у меня дома забыли – вот это хороший вопрос, – альфа присаживается на корточки перед ними и наклоняется к его лицу, сверкая своими жуткими кроваво-алыми глазами с узкими полосками зрачков. Мидория видит, как вздрагивают подростки, вжимая головы в плечи. Если даже взрослые альфы не могут выстоять против Бакугоу, то детям-то куда.

– К-каччан, – тихо зовёт его омега, когда видит, что рука Кацуки уже сжимается в кулак.

Альфа переводит на него горящий гневный взгляд, заставляя спрятаться назад за выступ. Бакугоу делает глубокий вдох и выдох, стараясь успокоиться.

– Иди сюда. Это просто хулиганьё, они ничего тебе не сделают, – он говорит это, хотя прекрасно знает, что Изуку боится вовсе не их.

Он снова выглядывает и неуклюже подходит ближе, прижимаясь к альфе, руками цепляясь за его распахнутое мокрое от дождя пальто. Кацуки наклоняется и целует его холодными губами в щёку, подростки презрительно морщатся, а Мидория смущённо вспыхивает, но всё так же продолжает вжиматься в его бок.

Полицейский только неуютно ёрзает под пристальным тяжёлым взглядом, дрожащими от нервов руками фотографируя деревянную дверь с большой трещиной, в которой можно было разглядеть круглую отметину, чем-то похожую на очертания человеческой головы.

Следователь молча слушал их, потом разговаривал с парнями, но те так ничего и не ответили – адвоката им подавай. Мужчина от этой фразы даже рассмеялся, вызвал их родителей и разговаривал уже с ними.

Кацуки потребовал с них денежную компенсацию за дверь, которую эта «малолетняя шпана» исцарапала раскладным ножом. Больше всех выёживался их «главарь», что храбрился как мог до прихода собственного отца. Мужчина с ним не сюсюкался, а сразу, как увидел, дал сильную затрещину. Изуку даже передёрнуло от этого зрелища – слишком страшно выглядело.

Но на самом деле Бакугоу было посрать на эту дверь, больше всего его волновал вопрос: «Какого хера именно они?!»

Какие-то ушлёпки вздумали просто попугать людей, а выбирали исключительно беременных омег. «Одиноких беременных омег». На этой фразе Кацуки разразился диким хохотом. Изуку никогда не слышал, чтобы альфа смеялся, но этот смех был с до одури жутким хрипом и странным гоготанием.

Мальчишек заставили извиниться перед ними, но если первые двое все в соплях кланялись и очень даже искренне просили прощения, то тот третий только гордо выдвинул вперёд подбородок и издевательски протянул: «Ну простите, чё».

Бакугоу промолчал, хотя в его взгляде омега точно видел какую-то странную неприязнь напополам с отвращением и тоской.

И только ночью, когда они уже будут дома, ворочаясь в кровати, но никак не в силах уснуть, Кацуки, прижимая омегу к себе, пробормочет ему куда-то в волосы: «Этот малолетний мудак очень похож на меня…»

Комментарий к 9. Пора убедиться, что всё это реально Таяки – пирожок в форме рыбки с разнообразными начинками внутри.

Выложила я, значит, главу. Думаю, всё, теперь можно спокойно дописать продолжение к “Вместе”, а тут комменты: “Когда будет новая часть?” Сначала не поняла, в чём подвох, а потом смотрю, а главы нет! Чуть не схватила инфаркт. Оказывается, сохранить я её сохранила, но проблема-то в том, что это был черновик, а не публикация... Печально, однако...

Ну да ладно... Отсрочила свою казнь на несколько дней, даже лучше!

Уже давно хотела прикрепить ссылку к группе с великолепными иллюстрациями Варии! Огромнейшее ей спасибо, каждую ждала с нетерпением***

http://vk.com/stormgale

Та самая сцена с курицей от читателя: Дерзкий Недошкет https://pp.userapi.com/c840530/v840530155/3f674/Tov_4pAJpMg.jpg

====== 10. Любое счастье может омрачиться реальностью... и наоборот ======

Мидория оглядывается по сторонам. Вокруг него беспросветная тьма. Просто пространство, будто бы залитое чёрной краской. До одури тихо. Он идёт уже очень-очень долго, но ещё не встретил ни единой души.

