Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Конфет этих.

– Каких?

– Деку, не тупи, будь добр! Ананасовые ледышки где? Те, которые ты мне постоянно в карман подсовывал!

Он обескураженно хлопает глазами, чуть бледнея, а затем медленно бредёт к раскрытым полкам, закрывает их и, немного склонившись, отворяет небольшую дверцу шкафчика, где лежит большой прозрачный пакет, наполовину наполненный конфетками в перламутровой обёртке.

– Ну нихера себе! – Бакугоу присвистнул, с готовностью протягивая вперёд ладонь, в которую тут же опустилась парочка конфет. Но, похоже, ему этого мало.

– Ещё?

– Ещё.

Кацуки уходит с горстью карамелек к своему пиджаку, расфасовывая их по всем карманам, а три одновременно забрасывает в рот, медленно смакуя их вкус.

– Сладко… Бля…

Комментарий к 12. Горько-сладкий привкус откровений *Крокеты – кулинарное блюдо цилиндрической или округлой формы из мясного фарша или овощей, обваленных в сухарях и обжаренных во фритюре.

23 940 йен – от 12 000 до 15 000 рублей.

3 160 080 йен – что-то около 1 597 366.

Ну что, задала я задачку, да? На самом деле, эта глава ни о чём. Действия пойдут со следующей. Мне ещё многое нужно затронуть, поэтому всё в темпе)

====== 13. Что-то, что объединит их ======

Кацуки и Изуку одновременно жадно вглядываются в монитор.

– Видите, вот это ножка.

Доктор осторожно указала пальцем на экран, очерчивая маленькую ножку.

– Хотите узнать пол? – поинтересовалась она, поглядывая на хмурого альфу, что нервно сжимал руку супруга, словно боялся отпустить.

– А можно? – Изуку осторожно приподнимается на локтях.

– Ну, конечно же!

Мидория чувствует, как движется по коже специальный аппарат, просвечивая. Он старается не отводить взгляда от монитора ни на секунду, чтобы не пропустить ни единой подробности.

– Вот, – она снова показывает на экран, очерчивая что-то маленькое. – Видите это?

Они оба кивнули.

– У вас мальчик.

Изуку просиял.

– Мальчик? – неверяще переспросил он.

– Мальчик, – охотно подтвердили в ответ.

Омега радостно вертит в руках распечатанную фотографию с УЗИ, стараясь рассмотреть всё как можно чётче. Кацуки лежит на боку, к нему спиной, но не спит, Мидория в этом уверен.

Время от времени он тяжело вздыхает, сильнее сжимаясь. И, как бы Изуку ни пытался узнать, в чём дело, альфа никак не хочет отвечать, привычно отмахиваясь отчётами.

…Не говорить же, что он больше хотел девочку…

– Деку-кун! – услышав своё прозвище, Изуку удивлённо оборачивается на звонкий женский голос.

К нему подбегает Очако, немного запыхавшаяся, с растрёпанными от ветра волосами. Она переводит дух, тут же растягивая губы в улыбке.

– Добрый вечер, Очако-сан. С Вами всё в порядке? – он взволнованно осматривает её с ног до головы.

– Да! Секунду!

Изуку готов признаться сам себе: ему нравится её обворожительная улыбка и блестящие то ли от холода, то ли от чего-то другого карие глаза.

– Не ожидала тебя увидеть. Сначала даже не признала, но, приглядевшись, тут же рванула к тебе! Я очень рада, что встретила Деку-куна сейчас. Давай пойдём домой вместе?

– Но разве Очако-сан не живёт в другой стороне?

– Я сяду на электричку, так что давай немного пройдёмся.

– Хорошо.

Мидория не спорит, наоборот, он рад компании. Между ними не чувствуется напряжения, даже несмотря на повисшее в воздухе молчание. Он не знает, что следует спросить, чтобы завязать хоть какой-то разговор.

– Деку-кун, ты же с работы идёшь, да?

– Ага. А Вы?

– То-о-оже. Мечтаю как можно скорее уволиться!

– Почему же? Вам не нравится Ваша работа?

– Ну-у, есть такое. Хотя лучше сказать, что я просто устала, а в отпуск уйти пока не могу, – она удручённо вздохнула, но, словно очнувшись, снова придала своему лицу беспечное, слегка детское выражение.

