Текст книги "Забытая жизнь (СИ)"
Автор книги: Anuwa Kosnova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 57 страниц)
– Пообещай мне, – повторил он. – Это моя последняя просьба.
Порой жизнь задаёт нам вопросы, только ответив на которые, мы можем двигаться дальше. Готовы ли вы ради будущего не торопить настоящее? Способны ли перешагнуть через свою гордость ради близких людей?
– Я обещаю тебе, – нехотя ответила я. – Ты либо безумец, либо гений.
– Это две крайности одной и той же сущности, дорогая моя.
Я направилась к двери в тот момент, когда он окликнул меня:
– А куда это ты?
– В запой, хочешь со мной?
– Нет, спасибо. Никогда там не был.
– Зря, прекрасное место. – И закрыла за собой дверь.
Всегда, когда у меня было нелегко на душе, я вспоминала своего дедушку и бабушку, их дом на окраине Лондона. Там так тихо, мирно и спокойно…
Какой-то стопор в сознании тормозил мои мысли, и я пыталась встряхнуться. Это единственное место, которое мне небезразлично, единственное место, где небезразличны ко мне.
Слишком быстро весь мир перевернулся в моих глазах. За несколько часов.
Я еще не успела переварить то, что сказал Альбус. Я схватила голову руками, как будто пытаясь удержать расползающиеся, как тараканы, мысли. Я не могла одновременно думать обо всем сразу. Нужно было сконцентрироваться на чем-то одном.
Но надо продолжать жизнь с того, на чем я вчера остановилась, и с болью осознала, что обречена непрерывно тратить силы, вертясь все в том же утомительном кругу привычных стереотипных занятий. Иногда в эти минуты я испытывала страстное желание, открыв глаза, увидеть новый мир, преобразившийся за ночь, мне на радость, мир, в котором все приняло новые формы и оделось живыми, светлыми красками, мир, полный перемен и новых тайн, мир, где прошлому нет места или отведено место весьма скромное, и если это прошлое еще живо, то, во всяком случае, не в виде обязательств или сожалений, ибо даже в воспоминании о счастье есть своя горечь, а память о минувших наслаждениях причиняет боль.
Бессонные ночи стали сказываться. Напряжение прорезало маленькие вертикальные морщинки между бровей. Я стала совсем другой. Вела себя очень пристойно, но была какой-то рассеянной. Не было уже той красивой обольстительницы. Я была озабочена лишь одним.
Как говорят, у раненных женщин взгляд смелый, проникновенный. В глазах стальной блеск, который вырабатываешь годами, а потом изо всех сил пытаешься сохранить. Только бы не размякнуть – непозволительная роскошь сейчас для меня.
На пути к мечте я не раз разочаровывалась в своей силе. Отчаяние толкало на поступки, за которые впоследствии становилось стыдно. Отчаяние толкало на глупые безумства, о которых сейчас стараюсь не вспоминать. Побег туда, где тьма поглощает свет. Поиск души, затерявшейся среди обид, боли, вопросов без ответов. Думала, что в отчаянии я разыщу себя. Заблуждалась… Изменить пережитое невозможно, лучше принять его со словами: «Это было…» Отпустить прошлое – значит суметь сказать вслух «всё прошло».
Я не хочу заглядывать в будущее, не собираюсь избегать грядущих ошибок. Мы не в силах изменить судьбу. Но это не значит, что нужно опускать руки, плывя по течению. Нам дана возможность немного подкорректировать ход судьбы, и эту возможность надо обязательно использовать…
В очередной раз я и отец прогуливались в сумерках по опустевшей территории замка.
Я заметила, что мы очень часто стали проводить время вместе, ведь мы оба понимали, что каждый день может быть последним.
– Когда ты понял, что любишь мою маму? – спросила я отца.
– Адрианна, твоя мама преподнесла мне удивительный подарок. Она подарила мне тебя, – ответил он.
– Я не любила его или не знала, что любила. Я любила другого человека. А сейчас, когда я поняла, что я люблю Северуса, он не любит меня больше. Так он сказал. Но я не верю, что это правда, отец, это не может быть правдой.
– Позволь мне откровенно тебе сказать…
С безграничным терпением Альбус распутывал клубок моей истории.
