Текст книги "Зеленый жемчуг (СИ)"

Автор книги: Белый лев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 51 страниц)

– Да и не надо, – пожал плечами Эркюль. – Главное, ему доверяю я. Такого опытного и лихого пилота на всей внешней границе стоит поискать. К тому же, я точно знаю, что альянсовским собакам он нас не сдаст.

 – А что по поводу дележа? – поджав непослушные, распухшие губы, нахмурилась Туся. – Апсарских танцев для него я точно не собираюсь исполнять!

 – Ну, так думать надо было, когда легенду себе выбирала, – расхохотался Эркюль. – Твоя правда, Саав в годы нашего знакомства ни одной шалавы не пропускал, не брезговал даже сильфидскими недобабами и немытыми шлюшками с Васуки. Чует мое сердце, Онегин на него затаила первую обиду именно из-за того, что приходилось его делить не только с Нагой, но и с половиной Галактики. Нынешнего-то своего благоверного она в ежовых рукавицах держит, хотя ребята говорят, он тоже всегда не дурак был по этой части. Вот только на свой счет можешь не париться, – тем же развязано-циничным тоном продолжил агент, еще раз придирчиво оглядев Тусю, словно сравнивая с ней прежней. – К такой образине ни один мужик в здравом рассудке и твердой памяти не полезет. А Саав в рейсах ни капли не пьет. Я наоборот беспокоюсь, как бы на альянсовской «ферме» тебя не завернули. Ты, надеюсь, в курсе, что бабы там не от святого духа и не из пробирки детей рожают, и при фабрике функционирует практически официальный бордель для сотрудников концерна и просто всех желающих.

Туся не сумела, да и не захотела закрыться от его воспоминаний, и перед ней во всей своей неприглядности, пошлости и грязи развернулась картина гнусной оргии. Цветущие женщины и совсем юные девушки-подростки с едва намечающимися бутонами грудей, вульгарно размалеванные и облаченные в вызывающее, пестрое тряпье, едва прикрывающее наготу, плясали апсарские танцы перед разнузданными легионерами и пьяной солдатней. Едкий пот покрывал полуголые тела танцовщиц. На бритых затылках чернели порядковые номера и черточки штрих-кода, заменявшие узницам имена. Обильно накрашенные губы призывно улыбались, а в широко распахнутых глазах застыл животный ужас напополам с полным безразличием и отупением.

Опьяненные наркотиками или алкоголем, разгоряченные женской наготой и собственной вседозволенностью мужчины быстро скидывали остатки человеческого облика. С хохотом и охотничьими торжествующими воплями вытаскивая танцовщиц из круга, некоторые без стеснения брали их прямо в общей зале под одобрительные вопли и советы товарищей. Другие все-таки предпочитали приватность, удаляясь с женой на час в узкие, грязные клетушки, напоминающие казарму или больничный бокс в окраинном мире.

Впрочем, и там уединение было мнимым. За всем происходящим следили сотрудники службы безопасности фабрики «Панна Моти», и женщины об этом отлично знали. Пожалуй, участь портовых гетер и храмовых девадаси выглядела более завидной. Не просто так Лена Ларина и поныне в глубине души оставалась благодарной Сааву за то, что оказал ей доверие и, выбрав из числа других пленниц, допустил к работе оператора.

Но вот каким образом во всем этом непотребстве оказался замешан рассеянный, увлекающийся, но верный идее революции Эркюль?

Продолжая наблюдать за похабной оргией, Туся с удивлением отметила, как одна из танцовщиц пытается включить в развязано-возбуждающее виляние бедрами, составлявшее основу апсарских танцев, элементы классической хореографии. Приглядевшись повнимательней, она узнала свою подругу по балетной школе и медицинскому лицею Джун. Так вот, куда завела ее госпитализация с подозрением на корь.

