Текст книги "По разные стороны (СИ)"

Автор книги: FlowDAY

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Кацуки зажмуривается до искр перед глазами, а когда снова открывает их, понимает, что вновь оказывается в кровати. Дыхание никак не восстанавливается. Одежда, влажная от холодного пота, прилипла к телу, неприятно стягивая собой кожу. Он хватает телефон, до этого спокойно лежащий на тумбочке. В глаза ударяет свет экрана. Ему хочется прямо сейчас услышать его голос. Просто услышать и понять, что с ним всё хорошо. Что он не потеряет его.

Его пугает одна только мысль о том, что они больше не увидятся. Что в этот самый момент Изуку умирает там. Бакугоу пытается убедить себя – это неправда. Всё хорошо. Завтра с утра он поедет к нему и увидит привычную картину: Деку, немного неуклюже переваливаясь, выйдет к нему, устало улыбнётся и попросит сесть – ходить и подолгу стоять ему уже совсем тяжко. Они немного поговорят, хотя говорить будет больше он, чем омега, а потом они прижмутся друг к другу боками и молча будут смотреть вперёд. И взгляд зелёных глаз будет казаться ему чуть усталым и измученным…

Кацуки вылетает из комнаты на кухню. Он включает свет, озираясь по сторонам, словно в любой момент откуда-то может выскочить та самая тень и спалить его всего дотла своей неудержимой яростью и злобой. Этот тлеющий уголь ненависти и тошнотворного отчаяния. Грудную клетку распирает от противоречивых чувств. Хотя нет там никаких противоречий. Есть только Деку, которого здесь нет.

В зале пахнет чем-то сладким и до боли родным, но где-то на затворках сознания запах сырости и затхлости не даёт насладиться этим уютом полностью. Раз за разом его отбрасывает назад, в кошмары, где Кацуки с распростёртыми объятиями ждёт только одно…

Он наливает стакан воды и залпом осушает его. Но этого мало. Горло болезненно пульсирует, словно он не пил несколько дней. Бакугоу вцепляется в край столешницы, тяжело и шумно дыша. Альфа смотрит на свои руки и стискивает зубы, чтобы не издать ни звука. Этими самыми руками он минуту за минутой, день за днём, месяц за месяцем, год за годом уничтожал чужую жизнь, не позволяя выплыть на поверхность этой бездонной пропасти, чтобы сделать глоток воздуха, ни на мгновение.

Без сил Кацуки падает в кресло и прикрывает глаза, вымученно откидывая голову назад. Ему нужно поспать, завтра на работу. Он должен… Должен многое, очень многое…

Он и сам не может сказать, когда именно проваливается в спасительную темноту, забываясь беспросветным сном. И в голове его раз за разом прокручивается только одна мысль: «Деку. Деку. Деку».

Работа. Пожалуй, это единственное, что отвлекает его от всего этого. Что позволяет окунуться в себя с головой. Лишь бы только не думать о том, что времени уже почти не осталось.

Бакугоу понимает это как никто другой. А когда он собирает детскую кровать, его руки дрожат настолько сильно, что закрутить болты получается только с четвёртой-пятой попытки.

– Бакугоу-сан! Ты из какой помойки вылез?! – Монома в шоке смотрит на его помятый вид.

Ну, конечно, Кацуки сейчас не до собственного внешнего вида. Как-нибудь потом приведёт себя в порядок. А пока и так сойдёт.

Мимо проскакивает Миюки, бросая несколько слов, но он пропускает всё мимо ушей, только вяло махнув на него рукой.

– Эй, с тобой точно всё в порядке?

Этот вопрос стал самым актуальным в последнее время, а сам Кацуки уже не может найти в себе сил ответить хоть что-то. Он не успокоится, пока Изуку не перешагнёт порог их дома и всё не вернётся на свои места.

Только от этих мыслей в груди всё начинает скрежетать. Взгляд не отрывается от стрелки часов в надежде, что вот-вот рабочий день подойдёт к концу. Бакугоу рванёт в больницу, доведёт до белого каления всех медсестёр, лечащего врача, да кого угодно и всех сразу.

Вот только все его планы летят к чёрту. Ему хотелось придушить всех тех, кто собрался в этом сраном конференц-зале, чтобы обсудить предстоящую презентацию.

