Текст книги "Любовь — это временное безумие (ЛП)"

Автор книги: Beckers522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Вдохнули освежающий запах разрушения.

Их глаза открылись, и они вместе повернулись к деревянному строению перед ними. Минуту назад оно было пусто. Теперь в его тени стояли еще две фигуры, выжидающе глядя на них.

– Война, – поприветствовал мужчина, уважительно кивая головой.

В конце концов, она была первой из них. Рожденная от насилия и крови. Ревность брата превратилась в ярость, обернувшуюся смертью и разрушением. Это имело смысл только тогда, когда она переродится первой, когда все станет очевидным.

– Надеюсь, вы не слишком долго нас ждали.

Она ухмыльнулась, по-кошачьи и дико. От этого зрелища по его телу пробежала дрожь.

– Не волнуйся, Голод, – промурлыкала она. – Я была очень занята.

– Надеюсь, не слишком занята, – ответил он с таким же восторгом, делая несколько шагов к ней. – Я бы не хотел пропустить все самое интересное.

Женщина позади него усмехнулась, и Голод обернулся, приподняв бровь. Она смотрела на него в ответ, ни разу не моргнув.

– Мое веселье могло бы длиться вечность, – ее голос был невозмутимым, лишенным каких-либо эмоций или интонаций, чтобы показать, как она себя чувствует. – Когда мы вернемся к делу?

– О, – если дыхание могло звучать злобно, то звук, сорвавшийся с губ Войны, был поистине внушающим благоговейный трепет, – мы уже это делаем, моя дорогая. И на этот раз нам едва ли придется пошевелить пальцем. Они собираются сделать все за нас.

Загрязнение улыбнулась в ответ. Это была ужасающая гримаса, поднимающаяся вверх в уголке ее рта, открывая идеально ровные жемчужно-белые зубы, окруженные капающей черной смолой. И все же ее ледяные голубые глаза не дрогнули.

– Как замечательно. Может быть, тогда перейдем к делу?

Когда вопрос слетел с ее губ, три из четырех фигур обернулись и увидели четыре мотоцикла, стоящих бок о бок вдоль дороги, готовых и ожидающих их, как будто они были там все это время. Не говоря больше ни слова, они повернулись к последней фигуре, окутанной звездным светом, со скрытым лицом с видной лишь парой сияющих голубых глаз.

– Куда мы едем? – вопрос исходил от них всех, и со временем он на все ответит. Война, может быть, и родилась первой, всего за миллисекунду времени, но все они знали, кто их истинный лидер. Люди могли покончить с войной, голодом и загрязнением окружающей среды точно так же, как они покончили с чумой. У них была возможность, хотя их желание было слабым.

Но Смерть?

Смерть вечна, как вечна и жизнь.

И поэтому они будут следовать за ним до самого конца.

НАЗАД.

Слово «назад» могло означать многое. Это могло означать возвращение на авиабазу Тадфилд, где их унизила кучка детей.

Назад – к рекам и океанам, которые были отравлены грязью, нефтью и мусором.

Назад – на улицы городов, где нуждающихся игнорировали, а миллионы людей раскачивались, чтобы уснуть с песнями о колющей, ноющей боли и мечтами о хорошей, горячей еде.

Назад – в забытую пустыню, где брат повернулся к брату, окрашивая мягкий песок в малиновый цвет.

Назад могло означать многое, но для них было только одно место, куда они могли пойти.

ТУДА, ГДЕ ВСЕ НАЧАЛОСЬ.

И они поехали.

***

========== Глава двадцать третья ==========

***

Тишина заполнила коттедж вокруг них, заглушая каждую мысль. Кроули чувствовал, как быстро бьется в груди его сердце, когда он шагал по гостиной. После событий на эстраде они все поспешили обратно в Жасмин, сбившись в тесную комнатку, боясь что-либо сказать, как будто слова могли каким-то образом сделать всю эту ситуацию реальной.

Азирафаэль завис на краю поля зрения, молча наблюдая мерцающими голубыми глазами, как как он неосознанно водит узоры пальцами. Его руки были аккуратно сложены перед собой, но Кроули видел, как они терлись друг о друга в побелевших костяшках пальцев ангела. Азирафаэль нервничал. Они все нервничали.

