Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Нацуки был пай-мальчиком только с виду. Он существовал по правилу: ты не трогаешь меня, я не трогаю тебя. Но на тот период этого никто не знал!

Поэтому, когда негласные лидеры класса решили «познакомиться» с новеньким поближе, они уж точно не ожидали, что окажутся на больничной койке. Никто этого не ожидал. Нацуки знал меру насилию над личностью. И это пугало ещё больше, чем его вспышки неконтролируемой агрессии к тем, кто обижает слабых. Да, у него была нездоровая мания справедливости.

За один месяц Нацуки заставил дрожать от страха весь класс. Его обходили стороной, боясь спровоцировать. Никто больше не решался ему и слова сказать. Хотя многие омеги благодарили его за помощь, но и к ним он не испытывал особого радушия. Ему было просто наплевать на всё.

Только драки продолжались.

Раз за разом Нацуки ввязывался в различные подростковые разборки, просто потому что оказывался рядом. Но он всегда с радостью избивал противников, даже если изначально они были и не его. Да, у него была нездоровая мания справедливости…

И этот раз не был исключением.

В порыве гнева Нацуки проломил парту одним из учеников из параллельного класса.

Директор уже не в первый раз вызывает к себе отца Нацуки, но всякий раз, когда тот переступает порог его кабинета, мужчина сдувается, понимая, что против такого человека не выстоит.

В первый раз увидев его, Китами подумала, что это старший брат Нацуки. И, только когда мужчина подошёл к ней, она смогла разглядеть его поближе и поняла, что тот, кто стоит перед ней, гораздо старше, чем кажется.

Они были похожи и внешне, и внутренне. Только Бакугоу Кацуки-сан и не скрывал своего презрения к окружающим, как это успешно проделывал его сын. Но по ним было видно, что во всём они были солидарны друг с другом и сходились во мнении об окружающих их людях.

Не могло не радовать то, что на неё Бакугоу-сан смотрел не так, как на остальных, – не пытался размазать своей альфа-аурой по полу. Да и Нацуки вёл себя точно так же.

Тока снова посмотрела на часы и на Нацуки, который сидел в кресле, сложив руки на груди, смотря себе под ноги. Вряд ли он испытывал раскаяние или ощущал вину. Просто думал о том, как бы побыстрее свалить отсюда.

Дверь скрипнула, пропуская бледного заместителя директора и наконец-то прибывшего отца виновника.

– Здравствуйте, Бакугоу– сан, – Китами посмотрела на него, стараясь не задерживать на его профиле своего взгляда.

– Здравствуйте. Что на это раз? – он упал в кресло рядом с Нацуки, даже не глядя на директора, который уже побледнел, предпочитая общаться только с ней.

– Ну, Бакугоу-кун немного переборщил с силой…

– Немного?! – директор встрепенулся, слушая её. – Да он едва не угробил нашего ученика!

– Что, правда? – Кацуки боковым зрением посмотрел на Нацуки, ожидая его ответа.

Так было всегда. Он спрашивал именно у Нацуки, как всё было, и только тогда решал что-то про себя относительно сложившейся ситуации.

– Нет. Я просто сделал как всегда.

– Он проломил человеком парту!

– И? Сколько вы сдерёте с меня в этот раз?

– Да при чём здесь возмещение ущерба?! Речь идёт о том, что ваш сын неуправляем! – похоже, директор разошёлся не на шутку.

До этого он ни разу не позволял себе говорить такое. Его лицо побагровело, а на лбу выступила испарина.

Китами взволнованно посмотрела сначала на директора, а затем на отца Нацуки, но последний оставался совершенно спокойным.

– Я сам решу, управляем мой сын или нет. Так что прошу оставить своё субъективное мнение при себе.

Мужчина побагровел от такого хамства ещё сильнее, хотя Китами не могла назвать это хамством. Отец просто защищал своего ребёнка.

– Если вас это успокоит, – спокойно продолжил альфа, – я в его возрасте был ещё более «неуправляемым».

Нацуки улыбнулся краешком рта, хотя Тока видела – он хотел рассмеяться в голос.

– Итак, сколько там с меня за парту?

– А о пострадавшем ребёнке вы ничего не хотите спросить?!