И вот впереди наконец что-то мелькает. Изуку радостно, со всех ног бежит туда и еле успевает затормозить, чтобы не сорваться в бездонную пропасть.

Огромная трещина отрезает все дороги вперёд. Её никак не пересечь. Можно идти только вдоль неё, туда, где нет и не будет ничего. Но и за пропастью точно так же ничего нет. Тогда какой смысл искать пути переправки на ту сторону, если там тоже будет только эта всепоглощающая мгла?

Изуку идёт вдоль этой расщелины, стараясь не подходить близко к краю, чтобы ненароком не сорваться вниз. Не разбиться.

Он замирает на месте, чуть дальше от него виднеется узкий мосток, просто остаток от земли, когда та ещё не была разломлена и разведена. Даже не так – это узкое «что-то», по которому можно перейти на ту сторону, но ни один нормальный человек не решился бы ступить на этот хлипкий мосток, что в любой момент может рухнуть. Мидория снова вертит головой, стараясь найти хоть что-нибудь. И снова ничего.

Здесь ничего нет. Нигде ничего нет. Везде сплошная тьма.

Металлический скрежет, словно ножом, режет слух. Он повсюду и нигде одновременно. Изуку, зажимая уши руками, стараясь найти источник мучительного звука, оглядывается по сторонам. И вдруг перед ним возникает огромная клетка. С погнутыми прутьями, разбитый замок скрипит в петлях. У парня перехватывает дыханье. Кого можно держать в этой тюрьме?

Мидория делает шаг назад и натыкается на что-то. Всё тело сковывают цепи страха. Ему хочется закричать, хотя он сам не знает отчего, но тут он с ужасом понимает, что голоса нет, только невнятные хрипы и сипение. Омега никак не может заставить себя обернуться, посмотреть, что там, за спиной. Ему кажется, что сзади что-то просто ужасное.

Краем глаза он видит, как со спины вперёд тянутся когтистые лапы, что тут же становятся руками. Они ложатся ему на плечи, не давая сбежать. Чей-то тёмный силуэт возникает перед ним. Он не смотрит на парня, только на клетку, и раздражительно цыкает, качая головой. Осматривается по сторонам, в руках его звенькают массивные цепи.

Изуку открывает глаза, сонно моргая и осматриваясь. Снова он проснулся ночью. И Кацуки тоже не спит, смотрит на него, поглаживая по голове, и омега подаётся навстречу его ладони, прижимаясь к ней щекой.

– Плохой сон, – говорит за него Бакугоу.

Парень кивает, прикрывая глаза, и спрашивает:

– А клетки больше нет?

Кацуки сначала молчит, только прижимает к себе ближе, дыханием шевеля волоски на затылке, а потом выдыхает еле различимым шёпотом:

– Уже давно нет.

Кацуки уже минут двадцать разговаривает с врачом омеги НАЕДИНЕ. Мужчина-бета, стоило Бакугоу попросить «уделить ему пару минут», как-то уменьшился в размерах. И вот они вдвоём там, в кабинете, разговаривают о чём-то неизвестном Изуку.

Мидория взволнованно гладит себя по животу. Уже конец пятого месяца, а малыш так и не пинается. Доктор сказал, что ничего страшного. Может быть, парень просто не чувствует этого, потому что толчки слишком неяркие. И он старается убедить себя в том, что это правда. Хотя какая-то часть внутри него взволнованно мечется из угла в угол.

Дверь быстро распахивается, и врач быстрым шагом старается удрать от Кацуки, но тот упрямо следует за ним, не переставая что-то говорить. Мужчина уже едва не воет, стоит им заметить Изуку.

– Бакугоу-сан, заберите своего мужа, пожалуйста, и объясните ему, что летальный исход возможен далеко не во всех случаях, – взмахивает рукой, указывая на Кацуки, и тот сразу становится тихим и спокойным, будто это и не он вовсе уже как двадцать минут терроризировал врача своими вопросами.

А потом сразу замолкает, понимая, что только что сказал. Он скомканно приносит извинения и сбегает. Альфа молчит, смотрит куда-то себе под ноги и кусает губу, хмурясь. Мидория натянуто улыбается ему, беря за руку и ведя к выходу из консультации.

Несколько раз Кацуки порывается что-то сказать, но омега ему не даёт, переводя темы одну за другой, или Бакугоу позволяет ему делать это.