Позади послышался скрип ступенек, и Кроули обнаружил, что крутится на месте, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Его глаза широко распахнулись за солнцезащитными очками, когда демон инстинктивно потянулся к руке Азирафаэля, чтобы оттащить его назад – в безопасное место.

Он остановился как раз перед тем, чтобы прикоснуться к своему ангелу, когда в поле зрения появилась Ремиэль, и кончики его пальцев замерли всего в нескольких сантиметрах от тыльной стороны руки ангела. Янтарные глаза Кроули метнулись к лицу архангела, отслеживая ее движения, когда она проскользнула мимо Азирафаэля и встала в центре комнаты, чтобы обратиться ко всем присутствующим.

Что-то коснулось его кожи, и демон чуть не отдернул руку. Прежде чем он успел осознать, что происходит, рука Азирафаэля вцепилась в его собственную, и ангел прижался к боку Кроули. Было чудом, что он просто не развоплотился тогда и там, но каким-то образом сумел удержаться. Обнадеживающее присутствие Азирафаэля и тепло его руки, переплетенной с рукой Кроули, вероятно, имели к этому какое-то отношение.

– Как он там? – слава Богу, что этот вопрос задала Анафема, а не Азирафаэль. Кроули мог сказать, что его ангел хотел знать, как дела у Данталиона. Он видел это по тому, как Азирафаэль крепко сжимал его руки, по тому, как широко раскрытые глаза ангела уставились на Ремиэль, все его внимание было приковано к ней. Мысль о том, что Азирафаэль все еще может заботиться о бывшем демоне, вызвала у него желание заплакать, закричать и пробить дыру в стене. По крайней мере, он не должен был оглашать это чувство вслух.

– Спит, – ее голос был усталым, когда она посмотрела вниз на людей, собравшихся перед ней. Все четверо детей все еще были здесь, тихо сидя на диване напротив Ремиэль. Анафема села в кресло рядом с ними, ее рука мягко лежала на спине Брайана. Он не произнес ни слова с тех пор, как они приехали, почти ни на кого не смотрел, предпочитая глядеть темно-карими глазами на древний деревянный пол. – Но в остальном невредим.

Она повернулась к Кроули и Азирафаэлю, ее карие глаза мягко смотрели на ангела рядом с ним.

– Благодарю тебя за его исцеление… – после всего, что он с тобой сделал. Невысказанная часть ее предложения повисла в воздухе вокруг них. Даже люди, которые пропустили кусочки продолжающейся саги, понимали значение того, о чем говорила архангел.

Азирафаэль кивнул головой, и Кроули почувствовал, как его желудок снова опустился, когда ангел открыл рот, чтобы заговорить. Он просто знал, что Азирафаэль собирается предложить какие-то чувства доброты или великодушия, и он просто не мог этого принять. Он просто не мог смириться с мыслью, что его ангел все еще может заботиться об этом монстре, который сейчас спит наверху. Не имело значения, что Данталион делал, чтобы спасти их. Не имело значения, что Данталион каким-то образом заботился об Азирафаэле во всем этом безумии. Все это не имело значения, потому что Кроули мог потерять Азирафаэля. Однажды он потерял ангела, и мир почти кончился. Он не мог пройти через это снова.

– Я поднимусь и посижу с ним немного, – предложил Азирафаэль, и сердце Кроули сжалось в груди. Неужели что-то могло снова заставить его сломаться? Разве его уже не разрывали на части несколько раз? Только за сегодня? Как он мог все еще чувствовать такую печаль и потерю? Когда же это кончится? – Я не хочу, чтобы он проснулся один.

Ремиэль кивнула, не обращая внимания на яростный взгляд Кроули, устремленный в ее сторону.

– Спасибо тебе, – она сделала паузу, глубоко вдыхая, дрожь звука выдавала ее сокрушительные эмоции. – Я скоро приду сменить тебя.

Кроули почувствовал, как кто-то нежно сжал его руку. Стараясь не выглядеть слишком отчаявшимся, он медленно повернулся к ангелу, янтарные глаза широко раскрылись, умоляя за защитной стеной из черного стекла.

