Текст книги "Бабье царство. Возвращение... (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
Бабье царство. Возвращение...
Хроники Бета-мира. Хроника XI.
Хроника возвращенья в Бабье Царство.
Глава 1. Дела делишки...
Женская логика...
Обратно домой с заводов Белла не торопилась. Если до того, к Марку на Стекольный завод её неудержимо гнала какая-то внутренняя нервозность, словно она забыла там что-то важное, то на обратном пути она вдруг обрела внутреннюю цельность, уверенность в себе и удивительное спокойствие, вплоть до полного равнодушия. Ей всё стало окончательно ясно. Всё что её тревожило в странном предложении Куницы обрело кристальную ясность и понимание. И чётко просматривался единственно возможный выход из создавшегося положения.
Им опять придётся сверхнапрячься.
– "Подобная тенденция становится уже чем-то вроде дурной привычки, – мрачно шутила Белла сама с собой на обратной дороге. – И если её не сломать...".
Что произойдёт если не переломить сложившуюся уже тенденцию её жизни в этом городе, Белла не могла чётко сформулировать. Так, витало что-то краем сознания, не формируясь в чёткий образ, не более того. Но что эту тенденцию нельзя было пускать на самотёк, для неё стало уже совершенно очевидно. Они снова возвращались к тому от чего казалось бы уже успешно избавились.
Избыв одного "куратора", в лице Головы со Старостой, к ним на шею стремительно пытался пристроиться другой, Куница. Не такой наглый и прямолинейный, щедрый, в определённой им самим мере, но оттого не менее целеустремлённый, стремящийся тихой сапой подмять успешную чужую компанию под себя и встроить их в свою систему интересов.
И такую тенденцию следовало ломать. Безжалостно и решительно. Потому как ни под кого подстраиваться Белла не собиралась. И ни себе, ни кому другому из своих ближних Белла бы этого не позволила. Поэтому подобные поползновения следовало ломать немедленно и со всей возможной жёсткостью, не оглядываясь на последствия, дабы раз и навсегда отвадить подобных любителей до чужого "сладкого".
Обратная дорога заняла у Беллы полных пять дней. Она никуда не торопилась. Дела, ожидавшие её в городе, могли и подождать. И что характерно, действительно подождут. И день, и два, и, если понадобится, то и неделю. Без неё всё равно ничего не решится. Потому она никуда больше не спешила, задержавшись сначала на литейном, а потом проведя ещё парочку весьма насыщенных дней в мастерских у братьев Трошиных. И теперь откровенно наслаждалась обратной дорогой, слепящим весенним солнцем, близостью подступающей весны и картиной буквально на глазах оживающего после суровой зимы леса.
Особенно это было заметно на открытых участках дороги, где солнце уже вовсю жарило, местами догола обнажив чёрную землю и густо сыпанув по бугоркам первыми весёлыми подснежниками. И Белла вынуждена была признать себе, что давно уже не была столь счастлива и столь близка к природе, и давно уже не получала такого искреннего чувственного наслаждения от простой поездки по просыпающемуся весеннему лесу, как в этот раз.
Когда ранним утром открытый возок с нею, детьми, нянькой и следующими сзади двумя десятками охраны въезжал в Южные городские ворота, на губах её блуждала мечтательная, неопределённая улыбка, навеянная приятной поездкой. Чем невольно вызвала нешуточное напряжение у воротных стражей. Такой мечтательной, с блуждающим взглядом и рассеянной её давно уже в городе не видели, а всё непонятное, особенно связанное со столь неординарной юной особой, немедленно доводилось до сведения городских властей.
Этим же утром, ещё до полудня она была банке на своём рабочем месте, привычно заняв своё любимое кресло в углу рабочего кабинета Маши. Детей, чтоб не отвлекали, разместили во внутренних помещениях банка в игровой детской комнате, подальше от глаз посторонних. И жизнь снова вошла в своё привычное деловое русло.
И, наверное, самым привычным в ней стала теперь для Беллы фигура Маши, склонившаяся над какими-то документами, которые та внимательно читала.
Деловые люди.
Всё утро первого рабочего дня по возвращению Беллы из поездки на заводы, Маша просидела за своим рабочим столом, с интересом вчитываясь в проект нового договора, подготовленный за время отсутствия Беллы Куницей и лишь этим утром доставленный ей с курьером. Сама Белла в этот момент сидела напротив и предавалась каким-то созерцательно мечтательным раздумьям, внимательно рассматривая что-то любопытное на недавно чисто побеленном потолке.
Кончив читать, Маша некоторое время наблюдала за подругой и не дождавшись когда та хотя бы пошелохнётся, первая нарушила тишину.
– Нашла там что-то интересное, – подколола она Беллу.