Быстро позвонив Изуку и предупредив, что сегодня не сможет приехать, альфа снова влетает в комнату, где уже вовсю идут обсуждения и яростные споры.

Попасть домой получается только ближе к полуночи, к тому же то ли из-за рассеянности, то ли из-за усталости Кацуки забывает свой телефон в офисе. Приходится вернуться за ним. Смотря на бодрых, как никогда, Моному и остальных, Бакугоу думает только о том, как они его в данный момент бесят.

– Ба-ку-го-у-сан! – Нейто по-дружески хлопает его по плечу. Но на всякий случай сразу же отходит в сторону. – Нам тут птичка нашептала, что Бакугоу-сан проиграл спор. Не пора ли выплатить нам долгожданный приз?

Сначала он не понимает, чего от него хотят и о чём вообще речь. И только спустя несколько минут молчания и созерцания тупого выражения триумфа на лице Мономы до него доходит.

Кацуки прищуривается и подозрительно спокойно спрашивает:

– А с чего это ты решил, что я проиграл? М?

– Ну как же! Ты поставил на то, что будет девочка, а Изуку-сан подтвердил, что ждёт мальчика…

– Ну-ка, ну-ка, а вот это уже интересно. И когда же ты успел это прознать, пёс?

Кендо хлопает ладонью по лицу, пока Шинсо старается незаметно слинять, Миюки делает вид, будто то, что происходит, его никак не касается, но по взгляду становится ясно – он тоже замешан.

– Это… Мы просто съездили и навестили его…

– Да-да. Замечательно, – Кацуки принимается барабанить пальцами по столу. – А каким ветром тебя, нет, вас занесло к нему? И как вы узнали, где он?

– Ну, мы просто позвонили…

– А не с моего ли телефона, а, уникум?

В своё оправдание Монома пытается что-то сказать, но что именно, Бакугоу так и не разобрал. Схватил первую попавшуюся папку и запустил ей в парня. Выяснение отношений с утра пораньше, как оказалось, очень даже поднимает настроение. Поэтому к Изуку он приехал вполне довольным собой. Примерно до того момента, пока омега не задал ещё один компрометирующий вопрос:

– Монома-сан ведь жив?

Вот так вот Кацуки узнал, что Миюки отсылает фотографии его «рецидивов» его же мужу.

– А что такого? – непонимающе спрашивает Миюки, сложив руки на груди, ехидненько улыбаясь ему.

– «Что такого»? Да нет, ничего такого! Что ты! Просто хочу узнать, с какого перепугу ты вдруг стал участником этой команды «фанатиков»?

Они стоят в коридоре, сверля друг друга взглядами, наполненными неприязнью. И у каждого она разная.

– А что, тебе твой драгоценный супруг ничего не рассказывает? Как же так! Я-то думал, что вы с ним всем друг с другом делитесь! – Миюки пытается дерзить, и, может, Бакугоу это только кажется, но всё это выглядит очень фальшиво и наигранно.

– Ну, так просвети же меня! А то Деку прикрывает твою задницу, даже понимая, что ему это может ох как аукнуться!

Аквамариновые глаза омеги глядят на него долго, изучают, но, по-видимому, говорить что-либо Миюки не собирается. Поэтому Кацуки приходится выложить всё, как есть.

– Я знаю, что ты был у меня дома, но вот что ты там забыл, так и остаётся загадкой, которую мне самому не разгадать, а единственный, кто знает ответ на неё, – молчит в тряпочку.

– Не мои проблемы, – омега уже хочет уйти, но Бакугоу не позволяет, рукой хватая за плечо, удерживая на месте.

– Значит так: к Деку даже приближаться не смей. Сейчас я закрою на это глаза, но впредь…

– Твоё нездоровое поведение в данной ситуации неуместно, – Миюки хмурится, скидывая его руку. Он ни в коем случае не хочет лезть в это, но с другой стороны, он понимает, что уже влез в «это».

Кацуки, что стоит перед ним, выглядит пугающе. Да, за этого омегу он готов убить. Но Миюки начинает думать, а не может ли это распространяться и на самого Мидорию Изуку?

