Текст книги "Зеленый жемчуг (СИ)"

Автор книги: Белый лев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)

 – Хорошо хоть ты от меня не шарахаешься. Я уж думал, и ты поверила наветам. Не отвечала на письма, не выходила в межсеть.

Они сидели за столиком кафе, столкнувшись нос к носу на улице дорогих бутиков. Тогда эта встреча казалась случайной. После изгнания Феликса из лаборатории они не виделись уже более двух лет.

 – Я пыталась писать, но ты сменил адрес, а твой канал оказался заблокирован.

Почему она оправдывается? В конце концов, он сам мог ее разыскать.

 – Ты похорошела. И от поклонников, небось, отбоя нет. Впрочем, зная профессора, не удивлюсь, что он никого к тебе не подпускает. Он не выдал тебя там, часом, замуж за этого своего Арсеньева? Видел, кстати, его диссертацию. Впечатляет.

 – Да куда уж Арсеньеву жениться. Он же женат на своей работе. Его теперь услали на задание в какой-то там Новый Гавр.

Какой бес ее дернул, подчеркивая свою значимость и осведомленность, ввернуть не особо и к месту название города, которое запомнила из случайно подслушанного разговора Вернера с отцом. А ведь она знала, что Арсеньев служит в разведке, и о его делах вне дома лучше не болтать.

Так она загнала себя в западню страха, а Феликс захлопнул крышку и держал ее на крючке долгих девять лет, обещая передать в штаб Звездного флота запись беседы в кафе, а также данные о том, что убийца, установивший взрывное устройство в лаборатории отца, имел ее биометрические параметры.

На самом деле, отношения к взрыву она не имела, да и тогда на Ванкувере даже не думала предавать сестру. Феликс ее саму выманил из госпиталя с помощью такой же нехитрой уловки, использовав голос Вернера. Только ее он встретил сам, когда она, поверив в историю про личный звездолет, словно последняя курица ринулась в квартиру собирать вещи, а за Ритой послал головорезов.

Эх, почему она сразу же после той жуткой истории в Новом Гавре не рассказала все хотя бы сестре. Рита в свои двенадцать лет, кажется, понимала в жизни больше, чем она в свои двадцать четыре. Всегда поддерживала и даже пыталась защитить, если отец был неоправданно строг.

Как же она радовалась, когда уже на Раване спустя несколько месяцев после своего позорного больше похожего на похищение бегства узнала, что Рите все-таки удалось выбраться с Ванкувера и не только самой выжить, но и спасти несколько тысяч человек. Но тут Феликс затеял эту изначально провальную аферу, пытаясь устроить брак Риты с доктором Карна, и ей снова пришлось притворяться и лгать, изображая видимость счастливой жизни. Феликс всегда был мастером иллюзий. Тем более, физического насилия он тогда еще не применял, мастерски уничтожая морально.

Побои и прочие унижения появились уже позже, когда, вернувшись с Васуки, он узнал про Арсеньева и статуэтки. Гардероб срочно пришлось пополнять строгими, закрытыми платьями, а на лицо накладывать дополнительный грим. Теперь же и этот этап жизни казался раем. Тогда хоть клетка выглядела золотой.

По крайней мере, Рита находится сейчас в безопасности, живет в почете и довольстве и ждет ребенка от любимого человека. Если только горькую участь вдовы при пока еще живом муже можно называть счастьем. Интересно, в этом далеком и прекрасном мире она вспоминает о сестре? Только память памяти рознь. Да и разве кто-то захочет лишний раз горевать о предательнице? Пословной пособнице безжалостного палача. И нет никакого способа искупить эту вину.

«Нет, Галка, ты ни в чем не виновата! Да и как я могу осуждать единственную сестру?»

Маска от костюма промокла от слез, они ручьями катятся из глаз, водопадами стекают по щекам на шею и грудь. Под ногами разверзается бездна или бурлит водоворот вспененной винтами мутной воды, в котором, перемолотые безжалостным молохом мелькают не изувеченные, разрезанные на части тела, но изуродованные судьбы.

