Текст книги "Забытая жизнь (СИ)"
Автор книги: Anuwa Kosnova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 57 страниц)
– И Дамблдор поверил ему? – ошеломленно спросил Люпин. – Поверил, что Снейп сожалеет о смерти Джеймса? Да Снейп ненавидел Джеймса…
– Он и маму мою ни в грош не ставил, – сказал Поттер, – она же была из маглов… «грязнокровка», так он ее называл…
Никто не спросил, как Поттер узнал об этом. Все выглядели придавленными страшным потрясением, все пытались переварить чудовищную правду.
– Это моя вина! – вдруг сказала профессор Макгонагалл, скручивая пальцами носовой платок, казалось, она никак не может собраться с мыслями. – Моя! Я послала нынче ночью Филиуса за Снейпом, послала, чтобы он пришел к нам на помощь! Если бы я не известила Снейпа о том, что происходит, он мог и не присоединиться к Пожирателям смерти. Пока Филиус не сказал ему, что они здесь, Снейп вряд ли знал об этом.
– Ты ни в чем не виновата, Минерва, – твердо сказал Люпин. – Мы все нуждались в помощи и приходу Снейпа только обрадовались…
– Значит, появившись на поле боя, он присоединился к Пожирателям смерти? – спросил Поттер.
– Что именно произошло, я точно не знаю, – взволнованно ответила профессор Макгонагалл. – Все так смешалось… Дамблдор сказал, что на несколько часов оставит школу и что нам нужно будет, просто на всякий случай, патрулировать коридоры… К нам должны были присоединиться Римус, Билл и Нимфадора… ну, мы и патрулировали. Казалось, все тихо. Каждый потайной ход, ведущий из школы, был перекрыт. На все входы в замок наложены мощные заклинания. Я и сейчас не знаю, как сумели Пожиратели смерти проникнуть…
– Я знаю, – снова вмешался Поттер и коротко рассказал о двух Исчезательных шкафах, о создаваемом ими волшебном коридоре. – Вот так они и прошли, через Выручай-комнату.
Почти невольно он взглянул на Рона, потом на Гермиону – оба выглядели совершенно пришибленными.
– Это я напортачил, Гарри, – уныло признал Рон. – Мы сделали, как ты велел: проверили Карту Мародеров, Малфоя на ней не увидели и решили, что он в Выручай-комнате. Я и Джинни отправились следить за ней, но Малфой проскочил мимо нас…
– Он вышел из комнаты примерно через час после того, как мы начали наблюдение, – сказала Джинни. – Один, с этой кошмарной высушенной рукой…
– С Рукой Славы, – пояснил Рон. – Помнишь, той, что дает свет только тому, кто ее держит?
– В общем, – продолжила Джинни, – он, скорее всего, проверял, свободен ли путь, можно ли выпустить Пожирателей смерти, потому что, едва увидев нас, бросил что-то в воздух, и все тут же погрузилось в непроглядную тьму…
– Перуанский Порошок мгновенной тьмы, – горько промолвил Рон. – Фред с Джорджем… Я еще поговорю с ними о том, кому они продают свои товары.
– Чего мы только не перепробовали – «Люмос», «Инсендио», – сказала Джинни, – ничто эту тьму не брало. Нам осталось одно – на ощупь выбраться из коридора, при этом мы слышали, как кто-то пробежал мимо. Видимо, Малфой освещал себе дорогу Рукой и провел остальных. Заклинаниями мы пользоваться не решались, боялись попасть друг в друга, а когда добрались до освещенного коридора, их уже не было.
– К счастью, – хрипло сказал Люпин, – Рон и Джинни почти сразу наткнулись на нас и рассказали о случившемся. Через несколько минут мы отыскали Пожирателей смерти, они направлялись к Астрономической башне. Малфой, скорее всего, не ожидал усиления стражи, да и порошок у него весь уже вышел. Началась драка, они бросились врассыпную, мы погнались за ними. Один из них, Гиббон, прорвался к лестнице на башню…
– Чтобы поставить Метку? – спросил Поттер.
