Текст книги "Песнь о Гамаюне (СИ)"
Автор книги: AnnyKa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)
Маркус рассмеялся, глядя на панику бледного демона, и убрал кинжал от члена Чарльза, похлопал юношу по щеке.
– Еще рано. Иначе не так интересно, верно? – с наигранной лаской в голосе спросил Маркус и приставил нож к животу Чарльза, юноша был вынужден кивнуть. – Хороший мальчик, – с нажимом на последнее слово произнес Маркус и заботливо поправил грязные спутанные волосы Чарльза, открывая его лоб. Он задумчиво нахмурился, глядя на символ, вырезанный на лбу Ксавьера. Рана заживала быстро, и кровь впитывалась в волосы. – Думаю, начнем отсюда, верно? – облизнувшись, предложил Маркус, вновь взявшись за кинжал.
***
Темнота. Она окружала его со всех сторон, дарила чувство невесомости, мягко обволакивала и струилась вокруг его тела, а вся его жизнь, вся боль и ужас того, что с ним происходило, остались где-то далеко. И даже мягкая тугая ткань штанов обтягивала его тело, спасая от того, что на самом деле происходило там. В том мире, где он беспомощно висел, обнаженный, прикованный цепями, истекая кровью, охрипший от собственных криков, запертый в немощном теле, в котором не было сил сопротивляться проклятому инквизитору, стоящему позади. Где-то в том мире его все еще крепко держали за волосы и грубо, насмешливо касались его истерзанного тела, пытаясь уничтожить его полностью, растоптать остатки воли, забрать единственное светлое воспоминание, которое еще хранилось под его кожей.
Все это было далеко позади. Черная вода струилась по его ранам, снимая боль, успокаивая разум, возвращая силы. Чарльз открыл глаза и должен был бы испугаться, но испытал лишь облегчение. Даже когда его сознание острым клинком пронзила мысль, что смерть оказалась на удивление мягкой и приятно холодила его полуобнаженное тело. Звуки. Он различил их не сразу. Они доносились отовсюду и исчезали, словно эхо. Крики и жесткий смех. Звон цепей и скрип половиц. Крики незнакомых ему птиц. Биение его собственного перепуганного сердца. Легкие горели огнем, и боль снова становилась реальной. Чарльз дернулся и ощутил, как вода колыхнулась вокруг него, а изо рта поплыли прозрачные пузыри. Дышать! Он задохнется здесь! Паника застучала в висках, Чарльз начал озираться, пытаясь понять, где находилась поверхность, но вокруг была только одинаковая темнота. Темнота… Густая. Движущаяся. Чарльз едва не закричал, наконец-то понимая это. Тени. Такие же черные, как и вода вокруг. Какие-то огромные, не больше человека, и совсем крошеные, похожие на неровные круги. Они двигались, плавали вокруг него, будто решая, подобраться ли ближе, рассматривая свою добычу. Юноша рванулся с места, гребя вперед, туда, где, как он надеялся, находилась поверхность, и с каждым движением его тело становилось все тяжелее и более осязаемым. Вот резкая боль в сломанных ребрах. Слабость в избитом теле, режущая боль в кровоточащих ранах на груди и животе. Кровь струилась по его лицу, и ему не нужно было дышать, чтобы ощутить холод и вонь плесени в своей камере. Но хуже всего было вновь ощутить Маркуса Тодда. Он стоял позади, Чарльз чувствовал, как он что-то нашептывал ему на ухо, как его тонкие пальцы, измазанные в крови из саднящих ран, играли с мягкими сосками, как другой рукой он уже добрался до его зада и жался к нему бедрами, чтобы Чарльз мог ощутить его полувставший член и знал о неизбежности его новой пытки.
«Никто не придет. Эрик за многие мили от этого места. Никто не спасет тебя. Никто».
Этот голос в его голове. Он знал это. Всегда знал, но надежда не давала ему сломаться. Но теперь он один.
Страх потух, не оставив даже слабых искр или пепла на том месте, где всего мгновение назад он пылал ярким пожаром. Его смыло вихрем гнева, переполняющим сознание Чарльза. Он рвался от самого сердца, растекался по венам и горел в его глазах.