«Галка, да как же ты могла? Почему позволила себя запугать? Зачем отгородилась стеной страхов и недомолвок? А помнишь, как ты пришивала завязки на мои первые пуанты? Как отрабатывала со мной не получавшееся фуэте и большой батман? Как выбирала платье на выпускной и украдкой плакала, что отец этого уже не увидит? Почему я ни разу не сказала тебе спасибо? Только принимала заботу, как должное, а когда подросла чаще огрызалась или повторяла за отцом слова упреков, не имея на то никаких прав…»

У соседнего стола из рук врача выпал набор инструментов.

 – Довели людей, – проворчала полноватая акушерка, водружая зажимы, зеркала и щипцы на место и даже не пытаясь их хотя бы протереть. – Если работать по шестнадцать часов без перерыва, скоро и установок не понадобится. Доктора сами, не выходя из операционной, помирать начнут.

Однако, врач ее не слышала. Забыв про роженицу, она водила скрытыми под маской глазами по залу в попытке среди сотни безликих двойников или полусотни разрывающихся от крика масок боли отыскать сестру.

«Рита, ты? Да нет, это просто игра воображения! Горячечный бред выжженного усталостью сознания. Рита сейчас на Земле или на Сербелиане. Неужели она оттуда до меня дотянулась?»

«Галка, милая, просто поверни голову. Видишь у соседнего стола беременную акушерку? Это я. Я люблю тебя, Галка! И обязательно отсюда вытащу. А Феликс получит по заслугам». Комментарий к

XVIII

Коллаж к главе https://vk.com/album-148568519_245950771?z=photo-148568519_456240170%2Falbum-148568519_245950771

[1] па-де-катр (фр. pas de quatre) – музыкально-танцевальная форма в балете с вариацией четырёх танцовщиков.

[2] Владетельная принцесса – персонаж балета П.И. Чайковского “Лебединое озеро”, чья партия которой не содержит хореографических сложностей.

[3] Третья часть фортепианной сонаты Л.В. Бетховена до диез минор, известной, как “Лунная” в отличии от первой требует виртуозными навыками владения фортепиано.

[4] батман тандю (фр. battement – взмах tendu – вытянутый) – одно из базовых движений в балете, которое осваивается на начальном этапе обучения.

====== XIX ======

«Рита, милая, что же они с тобой сделали?!»

В крохотном закутке, жалкой пародии на ординаторскую, где врачи тюремного блока проводили отведенные им для отдыха пять-шесть часов под аккомпанемент криков женщин из предродовой, Галка решилась подойти не сразу, потрясенно глядя на сестру. Тусю она узнала мгновенно: маскировка потихоньку сходила, да и существовали такие приметы, которые для родного человека не могли спрятать никакие тонны грима и ухищрения сотен косметологов. Однако шок от увиденного душил радость встречи.

«Рита, девочка моя! – беззвучно захлебывалась слезами Галка, так и не решаясь обнять. В присутствии свидетелей любые проявления чувств выглядели просто опасно. – У тебя же были такие красивые волосы. А лицо? С ним-то что за напасть?»

Туся замешкалась, не зная, что ответить. Эмоциональный порыв, побудивший ее открыться перед сестрой, сменила неловкость на грани настроженности. Она не знала, стоит ли говорить про маскировку, да и до какой степени Галке можно доверять. Хотя сестру пока не превратили в живую вещь со штрих-кодом на затылке, выглядела она едва ли не хуже некоторых пленниц. Программа вечной молодости, на которую подсадил ее Феликс, требовала регулярных процедур, да и переживания здоровья не прибавляли. На осунувшемся, сером лице багровели пятна свежих кровоподтеков. В окруженных преждевременными морщинами глазах читалась обреченность. Конечно, в минуту отчаяния она протянула Арсеньеву скальпель. Теперь за это жестоко расплачивалась. Насколько глубоко ее раскаяние, да и хватит ли у нее сил?

Галка истолковала молчание сестры по-своему.