– Наверное. Должно быть, они договорились обо всем еще в Выручай-комнате, – сказал Люпин. – Правда, не думаю, что Гиббону так уж хотелось в одиночку дожидаться там Дамблдора, потому что он скоро спустился вниз, присоединился к сражению и попал под смертоносное заклятие, на волосок пролетевшее мимо меня.
– Значит, если Рон наблюдал за Выручай-комнатой вместе с Джинной, – обращаясь к Гермионе, сказал Поттер, – то вы…
– Да, дежурили у кабинета Снейпа, – прошептала Гермиона, в глазах которой поблескивали слезы. – С Невиллом. Проторчали там целую вечность, ничего не происходило, что творится наверху, мы не знали… Рон же взял Карту Мародеров с собой. А около полуночи в подземелье примчался профессор Флитвик. Он что-то кричал о Пожирателях смерти в замке, по-моему, нас с Невиллом он даже не заметил, просто ворвался в кабинет Снейпа, и мы услышали, как он говорит, что Снейп должен пойти с ним и помочь, потом какой-то громкий удар, а после Снейп выскочил из кабинета и увидел нас и… и…
– Что? – спросил Поттер.
– Я оказалась такой дурой, Гарри! – тоненько и тихо произнесла Гермиона. – Он сказал, что у профессора Флитвика обморок, велел нам зайти в кабинет, позаботиться о нем, пока… пока сам он будет сражаться с Пожирателями смерти…
От стыда Гермиона закрыла лицо ладонями и рассказ свой продолжила сквозь пальцы, приглушенным голосом:
– Мы вбежали в кабинет – посмотреть, чем можно помочь профессору Флитвику, он без сознания лежал на полу и… ох, теперь-то все так очевидно. Снейп, скорее всего, оглушил его, а мы этого не поняли, Гарри, не поняли и дали Снейпу уйти!
– Тут нет вашей вины, – решительно наконец в разговор вторглась я. – Если бы вы, Гермиона, не подчинились Снейпу и преградили ему дорогу, он наверняка убил бы и вас, и Невилла.
– То есть когда он поднялся наверх, – сказал Поттер.
– Нам приходилось туго, мы проигрывали, – негромко сказала Тонкс. – Гиббон был убит, но остальные Пожиратели смерти готовы были драться на смерть. Невилла ранили, Билла погрыз Сивый… было темно… повсюду летали заклятия… Малфой куда-то исчез, должно быть, проскользнул мимо нас наверх, в башню… потом и другие Пожиратели смерти устремились за ним, и один из них перекрыл каким-то заклинанием лестницу за собой… Невилл бросился к ней, но его отбросило в воздух.
– Никому из нас прорваться не удалось, – сказал Рон, – а этот бугай, Пожиратель смерти, расшвыривал повсюду заклятия, они отскакивали от стен, чуть не ударяя в нас…
– И тогда появился Снейп, – перебила его Тонкс, – и он не…
– Я краем глаза заметила, как он бежит к нам, но тут огромный Пожиратель смерти снова метнул в меня заклятие, я пригнулась и потеряла Снейпа из виду, – сказала Джинни.
– Я видел, как он проскочил через проклятый барьер, словно того и не было, – сказал Люпин. – Я попытался последовать за ним, но меня отбросило точно так же, как Невилла…
– Очевидно, он знал заклинание, которое нам не известно, – прошептала Макгонагалл. – В конце концов, он же преподавал защиту от Темных искусств… Я-то решила, будто он спешит нагнать ускользнувших в башню Пожирателей смерти…
– Он и спешил! – гневно сказал Поттер. – Но не ради того, чтобы их остановить, а чтобы помочь им… и, готов поспорить, этот барьер пропускал только тех, у кого есть Черная Метка… Так что же произошло, когда он вернулся?
