Текст книги "Зеленый жемчуг (СИ)"

Автор книги: Белый лев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 51 страниц)

 – О чем ты? Опомнись! Какие сообщники? – увещевал его другой, еще крепкий, но уже обрюзгший и явно староватый для долгих пеших прогулок в полной выкладке. – Тоже мне диверсантов нашел! Небось застряли с ранеными в столице. На транспорты не успели, надеялись добраться до океана да попытать счастья на южном берегу. А то невдомек, что и там все космопорты под нашим контролем.

– А что он по межсети шарил? – указывая на оплавленные обломки ноутбука, ревниво поинтересовался любитель допросов.

– Ясное дело! С кем-нибудь из своих связаться пытался! – пояснил обрюзгший. – Забей! – посоветовал он. – Тебе же проще будет. Доставим их в лагерь и дело с концом! Впрочем, если тебе неймется, можешь устроить допрос по всей форме. А мы с ребятами, пожалуй, пойдем. Неохота как-то по дюнам в темноте шастать. Не ровен час, угодим в зыбучие пески!

Хотя обрюзгший, как и все патрульные, вызывал омерзение, Туся была ему благодарна за то, что избавил от необходимости вранья. Так складно объяснить свое появление на побережье она бы точно не смогла, да и Дин с Пабло пребывали не в самой лучшей форме и на допросе могли бы дать какой угодно промах. Впрочем, хуже всего было Сергею Савенкову, и его жизнь, за которую они с Командором столько времени ожесточенно боролись, вновь висела на волоске.

 – А с этой падалью что делать? – грубо ткнул находящегося в состоянии искусственного сна радиста в бок еще один патрульный, с бесцветными глазами навыкате и сильно выдающимися вперед резцами.

 – Да здесь оставить! – махнул рукой его напарник, смуглый, коренастый с широким, чуть приплюснутым носом. – Все равно он не жилец.

 – Я понесу его! – мигом пробудился от апатии Дин, делая шаг в сторону раненого товарища.

 – Твоего мнения тут никто не спрашивал! – ударил его в грудь прикладом с мощным блоком питания коренастый.

 – Разве вы не хотите получить вознаграждение еще за одного пленника? – продолжал настаивать на своем Дин.

 – Да какое там вознаграждение! – недовольно фыркнул еще один член отряда, худощавый парень, с не лишенным миловидности лицом. – Лагерь и так переполнен! Пленные дохнут, точно медузы на солнце. Там же раненых больше, чем здоровых. Эти барсы просто укурки долбанутые, идти в бой с такими увечьями. Если транспорт задержится еще на пару дней, плакали наши призовые!

 – Не наши, а конвоиров внутреннего периметра, – поправил его обрюзгший. – Наша задача эти будущие батарейки доставить в лагерь, а уж как переправить их живыми на фабрики Корпорации пусть думают те, кто не высовывался за пределы силового поля карантинной зоны со времен начала эпидемии. И я буду не я, если не выскребу с начальства все, что мне причитается за каждого, включая этот живой труп!

С шуточками да прибауточками он поднял Дирижера и утвердил на плечах Дина, приторочив словно тюк и для надежности привязав к кистям рук, скованных за спиной. Туся вновь мысленно поблагодарила старого циника за то, что тот сделал вид или и вправду не заметил укрытый под одеждой раненого дыхательный аппарат.

– Ну что ты там возишься! – поддел этот же мрачный балагур настаивавшего на допросе молодца, который никак не мог совладать с Тусиными наручниками. – Всех торопил, а сам решил пристроиться к девке по-быстрому? Успеешь еще! Пока она, вишь, кочевряжится, глазенками сверкает. А посидит с недельку в лагере, так за миску похлебки танец живота для тебя спляшет и подрядится на любой кипеж с наручниками или без! А уж если ты ее обрюхатишь, просто броню языком тебе вылижет! Кому не хочется пожить лишние девять месяцев, а коли хорошо дело пойдет, то и пару лет!