Снова повисло неловкое молчание.

– Я слышала, что вы недавно ходили на УЗИ?

– Да. Доктор настоял на этом.

– Всё хорошо?

– Угу.

– А пол вам сказали? – её глаза загораются любопытством.

– Мальчик.

– Да! – Очако громко вскрикивает, победоносно возводя глаза к небу. – Ой, прости за такую бурную реакцию! Просто Бакугоу мне деньги проспорил… и не только мне…

Изуку в шоке хлопает глазами, останавливаясь на месте.

– Что?

– Ничего криминального, ты не подумай! Мы с ним поспорили, что у вас будет мальчик, но он так яростно орал про девочку, что я почти поверила. Эх, надо будет ему напомнить о моём выигрыше. Теперь я поняла, почему он молчал, когда я спрашивала об этом! Ох уж эти альфы – совсем не умеют проигрывать!

Мидория улыбнулся ей, снова делая шаг вперёд.

– А вы с Каччаном хорошие друзья.

– «Друзья»? Я бы так не сказала. Нас нельзя назвать друзьями. Да и коллегами тоже. Нас вообще трудно отнести хоть к какой-нибудь категории взаимоотношений. Но я уверена, что, если напьюсь в драбадан и позвоню ему посреди ночи, чтобы он помог мне доползти до дома, Бакугоу поможет. Хотя, скажу откровенно, в нашу первую встречу я об этом даже и не думала. Он сидел передо мной молча почти час! Представляешь?! Час в абсолютной тишине! Я успела прорешать пять страниц судоку, пока он сказал одно слово. А потом ещё выпила кофе перед первым предложением!

Ему было нечего ответить. Лучше он помолчит, к тому же они уже подошли к развилке. Сейчас Иида должна будет свернуть к станции. Так она и поступила, лёгкой поступью проскользнула мимо него, на прощание махнув тонкой маленькой ручкой, оставив после себя только шлейф сладкого омежьего аромата.

Дома пахло уютом. Это трудно описать, но так и было. Ласковый запах Изуку окутывал всё вокруг. Бакугоу перевалился через порог, устало опираясь о стенку, чтобы расшнуровать обувь. Он точно знал, что на кухне его ждёт сытный ужин, а в спальне расправленная кровать.

Кацуки зарывается руками в волосы, сдавливая пульсирующие виски. Эта работа когда-нибудь вгонит его в гроб. Левый глаз стремительно заплывает чернотой. Парень встряхивает головой, прогоняя наваждение. Только не сейчас. Не до этого.

Он поднимается, зажмуриваясь на несколько секунд, чтобы привести вестибулярный аппарат в норму, и только потом идёт в комнату, стараясь вести себя как обычно, хотя это паршивое предчувствие не оставляет его ни на мгновение. И всё внутри него охотно это подтверждает уже таким привычным скрежетом по металлу.

На номер Изуку приходит эсэмэска с прикреплённой фотографией. На ней Кацуки… избивает Моному какой-то папкой…

Внизу текстом приписано: «Полюбуйся на своего мужа за работой)))».

На заднем плане маячит Кендо, в кипе бумаг видна красноволосая макушка Киришимы.

Мидория только фыркает и набирает в ответ: «А Вас обделили вниманием?»

Следующее сообщение пиликает мгновенно, новая фотография, где на владельца угрожающе надвигается тень, – «Кацуки никогда не обделит вниманием „любимых“ сотрудников».

Он сдавленно хихикает, охотно веря ему.

Наконец решившись, Изуку пишет заявление на увольнение, но только с работы уборщика. Теперь у него есть свободные выходные, которые он может провести за другими делами. Однако Мидория всё равно чувствует неудовлетворение. Не привык он сидеть дома. И даже компания Бакугоу не помогает ему избавиться от странного нехорошего предчувствия.

Кацуки прижимает его к себе, осторожно уложив голову омеги себе на плечо, а его самого укрыв пледом. Изуку видит, как за окном кружатся белые снежинки, медленно оседая на землю. Наверняка на улице красиво, всё в белоснежном покрове. Хочется пойти погулять, вот только лень даже двигаться. Слишком уютно вот так, прижавшись к тёплому боку Бакугоу.

На макушку Мидории опускается голова Кацуки, похоже, альфа заснул, но рукой всё так же прижимает его к себе.