 – Пойдем! – решительно потянула она Тусю за собой. – Я знаю, где мы можем поговорить. Заодно и с племянником меня познакомишь. Своих детей у меня, скорее всего, уже не будет: побочный эффект программы «Вечная молодость». Да оно и к лучшему.

С этими словами она втолкнула сестру в крохотную смотровую, явно переделанную из санузла или подсобки.

 – А теперь объясни хоть словами, хоть мыслями, как ты оказалась на Раване. Неужели пришла, чтобы спасти Его?

Туся без лишних объяснений кивнула.

 – Бедная ты моя! – Галка все-таки приобняла сестру за плечи, делая вид, что помогает ей забраться на кресло. – Он больше всего переживал, что ты именно так и поступишь. Хотя даже предположить не мог, что ты придешь одна и таким путем.

Туся невольно улыбнулась. В самом деле, хотя Саша ее слишком хорошо знал, он всегда ждал от нее любых сюрпризов. Даже ее беременность, хотя оба ее желали, стала полнейшей неожиданностью, и это в семье биологов, которые могли с точностью сказать от кого их сын унаследует какие гены. Другое дело, что и в жизни Командора превратности судьбы и насмешки случая играли нередко роковую роль.

 – Но ты понимаешь, что уже слишком поздно?! – Галка позволила себе повысить голос и тут же затравленно сжалась в комок. – Их так пытали! – ее голос сорвался всхлипом.

Туся почувствовала, как давно выкипевшие, сухие слезы горючей солью режут глаза. Галка все видела, а ей довелось почувствовать.

 – Они все еще живы.

Эти слова, произнесенные в который раз, звучат уже как боевая мантра.

 – Что ты собираешься делать? – обреченно спросила Галка, понимая, что увещевания уже смысла не имеют.

Чтобы не вызывать подозрений, она все-таки решила провести осмотр, и теперь с упоением выслушивала Олежкино сердце и разглядывала племянника на экране анализатора.

 – Для начала мне надо попасть на фабрику.

Галка даже вздрогнула. Увлекшись, она на какое-то время выпала из реальности.

Если бы два года назад она не испугалась, воссоединение семьи Усольцевых могло бы состояться еще на Васуки. Но бремя вины за гибель Сопротивления в Новом Гавре разъедало Галку все эти годы, подобно раковой опухоли, а Феликс умело бередил затягивавшиеся рубцами каверны.

Туся думала, что сестра сейчас объявит ее сумасшедшей, станет убеждать и увещевать, но Галка, кажется, тоже понимала, что отступать им обеим некуда.

– Тебе, можно сказать, повезло. Из родильного отделения туда есть проход, от которого у меня сохранился ключ.

 – Он настроен на твою биометрию? – на всякий случай спросила Туся.

 – Зачем такие траты, – грустно усмехнулась Галка, отдавая ей свою маску и забирая арестантскую со штрих-кодом. – Наружу отсюда все равно выхода нет.

И вот уже операционные столы и родильные кресла сменили бесконечные ряды аквариумов, заполненных тягучим коллоидом и подсвеченных зеленоватым призрачным светом.

Конечно, Туся уже не раз видела установки энергообмена, работающие в режиме донорства. На корабле Шварценберга им с Наташей и Ленкой довелось наблюдать все стадии процесса превращения человека в сырье. Вплоть до трансформации плоти в зеленоватую слизь, сквозь которую проступают минерализованные кости – сырье для зеленых жемчужин, в первые годы энергетического бума пользовавшихся фантастической популярностью среди модниц Альянса. Впрочем, костные ткани тоже постепенно растворялись в коллоиде, неизменную часть которого составляла кислота. А ведь пиратам досталась всего одна установка, да и на шахте «Альтаир» неучтенную энергию вырабатывали не более пары десятков.

Центральная фабрика при Научном Центре «Панна Моти» обеспечивала энергией не только столицу с пригородами, но и целый промышленный регион. Поэтому цеха с биоректорами занимали несколько десятков этажей, возвышавшихся над городом и едва не вдвое больше уходящих в глубину. Завышенные цифры следовало подтверждать и какой ценой неважно. Корпорация, подобно уроборосу, по сути пожирала саму себя.

