Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

– немного поодаль послышался смех Кендо и смешливое замечание Мономы: «У Бакугоу-сана рожа как у серийника! Хоть сейчас на каторгу!»

– Двадцать пять, через несколько месяцев двадцать шесть, – он и сам не знал, зачем ответил, просто само собой вырвалось, прежде чем он успел обдумать сказанное.

– Вы ещё довольно молоды. А мне тридцать. Я немного Вас старше.

Мидория улыбнулся, видя, как округлились глаза парня, и тот покосился в сторону Бакугоу.

– Мы ровесники, – пояснил Изуку. Взгляд омеги снова изменился, он хотел сказать что-то едкое, обидное, но его прервали, даже не дав рта раскрыть. – Я не хочу лезть к Вам в душу. Ни в коем случае! Просто, если уже совсем не будет сил терпеть, можете поделиться со мной. Не подумайте ничего плохого! Я прекрасно понимаю, что странно слышать это из уст незнакомого Вам человека, но… я задолжал Миюки-сану за тот инцидент с ужином. Вы уж не серчайте, гормоны разыгрались, вот и вышел конфуз.

– Ты…

– Деку! Ты чего там встал! – Бакугоу навис громадной тенью над ним, прожигая алым взглядом. – Пошли уже! – он схватил Изуку за руку и поволок подальше.

Миюки ещё некоторое время смотрел им вслед, а после снова уткнулся лицом в свой шарф, выдыхая сизые облачка пара. Похоже, он совершенно не умел скрывать свои эмоции.

– О чём вы говорили с Миюки? – по тону Изуку сразу понял, что именно это не давало Кацуки покоя с того самого момента, как они переступили порог дома.

– Ну. Мне показалось, что Миюки-сана что-то тревожит, поэтому я предложил ему выговориться. Иногда такое нужно. Когда уже нет сил терпеть, тебя разрывает на части, но тревожить близких не хочется.

Бакугоу присел в своё излюбленное кресло, продолжая взглядом сверлить его спину.

– А тебе не хочется выговориться?

– Зачем? – Мидория непонимающе выглядывает из-за приоткрытой дверцы холодильника.

– Разве тебе этого не хочется?

Изуку делает вид, будто бы задумался над его словами. «Выговориться»? Он мечтал об этом все одиннадцать долгих лет. Но не было того человека, который мог бы выслушать его, да и не мог он рта раскрыть. Он жил в страхе, а потом этот страх перерос в безразличие ко всему, апатию. Его спасала работа, пока он занят хотя бы чем-то, пока есть то, над чем он может думать, помимо своей жизни, парень спокоен. Однако он не может сказать, что с ним случится, когда он останется в этих стенах один на долгое время. Видеть кошмары по ночам – одно, но ощущать эти сдавливающие стены-тиски – другое. Совсем другое.

– Но мне нечего сказать, – наконец говорит омега.

– Уверен?

– …

– Деку, ты же и сам понимаешь, я не умею вести разговоры. Мне гораздо проще найти общий язык с бизнес-партнёрами, чем с тобой. Так помоги же мне…

– Я не понимаю, о чём ты.

– Тебе не хочется плакать? Кричать? Хотя бы просто поговорить?

– Я не понимаю, о чём ты…

Он не понимает, зачем Кацуки напоминает ему. Он не хочет вспоминать. Он хочет забыть. Просто забыть обо всём. Ничего того не было. Это был просто долгий кошмар. А это реальность. Ничего не было. Ничего не было. Ничего не было.

А ведь действительно ничего не было… Чёрное безграничное пространство, будто бы залитое чёрной, как смоль, краской. И огромный разлом посредине всего. Искорёженная клетка. Когтистые лапы чего-то непонятного, что тянется к нему, пытается удержать на месте.

– Каччан, я не хочу… вспоминать. Ничего не было. Всё это было обычным кошмаром.

Кацуки резко подрывается с места и подходит к нему со спины, сильно обнимая поперёк груди.