– Уважаемый директор, я не считаю мразь, которой мой сын испытал прочность школьных столов, ребёнком. Потому что, если он поднял на кого-то руку, значит, это заслуженно.

Кацуки поднялся с места одновременно с Нацуки.

– Прошу выслать счёт мне на почту, оплачу всё сегодня же. Пошли, рэмбо.

– До свидания, Китами-сенсей.

– До свидания, Бакугоу-кун.

Она кивает мужчине, и они выходят из кабинета. Вот так всегда.

– В следующий раз бей не об парту, они дорогие, – Кацуки пристёгивает ремень безопасности, поправляя зеркало.

– Она просто подвернулась под руку…

– Главное – не выбрасывай никого в окно, даже с первого этажа. Меня так на месяц отстранили от учёбы.

– Знаю я.

– Знать-то ты всё знаешь, а делаешь через раз!

– Прости…

– Забудь, – он взмахивает рукой куда-то в сторону и оглядывается назад, выкручивая руль влево.

Пускай Нацуки и не любил отца до чёртиков перед глазами, но всегда его уважал… И всегда был признателен, когда он срывался с работы, чтобы вытащить его из очередной заварушки, при этом не устраивая ему глобальных головомоек.

Дома было до одури тихо и немного пахло затхлостью. Парень поймал себя на мысли, что ему не стоило лениться с утра, надо было всё-таки открыть окно.

– Ты на работу? – Нацуки обернулся к отцу.

– Нет. Я предупредил, что меня не будет до конца дня, никто ведь не мог предугадать, насколько мы засядем в этот раз. Так что просто отработаю в выходной.

– Понятно.

– Засядешь за зубрёжку, задрот? —

Кацуки ослабляет галстук, полностью стягивая его и отбрасывая в сторону, на диван, но ткань соскальзывает на пол. – Блять.

– Ага.

Парень смотрит, как отец наклоняется, чтобы поднять его. Нацуки не может не прокомментировать это.

– Старость не радость. Смотри, чтобы поясницу не прихватило, а то так и будешь ползать враскоряку.

– Скорее уж ты снова отчебучишь какую-нибудь херь и получишь по башке…

Ответить нечего. Конечно, Нацуки понимает, о чём сейчас говорит Кацуки. Не может не понимать. Поэтому он просто уходит к себе в комнату, прикрывая дверь, но не защёлкивая на замок.

Комната небольшая, и до ремонта в ней вообще ничего не было. Папа рассказывал, что они там сушили бельё, чтобы оно не мешалось в зале. А сейчас тут и двухъярусная кровать есть, и письменный стол с лампой, мусорное ведро и всякая дребедень.

Шторы были приоткрыты, отчего по полу простиралась длинная полоска света.

Нацуки присел на кровать, рукой проводя по одеялу. Он завалился на бок, устало выдыхая.

Не то чтобы у него были проблемы в прошлой школе, наоборот, там Бакугоу даже смог найти друзей. Однако Нацуки довольно быстро определился с профессией, поэтому пытался найти соответствующие университеты. К сожалению, тот, который понравился ему больше всего, находился в другом городе. У них даже общежитие есть.

Он целую ночь придумывал аргументы «за» этот институт, но, как только оказался за столом переговоров, вся его речь вылетела из головы. Кацуки долго пытался понять, что эта мямля хочет ему сказать. А когда до него наконец дошло, он рассмеялся.

Их семья была по-своему странной. И больше всех выделялся, разумеется, отец.

Он никогда не заставлял их делать что-то против воли. Если Нацуки не нравилось, то он всегда мог попробовать себя в чём-то другом. Так было с рисованием. В детстве его привлекало выводить причудливые узоры на бумаге, а теперь… Ему просто стыдно показывать свои каракули кому-либо… кроме папы.

Изуку был понимающим родителем. С ним можно было поговорить обо всём на свете. Каждый раз, возвращаясь домой, Нацуки не мог передать словами то чувство, которое он испытывал, когда папа выходил в коридор встречать его. Та ласковая улыбка, которой он одаривал всех, могла растопить любое ледяное сердце. Понятное дело, если даже отец не мог ей противостоять.

