Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Они оба прищурились от режущего глаза света.

– В ванной уже был? – Мидория кивнул, вставая и расправляя постель.

На пару минут Кацуки вышел и снова вернулся назад с чем-то в руках. Кровать скрипнула.

– Кольцо снимай, – Изуку уставился на него во все глаза, но всё равно медленно стянул металл с пальца, протягивая ему.

– Руки вытяни вперёд, – он положил его кольцо на тумбочку, – ладонями вверх.

На огрубевшую кожу нанесли несколько мазков чего-то белого, а потом аккуратными движениями принялись втирать.

– Всё. Теперь ложись.

Он укрыл его одеялом, вытер руки салфеткой и тоже лёг, не забыв выключить ночник.

– С-спасибо, – смущённо прошептал омега, краснея, чего, к счастью, в темноте видно не было.

Свет от фонаря с улицы отразился в красных глазах перламутровым переливом. Альфа притянул его ближе, кратко целуя в нос.

– Спокойной ночи, Деку.

– Спокойной ночи, Каччан…

Откровенно говоря, Изуку очень скучает по своей работе в цветочном магазине. Ему так не хватает свежего цветочного аромата по утрам, когда он встаёт к раковине утром. Нет, на самом деле, это кафе пускай и не особо популярное, но вполне приличное. Клиентов тоже много, а грязной посуды ещё больше…

Начальник Мидории особенно нравится. Немного полный мужчина-альфа, добряк и шутник. Хотя иногда он тоже может сделать выговор, но это по большей части более молодые сотрудники, официанты. К нему начальник относится с какой-то отеческой заботой, а как живот стал заметен, так и вовсе постоянно приходит проверяет, как у него дела, спрашивает, в порядке ли всё, не нужен ли ему перерыв. Даже если это только из-за ответственности, что ляжет на его плечи, в случае случись что с омегой, но всё равно приятно, что кто-то заботится о тебе.

Он останавливается напротив книжного магазина, на витрине наклеен цветастый постер о распродаже. Изуку взглянул на большой циферблат часов на столбе и кивнул самому себе – время ещё есть, так почему бы не зайти и посмотреть, что там интересного есть.

И лучше бы он этого не делал. Глаза разбегались между стеллажами, полными книг. Детективы были с хорошей скидкой. Мидория уже потянулся к одной, как решил заглянуть в кошелёк. Деньги были, но не слишком много, чтобы шиковать. Да и когда ему читать, если работа дома и вне дома занимает почти всё свободное время.

Просмотрев ещё парочку полок, омега шагнул к выходу и остолбенел, глядя в прозрачные двери. На улице сплошной стеной шёл дождь. Ливень. Ветер качал одинокие деревья, заставляя их едва не приклоняться к земле.

Действительно, сегодня же обещали штормовое предупреждение, но в ночь, а не вечер. Изуку осмотрелся по сторонам в поисках какой-нибудь палатки с одноразовыми зонтиками, и, как назло, ни одной такой не наблюдалось.

«Придётся ждать, пока закончится».

Вдалеке на небе полыхнула одинокая молния, а следом раздался раскат грома.

«Ну или хотя бы немного ослабнет дождик…»

Вот только ни через тридцать минут, ни через сорок он так и не стихает. Наоборот, кажется, ещё сильнее поливает улицы, словно из ведра. Шум ветра настолько сильный, что Мидория даже не сразу замечает: у него звонит телефон.

– Каччан?

– «Деку, ты где?»

– Я попал под дождь, а зонтик забыл. Сейчас стою в книжном на ******** улице. Там в холодильнике, на третьей полке, лапша с овощами, если хочешь, можешь перекусить. Я приду и сразу приготовлю ужин.

– «Жди».

И, как всегда, сбросил вызов.

А через десять минут двери открылись, впуская Бакугоу.

– И чем ты думал, когда уходил без зонта?

– Ну… я… з-забыл…

– Забыл он, – Кацуки огляделся по сторонам. – Сюда-то тебя за каким хреном принесло?

– А… Там написано было, что распродажа, мне просто стало интересно… Я только одним глазком взглянуть.

Изуку пристыженно потупил взгляд. Он ведь правда хотел только посмотреть, а тут начался дождь. Но даже так его изнутри покалывало чувство вины, альфа и так устаёт на работе, а тут ещё и он со своими глупыми прихотями.