– Было, Деку. Всё это было. А кошмары есть сейчас. Ну же, выскажи мне всё! Тебе станет легче! Ты ведь и сам это понимаешь! Просто начни…

Изуку не знает, что делать. Вырваться из этих тисков не получается, его лишь сильнее прижимают к тёплой груди, внутри которой болезненно-глухо бьётся тяжёлое сердце Бакугоу. Каждый удар даётся ему всё тяжелее, и Мидория даже не замечает, когда его собственное сердце подстраивается под этот ритм. Слова срываются с губ, прежде чем он успевает прикусить свой язык:

– …Мне больно… Каждый раз, просыпаясь, я боюсь, что всё, что происходит, – это просто сон. А я нахожусь в коме. Мне кажется, что я вот-вот проснусь. И не будет ничего. Только беспросветная тьма. Я боюсь, что всё начнётся по новой… что каждый день станет кошмаром наяву. Я не хочу просыпаться! Не хочу! Не хочу каждый раз, выглядывая в окно, представлять, как по асфальту растекается огромная лужа крови, а я лежу в ней! Не хочу больше вздрагивать от каждого шороха! Не хочу больше чувствовать боль! Не хочу бояться… тебя…

Он закусил губу, ощущая солёный привкус собственных слёз. Дрожащие пальцы вцепились в руки Кацуки, сжимая с совсем несвойственной омеге силой. Но объятий Кацуки не разомкнул, лишь сильнее прижимаясь к Изуку.

Мидория чувствует, что его начинает тошнить. И так всегда. Похоже, нервное. Он всхлипывает носом, рукавом стараясь утереть нескончаемый поток слёз. Хватит! Слёзы ничем ему не помогут.

– Деку…

Бакугоу разворачивает его к себе лицом, пальцами подцепляя подбородок, заставляет посмотреть на себя. Глаза Изуку все красные, белок испещрён алыми нитями полопавшихся сосудов. А у самого альфы они лихорадочно блестят. Он тянется к нему, но Мидория неожиданно сам хватает его за лицо, притягивая к себе, впиваясь в губы неуклюжим поцелуем. Омега кусается, вжимаясь в него всем телом, дёргая за волосы, с каким-то непонятным удовольствием слизывая с губ Кацуки выступающие красные капли.

– Ты ведь… больше не сделаешь мне больно, правда?

По его лицу стекают слёзы, нос уже не дышит, из-за чего он гнусавит. Но Кацуки этого и не замечает, прижимая его к себе ещё сильнее.

– Если… Если я когда-нибудь снова подниму на тебя руку… уходи. Не раздумывай ни минуты! Просто уходи! Я не буду тебя преследовать, обещаю. Но… я больше никогда не…

Изуку прикрывает его рот ладонью, качая головой, продолжая заливаться слезами.

– Пожалуйста… Давай… Пойдём… Спать… – он резко бледнеет, руками цепляясь за Бакугоу.

– Что такое?!

– Тошнит… и голова кружится…

Не медля больше ни секунды, Кацуки подхватывает его на руки и как можно быстрее бежит в ванную, аккуратно ставя Мидорию возле умывальника, включая воду. Тонкие бледные пальцы омеги впиваются в край раковины. Изуку старается дышать, чтобы унять тошноту, но ноги еле держат его, едва не подкашиваясь.

Изуку устало приподнимается на кровати. Голова раскалывается от прошедшей истерики. Бакугоу сидит рядом с ним, сжимая его холодную руку.

– Ты как?

– …Жив…

– Воды?

Он отрицательно качает головой, пытаясь хотя бы приподняться, но Кацуки бережно укладывает его назад.

– Не вставай. Лучше вообще не двигайся.

По телу разлилась усталость, захотелось спать.

– Сегодня… было весело… Спасибо, что взял меня с собой…

– Молчи, – Кацуки нервно перебирает пальцами. – Монома пригласил тебя, когда ты уже поймёшь это?

В окно пробивается луч от фонаря, он перемещается по комнате, на секунду слепя их обоих.

– Деку… Я хочу стать достойным мужем и отцом, и, если понадобится, я готов глотать любые таблетки, лишь бы никогда больше…

– Давай не будем об этом. Пожалуйста. Я же уже говорил, что не хочу вспоминать.

– Но ты не можешь забыть. И я не могу. Это то, что не забыть нам обоим. Оно будет преследовать нас до конца жизни: тебя – ночные кошмары, меня – всё сразу…

– Тогда давай забудем вместе.

– Предлагаешь мне игнорировать всё то дерьмо, которое я вылепливал годами, топя тебя в этом пиздеце?! Не дури, Деку!!!

Мидория сильно вздрагивает от его крика, зажмуриваясь.