По данным, которые сумел добыть в дни своего «сотрудничества» Пабло, за годы энергетического бума население Альянса сократилось едва ли не на треть. Это вполне устраивало политиков, поскольку эффективно решало проблему занятости и социальных выплат. Однако вызвало недовольство военных, которым для продвижения программ экспансии и подчинения новых миров требовались солдаты и колонисты. Что же до самого населения, то его мнения никто особо не спрашивал. Кому придет в голову общаться с турбиной или тонной руды. Неслучайно какому-то психопату, возомнившему себя демиургом, вид сотен соединенных в стройную систему установок энергообмена напомнил жемчужное ожерелье, украшающее чешуйчатую выю хтонического демона. Что происходило внутри, его, похоже, не интересовало.

Даже проходя мимо аквариумов, в которых, отдавая последние ресурсы, медленно растворялись уже почти бесформенные куски заживо гниющей плоти и вывернутых из суставов костей, Туся видела очертания изломанных человеческих тел, слышала последние вздохи и хрипы, ощущала корчи агонии. А страдания недавно вступивших на мученический путь донорства воспринимались ею, как готовая захлестнуть гигантская волна.

Они были повсюду: мужчины и женщины, младенцы и старики, спрессованные в страшной давке, не позволяющей даже пошевелиться. А ведь им так хотелось расправить или выкашлять прочь изъеденные вирусом легкие, разодрать ногтями набухающие на коже пустулы, поджать к животу ноги, облегчив распарывающую внутренности резь.

Но выгнутые под неестественным углом кисти держали наручники: Корпорация не могла допустить, чтобы ее живые батарейки, обезумев от боли, свели счеты с жизнью, дотянувшись до горла или освободившись от катетеров и канюль. Лишенные опоры ноги безвольно бултыхались или скользили по стеклу. А болячки лопались сами, исходя гноем и выбаливая кавернами. Только расшатанные и обломанные зубы со скрежетом впивались в трубки канюлей в попытке высосать из равнодушного пластика хоть немного воздуха, а разорванные, пересохшие от лихорадки губы шептали слова проклятья и мольбы.

И крик, рвущийся наружу, замирал, запертый внутри. Введенные в трахею канюли не позволяли связкам сомкнуться, а пищевые трубки раз в несколько суток деловито забрасывали в измученные желудки антибиотики напополам с биомассой, синтезированной из костной муки и других непригодных для энергообмена останков предыдущих обитателей аквариумов.

Входя на «ферму», Туся думала, что попала в ад. Оказалось – там располагалось только его преддверие.

Она не пыталась подсчитать, сколько доноров вмещает каждый аквариум, помножить на число установок в каждом ряду, вспомнить количество цехов и этажей. Она просто чувствовала, как ее нейроны, словно вырастив мириады новых аксонов и дендритов, принимают и транслируют призывы о помощи и сигналы об избавлении. Ее тело пронизывали мириады невидимых игл гигантского морского ежа или полипа, охранявшего в сказке о Русалочке дорогу к логову ведьмы. А ее босые ноги вновь шли по ножам, но она принимала эту боль почти как благословление. Она копила ее в себе и почти не заслонялась.

Только вокруг Олежки создала плотный энергетический кокон. Когда-нибудь он научится сопереживать, но она сделает все от нее зависящее, чтобы страдания и потери обходили его стороной как можно дольше. Еще она помнила о необходимости сохранить ясность рассудка, хотя в степени своей вменяемости сильно сомневалась.

Она видела трубы, по которым в установки в дозированном режиме поступала кислота, и отмечала расположение клапанов реверсного хода и аварийного сброса. Она различала вмонтированные в основание каждого аквариума датчики системы самоуничтожения и пыталась, проникнув внутрь системы, понять, можно ли остановить или замедлить ее работу, если не удастся придумать какого-то другого варианта освобождения.