Уровень образования в его бывшей школе был средним, Нацуки там нравилось. Но… тогда ему пришлось бы отказаться от поступления в универ своей мечты.

Снова сев за стол переговоров, альфа принял решение, что перейдёт в другую школу, где уровень знаний будет на порядок выше.

И он не пожалел. Конечно, временами ему бывает очень одиноко, но делать с этим он ничего не хочет… Просто боится… что снова натворит дел…

Нацуки подрывается на кровати. Нет! Он не хочет об этом вспоминать!

Пожалуй, будет лучше почитать в зале, наверняка отец уже засел за ноутбук и потерял связь с окружающим миром.

Ну, точно. Кацуки даже и не разделся толком. Рубашка до конца не расстёгнута, хотя воротник стоит торчком. Нацуки хочет сказать что-то по этому поводу, но вовремя прикусывает язык. Знает ведь, что Кацуки так старается ради них.

Они сидят в полной тишине, даже не замечая друг друга, настолько каждый из них сосредоточен на своём деле.

Нацуки бросает на отца мимолётный взгляд и думает, что тот с годами не сильно-то и меняется. И память его никак не хочет портиться…

Всё такой же разукрашенный диван стоит на своём привычном месте. Альфа часто задаётся вопросом, почему они не выбросили его и не купили новый. Он всё ещё помнит, как Кацуки, пока Нацуки стоял в углу, пытался его оттереть всеми возможными химикатами в доме. Но всё, чего он смог добиться, – это прожечь обивку.

Нацуки считает отца достойным примером для подражания, и даже как-то раз, когда ему было лет так девять, он сказал это вслух. Но Кацуки ответил, что подражать такому, как он, не должен ни один человек на земле.

Кацуки был строгим родителем. Он часто наказывал, но и хвалить не забывал. И, каким бы незаинтересованным ни пытался Бакугоу выглядеть, Нацуки знал, что его любят и беспокоятся за него. Теперь точно. Вспомнить хотя бы, как он учился кататься на двухколёсном велосипеде.

Нацуки не было страшно, да отец больше боялся, чем он. Кацуки долго бежал за ним, боясь, что мальчик всё-таки грохнется, а в итоге так засмотрелся на его маленькую удаляющуюся спину, что не заметил ветку дерева и разбил об неё нос…

Парень фыркает, вспоминая недовольную мину отца в тот момент. Бо-о-оже. Это навсегда останется в его памяти.

Он встаёт с кресла и бредёт к чайнику, чтобы налить себе и отцу кофе. Они оба любят чёрный, без сахара или молока. Им не нужно и слова произносить друг другу для этого, просто взгляд говорит: «Хочу кофе».

Бакугоу благодарно кивает, когда на стол перед ним ставят кружку. Нацуки же выглядывает в окно, рассматривая дорогу.

Уже семнадцать лет… Совсем взрослый… Ха-ха… Он оборачивается назад, смотря на прибитую к стене полку, на которой стоит ряд книг.

Нацуки подходит ближе, пальцем проводя по пыльным корешкам.

– Надо бы убраться… – говорит он задумчиво сам себе.

– Ага, надо.

Но каждый из них знает, что убираться никто не будет. Они оба слишком ленивы для этого. Проще уж сразу вызвать домработницу…

– Интересно, есть ли услуга «Уборщица на час»?

– Тебе мало оплаты за парту, которую я вычту из твоих «карманных»?

Лучше промолчать, а то так и вовсе без «карманных» можно остаться.

Вечером они спокойно сидят в зале. Кацуки смотрит новости, раз за разом поправляя очки на переносице. Без них он уже совсем ничего не видит.

На плите шипит ужин, но эти звуки Нацуки совсем не радуют. Снова ничего у него не получается. Альфа тяжело вздыхает и выключает плиту, выбрасывая содержимое сковородки в мусорное ведро.

Ну не умеет он готовить, хоть убейте! Лучше уж вбить в стенку гвоздь, чем эта пытка.

– Ну что, шеф? Сегодня-то ужин будет?

– Ха-ха. Обхохочешься.

Нацуки присаживается на корточки и пытается найти среди всех ящиков хотя бы что-то съедобное, но везде пусто, даже ни одной банки консервов не осталось…

– В сторону, смотри и учись.