А ведь Совет Содружества мог еще три года назад всю эту вакханалию остановить, просто запретив деятельность «Панна Моти». Возможно даже не пришлось бы вводить войска и устраивать массовую бойню на Ванкувере, приведшую к потере целой пригодной для жизни планеты. Интересно, как сложилась дальше судьба Джун? Жива ли она? И если да, то можно ли назвать существование обитательниц «фермы» жизнью. Разве можно сохранить трезвый рассудок и остатки человеческого достоинства, не просто продавая за миску похлебки свое тело, но рожая детей на убой?

 – Прекрати уже копаться в моей голове! – убирая в потайное отделение чемодана толстовку с портретом товарища Че, проворчал Эркюль. – И не смотри на меня так. Ты же ничего толком не поняла из того, что увидела. Помнишь девочку-балерину, которая перед этим сбродом пыталась на пальчики вставать? – глаза агента увлажнились, в них появилась неподдельная боль. – Это наша связная, имя у нее было, как фонтан апельсинового сока. То ли Джус, то ли Джул.

 – Джун, – безнадежно поправила Туся.

Она уже почерпнула из воспоминаний Эркюля историю подготовки диверсии на фабрике и трагический финал, единой вспышкой выстрела из скорчера оборвавший жизнь юной подпольщицы. Джун не дожила и до двадцати лет, но все-таки умерла не в установке энергообмена, исчерпав ресурс репродуктивности или потеряв здоровье от плохих условий и дурных болезней, а погибла в борьбе.

 – Ты знала ее? – удивленно воззрился на Тусю Эркюль.

 – Мы дружили с детства. Вместе учили химию и занимались балетом.

Услышав про балет, агент глянул на Тусю с одобрением. Хотя она так и не освоила апсарских танцев в камуфляже, ее домашние экспромты из области танца живота и стриппластики доставляли Арсеньеву немало приятных минут. Воспоминания о близости с любимым отдались в сердце глухой тоской, а известие о гибели Джун придавило к лежанке амортизатора, словно корабль уже вошел в червоточину.

 – Твоя эта подруга тоже отправилась на фабрику добровольно, – со вздохом дополнил Эркюль. – Мы же ее и других девчонок отбили на Каллиопе у легионеров. Саав тогда еще не стакнулся со своей Нагой, продавал на фабрики только богатеев, остальных вывозил в окраинные миры. Ленка тогда тоже рвалась вместе с Джун, но Саав ее не пустил.

Туся подумала, что романтик-Эркюль в запале революционной борьбы видел в людях то, что хотел видеть. Шварценберг, как он сам еще раз признался, своей выгоды не упускал, а бордели и рудники, на которых требовались наложницы и рабы, существовали и в окраинных мирах. Другое дело, что в случае с Джун, похоже, все обстояло именно так, как Эркюль рассказывал. И от этого становилось еще страшнее.

В голову полезли предательские мысли, а имеет ли она право рисковать не только собой, но и ребенком. Олежка, милый, я не имею права тебя потерять!

Почуяв ее настроение, Эркюль доверительно присел рядом на краешек амортизатора, подвинув устроившихся там с удобством мартышек.

 – Если что, у тебя еще есть возможность все обдумать и взвесить, – напомнил он максимально доверительным тоном. – Может быть, достаточно только добраться до Раваны и совсем необязательно на эту поганую «ферму» добровольно сдаваться? Если у тебя не выйдет твое ведовство, оттуда ведь выход только один, как и из подземной тюрьмы – на фабрику.

– Только не говори, что специально все это подстроил и столковался с Саавом, только бы меня вернуть на Сербелиану.

Туся почувствовала, как отросшие на несколько миллиметров колкие, как мужская щетина, волоски на голове встают дыбом. Сейчас она была близка к тому, чтобы совершить попытку перемещения сквозь подпространство, не ведая о последствиях. И Эркюль это понял.

 – Да куда тебя, блаженную, возвращать? – всхлипнул он. – А вдруг ты и в самом деле сумеешь выручить своего Командора и его товарищей.

Он откуда-то из недр своей знаменитой жилетки извлек герметичный пакет, в котором оказался подробный чертеж, подозрительно напоминавший схему коммуникаций головного офиса «Панна Моти» в Новом Гавре.