– А. Я в магазин забегу, но ты меня не жди, хочу на ужин пожарить бифштекс… с кровью…

– Я…

– Или лучше свиную отбивную? Как считаешь?

– А…

– А может, курицу…

– Только не курицу! – альфа даже поворачивается к нему.

– Хорошо, тогда посмотрю по цене.

– Я с тобой пойду, – он отстёгивает ремень безопасности.

– Не стоит, я быстро. Хотя… лучше поезжай домой, тут недалеко, я и сам дойду.

Кацуки хочет что-то сказать, но Изуку с нечеловеческой скоростью «выкатывается» из салона и ковыляет ко входу.

Альфа только хлопает глазами, но он прекрасно понимает, что сам налажал, Изуку нужно побыть одному. Недолго, но он постарается дать ему на это время. Бакугоу проводит пальцем по экрану блокировки и засекает время – пятнадцати минут ему же хватит?

Мидория грустно смотрит на упаковку говядины, даже не видя даты изготовления, которую он хотел посмотреть.

Летальный исход, да? Не то чтобы он об этом не думал, просто… старался мыслить позитивно. К тому же это довольно редкий случай, да и Изуку никогда параноиком не был. Но эта беременность такая долгожданная для него, а вдруг он не выживет, что тогда? Какова вероятность, что Кацуки не отдаст ребёнка в детский дом? И вообще, нужен ли ему этот ребёнок? А даже если он оставит его, то как он сможет заботиться о нём? Откровенно говоря, Бакугоу просто ходячий домашний кошмар. Он сам себе приготовить-то не в силах, а малышу тем более.

К тому же… Изуку ни за что не позволит своему ребёнку расти в детдоме!

Он кивает самому себе, готовясь к разговору с альфой, который должен быть обязательно.

Он расстроенно тыкает ножом в совершенно непрожаренный кусок мяса. Как он мог забыть, что у него никогда не получалось его правильно жарить. Ну вот, и что теперь делать? Надо было брать курицу, хотя не факт, что Бакугоу переживёт этот ужин, если вспомнить, с каким выражением лица он её ел после того импровизированного вальса…

– Не расстраивайся, – Кацуки приобнимает его за плечи, невесомо целуя в висок.

И снова Изуку замечает, что после того «откровенного» разговора альфа ведь больше ни разу не прикасался к его животу. Да, он почти всегда обнимал его, но либо, как сейчас, за плечи, либо поперёк груди, за спину, за что угодно.

– Я не расстроен, просто надо было купить ещё что-нибудь на всякий случай. Знал же, что не выйдет.

Омега оглядывается на настенные часы, ещё можно сбегать в магазин.

– Давай сходим в кафе? – Бакугоу медленно оттаскивает его от плиты, уже более настойчиво целуя в шею.

Мидория упирается и мотает головой.

– Сейчас ведь выходные. Народу наверняка через край.

– Тогда хочешь почитать? – его руки крепче стискивают плечи, не давая отстраниться и на миллиметр.

– У-угу.

Спокойный, даже в некоторой степени «семейный» вечер сглаживает все углы. Но какой-то неприятный осадок всё равно остаётся, и Кацуки это понимает, сжимает пальцами обложку, однако молчит, просто не знает, что можно сказать.

– Каччан… Насчёт утреннего… Ну… Это… – все слова, вся речь, что он готовил, просто вылетели из головы, стоило только паре красных глаз взглянуть на него.

– Забудь, просто забудь это.

– Нет. Я хочу сказать, – Мидория и сам удивляется своей настойчивости, но факт остаётся фактом: у него дрожат пальцы рук, а голос перестаёт слушаться. – Если я вдруг…

– Нет! Молчи! – Бакугоу вдруг хватает его за предплечье, со всей силы впиваясь пальцами в кожу, поджимает губы и качает головой.

– Я прекрасно понимаю, что это не исключено, именно поэтому… Я ничего не прошу, так что в случае чего….

Альфа отрицательно качает головой.

– Я просто спросил у него, какова вероятность… летального исхода. На тех курсах они рассказывали об этом. Выводили статистику. Это было отвратительно. Будто бы с самого начала рассчитывать ни на что хорошее не стоит.