– П-прости. Д-давай п-п-пой-йдём домой и…

– Пойдём посмотрим, что у них там есть.

Бакугоу схватил его за руку, ведя за собой.

Как итог, они набрали целую стопку книг, и, как бы Мидория ни пытался отговорить альфу, его никто не слушал.

Уже дома, после ужина, Кацуки вручил ему одну и попросил почитать. Альфа расположился на диване, а Изуку в кресле.

Бакугоу расслабленно слушал его тихий, успокаивающий голос, закинув руки за голову, прикрыв глаза. Сейчас его мало волновало то, что завтра его опять ждут нескончаемый поток макулатуры, визги Миюки, истеричный смех Мономы, едва не спящий за своим столом в очередных папках Киришима и только более-менее дееспособный Шинсо. Как же это выматывает.

Всё чаще Изуку стал замечать, что Кацуки задерживается на работе. А в один момент почувствовал на нём омежий запах. Его передёрнуло. Бакугоу вопросительно посмотрел на него, но что он мог сказать ему?

С каждым днём Мидория всё яснее чувствует на себе странные взгляды, почему-то, кажется, недовольные. Но тогда как ему нужно вести себя? Что нужно делать? Что вообще происходит?

– «Долины эти подобны крошечным заводам, то есть заводям у берегов бурных ручьёв, заводям, где можно в-в-видеть, как соломинка или пузырёк воздуха стоят себе мирно на якере… якоре или медленно кружатся в игрушечной бух… бухточке, не задеваемые порывом проносящегося мимо ветра… течения», – он сбивался, не мог прочесть слово, непроизвольно меняя его на другое, под конец и вовсе стараясь читать едва ли не шёпотом.

Бакугоу хмуро глядел на него из-под слегка приоткрытых тёмных ресниц.

– Что с тобой? – спросил он наконец.

– П-прости. Я… сейчас… Всё нормально.

Но Кацуки его уже и не слушал, поднялся, нависнув над ним тёмной тенью, и своей ледяной рукой прикоснулся к его лбу.

– …Ложись, – омегу потянули за руку и уложили на диван, перед этим взбив подушку, – я почитаю. «И хотя с тех пор, как я бродил среди дремотных теней Сонной Лощины, миновало немало лет, я всё ещё спрашиваю себя, не произрастают ли в её богоспасаемом лоне всё те же деревья и те же семьи?»*

И этот запах с каждым днём становился сильнее, едва не сводя его с ума.

– «Я сегодня не приду. Так что ложись спать».

Сердце Изуку замерло на мгновение и болезненно ухнуло вниз.

– А. А. Х-х-хорошо, – кое-как пролепетал он, дрожащими пальцами нажимая на отбой.

Парень присел на край кровати, смотря куда-то вниз, но при этом не видя ничего. В голове пусто, а в ушах непонятный, тихий, но очень раздражающий звон. Он накрывается одеялом, пряча лицо в подушке. Свет с улицы пробивается сквозь не до конца прикрытые шторы, оставляя щель света на полу, что тянется к нему, но так и не достаёт. В полнейшей тишине тёмной комнаты раздаётся первый всхлип.

Мидория не знает почему. Просто отчего-то слишком больно. Настолько, что хочется закричать во всё горло. Даже прекрасно понимая, что он не имеет права на это, он всё равно плачет. С каких пор его это волнует?

Кацуки волен делать, что хочет. Он и так вкалывает на работе до позднего вечера. Это ему хорошо, живёт за чужой счёт… А если так подумать, зачем Бакугоу взял его в мужья? «Из-за ребёнка». А если бы ребёнка не было? «Каччан был бы свободен от этого».

Всё это из-за Изуку. Он насильно привязал его к себе. Альфа ведь не знал, что он забеременеет, да Мидория и сам не знал этого, не верил, а случилось чудо. Кацуки даже ответственность за это взял, дал свою фамилию, не заставил делать аборт. Одно это уже делает его обязанным по гроб.

Нет ничего страшного в этих изменах. Он и так уже испоганил всё, что можно, пускай хотя бы это оставит Бакугоу. Может, он найдёт себе хорошую омегу. Если бы он мог, то избавился бы от метки и освободил альфу от этого бремени. Но, к сожалению, метку не свести – это шрам, связывающий по рукам и ногам, привязывающий к одному единственному человеку.