 – Это схема фабрики Корпорации в столице Раваны, – пояснил Эркюль, указав, где находятся переходы с фабрики на «ферму», вход в офисные помещения и подземную тюрьму. – Хранил еще с того раза, хотя не думал, что вновь пригодится. Только давай без дураков, – перешел он на деловой тон. – Если поймешь, что не справляешься или нужна помощь, дай знать. У тебя для этого возможностей будет побольше, чем у Джун. Я даже согласен, если ты опять станешь в моей голове копаться.

– Не переживай, – сердечно поблагодарив за бесценный чертеж, вымученно улыбнулась ему Туся. – Я не настолько безумна, чтобы сунуть голову в львиную пасть, не зная, как ее оттуда вытащить. Только бы Саша и ребята до нашего прибытия на Равану остались живы.

Она и в самом деле не могла тут ничего сказать наверняка. Силы барсов подходили к концу, а Феликс изобретал для них все новые и новые истязания, в изощренной жестокости превосходя средневековых изуверов, врачей-убийц Третьего рейха и садистов-дознавателей более поздних нацистских режимов. В ход шли все средства: огонь и лед, вода и газ, электричество и угольная пыль. После нескольких суток в угольной камере у Арсеньева открылось легочное кровотечение, и Галка едва сумела его спасти.

Туся тогда ничем не могла помочь. Новый переход сквозь червоточину и волнения, связанные с угрозой разоблачения и страхом перед Шварценбергом едва не спровоцировали преждевременные роды. Она лежала пластом, опекаемая мартышками. Эркюль тихо матерился, но колол ей припасенные на такой экстренный случай препараты и обреченно просматривал пособия по акушерству, готовясь к худшему. Как и следовало ожидать, врача на борту «Нагльфара» не имелось.

 – Если твоей шмаре приспичило, пусть выкручивается, как знает. У меня тут пиратский корабль, а не летающий роддом! – на осторожный вопрос агента отрезал Шварценберг, прибавив что-то непечатное о том, что бабы на корабле – сплошное несчастье.

К счастью, бедный Олежка все-таки внял мольбам своей непутевой матери, и к тому времени, когда корабль вошел в систему Рас-Альхаг, кризис миновал, а Тусино самочувствие почти пришло в норму, продолжая донимать только головокружением и тошнотой.

Вот ведь ирония судьбы. В прошлое свое путешествие на этом корабле Туся не жаловалась на отсутствие аппетита, но пленниц держали впроголодь, а в какие-то дни и вовсе не кормили. Сейчас их с Эркюлем рацион не отличался от усиленного пайка команды, блюда которого хоть и не баловали разнообразием, но выглядели вполне съедобно и аппетитно. Однако, каждый прием пищи превращался для Туси в отдельную пытку. Особенно, когда Шварценберг маневрировал, чтобы остаться незаметным для радаров сторожевиков Альянса, или дрейфовал, отключая «лишние», как он сам выражался, системы, в том числе и искусственную гравитацию.

 – Ну что ты переживаешь? – успокаивал Тусю Эркюль, которого невесомость, кажется, только забавляла. – Прибудем на место вовремя, как и обещали. Несмотря на все задержки в пути. Ты пойми, Шварценберг возил контрабанду на Равану, еще когда ты пешком под стол ходить не научилась! И захваченных богатеев этим же маршрутом на фабрики, случалось, сплавлял, когда не подворачивалось других оказий.

Туся спорить не пыталась и сомнению навигаторские способности старого пирата не подвергала. Вот только каждый час дрейфа, отдалявший срок прибытия на Равану, продлевал мучения барсов, а между тем, Феликс, перейдя уже все возможные грани, похоже, окончательно превратился в одержимого жаждой крови маньяка.

– Ничего личного, ребята, – ласково улыбался он растянутым на дыбе, истерзанным пленникам. – Я бы давно применил к вам более гуманные психотропные средства, но начальство не позволило. Члены совета директоров, видите ли, беспокоятся о сохранности вашего интеллекта и именно потому даже слышать не хотят о включении вас в программу «Универсальный солдат».