«Он уничтожит тебя. Здесь и сейчас».
«Убью».
«Ты бессилен. А его потные скользкие руки уже давно терзают твое тело».
«Я убью его».
«Безвольный слабак. Ты ничто без своего покровителя. Лишь туша на цепях со светящимися глазами. Игрушка в чужих руках. Покорная шлюха для их утех».
«Убью его! Уничтожу. Разорву на части. Вырву его сердце. Хочу ощутить его кровь на своих руках!» – этот голос придавал сил, и Чарльз уже не чувствовал боли в груди, не понимал, что темнота развеялась и он снова мог дышать.
Вода с шумным плеском разошлась перед его руками, и Ксавьер выплыл на поверхность, чувствуя, как гнев заструился по его телу, переполняя до краев, грозясь разорвать на части. Мысли путались и при этом оставались кристально ясными. Он не умрет здесь. Черная жидкость, густая, подобно смоле, окутывала все его тело, плавала на поверхности воды. Чарльз, тяжело дыша, уперся в воду, словно вся она была покрыта прочным льдом, и, отфыркиваясь от черной жижи, начал выбираться на поверхность озера. Глаза заливало проклятой жижей, и он с трудом мог различить хоть что-то перед собой, не знал и не хотел знать, где он находился, мог думать лишь о Тодде и камере, в которой он сейчас был заперт.
– Убью. Я убью его… – шептал Чарльз, чувствуя, как холодная жижа стекала по его губам. Тело покачивало от переполнявшей его силы, каждый мускул был напряжен до предела, но встать почему-то было слишком трудно.
Свет.
Чарльз с трудом различил его перед собой, глаза еще были покрыты серой пеленой, но он видел его. Совсем близко. Он стоял рядом. Человек? Белый, словно чистый снег посреди этого сумрачного ада. И так близко! Чарльз захрипел, и его затрясло, а гнев вспыхнул с новой силой, пробуждая в груди тихое хищное шипение, и он бросился на незнакомый светлый образ, чувствуя, как глаза обожгло холодом.
Сердце тяжело стучало в висках. Зрение медленно возвращалось, но все вокруг дрожало и пестрило так резко, что Чарльз ощутил приступ тошноты и зажмурился, чувствуя холодные камни под своими босыми ногами и тепло тела Маркуса, который все еще прижимался к нему сзади, но почему-то не двигался.
– Нет! – захрипел Чарльз и дернулся вперед, пытаясь вырваться из рук проклятого инквизитора, но его рука, неподвижная, словно каменное изваяние, не отпускала его груди, а другая крепко вцепилась в бедро. – Отпусти меня, ублюдок, – Чарльз сам не узнал своего голоса, таким низким и шипящим он был. Так странно и незнакомо звучал. Он обернулся через плечо, все еще пытаясь вырваться, и натянул прочные цепи, готов был сражаться до последнего, даже если это будет стоить ему жизни. Но стоило ему раскрыть глаза, как он в ужасе едва не задохнулся. Маркус замер позади него неподвижно, и сам его образ двоился и перетекал, менялся, позволяя Чарльзу видеть его насквозь. Призрачные очертания костей и мышц, чистой молодой кожи, которая стремительно старела, покрывалась склизкой потливой пленкой и обрастала струпьями, обращаясь в серый прах, и снова по кругу – от костей до праха. Этот образ был в самом Маркусе, подобно дымчатому силуэту внутри его омерзительного тела.
– Что замер, урод, – захрипел Чарльз, все еще не в силах вырваться из рук инквизитора. Но тот не отозвался. Не моргнул. Он… даже не дышал. Ксавьер понял это окончательно, когда извернулся и смог головой ударить проклятого мучителя, но сам зашипел от острой боли, а тот стоял как статуя. – Да что происходит? – юноша нервно облизнул губы, но выяснять причины у него не было времени.
Каким-то образом у него появился шанс освободиться, и тело его вновь наполнилось силой. Он осмотрелся и опять выругался. Все вокруг никак не приходило в норму, продолжало дрожать и двоиться. Казалось, на все, что Чарльз прежде видел, теперь был наложен призрачный образ, который постоянно менялся, но сама пелена была слишком тонкой и полупрозрачной, а мир, окружающий Ксавьера, – ярким и четким.