Кроме того, она отмечала перемещения всех сотрудников и дронов и улавливала их чувства и мысли. Все выполняли рутинную работу и думали о своем, лишь иногда проглядывая новостную сводку и размышляя, удастся ли кшатриям и брахманам договориться на этот раз. Мысли о том, что агенты Сопротивления могли пробраться на фабрику, не допускал никто, и Туся на этот счет почти успокоилась. Пока в погоню за ней не пустились, и ее появление в цехах не вызвало подозрений. Стерильный костюм с маской и Галкин ключ делали ее неотличимой от других работников цехов энергообмена.

Теперь дело оставалось за малым: отыскать Сашу и ребят, нащупать сознание каждого и сделать рывок.

Туся чувствовала, что сил ей сейчас хватит не только на то, чтобы у отдельно взятой установки обезвредить механизм самоуничтожения и отключить подачу кислоты. Она знала, что сумеет вынести с фабрики прочь не только любимого с товарищами, но и сестру. Она, правда, по-прежнему не очень представляла, где находится Вернер и «Луи Пастер», но, в конце концов, Эркюль обещал с ними связаться. Конечно, оставались еще другие доноры и женщины с «фермы». Но, если она сумеет отключить систему самоуничтожения, возможно, повстанцы сумеют их освободить.

Вот только чем дальше она переходила из одного цеха в другой, тем отчетливее осознавала: найти здесь кого-то, не зная точный номер этажа, ряда и установки, не легче, чем подбить корабль, совершающий переход по кротовой норе. Не просто так Сто пятьдесят четвертая и другие женщины даже не предпринимали попытки отыскать родных. И не только потому, что смотреть на искаженные болью лица и вывернутые едва не наизнанку тела не хватало никаких сил. Единая маска страдания делала обреченных почти близнецами, а ведь барсы, хоть их и не могли привить вакциной смерти, перед тем, как попасть сюда, пережили жестокие пытки.

Когда Туся, отыскав Галку, сопереживала ее исповеди, а потом радовалась и печалилась, после двух лет неизвестности, наконец, обретя сестру, Арсеньев деликатно решил не подсматривать, а потом, лишившись ее подпитки, видимо, просто потерял сознание. Он и так слишком долго ждал. И вот теперь Туся брела по бесконечному цеху, чувствуя себя ребенком, потерявшемся в лесу, или дикарем, заплутавшем в мегалополисе.

Она, точно радар или миноискатель, ловила волны чужих эмоций, натыкалась на обрывки воспоминаний, узнавала совершенно бесполезные для нее семейные секреты и даже криминальные тайны. Далеко не все доноры вели безупречную жизнь, некоторые попали сюда за дело. Хотя, конечно, в большинстве случаев тяжесть совершенных преступлений не соответствовала беспощадности наказания.

Туся видела бескрайнее белое, точно засыпанное снегом, поле на котором крестьяне или, возможно, даже рабы, подгоняемые надсмотрщиками с лазерными плетьми, вручную собирали хлопок. Именно из такого сырья делали дорогостоящие натуральные ткани, и ни одна модница, красующаяся обновой, ни один аранжировщик букетов не ведал, каким потом и трудом добыто сырье для приятных на теле тканей и красивые белые коробочки.

«Я его все-таки достал!» – содрогаясь от лихорадки, удовлетворенно усмехался работник плантации, едва ли не голыми руками задушивший свирепого надсмотрщика.

Залитое солнцем поле сменил вечный полумрак городских трущоб, расположенных на нижних ярусах большого города, куда никогда не заглядывало солнце. Посреди разгромленной комнаты с топором в руках застыла женщина. Она с отвращением и ужасом смотрела на обезображенный труп, простертый на полу в луже собственных мозгов и крови.

«Почему судьи мне не поверили? – беззвучно причитала преступница поневоле. – Почему отправили сюда? Я сказала правду. Если бы он успел первым, зарубил и меня и детей».

Следующая картина рисовала заводской цех и бездушную машину, перемалывающую кости руки. И какая разница, что инженер забыл предупредить об изменении в программе. За все травмы на производстве ответственность несли только работяги из низов. А протезирование и импланты – для них недоступная роскошь.