Туся, конечно, слышала жуткие истории о существовании «ферм», на которых привезенные со всей галактики молодые здоровые женщины вынашивали для производства Зеленого жемчуга младенцев, ценой заведомого детоубийства покупая несколько лет жизни. Однако до сегодняшнего дня она все-таки надеялась, что это все досужие вымыслы, бессовестное вранье и пропагандистские бредни, как любила повторять замкнутая в ограниченном мирке своих иллюзий бедная Галка.

Галка-Галка! Где она теперь? А что, если им предстоит встретиться где-нибудь в этом лагере или на одной из «ферм»?

На миг перед Тусиными глазами вновь возникли ряды аквариумов, которые ее преследовали в кошмарном видении на Седьмой. Потом она увидела себя пробирающуюся вдоль жутких рядов в бесформенной арестантской робе, отягощенную не столько бременем, желанным для большинства женщин, сколько размышлениями о судьбе, которая ожидает еще не рожденное дитя и его отца. А Галка, стыдливо прячущая лицо под маской костюма бактериологической защиты, стояла в соседнем помещении рядом с Феликсом, готовая ввести смертельную инъекцию очередному обреченному. Туся до крови закусила губу, пытаясь отогнать наваждение.

Неужто это конец? Неужто Командор и барсы мертвы, а корабли Вернера, Савенкова и Цоца-Цолы на выходе из коридора оказались под огнем вражеской эскадры? Ведь если звездолеты все-таки доберутся до лагеря, то она лучше погибнет под обломками башни генератора, чем станет соучастницей злодеяний змееносцев. Впрочем, нет, успокаивала Туся себя. В видении она точно знала, что отец будущего малыша – горячо любимый мужчина, а не случайный похотливый кобель из числа охраны. Поверить же в возможность возникновения нежных чувств к кому-нибудь из легионеров она просто не могла.

Существовало еще одно обстоятельство. Пребывая в шоке от случившегося, переживая за раненых товарищей, они с Дином совершенно забыли про Шусмика. А между тем питомец не только не потерялся, но и следовал за патрулем. Туся явственно слышала знакомое шуршание, пару раз в освещенных последними лучами заката дюнах мелькнул пушистый хвост и сверкнули понятливые умильные глаза. Если шуршалик доберется до лагеря, то при условии благополучного прибытия кораблей у них появится хотя бы шанс передать Вернеру контейнер с образцами. Такой же ничтожный, как у двух других групп, но все же, о котором нельзя забывать.

====== XVIII ======

– Вы что, не могли меня раньше разбудить? – кое-как отплевывая на ходу сгустки крови, поинтересовался Пабло, улучив момент, когда их конвоиры отвлеклись, чтобы выверить дорогу по навигатору.

 – Тебя, пожалуй, разбудишь, – вымученно улыбнулся Дин, с тоской глядя в спины охранников и понимая, что побег в сложившихся обстоятельствах невозможен.

Увы, Пабло пока в рукопашной стоил едва ли не меньше Туси, Дирижер блуждал где-то на границе недоступных живым миров, а в одиночку против шестерых вооруженных бойцов Дин бы точно не справился. И это если не принимать во внимание зыбучие пески, которые в наступившей темноте стали еще опаснее.

 – А что со мной случилось? – втягивая в себя кровь и давясь рвотным спазмом, задал еще один вопрос Пабло.

 – В машинки переиграл, – опасаясь, что его услышат, иносказательно пояснил Дин.

 – Эх, надо было не слушать никого и установить нейроакселератор, – вздохнул Пабло, пытаясь воротом куртки кое-как отереть мокрое от крови лицо.

Он хотел спросить еще что-то, но в этот момент на них угрожающе надвинулся обрюзгший легионер, которого сослуживцы называли старым лисом Ларсеном.

 – Отставить разговорчики! – прогремел он, грозно надвигаясь на Пабло.

Однако вместо того, чтобы ударить или предпринять какие-то карательные действия быстро, чтобы не заметили другие патрульные, стер с лица молодого барса кровь, а потом засунул ему в ноздри два жгута, явно пропитанных каким-то кровесвертывающим.