– Ну, как раз перед этим здоровенный Пожиратель смерти выпалил заклинанием, которое обрушило половину потолка, заодно развалив и барьер на лестнице, – сказал Люпин. – Мы все бросились к ней, во всяком случае, те, кто еще стоял на ногах, и, когда из облака пыли появились Снейп с мальчиком, никто из нас, естественно, не стал на них нападать…
– Мы просто пропустили их, – глухо произнесла Тонкс, – вот и все. Решили, что за ними гонятся Пожиратели смерти, а в следующий миг Пожиратели вернулись вместе с Сивым, и снова началась драка. По-моему, я слышала, как Снейп крикнул что-то, но что – не разобрала…
– Он крикнул: «Все кончено», – сказал Гарри. – Он сделал то, что хотел сделать.
– Ну хватит, – взревела я. – Мёртвых не вернуть. И радости это не принесёт, – я посмотрела на Поттера и из уголков глаз покатились капельки слез. – Месть за себя или за кого-то – не более чем красивые слова и ублажение своего эго. Просто забава.
Все замолчали. Плач Фоукса еще разносился над землями замка. И пока музыка продолжала наполнять воздух, непрошеные, нежданные мысли прокрадывались в мою голову. Унесли ли уже тело Альбуса от подножия башни? И как с ним поступят потом? Где найдет оно упокоение?
Двери больничного крыла резко распахнулись, заставив всех испуганно вздрогнуть: в палату торопливо вступили мистер и миссис Уизли, а следом за ними Флер с искаженным ужасом прекрасном лицом.
– Молли, Артур, – воскликнула профессор Макгонагалл, вскакивая и бросаясь им навстречу, – мне так жаль…
– Билл, – прошептала миссис Уизли, увидев изуродованное лицо сына, и метнулась мимо Макгонагалл к его кровати. – О, Билл!
Люпин и Тонкс торопливо встали и отступили в сторону, чтобы позволить мистеру и миссис Уизли приблизиться к Биллу. Миссис Уизли склонилась над сыном, коснулась губами его окровавленного лба.
– Вы сказали, что на него напал Сивый? – встревоженно спросил профессора Макгонагалл мистер Уизли. – Но ведь он не преобразился? Так что же это значит? Что будет с Биллом?
– Пока мы этого не знаем, – ответила профессор Макгонагалл, бросая беспомощный взгляд на Люпина.
– Какое-то заражение, вероятно, произойдет, Артур, – сказал Люпин. – Случай редкий, быть может, уникальный… Не ясно, как поведет себя Билл, когда очнется…
Миссис Уизли отобрала у мадам Помфри остро пахнущую мазь и начала сама покрывать ею раны Билла.
– А Дамблдор… – продолжал мистер Уизли. – Это правда, Минерва?.. Он действительно…
Профессор Макгонагалл кивнула.
– Дамблдор погиб, – прошептал мистер Уизли, но миссис Уизли могла сейчас думать только о сыне. Она заплакала, слезы ее падали на изуродованное лицо Билла.
– Конечно, какая разница, как он выглядит… Это н-не так уж и важно. Но он был таким красивым м-мальчиком… Всегда таким красивым… и с-соби-рался жениться!
– А это еще что такое? – внезапно и громогласно осведомилась Флер. – Что значит – собиʼгался?
Миссис Уизли повернула к ней залитое слезами, испуганное лицо.
– Ну… только то…
– Думаете, Билл не захочет тепеʼгь взять меня в жены? – гневно спросила Флер. – Думаете, ‘газ его покусали, так он меня и ‘газлюбит?
– Нет, я совсем не об этом…
– И пʼгавильно, потому что он захочет и еще как! – заявила Флер, распрямляясь во весь рост и отбрасывая за спину длинную гриву белокурых волос. – Чтобы помешать Биллу любить меня, тʼгебуется кое-что покʼгуче какого-то обоʼготня!
– Да, да, конечно, – торопливо подтвердила миссис Уизли, – просто я думала, может быть… раз он теперь… то как же…
– Вы думали, что я не захочу за него выйти? – гневно раздувая ноздри, спросила Флер. – Что меня интеʼгесует одна его внешность? По-моему, моей кʼгасоты вполне хватит на нас обоих! А все эти шʼгамы показывают только, как отважен мой муж! Пустите, я сама! – яростно воскликнула она, отталкивая миссис Уизли и вырывая из ее рук мазь.