Пожалуйста, не уходи. Он хотел, чтобы Азирафаэль понял его. Пожалуйста, ангел. Я не хочу потерять тебя из-за него. Только не снова. Пожалуйста, останься со мной.

Он не сказал ничего из этого, страх очевидного отказа ожил в его груди, угрожая задушить его там, где он стоял. С замирающим в горле протестом Кроули отпустил руку Азирафаэля и смотрел, как ангел послал ему мягкую улыбку и исчез за углом, поднявшись по лестнице.

Только когда его шаги затихли, Кроули повернулся к остальным, стоявшим в комнате. Все сидели на краешках кресел, не сводя глаз с архангела, стоявшей перед ними. С тех пор как они приехали, она сменила одеяние, чудесным образом переодевшись в одежду, которая, как ни странно, больше походила на одежду Пеппер.

Вид Ремиэль, одетой в леггинсы в бело-голубую полоску и просторную рубашку с длинными рукавами, был по меньшей мере ошеломляющим, но Кроули решил не зацикливаться на этом факте сейчас. Предстояли и другие, более серьезные дела.

С каждой секундой тишина вокруг них становилась все более глубокой. Кроули перевел взгляд с Ремиэль, стоявшей перед ними со следами слез на щеках, на Анафему, карие глаза которой смотрели прямо перед собой, а рука покоилась на спине Брайана, успокаивая и защищая. Ньютон стоял позади своей подруги, положив руки на спинку стула по обе стороны от ее головы, с серьезным выражением на лице, ожидая, что кто-то заговорит.

В конце концов, именно Брайан нарушил молчание.

– Мне очень жаль, – его голос прозвучал как шепот, но, казалось, каким-то образом заполнил пространство вокруг них. Безнадежность этого звука потрясла Кроули до глубины души. – Я не хотел… клянусь. Я просто…

В мгновение ока демон оказался на коленях, чудом переместив кофейный столик на другую сторону комнаты, так что для него нашлось место прямо перед мальчиком. Кроули обхватил руками худое тело Брайана, притягивая его в нежные, но крепкие объятия.

Воспоминания нахлынули на него, когда он прижимал мальчика к груди. Воспоминания о детях, плачущих от горя и боли. Детях, тихо всхлипывающих, когда проливной дождь за окном их домов становился все сильнее. Детях, кричащих, когда их отрывали от их семей. Детях, молча жавшихся друг к другу, боявшихся, что если они издадут хоть один звук, их обнаружат и заберут. И никогда больше его не увидят.

– Это не твоя вина, – прорычал он, пытаясь загнать свой гнев и разочарование обратно туда, где они больше не причинят вреда мальчику. – Не смей думать, что это твоя вина, Брайан. Ни на секунду дольше.

Когда он произнес его имя, Кроули почувствовал, как пара длинных тонких рук обвилась вокруг его торса. Брайан всхлипнул и уткнулся лицом в рубашку демона.

– Я не хотел этого делать! – закричал мальчик, и Кроули почувствовал, как слезы защипали ему глаза, а в сердце вспыхнула ненависть. Ненависть к Габриэлю и его зацикленность на праведном суде. Ненависть к Уриэлю и его готовности слепо следовать за ним. Ненависть ко всем архангелам и герцогам Ада за то, что они не оставили их в покое. – Они схватили тебя за крылья, а у него был этот меч, – выдохнул он, судорожно втягивая воздух, когда Кроули провел рукой по спине мальчика, пытаясь повторить действие, которое он видел у Анафемы ранее.

– Он собирался убить тебя, Кроули. И мне было так страшно. И вдруг пистолет оказался прямо передо мной. Все произошло так быстро, и я…

– Это была самозащита, – возразила Пеппер резким, но не обвиняющим тоном, как будто она пыталась убедить Кроули и остальных взрослых в том, что ее друг здесь ни при чем. – Ты не можешь нести ответственность, если это самозащита.

Кроули не мог видеть Ремиэль, так как мальчик в его объятиях занимал большую часть его внимания, но он слышал печальную улыбку в ее голосе, когда она отвечала молодой девушке, сидящей перед ней.