– Вот видишь, – уже успокоившись, продолжает Бакугоу, – не выйдет. Мы снова вернулись к началу. Нам не сбежать от этого прошлого, как бы мы ни старались…

– Я… хочу попробовать… сбежать от него…

– И как ты собираешься это сделать?! Ничего не выходит! Что бы я ни предпринимал, всё остаётся как прежде.

– Давай будем стараться вместе? Пока не получится.

Кацуки оборачивается к нему, дотрагиваясь до кончиков тёмных вихров волос.

– Тогда ты должен больше полагаться на меня.

– А ты не скрывать от меня всё, что только можно.

Альфа укладывается рядом, пересиливая себя, чтобы задать вопрос:

– Как думаешь, у нас получится?

– Не знаю. Но я хочу в это верить.

Кацуки прикрывает глаза, он тоже хочет в это верить. Хочет верить в самого себя, в свои силы, выдержку, терпение. Но, чёрт подери, это просто замкнутый круг! И из него никак не вырваться!

Сильный толчок куда-то вбок заставляет его вздрогнуть. Живот омеги ходит буграми.

– Кажется, малыш проснулся. Надо походить, а то он не заснёт, – но Бакугоу не даёт ему встать, укладывает руку на живот, ощущая, как ребёнок внутри замирает, а потом снова резко ударяет его ножкой точно в середину ладони. Он одёргивает руку, но Изуку успевает увидеть, как содрогаются его пальцы, а нервная дрожь идёт дальше по предплечью.

– Ты не причинишь НАМ вреда?..

– Я и сам этого не знаю. Этот вечно тлеющий уголь ярости внутри меня постоянно грозится разгореться в пожар и превратить в пепелище всё, что я только смог выстроить.

Изуку тянется к его всё ещё немного подрагивающей руке и снова прикладывает её к выпирающему боку.

– Так он говорит тебе «Привет».

Малыш снова пинается несколько раз. Кацуки делает несколько глубоких вздохов, прислушиваясь к ощущениям. В груди болит. Эту боль не описать словами. Она разъедает его уже слишком давно. Но тёплые руки, что тянутся к нему сейчас, кажется, способны не только затушить этот пожар, не только притупить эту боль, но и подарить ему то самое «Прощение», которое сам себе он никогда не подарит.

Комментарий к 11. Им обоим хочется в это верить *Перси Биши Шелли

«Летний вечер на кладбище» в переводе Вс. Рождественского.

Ох, это было очень долго. Я наконец-то вырвалась из этого вороха работ и проблем.

Эта глава писалась очень долго. Сама не могу сказать, почему именно она далась мне так трудно. Однако я боюсь, что многие не смогут понять, в чём здесь соль, но, если сможете, я буду только рада)

Что ж, с наступающим всех вас! А автор пойдёт терроризировать свою кровать, наконец-то появился шанс нормально выспаться)

====== 12. Горько-сладкий привкус откровений ======

Изуку осторожно поставил стекать последнюю тарелку. Наконец-то он закончил. Теперь можно домой.

– Бакугоу-кун, уже всё? – начальник улыбнулся ему, выглядывая из-за двери.

– Да.

– В последнее время ты довольно сильно задерживаешься.

– Ну, просто скорость моего передвижения снизилась ещё процентов так на пятнадцать, если не больше.

– Ох, действительно. Тебе ведь скоро в декрет? Лучше подать заявление сейчас.

– А Вы предоставляете декретный отпуск? – удивлённо смотрит он на него.

– Разумеется! – похоже, неверие Мидории немного оскорбило мужчину.

– Не подумайте ничего такого, просто на моём предыдущем месте работы мне предложили заявление по собственному желанию. Поэтому я удивлён. Простите, пожалуйста, если Вас это хоть как-то задело.

– Что ты, что ты, – он примирительно приподнял руки, – тебе не за что просить прощения.

– Тогда я, пожалуй, пойду?..

– Да, конечно! Удачных выходных!

На улице похолодало ещё сильнее. С неба сыпались большие хлопья снега, что запутывались в его тёмных волосах, не спеша таять. Изуку быстро написал сообщение Кацуки о том, что уже вышел с работы. А вот через сколько он доковыляет до их квартиры – вопрос получше.