Он дернулся, и цепи сильнее впились в израненные запястья.
– Проклятье! – Чарльз запрокинул голову и удивленно распахнул глаза. Его оковы. Их сумрачный образ… Он видел, как звенья цепи то обращались жидким металлом, то собирались в сверкающую связку, тускнели и ржавели, пока не обращались в прах. – Ну же! – Чарльз ощутил, как от гнева и беспомощности его начинает трясти. Он видел это! Путь к свободе в этом блеклом мареве прямо вокруг его оков! Он видел их столь ржавыми и дряхлыми, что металл мог бы распасться на части, видел новыми и прочными, видел жидкими. Он мог бы выбраться из них, если бы они не были такими крепкими прямо сейчас! Он ухватился за образ ржавых и хрупких цепей, стоило ему только появиться, и всей душой захотел, чтобы именно такими были его цепи. Он не знал, что еще делать. Маркус все еще вжимался в его тело, а он не представлял, как долго все будет оставаться неподвижным. Он даже не знал, реально ли это, или он просто сейчас лежал без чувств на полу, пока инквизитор насиловал его до потери памяти, и все это было его бредом, страшным сном.
– Ну же! – захрипел Ксавьер, и, к его удивлению, прозрачный образ уплотнился, наливаясь яркостью, и по его цепям начала расползаться глубокая ржавчина. Все остальные образы вокруг цепей меркли, превращаясь в прозрачный серый дым, а затем и вовсе обратились едва видным черным маревом, которое, подобно рою искр, кружилось вокруг насквозь проржавевших пут. Чарльз не мог поверить своим глазам, но что есть сил дернул цепи, и они со звоном слетели с петель, а осколки ветхого состарившегося металла разлетелись мелкой крошкой по всей крохотной камере. Чарльз соскользнул на пол, наконец-то высвободившись из неподвижного хвата Маркуса, и попытался отползти как можно дальше, но цепи на ногах хищно загремели, не давая юноше даже сдвинуться с места.
– Гамот! – зарычал Чарльз и без труда разбил кандалы, сковывающие его запястья, а затем сосредоточился на путах на его ногах. Он не понимал, как это происходило и что именно он делал. Он цеплялся за нужный образ из десятка тех, что окружали все вокруг. Вторые цепи рассыпались в прах так же просто, как и первые, и Чарльз, едва дыша, поднялся на ноги и бросился к двери. И в этот момент он ощутил что-то… Словно в голове раздался тихий плеск воды, и все вокруг лениво и неспешно начало существовать. Сумрачные образы стали более прозрачными, и еще до того, как обернуться, Чарльз ощутил на себе взгляд Маркуса.
– Какого черта? Как ты вырвался?
Чарльз и не думал отвечать, внутри него все сжалось, а гнев ударил в сознание. Словно это был не он, когда бросился к полу и схватил обломок металлического наручника. Не он с хрипом кинулся на инквизитора. Не он ударил его по голове, чувствуя, как по пальцам потекла теплая кровь. И лишь оказавшись рядом с инквизитором, Чарльз вернул себе контроль. Он фиксировал каждое его движение, а призрачный образ он уже скорее чувствовал, чем по-настоящему видел. Он набросился на Тодда, не ощущая, как тот пытался отбиваться, не замечая, что его лицо исказила хищная улыбка.
– Тварь, проклятый демон! – Тодд протянул свою скользкую руку, пытаясь схватить Чарльза за горло, но слишком медленно. Все его движения были просты и очевидны. Ксавьер прижал руку с почерневшими ногтями к груди инквизитора и тихо зашипел, видя его сердце, живое и трепещущее в груди, качающее кровь по венам. Оно словно сияло внутри омерзительного больного тела. Он впился острыми когтями в тело инквизитора и ощутил это.