– Здесь никто его не винит, Пеппер. Его сегодняшние действия спасли Кроули жизнь. Потенциально все наши жизни – по крайней мере, тех из нас, кто мог потерять крылья.

Услышав эти слова, мальчик тихонько всхлипнул и снова сел. Не зная, куда идти, Кроули отпустил его и встал, неуклюже возвращаясь к камину, где он стоял изначально. Демон медленно повернулся к Адаму, который был необычно спокоен на протяжении всего этого испытания. На самом деле они все молчали, но не как бывший Антихрист – он мог бы подумать, что у мальчика есть что сказать.

Почувствовав его взгляд, Адам повернулся к Кроули, его карие глаза были ясными и яркими.

– Он действительно умер? – спросил он. Этот вопрос задел Кроули за живое. Его разум начал оживать, шестеренки скрежетали, когда он мчался перед ним.

– Да, – выдохнул он, не совсем понимая, как он узнал, что это правда. Что-то в глубине души Кроули говорило ему правду. Уриэль был не просто развоплощен. Он действительно исчез. Часть его души болела от этой мысли. – Но, может быть, это и не обязательно.

Теперь настала его очередь обратить на себя внимание всех присутствующих.

Это была нелепая мысль. Но они уже изменили реальность – ну, в общем, Адам изменил. Кто сказал, что мальчик не сможет сделать это снова?

– В книжном магазине, – начал Кроули, понимая, что говорит бессмыслицу. Ему нужно было отступить. Нужно было дать им всем какой-то контекст. – После того, как он сгорел. Ты все исправил. Ты починил мою Бентли, а я проехал на ней сквозь настоящий шторм адского огня!

– Да, – сказал Адам, как будто это было то, что мог сделать каждый. Как будто изменение реальности было просто еще одним субботним вечером с книгой. – Но это были предметы. Это просто вещи, Кроули. Вещи гораздо легче убедить измениться, чем людей.

Кроули нахмурился. Он еще не отпускал ее. Это была хорошая идея.

– Но ведь тебе удалось изменить людей, верно? – указал он, пытаясь напрячь мозги в поисках конкретных примеров. – Ты хочешь сказать, что не спас никого, кто пострадал на М25? Никто не умер, когда гигантский торнадо пронесся через половину английской деревни? Или как насчет тех бедолаг на рыболовецких судах? С кракеном? Ты никого из них не спас?

Мальчик пожал плечами.

– Я просто попросил мир вернуться к тому, что было раньше. Он казался достаточно счастливым, чтобы последовать моему предложению.

– Ну и что? – спросил демон, не понимая, почему мальчик так неохотно решил попробовать это. Что самое худшее, что может случиться? – Ты же не думаешь, что Уриэль не хочет вернуться к тому, что было раньше?

– Уриэль не может ничего хотеть, Кроули, – сказала Ремиэль тихо, мягко, как будто громкие слова могли сломить его. Он повернулся и посмотрел на нее, не понимая, к чему она клонит. – Он умер. То есть, его больше не существует, – лицо архангела превратилось в страдальческую гримасу.

– Она не на Небесах с Всевышним. Ее душа не отправилась в лучшее место, – Ремиэль сделала глубокий, прерывистый вдох, и Кроули почувствовал, как надежда распадается внутри него, когда все последствия случившегося обрушились на него, как наводнение. – Мы устроены иначе, чем люди. Для нас нет загробной жизни, – пауза. – Она умерла окончательно.

Демон прищурился.

– Откуда ты знаешь? – спросил он. – Как ты можешь быть так чертовски уверена, хм?

– Кроули, – он ненавидел то, как она смотрела на него. Как будто он был хрупким, как будто он вот-вот сломается. Может, так оно и было. Может, все это – все эти долбаные вещи, которые ему приходилось терпеть неделями, были просто слишком тяжелы для него. Может, он действительно разваливался на части.

– А ты не думаешь, что Она сказала бы что-нибудь, если бы это было не так?