Миссис Уизли отпрянула назад, к мужу, и с растерянным видом наблюдала, как Флер обрабатывает раны Билла. Все молчали, но я ожидала какого-то взрыва.
– У нашей тетушки Мюриэль, – произнесла после долгой паузы миссис Уизли, – есть редкой красоты диадема… гоблинской работы… Я не сомневаюсь, что уговорю ее одолжить эту диадему вам на венчание. Знаете, она так любит Билла, а диадема очень пойдет вашим волосам.
– Спасибо, – чопорно ответила Флер. – Увеʼгена, это будет кʼгасиво.
А через миг – я не успела даже заметить, как это произошло, – две женщины уже плакали, обнимая друг дружку.
– Видишь! – произнес сдавленный голос. Тонкс гневно взирала на Люпина. – Она все равно хочет выйти за него, пусть даже он и искусан! Ей наплевать на это!
– Тут другое, – едва шевеля губами, ответил напрягшийся вдруг Люпин. – Билл полным оборотнем не станет. Это два совершенно разных…
– Да мне-то что, какое мне дело? – воскликнула Тонкс, хватая Люпина за отвороты мантии и встряхивая его. – Я миллион раз говорила тебе…
– О-о-о… – выдохнула я. – Превратности любви…
– А я миллион раз говорил тебе, – произнес Люпин, стараясь не встречаться с Тонкс взглядом, – что я слишком стар для тебя, слишком беден… слишком опасен…
– Сколько раз я тебе повторяла, Римус, ты ведешь себя просто смешно, – объявила миссис Уизли через плечо Флер, которую она продолжала гладить по спине.
– Ничего не смешно, – не сдавался Люпин. – Тонкс заслуживает кого-то помоложе и поздоровее.
– Да ведь нужен-то ей ты, – сказала, слабо улыбнувшись, миссис Уизли. – И в конце концов, Римус, человек молодой и здоровый вовсе не обязательно навсегда таким и останется.
И она печально повела рукой в сторону лежавшего между ними Билла.
– Сейчас… сейчас не время говорить об этом, – сказал Люпин, горестно обводя взглядом палату, но избегая при этом чьих бы то ни было глаз. – Дамблдор мертв…
– Дамблдор был бы счастливее всех, зная, что в мире прибавилось хоть немного любви, – резко сказала я, и при этих словах больничная дверь распахнулась снова – вошел Хагрид.
Та малая часть его лица, которую не закрывали борода и волосы, была мокрой, припухшей; Хагрида сотрясали рыдания, в руке он сжимал огромный грязный носовой платок.
– Я… я все сделал, профессор, – прерывающимся голосом сообщил он. – П-перенес его. Профессор Стебль отправила детишек назад, по постелям. Профессор Флитвик еще лежит, но, говорит, что враз поправится. А профессор Слизнорт сказал, что сообщил в Министерство.
– Спасибо, Хагрид, – ответила профессор Макгонагалл, сразу же встав и обернувшись, чтобы окинуть взглядом тех, кто теснился у койки Билла. – Когда министерские появятся здесь, мне придется объясняться с министром. Хагрид, будь добр, скажи деканам – Слизерин может пока представлять Слизнорт, – что мне необходимо немедленно увидеться с ними в моем кабинете. Буду рада, если к ним присоединишься и ты.
Хагрид кивнул, повернулся и, шаркая, покинул палату. Профессор Макгонагалл взглянула на Поттера:
– Перед тем как встретиться с деканами, я хотела бы коротко переговорить с вами, Гарри. Если вы согласитесь пройти со мной…
Гарри встал, пробормотал, обращаясь к Рону, Гермионе и Джинни: «Я быстро» – и вслед за профессором Макгонагалл вышел из палаты.
Коридоры были пусты, только один звук долетал сюда – плач феникса. Я направилась в кабинет Альбуса.
Надо продолжать жизнь с того, на чем она вчера остановилась, и мы с болью сознаем, что обречены непрерывно тратить силы, вертясь все в том же утомительном кругу привычных стереотипных занятий. Иногда мы в эти минуты испытываем страстное желание, открыв глаза, увидеть новый мир, преобразившийся за ночь, нам на радость, мир, в котором все приняло новые формы и оделось живыми, светлыми красками, мир, полный перемен и новых тайн, мир, где прошлому нет места или отведено место весьма скромное, и если это прошлое еще живо, то, во всяком случае, не в виде обязательств или сожалений, ибо даже в воспоминании о счастье есть своя горечь, а память о минувших наслаждениях причиняет боль.