И когда он успел разреветься в голос?

На часах уже полпервого ночи, а он всё никак не может успокоиться. Слегка подташнивает. Но, как бы Изуку ни пытался себя успокоить, – ничего не выходило. Голова уже раскалывалась, лицо горело от частого утирания слёз. С чего всё это? Ведь, когда Кацуки сказал ему про измены, такого не было. Да, было немного обидно, но тогда не было ничего их связывающего. А теперь, когда он знает об этом, ему так плохо. Почему только сейчас…

Мидория даже не сразу замечает, что в комнате уже не один. Только когда напротив его лица кто-то присаживается на корточки, омега приоткрывает наполненные слезами глаза, чтобы посмотреть, кто это, но ничего толком и не видно.

– Эй. Ты чего? – раздаётся так близко до боли знакомый голос.

Что он может на это ответить? Ничего. Изуку качает головой, закусывая губу, зарывается лицом в подушку ещё сильнее.

С него сдирают одеяло, отбрасывая в сторону и рывком усаживая, пальцами впиваясь в плечи неизменной стальной хваткой.

– Деку! Да что с тобой?! Какого хрена ты ревёшь?! Эй!!!

Он снова качает головой, периодически вздрагивая всем телом и шмыгая носом.

– Ответь уже! Блять! Да что же ты за омега-то такой?!!! – и резко осекается, смотря, как сначала удивлённо увеличиваются зелёные глаза, а потом снова наполняются слезами, закрываясь.

Мидория не может спорить, ведь это правда. Изуку всхлипывает и снова ревёт во всё горло, совсем нечеловечески подвывая.

– Так! Хватит! Не реви! – Кацуки садится на кровать, подтаскивая его к себе ближе, обнимая содрогающееся тело.

Воздуха в лёгких от начавшейся истерики начинает не хватать, дыхание сбивается, становится неровным, с урывками.

– Деку, ну хватит. Успокойся, – снова повторяет он как можно спокойнее. – Давай, вдох, – Бакугоу сам задерживает дыхание, дожидается, пока за ним повторят, и только потом выдыхает. – Выдох. Ещё раз.

И так, пока дыхание парня не стабилизируется. Альфа помогает ему вытереть лицо, высморкаться, отводит в ванную и умывает его, бережно вытирая опухшее лицо мягким полотенцем. Изуку чувствует себя ребёнком, ещё и истеричкой. И чего он разревелся на пустом месте? Кацуки ведь не в первый раз изменяет, он и сам об этом говорил. Тогда почему именно сейчас так больно?

Бакугоу вешает полотенце, а обернувшись, опять видит перекосившееся в болезненной гримасе лицо.

– Только не снова…

Он и сам понимал, что нужно успокоиться, что это навредит его малышу, но ничего не выходило. Кацуки уже заставил его выпить несколько стаканов воды. Омегу укладывают в кровать, кутая в кокон из одеяла, прижимают к себе, и Изуку чувствует что-то неестественно тёплое, будто его греет что-то ещё, помимо одеяла и Кацуки, который прижал его к своей груди, в которой тяжело бьётся сердце, крепко обнимая руками, время от времени поглаживая по спине.

– Всё хорошо. Всё будет хорошо. Слышишь? Всё будет хорошо.

Это последнее, что он слышит перед тем, как силы окончательно покидают его.

Ласковое прикосновение к щеке вырывает его из мучительной дрёмы. Он разлепляет опухшие веки и пытается сфокусировать взгляд на одном объекте. Только всё настолько размыто, а голова так раскалывается, что все его мысли смогли сосредоточиться только на том, как бы поскорее закрыть глаза и снова заснуть.

Но ему не дают, продолжают гладить по лицу, обводят контур губ. Ладонь скользит по шее вниз, к ключицам, забирается в вырез футболки и слегка надавливает на кадык, заставляя сглотнуть.

Изуку с усилием снова открывает глаза, на этот раз удачнее. По крайней мере, теперь он точно знает, кто перед ним. Это не было сном, о чём свидетельствуют пульсирующие виски и пылающие веки.

Сейчас ему стыдно за своё поведение. И что только на него нашло вчера? Он всегда мог контролировать свои эмоции, а тут…

– Нам нужно поговорить, – начинает первым Кацуки.