Ему не нужно было отвечать на этот вопрос. Он не хотел отвечать на этот вопрос. Он не мог ответить на этот вопрос, потому что это означало бы, что он понимает хоть один чертов кусочек этой сумасшедшей Вселенной. Это означало бы признать, что ответ существует, что он имеет смысл, что он в какой-то мере справедлив, но он отказывался признавать это. Он отказывался признавать, что в том, через что они все прошли, было хоть какое-то подобие разумности – что это каким-то образом должно было произойти. Что все это было частью великого непостижимого плана.

Что все это было просто своего рода игрой для Нее.

Игрой, в которую ему надоело играть.

– Даже если бы я мог вернуть его, – перебил Адам тоном, который Кроули не очень хотелось сейчас слышать, – я уже говорил тебе раньше. У меня больше нет моих сил. Я их отдал.

Демон кипел от злости. Почему он всегда чувствовал себя таким безнадежным? Почему само его существование было таким безнадежным?

Ему нужен был Азирафаэль. Эта мысль была такой внезапной, такой ошеломляющей, что Кроули чуть не расплакался. Азирафаэль был единственным, кто имел смысл в его запутанной жизни. Азирафаэль и его улыбка, ярче солнца. Азирафаэль и его доброта. Азирафаэль и его правильные манеры, и его одержимость классической литературой, и его любовь к еде.

Во всем этом, после всего, что он пережил, все, чего он хотел во всем мире, это сидеть на улице на скамейке со своим ангелом, просто держа его за руку. Им не нужно было делать ничего другого. Просто сидеть в тишине с какой-то уверенностью, которая скажет ему, что все в порядке. Что его ангел с ним. Что Азирафаэль здесь, в безопасности и реален.

– Габриэль не собирается так легко сдаваться, – рискнула Ремиэль после минутного молчания. – Мы должны придумать, как подготовиться к тому, что он придет за нами.

– К черту Габриэля и его армию слепых, самодовольных ангелов. И к черту Ад и всех извивающихся, коварных демонов, – Кроули глубоко вздохнул и продолжил, понимая, что ему, вероятно, не следует так много ругаться перед детьми, но так далеко от точки заботы. – И пока мы здесь, к черту Всевышнюю и Ее чертов план! Вы, ребята, делайте, что хотите, но с меня хватит.

Он обернулся, стараясь не обращать слишком много внимания на то, как блестели глаза всех четверых детей в свете искусственного освещения гостиной. Кроули не хотел их разочаровывать, он просто так устал от всего этого дерьма. Мир не должен быть так устроен. Не должен. Где-то, каким-то образом, что-то вышло в нем из строя. И как бы ему ни хотелось, чтобы все было по-другому, это была не его работа, черт возьми, искать проблемы и исправлять их.

– Не волнуйтесь, – услышал Кроули шепот Анафемы, сидевшей рядом с ней молодым подопечным, пока демон поднимался по лестнице, не утруждая себя особой тишиной. – Он не это имел в виду. У него была тяжелая пара дней, вот и все.

Какая-то часть Кроули была полна решимости ворваться туда и поделиться с этой женщиной своими мыслями. Как она смеет пытаться истолковать его чувства? Как смеет Анафема пытаться преуменьшить, насколько глубоко они были в дерьме? Конечно, непосредственная опасность могла миновать. Может, теперь у них и есть меч, но кто сказал, что у Габриэля не было их целого арсенала на Небесах? Кто сказал, что он не пошлет легион ангелов на Землю, чтобы уничтожить их и всех остальных?

Это вполне может означать настоящий Апокалипсис. Кто она такая, чтобы намекать, что он шутит, когда говорит, что на самом деле покончил со всей этой ситуацией? Всей этой планетой, если уж на то пошло.