– Неправда! – он вскрикивает, но тут же успокаивается и уже совершенно спокойно говорит: – Всегда есть вероятность летального исхода. Это вполне нормально, так что… всё в порядке.

– Прекрати. Это НЕнормально. Что нормального в смерти?

– Все мы когда-нибудь умрём.

– Тебе так хочется пофилософствовать о жизни и смерти? – он беззлобно усмехается, рукой нашаривая его ладонь и сжимая её.

– Н-нет. Просто… Ну… Я сбился с мысли, – честно признаётся Изуку и придвигается ближе к тёплому боку.

– И хорошо. От тебя я слышать этого не хочу. Ладно «эти». Но ты-то. Не думай об этом.

– Это трудно. К тому же обычно, когда говорят не думать о чём-либо, все твои мысли обязательно крутятся вокруг этого.

– Думай о чём-нибудь другом… да хоть о погоде.

Мидория задумывается и с серьёзным выражением лица изрекает:

– Дома становится холодно.

– Замёрз? – Кацуки прижимает его к себе ещё ближе, натягивая плед повыше.

– Нет, ты тёплый.

– Каччан, а что ты делаешь?

Изуку осторожно выглянул из-за приоткрытой двери спальни. Бакугоу тяжёлым взглядом осматривал коробки перед собой.

– Избавляюсь от барахла.

Омега медленно, обходя раскиданные по полу преграды, подошёл к нему ближе.

– Зачем? Оно же не мешает.

– Сейчас не мешает, а позже понадобится место. Много места. А этот чулан просто свалка забытых вещей, – он кивает на одну из коробок, и Мидория аккуратно заглядывает внутрь, вытаскивая оттуда потрёпанные боксёрские перчатки. – Старуха понапихала сюда всякую хуету, только бы не выбрасывать.

– Память же. Это здорово через много лет открыть старые коробки и вспомнить, каким ты был маленьким.

Бакугоу будто бы задумался над его словами, а потом, укладывая очередную коробку на точно такую же, спокойно сказал:

– Похоже, разницы не будет. Ты всё равно забьёшь кладовку всякой хренью.

Но его уже не слушают, Изуку только что нашёл старый альбом с фотографиями. Ещё из детского садика.

– Это было так давно. Чувствую себя стариком, – он смешливо фыркает, а Кацуки хмурится, подходя со спины и обнимая, смотря на фото через плечо парня.

– Каччан, в принципе, несильно изменился… – он вздрагивает, ощущая, как ладонь альфы соскользнула вниз и слегка сжала ягодицу, тёплые губы коснулись шеи, а язык очертил края метки.

Мидория немного наклоняет голову, давая больше доступа.

Руками парень незаметно забирает у него фотографию и откладывает её в сторону. Он подталкивает его в сторону спальни.

Как давно они в последний раз занимались сексом? Изуку уже и не помнит. Объятия. Поцелуи. И всё.

Не то чтобы он чувствовал какое-то неуправляемое желание, но всё равно как-то не хотелось, чтобы ему изменяли. Хотя раньше Мидории было всё равно…

Это такое странное чувство. Ему начинает казаться, что он… неважно…

Кацуки укладывает его на бок, довольно медленно выпутывая из одежды. В комнате светло, отчего Изуку смущённо прикрывается руками. Бакугоу не усмехается и ничего не говорит, просто целует, руками поглаживая его по груди. Кровь набатом стучит в висках из-за прилившего вмиг возбуждения.

Он чувствует, как палец несильно надавливает на вход, но не проникая внутрь, а только кружа вокруг. Мидория знает, что сейчас, сейчас, но, когда именно, сказать не может. В отличие от него, Кацуки всё ещё одет, и омега несильно дёргает его за рукав чёрной водолазки, как бы намекая снять. Но парень этого, казалось бы, не замечает, продолжая с упоением вылизывать его рот, сплетая их языки в медленном томительном танце, отстраняясь на короткие мгновения, чтобы вдохнуть и снова приникнуть к его немного обветренным губам.

Бакугоу старается не наваливаться на него: боится придавить. А удерживать весь свой вес на одной руке довольно сложно, хотя он никогда не считал себя хлюпиком. Однако ему очень хочется лицом к лицу, вот так вот, близко-близко. Поэтому он стойко держится, не подавая даже намёка на трудности.