Парень сидит на краю матраса вполоборота к нему и внимательно смотрит прямо в глаза. От этого взгляда, как и всегда, хочется спрятаться. Тем более сейчас.

– Прости. Я не знаю, что на меня вчера нашло. Такого больше не повторится…

– Повторится, Деку, – тут же обрывают его. – И не один раз. Нам нужно поговорить. Сейчас.

Его усаживают к изголовью, подложив за спину подушку. Альфа подбирается ближе, прямо под бок, всё так же сидя, но взглядом вперившись в его лицо. Мидория старается не смотреть на него, куда угодно, только не на него.

– Должен признаться, до меня дошло только недавно. И это ещё быстро. Я слишком привык к тому, что ты никогда не замечал посторонних запахов, хотя ты и не мог их замечать. Ты их вообще не различал. Понятное дело, что, как только у тебя получилось услышать чужой запах, тебя сразу унесло не в те дебри. Посмотри на меня, – он берёт его лицо в ладони и бережно заставляет взглянуть себе в глаза, – я тебе не изменял. В прошлом, да. Сейчас —нет. Тогда я рассказал это тебе только потому, что хотел, чтобы ты это знал. Теперь жалею. С одной стороны, я жалею, что вообще рассказал, с другой, что рассказал неправильно. Я просто хотел, чтобы между нами не осталось недомолвок, а получилось с точностью наоборот.

Кацуки перевёл дыхание, на секунду отводя взгляд чуть выше головы Изуку, но тут же продолжил:

– Последний раз я спал с кем-то помимо тебя почти год назад. Точной даты не помню, уж извини, – Бакугоу усмехнулся, это чем-то напомнило неудачную попытку разрядить обстановку, – да и делал я это, чтобы тебя не трогать. Кого только я не… было просто плевать, мне нужно было снять напряжение. Вставил, подвигал, кончил, вытащил – вот и всё. Вот такие вот измены. Одноразовые куклы, которых после использования я тут же выбрасывал, а потом шёл домой. Где меня ждал ты.

У Мидории дрожат руки, эти воспоминания ему неприятны, они причиняют боль. Тогда был только всепоглощающий страх, разрушающий его изнутри, даже сейчас внутри тоненькие струны предостерегающе звенькают, напоминая, кто сидит рядом. Одно дело притупить их, но полностью избавиться, нет, такого не будет никогда.

– Секс с тобой и одноразовый перепихон с ними – совершенно разные вещи. Их нельзя поставить в один ряд. Ты же не поставишь свою любимую чашку с туалетной бумагой. Вот это почти то же самое, только ты не чашка. С тобой я чувствую, будто мы становимся единым целым, не физически… духовно?.. Неважно, просто так и есть. Даже когда ты мне всю спину в лоскутки пытаешься превратить, я чуть ли не обкончаться готов. А я далеко не мазохист, – его рука с щеки соскальзывает омеге на затылок, надавливая там, где среди волос остался неровный шрам. – Прошлого не исправить. Как бы я ни пытался, это просто не в моих силах. Я уже говорил: «Можешь ненавидеть меня ещё больше, только от этого ничего не изменится». Своё я ещё получу, на Том свете точно. Но сейчас – ты. Тебя я не отпущу ни за что на свете. Ты ведь и сам это прекрасно понимаешь, оттого всё ещё здесь.

Разумеется, понимает. Всегда понимал. Это огромная клетка, а теперь на её прутьях появилась позолота. Может быть, у него и был шанс расправить свои обкромсанные крылья и вырваться из неё раньше. Но не теперь. Теперь он не один.

Ладонь Бакугоу снова скользит по шее, добираясь до метки, пальцами слегка надавливая, заставляя поморщиться.

– Чувствуешь это? – другая рука подхватывает его запястье и подносит к лицу, чтобы было видно кольцо. – Видишь это? – Изуку гулко сглатывает.

– А теперь я спрашиваю – что для тебя это значит.

Они сидят, слушая дыхание друг друга. Мидория снова и снова скользит взглядом по обручальному кольцу, всё ещё ощущая чужие пальцы на метке. Молчание уже затягивается, а Кацуки даже не моргает, всё так же ожидая ответа. И он не успокоится, пока его не получит.