Он собирался схватить Азирафаэля и уйти. На этот раз они полетят на Альфу Центавра, и никто его не остановит. Даже Азирафаэль. Ангел мог сколько угодно жаловаться на значительное отсутствие книг, блинов и прочих приятностей, но по крайней мере он будет в безопасности. По крайней мере он и Кроули…

Демон остановился на полпути к лестнице. Из спальни в конце коридора доносились голоса. Как такое может быть? Барахиэль был единственным, кто не вернулся с ними. Он чудом унес себя и тело Уриэля в какой-то отдаленный уголок Вселенной, и кто знает, когда они увидят его снова. Все остальные были внизу. Все, кроме…

– Данталион, – прошипел Кроули и быстро поднялся по лестнице, на этот раз гораздо тише. Обычно, он не был бы настолько увлечен подслушиванием, но учитывая то, что произошло ранее между этими двумя, у демона не было проблем с муками совести касательно подслушивания. Не было, если то, что он узнает, поможет сохранить его ангела в безопасности.

– Прости, дорогой, – услышал он бормотание Азирафаэля, когда Кроули подошел к двери. Она была почти закрыта, и сквозь вертикальную щель между белым деревом и дверным косяком пробивалась тоненькая полоска света. Его ангельский голос доносился через отверстие, мягкий и нежный, и был ли это намек на печаль? Тоску?

Кроули подошел ближе, его ухо едва касалось дерева, которое стояло между ними.

– Мое сердце принадлежит кое-кому другому.

Сердце демона перестало биться. Его глаза широко распахнулись за слоем черного стекла, когда он попытался осмыслить то, что только что услышал. Было ли это возможно? Азирафаэль только что сказал, что у него больше нет чувств к Данталиону? И что еще более важно, у него были чувства к кому-то другому?

Внезапно у Кроули пересохло в горле. Кто, черт возьми, этот ублюдок? Почему Азирафаэль никогда не упоминал о нем? Это был он или, может быть, она? Это не казалось правильным, хотя, если кто-то спросил бы Кроули, он не мог представить себе ни один образ Азирафаэля с кем-либо. Если только этот другой человек не был очень красивым, очень змееподобным рыжеволосым демоном.

– Он счастливчик, – услышал Кроули голос Данталиона, доносившийся из отверстия. Бывший демон казался усталым и немного разочарованным, но ничто в его тоне не говорило о том, что он представляет непосредственную угрозу для Азирафаэля.

Ангел усмехнулся так тихо, что Кроули едва расслышал его.

– О нет, дорогой. Это мне повезло. Он удивительно добрая душа, хотя никогда в этом не признается.

Последовала пауза, и демон почувствовал, что балансирует над пропастью. Он хотел, чтобы Азирафаэль сказал больше, молился, чтобы Данталион задал еще один неотложный вопрос. Это звучало почти так, как будто… но нет, это невозможно. Верно?

– Он – мой самый лучший друг.

Слезы навернулись на глаза Кроули, когда сердце, лежавшее в его груди рассыпавшейся пылью, внезапно ожило, словно феникс, возрожденный из пепла. Неужели Азирафаэль действительно имел в виду то, что только что сказал? Мог ли Кроули надеяться вопреки всему, что ангел заботится о нем? Что Азирафаэль хочет его? Что Азирафаэль действительно может полюбить его?

Демон медленно занес руку над дверью, но в последний момент заколебался. Что если он неправильно понял? А что, если он все испортит, спросив? Не лучше ли было подождать? Конечно, если чувства Азирафаэля были правдой, он бы сказал что-нибудь Кроули об этом. Если демон просто подождет еще немного, еще несколько десятилетий или около того – если они продержатся так долго, – может быть, его ангел придет и поговорит с ним о том, что он чувствует.

Он должен был это сделать. Он должен был противостоять Азирафаэлю. Поговорить с ним. Спросить его, что именно имел в виду ангел, говоря эти слова. Кроули должен был знать. Теперь, если он попытается забыть, это убьет его. Если он не сделает все возможное, чтобы это выяснить.

Сделав глубокий вдох, Кроули выставил вперед кулак и постучал в дверь.

***

========== Глава двадцать четвертая ==========

***

Когда Азирафаэль вошел, в комнате было темно.