«Интересно, а мои родные уже получили деньги? – думал вмиг лишившийся средств к существованию калека. – Или контракт на донорство – сплошной обман. В любом случае, жене лишний рот кормить не придется. Вот только на что они с детьми будут жить?»

Помимо жертв обстоятельств и матерых преступников, сквозь мысли которых приходилось продираться, как через свалку токсичных отходов, среди тех, кто еще не утратил связь с реальным миром, оказалось немало повстанцев. Соприкоснувшись с сознанием бойцов, которые даже в бреду продолжали отстреливаться, посылая проклятья Корпорации и Легиону, Туся едва не обрадовалась, что, наконец, отыскала кого-то из барсов. Но вместо руин Ванкувера и травяных лесов Васуки она увидела лишь оранжевые джунгли и кутулухов, навьюченных плазменными установками.

Вооруженные трофейными скорчерами и кустарными импульсниками бойцы в разномастной броне остервенело пробивались к генераторам защитных полей, окружавших одну из фабрик «Панна Моти», а их товарищи с голой грудью, прикрытой лишь майками с портретами товарища Че и Махатмы Ганди, шли на плазменные установки.

«И все-таки мы их освободили! – уловила Туся размышления одного из бойцов. – Попасть в плен во время наступления, конечно, обидно, зато Сансара теперь под нашим контролем».

«И пускай не рассказывают байки, что в «Кобре» служат бессмертные демоны, – адресуясь невидимому собеседнику объяснял другой пленник, вспоминавший жаркую схватку уже здесь, на Раване. – Видели мы их без брони. И знаем теперь, какого цвета у них потроха».

«Почему сменные аккумуляторы подвезли так поздно? – сокрушался еще один повстанец, даже в коллоиде установки продолжавший гореть вместе со своим танком. – Если бы у нас не закончились боеприпасы, мы бы ни за что не сдали высоту».

«Первый-первый, нас окружили. Передаю свои координаты. Давайте ребята! Жгите этих гадов из плазменных установок!»

И в этой войне находились герои, готовые вызвать огонь на себя.

Но где же Саша? Почему она его не слышит? Пропускает через себя мысли и чувства тысяч страдальцев, но не может отыскать одного единственного. И где в безумном переплетении этого чудовищного клубка скрываются Пабло, Петрович и Дин?

И в этот момент ее слуха достигла музыка. Бетховен. Соната до диез минор «Лунная» третья часть.

«Нам легкие пути неведомы. Если уж сдавать выпускной экзамен, так надо, чтобы это выглядело достойно, несмотря на загруженность в Лицее и тренировки по флаю. А ведь мама, когда отдавала в музыкальную школу не верила, что он когда-нибудь освоит даже медленную первую. Экзамен уже завтра, и вроде бы все готово. Восходящие, точно взбирающиеся до самой горной вершины, арпеджио в правой руке на фоне октавных басов в левой, неистовство и отчаяние, воля к борьбе и скорбь утрат. Но только, как играть, когда сломаны все пальцы, а руки не могут даже пошевелиться, спутанные изоляцией в мутном коллоиде?»

«Саша, миленький!» – Туся почувствовала, как вся ее защита рушится, а глаза заливают слезы.

Почему ее любимый вместо того, чтобы играть сонаты, исследовать вирусы и лечить людей должен видеть кошмары в мутном мареве установки?!

«Рита… девочка моя… а я думал… ты…мне… приснилась».

Мысли Командора распадались даже не на слова или образы, а на едва подсвеченные эмоциями блеклые, слипающиеся друг с другом или, наоборот, неспособные связаться ассоциации. Но этого оказалось достаточно. Она нащупала сознание любимого, и этот якорь никакая сила не смогла бы открепить. Он врос в кору головного мозга, словно извечное Древо жизни, пустил корни в двух, даже трех сердцах, расцвел, точно Ванкуверский папоротник, и превратился в маяк, указующий дорогу к бухте надежды.