 – Еще бы! – прилагая титанические усилия, чтобы не закричать от боли, хмыкнул Арсеньев. – До ваших воротил, наконец, дошло, что для экономического прорыва нужны настоящие ученые, а не дешевые шарлатаны с замашками палачей.

 – Это ты, что ли, себя считаешь настоящим? – с презрением глянул на него Феликс, переставляя шкалу растяжки пыточного приспособления, на котором был зафиксирован Командор, еще на несколько делений почти до максимума.

Туся чувствовала, как выворачиваются из суставов кости, как натянутые до предела сухожилия шлют отчаянные сигналы мозгу, как ломаются сочленения протеза на правой руке и отказывают легкие.

– По мне, так ты просто удачливый выскочка, – с довольным видом продолжал, меж тем, Феликс, – а твои основные достижения базируются в области шпионажа. Хотя я ума не приложу, как тебе удалось передать наружу не только цифры по энергообмену, но и основные материалы по программе «Универсальный солдат»? Неужто Галина подсобляла?

Феликс с угрожающим видом двинулся в сторону сжавшейся возле медицинского анализатора и ящика с хирургическим оборудованием Галки, но в последний момент повернулся в сторону растянутого вместе с Дином на еще одном стенде Пабло.

 – Ах, ну да, как я мог забыть? У нас ведь есть гениальный мальчик-оператор, – елейным тоном прогнусавил он, делая какие-то нарочитые пассы над приборной панелью своей адской машины. – Гений межсети, способный взломать любые коды и в одну секунду передать террабайты информации.

Пабло в ужасе повернулся в сторону Командора. В залитых кровью, заплывших синяками глазах читалась мольба. Бедного оператора сети мытарили так же усердно, как его командира, и Арсеньев, как мог, пытался младшего товарища защитить, оттягивая злобу завистника на себя.

 – Было бы что кодировать! – хрипло рассмеялся он.

Изодранные легкие, вернее то, что осталось от заменявшего их протеза, мешали ему говорить, поэтому каждое слово выплевывалось из его груди вместе с кровавым сгустком.

– Это не программа, а бред дилетанта. Еще более антинаучная, чем весь ваш энергообмен.

А ведь он знал, что исследования в области возможностей применения первой серии вакцины и внедрения Тусиных генов идут в Содружестве полным ходом. Другое дело, что эти разработки не имели ничего общего с амбициозным проектом создания искусственного гибрида, с которым носился его бывший одноклассник.

 – Ты по-прежнему считаешь энергообмен бредом? – осклабился Феликс, пока умирающая от ужаса Туся следила за поединком, который выглядел куда более безнадежным, чем тот, в который ее любимый вступил, приняв вызов доктора Дриведи.

Серый Ферзь развернул перед лицом Арсеньева проекцию приборной панели.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что я все еще пытаюсь вас расколоть?

Он насмешливо хмыкнул, всем своим видом выражая презрение к «глупому героизму» его пленников и их верности какой-то там присяге и замшелым моральным принципам.

 – Как ты думаешь, зачем здесь алгезиметр? – он указал на прибор, определяющий болевую чувствительность пленников и их устойчивость к тем или иным внешним раздражителям.

 – Корпорация хочет знать, как сделать нам побольнее, и при этом следит, чтобы мы не загнулись от шока, – доступным для других барсов языком пояснил Арсеньев.

Феликс растянул широкий рот в улыбке.

 – Ты прав, члены Совета Директоров весьма гуманны и пока не хотят вас убивать. Однако, помимо прочего, все это оборудование – часть установки энергообмена нового образца. Было бы верхом расточительства, чтобы вы затрачивали энергию впустую! Вы, надеюсь, понимаете, что человек, испытывающий боль, или подвергающийся тяжелой физической нагрузке, отдает куда больше энергии, чем находящийся в состоянии покоя?

– Ну, так это ж и ежу очевидно, – прохрипел Петрович.