Он предположил, что Ремиэль закрыла жалюзи, чтобы дать Данталиону лучшую обстановку для отдыха. Из того, что он мог сказать, темнота была более благоприятной для сна, хотя ангел никогда раньше не испытывал ее на себе. Он не особенно любил темноту. Хотя зрение Азирафаэля было достаточно хорошим, чтобы видеть при минимальном освещении, темнота определенно затрудняла чтение. Дома у ангела всегда горела по крайней мере одна лампа в книжном магазине, хотя в основном она стояла на заднем дворе. Он узнал, методом проб и ошибок, что если люди видят свет внутри здания, они автоматически предполагают, что оно открыто, независимо от того, что написано на вывеске или четко вывешенном времени.

Наверное, не помешало бы немного приоткрыть жалюзи. Не те, что были на другом конце комнаты и освещали лицо Данталиона, а те, что стояли рядом с кроватью. Бывший демон лежал на спине, повернув голову в другую сторону. Конечно, немного света с этой стороны комнаты его не побеспокоит.

Азирафаэль тихонько подошел к окну и потянул за каждую из темно-синих штор, слегка раздвинув их, чтобы впустить внутрь хотя бы один-два дюйма света. Оглянувшись через плечо, он увидел, что Данталион не двинулся с места. Мягкое поднятие и опускание одеял, покрывавших его грудь, было единственным признаком того, что он все еще жив.

Теперь, когда его крылья были отрезаны, теперь, когда он, вероятно, был смертным, Данталион вернулся к подобию, которое использовал, притворяясь человеком. Придвинув стул к кровати, Азирафаэль задумался, почему это так. Когда Данталион потерял свои силы, принял ли он окончательное решение о том, как он хочет выглядеть? Неужели его тело вернулось к облику Томаса, потому что оно было самым знакомым? Имеет ли к этому отношение предыдущая связь Томаса с Азирафаэлем? Мысль о том, что Данталион мог превратиться в Томаса в последние мгновения его сознания, беспокоила ангела. Когда он по-настоящему задумался об этом, Азирафаэль обнаружил, что его это действительно волнует… человек, лежащий перед ним. Но он не был влюблен ни в Данталиона, ни в Томаса, ни в кого бы то ни было еще. Данталион, возможно, и путал его со всеми этими эмоциями, но даже после всего, что он пережил за последние несколько недель, одно было абсолютно ясно.

Азирафаэль любил Кроули. Азирафаэль был влюблен в Кроули. И не в том смысле, что «я ангел, я люблю все». Он любил Кроули очень по-человечески, очень романтично.

Ангел прикусил губу. Сколько еще пройдет времени, прежде чем все уляжется? Сколько еще пройдет времени, прежде чем они с Кроули смогут вернуться домой в книжный магазин? Азирафаэлю хотелось сесть и поговорить с демоном начистоту – наконец-то сказать Кроули в открытую, что он чувствует. Но сейчас это было не так просто. Казалось, что найти уединенное место для разговора будет невозможно.

Ангел тихо вздохнул и снова повернулся к Дан… Томасу. Ему действительно нужно было начать думать о бывшем демоне как о человеке. Основываясь на том, что демон сказал ему раньше, использование меча таким образом должно было превратить ангела или демона в смертного. Томас больше не будет Данталионом, когда проснется. Он будет человеком, который, вероятно, страдает от огромной потери памяти.

Все свидетельства Рая и Ада будут стерты из его памяти. Учитывая, что он прилетел на Землю только за последние несколько месяцев, вряд ли ему удастся что-то вспомнить. Вспомнит ли Томас что-нибудь вообще? Вспомнит ли он время, проведенное с Азирафаэлем, или оно тоже будет стерто?

Азирафаэль заметил какое-то движение и поднял голову. Томас сместился, когда спал, теперь голова была повернута в сторону ангела, сидящего рядом с ним. Единственная прядь каштановых волос упала ему на лоб между глаз. Не раздумывая, Азирафаэль наклонился вперед, чтобы смахнуть ее, кончики пальцев коснулись кожи.

Томас сделал глубокий вдох, и его глаза открылись.

Сердце Азирафаэля замерло. Дыхание застыло в его легких. Он смотрел. Ждал, чтобы посмотреть, что произойдет. Ждал, что скажет этот человек.