– Если ты думаешь, что я ему что-то сделал, то разочарую тебя – ничего такого. Он сам пригласил меня. Ещё когда мы в кино ходили.

Теперь, вспоминая это, Бакугоу думает о том, насколько всё это было очевидно. Слова Изуку про «выслушать» подходили под эту ситуацию идеально.

– И ты решил воспользоваться бесплатным психологом, – он скалится, чуть щуря один глаз, хотя это больше похоже на нервный тик.

– А почему нет? Он ведь сам предложил. Правда, я немного сомневался. Особенно после того, как твой благоверный пытался меня отравить своей стряпнёй. Но что поделать, в жизни всякое бывает, вот и мне пришлось ещё раз убедиться в его «ненормальности».

Альфа скалится на него, предупреждая, что не стоит раскрывать свой рот, но Миюки продолжает, немного напрягаясь:

– Расслабься. Ничего такого мы не обсуждали, я просто поплакался на свою паршивую жизнь, на тебя и твою сволочную натуру… – бла-бла-бла, бла-бла-бла.

Примерно на этом Кацуки слушать его перестал вообще, полностью погрузившись в одну единственную мысль: Миюки – в некотором роде идеальный шпион!

Он ведь прямо сейчас может вытрясти из него всю интересующую его информацию.

– А он что сказал? – Миюки, что всё продолжал разглагольствовать, резко замолчал и посмотрел на него так, будто Кацуки на его глазах только что распотрошил кого-то. А потом его губы растянулись в издевательскую улыбку, и Бакугоу медленно осознал: он сам себя подрезал на крутом повороте…

– Так-так-так. Неужели это именно то, о чём я думаю?

Вот сколько раз он повторял про себя и вслух, что Миюки – мразь? Мразина? Скотина? Урод? Да кто угодно! И ведь ни разу не ошибся. Но, видно, его размякший мозг перестал воспринимать его как нечто из этого большого списка оскорблений после того, как омега взялся за ум и начал пахать наравне со всеми остальными.

– Забудь, – Кацуки махнул рукой и уже собирался уйти, как до этого пытался сделать сам Миюки, но его хватанули за рукав пиджака, не позволяя.

– А я-то думал, что вы с ним прям идеальная пара. Всем друг с другом делитесь и сопереживаете друг другу, сюсюкаетесь, как дети малые и лобызаетесь чуть что. А оказывается, что ты и сам «страдаешь» от его пофигизма.

– Тебя это не касается.

– Тогда зачем ты спрашиваешь меня о том, что же он ответил? Но в любом случае мне нечем тебя порадовать, – Бакугоу навострил уши, впитывая в себя каждое слово. – С ним очень трудно общаться. Хотя я тоже не подарок, но могу предположить, что и «Деку» может разделать кого угодно. Хотя выглядит он довольно безобидно, вон как рядом с ним прыгаешь и ты, и все остальные.

Оказалось, что воспринимать слова Миюки – трудно. Он старался не давать какой-либо оценки действиям Изуку, но одновременно с этим не мог не показывать некоего восхищения. Если это вообще оно было. Кацуки уже ни в чём не уверен, поэтому лучше воздержаться от слишком поспешных выводов.

Но слушать Миюки было трудно ещё по одной причине – Бакугоу всё ещё его ненавидел. Это было немного по-детски, но кто из них больший ребёнок, ещё предстояло выяснить.

В том, что что-то Миюки не договаривал, он был абсолютно уверен. Однако трясти его в ближайшее время тоже не собирался. Кацуки понимает, что полагаться на других в данной ситуации – просто глупо. Так что нужно находить выход из таких вот курьёзов самостоятельно. Пускай сначала будет очень трудно, но ведь он и так преодолел уже очень многое. Так что глупо пытаться обогнать время. Сейчас он будет наслаждаться тем, что у него уже получилось. А потом медленно Бакугоу будет подталкивать Деку дальше.

Киришима светится, словно начищенный до скрипа чайник. Кацуки и сам не знает, почему он выбрал именно это сравнение. Просто оно ему нравится. Наверное, поэтому.

Но Эйджиро можно понять. У него родился сын. Разумеется, он рад. На радостях он завалил Денки сообщениями о том, как сильно он любит его и их сынишку. Конечно же, слёзопускания тоже присутствуют. Но уже никто его не останавливает. Пускай порадуется.