Бакугоу ставит перед плитой стул и залезает на него, вытягиваясь в полный рост, деревянная ножка чуть накренилась. Парень удивлённо смотрит на это, ожидая, что же будет дальше. Может, ножка стула отвалится, отец упадёт, сломает себе обе ноги, попадёт в больницу, им выставят огромный счёт за лечение, Нацуки придётся идти работать, чтобы оплатить содержание своего отца-инвалида, но гордость Кацуки не позволит ему сидеть на шее у своего сына, и он выбросится из окна…

Кацуки скрестил руки на груди, недовольно глядя на сына сверху вниз.

– Ты меня ещё похорони заживо, бубнёжник хренов! Лови! – мужчина скидывает ему в руки несколько пачек быстрорастворимой лапши.

– Я что, снова сказал это вслух?

– Ты всегда так делаешь.

– Привычка, – жмёт плечами Нацуки. —

Не ожидал увидеть твои стратегические запасы.

– Вот именно, что стратегические, на тот случай, если ты всё-таки решишь травануть меня своей стряпнёй.

Нацуки берёт палочки, тарелку с лапшой и идёт к себе в комнату, слыша краем уха: «Только не зубри до ночи!»

Парень закрывает дверь, включает ночник и присаживается за стол. Из тумбочки вытаскивает разные тетради для подготовки к экзаменам. Бакугоу любит учиться. Теперь любит, хотя раньше предпочитал погулять на улице с друзьями до самой ночи. Но со временем приоритеты изменились, и он ни о чём не жалеет.

Стрелки часов перевалили за полночь. Уже давно нужно было лечь спать. Отец заходил несколько раз: в первый – принёс чай, во второй – забрал чашку и снова сказал ложиться пораньше, в третий – просто пожелал спокойной ночи.

Кацуки вообще-то не был способен на все эти сюси-муси-пуси, но иногда приходится меняться. Не то чтобы его кто-то заставлял, он сам был не против, просто старался выдерживать эту тонкую грань между слащавой приторностью и розовой фигнёй. Заниматься воспитанием детей было трудно, но приходилось как-то выкручиваться. Он же отец семейства…

Парень укладывается в кровать, закидывая руки за голову, и выдыхает. От напряжения болит шея, и немного глаза.

Он ворочается с боку на бок, никак не в силах уснуть. Наверное, не настолько сильно вымотался за день.

Над столом висит длинная полка, точно такая же, как и в зале, и она тоже заставлена книгами, и шкаф для учебников забит полностью. Эта была их общая зависимость – книги, чтение. Вообще, отец не очень-то и любил читать, но слушать, когда читают ему, обожал. Обычно он устраивался на диване, прикрывал глаза и больше не подавал признаков жизни. Иногда Нацуки даже казалось, что он просто спит. Однако мужчина всегда мог спокойно пересказать всё, о чём ему прочитали, едва ли не наизусть.

Бакугоу снова перевернулся на другой бок и уставился на стенку. Он спал на первом этаже кровати, и ему это нравилось. К тому же… с его пропорциями, если бы он спал на втором этаже, кровати бы у них уже не было.

Одеяло отбрасывается в сторону —

слишком жарко. Окно открыто полностью, и ужасающий жгучий ветер колышет плотные тёмные шторы. Нацуки проводит пальцем по стене, чертит какие-то слова, но даже сам не задумывается об их значениях.

Он не любит ночь. Ночью в голову приходят всякие плохие мысли, воспоминания о том, что уже не вернуть, никак не исправить. Ты можешь только сожалеть об ушедших временах и задаваться вопросами, на которые и сам будешь не в силах дать ответы. Это грызёт тебя изнутри, и, как бы ты ни хотел, забыть не получается.

Нацуки никогда не стремился быть примерным сыном. Ему это было просто не нужно. В средней школе у него был только один друг, да и то назвать их отношения дружбой было трудно. Скорее уж они выгодно использовали друг друга для чего-либо. Вот и всё. Поэтому, когда Нацуки смог влиться в одну группку ребят, он внутри едва ли не кричал от радости. Да, он был типичным трудным подростком, который считал, что родители его не понимают. Изнутри сгорая от одиночества, он никак не решался показать свою слабость, и всё, что ему оставалось, – притворяться, что у него всё хорошо. Но время шло. Вопросы папы со временем стали раздражать до трясучки…

Нацуки резко хватает подушку и прижимает её к лицу, сильно стискивая зубы. Это самые его болезненные воспоминания. Их можно сравнить с заросшей раной, которую он раз за разом расковыривает, чтобы смотреть, как из неё вытекает кровь, и мучиться в одиночестве. Сейчас он понимает, каким идиотом был тогда. Только от его сожалений папе легче не станет.