До Тусиного сознания донеслась его тревога, а потом и облеченные в слова мысли: «Ну кто ж вы такие на самом деле? – с тоской думал Ларсен. – Готов поставить мономолекулярный клинок против ржавой железки, что этот молодняк – часть группы Арсеньева. Но тогда где же он сам? Неужто мы все-таки разминулись? Если он напоролся на Клеща и Каджида, то плакали мои денежки. И начальнику склада что я скажу? Мы же надеялись на всю эту заварушку списать нашу недостачу. А я, дурак, и тоннель отыскал, и оружие приготовил. Заслонки правда все опять пришлось закрыть, чтобы не вызывать подозрений…»

Перед Тусиными глазами возник смутно знакомый, хотя и сильно загрязненный коллектор, заканчивающийся дверью с кодовым замком и узким ходом, перекрытым перегородками, напоминавшими переборки в отсеках корабля…

К реальности их обоих вернул голос коренастого:

 – Ну что там? Все в порядке?

 – Да я наручники проверял! – с притворной деловитостью отозвался Ларсен. – Это ж не сильфидский оригинал, а сербелианская туфта! Любая иголка вызывает короткое замыкание и размыкает цепь! – добавил он, надвигая Тусе поплотнее шапку, под которой пряталась ее скрепленная заколками коса.

Когда патрульный отошел, Туся какое-то время шла, растеряно глядя то себе под ноги, то в сторону океана, на поверхности которого последние краски заката сменялись свечением водорослей. Судя по невзначай подслушанному, Ларсен хотя и явно за вознаграждение работал на Содружество и даже имел какие-то контакты с Командором. Почему встреча, о которой оба знали, так и не состоялась?

Если бы командование Альянса узнало о готовящейся операции и предприняло меры, этот старый лис вряд ли сейчас так свободно разгуливал. С другой стороны, такие, как он, всегда умели выходить сухими из воды. Но что же произошло с Арсеньевым и Клодом? От мыслей о Командоре дыхание, и так сбившееся от ходьбы со скованными руками, перехватывало, как под воздействием депрессивного излучения, а страх опутывал сердце щупальцами Трубежских кальмаров. Впрочем, ответ на мучивший ее вопрос Туся получила гораздо раньше, чем могла предположить.

Хотя изначально «карантинная зона» располагалась в инфекционном корпусе Центрального Госпиталя Нового Гавра, вытеснив постепенно все остальные отделения, с началом военных действий она стала стихийно разрастаться, заполнив целый городской квартал. Сбросив последние маски приличия, на оккупированных территориях легионеры тащили в карантин всех подряд, без оглядки на возраст, пол и лояльность новой власти. В этот же лагерь смерти отправляли и захваченных живыми бойцов Содружества.

Оборудованная на базе фармакологического завода Корпорации линия по производству Зеленого Жемчуга работала на предельной мощности, в полном объеме обеспечивая вторгшиеся на Ванкувер войска Альянса Рас Альхага дешевой энергией. Соединения Содружества многократно пытались уничтожить завод, несколько раз там устраивали диверсии. Однако змееносцы тут же поднимали в Совете Галактики крик о том, что изуверы из Содружества уничтожают своих же граждан, не желающих быть депортированными в другие миры и присягнувших на лояльность Альянсу, и что никаких заводов по производству энергоносителя нет, а фабрика работает исключительно на медицинские нужды. Купленные змееносцами чиновники и медиа магнаты Содружества поддерживали эту истерию.

Сейчас, когда наземная часть операции на Ванкувере завершилась, производство решили перенести в другие миры. И чтобы окупить затраты на производство вакцины и установку оборудования, туда следовало доставить как можно больше «человеческого сырья». Поэтому сказать, что лагерь был переполнен, означало просто промолчать.