– Это… значит… что я п-принадлежу… тебе… – хрипит он наконец.

В подбородок снова вцепляются пальцы, не позволяя отвернуться, а перед лицом вдруг возникает рука альфы, на которой точно так же, как и на его, поблёскивает тонкая полоска металла.

– Тогда это что значит?

Изуку смотрит на него, не понимая, чего тот добивается.

– Деку, не убивай мою веру в твои мозги. Ты задротил всю школу, потом институт. Только не говори, что теперь твоё серое вещество атрофировалось и уже не может допетрить до такой херни, – но омега всё равно молчит. Бакугоу тяжело вздыхает: – Это значит, что я принадлежу тебе так же, как и ты мне. Логично? Логично! Теперь мы с тобой семья, как бы дико это ни звучало. И нам нужно научиться нормально общаться друг с другом. Тебе – не бояться. Мне – ты и сам знаешь.

– Каччан уже изменился… – отстранённо говорит он.

– Внутри такая же гниль.

Он протягивает ладонь и кладёт её на живот Изуку, но никакого давления тот не чувствует, разве что тепло, мгновенно прошивающее каждую клеточку волной.

– Но я буду стараться, чтобы она не вышла наружу. Только если я буду делать это в одиночку, ничего не выйдет. Так что поможешь мне?

В этих алых глазах нет ничего прошлого, будто это совершенно другой человек перед ним. Это первый раз, когда Кацуки прикоснулся к их ребёнку, пускай и не напрямую, но всё равно… почему-то сознание окутывает спокойствие. Он даже не в силах сказать, почему так. Просто спокойно, словно над ним ни с того ни с сего раскрылся огромный зонт, что теперь в любой момент укроет его от этих нескончаемых ливней.

На глаза снова наворачиваются слёзы, а он еле мычит, приглушённо всхлипывая: «Угу!» И сам тянется к альфе, в его объятия. Бакугоу прижимает его к себе, шепча в тёмные вихры:

– Сколько же в тебе ещё воды…

– Я дома! – слышит Изуку, а в зал уже проходят, кидая портфель в кресло.

– С возвращением, – он оборачивается, едва не впечатываясь в грудь Кацуки, губы опаляет тёплое дыхание.

– Ты сегодня ещё раньше, чем вчера, – Мидория краем глаза замечает время.

– Ага. Аизава отпустил. Всё равно завтра суббота, да и Монома в последнее время перестал оправдывать своё прозвище.

– Прозвище?

– Слеподырый чепушило.

– За что его так?

– За то, что не смотрит, что подписывает. Он как-то раз, чтобы побыстрее домой свалить, поставил подпись в документе на поставку плюшевых зайцев. Мало того, что они оказались бракованными, так их ещё и было за двадцать тысяч.

– И куда вы их дели?

– В утиль, конечно же. Но стебут его до сих пор, – и омега даже догадывается, кто стоит в первых рядах.

– А Шинсо-сан?

– А он криворукий. Пишет как курица лапой. Так ладно, если бы дело было только в почерке. Он печатает быстрее всех в компании, но, чёрт его подери, по клавишам ни хрена нормально не попадает. А нахер нужна его скорость, если я и слова прочитать не могу?!

Он снял галстук, отбрасывая в сторону, и устало упал на диван.

– Твоя очередь.

– Ну. Ничего особенного не было. Точно так же, как вчера.

– Деку. Мы, кажется, договорились.

Да, договорились. Они нормально не разговаривали друг с другом больше тринадцати лет уж точно, разумеется, очень сложно начать непринуждённо общаться, когда вы ничего толком друг о друге не знаете. Поэтому было решено, что каждый по приходу домой будет в подробностях рассказывать, как прошёл его день, о людях в его окружении. Молчание запрещалось. Плевать что, но говори. Бакугоу в этом плане было легче, он мог рассказать о конкретном человеке, о том, где сегодня был. Однако что рассказывать Изуку, когда всё, что он видит целый день, – раковина и горы посуды, ведь парень так и не решился поведать о своём увольнении с прежнего места работы. Ещё хорошо, что Кацуки не задаёт вопросов о его постоянной «помощи» в магазине все выходные, уже почти месяц.

– Деку, – снова окликнули его, – вспоминай, что ты сегодня делал.