Изуку медленно немного задирает подбородок вверх и смотрит на теперь расслабленное лицо парня: резко выделяющиеся скулы, тёмные глубокие тени под глазами, еле заметная щетина. Он тянется ладонью вверх, невесомо прикасаясь к его щеке. От Кацуки пахнет мужским одеколоном, что немного перебивает его естественный запах. Светлые волосы неухоженно топорщатся в разные стороны.

Он сжимает горячую ладонь Бакугоу, расслабленно лежащую до этого на коленке, и думает о чём-то своём.

Когда Изуку просыпается в кровати от странного шума посреди ночи, в его голове роются тревожные мысли. В комнате он один. Осторожно включив ночник, Мидория медленно встаёт и бредёт, стараясь шуметь как можно меньше, на кухню, откуда из-под расщелины на полу видна яркая полоска света.

Зайдя внутрь, парень видит только спину Кацуки, что стоит, оперевшись одной рукой о столешницу. Рядом с ним стоит стакан, наполовину наполненный водой.

– Каччан? – неуверенно окликает он его, не подходя ближе.

На его голос Бакугоу сильно вздрагивает. Спина, обтянутая тёмной тканью ночной рубашки, которую обычно альфа никогда не застёгивал, напрягается.

Кацуки медленно оборачивается к нему лицом, смотря ошарашенным взглядом, так похожим на тот, которым обычно на вас глядят дети, застуканные на месте преступления. Но, похоже, поняв, как это, должно быть, выглядит в глазах Изуку, тут же вернул себе самообладание, лишь сильнее сжимая ладонь в кулак.

– Ты чего не спишь? – хрипло спрашивает он, немного нервно поглядывая на стакан, по наружной стороне которого стекает большая прозрачная капля.

– Я услышал шум, и тебя рядом не было. Всё хорошо?

– Да. Я просто пошёл попить воды. Жарко.

Изуку передёргивает. Жарко? Бакугоу никогда не было жарко! Он, наоборот, любитель парилки. Даже жарким летом Кацуки может спокойно спать под тёплым одеялом, даже не вспотев.

– Иди спать, – безапелляционным тоном чеканит Кацуки сквозь стиснутые зубы, но тут же добавляет уже мягче: – Я сейчас приду. Только попью…

Мидория не знает почему, однако он не верит ему. Только колени предательски дрожат от этого повелительного тона, а метку словно облизывает пламя. На ватных ногах Изуку бредёт назад в спальню и залезает в кровать, осторожно накрываясь одеялом, но не выключая ночника и постоянно смотря на дверной проём.

Бакугоу снова оборачивается к раковине, склоняясь над ней. Он разжимает ладонь, в которой лежат несколько таблеток. Чёрт! Это было близко. Очень близко. Кацуки и сам понимал, что от этого ничего не изменится, даже если Деку узнает, но… даже так…

Он подносит руку ко рту и уже готовится закинуть пилюли, как хватается за голову, зажимая уши. Чёрная пелена снова пытается поглотить его сознание, но парень упрямо стискивает зубы, не издавая ни звука. Ну уж нет. Даже понимая, что в этом нет ничего Такого, он всё равно изо всех сил сопротивляется.

Когда очередной приступ стихает, Бакугоу с ненавистью глядит на таблетки в собственной руке – они ему не помогут, он это знает – и выбрасывает их в помойку, только опрокидывая в себя стакан воды, и спешит в комнату, не забывая погасить свет.

Он готов закричать, когда перед глазами снова предстаёт эта огромная раскуроченная клетка. Мидория резко разворачивается и стремится как можно скорее уйти отсюда. Это чёрное место пугает его до чёртиков.

И каково же его удивление – за спиной слышится эхо, чем-то отдалённо напоминающее шаги. Изуку останавливается, и всё затихает, но стоит сделать лишь шаг вперёд, как всё начинается снова.

Он ускоряет шаг, и кто-то тоже ускоряет. Тогда омега резко оборачивается назад и едва не падает в обморок, потому что среди этой беспросветной темноты на него сверху вниз с интересом смотрят два огромных красных глаза с вертикальными полосками зрачков точно по центру.