Омега только успевает вздохнуть, как в него медленно, но настойчиво проникает палец. Кацуки двигает им, стараясь сразу нащупать простату. И находит. Изуку запрокидывает голову назад, часто дыша, сжимая пальцами что-то из одежды, лежащей рядом, – как хорошо, что парень не выкинул ничего на пол.

Из него начинает вытекать вязкая смазка. Так стыдно. Разумеется, он понимает, что это совершенно нормальная реакция организма на возбуждение, но это так смущает!

Почему-то альфа не добавляет третий палец, решив закончить на двух. Возможно, смазки довольно много, что может полностью обезболить проникновение. Изуку только крупно вздрагивает и приглушённо стонет, ощущая, как его медленно распирает изнутри членом партнёра.

– Нормально? – Мидория несколько раз моргает и неуверенно кивает.

Движения неглубокие и медленные, Бакугоу именно доставляет удовольствие, а не стремится поскорее получить разрядку. Его лицо перекошено, а брови сильно сведены к переносице. Он не входит даже наполовину и постоянно спрашивает: «Нормально?»

Конечно же, Изуку помнит, что Кацуки любит жёстко, сильно, быстро. Этот неспешный темп для него не что иное, как пытка. Но он всё равно держится, крепко вцепившись рукой в его лодыжку, шумно дыша через нос.

– К-каччан… всё в порядке. Можешь войти до конца… и… чуть быстрее.

Парень хочет запротестовать, но как же до одури сильно ему хочется прижать его к кровати и затрахать до изнеможения, чтобы омега и вовсе шевелиться не смог.

– Уверен? – шипит он сквозь стиснутые зубы.

– У-угу.

– Скажи, если что.

И он плавно входит до конца, тут же замирая, смотря, как стиснул зубы омега. А Мидория уже и забыл, каково это, когда внутренности распирает распаляющим жаром. Он быстро моргает, приходя в себя, и снова кивает, разрешая двигаться.

Кровать скрипит под страстные звуки поцелуев и пошлые шлепки тел. Изуку цепляется за его руки, слегка царапая короткими ногтями. Как же ему сейчас хорошо, и Кацуки это видит, целует его, но всё более скомканно, от приближающегося оргазма руки начинают подрагивать, удерживать свой вес всё сложнее.

– Деку.

Он открывает глаза, до этого закрытые, и смотрит на него вопросительно.

– Чёрт. Я сейчас… – Бакугоу резко подаётся навстречу, входя до конца, и замирает, прикрывая глаза.

Внутри разливается обжигающее тепло, Изуку поскуливает, даже не ощущая дрожи собственного тела.

Они лежат на спинах, восстанавливая сбитое дыхание. Мутная пелена тумана перед глазами рассеивается, сознание проясняется.

С окна веет прохладой, и Изуку оглушительно чихает, отчего альфа даже подрывается с места.

– Прости.

Омега приподнимается на кровати, нащупывая свои вещи, и медленно пытается надеть на себя, пока не понимая, что между ног липко и влажно. Ему так не хотелось идти в душ, а ведь придётся.

– Ты куда? – Кацуки провожает его вопросительным взглядом.

– В ванну, помыться.

– Подожди, я с тобой. Надо воду набрать.

– Тогда ты первый иди.

Бакугоу хмуро смотрит на него, словно спрашивая, и омега отвечает ему на невысказанный вопрос:

– Если я каким-то чудом залезу в ванну, то вылезти точно не смогу.

Сначала Кацуки не понимает, к чему он это говорит, но, смотря на его уже довольно большой живот, едва не хлопает себя по лбу.

– Я тебя вытащу.

Изуку выжал половую тряпку, стряхивая с поверхности резиновых перчаток грязные капли воды. Уборка сегодня не заладилась. Через каждые пять минут Кацуки строчил ему эсэмэски, причём содержание их было… пустым. Альфа спрашивал, где у них находится то соль, то перец, то графин с водой, который всегда стоял на столешнице либо иногда на столе.

И сначала он вправду думал, что Бакугоу это всё зачем-то нужно, мало ли. Но, когда телефон в очередной раз пиликнул, у омеги чуть не сдали нервы. «Когда ты уже уволишься?» «Увольняйся». Тексты менялись, а смысл оставался прежним.