Я поднялась по винтовой лестнице и вошла в круглый кабинет. Все выглядело почти таким, как при Альбусе: на тонконогих столиках жужжали и попыхивали серебряные приборы, в стеклянном ящике поблескивал под светом луны меч Гриффиндора, и Распределяющая шляпа лежала на полке за письменным столом. Вот разве насест Фоукса опустел, феникс продолжал выпевать свой плач над просторами замка. Да в череде портретов прежних директоров и директрис Хогвартса появился новый: в золоченой раме над столом неподвижно застыл Дамблдор – полукружия очков на крючковатом носу, спокойный, ничем не встревоженный взгляд, коротко глянув на него, опять набегал ком к горлу.
Мы все мечтаем о хэппи-энде, но, к сожалению, в жизни он случается не всегда и не у всех. Кому-то для счастливого финала нужно просто переступить через груз прошлых разочарований. А кто-то думает, что хэппи-энд уже наступил, но на самом деле самые счастливые минуты у него еще впереди. Ну, а кому-то кажется, что счастливый финал никогда не наступит, но даже в этом случае не надо сворачивать с пути, который ты выбрал. Боритесь за свой хэппи-энд!
Усевшись за его стол, я стала искать ту фотографию с мамой, найдя, я засунула ее в карман, и, поспеши я только выйти из кабинета, возникла вспышка пламени и появился феникс Альбуса – Фоукс. Он сел на золотую жердочку рядом с дверью, сияя алым оперением с лимонной подпушкой. Взмахнув длинным хвостом, он приветливо посмотрел на меня.
– Привет, Фоукс, – тихо прошептала я и погладил пышные, ало-золотые перья феникса.
Феникс издал тихий, трепещущий звук, и я почувствовала, будто капля горячей жидкости скользнула по моей руке. Это были слезы феникса.
И вдруг меня осенило, и я вспомнила вовремя о важной вещи – о лечебном действии слёз феникса. Пошарившись в кармане мантии я нашла флакон с зельем, который мне принес Северус. Вылив его тут же на пол, я подставила флакон к глазу феникса. Только я успела это сделать, а пара капель – попасть в флакон, как Фоукс встрепенулся и, вспыхнув пламенем, сгорел за секунду, оставив после себя горсть пепла и небольшой свиток пергамента.
Спрятав флакон обратно в карман мантии я, стряхнув сверток от пепла, развернула его.
Он был чист, прошептав заклинание «Апарекиум» я стукнула палочкой свиток.
– Почерк отца, – слегка улыбнулась я.
«Адрианна, ты единственное драгоценное мое дитя. Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знала, моя девочка, я любил и люблю тебя.
Возможно, я любил тебя слишком мало, но я люблю тебя так же чисто и пылко, как другие отцы любят своих детей. Но я понимаю, что не смог справиться с задачей в этом мире и не смог добиться, чтобы твоей жизни ничто не угрожало…»
Слезы непроизвольно текли по моим щекам, присев на кресло, я продолжила читать.
«Я все еще живу где-то, хотя ты не можешь видеть и слышать меня, но я буду тебя видеть и знать, что с тобой. У каждого свое время и каждый однажды уйдет. Ты должна гордиться мной, ведь это дело чести, и ты увидишь, что в результате все будут счастливы… Я делал то, что должен был сделать.
Всегда помни, что Северус невиновен и не мог поступиться не по совести».
Слова плыли от слез, закрыв глаза, я заплакала. Немного придя в себя, я продолжила:
«К сожалению, я могу написать только несколько простых слов, всему остальному тебя должна научить твоя жизнь, так же, как моя научила меня. Сначала, конечно, ты будешь горевать обо мне, но ты не одинока.