Его рот искривляется в попытке закричать, но ни один звук не срывается с губ, разве что только невнятные хрипы. Мидория прижимает руки к груди, в которой быстро-быстро бьётся его сердце, грозя в любой момент вырваться наружу.

Огромная когтистая лапа с грохотом приземляется в паре сантиметров от него, рассекая воздух. Голова немного наклоняется в сторону, словно игриво, хлопают глаза.

Омега пытается отступить назад, но что-то мешает ему, а, слегка скосив взгляд вниз, Изуку замечает длинный пушистый светлый хвост, оплетающий его кольцом.

Он оглядывается назад, думая, как можно вырваться, и чувствует тёплое дыхание на щеке.

Мидория смотрит в эти глаза и не знает, что делать. Из темноты громадная волчья морда высовывается ещё сильнее, едва ли не касаясь мокрым носом его лица. Изуку выставляет руки вперёд в надежде отгородиться и зажмуривается.

Зверь издаёт странный звук, и хвост ослабляет хватку. Парень чуть приоткрывает глаз и смотрит прямо на это странное существо. Его уши прижаты к голове, а сам он склоняется над Мидорией всё сильнее, пока не оказывается распластанным животом по земле.

Он подползает к нему ближе, всё так же не отрываясь от земли, глядя на него алыми человеческими глазами. Изуку и сам не может объяснить почему, но ему жалко этого зверя, что сейчас выглядит таким несчастным и сломленным.

Протянув к нему подрагивающую от страха руку, Мидория неуверенно зарывается пальцами в мягкую шерсть. Зверь, похоже, принял это как поощрение и, неясно заурчав, перевернулся на спину, покорно подставляя пушистое пузо.

«Это он так просит, чтобы ему почесали животик?» – Изуку сдавленно хихикает и неловко присаживается рядом с ним. Он не чувствует угрозы от него, будто бы перед ним обычная домашняя зверушка.

Светлые уши стригут воздух, ловя каждый шорох вокруг. Передние лапы подрагивают, а хвост метёт по земле.

Парень, не отрываясь от поглаживания, осматривается по сторонам. Как же здесь тоскливо, и темно, и холодно. Такое пустынное и печальное место.

Где-то неподалёку слышатся какие-то странные звуки, зверь резко вскидывает голову и вскакивает с места. В один прыжок волк вновь скрывается в непроглядной тьме.

Изуку пытается прислушаться и с ужасом понимает: там, где-то совсем рядом, что-то хрустит. Будто бы ломается…

Он прищуривается и наконец-то видит, как спереди к нему приближаются два силуэта: громадный – зверь и кто-то ещё, довольно маленького размера, как обычная большая собака.

А когда они оказываются друг напротив друга, на глаза Изуку наворачиваются слёзы. Сколько же лет прошло с тех пор, как он видел его в последний раз?

Пара таких же зелёных глаз, как и у него самого, точно так же глядят на него влажным взглядом. Ладонью омега зажимает себе рот, всхлипывая, и еле-еле опускается, чтобы коснуться его, проверить, настоящий ли он. Обгрызанные уши прижимаются к голове, волчонок пятится назад, но натыкается на преграду, что меховой горой сидит прямо за спиной, отрезая все пути к отступлению.

Они смотрят друг на друга, не в силах сделать и шагу навстречу.

В последний раз Изуку видел свою омежью сущность в первом классе старшей школы, вроде бы лет двенадцать-тринадцать назад. И тогда он выглядел иначе: игриво скакал во все стороны, виляя длинным хвостом, и тявкал, призывая поиграть с ним.

А сейчас то, что сидит перед ним, даже подобием омеги назвать не получится: некогда блестящая шерсть покрыта тёмной копотью и пахнет гарью, по всему телу виднеются проплешины, вся переносица испещрена мелкими длинными шрамами, от хвоста остался только короткий обрубок, передняя лапа в нескольких местах странно бугрится от неправильно сросшихся переломов, и наконец… он хромает на заднюю лапу, поджимая её под себя. Каждый его шаг сопровождается неприятным хрустом, словно кость заходит на кость.

Мидория протягивает к нему руки, а волчонок только сильнее дёргается, пытаясь убежать оттуда. И Изуку знает – он стыдится. Стыдится самого себя. Парень тоже стыдится.

Зверь носом подталкивает омегу в спину навстречу к Изуку, не позволяя сбежать.