Конечно, он тоже уже неоднократно задумывался об увольнении, но мало того, что их финансы и так поют романсы, так ещё и без дела сидеть дома все выходные – это же ужас! К тому же довольно скоро родится ребёнок. Тогда будет ещё сложнее. Работать он не сможет в принципе, потому что всё его время будет отдано малышу. Мидория нервно вздрагивает, ощущая вибрацию мобильного в кармане. Да что ж ему неймётся?!

Он быстро достал телефон, сразу же набирая своего… неважно. Трубку Кацуки взял сразу же и уж точно не ожидал, что ему и слова сказать не дадут.

– Каччан! Сколько можно отвлекать меня от работы? Я ушёл из дома всего лишь полчаса назад!

– «Ну так увольняйся, и я не буду надоедать тебе эсэмэсками. Как ни посмотри, одна выгода».

– Нет тут никакой выгоды. Тебе что, настолько скучно?

– «Мне одиноко», – Изуку многозначительно помолчал.

– Ну раз уж так, то пойди посмотри, что там с краном в ванной, он капает. А ещё в туалете замок заедает.

– «…»

– Если это не поможет тебе почувствовать себя менее одиноким, то можешь ещё раз позвонить мне. Поверь, ты удивишься, но у нас дома достаточно всего того, что требует починки.

И сбросил вызов, переводя дыхание. Разговаривать с альфой в таком тоне – самоубийство. Мидория и сам не знает, что на него нашло, надо будет потом извиниться.

А через два часа ему снова звонит парень.

– «Я ещё ножи заточил».

– Зачем?

– «Монома звонил, в гости обещал зайти».

– Оу…

– «„Раскольников, э студент, Ай каме хир э манф эгоу“, – зэ янг мен мэйд хэст ту муттер, виз э хаф бав, римем… римемберинг зет би аут ту би мор полите»*, – Кацуки уже несколько раз потёр переносицу: надо было смотреть, что берëт, а то теперь прочитать ни фига не может.

– Каччан, устал? Сменить тебя?

– Давай, только, если что, скажи, другую возьмём, а то это какой-то пиздец, а не книга.

Изуку вперился взглядом в книгу, ища место, где остановился Бакугоу.

– «„I remember, my good sir, I remember quite well your comping here“, the old woman said distinctly, still keeping her inquiring eyes on this face»**.

– А я и забыл, что ты хорош в английском…

– Но ведь Каччан тоже его хорошо знает.

– «Знал». Это сколько лет назад-то было.

Мидория ничего не отвечает, продолжая бегать глазами от строчки к строчке. Но его сбивает громкая мелодия телефона. Кацуки поднимается с места и медленно идёт на звук, постоянно озираясь по сторонам, – кидать телефон где попало определëнно плохая привычка.

– Да?

– «………….?»

– Да.

– «……………».

– Меня это не интересует.

– «……………………………………».

– Повторять не собираюсь. Всё.

Он недовольно сбрасывает вызов и забрасывает мобильный как можно дальше. Изуку взволнованно поглядывает на его напряжённую спину и вздрагивает, когда пристальный взгляд устремляется на него.

– Что-то не так? – омега и сам удивляется, что его голос звучит уверенно, но старается не показать своего волнения.

– Нет. Ничего. Просто реклама.

– Не реклама ведь… – тихо шепчет он себе под нос, но тут же обрывается, видя, как на него смотрят.

От этого взгляда по позвоночнику против воли пробегает холодок, а сердце болезненно сжимается.

– Ладно. Да, не реклама. Встреча одноклассников. Через два дня в кафе «Тесла». Это где-то южнее нас. В 16:00.

– Встреча одноклассников? – удивлённо переспрашивает он, округлив глаза.

Ах, да. Нормальные люди не только встречи одноклассников устраивают, но и другое. Просто у Изуку ничего такого нет. Одноклассники? Это те самые, которые ничего не делали, когда его избивали? Это те самые, которые держали дверь, пока его насиловали? Это те самые, которые врали, отводя взгляды, о том, что он оступился и ударился головой о парту?

Мирное настроение вмиг пропало. А внутри вдруг начала тлеть злоба. Он удручённо потёр грудную клетку. И с чего это вдруг он разозлился? Из-за того, что о нём даже не вспомнили? Глупо. С чего это о нём вообще должны помнить? Ну, был там какой-то омега, которого постоянно драли на партах, избивая, дальше что?