– Привет, – сонно пробормотал Томас, глядя на Азирафаэля. Ангел быстро отдернул руку, и легкий румянец залил его щеки. Он только что покраснел. После того, как он думал, что у него нет чувств к Томасу, Азирафаэль сделал что-то, что заставило его думать, что он мог бы чувствовать. И если Томас не помнил его раньше, то теперь уж точно вспомнит.

– О, – выдохнул ангел, одарив мужчину нежной улыбкой. – Ты проснулся. Как ты себя чувствуешь?

Томас на мгновение нахмурился, его серые глаза ни на секунду не отрывались от лица Азирафаэля.

– Ну ладно, предположим, я чувствую легкое головокружение. И все мое тело болит. Что случилось? Я болен?

В целом, все могло быть гораздо хуже. Азирафаэль полагал, что должен быть благодарен за это.

Его глаза расширились еще больше, когда до него начала доходить реальность ситуации.

– Я… я не могу вспомнить. Где я? Что-то случилось? Я не помню…

Вопреки здравому смыслу Азирафаэль протянул руку и осторожно положил ее на плечо Томаса.

– Сделай глубокий вдох, – скомандовал он и почувствовал облегчение, когда мужчина сделал то, о чем просил ангел. – Давай начнем с простого вопроса. Как тебя зовут?

– Томас, – тут же ответил мужчина. – Томас, Алби. Я так думаю, – он сделал паузу, но только на мгновение. – Во всяком случае, это звучит знакомо.

Азирафаэль кивнул головой, и сердце его сжалось от сочувствия к облегчению, отразившемуся на лице Томаса, просто оттого, что он вспомнил свое вымышленное имя. Слезы наполнили глаза ангела, когда он подумал о том, как ужасно, должно быть, забыть все о себе. Это мог быть он. Томас пожертвовал своей памятью, чтобы спасти Азирафаэля именно от этой участи.

– Ты помнишь что-нибудь еще? – осторожно спросил ангел. – Это не обязательно должно быть что-то значительное. Что-то такое же простое, как твой любимый цвет. Песня, которая тебе очень нравится. Твое любимое место, куда ты мог бы пойти, или что-то, что ты любишь делать.

Томас нахмурился, сосредоточенно нахмурив брови. Он медленно отвел взгляд, сфокусировав его на другой части комнаты, как будто меняющийся пейзаж мог зажечь что-то в его сознании.

– Я люблю рисовать, – сказал он наконец, удивив Азирафаэля. Из всех его шести тысяч лет опыта было интересно, что Томас запомнил этот лакомый кусочек информации. Когда ангел узнал, кто такой Томас на самом деле, он решил, что все в его земной жизни было ложью. Возможно, эти картины не были чудесными, как он первоначально думал. Или, возможно, проклятие, вырвавшее из него воспоминания, оставило такую зияющую дыру в сознании Томаса, что он заполнил ее наилучшим образом.

Азирафаэль ободряюще улыбнулся.

– Да, – серьезно ответил он, думая о тех чудесных пейзажах, которые увидел в первый день их знакомства. – И у тебя это неплохо получается, по-моему.

Это вызвало улыбку на губах Томаса. Он снова посмотрел на Азирафаэля, и в глазах его блеснули слезы. Сердце ангела сжалось при виде этого зрелища.

– Мне очень жаль, – выдохнул мужчина гораздо тише, чем раньше. – Ты кажешься мне таким знакомым, но я не могу вспомнить твое имя.

Еще одна улыбка, на этот раз гораздо печальнее.

– Все в порядке, дорогой. Ты через многое прошел. Я не жду, что ты сразу все вспомнишь. Такие вещи требуют времени. Будь терпелив к себе, и все наладится.

Что-то в том, что он сказал, должно быть, задело Томаса за живое, потому что на лице мужчины внезапно появилась обнадеживающая улыбка.

– Ты что…? – спросил он, едва сдерживая волнение. Азирафаэль почувствовал, как в животе у него все сжалось. – Мы… то есть я не хочу ничего предполагать, но ты здесь, со мной, и все такое. Значит ли это…? – он посмотрел на Азирафаэля блестящими серыми глазами. Ангел почти слышал безмолвную молитву, которую он, должно быть, мысленно выкрикивал.