Черные когти глубоко вошли в жилистое горло, и он ощутил, как горячая кровь потекла по его пальцам, а инквизитор продолжал хрипеть, пытался вырваться из рук демона, но Чарльз лишь усиливал хватку, видя мерцающий образ Маркуса и желая только разорвать и уничтожить его, вытягивая из призрака все самое ужасное, что мерцало в бледной пелене. Тодд издал хриплый булькающий звук, и кожа его стала лосниться от пота, волдыри на теле медленно набухали, а вены вздувались и пульсировали так, что, казалось, кожа не выдержит и лопнет, расплескивая вокруг омерзительную кровавую жижу с гноем, текущую внутри этого человека.
– Ни молитвы, ни проклятья не помогут Вам сейчас, святой отец, – гневно зашептал Чарльз, едва различив среди хрипов и бульканья слова молитв. Он хотел убить, уничтожить этого человека. Помнил каждое его омерзительное прикосновение и слово, то, с каким наслаждением эта отвратительная жаба резала его тело, впитывая его крики и размазывая свежую кровь по обнаженному дрожащему телу. Как он смеялся над беспомощностью Чарльза, над его верой в Эрика, как похоть читалась в его глазах, когда его руки насмешливо ласкали его тело. И этот гнев словно расправил крылья Чарльзу. Он ощутил, как из недр его души поднималась невероятная темная сила, разливаясь по венам и холодя кожу, опьяняя могуществом.
Убить!
Сердце Маркуса билось в конвульсиях, на пределе возможностей, доводя инквизитора до судорог. Его лицо отвратительно побагровело, а глаза припухли, выглядели болезненно и влажно, пока инквизитор уже с трудом, но все же пытался скинуть с себя руку демона. Это поганое грешное порочное сердце. Чарльз словно видел его через худую грудь Маркуса и желал, чтобы оно разорвалось. Темнота в его душе довольно отозвалась, и юноша почувствовал, как она, повинуясь его желанию, будто вырвалась наружу через его руку, прижатую к груди инквизитора, и ударила его в самое сердце. Стоило сильнее надавить на его грудь, и все стихло. Хрипы и стук. Дыхание и проклятья, которые шептал инквизитор, пытаясь сбросить с себя демона.
Отросшие волосы сальными прядями касались щеки Чарльза, он тяжело дышал и едва заметно улыбался, глядя на мертвого инквизитора. Тихий смех вырвался из горла судорожно, подобно кашлю. Против воли. Вышел хриплым и болезненным.
Руки нервно дрожали, когда Чарльз поднимался с пола и почти на ощупь добирался до двери. Он выглянул через небольшое зарешеченное оконце, но охрана у двери все еще стояла неподвижно.
– Хорошо. Еще раз, – пробормотал Чарльз и уперся в дверь смертельно бледными когтистыми руками. От его касания прочное дерево двери начало гнить и чернеть, а петли ржавели и истончались. Голова закружилась, и Чарльз едва не рухнул, отступил назад и ощутил теплую влагу под ногами, опустив взгляд, увидел следы собственной крови на полу. Раны… Он торопливо осмотрел себя и удивленно охнул. Все его раны затянулись, обратившись бледными, но грубыми рубцами, уродующими его тело символами. Чарльз снова выругался, но это было не так страшно. Он был жив, и раны его больше не кровоточили. Он бросил взгляд на мертвого Маркуса в углу своей камеры и попытался сосредоточиться. Если он еще и мог понять, что делать с образами предметов и людей, то не осознавал, как сумел остановить все вокруг. Даже не был уверен, что это сделал именно он, а потому не следовало надеяться, что он сможет повторить этот трюк, когда выйдет из камеры.
========== Глава 13: Гамот ==========
Дверь мягко отворилась, и на пол посыпались куски прогнившего черного дерева, Чарльз выскочил в холодный коридор, ступая грязными босыми ногами по полу, едва не рухнув на холодный камень. Все вокруг словно сочилось черным дымом, образ был такой яркий и острый, что пронизывал сознание до боли, и Чарльзу потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и заставить свое зрение сфокусироваться, оставив образы на заднем плане. Он цеплялся когтистыми руками за стену и тяжело дышал. Его тело все еще было слабым, и он понимал, что, даже выбравшись, не сможет далеко уйти, но и оставаться не собирался. Он схватился за рукоять меча охранника и вытащил его из ножен, покачнулся от веса металла, отступив на пару шагов и… Словно внутри него оборвалась какая-то струна. Мысль, которая все время была где-то на задворках сознания, перестала существовать, и даже воздух стал более свободным. Чарльз медленно сглотнул, услышав вздох одного из монахов.