Повсюду суетились люди, близилось Рождество. Парень выдохнул сизое облачко пара, поправляя шарф, чтобы закрыть горло от порывов ветра. Погода в последнее время творила чёрт-те что. В некоторых местах были видны застывшие лужи, яркие ленты предупреждали о сосульках на крышах.

Мидория устало прикрыл глаза, зевая. С каждым днём ему всё сложнее вставать на работу, особенно в выходные. Хочется остаться дома и ничего не делать. Он из последних сил заставляет себя вылезать из тёплой кровати, готовить завтрак. Бакугоу каждый день предлагает ему подвезти до работы, но Изуку отказывается. Благодаря прогулке он хотя бы немного приходит в себя, а так наверняка бы и вовсе витал в каких-нибудь неведомых облаках весь день.

Малыш сильно пинается, когда они проходят мимо круглосуточного супермаркета. А! Точно! Он же хотел купить картофеля! Омега поражённо замирает: только сегодня утром он обмолвился об этом, неужели малыш слышит и понимает его? Лицо озаряет яркая улыбка, Изуку тихо посмеивается, заходя в магазин.

Парень задумчиво крутит в руках луковицу, когда мимо проскальзывает чья-то тень, становясь рядом. Длинные блондинистые волосы всколочены, под глазами залегли глубокие тени, а сам он напоминает привидение.

– Добрый вечер, Миюки-сан.

Парень медленно поворачивается к нему, чтобы пересечься взглядами. В первые секунды Мидории кажется, что его даже не узнали, но аквамарины тут же наполняются осознанностью и какой-то брезгливостью.

– Вы выглядите очень уставшим…

Миюки ничего не отвечает ему, даже не здоровается, просто уходит, оставив после себя еле ощутимый запах лекарств.

Кацуки сидит за столом, уже так привычно барабаня по кнопкам ноутбука. С его волос капают редкие капли воды, но этого достаточно, чтобы проследить весь его путь от ванны до кухни, по залу, к дивану, от дивана к столу.

– Я дома, – Мидория зябко пожимает плечами, оглядываясь по сторонам.

– С возвращением, – альфа, не отрываясь от работы, шарит рукой по столу, нащупывая пульт от кондиционера и нажимая на кнопку включения.

На диване валяется наполовину влажное полотенце, Изуку неловко подхватывает его и становится за спиной Бакугоу, осторожными движениями принимаясь вытирать его волосы.

– Заболеешь ведь.

– Не заболею. Ты долго.

– Да, решил зайти в магазин. На ужин сегодня будут картофельные крокеты*.

– Это хорошо… Очень хорошо…

Больше не говоря ни слова, парень отходит от него к раковине, чтобы помыть и почистить картошку.

Тихий вечер Изуку решает провести за книжкой, украдкой поглядывая на духовку, где готовится пирог. Он бегает глазами от строчки к строчке, расслабленно откинувшись на спинку дивана. Малыш делает несколько коротких толчков, привлекая к себе внимание, и Мидория тянется погладить себя по животу, начиная читать вслух. Но спустя пару страниц раздаётся звонок в дверь.

Омега смотрит в глазок, удивлённо моргая, но спешит открыть дверь, неуверенно высовываясь из проёма.

– То твоё предложение ещё в силе? – шевелятся искусанные обескровленные губы.

– Да, конечно. Проходите.

Еле переставляя ноги, Миюки перешагивает порог. Выглядит он ещё хуже, чем в их последнюю встречу в супермаркете. Ядовитый запах лекарств и хлорки напомнил ему так не любимую им больницу.

– Будете чай? Или кофе?

– Нет… – парень обессиленно падает на стул, едва не сваливаясь с него.

Его до этого прекрасные яркие глаза теперь казались пустыми и безжизненными стекляшками, слегка поблёскивающими от света лампочек.

Сейчас он напоминал Изуку самого себя. Потому что именно это уставшее лицо он видел каждое утро в зеркале когда-то. Сердце болезненно заныло в груди, а малыш снова толкнулся, подгоняя его непонятно к чему.

Мидория не решается спросить, просто ждёт, когда Миюки сам начнёт. Видно, что он колеблется. Приходится как-то подтолкнуть его к началу.

– Я удивлён, что Вы пришли. Честно.

– Я тоже… – омега и сам не знал, зачем пришёл.

Просто в один момент он вспомнил о словах этого человека, и ноги сами собой привели его сюда.