Смотря на такого радостного парня, Бакугоу начинает задумываться: а ему-то как себя вести с их ребёнком?

Кацуки не такой, как Эйджиро. Ему даже представить страшно всё это. Хотя сам он не так уж и давно успокаивал Деку, что они семья, что всё у них будет хорошо. Но его всё ещё мучают сомнения.

Походы к врачу временно прекратились, и он сам ещё не знает, будет ли возобновлять сеансы. Пока что в этом нет надобности, и времени на это тоже нет. К тому же им с Деку всё равно предстоит посещение специалиста в будущем. Бакугоу решил отложить этот разговор надолго, ведь сейчас им будет не до этого. Однако если он заметит хоть что-то из ряда вон выходящее, то сразу же начнёт промывать Изуку мозги. Не так глобально, чтобы принуждать, но достаточно для толчка в нужном направлении.

Кацуки всё чаще и чаще задумывается над тем, каким он будет отцом. Сможет ли он воспитывать их ребёнка? Или же лучше сразу отстраниться и оставить всё на Деку? Всё-таки уж он-то точно плохому его не научит, а вот Кацуки…

Звонок Изуку не давал ему покоя всё совещание. Не стал бы он звонить ему просто так. Но толком и не сказал ничего. А его заикания и вовсе плохой знак.

Когда Бакугоу уже собирается домой, чтобы бросить там вещи и наконец-то поехать к омеге, его телефон начинает вибрировать в кармане пиджака.

Номер незнакомый.

– Да, – он придерживает телефон плечом, одновременно с тем продолжая складывать вещи в портфель, который и так еле застёгивается.

– «Бакугоу-сан? Это доктор **** из больницы. Ваш супруг не хотел Вам сообщать, но в данном случае я не могу молчать…» – голос его взволнованный, то срывается на шёпот, то, наоборот, чуть фальшиво взвизгивает.

– Так что там?

– «А. Ну. В общем...»

Кацуки закатывает глаза. Ещё один. Сначала душу выпотрошит, а потом тянет кота за причиндалы.

– Слушайте, у Вас что-то срочное? Потому что сейчас я собираюсь закинуть вещи домой и потом приехать. Если это может подождать до личной встречи, то было бы просто замечательно…

– «А! Так Вы приедете! Чудно! Просто чудно! А то Ваш супруг сейчас в родильной палате!»

Бумаги небрежным движением вместо портфеля отправляются на пол, а сам он так и застывает с раскрытым ртом.

– В смысле «в родильной палате»?

– «Сегодня утром у него начались схватки…»

Дальше Бакугоу уже не слушает, просто бросает короткое «Сейчас буду» и срывается с места, на ходу кое-как всё же закрывая портфель. Он проносится мимо обалдевших Аизавы и Шинсо. Лестничные ступеньки едва не пересчитываются челюстью.

– Почему Вы не позвонили мне раньше?! – Кацуки хватает врача за грудки, едва ли сдерживаясь, чтобы не врезать ему.

Бледный мужчина что-то бубнит в своё оправдание, но самым важным становится именно это:

– Он отказывался. Ваш муж очень упрямый, хотя Вам ли не знать.

– А Вы – врач! Так не должны ли Вы понимать, что в любом случае нужно сообщить мне?!

Припираться можно до потери пульса, но мужчина всё-таки спасается, вовремя убежав в одну из палат.

Кацуки удручённо смотрел на проносившихся мимо него медсестёр в стерильных одеждах. Его и самого заставили одеться точно так же, только маску он периодически снимал – было трудно дышать.

Доктор то выбегал к нему, то возвращался назад, но, как бы ни просил Бакугоу, как бы ни угрожал, его не пускали внутрь. Даже в этот ёбаный коридор его привели только после скандала и чуть было не начавшейся драки с охранником.

Он нервно постукивал подошвой ботинка по полу, этот раздражающий звук эхом отражался от стен, продолжая стучать уже у него в голове. Но пускай лучше это, чем слушать эти крики. А кричали отовсюду, но голос Изуку из этой сраной какофонии он вычленил сразу. И, когда он резко оборвался, Кацуки подорвался с места, на ватных ногах сделал пару шагов и остановился, обескураженно наблюдая, как стрелка часов чуть сдвинулась, и тут же раздался первый детский крик.