Полыхающая злость сменяется грустью. Вся его жизнь только сплошные боль и одиночество, замешанные на чёрной тьме и унижении. О чём это он? Ах, да…

Парень встряхивает головой, привычным плавным движением прогибает корешок книги и ищет строчку, на которой остановился.

– Ты пойдёшь? – как бы невзначай спрашивает он, пальцем ведя по строчке.

– Нет.

– Почему? Это же здорово снова встретиться с теми, с кем учился когда-то. Посмотреть, как все изменились, какими стали.

– Мне это не интересно.

Бакугоу присаживается рядом, и Мидория тут же продолжает:

– «„And here… I am again on the same errand“, Raskolnikov continued, a little disconcerted and surprised at the old woman’s mistrust. „Perhaps she is always like that though, only I did not notice it the other time“, he thought with an uneasy feeling»***.

– И всё-таки сходи. Я думаю, тебе понравится, – Изуку растягивает губы в блёклой улыбке, но даже такой жалкой Кацуки не может противостоять.

Изуку смотрит на тёмный потолок. Спать совершенно не хочется. Эта встреча одноклассников не даёт ему покоя. Всё-таки где-то в глубине души он надеялся, что его тоже позовут. Но о нём так и не вспомнили. Это даже не обида, а что-то другое. Ему всегда больно вспоминать о прошлом, но всё чаще и чаще его заставляют погружаться в воспоминания.

Он вылезает из кровати, тихо просачиваясь мимо спящего Бакугоу, и идёт на кухню. Шторы не закрыты, отчего в комнате очень даже светло. Мидория открывает створку окна и выглядывает наружу. Лицо обдаёт ледяной ветер, изо рта вырываются сизые облачка пара. Серый асфальт покрылся инеем, наверняка скоро будет гололёд. Изуку равнодушно смотрит вниз. А ведь когда-то он постоянно представлял, как будет валяться на земле, в луже собственной крови и вывалившихся наружу внутренностей. Его передёргивает, а к горлу подкатывает тошнота. Рука сама тянется к животу и поглаживает покрывшуюся мурашками кожу.

Омега вдруг понимает, что очень сильно замёрз, хотя всего лишь мгновение назад не чувствовал ничего. Лучше вернуться назад в постель.

По всей кухне разлился приятный аромат только что приготовленного ужина. Бакугоу расположился на диване в какой-то непонятной позе и быстро барабанил по клавишам, набирая текст. Изуку же неспеша строгал овощи в салат, его начальнику привезли целый ящик из поездки, и тот поделился половиной с ним. Откуда-то с улицы слышались отдалённые звуки музыки, похоже, кто-то из соседей включил её.

Мидория осторожно моет острый нож и споласкивает разделочную доску, вслушиваясь в звук льющейся воды. Он даже не сразу понимает, что живот как-то странно выпирает, а когда натянувшаяся кожа вдруг снова проваливается, его чуть не схватывает инфаркт. Омега только и может, что открывать и закрывать рот, хватая воздух как рыба на песчаном берегу. Ещё минуту ничего не происходит, но спиной он ощущает на себе пристальный взгляд, а потом быстрый толчок. От неожиданности он вскрикивает и немного подпрыгивает, хватаясь за живот.

Толкнулся. Толкнулся! Только что! Толкнулся!

Изуку резко разворачивается и со всех ног мчится к Кацуки, но тот уже стоит за спиной, так что он врезается прямо в него. Бакугоу уже собирается что-то сказать, но не успевает даже слова вымолвить, как омега хватает его за руку и кладёт себе на живот, передвигая то сюда, то туда, пока не находит какого-то нужного положения. Они молчат, просто стоят и ждут чего-то.

Кацуки сначала даже не понимает, чего именно, но тут в ладонь что-то толкается. Совсем робко, но ощутимо. Мидория снова взвизгивает:

– Шевельнулся! Чувствуешь? Он шевельнулся! В первый раз!

Альфа только беззвучно открывает рот, широко раскрыв глаза. Изуку смотрит на него своими невозможными, чуть влажными глазами, всё ещё ожидая реакции, но всё, что получает, – дрожь руки, которую так и удерживает.