Туся едва сдерживалась, чтобы не перейти на бег или просто мгновенно не переместиться. Она не могла допустить, чтобы ее опрометчивость привела к запуску системы самоуничтожения. Арсеньев еще несколько минут подождет. Она чувствовала, что к нему возвращаются остатки воли и сил, более того, в какой-то момент поняла, что чувствует и остальных барсов.

Хотя Командору удалось как-то их добудиться, все трое находились почти в забытьи. Пабло блуждал по просторам межсети, и строки неисправного кода опутывали его, как тлетворная паутина, вгрызаясь в спину, там, где была содрана кожа. Дин пытался куда-то бежать на перебитых ногах. То ли, переживая гибель отца, опять пробирался через гибельное болото, то ли преследовал по пустоши пиратов. Петрович снова тонул, на этот раз пытаясь выбраться из превратившейся в ловушку шахты «Альтаир». Предчувствуя скорый конец, бравый старшина в трансформированном бредом варианте переживал свой последний бой.

«Ребята, держитесь! – заклинала Туся. – Саша, передай им, чтобы не смели умирать!»

Забыв об осторожности, она бегом преодолела несколько этажей. Барсов даже сейчас поместили на одном из самых нижних ярусов, чтобы в случае попытки освобождения этот уровень стал их могилой. Туся даже думать не хотела, сколько кубометров земли ей придется преодолеть. Знала точно, что справится, чего бы это ей ни стоило. Спустившись на нужный уровень и отыскав в ряду установку, она, сама себя не помня, застыла у бронированного стекла.

Конечно, Туся примерно представляла, что ее ожидает: глазами Арсеньева она видела достаточно, чтобы не питать никаких иллюзий, да и на доноров успела насмотреться. И все же, когда привыкшие к полумраку глаза различили в зеленой слизи очертания четырех нагих, изувеченных тел, а тусклый свет ламп осветил изуродованные почти до неузнаваемости, но все равно родные лица, она почувствовала, что ноги отказываются ее держать.

Саша. Она видела его в последний раз в зале суда, истощенного, окровавленного, но не сломленного. Дух его сохранял твердость и сейчас: когда он ее поддерживал, когда во время ее акушерской смены успокаивал и давал советы. Но в попытке одолеть эту неподвластную им силу Феликс и другие палачи превратили его тело в подобие попавшего под пресс неисправного механизма с выломанными шестеренками и торчащими во все стороны пружинами.

Вывернутые из суставов, иссохшие, как плети, руки изгибались уродливо и коряво. С выпирающих ребер свисали клочья кожи. Живот запал настолько глубоко, что сквозь него, кажется, просвечивал хребет. Перепаханная жуткими шрамами и швами грудь вздымалась судорожно и неровно. Половину лица скрывал соединенный с дыхательной и пищевой трубками намордник, громоздкий как ранний акваланг. Трубки катетеров, опутавших нижнюю часть тела казались даже толще изможденных, атрофированных ног с кажущимися огромными ступнями.

Разлепив заплывшие синяками веки, едва продираясь сквозь едкую слизь коллоида, Саша пытался ее увидеть.

«Ого, какой большой! – уловила Туся мысль любимого, когда он все-таки ухитрился разглядеть ее выпирающий даже в бесформенной робе живот. – Олежка, сынок. Жаль, что на тебе маска. Хотя все равно отсюда мало что видно. Глаза щиплет и контуры расплываются».

«Саша! Миленький! Потерпи еще чуть-чуть!»

Туся припала лицом к отрезвляюще холодному стеклу, пытаясь пробиться внутрь в безуспешной попытке излечить страшные раны, вернуть подвижность истощенному телу. И в тот момент, когда в безумном, безотчетном порыве она едва не отдала все накопленные силы на исцеление, не имеющее для доноров никакого смысла, на ее плечо легла чья-то тяжелая рука.

Комментарий к

XIX

Коллаж к главе https://vk.com/album-148568519_245950771?z=photo-148568519_456240254%2Falbum-148568519_245950771

====== XX ======

– Рита! Ну, наконец-то! Еле тебя отыскал. Надо было сразу сюда идти, а не светиться, разыскивая тебя на «ферме». Хорошо Галка надоумила.