– Кацуки нет?

– Нет, Каччан будет поздно, у них там завал… Но почему Вы не с ними?

– Взял отгул, – он исподлобья смотрит на него, немного со злостью, немного с отчаянием. – Считаешь это безответственным, так? Кацуки об этом постоянно твердит, ежедневно, в матерной форме.

– Не знаю. К тому же не мне Вас судить. Я Вас и не знаю толком. Только то, что Вы работаете с Каччаном и не ладите со многими людьми.

Миюки горько усмехнулся:

– Да-а, есть такое. А тебя не напрягает, что кто-то, наподобие меня, постоянно крутится рядом с твоим мужем?

– А почему меня должно это «напрягать»? Вы коллега Каччана…

Омега раздражённо закатывает глаза, поясняя:

– Я про измены.

– А что с ними не так?

– Ты не думаешь, что Кацуки начнёт тебе изменять? Разве ты не боишься потерять его?

Таймер на духовке пиликает, оповещая о готовности пирога. Изуку неуклюже поднимается и бредёт к духовой печи, выключая её.

– Почему ты ведёшь себя так, будто бы тебе всё равно?

Что на это ответить, Мидория не знает. Пускай их отношения и сделали большой рывок от минуса до нуля, но, как ему теперь относиться к Кацуки, он так и не понял. Вроде бы они супруги, на нём вроде бы метка Бакугоу, он вынашивает его ребёнка. Что там ещё?

– Я не знаю, что ответить, – честно признаётся омега. – Это трудно.

Миюки странно выгибает бровь.

– Ты что, никогда не задумывался о том, что Кацуки тебя бросит?

Изуку хочется сказать: «Если бы он меня бросил лет так одиннадцать назад, я бы схватил инфаркт облегчения…»

– Не хотите немного яблочно-ананасового пирога?

– И ты ни разу в жизни его не ревновал? Ну, хотя бы ко мне?

– Миюки-сан красивый…

Их диалог больше похож на монолог каждого. Один не слушает другого, а если и слушает, то игнорирует сказанное, даже не пытаясь ответить на заданный раннее вопрос.

Парень странно морщится, рукой зарываясь в свои распущенные волосы.

– Сдаюсь. С тобой невозможно разговаривать!

Мидория удивлённо смотрит на него из-за плеча.

– Почему? Разве мы не разговариваем сейчас?

– Ты считаешь это разговором? Я тут пытаюсь… А ты! А-а! Забудь… Это была провальная идея с самого начала.

Мидория полностью поворачивается к нему лицом, внимательно скользя взглядом по его острым скулам.

– Не знаю зачем, но Вы пытаетесь меня разозлить. Только Миюки-сан разозлился сам.

– Ну, знаешь ли! Обычно, когда тебе говорят про измену твоего мужа, реакция должна быть соответствующей!

– И какая же? – ножом он резким движением разрезает пирог на части.

– Лично я бы сначала, наверное, разорался, а потом позвонил бы этому «кобелине» и устроил бы хорошую головомойку.

– Миюки-сан часто так делает? Я имею в виду разговоры такого рода.

На стол перед парнем опустилась тарелка с куском пирога и чашка чая.

– Ты меня что, не понимаешь, что ли?! – он вскакивает с места, но тут же садится назад, хватаясь руками за край стола.

Кажется, у него закружилась голова.

– Разве что самую малость не понимаю.

– Тогда спрошу прямо: что, если я спал с твоим мужем?

– Тогда я не советую Вам есть этот пирог и пить этот чай, мало ли, – Миюки покосился на зеленоватую жидкость, вдыхая ароматный запах запечённых фруктов.

– Шутка. Даже если то, что Вы говорите, – правда, я, повторюсь, не знаю, как мне реагировать на это.

– И тебе не хочется разреветься, схватить меня за волосы и несколько раз приложить о стол?

– Мне хочется это сделать, когда Вы хамите, Миюки-сан. Только тогда.

Они вперились друг в друга нечитаемыми взглядами. Изуку снова обращает внимание на его синяки под глазами, бледность кожи и немного подрагивающие руки.

– Миюки-сан, Вы ведь пришли сюда не для этого. Тогда зачем пытаетесь вывести меня из себя? Я не собираюсь заставлять Вас говорить со мной, Вы пришли сами, следовательно нуждаетесь в собеседнике. И пришли Вы именно ко мне, что довольно странно, мне казалось, у Вас много близких друзей, с которыми можно поговорить.