– Повар приготовил бифштекс, но он пригорел и отмывать тарелки было тяжело… – задумываясь на секунду, выдыхает он.

– Ещё.

– На кухне помыли полы и опять забыли предупредить персонал, так что одна из официанток поскользнулась и, похоже, растянула ногу…

– Ещё.

– В соседнем переулке недавно окотилась кошка…

Кацуки слушал и кивал, будто бы ему и вправду интересно, сколько там котят, что у одного из них на лапках белые «носочки», а у другого трёхцветный окрас.

Они ужинают и по обычаю усаживаются на диван, боками едва не влипая друг в друга. Открывают книгу на заложенной странице и читают друг другу вслух.

– «Под ними колыхался океан пшеницы – волны бежали одна за другой, все на восток да на восток – ни тебе пролысинки, ни тебе выемки, чтобы указать на место, где капитан погрузился в вечный покой.

– Выходит, это погребение по морскому обычаю, – сказал священник.

– По самому что ни на есть морскому, —

отозвался Хэнкс. – Я обещал ему. И слово сдержал.

Тут они разом повернулись и зашагали холмистым берегом – и ни словом не перемолвились, пока не дошли до дома, скрипящего на ветру»*. Конец. – Изуку закрыл книгу.

– Дальше по программе у нас… – Бакугоу посмотрел на обложку следующей книги,– «Грозовой перевал»*.

– «Грозовой перевал»? – неуютно поёрзав.

– Ага. Что-то не так? – внимательно посмотрев на сконфуженного омегу, спросил он, слегка щуря красные глаза.

– Нет, всё в порядке, – Мидория потянул руку, чтобы забрать у альфы книгу, но тот одёрнул её.

– Деку. Выкладывай.

– Ну. Я н-не очень люблю читать про любовь…

На мгновение Бакугоу задумался, а потом выдал:

– У меня для тебя плохие новости, – и показал на стопку рядом. Изуку тоже посмотрел туда.

– «Кармен», «Алые паруса», «Гордость и предубеждение», «Чувство и чувствительность», «Дневник памяти»*. Может, «Призрак оперы»? – он показал ему книжку в тёмно-коричневом твёрдом переплёте.

Кацуки кивнул, снова усаживаясь рядом.

– «Моему старшему брату Джо, который, не будучи призраком, был тем не менее, как и Эрик, Ангелом Музыки».

Изуку растерянно смотрел на пустые полки, на которых должны были лежать его вещи. Он пошёл в ванную и заглянул в корзину с грязным бельём, но и там ничего.

На кухне Бакугоу смазывал петли шкафчика для посуды, чтобы не скрипели.

– Каччан, ты не видел, куда я убирал свои вещи? Никак не могу вспомнить, – выглянул он из-за двери.

– Никуда ты их не убирал, – гремя большим кейсом с разными инструментами, альфа поднялся с пола, сразу же уходя в коридор, чтобы убрать его в кладовку.

– Странно, – пробормотал Мидория, задумчиво замерев на месте.

На плечи опустились большие ладони, медленно поглаживая.

– Я их выбросил, – томно прошептали на ушко.

– Что? – он замер, осипшим голосом переспрашивая.

– То. Я их выбросил.

– Куда?

– На помойку.

– За-зачем?

– За надом.

Мидория обессиленно упал на стул. Как это понимать? И что теперь ему делать? Это ведь была вся его одежда! Наверное, надо было разозлиться, но вместо гнева он чувствовал такую какофонию чувств, что становилось дурно.

Рядом встал Кацуки, облокотившись на спинку стула, и легонько чмокнул его в щёку.

– Она была старая и наполовину рваная. Давно было пора купить новую. Я оставил только более-менее нормальную и переложил её в другую створку. Ты просто не заметил. Так что не переживай попусту.

– Каччан… пожалуйста, больше не выбрасывай мои вещи… – уже в кровати, почти засыпая, шепчет он альфе.

– А больше и нечего.

Идя по торговому центру, держась за руки, они осматриваются по сторонам. Изуку не хотел, чтобы Бакугоу выбирал ему одежду, просто это было слишком смущающе. К тому же он всегда одевался в секонд хендах, выбирая самые дешёвые вещи. А что? Ему не для кого одеваться, а для себя и так сойдёт.