– Прикидываю, откуда вдруг взялась такая бурная, деловая активность Куницы, что он нам буквально продыху не даёт своими новыми деловыми предложениями.
Сначала предлагает переработать полтора миллиона пудов зерна, мотивируя это повышенной для него выгодой от продажи именно нами произведённого спирта, потом предлагает новую партию зерна, ещё большую. На тех же, что и в первый раз условиях. А теперь, я так понимаю по твоему периодическому хмыканью и заинтересованному виду, ещё что-то интересное подсовывает.
Ну, прям добрый любящий дядюшка, заботящийся о благополучии любимых племянниц. Нет, что-то здесь не так.
– Смеёшься? – изумилась Маша. – Миллион пудов элитного зерна в закрома родины, да плюс к тому три лимона сто шестьдесят пять тысяч злотых за бутылки, выдуть которые Марковым мастерам на раз плюнуть...
Запнувшись, Маша несколько опамяталась. И как-то нехотя смущённо призналась, под насмешливым взглядом сузившихся глаз Беллы.
– Ладно, – поморщилась она, – можешь ничего не говорить. Не на раз плюнуть, согласна. Поработать придётся. И серьёзно придётся поработать, если хотим отхватить такой куш. Двести тысяч бутылей – это вам не комар начихал. Но, согласись, и цена хорошая. Три лимона золотом с копейками. За такие деньги можно покорячиться.
И вот это всё, по-твоему – "что-то не так"?
– Я вот всё думаю. А не дёшево ли Куница собирается нас купить? – не отвечая Маше, проговорила Белла. – Может с него более реальных денег потребовать, да побольше? Чем чёрт не шутит, вдруг даст.
– Сдурела!? Клиента потерять хочешь? – мгновенно взвилась Маша. – Нет! Ты меня не слышишь. Определённо, поездка к Марку дурно сказалась на твоих умственных способностях, – сердито завертелась она на стуле. – Потребовать можно, да получить – вряд ли. Денег в городе, считай что, ни у кого, кроме как у нас нет. И Куница здесь не исключение. В городе царит сплошной бартер. Даже Голова, у которого весьма нехилая торговлишка с Приморьем, и тот за все операции в городе предпочитает расплачиваться "борзыми щенками".
Одни мы со своим приморским золотом на общем фоне выглядим белыми воронами, платим за всё наличкой. Но и у нас тоже дела идут не шибко весело. Зима, торговлишки с Приморьем считай что, никакой. Притока золота – тоже практически нет. Так, тощий ручеёк для поддержки штанов. Живём исключительно за счёт старых жировых запасов. И на этом фоне предложение Куницы для нас воистину царское. Столько зерна, да ещё и деньги.
А уж для нас то, зерно – очень серьёзная причина зубами схватиться на данный договор. Своего то зерна у нас как не было, так и нет. И будет ещё не скоро, если вообще когда-либо будет, с нашим-то подходом к собственному посевному клину. А тут – такая удача. Такое предложение! Считай, на несколько лет вперёд будем обеспечены прекрасными кормами для ящеров и посевным зерном. При известной, конечно, экономии, пусть впроголодь, но на пару лет нам этого зерна хватит.
Надо будет лишь поставить надёжные элеваторы и сохранить в закромах Родины, чтоб ничё не пропало. Так что, хочешь не хочешь, а Куница нас считай что спас.
– Вот это-то и странно, – задумчиво буркнула Белла. – С чего бы такая благотворительность. Для местных подобное поведение совершенно не характерно. Лесовики! А тут – благодетель, иначе не скажешь.
– Не ёрничай, – поморщилась Маша. – Да, он нас просчитал и сделал нам шикарное предложение, от которого мы не можем отказаться. Не можем и не будем! Ну и что?!
Ну и что, что он нас просчитал и хочет на нас заработать? Ему нужен спирт и он нашёл пути решения своей проблемы. А нам надо решать СВОЮ проблему.
У нас на шее почти девять тысяч взрослых мужских особей подгорных людоедов висит! Целый легион, считай что, который так и не удалось сформировать нашим заинтересованным имперцам. И который они постарались быстренько сбыть со своих рук обратно нам на шею, скинув с себя такую докуку. И если б не первый договор с тем же Куницей, в лагерях наших шахтёров и Марковых землекопов царил бы сейчас натуральный голод, и ящеры как и прежде жрали б сами себя. Или, что вернее за нас бы принялись. И шахты б встали! Все!
Не забывай. У нас почти три тысячи шахтёров. Было!
Было и теперь заново есть! Два на золотом и один на угольном рудниках; одна тыща – на медных копях; две с половиной – землекопы у Марка; ещё что-то около двух – на ловах у амазонок, занимаются подлёдным ловом. И тысячи полторы – заняты в горах: на работах в Тупике и на строительстве там дороги. Девять тысяч! Девять тысяч взрослых мужских особей! И все как один хотят жрать! А как жрут они – сама знаешь.