С отцом они почти не разговаривали. Тот вообще не лез к нему. Сейчас же он понимает почему: Кацуки хотел, чтобы он переборол это самостоятельно, но Нацуки не смог.

В тринадцать он начал курить. Старшеклассники частенько делились с ним сигаретами. Бакугоу всё ещё помнит тот вид с крыши школы, сизые причудливые узоры от табачного дыма. Кажется, что вот-вот почувствуешь этот горьковатый привкус на языке. Хорошо, что баловался табакокурением он не так уж и долго, бросить не составило труда.

Семпаи любили развлекаться: таскаться по клубам, напиваться в хлам и распускать руки. Сначала Нацуки хватало того, что он просто курил. Только потом и это ему приелось.

Он всё чаще ссорился с папой, но тот так и не накричал на него, не показал, насколько ему было больно от этого. А отец… Отец ждал, ждал и ждал… Но так и не дождался…

Нацуки всё-таки решил сходить в клуб. Теперь он и сам не знает, что пытался этим восполнить, чего хотел добиться. Ведь у него было всё, чего душа пожелает, но какую обманчивую иллюзию счастья он преследовал, альфа и сам не представляет.

Его напоили до чёрных точек перед глазами. Он пообжимался с какой-то омегой, ещё выпил, потом его вырвало в кабинке зачуханного туалета, затем он снова выпил и кое-как побрёл домой.

А дома его уже ждал Кацуки.

– Ничего не хочешь мне сказать? – он стоял перед ним, скрестив руки на груди.

Глаза отца, точно такие же, как и его собственные, были чуть прищурены, отчего виднелись морщинки.

Еле-еле расшнуровав кроссовки, Нацуки выпрямился, шатаясь из стороны в сторону. Он был ниже отца на головы две точно, но при этом почти наравне с папой. Изуку, похоже, тоже не спал, но в коридор не выходил. Скорее всего, Кацуки сказал ему быть на кухне.

– Тебе-то какое дело? – язык заплетался, но слова получались на удивление понятными.

– Ты хотя бы в курсе, который час? Или и внутренние часы пропил со своими дружками?

– А если и так, то что с того? Или решил построить из себя заботливого папашу? А не поздновато ли?! До этого тебе вообще было наплевать на меня! А стоило лишь напиться разок, как ты тут же возомнил о себе чёрт-те что! Но вот, что я тебе скажу, – засунь свою заботу куда подальше и оставь меня в покое! Я не нуждаюсь в твоих подачках!..

Из комнаты на его крики выбежал Изуку. Взъерошенный и взволнованный, он смотрел на них большими глазами, не зная, что стоит сказать или сделать в такой ситуации. Это была первая их большая ссора. Первая и последняя.

Нацуки поймал его потерянный взгляд, но даже болезненно колющее сердце не смогло остановить его от слов, о которых он жалеет до сих пор, хотя прошло уже столько времени.

– И в тебе я тоже не нуждаюсь!

Изуку поджал бледные губы и опустил грустные глаза в пол, руками теребя конец чёрной растянутой футболки. Парню показалось, что в один миг его папа стал маленьким беззащитным ребёнком, которого строго отчитали родители, и он боялся поднять на них глаза, потому что думал, что ему достанется ещё сильнее.

Послышался странный хруст – это был хруст кулаков Кацуки. Это был первый раз, когда он видел своего отца таким. Его горящие злобой глаза казались ещё более алыми, чем обычно. Нацуки почувствовал, как по венам расползается ядовитое чувство. Нет, это был не страх, это была та самая горечь, боль, что копилась в нём, но не могла найти выхода. Даже сейчас она отравляла его изнутри. И в данный момент больше всего он боялся сказать ещё что-либо, что причинит боль им…

Нацуки стоял как столб, смотря на руку отца, сжатую в кулак. Ему казалось, будто бы он уже чувствует костяшки его пальцев у себя на лице, слышит звук удара и ощущает привкус собственной крови во рту. Но ничего этого не было. Парень даже не заметил, что зажмурился, рукой вцепившись в ткань своих штанов.