– Есть что-то… странное между вами, – проговорила он, на лбу, над взволнованными глазами, пролегли морщины. – Северус смотрит на тебя так… словно оберегает. Будто собирается закрыть тебя своим телом от заклинания или ещё от какой-нибудь опасности…
Уже перевалило за полночь, когда мы добрались до озера.
– Некоторые люди, глядя на меня, считают, что я уже не мужчина, – сказал Альбус. – Они ошибаются. Я могу понять Северуса. Я даже чувствую сострадание к нему. Его проблемы глубже и обиднее, чем твои, Адрианна. Он борется с самим собой, а для сильного человека – это трудная битва. Когда-нибудь ты поймешь это, моя дорогая.
– Да, я прошла через страдания и муки сердца. Но это не было наивное девичье сердце. Это было сердце, умудренное опытом. Я с детства всегда все знала и чувствовала. Из-за этого мы и ссоримся. Северус злился на меня, понимая, что я вижу его насквозь.
– Вы оба мучаете друг друга обоюдно, – решительно выдал отец.
– Да, я сама во всем виновата, – судорожно выдохнула я. – Просто ты очень уж добрый. Я всю свою жизнь в ад превратила. И это именно то, что убило романтику, – улыбнулась я.
– Адрианна, ты стала циником!
– Жаль, что я им не родилась, -печально ответила я. – Мы оба хотим, чтобы все осталось, как было. Мы миримся с болью, потому что боимся перемен, боимся, что все рассыпется… Мы оба заслуживаем лучшей участи, чем оставаться вместе только из страха саморазрушения.
– Этого я не могу сказать. Хотя я знаю одно. Он должен бороться с собой наедине, пока не обнаружит нужду в тебе.
– Ты уверен, что этот день наступит?
– В этом я уверен, – заявил Альбус. – Всё проходит… Запомни, моя дорогая, реки не высыхают. Они просто уходят под землю, вновь оживая где-нибудь в другом месте.
– Говорят, что в одну реку дважды не войдешь, – напомнила я. – Ты веришь, что прошлое может вернуться?
– Более того – оно никогда не покидает нас.
– Никогда? – переспросила я.
– Это то, что мы есть. Мы те, кто мы есть. И всё. Смысл переживать, что мы не родились другими?
– Философия – твой вечный конёк, – усмехнулась я. – Чем ты занимаешься каждый вечер, запираясь с Поттером? – внезапно спросила я.
Отец устало посмотрел на меня:
– Почему тебя это интересует?
– Простое любопытство, – ответила я.
– Я провожу с Гарри много времени, потому что есть вещи, которые мне нужно с ним обсудить, кое-какая информация, которую я должен ему передать, пока не поздно.
– Информация, – повторила я. – Ему ты доверяешь, а мне нет.
– Дело не в доверии, Адрианна. Как мы оба знаем, время мое ограничено. Мальчик должен – это крайне важно – получить от меня достаточно информации, чтобы выполнить свою задачу.
– А почему мне нельзя получить ту же информацию?
– Я предпочитаю не складывать все мои тайны в одну корзину – тем более в корзину, которая большую часть времени болтается на руке лорда Волан-де-Морта.
– Но я делаю это по твоему распоряжению!
– Да, и делаешь непревзойденно. Не думайте, моя дорогая, что я недооцениваю постоянную опасность, которой ты себя подвергаешь.
– И все же ты куда больше доверяешь мальчишке, неспособному к окклюменции, посредственному волшебнику, и к тому же имеющему прямую связь с мыслями Тома!
– Волан-де-Морт боится этой связи, – сказал Альбус. – Не так давно он попробовал – так, слегка, – что значит для него по-настоящему проникнуть в мысли Гарри. Это была такая боль, что подобной он не испытывал никогда в жизни. Он не станет больше пытаться завладеть Гарри, я уверен. По крайней мере таким способом.
– Не понимаю, – недоумевала я.
– Искалеченная душа лорда Волан-де-Морта не может вынести соприкосновения с такой душой, как у Гарри. Она чувствует себя, как язык, лизнувший ледяное железо, как живая плоть в огне…
– Души? Мы ведь говорили о мыслях!
– В случае Гарри и лорда Волан-де-Морта это одно и то же.