От безысходности волчонок только бессильно скалит зубы, стараясь напугать, но весь его вид просто не вяжется со злобой, только с жалостью. И он сдаётся…

Кое-как подползает к Мидории, влажным носом тыкаясь в протянутую ладонь, еле слышно поскуливая.

Изуку приподнимает взгляд на альфу, что сидит чуть поодаль от них, обвив свои лапы хвостом, и каким-то наполовину пустым взглядом смотрит в бесконечную даль, туда, где зияет разлом. Может, Мидории и кажется, но эта пропасть будто бы сократилась…

Он разлепляет глаза и пытается пошевелить рукой, но ничего не получается. Его обвили руками, крепко прижимая к себе. Изуку уткнулся лицом в сильно выступающую ключицу. Грудь Кацуки тяжело вздымалась и тут же опадала. Ресницы подрагивали во сне, а обветренные губы слились в одну сплошную линию.

Мидории нечего сказать, всё, что он чувствует, – это дрожь коленок, когда он смотрит на него. Понадобится много времени, чтобы перестать воспринимать само имя Бакугоу как насилие и боль вперемешку со жгучим страхом.

Изуку никогда не думал, что всё так обернётся. Раньше хватало того, что его не избили вечером, что не изнасиловали. А теперь? А теперь… неважно…

Всё, о чём он и мечтать не мог, исполнилось, почти исполнилось. Осталось дождаться рождения малыша, и тогда Мидория не будет против и умереть спокойно. Потому что его никчёмная жизнь не будет такой бесполезной.

Изуку снова перечитывает полученную справку, одновременно успокаивающе поглаживая себя по животу. В этом нет ничего страшного. Так что не стоит паниковать раньше времени. Просто он будет выполнять все предписания врача и сделает так, как ему посоветовали.

Парень забегает в магазин, закупая огромное количество продуктов. На ужин он приготовит карри и осторожно начнёт разговор. Вот и всё.

Но на практике это «всё» оказывается гораздо сложнее. От волнения его руки подрагивают, из-за чего он режет палец. А рис едва не переваривается. Но в конце концов ужин готов. Остаётся только дождаться Бакугоу.

Только тот не спешит появляться. И, когда Мидория уже собирается убирать еду в холодильник, в прихожей слышится глухой хлопок двери.

Он выжидает, пока Кацуки переоденется, молча накладывает ему еду и смотрит, как тот ест. Этот пристальный взгляд немного настораживает Бакугоу, но он старается не показывать волнения. И, может, это совсем не по-мужски, как сказал бы в данном случае Киришима, но Кацуки спешит уйти в ванну, чтобы привести мысли в относительный порядок. Скорее всего, ему просто кажется – переработал, с кем не бывает.

Однако уйти ему не дают.

– Каччан, постой, я хотел обсудить с тобой кое-что.

Бакугоу послушно замирает и оборачивается назад, настороженно сканируя его взглядом. Чёрт! Надо было свалить! А то хрен знает, чем всё это дерьмо закончится…

– Что именно?

– Думаю, нам стоит сесть…

Они усаживаются друг напротив друга, не решаясь сказать и слова. Пока Изуку пытается сформулировать мысли, альфа думает, о чём именно с ним вообще хотели поговорить: слишком много таких тем, которые относятся к этому «слишком».

На стол опускается какая-то бумажка, Мидория подталкивает её ближе к Бакугоу, ожидая, когда тот прочтёт написанное там. Реакция не заставляет себя ждать.

– Что это… за хрень собачья?

– Сегодня я был у врача. Его беспокоят некоторые мои анализы… Мне посоветовали лечь в больницу, всё-таки до родов осталось всего ничего… так что, я думаю, что… Ну, наверное….

Кацуки смотрит на него во все глаза, но и слова сказать не может. В его голове вся мешанина из мыслей вдруг превратилась в пустоту. Только взгляд снова и снова бегает по строчкам, то ли пытаясь прожечь взглядом, то ли пытаясь разглядеть скрытый подвох. Но подвоха нет, всё именно так, как и говорит Деку.

Изуку взволнованно поглядывает на него, не зная, что ещё стоит сказать, но в голову приходит только:

– Я купил достаточно продуктов, чтобы приготовить запасы еды на долгий срок. Так что тебе не о чем беспокоиться.