– Вот только энергоотдача от ежа или кальмара, не говоря уже о любимом вашими энергетиками рапсе, не так значительно изменяется, если даже нарезать кальмара кольцами или перемалывать стебли рапса в кашицу, – словно профессор во время лекции пояснил ему Феликс. – Мы использовали для энергообмена доноров, привитых вакциной смерти, не потому, что «Панна моти» просто хотела замести следы. Расставаясь с жизнью в мучениях, пылая от жара и истекая гноем, они вырабатывают куда больше энергии, чем все спортсмены и молотобойцы. Не говоря уже о кальмарах или ежах. И чем моложе организм, чем активнее он сопротивляется, тем больше энергии выделяет. Поэтому мы всегда детей предпочитали старикам.

Тусю передернуло от отвращения при мысли о «ферме». Она вспомнила младенцев, которым Феликс пытался внедрить гены асуров. Пабло сумел добыть и передать данные о количестве детей, окончивших свою жизнь во время энергетического донорства. Только за это «Панна Моти» следовало уничтожить еще до того, как корпорация превратилась в ненасытного Молоха. Но совет Галактики все эти годы молчал.

– Зачем же вы тогда подтасовывали результаты? – нашел в себе силы вступить в обсуждение Дин, как будто он и его товарищи находились не в пыточной камере, а в конференц-зале.

 – Коммерческий ход, не более, – плутовато улыбнулся Феликс. – Руководство Альянса требовало результатов, и мы их предоставили.

 – Загубив миллионы человеческих жизней ради дутых цифр? – сплюнув на пол кровь, уточнил Арсеньев.

Туся вспомнила Васуки, их с Арсеньевым приятные «эксперименты» в установке и впечатляющие результаты, превосходящие даже завышенные данные «Панна Моти». Может быть, стоило, несмотря на законы Содружества, запрещающие любые виды энергетического донорства, предать полученные данные огласке? С другой стороны, змееносцы все равно бы не поверили, что энергия боли менее эффективна, чем энергия любви.

– Кто бы тут говорил о загубленных жизнях! – обиделся Феликс, которому правда всегда колола глаза. – А сколько человек погибло на Ванкувере во время устроенной Содружеством кровавой авантюры? Сколько гибнет сейчас на Сильфиде во имя непонятных имперских амбиций, сколько ежедневно умирает от болезней и радиации на рудниках и фабриках окраинных миров? Альянс в этом плане честней, и он по-прежнему нуждается в энергии. И за отнятые Содружеством ториевые рудники Сильфиды будут расплачиваться бедняки Рас-Альхаг и обитатели брошенных вами колоний. Для того, чтобы достигнуть нужной правительству эффективности, доноры должны испытывать еще больше боли, и ее максимальный порог я сейчас и проверяю на вас. Поэтому приходится беречь ваш позвоночник и другие особо чувствительные органы. Скоро это восстание утопят в крови, и материала для опытов мы получим с избытком. А пока приходится довольствоваться тем, что имеем. Поэтому не обессудьте!

Он подошел к пульту управления стендом, и тела барсов пронзил электрический разряд. Туся увидела, как перед меркнущим взором Арсеньева шкала энергетической отдачи достигла почти максимальных значений.

«Саша, держись!» – заклинала Туся, вместе с любимым давясь запахом паленой плоти, задыхаясь от невозможности сбежать из собственного тела.

Она попыталась дотянуться до сознания Феликса, чтобы он тоже почувствовал, какова цена его «энергетической эффективности». Но холодный, точно у рептилии, неокрашенный эмоциями рассудок от нее ускользал, точно змеиный хвост в мутной воде, а ее собственное сознание меркло и грозило отключиться, и заполошно колотилось сбившееся с ритма сердце.

«Рита, девочка моя!» – прорвалось сквозь обморочную, соленую муть, холод и безнадежность.

«Саша, я все слышала!» – поспешила доложить Туся, чтобы Командор не тратил остатки сил на объяснение.