Альбус посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни.
Мы дошли почти до Запретного леса, и, похоже, рядом действительно никого не было.
– После того как Северус убьет меня…
– Не смей так говорить, – проворчала я. – Не говори больше ничего, или я сейчас буду плакать.
Альбус с нежностью привлек меня к себе и по-отцовски приобнял меня за плечи:
– Ты становишься слишком сентиментальной, Адрианна.
Через пару секунд я отстранилась от него.
– Ты мой отец, как я должна к этому относиться? – обратилась я к нему.
– Не знаю. Я умру, ты должна это принять, – спокойно сказал Альбус.
– И это все, что ты можешь мне сказать? – мой голос дрогнул. – Тебе не кажется, что говорить так с твоей стороны, это жестоко!
– Как необычайна и трагична жизнь! – глупо улыбнулся отец. – Ты, наконец, будешь меня слушаться?
Я посмотрела на него сердито, с вызовом. Альбус вздохнул:
– Гарри не должен знать, до самого последнего момента, до тех пор, пока не будет необходимо, а то разве хватит у него сил сделать то, что он должен сделать?
– А что он должен сделать?
– Это наш с Гарри секрет. А теперь слушай внимательно, Адрианна.
Альбус набрал в грудь воздуха и закрыл глаза.
– В ту ночь, когда Лили поставила между ними свою жизнь, словно щит, Убивающее заклятие отлетело назад, ударив в лорда Волан-де-Морта, и осколок его души, оторвавшись от целого, проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть лорда Волан-де-Морта живет в Гарри, и именно она дает мальчику способность говорить со змеями и ту связь с мыслями лорда Волан-де-Морта, которую он сам не понимает. И пока этот осколок души, о котором и сам Волан-де-Морт не догадывается, живет в Гарри, под его защитой, Волан-де-Морт не может умереть.
– Значит, Поттер… Поттер должен умереть? – спросила я очень спокойным голосом.
– И убить его должен сам Волан-де-Морт, Адрианна. Это самое важное.
Настало долгое молчание. Потом я наконец сказала:
– Все эти годы…
– Мы оберегали его, потому что было очень важно обучить его, вырастить, дать ему испробовать свою силу. – Альбус по-прежнему не поднимал плотно сомкнутых век. – Тем временем связь между ними все крепнет, болезненно разрастается. Порой мне кажется, что Гарри сам это подозревает. Если я не ошибся в нем, он устроит все так, что, когда он выйдет навстречу своей смерти, это будет означать настоящий конец Волан-де-Морта.
Отец открыл глаза. Я смотрела на него с ужасом:
– Так ты сохранял ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?
– Тебя это шокирует, Адрианна?
– Ты растил его, как свинью для убоя…
– Мы находимся в состоянии войны, и необходимо принимать соответствующие меры.
– Да, ты совершенно прав, – вспомнила я. – Том больше не скрывается, и его сторонники творят невесть что. Брокдейлский мост это его рук дело, а премьер-министр, он угрожал массовым убийством маглов, если я не отойду в сторону, открыв ему дорогу…
– Мы продолжим войну. Нам можно проиграть любой бой, кроме последнего.
– Все министерские мракоборцы до единого брошены на это, они до сих пор пытаются найти его и отловить его сообщников, но ведь речь идет об одном из самых могущественных чародеев всех времен, о чародее, которого почти три десятилетия никому не удавалось одолеть!
– В прошлый раз он привлекал великанов, когда хотел совершить нечто особо эффектное.
– Сектор дезинформации работает круглосуточно, целые команды Старателей памяти заняты модификацией памяти маглов, ставших свидетелями того, что произошло на самом деле. Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними чуть ли не в полном составе носится по Сомерсету, но великанов так до сих пор и не могут найти… Повсюду кишмя кишат дементоры, нападают на людей направо и налево… Просто несчастье какое-то!
– А я думал, дементоры стерегут заключенных в Азкабане? – спросил Альбус осторожно.
– Стерегли, – устало ответила я. – Но теперь уже не стерегут. Они покинули свой пост и присоединились к Тому. Не стану скрывать, это был тяжелый удар.
– Адрианна, нужно что-то делать! – настойчиво сказал он.