Только Кацуки его точку зрения не разделял. Поэтому, когда с одной стороны появилась знакомая омеге вывеска, он не раздумывая рванул туда, в тот момент, как Бакугоу дёрнул в совершенно другом направлении.

Они замерли на месте, ошарашенно смотря друг на друга. Альфа снова потянул его за руку к магазину для беременных, но Мидория мотнул головой. Так и стояли, потому что никто не хотел уступать.

– Хорошо. Давай договоримся: сначала мы идём туда, – кивок себе за спину, – а потом, куда ты хочешь, идёт?

Изуку неуверенно кивнул, а Кацуки приобнял его за плечи, подталкивая в нужном направлении. При этом хватка была довольно сильна. Омега непонимающе взглянул на него, но стоило им зайти в сам магазин, как до него тут же дошло. Народу было просто немерено. В помещении играла медленная музыка, хотя бы не слишком громкая, но всё компенсировали крики омег со всех сторон.

Бакугоу ещё раз подтолкнул его вперёд.

– Всё хорошо. Я рядом. Успокойся.

Он обнял его крепче, проходя вместе с ним дальше. Кацуки и сам не любил такие столпотворения, но сейчас нужно было потерпеть, не зря же он избавился от старого барахла Мидории.

Омега оглядывался по сторонам, каждый раз подмечая новые детали. Например, большинство альф едва не спали, нагруженные покупками, и это если учесть, что на часах всего лишь полдесятого утра.

Кацуки примерял к нему футболки, когда вдруг послышалось удивлённое «Бакугоу?!». Альфа замер на месте, а потом сгрёб одежду в охапку, схватил Изуку за руку и потащил в примерочную.

– Каччан, тебя там звали, – омега растерянно оглянулся по сторонам, пытаясь найти обладателя голоса.

– Это Киришима.

– А что Киришима-сан здесь делает?

– Со своим пришёл, что ж ещё, – он быстро запихнул парня за шторку и зашёл сам, начиная стягивать с него одежду.

– Я-я... и сам могу.

– Так быстрее будет, – безапелляционно заявили ему.

– Бакугоу, я знаю, что ты где-то здесь, – шёпотом снова позвали его, но он это проигнорировал, прекрасно понимая, что, если Эйджиро найдёт их, просто так не отстанет.

На Мидорию надели нежно-салатового цвета футболку, она была большой и очень приятной коже, совершенно не стесняла действий.

– Нигде не давит?

– Н-нет.

– Отлично. Тогда штаны.

Его заставили перемерить просто горы одежды. А потом они ещё и не могли договориться, что именно брать: Бакугоу требовал купить всё, когда Изуку – только самое необходимое.

– Деку, не спорь! – он прижал его к стенке примерочной, глубоко целуя.

Омега опешил, поспешил упереться руками в его плечи, стараясь оттолкнуть, но руки вдруг стали такими тяжёлыми, а поцелуй таким тягуче-нежным, что пальцы уже сами вплелись в светлые волосы, массируя затылок.

– Чёрт. До дома, терпим, – процедил альфа сквозь зубы и, осторожно озираясь по сторонам, вышел из кабинки.

Он тоже выскользнул следом и пошёл к кассе, где должен был быть Кацуки, но неожиданно наткнулся на Эйджиро.

– О, Мидория! Значит, мне не показалось, что я видел Бакугоу! – он повертел головой в разные стороны.

– Здравствуйте, Киришима-сан. Извините, но Каччан только что ушёл.

– Ой, не переживай, далеко не уйдёт! Он же на кассу пошёл? – кивок. – Ну вот и всё! Кстати, а вы-то что здесь забыли?

Что на это следует ответить, Изуку не знал, поэтому рефлекторно попытался одёрнуть футболку, стараясь прикрыть живот, но альфа, проследив за его движениями, взглядом остановился именно там. Киришима совсем неприлично разинул рот и захлопал глазами, просверливая дырку в краснеющем омеге.

– И-и-извините, – Мидория не мог вынести этого взгляда, ему непонятно отчего казалось, что его осуждают, так что он аккуратно обошёл шокированного парня и побежал прочь.

С одной стороны, он прекрасно понимал, что нельзя уходить без Бакугоу, но с другой – так хотелось где-нибудь спрятаться. Подальше ото всех. Эта галдящая толпа пугала его.