Захваченным в последние дни боевых действий пленникам уже не хватало места в корпусах Центрального госпиталя и наспех сколоченных на его территории бараках, и они сидели просто в грязи на голой земле, в полной мере испытывая не только лишения заключения, но и ощущая все тяготы осеннего ненастья. А поскольку среди взятых в плен бойцов «Барса» и «Беркута» живьем удавалось захватить в основном лишь тех, кто, обессилев от ран, терял сознание или, расстреляв боекомплект, не успевал перерезать сонную артерию, то слова худощавого легионера о тающих на солнце медузах имели вовсе не метафорический оттенок.

Привычный Тусе по госпиталю запах крови и гниющих необработанных ран ощущался даже на свежем морском ветру и гораздо острее смрада лишенных нормальных удобств человеческих тел, раскисшей земли, желчи и испражнений. Тяжесть положения пленников усугублялась еще и тем, что, опасаясь с их стороны попыток бунта, легионеры держали всех захваченных во время военных действий в наручниках.

Насколько они с Пабло и Дином смогли разобрать в свете прожекторов, не оставлявших в тени ни один даже самый неприглядный уголок лагеря, среди тех солдат, которым приходилось ожидать своей участи возле внешнего периметра под постоянным прицелом легионеров и их дронов, преобладали защищавшие Космопорт бойцы полковника Корзуна. Туся с какой-то безумной надеждой подумала, что в том случае, если Арсеньеву или Вернеру удастся отключить защитное поле периметра, эти бойцы даже после всех испытаний сумеют справиться с охраной, добыть оружие и обеспечить эвакуацию лагеря.

И в следующий же миг она увидела перепуганных или наоборот впавших в равнодушное оцепенение детей и женщин. Если с вышек откроют огонь, сумеют ли они уцелеть? Из укрытий в этом секторе лагеря какую-то защиту мог дать лишь ограждавший когда-то территорию больницы каменный забор, местами покосившийся и выщербленный, но достаточно крепкий, чтобы выдержать попадание из скорчера с большого расстояния. Да и от ветра он кое-как защищал. Именно потому возле него устроили раненых.

Туся подумала, что им тоже следовало бы где-нибудь отыскать место, чтобы устроить Сергея Савенкова и совершенно обессилившего от долгой дороги и кровотечения Пабло. Впрочем, Дин тоже был близок к тому, чтобы просто свалиться вместе со своей ношей, хотя падать было совершенно некуда. Пленные сидели и лежали буквально друг у друга на головах. А вставать или перемещаться даже в пределах своего сектора запрещали надзиратели, приучавшие заключенных к мысли о том, что остаток жизни до того, как погрузиться в мучительный полусон контейнера с биомассой, им следует провести на коленях.

Впрочем, нарушителей не убивали, только безжалостно калечили. То тут, то там вязкий оранжевый сумрак освещенной прожекторами ночи прорезали лучи лазерных плетей – жуткого изобретения змееносцев, оставлявшего на теле глубокие и очень болезненные раны, в условиях тотальной антисанитарии причинявшие дополнительные мучения. Но даже эти варварские методы устрашения уже почти не действовали. Осенний холод, грязь, отсутствие пищи и другие лишения вместо того, чтобы сломить, вызывали раздражение, переходящее в ярость и волю к борьбе. Масса людских страданий приближалась к критической. Поэтому любое проявление произвола охраны или неожиданный эмоциональный всплеск могли запустить цепную реакцию бунта.

Хотя в этой жуткой толчее проще было кого-то потерять, нежели найти, едва патрульные, конвоировавшие Тусю и молодых барсов, удалились, к Пабло бросилась какая-то женщина.

 – Паблито! Сынок!

 – Сеньора Эстениа? – потрясенно выдохнул Дин, окончательно теряя равновесие и едва не опрокидывая отвязанного конвоирами Сергея.

Хорошо, что находившиеся рядом бойцы, не говоря ни слова, вовремя подставили плечи и кое-как, придерживая раненого где корпусом, где коленями, где головами, устроили его на земле и, совсем утеснившись, нашли место для Туси и Дина.

Пабло этого не видел. Он, насколько позволяли связанные руки, обнимал нашедшую его в этом страшном месте мать. Сеньора Гарсия выглядела измученной и постаревшей, однако улыбалась она почти как в последнем сне. Только из глаз текли слезы.