Вот что утешает меня и что должно, в конце концов, помочь тебе. Однажды ты поймешь, что жизнь стоит того, чтобы жить. Знай, что даже сейчас, когда моя жизнь медленно движется к финалу, мои убеждения сильнее, чем мои палачи! Твоя жизнь должна научить тебя тому, что добро не может расцвести в сердце зла, что свобода и все те вещи, которые делают жизнь по-настоящему достойной и истинной, иногда должны доставаться очень дорогой ценой. Знай, что я спокойно принимаю тот факт, что цивилизация еще не дошла до той точки, когда не придется жертвовать жизнью во имя жизни, и что меня успокаивает твердая уверенность в том, что другие продолжат мое дело.
Дитя мое, научись, как можно раньше смотреть на жизнь серьезно. Жизнь тяжела, она никого не ласкает, но не дай ей победить себя. Выбирай борьбу».
Только закончив читать, я хотела свернуть свиток, но вдруг заметила еще одну надпись, но уже ниже.
«Последняя воля и завещание Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора. Находясь в трезвой памяти и в здравом уме, как Верховный чародей Визенгамота признаю Арианроду Монфор-лʼАмори своей единственной наследницей. Сейф № 713 в банке Грингосттс со всем его содержимым переходи в ее владения. Моя фамилия, так же как и моя палочка, теперь на правах дочери принадлежат Арианроде Монфор-лʼАмори и никому больше.
Я обнимаю тебя, дитя мое, и целую твои руки и голову».
– Отец. – В очередной раз, закрыв глаза, я заплакала.
Завернув свиток, я сунула его в карман и выбежала из кабинета.
Комментарий к Глава LVII. Смерть Дамблдора
Жду вашего мнения ….
========== Глава LVIII. Собрание Пожирателей смерти ==========
Все это произошло на моих глазах, но я не верила увиденному. Внезапная смерть, когда судьба не оставляет времени привыкнуть к неизбежной потере, всегда кажется недостоверной. Кажется ошибкой, которую еще можно исправить – ведь вот только что, пару вдохов назад, человек был жив…
Снейпа объявили в розыск, но пока это не дало никаких результатов…
Будь моя воля – забыла бы это время. Никогда бы не заговаривала о нем. Притворилась бы, что это был страшный сон, и не более.
Тогда каждое упоминание имени Северуса заставляло меня нервничать.
Я представляла себе, как все было бы, если бы отец не погиб и мы проводили конец учебного года вместе. Теперь же я час за часом откладывала то, что обязана был сказать и сделать, – слишком трудно было отказаться от того, что стало для меня главным источником утешения.
Прощание с Альбусом состоялось в Хогвартсе, и я просто не могла прийти. Нет, я боялась не самих похорон, я боялась первого свидания со смертью. Боялась мгновения, когда увижу мертвого отца, боялась, что не выдержу этого, что упаду или – еще ужаснее – разрыдаюсь. Разрыдаюсь до крика, до воя, потому что этот крик, этот звериный вой глухо ворочался во мне все эти дни.
В замке разместилась делегация чиновников Министерства во главе с самим министром магии. Я старательно уклонялась от встречи с любым из них.
Я не знала, чего мне ожидать, и немного тревожилась из-за того, что смогу увидеть и какие мной овладеют чувства. И гадала, сделают ли похороны смерть Альбуса более реальной для меня. Были минуты, когда ужас этой смерти грозил раздавить меня, но их сменяли часы пустого оцепенения, в которые мне было трудно поверить, что отца действительно больше нет. Впрочем, я не пыталась найти какую-то мысленную лазейку, какой-то способ уверить себя, что Альбус может вернуться.
Утром следующего дня, выйдя из парадных дверей замка на каменное крыльцо, я направилась к озеру. Теплый свет солнца ласкал мое лицо, я шла туда, где были рядами расставлены сотни стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым возвышался мраморный стол. День выдался самый что ни на есть прекрасный, летний.