Ей так хотелось его обнять, хотя бы просто увидеть! Она сегодня достаточно насмотрелась на Пабло и Дина, чьи изможденные, окровавленные тела выглядели так, словно их долго глодал лютый хищник. Если бы этот несчастный зверь, конечно, заинтересовался высохшей до состояния мощей, обугленной, отбитой местами до черноты плотью. Сашу, она это точно знала, допрашивали чаще. И это если не брать в расчет его так и не зажившую, отторгающую импланты правую руку и не рассчитанный на такую нагрузку, сбоящий протез легких.

С другой стороны, она в какой-то мере радовалась, что он ее сейчас тоже не видит и даже глаза боялась открыть, чтобы он невзначай не разглядел обстановку пиратского корабля. Конечно, Командор уже не совсем понимал, в каком мире находится он сам, а любая попытка облечь мысль в слова отзывалась вспышкой жутчайшей боли. Но едва только Галка по мановению руки своего властелина ввела обезболивающее, его мысль заработала с прежней четкостью и быстротой.

«Рита, девочка моя, ты должна каким-то образом донести все, что сегодня увидела, до Командующего или Вернера. Новая разработка Феликса не должна увидеть свет. Я не знаю, как они это сделают: взорвут фабрику, сбросят на столицу Раваны водородную бомбу, но это безумие надо остановить».

«Я все сделаю, Саша! Ты только держись!»

Арсеньев как-то странно посмотрел на Галку, а потом мысленно потянулся к Тусе.

«Прости, моя хорошая, не поминай лихом. Я должен исполнить свой долг».

Туся так и не сумела понять, в какой момент доведенная до отчаяния сестра сумела освободить левую руку Командора и вложить в ободранные, занемевшие пальцы скальпель. Прикосновение к древнему, как мир, примитивному, но бесконечно надежному инструменту воина и врача вернуло Арсеньеву силы. И потому, когда в следующий раз Феликс подошел слишком близко для новых экзекуций, вспомнившая былые навыки рука взметнулась, метя ему в глаз.

Галка-Галка! Почему ты так долго колебалась? Почему позволила превратить неистовых, умелых воинов в беспомощных калек? Замах не пропал втуне, но рука Арсеньева в последний момент дрогнула. Или живучий, как ядовитая медуза, Феликс сумел увернуться. Скальпель, направляемый остатками сил и воли Командора, скользнул по скуле Серого Ферзя и достиг незащищенного броней горла. Но после такого ранения выжил даже отправленный на дно каньона Шварценберг.

Феликс посунулся вперед, захлебываясь кровью. Но прежде, чем Арсеньев сумел нанести еще один, решающий удар, в камеру ворвались охранники, которые четко выполняли прописанные на такой экстренный случай инструкции. Раненого – в реанимацию, проштрафившуюся Галку – на «ферму», пока принимать роды. Арсеньева – обезвредить и вместе с остальными барсами готовить к донорству. Для повышения энергетической эффективности вакцина смерти им не требовалась. Все четверо и так испытывали достаточно мучений.

«Простите, ребята! Не сумел».

Хотя Арсеньев до самого момента погружения в установку находился в сознании, разочарование напополам с безразличием буквально парализовало его, сделав глухим и к боли, и к словам ободрения и прощания, которые в этот последний миг нашли в себе силы сказать ему остальные барсы.

«Саша, дорогой, любимый! Почему же ты хотя бы пару дней не подождал?»

Комментарий к XV Коллаж к главе https://vk.com/photo-148568519_456239945

====== XVI ======

– Эй, прекрати! Больно же!

Туся, с трудом переводя дыхание, увидела исцарапанное лицо Эркюля, пухлое предплечье, на котором чернел внушительных размеров кровоподтек, и полускрытую бородой окровавленную шею. Оказывается, пытаясь перетерпеть с Командором боль, она мертвой хваткой держалась за руку агента, а в момент отчаянного нападения на Феликса дикой кошкой вцепилась ему в лицо и шею.

– Ни одна мартышка еще не причиняла мне столько вреда! – с обидой глянул на нее Эркюль.

Тусе пришлось объяснить, хотя каждое слово исторгалось с нечеловеческой мукой: звуки речи, казалось, обратились в толченое стекло и резали легкие, кровавыми сосульками налипая на связках.