Но Бакугоу ничего не отвечает, только теперь смотрит на него каким-то болезненно-непонимающим взглядом, а потом поднимается и подходит впритык, сжимая в ладонях лицо омеги, прикасаясь сухими губами к виску, ероша волосы.

Мидория неловко приобнимает его за локти, стараясь ободряюще улыбнуться. Зато теперь это паршивое чувство, что вот-вот должно что-то случиться, оставило его. Хотя бы какой-никакой, а плюс здесь имеется. Уже хорошо.

Парень решает всё-таки уволиться с постоянной работы тоже. В больнице он пробудет около трёх недель, если всё пойдёт «по плану». А там уже и декрет, так что стоит написать заявление.

Начальник долго вчитывался в написанное, несколько раз переспросил Изуку в уверенности своего решения. Но тот только кивал. Кацуки был прав, ему нужно больше отдыхать. К тому же омега немного нервничает.

Он медленно складывает вещи в спортивную сумку, которую альфа любезно одолжил ему. Мидория волнуется, странно, но до этого он не чувствовал мандражки, ну, или, по крайней мере, такой явственной, как сейчас.

Сильные руки крепко сжимают в объятиях по ночам, не давая и шанса отстраниться.

– В холодильнике то, что нужно съесть в первую очередь, в морозилке всё остальное, просто нужно подогреть. Вот здесь точные инструкции, так что, пожалуйста, не потеряй, – Изуку отдаёт ему исписанную мелким почерком бумажку.

А в ответ получает только еле заметный кивок.

В больнице пахнет… больницей. Свойственный специфический запах медикаментов и хлорки. Уставший охранник и злые отчего-то медсёстры. Странно, но Кацуки не скандалит, просто скалит на них зубы, если те начинают нести какой-нибудь бред.

Палата, куда его определяют, рассчитана на шестерых, он и становится этим самым шестым. Причём единственным парнем.

Бакугоу не уезжает, терпеливо ожидает, когда Мидория разберёт сумку, чтобы посидеть с ним на покоцанных скамейках. Он всё так же молчит, просто вжимается боком в него, сжимая холодную ладонь Изуку.

Они так и сидят, пока «уставший охранник и злые медсёстры» не прогоняют Кацуки. Но через час – видимо, по приезде домой – на телефон омеги приходит эсэмэска с кучей вопросов.

Соседки по палате почему-то проявляют к нему нездоровую материнскую симпатию. Ох уж эти мамочки…

Кацуки приезжает к нему каждый день, чтобы просто посидеть рядом. И, как бы ни пытался Изуку отправить его назад, ничего не получается. Весь свой перерыв на обед он просто просиживает с ним. Лечащий врач Мидории боится появляться рядом, потому что Бакугоу его уже достал своими «допросами».

Так что Изуку вызывают на осмотр по вечерам. Врач старается говорить с ним слишком ласково, ему это не нравится, потому что такой тон обычно применяют к смертельно больным, которым уже никак не помочь.

Телефон вибрирует в кармане утеплённой кофты, парень спешит выйти из палаты, чтобы не будить только что заснувшую женщину и не мешать остальным.

Как он и думал – Каччан.

– Каччан, ты же только недавно мне звонил. Что-то случилось?

– «Изуку-сан! Слава Богу! Мы уж подумали, что это чудовище что-то сделало с тобой!» – громкий голос Мономы звучит довольно странно, словно он говорит по громкой связи, на фоне что-то шумит.

– Монома-сан… Вы же с телефона Каччана звоните?

– «Ну, он его просто забыл. Только что ушёл, сейчас наверняка спохватится и вернётся. А мы все так волновались! Уже так долго от тебя ни слуху ни духу, а Бакугоу-сан ничего нам не говорит. Вот мы и решились на отчаянные меры! С тобой же всё хорошо?»

– Всё в порядке. Я в больнице.

– «Чего?! Как это?!»

– Мне же скоро рожать. Так что….

– «Мы приедем к тебе! Прямо сейчас! Жди!»

– Монома-сан… Вас не пропустят, часы приёма…

– «Тогда мы приедем завтра! Тебе что-нибудь привезти?! Сладенького? Или солёненького?»

– Монома-сан…

– «Нет! Ничего не говори! В какой ты больнице? А! Чёрт! Бакугоу-сан идёт, я слышу, как он матерится! До завтра!»