Половину стульев уже заняли люди самые необычайные – старые и молодые, кто в сильно поношенном, кто в щегольском платье. Большинства их я не знала, но были среди них и знакомые, в том числе члены Ордена Феникса: Кингсли Бруствер, Грозный Глаз Грюм, Тонкс, чьи волосы чудесным образом превратились в ярко-розовые, Римус Люпин (он и она держались, кажется, за руки), мистер и миссис Уизли, Билл, которого осторожно поддерживала Флер, а сразу за ними Фред и Джордж в куртках из черной драконовой кожи. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и водитель автобуса «Ночной рыцарь» Эрни Прэнг, и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и бармен из «Кабаньей головы», и волшебница, возившая по «Хогвартс-экспрессу» тележку с закусками. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, нереально мерцая в сверкающем воздухе.
Пройдя мимо, я заметила Поттера, Рона, Гермиону и Джинни, которые уселись в конце одного из рядов, ближе к озеру. Люди перешептывались, отчего казалось, будто легкий ветерок ворошит траву, однако громче всего звучало пение птиц. Толпа продолжала разрастаться.
Направляясь к передним рядам, я столкнулась с Корнелиусом Фаджем – лицо жалкое, в руках его обычный зеленый котелок; следом я увидела Риту Скитер и с отвращением отметила, что ее пальцы с красными ногтями привычно сжимают блокнот; а затем на глаза мне попалась Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с черным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках.
Добравшись до первого ряда, я села на свободное место рядом с министром магии Скримджером, который сидел с мрачным и достойным видом.
«Так ли уж сожалеешь ты, да и прочие важные шишки, о смерти Дамблдора?» – подумала я, осматриваясь по сторонам.
Тут заиграла музыка, странная, неземная, и я, забыв о неприязни к Скримджеру, огляделась по сторонам. В нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, жутко похожего на инферналов, пел на странном, неведомом мне языке. Мертвенно-бледные лица певцов были подернуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. От музыки у меня чуть волосы встали дыбом, однако
неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе. И, глядя в нездешние лица певцов, я понимала, что уж они-то, по крайней мере, о гибели Дамблдора горюют.
По проходу между стульями медленно шествовал Хагрид. Лицо его блестело от слез, он безмолвно плакал, неся в руках, как сразу поняла я, тело Дамблдора, завернутое в темно-фиолетовый с золотыми звездами бархат. От этого зрелища горло сдавила острая боль; странная музыка и сознание того, что тело отца находится от меня так близко, казалось, на миг лишили летний день всякого тепла.
Хагрид осторожно опустил тело на стол. Потом отступил в проход и трубно высморкался, заслужив несколько возмущенных взглядов.
Я ласково кивнула Хагриду, когда тот проходил мимо, возвращаясь назад, но глаза
лесничего опухли настолько, что оставалось лишь удивляться, как он вообще что-нибудь видит перед собой.
Тем временем музыка смолкла, и я посмотрела на мраморный стол.
Маленький человечек с клочковатыми волосами и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Альбуса. Что он говорил, я расслышать не смогла. Лишь отдельные слова долетали ко мне поверх сотен голов. «Благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «величие души»… – все это мало что значило для меня. К отцу, которого я знала, слова эти почти никакого отношения не имели.
Мне хотелось подбежать к нему, чтобы в его неиссякаемой силе найти опору для своей слабости – и в то же время я хотела прижать его, разбудить его, ведь он просто спит и сейчас проснется – и все будет хорошо.
Нет! Вы не можете, вы не должны делать это, и вы не можете положить его туда. Я не могу смотреть, я не вынесу этого, я не поверю, что он ушел. Он любил меня, он мой отец! Он не может покинуть меня сейчас, когда я так нуждаюсь в нем, – слезы текли из уголков глаз.
Но как бы больно это ни было, люди исчезают из нашей жизни, словно заклепки на некачественном пальто. Мы идем, делаем шаг за шагом вперед в бесконечную неизвестность, а заклепки одна за другой остаются позади. Все теряется, отваливается, сдается под гнетом времени и обстоятельств. И самое страшное – это не потерять любимого человека, а понять в конце его пути, что у тебя никогда не было времени, чтобы сказать то, что он хотел услышать от дочери. Но однажды у каждого без исключения наступает в жизни момент, когда произносить эти слова становится слишком поздно.