Секунда. У него был лишь один удар сердца, пока его охрана не поняла, что произошло, и меч в его руках. Чарльз зарычал и с размаха полоснул безоружного монаха по животу, и тот с криком повалился на пол, а кровь брызнула во все стороны. Второй бросился на Чарльза, но юноша успел блокировать его удар. Металл заскрежетал от соприкосновения, а босые ноги Чарльза заскользили по горячей крови умирающего на полу стражника. Колени подогнулись, и он едва не рухнул, потеряв равновесие, когда монах со звериным рыком оттолкнул его, отлетел к стене. Боль пронзила затылок и спину, на мгновение перед глазами потемнело, а когда Чарльз пришел в себя, то противник уже замахнулся, и меч, со свистом разрезая воздух, летел прямо в голову юноши.
Дыхание остановилось. Чарльз ощутил настигающую его темноту и опустошающий страх, но вместо того, чтобы попытаться пригнуться или блокировать удар мечом, сам не зная почему, потянулся рукой, пытаясь остановить смертоносное лезвие, готовое разбить ему голову.
Холод обжег глаза, и Ксавьер ощутил, как по венам потекло что-то ледяное, а кожу у висков легко начало покалывало от боли. Все двигалось так медленно, смерть неслась прямо к нему, а он видел переливы призрачных образов в стали лезвия и ухватился за него. Чарльз даже не успел прикоснуться к нему, но видел, как под его взглядом острие распадается, обращается жидким металлом, и горячие капли с шипением падают на пол и стекают на рукоять меча, а монах в ужасе смотрит на демона перед собой, уже не в состоянии остановить свои движения.
Сердце забилось сильнее, а где-то в душе начало подниматься, подобно огромной волне, черное ликование, сила, растекающаяся по его венам. Она текла отовсюду, впитывалась в его тело прямо из воздуха, опьяняя и уничтожая страх. В одно мгновение все вокруг стало таким маленьким и незначительным, а Чарльз даже не заметил, как его губы искривились в усмешке, и бросился на монаха, как хищник на свою жертву. Слабость исчезла, мышцы дрожали от переполняющей их силы, а то темное ревущее желание убивать, что пробудилось в нем в проклятой камере, рокотало в горле Ксавьера. Движения стали быстрыми и легкими, а тело словно летало. Шею начало покалывать болью, но это ощущение казалось почти приятным. Он оттолкнулся от кровавого пола, словно снаряд, врезался в побледневшего от ужаса человека и впился в его горло белой, словно бескровной, рукой с выступающими венками, пронзая кожу монаха черными острыми когтями. Они с грохотом врезались в противоположную стену и по камню пошли тонкие трещины, а монах издал короткий вскрик боли, впился в руку гамаюна, но сейчас он казался таким беспомощным и слабым. Чарльз никогда не замечал этого, но теперь… Как он мог бояться чего-то столь слабого и хрупкого? Такого скоротечного… Он сильнее впился когтями в шею монаха и слегка склонил голову на бок, следя за призраком жизни этого человека. Так просто, лишь не сдерживать движение этого образа.
Монах захрипел и сильнее впился в когтистую руку недавнего пленника. Его кожа побледнела и истончилась, начала высыхать и покрываться морщинами, старела на глазах, словно сама жизнь утекала из этого некогда сильного тела, а болезненный хрип сначала сменился испуганным писком, а затем мерзким бульканьем, но Чарльз не отпускал его до тех пор, пока глаза монаха не покрыла белая мертвенная пелена. Юноша разжал руку, и тело противника, который всего мгновение назад, казалось, должен был лишить его жизни, с сухим грохотом рухнуло на пол, и в воздух взмылось облако пыли, а вокруг трупа появилась едва заметная, похожая на черный дым, аура. Чарльз медленно сжал и разжал свою руку, рассматривая свои длинные когти и белую кожу. Медленно выдохнул, пытаясь успокоиться, унять это ощущение нарастающей мощи, которая хотела вырваться на свободу, разорвать его тело, поглотить все вокруг, нарастала густой хищной тьмой в его душе.