Хотя лицо Клода скрывала маска костюма бактериологической защиты, да и лицо в целях маскировки подверглось изменениям, старого друга, почти что брата Туся привыкла узнавать даже в закрытой броне по одному только отпечатку сознания. И как она его раньше не почувствовала? Видно, увидев Арсеньева, полностью выпала из всех слоев реальности.

 – Как хорошо, что я успел тебя перехватить! – сбивчивой скороговоркой пояснял запыхавшийся барс, почти силком оттаскивая Тусю от установки. – Ты же нам всю операцию чуть не провалила!

Хотя в его голосе звучали облегчение и радость, в эмоциях ощущалась досада и даже гнев.

– Какую операцию? – жалобно спросила Туся, из последних сил вцепившись в спецкостюм Клода, чтобы не упасть.

Ноги в конце концов перестали ее слушаться. Внутри точно лопнула какая-то пружина. Усталость последних дней и напряжение, в котором она жила весь месяц своего нисхождения во ад, навалились разом, грозя похоронить под спудом бессонных ночей и невыплаканных слез. Воздуха не хватало, словно перекрыли клапан, снабжающий фильтры защитного костюма, или надели на шею удавку. Перед глазами все мутилось. Ряды установок удваивались и утраивались, превращаясь в бесконечный зеркальный лабиринт. А тут еще и Олежка решил, что с него хватит испытаний, и принялся пихаться в живот, словно просил его выпустить.

 – Ну, я же обещал, что мы их вытащим, – с легкой обидой глянул Клод, показывая заветный ключ от установки.

 – Мы столько готовились, – продолжал он, усадив Тусю на погрузочную платформу и вводя необходимые параметры на пульте управления. – Вернер подкупил должностных лиц, чтобы выправить необходимые документы, Ленка взломала систему безопасности «Панна Моти» и ввела мою биометрию, Слава разыскал Ларсена, тот нашел надежных людей. Даже музыканты Сережи Савенкова пошли на риск, приняв участие в этом фестивале только для того, чтобы Вернер мог посадить корабль в непосредственной близости от фабрики. И тут является Эркюль и сообщает, что Ванкуверская Жанна д’Арк отправилась в одиночный крестовый поход в сопровождении верного оруженосца и стаи мартышек. Ленка его чуть не убила. Особенно когда узнала, кто вам помог добраться до Раваны. Конечно, Шварценберг сейчас сотрудничает с повстанцами: он незаменим, когда речь идет о переброске контрабандного оружия, да и корабли Альянса берет на абордаж, так что профессионалы завидуют. Но он думает прежде всего о своей выгоде и сражается на своей стороне.

 – Но ведь Командующий сказал, что Саша и ребята обречены, – виновато оправдывалась Туся, чувствуя, что еще немного, и она просто расплавится в своем спецкостюме от стыда.

Неужели своими спонтанными действиями она и в самом деле поставила под угрозу тщательно спланированную операцию? Едва не стала причиной гибели любимого и его верных товарищей?

 – Мы и сами так вначале думали, – сбавив пыл, признал Клод. – Провал связного и перевод барсов в этот комплекс свел на нет несколько месяцев кропотливой работы. Просто чудо, что Командор в таком состоянии сумел достучаться до тебя, чтобы предупредить подполье. Хотя часть здешней агентуры мы все равно потеряли, – уже почти миролюбиво закончил он, отработанными, доведенными до автоматизма движениями постепенно отключая установку, в которой находились Арсеньев и барсы.

Когда он ставил на реверс подачу кислоты и вводил пароли, отменяющие запуск протокола самоуничтожения, Туся забыла, как дышать, готовая в любой момент создавать энергетические щиты и выламывать из стен провода и трубы, коли уж больше ни на что не сгодилась. К счастью, биометрия молодого барса не вызвала подозрения, и запрос на получение кода доступа система одобрила без проблем.