– «Близкие друзья»… у меня их нет. Все, с кем я общался, были альфами. С омегами не ладится. Они постоянно говорят за спиной всякую херь.

– Неудивительно. Вы ведь красивый, так что сплетни обычное дело.

– …Я тебя не понимаю… Совершенно.

– Я Вас тоже.

Между ними повисла давящая тишина. Всё это в один миг потеряло весь смысл. Нервное тиканье стрелок часов, надрывное мяуканье кошек за окном.

– «Draw back in fear…

I am the mask you wear…» – раздаются напевы.

Изуку поднимает голову вверх, прислушиваясь.

– Снова…

– У них отвратительный вкус, – омега поморщился.

– А мне нравится. Правда, они редко что-то включают. Я даже не знаю, кто именно из соседей такой любитель «Призрака Оперы». Уже долгое время только это и слушают. Немного странно, но я не имею ничего против. Классика – это хорошо…

Миюки уставился на поверхность стола, скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься.

– …Моя мама попала в больницу… Врачи подозревают микроинсульт. Я постоянно езжу к ней. Мне выставили огромный счёт за лечение, и это без учёта покупки самих лекарств, а их тоже херова туча. Придётся брать кредит. А как его выплачивать, я ума не приложу. С моей зарплатой это нереально, – быстро, почти невнятно бубнит он себе под нос, всё ускоряясь и ускоряясь так, что под конец слова произносятся с сиплым выдохом.

Мидория слушает его внимательно, вспоминая тот момент, когда, не так уж давно, он тоже был в похожей ситуации. И если бы не Кацуки, вряд ли бы он смог сделать хотя бы что-то…

– Миюки-сан, у Вас есть родственники, способные помочь финансово?

Он качает головой, отрицая.

– Мы с матерью одни. Отец умер, когда мне было десять.

– Прошу прощения.

– Забудь.

– Продолжайте, пожалуйста.

– А нечего больше продолжать. Что делать, я ума не приложу, это тупик, из которого нет выхода.

– У Вас ведь довольно престижная должность, если не ошибаюсь.

– Зарплата зависит от объёма выполненной работы.

– Тогда Вам просто нужно работать больше. Сколько Вашу мать продержат в больнице?

– Ещё месяц, может, больше.

– У Вас достаточно времени. Просто придётся отказаться от скольких-то часов сна, нескольких обеденных перерывов.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? Проблема в другом! Мой начальник Кацуки! Или ты забыл, как мы с ним общаемся?!

– Действительно, – Изуку морщится от лёгкой боли, малыш снова толкается. – Но, Миюки-сан, у Каччана напряжённые отношения не только с Вами, но и с Мономой-саном. Однако заслуг Мономы-сана он не принижает, так почему Вы думаете, что с Вами будет по-другому? Из-за того, что вы были любовниками? Я могу ошибаться, но не думаю, что Каччан настолько непрофессионален, чтобы принижать чьи-то достоинства, тем более если человек старался. Вы так не считаете?

Миюки молчал, закусив губу. Считает, разумеется, считает. Как бы ни орал Бакугоу по любому поводу и ни швырялся всем, что под руку попадётся, его компетентность никогда не ставилась под вопрос. Но обращаться за помощью к нему, работать на него… Его непомерная гордость просто не позволяет такого унижения.

Он поднялся с места, не говоря ни слова более, просто накинул на плечи своё светлое пальто, поправляя волосы, и уже собирался уйти, но замер.

– Я соврал. Между нами ничего не было. Намёки только с моей стороны, он же скорее бы мне голову оторвал и закопал бы где-нибудь подальше мой труп, чем трахнул.

– Вот как…

Дверь захлопнулась, оставляя в коридоре лёгкий порыв холодного ветра. Изуку оглянулся по сторонам. То, что он чувствует сейчас, не описать словами. Сердце, до этого сжавшееся в узел, расслабилось и снова забилось с бешеной скоростью.

Кацуки заполз в квартиру, на ходу стягивая с себя обувь. Все его мечты сложились в банальное «спать». Тонкая полоска света на полу привлекла его внимание почти сразу. Он нахмурился, делая несколько нетвёрдых шагов вперёд, и настороженно замер, осматриваясь.