Вдох.
Чарльз закрыл глаза. Он думал, представлял как можно ярче их спальню. Широкую кровать в свете затухающего камина. Приятную слабость в теле. Спокойствие на душе. Измученная, но счастливая улыбка Эрика. Его колючие из-за рыжей бороды поцелуи и бережные, почти осторожные прикосновения рук, которые привыкли держать меч, а не нежничать с любовником в постели.
Выдох.
Сердце забилось спокойнее, постепенно замедляя свой безумный бой, а темнота внутри него недовольно зашипела, опускаясь все ниже, словно прячась на дне темного озера в недрах души, но того засова, что сдерживал ее до этого, больше не существовало, и Чарльз ощущал, что достаточно только пожелать, и этот бесконечный источник силы будет готов наполнить его до краев, напоить силой все его тело, укрепить его и дать власть, о которой он прежде и думать не мог.
Чарльз медленно разомкнул веки и посмотрел на свою руку. Цвет кожи все еще был болезненно бледным, но когти пропали, делая его руку вновь похожей на человеческую. А не…
Юноша вздрогнул, вспомнив жуткие записи Гамота. То же ощущение, что он испытал сейчас, но куда сильнее… Он помнил, как менялся злобный дух в тех письменах. Но с ним такого не случится… Он не монстр. Он не монстр…
Думать об этом не было времени. Ксавьер наклонился к мертвому монаху и начал стягивать с него сапоги и штаны, бросил взгляд на раненого охранника, но тот уже успел истечь кровью, а глаза его остекленели с выражением боли и ужаса на лице.
Он был вынужден. И чувство вины не должно было даже нарастать в его груди. Чарльз тряхнул головой и выругался, с усилием наконец-то расправился с одеждой монаха и торопливо натянул штаны, покрепче перетянув ремень, чтобы они не спадали с его худого тела, а затем надел сапоги. Далее настала очередь рубашки, у которой были срезаны рукава, по форме всех послушников, живущих внутри монастыря, и грубой серой накидки. Ткань провоняла запахом пыли и пота, и вонь резала нос при каждом вдохе. Сердце вновь билось быстро, и чем сильнее унималась темная сила в душе Ксавьера, тем сильнее становился страх. Он подхватил голое худое, похожее на обтянутый кожей скелет, тело мертвого монаха и затащил его в свою камеру, швырнул останки к трупу Тодда. Взгляд невольно задержался на мертвом инквизиторе, и все внутри сжалось до боли, пронизывая судорогами все тело. Чарльз почувствовал приступ тошноты и согнулся пополам, хватаясь за стену. Горло резало спазмами, тело вздрагивало, и на мгновение Ксавьер едва не задохнулся от рвоты, а затем, тяжело дыша и вновь ощущая слабость в ногах, заставил себя выйти и подрагивающими руками взялся за второй труп. Он потащил его и тут же выругался.
Крови натекло столько, что стоило только войти любому дозорному, как он поймет, что здесь произошло.
– Гамот, – выругался Чарльз, утер лоб тыльной стороной ладони и, лишь коснувшись себя, вздрогнул, ожидая острой боли от раны, но ее не последовало. Чарльз осторожно коснулся кожи и ощутил рубцы шрама. Все его раны затянулись, но слабость возвращалась. Он бы хотел верить, что сможет так же залечить и любые другие травмы, но полагаться на это было бы глупым. Он зашипел от натуги, но перетащил второй труп в камеру, забрал у него ключи и запер тела внутри. Затем вложил меч покойника в ножны, обходя неровные следы расплавленного металла на полу, дошел до факелов и снял их со стен. Он затушил пламя, чтобы хотя бы для беглого взгляда скрыть кровь у своей камеры, а затем накинул капюшон и, чувствуя дрожь в слабеющих руках, торопливым шагом направился по коридору, но спустя всего пару шагов сорвался на бег.