 – Ну, не надо мама! Видишь, я живой! – пытался успокоить ее Пабло.

Хотя разговор поначалу шел на родном для обоих испанском, понять его содержание было несложно. Да и разве стоило искать в словах какой-то смысл. Пабло надеялся, что мать эвакуировалась с госпиталем. Сеньора Эстениа до этого момента верила, что сын, как он ей сказал, охраняет коридоры подпространства, проложенные для пассажирских космических судов. Теперь мать и сын, наконец, нашли друг друга, и все остальное пока не имело значения.

Для них в этот миг потускнели и развеялись, точно бесплотные химеры, и безрадостные ряды бараков, и сотни измученных людей, жмущихся друг к дружке, и вышки по периметру, и режущий глаза свет прожекторов. Они вновь сидели на кухне уютного дома, где только что готовили паэлью, пекли печенье, и обсуждали последние новости. Тем более закадычные приятели и верные друзья тоже были рядом: устроившись кое-как на земле, Пабло и Дин прижались к сеньоре Гарсиа, точно цыплята к наседке. А Сережа Савенков, казалось, просто заснул.

 – Я же тебе говорила, сынок, что при твоей специальности надо учиться распределять силы, – не смогла удержаться от материнских поучений сеньора Эстениа, выслушав рассказ о походе барсов, изложенный уже на межязыке и дополненный Дином.

– Так я и распределял, – Пабло виновато потупился. – Машин было слишком много, и мне пришлось подключиться по нейросети, чтобы можно было управлять просто с помощью мозговых импульсов. Но потом у дронов от жары случился перегрев, и они вышли из-под контроля и просто выкинули меня из системы вон прямиком в лимб, где я на какое-то время и завис.

 – Мы там в засаду угодили! – вступился за товарища Дин. – Без Пабло и его машин нас бы просто аннигилировали.

 – А ты почему не эвакуировалась? – в свою очередь глянул на мать с легким укором Пабло. – Неужто места на корабле не хватило?

 – Понимаешь, – виновато улыбнулась сеньора Эстениа. – Среди защитников Космопорта оказалось так много раненых…

Она с дрожащими губами обратила взгляд в сторону остатков больничной стены, возле которой, скорчившись в неудобных позах, сидели и лежали окровавленные бойцы.

– И врач у них погиб. Я подумала, что, если их не брошу, ты останешься жив. И мое предчувствие оправдалось, во всяком случае пока…

У Туси к горлу подкатился комок. Хлынувшие из глаз горячие слезы застывали на ветру и, стекая по щекам, мочили и без того заскорузлый от наспех затертой крови ворот куртки.

Барсы и беркуты, до отхода последнего корабля защищавшие космопорт, знали, что за ними уже не вернутся, и Олифант [1] не протрубит. Потому выбор сеньоры Эстении, которая надеялась своей жертвой задобрить судьбу, чтобы та пощадила сына, хоть и выглядел совершенно иррационально, но не мог не внушать уважение. Тем более, что самоотверженная мать оказалась права: чудо встречи, пускай в таком жутком месте, но все-таки состоявшейся, внушало сомнения в том, что все в этом мире объясняется законами математической логики и трезвого рассудка.

Поддаваясь эмоциям, Туся с тревогой подумала о кораблях: не исчерпали ли они с барсами свой лимит удачи. Пускай из-за взяточников и предателей у Командора и его группы все шло не по плану, обстоятельства до сего момента им благоприятствовали. Другое дело, что Арсеньев и его ребята тоже не сидели сложа руки и точно древние герои, дерзавшие оспаривать волю богов, то и дело прогибали под себя судьбу, преодолевая препятствия, приходя друг другу на помощь, не бросая раненых и слабых.

И все же она бы дорого дала, чтобы узнать, где сейчас Командор: капитан третьего ранга Александр Андреевич Арсеньев, Саня, как называл его Петрович, Саша, как хотела бы его называть она. Жив ли он, добрался ли до цели или скошенный бездумной очередью остался на берегу волчьей сытью, горстью летящего над океаном пепла?