– Да что ты говоришь! – в бешенстве рявкнула я. – А я предпочла бы в это не вмешиваться. А вот то, что вы задумали с Северусом, меня волнует больше всего сейчас.
– Ради всего святого, Адрианна! Ты мне обещала, – напомнил Альбус.
– Но, отец…
В этот момент отец схватился за руку и сжал ее.
– Тебе плохо? – тревожно спросила я.
– Всё хорошо.
– Говоришь хорошо, но выглядишь ты не очень.
– Это людская манера. Они говорят, что в порядке. И пусть это неправда, ты должна со мной согласиться, чтобы избежать разговора о том, что мы не в силах изменить.
– Ты никогда не думал, что просишь слишком много? Что это непросто? Не приходило ли в твою мудрую голову мысль, что я не могу сидеть и делать вид, что я ничего не знаю?
– Неважно, думал я об этом или нет! – В его голосе послышалось раздражение. – Я не намерен с тобой торговаться, Адрианна! Ты мне обещала, говорить больше не о чем.
Я развернулась и молча пошла прочь.
Комментарий к Глава LII. Очередной апперкот
Автор будет благодарен за оставленный вами комментарий
========== Глава LIII. Паучий тупик Снейпа ==========
Иногда мне очень жаль, что наша жизнь такая длинная, ведь если бы мы жили всего один день, тогда смогли бы сказать все, что всегда хотели, но боялись. Если бы у меня остался в запасе всего один день, тогда я бы сказала все то, о чем боялась даже думать. Нет сомнений, что Северус бы очень удивился этому, но все же свой последний день жизни я бы хотела провести с ним. Ничего не делая, просто сидя рядом и ощущая счастье. Говорить о том, о чем обычно не хватало времени или смелости. В этот день я бы, ни секунды не жалея, могла б ему сказать: «Я люблю тебя», так как знала бы, что завтра меня уже не будет на этом свете. Я очень хотела, чтобы он это знал, хотя, думаю, что он и знает.
В этот день я могла бы представить, что Северус только мой, я бы обманула себя в этом, но какая разница, ведь я думаю, что он бы не пожалел потратить на меня всего один день своей жизни. В этот день я бы призналась ему во всех своих чувствах, не боясь того, что он рассмеется надо мной, я бы взяла его за руку и не отпускала, я бы обняла его и почувствовала, что значить радость. Я бы просто поцеловала его, ведь когда живешь всего один день, то можешь не задумываться о последствиях.
Жёлтый день сменился чёрной ночью.
Я пришла, другой ответ не жди.
Если ты на самом деле хочешь
Быть со мной, то просто помолчи.
Свей мне объятия крепкие, чтоб даже ветер стих,
Все сны мои рассветные я подарю за них.
Ты унизил любовь, как прогнал её прочь, потом,
Что ж, гордость я потеряла, больше не найду.
Пусть говорят, дважды в реку не входят, а я войду.
Знал бы ты, как беспощадны ночи,
Знал бы ты, как бесполезны дни,
Если ты на самом деле хочешь
Быть со мной, то просто обмани.
Не могу я любить тихо. Не могу сдерживать то, что вырывается из меня сумасшедшими ударами сердца. Каждую минуту мысли о Северусе текут широкими потоками, а чувства громоздятся подобно горам в каком-то особом месте внутри, где начинается вдох.
Оказывается, мне надо было потерять все, чтобы понять, как я люблю Северуса; люблю, потому что он сильный и беспринципный, страстный и земной, как я.
Столько есть всего, о чём надо подумать. Зачем забивать себе голову тем, чего уже не вернёшь, надо думать о том, что ещё можно изменить.
Хорошо, когда рядом мужчина, когда можно прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча и знать, что между мной и безмолвным ужасом, наползающим из мрака, есть он. Даже если он молчит и лишь неотрывно смотрит вперёд.
Но человек не может двигаться вперед, пока душу его разъедает боль воспоминаний.
И вот я пытаюсь разобраться, кем я была и кем стала. Я всегда верила в то, что больше всего мы обязаны заботиться о себе и наслаждаться полнотой жизни, но вместе с тем меня преследовало убеждение, что вся наша жизнь предначертана. Никто не знает, когда и что его ждет, и лишь время неумолимо уходит.