Эркюль, тем не менее, ее понял. Ни слова не говоря, он обнял ее, словно пытался удержать у самого края бездны. И от этой молчаливой, но действенной поддержки и в самом деле стало немного легче. Лед в груди начал таять, обращаясь в слезы. Толченое стекло сменила пустота. На смену эмоциям пришло горькое осознание непоправимости беды.

 – Я так надеялась попасть на Равану до того, как их переведут на фабрику! – всхлипнула Туся, растирая слезы по лицу.

Неужели все зря? Все ее жертвы, все ухищрения? Безжалостно остриженные волосы, обезображенное лицо? И это если даже не брать в расчет ежедневный риск потерять ребенка, да и самой погибнуть в отсутствии нормальной медицинской помощи.

И что ей остается теперь?

Насчет Олежки она, как это ни парадоксально, переживала меньше, чем в начале пути. Она знала, что Эркюль разыщет Вернера или Клода, и те уж точно сумеют принять роды. К этому времени как раз и лицо вернется в норму. Уже на днях заглянувший по каким-то делам к ним в каюту Шварценберг заметил, что «шмара Ханумана» даже как-то слегка похорошела в пути. Хорошо, что на «Нагльфаре», как и в старые времена, безбожно экономили свет и воду, и пират в полутьме ее так и не признал. Впрочем, разве мог он причинить ей еще какой-то вред. Мир рушился, и его осколки кромсали плоть и резали без наркоза душу.

 – А я-то специально торопился, думал порадовать новостями, – шмыгнул носом Эркюль, смахивая слезы, застрявшие в бороде. – Саав сказал, что завтра мы уже приземлимся на Раване.

 – Насколько далеко место посадки находится от фабрики? – кинулась к нему Туся.

Безумная надежда, сбив с ритма сердце, не позволяла ей вдохнуть, точно слишком сильный порыв свежего ветра или поданный под большим напором чистый кислород, в котором все последние месяцы так отчаянно нуждался Арсеньев.

 – Если на хорошем глайдере, то не более двух-трех часов лета, – рассеянно отозвался Эркюль, поглаживая встревоженных мартышек.

 – Погоди, ты все еще не отказалась от своей затеи?

– В установке доноры остаются в сознании не менее недели, – напомнила Туся.

– И ты думаешь, что как только ты зайдешь на «ферму», тебя тотчас до установок допустят? – почесал в затылке Эркюль.

Хотя они много раз обговаривали порядок действий, когда пришло время воплощать идею в жизнь, он явно растерялся.

 – Я постараюсь добраться до них как можно скорей, – решительно отозвалась Туся, – Особенно, если сумею снова дотянуться до сознания Командора.

Она еще раз внимательно просмотрела выученный за дни пути наизусть чертеж, заново проходя знакомым маршрутом.

 – Боишься? – с легким укором глянула она на сбитого с толку агента.

 – Переживаю, – признался Эркюль. – Лучше еще раз спуститься на полузатопленный «Альтаир» или взять на абордаж десяток кораблей змееносцев.

Чтобы не привлекать внимание к своему не совсем легальному грузу Шварценберг совершил посадку на заброшенный космодром, затерянный где-то в бескрайних джунглях, поглощавших на Раване целые поселки и даже города.

Едва Туся выглянула за пределы кессонного отсека, ей в лицо дохнуло жарой и удушливой затхлостью. В какой-то момент показалось, что старый пират насмеялся над ними и привез обратно в Мурас. Таким знакомым выглядело зрелище роскошной природы и тотальной человеческой нищеты. От безумного коктейля, составленного из терпкого запаха смазки, приторного аромата орхидей и удушающей вони свалок и болот, с трудом проглоченный завтрак мигом запросился наружу. А оглушительное верещание мелкой тропической фауны травмировало барабанные перепонки не хуже рева ракетных двигателей. В глазах потемнело, за шиворот побежал докучливый пот, бритый затылок мгновенно раскалился от солнечного жара.

Эркюль, в последний момент успевший ее подхватить, сунул ей в руки видавшую виды панаму.