Пытаясь отвлечься от совершенно некстати подкравшихся тяжких дум и не желая назойливым вниманием смущать мать и сына, Туся решила посмотреть, как перенес последнюю часть путешествия бедный Дирижер. Да и бойцам из Космопорта она тоже посильную помощь могла бы оказать. Изворачиваясь в наручниках, как червяк, девушка добралась до аппаратов и с облегчением убедилась, что все приборы на месте и в их показаниях в худшую сторону почти ничего не изменилось. Даже температура радиста героически держалась на уровне субфебрильной. Туся размышляла о том, удастся ли в ближайшие часы поменять повязку, закрывающую шов, который не сильно, но кровоточил, когда почти над ухом раздался знакомый, да что там говорить, почти родной голос:

 – Что значит не заметил патруль?! Тебя специально оставили на берегу охранять раненых и девушку! И кому ты теперь будешь рассказывать о том, что почти вошел в систему?

Туся едва сдержалась, чтобы не завизжать от радости или не разрыдаться, как молитву повторяя извечное: живой!

Арсеньев ее восторга, кажется не разделял. Его брови сошлись на переносице с суровостью Симплегад [2], в обращенных на Дина глазах клокотала ярость. Буквально сгоравший от стыда, молодой барс попытался сказать что-то в свое оправдание, однако Арсеньев тут же и очень резко его осадил:

 – Молчать! То же мне защитник! Да лучше бы я Рите скорчер доверил!

Хотя, как и большинство окружающих, говорил он почти шепотом, исходившие от него импульсы едва контролируемого гнева ощущались даже на расстоянии.

 – Остынь, майор, – примирительно улыбнулся ему совершенно охрипший кряжистый мужчина средних лет, в котором Туся узнала виденного во время сеанса связи полковника Корзуна. – Разве не понятно, что парень раскаивается. Ну, посидит на губе, если выберемся! Главное, что все живы! И контейнер, по крайней мере, один пока цел, – добавил он, совсем понизив голос и с тревогой глядя в сторону периметра сектора.

Хотя охранникам, судя по их брезгливым гримасам, ужасно не хотелось лезть в самую толчею и грязь наводить дисциплину, среди заключенных, находящихся в этом секторе помимо барсов, вполне могли оказаться осведомители.

 – Второй сундучок тоже здесь! – со смешанным выражением радости и досады доложил сидевший возле Командора Клод, указывая на невесть откуда появившегося Шусмика.

Питомец ластился к молодому барсу, искренне недоумевая, почему тот не может его погладить.

 – Как тебя тут только не съели, бродяга, – улыбнулся Шусмику Клод.

– О чем я и говорил! – досадливо поморщился Арсеньев, пока шуршалик восторженно облизывал его разбитое лицо. – Причем, этому ротозею, – Командор указал на Дина, – и остальным ребятам повезло, что им не повстречались те отмороженные опарыши, на которых напоролись мы с Клодом.

Поскольку встреча с Ларсеном не состоялась, Командору с его молодым напарником досталось по полной. Патрульные не поверили легенде про рыбаков и учинили допрос с пристрастием. У Арсеньева были сильно рассечены губа и скула, под правым глазом Клода красовался расплывшийся на пол-лица живописный синяк. К тому же спины и плечи обоих были иссечены лазерными плетьми из арсенала надзирателей, и перевязать эти частично запекшиеся, но при малейшем движении кровоточащие раны даже допотопными обрывками бинтов или одежды со связанными руками не имелось никакой возможности.

Как же Тусе хотелось сейчас взять на себя, как тогда на подступах к институту бионики, хотя бы часть их боли! Но увы! Видимо в этом эпицентре людских страданий ее организм включил защиту и поставил блокировку. Оставалось только тихо, а вернее, молча причитать, ибо Командор, впрочем, как и Клод, явно не потерпел бы сочувствия.