– С возвращением, – омега выглянул в коридор, приветливо улыбаясь.

– Я дома…

– Ты сначала в ванную или ужинать?

– Второе.

На кухне пахло яблоками и чем-то ещё, на столе Бакугоу заметил разрезанный пирог, накрытый пищевой плёнкой. Его глаза несколько раз проскользили по кухонному столу и по всей комнате. Кацуки ослабил галстук, стягивая его с шеи и кидая на диван.

– Как день прошёл? – альфа замер, потирая ноющий висок.

– Ничего особенного. Новая кипа бумаг. Близится новая сделка, так что все стоят на ушах.

– Сильно устал?

– Нет. Деку, к нам никто не заходил? – он оборачивается, впиваясь своими невозможными алыми глазами в Изуку, словно пытается просканировать его взглядом.

– Нет, а что? – Мидория хмурится точно так же, как он.

– Нет, ничего, просто… Пойду костюм повешу…

Стоит ему скрыться за дверью, парень облегчённо вздыхает. Он не знает, получилось ли у него обмануть Кацуки. Верится в это мало. Но одно Мидория знает точно: Бакугоу ни в коем случае не должен узнать о том, что здесь был Миюки…

Изуку сонно моргает, осматриваясь по сторонам. Он укрыт тёплым одеялом, в комнате включён кондиционер, отчего воздух прогрет просто великолепно. Мидория блаженно щурится, переворачиваясь на другой бок, снова закрывая глаза. Но тут до него доходит! Работа!!!

Он вываливается из кровати, ошалело оглядываясь по сторонам. Господи боже! Который час?! Как он мог проспать?!

– Я проспал! – омега вылетает из комнаты, ураганом едва ли не снося дверь с петель.

На кухне и в зале почему-то очень грязно и пахнет гарью, будто что-то сгорело, а в воздухе даже виден чёрный дымок.

Мидория хватает со спинки стула полотенце и машет им, разгоняя воздух. Он делает рывок вперёд и… просыпается…

Его дыхание сбилось, а по виску стекает капля холодного пота. Изуку устало прижимает руки к груди.

– И куда ты проспал в 02:45? – Кацуки нависает над ним, светя фонариком телефона.

– Мне приснилось, будто я проспал на работу…

– Это я уже понял. Деку, тебе пора увольняться. Иначе ты параноиком станешь.

– Просто мне нужно пораньше ложиться спать.

– Просто тебе нужно больше отдыхать. Для начала по выходным. А потом и вовсе всегда.

Бакугоу щёлкает выключателем, включая ночник.

– Я не хочу увольняться.

– А паранойя, значит, тебя устраивает? – он ухмыляется, хотя в его глазах нет ни смешинки, только холодный расчёт, и Изуку знает, что уже заведомо проиграл в этом споре.

Если Кацуки серьёзно решил чего-то добиться, он этого добьётся, и это даже не вопрос времени.

– Мне спокойнее, когда я занят хотя бы чем-то…

– Мытьё полов и посуды за деньги, и это предел твоих мечтаний?

– Больше меня никуда не берут. К тому же мало кому нужен беременный работник, который всё равно уйдёт в декрет – лишние растраты, – омега присаживается в кровати, морщась: он отлежал руку.

– Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что тебе всё равно придётся уволиться, тогда чего медлишь?

– Я не хочу, чтобы ты пахал без передышки, только чтобы содержать… нас…

Кацуки смотрит на него долгим тягучим взглядом, про себя что-то решая, а потом просто встаёт и уходит куда-то в коридор. Вернувшись, альфа протягивает Мидории две тонкие книжечки.

– Что это? – в темноте плохо видно, но он всё равно берёт их в руки, тут же открывая.

– Посмотри, – парень снова залезает в кровать, стараясь одновременно накрыться одеялом и следить за реакцией омеги.

Он уже не удивится, если в скором времени заработает косоглазие.

Изуку внимательно просматривает столбики цифр, сначала он не очень понимает, что это такое. И всего лишь через пару секунд его глаза расширяются. Приход средств каждый месяц 23 940* йен… Именно эту сумму он отдавал Кацуки за квартплату, а вот и за сковородку, которую спалил Бакугоу, за всё, что он обещал вернуть.