Он неуверенно приоткрыл один глаз, тут же ощущая, как воздух с непонятным сипом вырвался из лёгких, словно его ударили в поддых.

– Отойди… – еле сдерживая рычания, прошипел Кацуки.

Он нависал над ними огромной чёрной тенью, а его глаза напоминали собой два тлеющих уголька, что в любой момент готовы были разгореться от любого лёгкого порыва ветра в гигантский неконтролируемый пожар, который мог поглотить всё на своём пути.

Изуку покачал головой слишком сильно, наверняка она закружилась. Нацуки почувствовал, как к горлу подкатил ком горечи, резко затошнило, но он не мог сдвинуться с места, всё тело будто парализовало.

Бакугоу видел, насколько сильно скукожился под ментальным давлением Изуку, как тряслись его руки и дрожало всё тело. И всё равно он не отступал, загораживая собой Нацуки.

– Отойди, Деку, мать твою! – от его рыка по позвоночнику словно электрический ток пронёсся, а Изуку выпрямился, будто бы распластался по полу.

– Отойди! Немедленно!!!

Омега опустил голову, снова качая ей из стороны в сторону. Нацуки был уверен, что отец не ударит папу, он до последнего верил в это.

Тихий всхлип довёл напряжение до своего апогея. Кацуки набросился на Изуку, сжимая его в объятиях настолько сильно, что у того что-то хрустнуло. Ноги папы не держали его, подрагивая от страха и ментального давления. Воздух спёрло в лёгких.

Нацуки не мог пошевелиться, медленно, клеточка за клеточкой, в нём всё холодело от ужаса. Прозрачной дорожкой по щеке Изуку стекали слёзы, оставляя на тёмной футболке Кацуки мокрые пятнышки. Тонкие пальцы вцепились в одежду альфы, стараясь прижать его к себе ещё ближе.

Тот взгляд, которым Изуку смотрел непонятно куда, запомнился Нацуки навсегда. И он уверен, что будет помнить его, как сейчас, даже на смертном одре.

– Иди к себе…

Бакугоу не смотрел на него, лишь сильнее прижимая к себе омегу, стараясь будто бы спрятать его от всего.

Он сорвался с места, влетая к себе в комнату и закрывая за собой дверь на замок. Сердце, что до этого, казалось, остановилось, болезненно подскочило до самого горла. Нацуки зажал рот рукой, ощущая подкатывающую к горлу тошноту. Но тело не слушалось. Всё, на что его хватило, – прислониться спиной к двери и со скрипом съехать по ней на пол, зажимая пульсирующую голову в руках, нервно вплетая пальцы в волосы, немного дёргая их, причиняя себе эту мизерную боль.

Что он наделал? Что это было? Зачем всё это? Почему всё так вышло? Он не хотел этого! Он никогда так не думал! Он не знает, что на него нашло! Всё это неправда!

Ему хочется залезть в кровать, зарыться в одеяло, зажмуриться и уснуть. А может, всё это сон? Может, это только его фантазия?

Точно! Обычный кошмар! Сейчас он проснётся, выйдет из комнаты и на кухне увидит отца и папу, которые не спеша разговаривают о чём-то своём. На столе стоит ароматный завтрак, булькает кипящая в чайнике вода. Кацуки кивнёт ему, а Изуку ласково улыбнётся, подойдёт ближе и пригладит его торчащие во все стороны волосы…

Но ничего этого не будет.

В глазах начинает нестерпимо жечь. Нацуки стискивает зубы, давя в себе жалобный скулёж. Он приподнимается на корточки и выпрямляется в полный рост, шатаясь. Голова кружится и пульсирует всё сильнее.

Кое-как выйдя из комнаты, альфа останавливается напротив спальни родителей. Дверь закрыта. Но по полу простёрлась бледно-оранжевая полоска света от ночника.