Слева донесся тихий плеск, и я увидела, что водяной народ повысовывался из озера, чтобы тоже послушать прощальное слово. Я вспомнила, как Альбус два года назад присел у кромки воды и по-русалочьи беседовал с предводительницей водяных. Интересно, где отец выучил их язык? Как много осталось такого, о чем я ни разу не спросила его, как много мы не сказали друг другу…
И тогда, без предупреждения, на меня навалилась все это дерьмо, отец мертв, его больше нет…
Я с такой силой стиснула клинок на ремне, что поранила ладонь, но и это не остановило горячих слез, которые брызнули из моих глаз. Я отвернулась от всех, и смотрела поверх озера на лес; человечек у стола все еще лопотал, а я заметила вдруг какое-то движение среди деревьев. Кентавры… Они тоже пришли проститься с Альбусом. Из-под деревьев кентавры не вышли, но я видела, как они тихо стоят, опустив луки и глядя на волшебников.
«Сражаться необходимо, даже потерпев поражение в борьбе. Главное —сражаться, – сказал когда-то Альбус мне, – снова и снова, только так можно остановить зло, пусть даже истребить его до конца никогда не удастся…»
Человечек в черном наконец-то умолк и вернулся на свой стул. Я ожидала, что кто-то еще встанет у тела, кто-то еще, быть может, министр произнесет речь, но нет, никто не двинулся с места.
Какая-то невидимая сила тянула меня к Альбусу и, даже не ожидав – в первую очередь от самой себя, – я встала и подошла к телу отца.
– Альбус Дамблдор, – тихо произнесла я, не смотря на него, – никогда не был гордым или тщеславным; он умел найти достоинства в каждом, каким бы тот ни казался жалким или незначительным, и я думаю, что ранние утраты наделили его великой человечностью и состраданием. Я не могу выразить, как мне будет не хватать его дружбы, но моя потеря ничто в сравнении с потерей волшебного мира, – набрав в легкие побольше воздуха продолжила я. – То, что он был самым любимым и вселявшим вдохновение из всех директоров Хогвартса – вне всяких сомнений. Он умер так же, как жил: вечно трудившийся ради высшего блага и до последней минуты всё так же готовый протянуть руку помощи, как в тот день, когда мы впервые встретились.
Потом вскрикнуло сразу несколько голосов. Яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Альбуса и стол, на котором оно лежало. Языки пламени вздымались все выше и выше, заслоняя собой тело. Белый дым винтом поднялся в небо, создавая очертания странных фигур. Сердце мое словно остановилось на миг, мне показалось, что я увидела радостно уносящегося в синеву феникса, но в следующую секунду огонь погас. Там, где он только что бился, стояла белая мраморная гробница, укрывшая в себе и тело отца, и стол, на котором оно покоилось.
Снова испуганные крики – целая туча стрел взвилась в воздух, но все они упали на землю, не долетев до толпы. То было, последнее прощание кентавров: повернувшись к волшебникам спинами, они уже уходили в древесную прохладу. И подобно им, водяной народ тоже медленно опустился в зеленоватую воду и скрылся с глаз.
Я, молча вытерев слезы, пошла в сторону озера.
– Мисс Монфор-лʼАмори!
Я обернулась. По берегу ко мне торопливо приближался, припадая на трость и прихрамывая, Руфус Скримджер.
– Я надеялся, что смогу переговорить с вами… Вы не против, если мы немного пройдемся вместе?
– Нет, – безразлично ответила я и двинулась дальше.
– Ужасная трагедия, мисс, – негромко произнес Скримджер. – Даже сказать вам не могу, как напугало меня известие о ней. Дамблдор был великим волшебником. Мы не во всем с ним сходились, вы это знаете, однако никто лучше меня не понимал…
– Чего вы хотите? – уныло спросила я. Скримджера этот вопрос немного раздосадовал,
но он быстро вернул своему лицу выражение скорбного понимания.
– Разумеется, вы подавлены, – сказал он. – Я же знаю, вас связывали с Дамблдором очень близкие отношения. Узы, которые соединяли вас…
Я пронзительно посмотрела на него.