Шепот и тихое чириканье. Жуткое, отдающееся эхом. От него мурашки бежали по спине. Чарльз замедлился и прислушался. Тишина. Откуда в этом месте глубоко под землей могли взяться птицы?
В этих коридорах он не был в сознании и понятия не имел, куда идти, но сад с птицами, пусть даже звучащими так жутко, явно лучше, чем очередные охранники, которых наверняка здесь должно быть гораздо больше. Чарльз свернул, идя на жуткий птичий щебет, и вскоре оказался в круглом плохо освещенном зале, который заканчивался прочной стальной дверью.
Щебетание стало громче, а в воздухе ощущалась легкая лесная свежесть. Чарльз обернулся, словно ожидал увидеть позади сотни охранников, но там все еще был пустой коридор. Он не помнил, чтобы его проводили через лес. Но, с другой стороны, он вообще толком не помнил, как его вели сюда.
Грохот!
Чарльз инстинктивно пригнулся, а сердце испуганно заколотилось, глаза обдало холодком, но юноша смог взять себя в руки и настороженно посмотрел на прочную дверь. Он должен был испытывать страх. Он понимал это. Но когда что-то с силой вновь ударилось о металлическую преграду, Ксавьер остался спокойным, а испуг, пронзивший его всего мгновением раньше, прошел. Новый птичий вскрик. На этот раз немного иной. И снова. Словно за преградой было несколько разных птиц. И, судя по звуку, довольно крупных. Они кидались на дверь и кричали все громче, наперебой, а Чарльз стоял на месте и смотрел на запертый проход, сдерживающий существ.
Холод потек от краев его глаз к вискам и по шее, спускался все ниже, окутывая тело, придавая ему сил и стирая страхи. Он не чувствовал угрозы в запертых созданиях. И даже слышал что-то знакомое в их щебетании. Юноша медленно направился к двери, а шаги его сапог эхом отдавались от каменных стен. Он протянул руку к небольшому заслону и сдвинул задвижку, отпер оконце с прочными металлическими прутьями.
Грохот и крик. Блеск черных глаз и ворох черных перьев, скрежет прочных когтей по металлу.
Чарльз ощутил, как от испуга гулко забилось, но быстро успокоилось сердце, и решил было, что безопаснее бежать от монстров, спрятанных в подвалах монастыря. Но только крик их был отчаянный и жалобный, и, видя отблески их черных глаз на мертвенно бледных лицах, мелькавших в оконце, Чарльз не смог просто уйти или сбежать. Одно из созданий издало высокое протяжное чириканье и впилось взглядом в Ксавьера, заскрежетало когтями по двери, словно собака, просящаяся на улицу. Отблеск света от одного из немногочисленных факелов коснулся лица создания. Чего-то, что лишь отдаленное напоминало человеческий облик, который выцвел и огрубел, потрескался, став похожим на древнюю фарфоровую маску, украшенную перьями вместо волос.
Существо взревело, словно пытаясь напугать Ксавьера, но юноша только склонил голову, рассматривая демона. Задержал взгляд на символе, вырезанном на его открытом лбу. Таком же, какой Тодд вырезал и на лбу самого Чарльза. Руки сами собой сжались в кулаки, и гнев ярким пламенем вспыхнул в крови. Чарльз чувствовал, как покалывает кожу от легкой боли.
– Видит, – сипло зашипел один из демонов, и позади него из глубины клетки послышался хриплый смех и новое чириканье.
– Пусти.
– Пусти нас!
– Открой…
– Молчать! – приказал Ксавьер, и, к его удивлению, узники разом смолкли, а тишина в подвалах стала такой плотной и густой, что можно было различить шипение огня в факелах.
Юноша провел бледной рукой по прочному засову и замочной скважине. Такую дверь наверняка не каждый взломщик может открыть, да и имея ключ, возникнут проблемы. Но… Те существа, что были по ту сторону двери… Сейчас для Чарльза они такие же пленники, как и он сам, и их помощь может пригодиться. Все лучше, чем идти одному, надеясь, что он одолеет инквизиторов, способных соперничать с воинами в одиночку.