Он подходит ближе и кладёт руку на дверную ручку, сжимая её дрожащими пальцами. В комнате тихо, словно никого там и вовсе нет. Нацуки сипло вздыхает, в голове резко стало пусто.

Парень три раза коротко стучит в дверь и открывает её, едва заглядывая внутрь.

Изуку сидит на кровати, потерянным взглядом смотря куда-то вниз или вбок, губы его поджаты, а руки теребят растянутую футболку. Кацуки же стоит перед окном, словно обессиленно, оперевшись о подоконник руками. Его широкая спина похожа на камень, настолько он напряжён, голова опущена.

Нацуки не знает, что сказать. Он нерешительно шагает вперёд, всё так же не отпуская ручку, словно боится, что если она пропадёт, то и его мнимая опора тоже исчезнет.

– Я…

Папа вяло приподнимает голову, смотря на него удивлённым взглядом. И больше всего на свете Бакугоу боится, что сейчас выражение его лица изменится, что он разозлится на него.

– Я…

Он не знает, что сказать, но его выворачивает наизнанку. Губы дрожат, а переносицу всё так же жжёт.

Нацуки понимает, что на свете просто не существует тех слов, которые способны описать то, что он сейчас чувствует. Показать всю его боль, вину и раскаяние в полной мере.

Медленно парень опускается на колени, кланяясь настолько, что касается лбом пола. Из груди вырывается всхлип, перемешанный с тихим «Простите».

Он слышит звуки шагов, буквально чувствует, как над ним нависает отец. Его ауру невозможно спутать с кем-то другим. Нацуки сжимает руки в кулаки, стараясь изо всех сил не заплакать.

Кацуки хватает его за ворот футболки, рывком поднимая на ноги. Он даже слова не успевает сказать, носом впечатываясь в плечо мужчины.

Нацуки резко подрывается на кровати и вылетает из комнаты, точно так же врываясь в спальню родителей.

Мужчина лежит на кровати, на носу очки, он читает книгу, удивлённо выгибает одну бровь.

– Ты не спишь? – парень обходит кровать и садится на другой край, ближе к окну, где обычно спал папа.

Скинув тапочки с ног, Бакугоу залезает на кровать и устраивается поверх одеяла.

– Что читаешь? – спрашивает он заинтересованно, слишком редко отец берёт в руки книги лично.

– Ты почему не спишь? Или хочешь довести Китами-сенсей до инфаркта своей невыспавшейся физиономией?

– Неужели ты наконец-то запомнил её имя? – насмешливо фыркает Нацуки, устраивая голову на подушке.

– «Жизнь взаимы»*.

– Мне не спится.

Они привыкли так общаться: сначала изображать недовольство и недоступность и только потом отвечать на вопросы друг друга.

– Много взяли за парту?

– Нормально. Иди, хлебни воды и в койку, иначе завтра вообще не встанешь, и так уже почти два часа.

Нацуки скользит взглядом по комнате, останавливаясь на прикроватной тумбочке. На ней стояла старая фотография, где они все вместе. Помнится, тогда к ним в гости приехали бабушка Мицуки и дедушка Масару.

Бабуля долго отчитывала отца за то, что тот опоздал за ними в аэропорт, и им пришлось ходить кругами, лишь бы потянуть время. Но, как только она увидела папу, сразу же успокоилась, набросилась на него и едва не задушила объятиями. Она действительно любила его, словно своего сына. Сейчас Нацуки думает, что даже отца она так не обнимала…

С губ сорвался тяжёлый горький вздох.

– Отец, а я смогу…

– Если ты сейчас начнёшь ныть по поводу своего поступления, я изобью тебя книгой и выпну спать в коридор на коврик.

– У нас нет коврика…

– Тебе же хуже.

– Я серьёзно…

– Как будто я здесь шутки шучу, – Кацуки отложил книгу на тумбочку, вместе с тем снимая очки и убирая их в футляр.

Он устало потёр переносицу, несколько раз поморгал и зевнул.

– Раз уж ты собрался спать здесь, то растолкай меня утром, – последнее, что он сказал перед тем, как улечься поудобнее и заснуть.