Несколько минут он стоял как в прострации, даже и не дышал вовсе, затаившись. Сердце больно билось внутри груди, а кровь шумела в ушах.

Из палаты вышел бледный врач. Он смотрел на него большими глазами, а дрожащими губами пытался что-то выговорить, но ни звука слышно не было.

– Что?..

Переспрашивает Бакугоу, рукой, сжатой в кулак, опираясь о стенку для опоры, коленки предательски начинают подрагивать. Он рефлекторно втягивает носом воздух, безнадёжно пытаясь выделить среди мешанины запахов один единственный.

– Он… – снова привлекает к себе внимание бесцветный голос. – …Потерял… сознание…

– Что?.. – глупо повторяет он, но ответа так и не получает: врач-профессионал просто-напросто падает в обморок перед ним.

А альфа так и смотрит на него, моргая через раз, тянется к своему лицу и усталым жестом потирает переносицу, даже не замечая, как к доктору уже подбегают медсёстры с нашатырём.

Изуку тихо посапывает на узкой кровати. Он заснул сразу же, как родил. Кацуки старается двигаться как можно тише, чтобы ненароком не разбудить его.

Он и злится, и не злится. Просто… неужели Изуку ему настолько не доверяет? Неужели за всё это время он не заслужил хотя бы каплю его доверия?

«Нет, не заслужил. Скажи спасибо хотя бы за то, что он всё ещё с тобой, что всё ещё терпит такого уёбка, как ты. И смирись, наконец: он никогда не будет смотреть на тебя по-другому. Ты – насильник. Ты – убийца. Ты – кто угодно, но уж точно не тот, кого можно назвать «мужем», «отцом». Пойми это и прими, а лучше просто сдохни».

Голос в голове такой реальный, что Кацуки только в последнее мгновение осознаёт, что это он сам говорит себе эти жестокие, но самые честные слова.

Деку морщится и чуть причмокивает губами, неловко дёргая рукой. Он и сам похож сейчас на ребёнка.

Его глаза чуть затуманены после сна, и ни слова он не произносит вслух. Просто пытается сесть на кровати, а Бакугоу помогает ему, хотя хочет разораться. То ли от облегчения, то ли от злости. Сам пока этого не понял. Но одно только то, что Изуку жив, он здесь, рядом, уже позволяет ему немного расслабиться и просто смотреть на его взъерошенные волосы и неровный след от подушки на щеке.

Минуты ожидания, пока принесут младенца, не похожи на пытку. Однако сердце заходится в бешеном ритме от предвкушения. Изуку тоже взволнован: губы его поджаты, а пальцы на руках подрагивают.

Маленькое тельце, завёрнутое в одеяльце. Кацуки готов молить всех богов, лишь бы время, пускай только на мгновение, остановилось, замедлило свой бег, чтобы он смог запомнить этот момент до конца своих дней. Но даже без вмешательства высших сил, спустя многие годы, он сможет пересказать это событие с точностью до минуты.

Как Изуку принимает на руки малыша, прижимает его к себе, осторожно поддерживая. Ёршик светлых волосиков на этой миниатюрной головке. И глаза… Красные, как у самого Кацуки. Такие нестерпимые.

Взгляд Изуку был незабываем. Его улыбка и голос, смех.

Он никак не мог решиться на шаг. На попытку подойти к ним ближе. Он боялся, что стоит ему сделать шаг им навстречу, и они тут же рассыплются на части.

Кацуки помнит, каким был Изуку много лет назад. Его сияющие глаза и яркую улыбку, способную заставить весь чёртов мир остановиться. Его тягу к справедливости, хотя никто и не спрашивал его мнения и не просил помощи. С каждым годом он менялся внешне, но внутри это был всё тот же радостный мальчик, любящий жизнь. Это и привлекало всех остальных. Они видели в нём эту доброту, тянулись к его ласке. Тогда Кацуки и осознал, что они забирают его Изуку. Не кого-то там, а именно его.