Он и слова не успевает вставить, только череда коротких гудков преследует его на протяжении всей ночи.

– Изуку-сан! – громкий крик Нейто доносится аж с противоположного конца коридора.

Он видит, как к нему рванули несколько людей. Медсёстры только злобно бубнили себе под нос ругательства.

– Добрый день…

Мидория обвёл их всех взглядом, с удивлением подмечая, что и Миюки тоже здесь. Монома и Кендо радостно улыбались, а Шинсо неловко почёсывал затылок, смотря куда-то в сторону.

Изуку не мог объяснить, почему они все так с ним возятся: прибегают навестить, принося вкусности, с радостью рассказывают всё, что случилось с ними за то время, пока они не виделись.

Парень опускает взгляд немного вниз и замечает, что Нейто и Ицука держатся за руки, совсем неловко и неуверенно, но держатся, переплетя пальцы.

– Как у вас дела?

Монома будто бы только и ждал этого вопроса, чтобы начать нести свою излюбленную околесицу. Кендо застенчиво улыбалась, кивая и поддакивая.

– А Вы, Шинсо-сан?

Он говорит не спеша, осторожно подбирает слова, будто бы стараясь не сболтнуть лишнего, и избегает смотреть в глаза.

– Я завёл кота…

– Правда? – Мидория удивлённо хлопает глазами, сильнее запахивая свою кофту, в коридоре довольно прохладно.

– Да. Нашёл на улице. Он милый.

– Здорово. Я рад за Вас. Покажете его когда-нибудь?

Хитоши кивает ему и, кажется, готов сказать что-то ещё, но осекается и замолкает.

– С Вами всё в порядке, Шинсо-сан? Вы выглядите болезненно.

– Переработал немного.

– Не перетруждайтесь так сильно, – Изуку ободряюще улыбается и легонько касается его плеча, а альфа вдруг просит:

– Могу ли я подержать Вас за руку?

Мидория вздрагивает, но опасности не чувствует, поэтому протягивает ему свою холодную руку. Тепло чужой ладони обжигает.

– У всех альф такие горячие руки, – говорит почти с восхищением.

– Не только у альф! – Миюки теснит Моному и Кендо, присаживаясь с другой стороны и беря за другую руку.

Ладонь Миюки такая же тёплая, как и у Шинсо.

– Это просто ты ледышка! Во всех смыслах.

– Миюки-сан, ты такой ворчун, Бакугоу-сана на тебя не хватает, честное слово! – Нейто качает головой, шутливо хмурясь.

– На тебя тоже, но я же молчу…

– Изуку-сан, – тихо начинает Кендо, шепча ему на ухо, – а Вы уже выбрали имя для дочери?

– «Дочери»? Но у нас мальчик.

Говорившие до этого Миюки и Монома резко замолкают, одновременно расплываясь в идиотских улыбках, и переспрашивают:

– Мальчик, да?

Смотря на них, в памяти Изуку всплывает лицо Очако, точно такое же, как и у них, поэтому он осторожно спрашивает:

– Каччан и вам проспорил?

– Бакугоу-сан так яростно отстаивал свою позицию, что я просто не мог не поставить на мальчика. И, если бы Шинсо сделал как я, у нас сейчас бы были мани-мани.

– Просто мне казалось, что у такого милого омеги, как Изуку, обязательно должна быть дочка, похожая на него.

От этих слов Мидория краснеет, неловко ёрзая на месте.

– Я помру со смеху, если ваш сын будет альфой. Они же тогда с Кацуки друг друга поубивают просто-напросто!

Изуку передёргивает, он против воли сильнее сжимает руку Шинсо. Действительно… Альфы очень трудно уживаются друг с другом. Что же будет…

– Не воспринимай близко к сердцу. Они, конечно, будут конфликтовать, но это не будет зависеть ни от пола, ни от типа. Все переживают подростковый период, это нормально. Так что не заморачивайся по этому поводу раньше времени, – Хитоши смахнул со своей штанины кошачий волос, взглядом проследив, как он спикировал на каменный пол.

Телефон Мономы неожиданно пиликает громкой мелодией. Он настороженно посматривает на дисплей.