Все эти годы я в панике бежала вперед. Оглядываясь назад, я вижу, что не обрела в жизни ничего достойного, кроме своего отца и Северуса. И вот наступил день, когда я проснулась и поняла, что теряю людей, которых любила больше всех на свете. Только сейчас я стала осознавать, что мы не можем жить отдельно от мира, который нас окружает, в нежелании сопротивляться ни судьбе, ни фатализму, но лишь признавая собственные слабости. Северус был прав, сказав, что я эгоистичная девчонка.
Мне подумалось, что если время упущено или тебе в чем-то очень долго было отказано, то потом это наступает уже слишком поздно, даже если отвоевано большими усилиями и принесло большую радость. А может, «слишком поздно» вообще не бывает, а бывает только просто «поздно» и, может быть, впрямь «лучше поздно, чем никогда»? Не знаю.
В очередной раз шел дождь. Я осмотрелась, пытаясь сориентироваться, а затем быстрыми легкими шагами двинулась прочь, шелестя плащом по траве.
В темноте виднелись через дорогу унылые ряды полуразвалившихся кирпичных домов с тусклыми слепыми окнами.
– Он живет здесь? – спросила я себя с презрением. – Здесь? В этом магловском районе? Должно быть, хорошее прикрытие…
– Не делай этого, Адрианна, – прошептала я. – Ему на тебя все равно… Но может, ты… ошибаешься, – выговорила, задыхаясь, я и оглянулась. – В лучшем случае выставит за дверь.
О какой гордости может идти речь, когда сдержанность в выражении своих чувств сплошь и рядом приводит к краху?!
Я забиралась все глубже в лабиринт нежилых кирпичных домов. Наконец я дошла до переулка под названием Паучий тупик; фабричная труба высилась над ним, словно кто-то огромный укоризненно грозил пальцем. Легкие шаги эхом отдавались на булыжной мостовой. Пройдя мимо разбитых и заколоченных досками окон, я, наконец, остановилась у последнего дома, где на первом этаже между занавесками пробивался слабый свет.
Шумно выдохнув, я постучала в дверь.
Мы создали обстоятельства, заложниками которых оказались сами. С другой стороны, в любых обстоятельствах нужно сохранять верность себе. И пока у меня есть возможность совершать поступки – я должна действовать. Ошибка совершена, и надо её исправлять, даже если кажется, что время упущено и шансов уже нет. Надо попытаться…
Через несколько секунд в доме послышалось какое-то движение, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Через щель на меня смотрел человек; длинные черные волосы обрамляли желтовато-бледное лицо с черными глазами.
Я откинула с головы капюшон так, чтобы было видно лицо.
– Анри, – Северус открыл дверь пошире. – Каким ветром занесло тебя в Паучий тупик? Что такая девушка забыла в этой грязной дыре?
– Ты позволишь войти?
– Ко мне?
– Да, я вся вымокла, – уточнила я и смахнула с лица капли дождя.
– Похоже на дождь, – спокойно сказал Северус и осмотрелся.
– Так что, могу я войти? —поинтересовалась я. – Или даже на порог не пустишь?
– На пороге ты уже стоишь, причем лицом не в ту сторону!
– Пока ты упражняешься в остроумии, а я могу простудиться, – раздражалась я от его поведения.
– Я тоже. Вода одинаково для всех мокрая, а не только для тебя одной. От тебя отскакивают капли и попадают на меня. Ты пришла добить меня, дорогая?
– Ну если ты сам это предложил, – уже любезнее ответила я. – Или ты мне откажешь?
– Я никогда не мог тебе отказать, – губы Северуса изобразили ухмылку, и он пригласил в дом.
Пройдя коридор, я оказалась в крошечной темноватой гостиной, производившей впечатление не то тюремной камеры, не то палаты в клинике для умалишенных. Полки по стенам были сплошь уставлены книгами, большей частью в старинных коричневых или черных кожаных переплетах. Потертый диван, старое кресло и колченогий столик стояли тесной группой в лужице тусклого света от люстры со свечами, свисавшей с потолка. Помещение выглядело неухоженным, как будто здесь давно никто не жил.
Северус жестом пригласил меня присесть на диван. Я сняла плащ, отбросила его в сторону, села и принялась внимательно разглядывать помещение.