Он медленно выдохнул и сосредоточился на металле, вылавливая из его прочной структуры бледный молочный образ, который, подобно бестелесному призраку, появился над дверью. Этому трюку он обучился быстро, и не было ни удивления, ни страха, когда от прикосновения его пальцев по металлу поползла глубокая ржавчина, а образ самой двери покрыла только Чарльзу видимая черная дымка. Он отошел на пару шагов как раз вовремя, чтобы не попасть под первые обломки ставшей слишком хрупкой преграды, которая больше не могла выдержать тяжелые удары пернатых существ.
Скрежет и грохот стоял столь оглушительный, что Чарльз не сомневался – их услышит весь монастырь. Но сейчас, глядя, как в неровный проем в двери пытаются вылезти сразу три огромных гамаюна, возвышающихся над ним на несколько голов, Чарльз знал, что сможет прорваться, и, смотря на существ, не испытывал страха. Лишь щемящее сочувствие и сожаление. Гамаюны по-птичьи кричали, вырывались на волю, не заботясь о том, что все еще острые края пролома ранили их пернатые тела, они словно не обращали внимания на раны и кровь, на вырванные перья. Они тяжело падали на холодный камень у ног Чарльза, царапая пол длинными смертоносными когтями, издавая довольное урчание, а порой и рык.
Один за другим они выбирались из своего заточения, и вот уже перед Чарльзом стояло пятеро существ, что в этих землях были для всех демонами. Они смотрели на него своими пустыми черными глазами, и лишь у одного из них взгляд сиял голубым свечением. Чарльз не сразу заметил его за огромными пернатыми тушами его сокамерников, он казался куда меньше, да и перья его были не такими густыми, но кожа такая же бледная, словно восковая, а пальцы венчались острыми когтями.
– Благодарность, – хрипло произнес самый большой из демонов, глядя на Чарльза сверху вниз, а другой из монстров, который все еще лежал у ног Ксавьера, истерично засмеялся, продолжая царапать пол.
– Свобода, – прошептал голубоглазый.
– Нет. Это только первая дверь, – сразу взял на себя командование Чарльз, почему-то чувствуя это в себе… Словно каждый из этих существ был у него на прочном поводке, и он не ощущал угрозы, но знал, что они смогут помочь.
– Король, – хмыкнул крупный гамаюн и резко по-птичьи наклонил голову, глядя на Чарльза своим белым лицом, которое было так искажено и натянуто, что походило на жуткую маску, под которой прятался истинный облик демона, и Чарльз не знал, что еще более жуткое может скрываться за этими пустыми глазами и натянутой ухмылкой.
– В этих землях – нет. Наш король… – Чарльз невольно запнулся, вновь вспоминая Эрика, но на этот раз его образ не принес ему нужного спокойствия, а наоборот отставил горечь и напоминание о той боли, от которой Леншерр не смог его защитить. Горло сдавило болью, и юноша с трудом сглотнул, но взгляд его стал более решительным, если это можно было увидеть в чернильном мареве, заполнявшим его глаза. В конечном итоге он совершил ошибку, решив, что может полностью положиться на Эрика. Даже король не смог уберечь его, сколь сильно бы он этого не желал. – Его нет в этих землях, – закончил Чарльз, и гамаюн у его ног снова рассмеялся. Ксавьер опустил взгляд на пернатое создание, и тот запрокинул до жуткого длинную шею, покрытую густыми перьями, посмотрел на Чарльза и издал тихий стрекот, который больше подошел бы гигантскому насекомому, а не птице.
– Человек королем быть не может, – сказало существо и снова засмеялось.
– Он ведет тебя.
– Освободил.
– Благодарны.
– Крови. Хотим крови.
– Так долго, – гамаюны зарычали, словно цепные псы, и Чарльз едва заметно кивнул и достал меч из ножен, развернулся и направился по коридору, зная, что демоны следуют за ним, слыша их потусторонний хрип и дикий тихий смех того из бесов, кто уже не помнил, как ходить на двух ногах, почти стелился по полу, следуя за Ксавьером.