– О, помяни чёрта – придёт Бакугоу-сан. Кажется, нам пора возвращаться. Ах, как жаль! Я думал, мы сможем подольше побыть с Изуку-саном!

– А я с самого начала говорил, что сбегать с рабочего места было плохой идеей.

– Не нуди, Шинсо!

Нехотя, они одновременно поднимаются со скамейки и по очереди прощаются с ним. Но Миюки старается отстать от остальных на пару метров, чтобы поспешно сказать ему:

– Ты был прав. Во всём.

И тут же уйти, на ходу запахивая пальто.

А Изуку только смотрит им вслед и думает о чём-то своём: о том, что Нейто и Ицука милая пара, о том, что Шинсо, похоже, неравнодушен к котикам, о том, что со временем жизнь Миюки наладится. Обо всём и ни о чём одновременно…

– Со мной всё хорошо?

– Разумеется, Бакугоу-сан.

– Тогда зачем Вы снова берёте кровь на анализы?

– Просто на всякий случай. В последнее время повышенный сахар в крови у беременных довольно частое явление. Лучше перестраховаться.

– Доктор, – отстранённо спрашивает Мидория, стараясь держать свой голос под контролем, – а всё-таки, какова вероятность, что я не выживу?

– И Вы туда же?! Ладно, Ваш супруг, альфам на последних сроках беременности мужей вообще свойственно впадать в панику. Ну, ладно они, но Вы-то куда! У Вас здоровый крепкий организм. Все анализы в норме. Так почему, скажите мне на милость, Вы думаете, что умрёте?

– Не знаю. Просто у меня плохое предчувствие.

– Похоже, паранойя Бакугоу-сана, Вашего мужа, заразна, – он издаёт короткий смешок, но, видя, что это не помогает разрядить обстановку, неловко кашляет и извиняется.

Изуку поглаживает себя по животу, с тоской смотря, как за окном медленно падают мелкие хлопья снега.

Скоро Рождество. А он так давно не чувствовал даже лёгкого намёка на праздник. Но сейчас парень может с уверенностью заявить: да, чувствует.

Он устало приваливается к стенке, одновременно думая, осталось ли хоть что-то от их с Кацуки квартиры. Ответить никто не сможет. Однако Монома, Миюки и Кендо частенько присылают ему фотографии, на которых Бакугоу чаще всего завален кучей бумажек и едва ли не спит на своём рабочем столе.

Но даже так Кацуки приезжает к нему каждый день, чтобы хотя бы немного посидеть рядом. Иногда у него не хватает сил даже говорить, альфа просто берёт его за руку и чуть дремлет, устроив голову на его плече.

Мидория в такие моменты смотрит на него и не знает, как нужно реагировать. Бояться его? Ненавидеть? Презирать? Опасаться?

Нельзя предугадать, когда Кацуки сорвётся и что на это повлияет. И Изуку это понимает. Всегда понимал. Но постоянно быть начеку так выматывает. Иногда хочется опустить руки, и будь что будет. Плевать на всё…

Но тогда как же ещё не родившийся малыш? Что будет с ним? Что будет со всем этим?

Омега прикрывает глаза и глубоко вдыхает затхлый воздух больницы. На настенных часах почти двенадцать утра.

Изуку отлипает от стенки, делает шаг вперёд и с ужасом осознаёт, что его штаны мокрые. Он опускает голову вниз, замечая под собой большую лужу.

Ох! Как это… неожиданно…

– И-и-извините!.. – срывающимся голосом зовёт Мидория рядом стоящую медсестру, та переводит на него недовольный взгляд, но всё-таки слушает внимательно. – У-у мен-ня, к-к-к-кажется-я, воды отошли…

– Имя.

– Бакугоу И-изуку.

– Что ж, уже пора… Хороший срок… – бормочет она себе под нос, рассматривая его карту, которую взяла с полки. – Я сообщу врачу.

Он на автомате кивает и уходит, прося встретившуюся на пути уборщицу вытереть ту лужу. Его поздравляют и хлопают по плечу, желая удачи. Но Изуку настолько шокирован, что даже не может нормально что-то ответить.

Мидория долго смотрит на свой телефон, никак не решаясь написать Кацуки. По правде говоря, он не хочет, чтобы альфа присутствовал на родах. Просто не хочет, и всё. Только сказать это ему в лицо никак не решается.