– Как насчет выпить? – внезапно спросил он. – Скажем, вина эльфовского производства.
Я в знак согласия кивнула.
Северус тут же вышел за дверь. Было слышно, как он хлопает дверцами буфета и звякает чем-то стеклянным. Через несколько секунд он вернулся и принес пыльную бутылку вина и бокалы.
Он разлил по бокалам кроваво-красное вино, один бокала вручил мне. Я приняла его и слегка пригубила этот напиток:
«Весьма не дурно», – подумала я, уже большими глотками попивая вино.
– Итак, что же я могу для вас сделать? – осведомился Северус, усаживаясь в кресло напротив меня.
– Мы… мы одни? – тихо спросила я.
– Да, – ответил Северус. – Моя дорогая, давай мы с тобой сразу договоримся: не врать друг другу. Что скажешь?
– Да, это сэкономит нам время.
– Какого хрена ты тут делаешь?
– Какая смена настроения, – удивилась я. – В прошлый раз мы так и не закончили разговор.
– Потому что ты стала говорить мне гадости, а у меня такие нежные уши.
– Ты удивил меня, не скрою. Я ведь с тобой разговариваю! Нет, это ни на что не похоже. Ты не хочешь меня слушать?
– Мне тебя слушать? А с какой радости, хотел бы я знать? Только что ты ворвалась в мой дом, вся мокрая, перепачкала тут мои полы, мои диваны, а мне тебя слушать?
– Как же ты меня раздражаешь, Северус, – в груди все задрожало.
– Спасибо за комплимент, – его черные глаза сузились. – Я никого здесь насильно не держу! Тебе лучше уйти, Анри, – передернул меня Северус.
– Ты должен меня выслушать!
– Слушал уже! Я принял решение. Оставь меня в покое!
– Северус! Ты не можешь этого сделать, – возмутилась я. – Я не могу позволить…
Северус, видать, получил удовольствие, увидев меня трусливой и слабой. И я предпочла бы сломать себе шею, чем доставить ему это удовольствие.
– Не будь такой наивной, Анри, – заговорил он, стараясь вложить в свой голос всю свою любовь. – Все уже решено.
– Если я тебе дорога, тогда какого черта… Как ты можешь пойти на такое, я бы…
– Это план Дамблдора, – ответил Северус. – Ты прекрасно знаешь, мне ли тебе говорить, сколько ему осталось, я только приостановил действие проклятия.
– И ты решил этим воспользоваться, чтобы угодить Тому? – В моем голосе звучала еле сдерживаемая ярость. – Если бы ты любил меня, ты бы не пошел на это.
– Мои чувства к тебе здесь не при чем, – отрезал Северус. – Дамблдор предупредил меня.
– Он должен был бы знать, на что я способна, когда доведена до отчаяния.
– Он был прав, ты будешь искать и пытаться противостоять его плану.
– Господи ты Боже мой, – процедила я. – Ты спятил!
– Ой, да и слава Годрику, нормальный не пошёл бы на такое.
– Если вы опять всё решили без меня, как мне вам доверять?
– Никак…
– Ты жестокий человек, Северус Снейп!
– Жестокость – понятие относительное.
– Я вдруг вспомнила, почему хотела тебя убить, – рявкнула я.
– А я и не подозревал, что ты жаждешь более опасных заданий, Анри, – ласково проговорил Северус. – Это легко устроить. Я поговорю с Темным Лордом…
– Я запрещаю тебе произносить это имя. Меня от него тошнит. У тебя, по-моему, что-то с психикой. Я пришла к тебе, а ты говоришь о Реддле. Это какое-то кощунство.
– Разумеется, – осклабился Северус. – И какой у тебя план?
– План? У меня? Я думала, это ты у нас эксперт по убийственным планам. Или нет?
– А вот гадости, моя дорогая, говорить не нужно. – Сложив руки на груди, Северус вскинул бровь.
– А вот мне нужно! Очень даже нужно! В жизни не испытывала большего желания, чем наговорить тебе гадостей!
– В свое время у тебя это желание не проходило, – хриплым голосом произнес он. – С той секунды, что я имел несчастье тебя впервые увидеть, вся моя жизнь стала невыносимой.