 – Еще не хватает тут при всем честном народе в обморок грохнуться, – проворчал он, навьючив на себя и свою, и ее поклажу и не без труда поспевая за широко шагающим Шварценбергом. – Привыкай. На «ферме» кондея нет и пахнет ненамного лучше.

Хотя Саав уже получил с пассажиров всю плату сполна, он вызвался их проводить. Примыкавший к космопорту поселок контрабандистов выглядел местом злачным в самом гнусном значении этого слова. Даже в обществе Эркюля и Шварценберга Туся ощущала на себе похотливо-враждебные взгляды, а от грязного потока мыслей ей просто приходилось закрываться, ибо эта клоака грозила поглотить не хуже любой из выгребных ям.

 – Ну что, Хануман, твоя девка не передумала? – поинтересовался Саав, проводив спутников к проржавевшему насквозь ангару, возле которого обнаружился десяток вполне работоспособных глайдеров, – Конечно, это не мое дело, но ежели ей уж так приспичило избавиться от ублюдка, я знаю немало семей в окраинных мирах, готовых заплатить неплохие деньги за возможность усыновления. И это не только убогие извращенцы и небинарные особи. Нормальные семейные люди, у которых не получается заиметь собственных детей из-за радиации или плохой экологии.

Туся похолодела от ужаса. Путешествие в окраинные миры не входило в ее планы. Хватило знакомства с Каллиопой.

Выручил Эркюль.

 – Да знаю я этих чадолюбивых усыновителей, – беспечно протянул он, обмахиваясь полой жилетки. – Сначала говорят о заботе и любви, а потом при первой возможности сдают воспитанника в бордель или на органы.

 – Да это я к тому, что бои на Раване идут на самых подступах к столице, – с мрачным видом пояснил Саав.

 – В таком случае, «Панна Моти» вдвойне нуждается в сырье, – расцвел в улыбке Эркюль.

 – Ну, как знаете, – обиженно вцепился бронированным пальцем в рыжую бороду пират, круто разворачиваясь на своих протезах. – Кто вас, революционеров, разберет. Мое дело было предложить. Я и так в последнее время сплошной благотворительностью занимаюсь!

Когда ржавые доки и полуразрушенные терминалы растворились в душном мареве болот, Туся озабоченно развернула карту. По ее расчетам от нелегального космопорта до столицы, в одном из пригородов которой располагались центральный офис и тщательно охраняемая фабрика «Панна Моти», оставалось не менее пятисот километров. А значит в случае успеха перенести спасенных сразу на корабль, как она планировала изначально, вряд ли удастся. Ей еще ни разу не приходилось трансгрессировать самой и, тем более, перебрасывать людей и предметы на такие значительные расстояния. А других вариантов для посадки кораблей повстанцев, кажется, не предполагалось.

Туся смотрела в обзорные экраны глайдера, отображавшие то, что происходит внизу, и ее беспокойство только возрастало. Она видела сгоревшие деревни и разграбленные поместья, потравленные поля и взорванные предприятия. В одном из городов горел принадлежащий «Панна Моти» химический завод. В другом из-за диверсии обрушился целый участок многоярусной трассы, обеспечивающей сырьем одну из фабрик по производству вакцины смерти. Чтобы обогнуть место катастрофы, им пришлось забраться под облака. Когда же шумно радовавшийся успехам товарищей-революционеров Эркюль решил спуститься вниз, они едва не врезались в энергетическое поле термоядерной электростанции, на подступах к которой разворачивалось полномасштабное столкновение с применением тяжелой бронетехники и плазменных установок.

Туся восторга своего спутника особо не разделяла, хотя и понимала, что действия революционеров ведут к окончательной победе над ненавистной Корпорацией. Но сейчас ее интересовала лишь жизнь четверых обреченных. А что, если на подступах к «ферме» и научному центру тоже идут бои? Если повстанцы прорвутся внутрь, Феликс и его приспешники наверняка, как и «Альтаире», запустят механизм самоуничтожения. И как они с барсами смогут выбраться, если ближайший космопорт окажется закрыт?