Вот только когда Изуку уже почти вышел «на финишную прямую», кто-то схватил его за запястье, несильно, но ощутимо, достаточно, чтобы удержать.

– Если это Красное хер-знает-что снова тебя напугало, я оторву ему голову и засуну в его же задницу.

Омега замер на месте и тут же быстро завертел головой, потянувшись к пакетам, чтобы помочь, но по ладони шлёпнули.

– Эту руку убрал, другую дал, – он немного нервно протянул ладонь, соприкасаясь с прохладными пальцами Кацуки, переплетая их. – А теперь валим, пока они не спохватились.

Изуку достал из духовки готовый яблочный пирог. Он выложил его из формы на тарелку, чтобы дать остыть, а сам ушёл вешать бельё – только что пропищал таймер на стиральной машинке. А когда парень вернулся, то застал Бакугоу за поеданием пирога. Правда, из-за того, что тот был слишком горячим, альфа шипел и дул на него, матерясь сквозь зубы.

На улице начало холодать, так что скоро и в квартире будет довольно зябко. Мидория выглянул в окно, только-только начали зажигаться фонари. Возле мусорного бака вылизывался серый кот, может быть, он был и чёрным или белым, но этого видно не было: слишком темно, а постоянно мигающий свет ни капли не помогал.

Тяжело вздохнув, омега закрыл створку, поправляя штору. Делать было нечего. Ужин остался со вчерашнего дня, а убирался в квартире он только позавчера. Ложиться спать слишком рано. Читать не хочется. Ему в последнее время вообще ничего не хочется. Вот и приходится делать всё, что угодно, только бы не облениться совсем.

– Деку, – окликнул его альфа.

– Да?

– Иди сюда.

Он как можно скорее подошёл к нему, вопросительно смотря прямо в глаза. Изуку наконец-то смог перебороть себя. Это было сложно, но Бакугоу был непреклонен, впивался пальцами в подбородок и удерживал на месте, заставляя смотреть себе в глаза, сначала по минуте, а потом увеличивая время. Так что теперь, когда они пересекались взглядами, никто не отворачивался.

Кацуки усадил его на диван, одновременно щёлкая кнопкой на пульте.

– Поглядим, что по зомбоящику показывают.

– «Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я сгорю в твоих руках. Эта искра между нами. Она… я не могу подобрать слов. Но то, что мы чувствуем сейчас, могу ли я назвать это любовью? Или же лучше страстью? Хотя нет… похотью. Я не могу думать ни о чём другом, только как бы раствориться в тебе. Стать единым целым. Не могу больше ждать. Ну же! Скорее! Возьми меня!..»

– Херня, – он переключил канал, приобнимая Мидорию, поглаживая по плечу.

– «Таким образом, мы видим, что процент изнасилований в этом году превысил все допустимые нормы. Вы можете заметить на этой диаграмме, что больше всего в зону риска входят подростки и омеги, достигшие как минимум двадцати трёхлетнего возраста. К сожалению, помимо этого, не так давно стали поступать заявления об изнасилованиях беременных омег. Это уму непостижимо! Это насколько нужно быть извращённым, чтобы напасть для удовлетворения своих плотских утех на, подумать только, беременную омегу!»

– …Дальше…

– «*******-форте. Лучшее средство для увеличения полового члена! Звоните…»

– Лучше бы изобрели средство для увеличения серого вещества в этих пустых головёшках.

– «Ах. Да! Сильнее. Ещё-ё-ё… А-а-а! Не могу больше. Это потрясающе-е-е!»

– Они что, издеваются?! – альфа едва не запустил пультом в стену, но Изуку быстро перехватил его, мгновенно нажимая на первую попавшуюся кнопку. Сам он был весь красный от смущения и совсем капельку накатившего возбуждения. От стыда Мидория потупил взгляд, краем уха слыша:

– «Вот так папы и мамы по очереди ходят за кормом для малышей», – омега приоткрыл один глаз, смотря на экран.

По телевизору шёл старый мультик про пингвинёнка Лоло, кажется, Изуку смотрел его когда-то давно. Он поудобнее устроился в объятиях Кацуки, внимательно слушая диктора. Бакугоу тоже притих, только изредка отвлекаясь, чтобы поцеловать его то в висок, то в щёку.