Северус тяжело шагал из одного конца комнаты в другой. У него вырывались проклятия, ругательства, которые я никогда не слышала. Это был Северус, которого я не знала.
– Я прошу прощения, если я так холоден и ты рассчитывала на совсем другое. Я не могу просто включать свои чувства и выключать по щелчку, Анри.
– Вот как ты думаешь. Что я ничего не чувствую? Что я не думаю об отце каждый день? Что я не оплакиваю жизнь, которую я могла бы иметь? Но вот почему такие люди, как ты и я, должны бороться? Потому что это даёт нам то, ради чего стоит жить, когда все остальное было отнято. Я думала, что ты понял это. Я думала, что мы разделили это.
– Анри, ты забыла? Я бессердечная тварь!
– Да хватит! В твоей ругани нет никакого смысла. – Я наблюдала за ним, шокированная, и восхищенная, и возбужденная, несмотря на угрозу.
– Почему мы не можем спокойно поговорить? – все недоумевала я.
Только после войны я поняла, почему все было именно так.
Северус смотрел на меня. Заметив в конце концов это, я повернула голову в другую сторону. Он рассчитывал, что я буду разыгрывать спектакль. «Вы еще увидите, мистер Снейп, может быть, я и переломаю все свои кости, но никто не посмеет потешаться надо мной, тем более вы».
– Чего ты молчишь?
– Слова подбираю…
– Какие?
– Цензурные, – фыркнула я. – Ты боишься быть живым.
– Я…
– Ты боишься жить. Ты – лицемер, ты – конформист. Ты – лжец. Я открылась тебе, а ты осуждаешь меня. И почему я умудрилась именно такую скотину полюбить, – не роняя достоинства, сказала я.
– Как мне жаль тебя, Анри, – ухмыльнулся Северус, и его губы слегка дрогнули. – Между нами не может быть никаких отношений.
– Ты не можешь этого отрицать, между нами что-то есть.
– Вражда, отвращение…
– Накал, желание, – возразила я.
– В этом нет никакого смысла. И никакого выхода из этого тоже нет.
– Ох, только без мелодрам, Северус! – Я встала с дивана. – И зачем так грубо?
– Разве я грубил? Я лишь констатировал очевидный факт.
– Но очень гадким тоном, – добавила я. – Поверь, где-то в глубине души я все та же восемнадцатилетняя девчонка.
– Значит, до такой глубины я еще не докопал, – саркастично ответил он. – Я знаю о тебе и твоем драгоценном уме.
Внезапно его звероподобное метание по комнате прекратилось, он повернул свое лицо ко мне и сел напротив меня. Его черные глаза сверкали, но уже не от ярости. В них был юмор, темнота, горечь и настороженность. Это был Северус Снейп, ужас подземелья.
Мы молчали, только изредка встречались глазами. Но тут Северус встал с кресла и, подойдя к окошку, выглянул в щель между занавесками, окинул взглядом пустынную улицу и снова плотно задернул занавески. Затем, нахмурившись, повернулся ко мне.
– Анри, – произнес Северус устало, – животное нападает, когда его ранят. Инстинкт сильнее рассудка, сильнее желаний. Ты постоянно загоняешь меня в угол. Постоянно меня торопишь. Ты и сейчас это делаешь. Ты не можешь меня оставить наедине с самим собой. Ты не можешь меня отпустить. Тебе не нужна доброта, тебе нужна голая любовь. Безоговорочная любовь. Я весь выдохся.
Голос Северуса становился холоднее, в нем все сильнее чувствовалось безразличие.
– Пойми, Анри. В моем сердце было любви на тысячу галлеонов. Золотом, а не в бумажках. И я все потратил на тебя, до последнего кната. Ты меня выжала, как тряпку.
– Я была неправа, Северус. Извини. Я лишь пытаюсь что-то вернуть.
Мысли завертелись в голове. «Я могу отдать ему свое сердце, – думала я, – и он бы снова полюбил меня. Если бы только ему все это было нужно. Я должна его заставить…»
– Анри! – продолжал Северус. – Нет возврата в прошлое. Не разрушай то немногое, что еще осталось. Пусть останется доброта. Мне от этого только лучше.
Я ухватилась за его слова.