Он отгонял их как мог. Унижал. Поливал грязью. Сделал из Изуку всеобщего отброса. Лишь бы не отдать им самое ценное, то, что не позволяло ему окончательно уйти на дно. Но этого было мало. Чем дальше заходил Кацуки, чем глубже он погружался в эту черноту, чем больше позволял этой тени захватить себя, тем больше он молил, безмолвно молил Деку оглянуться назад. Посмотреть на него и увидеть, насколько сильно он нужен ему.

Но Изуку не видел.

Изуку видел только то, что Кацуки позволял ему увидеть. И, в конце концов, немой крик о спасении окончательно заглох и скрылся под толщей чёрной воды.

Бакугоу утонул. Утонул и решил утащить вместе с собой того, чья улыбка была способна воскресить его и вернуть на поверхность.

А теперь они оба на самом дне. И нет ничего, что могло бы их спасти.

– Нацуки, – омега задумывается на мгновение. – Пишется как «лето» и «дерево».

Тысячи тончайших лезвий медленно пронзают его сердце. Кровь обволакивает ржавый металл и капает вниз, затопляя его всего.

Он пытался убедить себя, что взрослые альфы не плачут. Слёзы – это слабость. Но для него слёзы – это непозволительная роскошь.

Кацуки опускает голову, стараясь унять жжение в глазах, но ничего не получается. Закрытые веки печёт изнутри. Влага уже чувствуется на ресницах, вот-вот капли прочертят дорожки по его лицу.

Только до того, как это происходит, он бросается к ним в надежде, что его не испугаются, не оттолкнут, не прогонят.

Сжимая его поперёк талии, чувствуя слои бинтов под одеждой и острые рёбра, Бакугоу осознаёт, как сильно ему хочется остаться в этом мгновении: когда ладонь Изуку опускается на его голову, зарывается в волосы и поглаживает. Ни слова не срывается с его губ, и только малыш угукает что-то самому себе, хлопая глазками и дёргая ножками.

Нацуки возится в кровати, дёргая ручками. Его лицо морщится – сейчас заплачет. Кацуки делает нерешительный шаг в его сторону, но понятия не имеет, что следует сделать. Покормить? Сменить памперс? Дать лекарство от коликов? Что из этого?!

Но для Изуку это вообще не составляет труда. Он легко подхватывает малыша на руки, чуть покачивая и что-то напевая.

– Он просто хотел на ручки. Чтобы его покачали.

Омега улыбается, поправляя одеяло, и тихо укладывается в кровать, сонно зевая. То, как Деку понимает его, поражает. Хотя, наверное, все омеги так могут. Просто это Кацуки ошибка природы.

Осознавая, насколько это маленькое создание хрупкое, ему даже мысли страшно допустить о том, чтобы прикоснуться к нему, взять на руки. А вдруг Бакуго его ранит? Поставит синяк? Или же сломает что-либо по неосторожности?!

Хотя так хочется взять его на руки…

Как нужно себя вести, он понятия не имеет. Стоит ли попытаться? Может быть, и не стоит…

Изуку разводит смесь для кормления, когда Нацуки рассматривает его. Кацуки где-то читал, что дети не сразу понимают, кто их родители, но они способны это почувствовать. Его пристальный взгляд немного пугает и заставляет нервничать. И в голове альфы проносится: «Интересно, а Деку тоже так себя чувствует, когда я на него смотрю?» Словно тебя изучают под микроскопом. Думают, как лучше выпотрошить или расчленить на части.

Мальчишка надувает пузырь из собственных слюней, а когда тот лопается, заливисто смеётся сам над собой.

Так вот что для счастья нужно…

Бакугоу пытается улыбнуться уголками губ, но ему кажется, что выходит какой-то оскал, а не миролюбивое выражение «добра».

Когда Изуку задумчиво закусывает губу, смотря на Нацуки, по спине Бакугоу проскальзывает холодок.

– Наччан так сильно на тебя похож… Я не помню точно, каким ты был в детстве, но вот сейчас…

Уже прошло достаточно времени, но до этого Деку никогда не поднимал эту тему.

– Мы не похожи… – отрезает Кацуки. – Он – не я…

Взгляд Изуку становится немного другим: нет, не грустным, задумчивым.

– Я не это имел его в виду… Просто… Ну… Я хотел сказать, что когда он вырастет, то будет очень на тебя похож внешне. Хотя Наччан и сейчас не отстаёт.