Парень тихо сглатывает, не в силах и слова из себя выдавить, только дрожащими руками проверяет владельца сберегательной книжки. Это слишком шокировало его…

– Ты правда думал, что я принимал те деньги? – Кацуки подпирает голову рукой, удобно расположившись на подушке.

Не сказать, что ему смешно или ещё что-либо, однако уголки его губ приподняты в странном намёке то ли на улыбку-оскал, то ли на ухмылку-оскал.

Ответа не следует, омега всё так же продолжает смотреть на эти чёртовы цифры, никак не в силах оторваться. В конце идёт полная сумма: 3 160 080* йен…

– Так, едем дальше, – Кацуки вырывает у него из рук книжку, вручая другую.

От суммы в ней глазные яблоки едва не вытекают из глазниц.

– В принципе, я могу спокойно уйти в полугодовой отпуск за свой счёт. Денег с лихвой хватит на всё. Но я не вижу в этом смысла, гораздо лучше продолжать пахать, чтобы на любой случай средства существования у нас были.

Мидория всё так же молчит, разве что снова ложится, отворачивается лицом к окну и делает вид, будто спит. Бакугоу удивлённо моргает – какая-то слишком странная реакция: ни счастья, ни злости, вообще ничего.

– Деку? – зовёт он его, но Изуку только вздрагивает и сильнее зарывается носом в подушку.

Что ему ответить? Мидория не знает. Он всегда считал себя независимым от Каччана, но теперь получается, что его деньги Бакугоу вообще не использовал, откладывал на левый счёт с именем Мидории (Бакугоу) Изуку, и всё. А вот жили они на зарплату альфы…

И омега понятия не имел, что ему следует на это ответить или сделать. Он не чувствовал ничего, кроме шока.

Со спины к нему прижимается тёплое тело, и Кацуки произносит совсем тихо:

– Тебе не нужно что-либо говорить. Просто знай, что деньги у нас есть, и, если тебе что-нибудь понадобится, просто купи это. Лучше со мной, разумеется. Один никуда не ходи.

Ему хочется возразить, но вместо этого получается только неразборчивое:

– …Я собирался брать кредит…

– И с почкой под залог…

Изуку оборачивается, но тут же дёргается, ощущая, как внутри снова что-то холодеет.

– Ну и зачем тебе понадобился кредит?

– На кроватку… Там сейчас со скидкой… Я случайно увидел…

– Тогда выбери день, и мы съездим посмотрим.

Мидория долго молчит, прежде чем совсем тихо прошептать куда-то в подушку обрывки фраз:

– Каччан… обними меня… пожалуйста… – просит он и тут же расслабляется, чувствуя, как поперёк груди смыкаются руки Бакугоу.

Странное эхо вырывает его из сонного царства. Он открывает глаза, но перед ним всё размыто, а каждый звук слышится словно в вакууме.

– Да?.. Ты что, блять, совсем охуел?! – Кацуки шипит, стараясь говорить как можно тише, но всё равно его голос слышен, кажется, даже в коридоре.

Мидория приподнимается в кровати, ошалело оглядываясь по сторонам. В комнате всё ещё темно, значит, на улице ночь.

– Ты в курсе, что я, вообще-то, сплю… До завтра никак? Ладно, – Бакугоу выбирается из кровати, рукой проводя по голове Изуку, снова заставляя лечь. – Но знай, если это всё наёб, я завтра тебя так наебу, что ты меня всю жизнь вспоминать будешь! Уяснил, патлатый?..

Вернулся Кацуки только через несколько часов, он грузно упал на кровать, зарываясь лицом в подушку. Его глаза тут же закрылись, а сознание отключилось.

Изуку устало переваливается через порог, сразу распутывая свой шарф. Ноги еле держат его тушку, вот-вот грозясь подломиться. Он чувствовал себя вымотанным не физически, а морально.

Дверь в зал была открыта, оттуда доносились странные звуки: то шуршание, то шепотки, то скрип.

Совсем тихо Мидория прошёл в комнату, безразличным взглядом скользя по раскрытым полкам шкафчиков. Кацуки стоит, задрав голову вверх, что-то бубня себе под нос, озадаченно взъерошивая волосы на затылке.

– Каччан, что ты делаешь? – Бакугоу переводит на него задумчивый взгляд.

– Ищу твои запасы.

– Какие запасы? – омега снова оглядывается по сторонам.