– Да, конечно, Северус, пожалуйста, будь таким же добрым, как и прежде, пока я не разрушила все окончательно. Я не буду больше тебя терзать.
Я благодарила Мерлина за то, что в этой темноте он не мог разглядеть моего лица так же, как и я его.
– Это все, что ты хотела узнать? – сказал Северус, плохо скрывая облегчение. Я глотнула побольше вина, чтобы успеть обдумать, что ответить. Но я смогла лишь притворно засмеяться.
– Да, конечно, глупо. Я чувствовала, что мне не светит. Но казалось, нужно все-таки попробовать. Я больше не стану тебя терзать, – повторила я и поставила уже пустой бокал на стол.
Северус уставился на меня поверх бокала, затем медленно поставил его рядом с моим.
– Шах, – сказал он с перекошенной улыбкой, – я не учел непредсказуемость и мобильность королевы. Но еще не мат, Анри.
Он поднял ладони, вверх, временно сдаваясь.
Я не поняла, что он говорил, но его движение, тон его голоса показали мне что я выиграла, – что-то.
Женщина может куда больше мужчины. Ей под силу подорвать оборону целого города… Они никогда не признают своего поражения, даже если громогласно объявят о нём. Чтобы пользоваться таким острым оружием, как женская хитрость, нужны толстые перчатки, но я не знаю другого оружия, которое бы разило столь метко…
Он приблизил меня к себе так, что я откинулась назад, и пристально посмотрел мне в глаза.
Я попыталась освободиться, но он так меня тряхнул, что у меня отпала всякая охота. Он схватил обе мои руки своей одной, и я почувствовала себя, как в клетке.
– Нам не стоит это обсуждать дальше. Если что и имеет значение, так это то, что ты здесь, в моем доме. Я беспокоюсь о тебе, в данный момент я ничего не могу поделать с этим. Ты думаешь, что сможешь продержаться без моей помощи, не так ли?
– Именно так, – отрезала я.
Его ухмылка в ответ была мучительной.
Паршивый лицемер – а ведь порой бывает такой милый! Теперь я поняла, что он говорит это вовсе не для того, чтобы поддразнивать меня, а чтобы увериться, что я и правду его люблю. И однако же, он изводил меня, и оскорблял, и в жизни бы не сознался, скажи я напрямик, что разгадала его побуждения. Нет, никак его не поймешь. Неужели я действительно дорога ему – дороже, чем он готов признать? Или, может, у него что-то другое на уме? Скорее, последнее, решила я. Но кто знает. Он порой так странно себя ведет.
Мои глаза встретились с его глазами почти сразу. Гордость не позволила мне дать волю чувствам. «Он знал, что я буду его искать, – подумала я неожиданно с раздражением. – Да что он из себя строит, полагая, что можно так просто врываться в мою жизнь и спокойно дожидаться, когда я брошусь в его объятия? В Лондоне полно мужчин, да и в целом достаточно тех, кто подчеркнуто оказывает мне знаки внимания, вьется вокруг моей персоны, каждый день шлет мне корзины цветов, письма и даже драгоценности. Почему Его высокомерно-надменное Величество думает, что достаточно ему пошевелить мизинцем – и я сломя голову побегу за ним?»
– Если бы я тебя забыл, я бы жил в мире и спокойствии. – Северус взял мою голову и, притянув, поцеловал в губы.
Меня охватили разные чувства: радости, блаженства, изобилие счастья, переполняющее мое естество. Мысли были на пределе, все шло кругом. Сама того не замечая, я принялась теребить его волосы, которые оказались такими мягкими. Мысль о том, что сейчас сказал Северус, показалась мне истиной.
Страсть. Она дремлет в нас всех, спит, ждет, и хотя нежеланна, названа, она зашевелится, откроет свои челюсти и завоет… Она говорит с нами, направляет нас. Страсть правит всеми нами, а мы подчиняемся, а что, у нас есть какой-то выбор? Страсть – это источник и наших лучших моментов: радости любви, ясности ненависти и экстаза горя. Иногда это так больно, что мы не в состоянии вынести. Если бы можно было жить без страсти, может, тогда мы бы знали хоть какой-то покой, но были бы пустыми. Пустыми комнатами, куклами, и тёмными. Без страсти мы были бы действительно мёртвыми.