Ему хочется исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Не спасает даже последнее слово. «Внешне». Но вдруг и внутренне тоже? Что тогда? Что тогда будет?! Что, если карма настигнет его и его сын будет таким же?! Сломает жизнь человеку и загубит всё?!!!

Шершавая ладонь Изуку медленно, немного неуверенно накрывает его.

– Всё в порядке, – только и говорит он. Без улыбки, чуть медля, его пальцы сжимают его руку.

Рука Изуку холодная, но это не делает его прикосновения менее приятными или нежеланными, наоборот – только его касания способны перевернуть всё внутри Кацуки.

– Уже поздно. Тебе лучше лечь спать пораньше, ведь завтра у вас важный день. Мне Монома-сан сказал.

Бакугоу давится воздухом. Монома? А этот-то как здесь оказался, чёрт его возьми?!

– Вы, я смотрю, с ним прям не разлей вода… – Кацуки очень надеялся, что это не прозвучало хоть каплю угрожающе или обвиняюще, потому что он, наоборот, рад, что Деку наконец-то может спокойно общаться хоть с кем-то. Пускай и с этим… С этим… Просто с этим…

– До него ещё Миюки-сан говорил, что у вас много работы.

– Я до сих пор не понимаю, как ты начал с ним общаться. Но, пока он не разевает варежку слишком широко, ничего против этого не имею, – а вот это наглая ложь.

– Вы ведь с ним тоже стали лучше общаться.

– Будь моя воля, я бы его уже давно закопал где-нибудь. Но так как на него снизошло озарение и он всё-таки решился взяться за ум, пришлось кардинально поменять планы на его счёт.

– Он усердно работает?

– Вполне себе…

То, что темой их разговора стал не кто иной, как Миюки, не может не огорчать. Но он готов смириться с этим, лишь бы поговорить с Изуку ещё немного.

Кацуки приоткрывает глаза, сонно разглядывая потолок. Чуть повернув голову в сторону, он видит, что Изуку спит, сложив руки на груди в молитвенном жесте.

Кроватка Нацуки чуть покачивается. Похоже, кое-кто уже с самого утра полон сил. Бакугоу встаёт с кровати и старается тихо подойти ближе, чтобы заглянуть за балдахин.

Нацуки, заметив его, начинает дёргать ручками ещё усерднее. Кацуки понимает, что он голоден, но Изуку всё ещё спит. Он и так вставал за сегодняшнюю ночь больше обычного.

Альфа снова смотрит на Нацуки, раздумывая, сможет ли он его взять на руки.

А вдруг не удержишь? Ты помнишь, как правильно нужно поддерживать головку? А как готовить смесь? Сколько должно быть миллилитров кипятка? Ложек смеси? Сколько нужно держать в вертикальном положении? Стоит ли сменить подгузник?

Малыш перестаёт двигаться, просто уставившись на него с детским любопытством.

Помедлив, Кацуки протягивает руки в кроватку и осторожно подхватывает Нацуки на руки. Приятная тяжесть. От мальчика пахнет молоком и чем-то ещё, совсем неуловимым, но таким знакомым.

Они смотрят друг на друга, не мигая вовсе, даже дышат через раз. Ручки Нацуки совсем крошечные, мягкие и тёплые-тёплые. Он тянется к его лицу и проводит пальчиками по щекам, сжимая сильнее нужного. Но Кацуки готов потерпеть. Всегда был готов.

Конечно, держать одной рукой ребёнка, а другой готовить ему смесь – трудно. Однако Бакугоу соврёт, если скажет, что ему это не понравилось.

Нацуки делает два дела сразу: 1) пьёт из бутылочки; 2) пристально рассматривает Кацуки.

И стоит только ему закончить есть, как тот сразу же хватает альфу за ворот футболки, стараясь притянуть к себе ближе, чтобы снова хорошенько его ощупать.

– А ты тот ещё проказник…

Малыш хмурит бровки, немного сильнее нужного ударяя отца по лбу. Но да ладно. Не такая уж и большая потеря.

Кацуки жаль, что их сын похож только на него. Только внутри всё ещё теплится надежда: ведь цвет глаз может меняться.