Оба держались за счет упрямства и злости на легионеров и вынужденную задержку. Появление в лагере «дочери профессора Усольцева», как барсы официально именовали Тусю, и обоих раненых, судя по всему, грозило эту с трудом воздвигнутую броню разрушить. Хотя сам факт двойной или даже тройной, считая Корзуна и его бойцов, встречи, несомненно шел в копилку сегодняшних удач.

Впрочем, тут уж явно постарался старый лис, направивший задержанных прямиком к сослуживцам, среди которых было не только полно знакомых, но и вся важная информация передавалась по цепочке, любые перемещения осуществлялись тихо и незаметно, а дисциплина поддерживалась, будто бойцы все еще оставались на задании. Впрочем, к мужеству и выдержке явно не хватало оружия и брони, да и осведомителей, которых опасался даже Корзун, не стоило сбрасывать со счетов.

 – Если нас раскроют, я не дамся живой! – с наивной горячностью пообещала Туся, и тут же внутренне содрогнулась, осознав, что Феликса и его начальство могли интересовать только характеристики ее подвергшихся мутации клеток.

 – Ты доберешься до корабля Вернера и передашь ему контейнер, – указывая на Шусмика приказал Арсеньев.

В его голосе звенела сталь, но в усталых глазах смешались мольба и нежность.

«Пожалуйста, останься в живых! – беззвучно просил он. – Иначе все, что я делал, потеряет смысл!»

Туся преданно кивнула, но потом не выдержала, приникла к его груди, стараясь не потревожить раны. Арсеньев наклонился к ней, прижимаясь неповрежденной щекой к ее щеке, и по телу его прошла дрожь.

Впрочем, в следующий момент он уже обсуждал с Корзуном возможности отключения генератора силового поля и вывода из строя плазменных установок периметра. Тем более, что охраны и шпионов можно было какое-то время не опасаться.

В лагере наступило время раздачи вечернего пайка, который надзиратели, кидали прямо в грязь, нимало не заботясь ни о том, каким образом заключенные в наручниках будут его поднимать, ни, тем более, кому и сколько достанется. Возникавшие то тут, то там драки разнимались лишь между теми, кто стремился занять «хлебное», хотя и опасное место возле границы сектора. Что же происходило у больничной ограды, где сгруппировались беркуты и барсы, похоже, никого не волновало. Впрочем, туда надзиратели, кажется, и боялись соваться, не чая, когда придут корабли с Рас-Альхага.

Надо сказать, легионеры сделали активистам Сопротивления просто царский подарок, разместив возле периметра лагеря в одном секторе не только самых отчаянных бойцов «Беркута» и «Барса», но и их командиров. Похоже змееносцы сейчас пребывали в эйфории, упиваясь своим торжеством, и от побежденного Содружества никаких действий в ближайшее время не ожидали. Поэтому начальники, поджидая корабли Альянса, следили за демонтажем оборудования и паковали награбленное. А их подчиненные, которые мародерствовали в окрестностях Нового Гавра и уцелевших кварталах столицы, заботились только о призовых в надежде, что плохие условия содержания и голод сумеют внушить пленникам покорность. Тем более, что энергетическое поле действительно делало невозможной всякую попытку побега, а плазменные установки на вышках представляли опасность не только для безоружных заключенных, но даже для кораблей.

И все-таки Арсеньев не собирался отступать, несмотря на все доводы рассудка, которые пытался привести ему Корзун.

– Вот ты, Саня, злишься на наших штабных, что никакой поддержки твоей группе не дали, – по-свойски в манере Петровича обращался к молодому сослуживцу полковник. – А между тем, на их месте я бы тебя сейчас под трибунал отдал, а твоего Вернера изолировал бы как опасного сумасшедшего.

 – Под трибунал – это у нас умеют, – усмехнулся разбитыми губами Арсеньев, отдавая не евшему со вчерашнего вечера Пабло и его матери, принесенный кем-то из барсов для них с полковником хлеб.