Вот так всегда. Отец просто не давал ему шанса выговориться. Не то чтобы ему это было так необходимо, но просто…

– Я… скучаю по нему… – Нацуки подтянул одеяло к подбородку и тоже прикрыл глаза.

Кацуки не ответил, возможно, спал, возможно, просто не знал, что на это стоит сказать.

Нацуки, потягиваясь, выползает из своей комнаты и бредёт на кухню, но останавливается в коридоре.

Дверная ручка дёргается, накренивается и дверь открывается.

Нервный тик в семнадцать – это нормально. В этом он пытается себя убедить с одиннадцати лет.

– Я дома! – громкий крик заставляет его в ужасе замереть на месте.

Два светлых хвостика и алые глаза. Радостная улыбка, в которой видны два острых клычка. Этот маленький монстр снится ему по ночам в кошмарах.

– Ты же должна была приехать только через два дня! – Нацуки панически оглядывается в поисках пути к отступлению.

– Я отцу эсэмэску написала, что раньше буду. Он что, тебе не передавал от меня «приветы»? – она забавно округляет глаза и недовольно хмурится.

Наверное, Сацуки можно было бы спутать с ангелом за счёт внешности, но натура её истинно демоническая. В общем, полноценная копия отца №2!

Кацуки выглядывает из кухни, обводит их взглядом и ухмыляется.

– Я дома, – повторяет она.

– Ага. Где там твой саквояж? – альфа проходит мимо остолбеневшего Нацуки и затаскивает в квартиру большую сумку с вещами.

– Что ты туда напихала? Она неподъёмная.

– Я вас двоих слишком хорошо знаю, поэтому решила зайти в продуктовый. Только денег для этого мало осталось. Всё на консервы для похода потратила.

Девочка проскальзывает на кухню и пристально осматривает всё вокруг.

– Не так плохо, как могло бы быть. Я уже думала, что вы всю квартиру захламили. Но, слава богу, нет.

– Чем нам её захламлять, тут и без нашей помощи всё ясно…

– Вы с отцом – два свина, – проводя пальцем по полке, спокойно говорит Сацуки и придирчиво рассматривает толстый слой пыли на подушечке. – Стоит оставить вас одних, так всё! Везде грязь и…

Она подбегает к холодильнику, открывает дверцу, быстро заглядывает внутрь, закрывает и заканчивает:

– ...есть нечего! Как так можно?! Ладно, Нацуки! Ему, кроме зубрёжки, ничего в жизни не надо! Но, отец, ты-то куда?!

Если бы такую громкую, раздражающую речь начал Нацуки, ему бы давно прописали затрещину и вытурили на улицу, а тут Кацуки просто молча выслушивает, игнорируя, снова присаживается за стол и продолжает спокойно пить чай.

Вот такая вот дискриминация у них…

Сацуки только перешла в первый класс средней школы. И не так давно их класс собрался в поход. Разумеется, с научной целью – каких-то жуков изучать – поехали в горы. Вот так вот Кацуки и Нацуки остались без повара… Пришлось выживать самостоятельно… Но Сацуки считала, что даже в этом они полностью провалились.

В отличие от них, она была омегой, хотя внешностью, как и Нацуки, пошла в отца. Вообще, они все были похожи, даже лица кривили одинаково…

Нацуки бы не стал признавать этого вслух, но он скучал по Сацуки. Пускай её не было всего лишь пять дней. Однако без неё здесь было совсем тоскливо. Даже отец так считает, поэтому часто вытаскивал Нацуки на кухню, чтобы рядом был хоть кто-то.

– Сегодня приготовлю на ужин что-нибудь вкусненькое. Поможешь мне, Наччан?

– Да-да. Куда ж от тебя денешься-то.

– Мне задали написать сочинение… – маленькая девочка с красивыми пламенно-рыжими волосами и синими глазами обречённо вздыхает, с мольбой смотря на Нацуки.

Парень потирает висок.

– И на какую тему?

– «Как встретились мои родители».

Стоит только это услышать, как его передёргивает. А-а!!! Вот надо было школьной программе не поменяться за прошедшие годы.

– Ну, так спроси у них, и всё, чего голову-то ломать?

– Я уже спросила.

– И?

– Они сказали, что познакомились, когда мама перешла к папе на работу.

– Тогда в чём проблема? Пиши как есть.