Однако Нацуки уже больше чем полгода, но эта надежда внутри него так и не желает окончательно умереть.

Изуку взволнован, и, чтобы успокоить его, приходится передать сына в его надёжные руки. А Нацуки совершенно не против. Он очень любит своего папочку, сидеть у него на руках, слушать его голос, дёргать за короткие волосы.

Бакугоу знает, как порадовать сына. Причём так, чтобы сначала никто и не заподозрил подвоха во всём этом.

Патлатый, он же Миюки, – неудавшийся шпион, но идеальная жертва.

Идеальнее его только волосы отдельно от тела, но Кацуки на это ещё не готов пойти.

Он замечает, что омега становится гораздо раскрепощённее. Вон как с Шинсо и Кендо болтает, пока с Миюки сдирают волосяной покров. Хоть и самую малость, но Кацуки чувствует, что отомстил, если не за всё, то хотя бы за четвертушку точно.

– Ты ведь специально, да? – «Вот кто бы говорил», – хотелось бы сказать Бакугоу в ответ, но он только отрицает всё.

– Тебе показалось.

– Но Наччану очень понравилось…

– Хочешь сказать, стоит приглашать Миюки почаще?

– Не то чтобы. Просто было весело.

– Ну, не ему точно.

Деку фыркает смешливо. Такое бывает, но очень редко. Поэтому Кацуки старается запомнить каждый такой случай со всей точностью. Нацуки невпопад смеётся, гремя погремушкой.

А он просто прикрывает глаза, окунаясь в это спокойствие, сжимая ладонь Изуку в своей.

Кацуки ещё не знает, что Нацуки будет шантажировать его до самого своего совершеннолетия тем, что он давал ему сладкое без ведома папы, что он всё-таки похож на Изуку, но немного в другом, что они оба совершенно не умеют готовить, однако им придётся справляться самим.

Из окна веет прохладой, и он закрывает его, чтобы никто не простыл. Глаза у Изуку сонные, но пока что омега ещё не спит. Нацуки развалился в кровати в позе морской звезды, всё так же не выпуская из рук свою любимую погремушку.

====== 16. Спешл 2: Давай же не позволим этому разлому пересечь наш мир... ======

Жаркий летний день был в самом разгаре. С улицы доносились весёлые разговоры школьников, идущих домой. Уроки на сегодня у многих уже закончились, и только члены различных клубов всё ещё толпились в коридорах.

Китами Тока никогда не думала, что станет учителем. Просто так получилось. Ей вообще всегда была свойственна нерешительность. И, даже когда дело уже было сделано, она часто задумывалась: «А правильно ли я поступила?»

Единственным её верным решением, как девушка сама считала, было поступление в педагогический университет. Тока прекрасно знала два языка: английский и немецкий. Свой родной – японский – в расчёт она не брала. Так что такого преподавателя едва ли не разрывали на части. И, как бы Китами ни отрицала, ей это очень льстило.

Обращение учеников к ней сначала звучало непривычно. Их формальный тон и уважительные приветствия утром, прощания после обеда или вечером. Однако сейчас она уже не могла представить, как бы жила без всего этого.

Пока она не стала классным руководителем класса 2-2.

Почему– то именно здесь собрались по большей части альфы, которые никогда не отличались терпением и спокойствием. Своим отвратительным обращением они запугивали чуть ли не всю школу. Многие пострадали от них. И Китами ничего не могла с ними поделать.

А потом в их класс перевёлся ещё один ученик. Тогда женщина поняла, почему многие учителя страдают нервными заболеваниями и расстройствами.

Бакугоу Нацуки был спокойным мальчиком. Вежливым и в некоторой степени зажатым. Он смотрел на всех волком и никак не желал идти на контакт, аргументируя это тем, что надолго здесь не задержится.

Тока не понимала его, но больше всего боялась, что остальные будут сильно издеваться над Нацуки. Она сразу предупредила, что класс у них очень своенравный.

«Мне всё равно. Они меня не волнуют. Я здесь только на два года», – раз за разом повторял он как заведённый.

Ей почему-то казалось, что над Нацуки издевались в его прошлой школе, поэтому она старалась сделать всё, чтобы он чувствовал себя комфортно.

Однако…