– Нет, ну ты сам посуди, – волевое лицо Корзуна приобрело строгое и назидательное выражение, делая его похожим на преподавателя, принимающего зачет у нерадивого студента. Сорванный и простуженный голос звучал ворчливо, точно разбитый фагот. – Ты добыл образцы, от которых, можно сказать, зависит будущее человечества. И вместо того, чтобы покинуть с ними планету, лезешь прямиком во вражеское логово.

– Покинуть планету, говоришь? Хотел бы я знать, на чем? – Арсеньев возвысил голос, но, заметив приближение надзирателя, вновь перешел на шепот, сберегая и без того израненную спину. – Ты, Павел Иванович, при случае спроси у креативных менеджеров из штаба, почему для эвакуации как нашей группы, так и последних защитников планеты у них не нашлось других кораблей помимо частного грузовика, переоборудованного круизного лайнера и звездолета сильфилских гвельфов?

Поскольку Корзун не нашел, что ответить, Арсеньев продолжал:

 – Вернер еще в начале конфликта обивал пороги кабинетов высоких чиновников, пытаясь донести до них мысль о необходимости срочной атаки на фабрику и освобождения этого лагеря. Подключал все свои связи, использовал весь авторитет графа Херберштайн и главы одноименного концерна. Но время было упущено. Мы увязли в позиционной войне, потом генерал Райнер начал эвакуацию под которую списали немереные средства, а змееносцы пока бомбили наши энергетические объекты и наращивали мощности.

– Ты мне тут политинформацию-то не разводи! – кое-как откашлявшись, прервал его Корзун. – Мне лучше тебя известно, куда испарилась большая часть средств, выделенных из фонда Содружества на компенсацию переселенцам. И про Вернера я твоего понимаю: он хотя и гуманист, каких поискать, но при этом глава фармакологического концерна, которого на всех рынках потеснили змееносцы. Полагаю, во время своего донкихотского рейда сюда он надеется не только освободить пленных, но и вывезти оборудование.

 – Получив доступ к технологиям Рас-Альхага, мы надеемся наконец добиться результатов, – почти виновато потупился Арсеньев. – Да и людей бросать – это свинство!

 – Вот поэтому я и спрашиваю, как ты собираешься нейтрализовать плазменные установки периметра? С охраной внутри лагеря мои ребята справятся без проблем. – В серых, глазах полковника зажегся огонь, всклокоченные, короткие волосы вздыбились боевым гребнем казуара. – Но, если легионеры нас превратят в пепел, восстание закончится толком и не начавшись.

 – Если сместить границы энергетического поля, а потом включить генератор на полную мощность, все установки вырубятся в момент…

 – Об этом ты будешь новобранцам в учебке рассказывать, – опять не дослушал собеседника Корзун. – Ты лучше объясни, каким образом ты собираешься до генератора добраться. Насчет Петровича и Славы все понятно. Они, конечно, рискуют, но, если мощность взрыва будет достаточной, с охраной маяка они справиться сумеют. А вот ты, несмотря на все свои степени и дипломы, собираешься действовать на основании непроверенных слухов и легенд. Ты меня, конечно, Саня, извини, но я не понимаю, как можно по тоннелям, которых нет ни на одной схеме, проникнуть в здание, имеющее замкнутую самоочищающуюся систему.

 – Самоочищающаяся система – это миф! – горячо возразил ему Арсеньев, благо гвалт и неразбериха достигли своего апогея: выяснилось, что паек, и без того скудный, не получили более половины заключенных, а надзиратели утверждали, что таковы новые нормы, выкручивайтесь, как хотите. – Это же просто головной офис, а не звездолет!

 – Кто знает, какие у змееносцев причуды?! – отозвался Корзун, с грустью, но не без гордости глядя на своих барсов, которые сначала едва не с риском для жизни добыли еду, а теперь распределяли ее среди раненых и детей. – Может брезгуют или о безопасности своей пекутся. Ну, скажи мне, какая логика в том, чтобы, извините, сортиры, засекречивать? Либо они темнят, и оттуда все-таки есть выход на фабрику. Тогда готов предположить, что твои тоннели охраняют, как Аламут.