– У тебя что-то не ладное с арифметикой, подруга, – насмешливо перебила её Белла. – Ты забыла посчитать те две тысячи "зомби", что копали подземелья под Литейным. Те самые твои любезные "Закрома Родины".
– Разве? А это не землекопы Марка? – удивилась Маша. – Мне раньше казалось, что это его ящеры.
– Ну, – передёрнула плечиком Белла. – В определённом смысле, так и есть. Особенно учитывая, что возню в подземельях тоже можно рассматривать как земляные работы. И то, что они теперь перебрались в лагерь ящеров рядом со стекольным заводом Марка, подтверждает это. Тут ты, пожалуй что, права. Тем более что и сам Марк числит их как бы по своему ведомству, взяв над ними негласный контроль.
– Что ж, сделаем его гласным, – Маша решительно рубанула воздух рукой.
С этого дня официально считаем, что на Марка теперь работает шесть тысяч подгорных людоедов. И пусть он за них отвечает. Две с половиной – это его нынешние ящеры, полторы – те, что ныне в горах, строят дорогу, и две тыщи этих твоих "зомби".
Одиннадцать тысяч? – в недоумении замерла Маша. – Ужас. Откуда? Совсем недавно их было всего пара тысяч на золотой шахте и мы еле-еле справлялись с охраной. А тут...
– Ты опять плохо посчитала, – флегматично, на едва уловимой грани издёвки, опять перебила её Белла. – А члены их семей? Так называемые иждивенцы? Многие из них тоже принимают самое активное участие в нашем производстве. Женские особи довольно активны в плане чего бы покопать, да и многие подростки, из числа тех что постарше, тоже на нас работают. И на шахтах, и на всяких прочих подсобных работах.
Вывоз угля из забоя – полностью на их плечах. Все вспомогательные работы – полностью в их ведении. Так что, их тоже нельзя исключать из подсчётов трудящихся, на которых следует распространять взрослые нормы питания.
– Детский труд запрещён, – растерянно пробормотала Маша.
– Ты ещё про свой КЗОТ вспомни. Тот, что на Земле остался, – сухо оборвала её Белла. – И женский, и детский труд весьма активно используется всеми. Всеми, заруби себе это на носу! И нами в том числе. В любом труде нет ничего плохого, если только он не превращается в кабальный.
Так что можешь смело добавить к одиннадцати ещё тысяч двадцать пять новых рабочих, из расчёта по два, три "иждивенца" на одну взрослую мужскую особь. Так сказать, члены их семей.
– Откуда у них семьи? – совсем растерялась Маша. – Не было же. Мы же...
– Набежали, – сухо оборвала совсем растерявшуюся Машу Белла. – Тишком. Пока мы их громили на границе, те что выжили лесами просочились обратно, поближе к кухне, как обычно говорят старые солдаты. И когда ослабла охрана лагерей, в связи с переводом пленных на вольные хлеба и их отказу от людоедства. тихой сапой пристроились на тёплые места. Эти ящеры вообще какое-то недоразумение, – сердито проворчала Белла. – Хотя да, их можно понять. Зимой в лесу голод, а у нас кормят. И кормят довольно неплохо, особенно в последнее время. Вот и лезут за колючую проволоку, чтоб с голодухи не подохнуть.
У нас какая-никакая а жизнь, а там, в разорённых деревнях, голод и смерть. Вот они и потянулись, кто – на равнину, к соплеменникам, а кто тишком в наши лагеря пленных. А твой Корней этот момент прошляпил.
Охранял от того чтоб не сбежали, а что сами полезут за колючую проволоку – не подумал. Теперь их оттуда пушкой не выбьешь. Да и зачем, работают же. Пусть не так производительно, как взрослые особи, но всё же, всё же... Свою часть подсобных работ они выполняют полностью. Так что...
– Хорошо, – Машу явственно передёрнуло. – Но всё равно это ничего не меняет.
Если считать, что для нормального жизненного цикла обычного человека желательно иметь тонну зерна на нос... Это данные ещё с Земли, – сухо пояснила Маша на изумлённый взгляд Беллы. – Ну, там, откормить курей, свиней, коровке зерна в кормушку подсыпать, лошади овса, а то и пшенички, и так далее, то на одну взрослую рабочую особь звероящера можно смело принимать порядка двух тонн зерна в год... Хотя бы двух тонн, – особо, с упором на вес, подчеркнула Маша. – Женщ..., – оборвала она сама себя. – Для женских особей и мальцов, тут уж перебьются – не более чем по половине. Тонна на нос – и хватит.
То есть на год нам надо на взрослые особи – двадцать две тысячи тонн, и на иждивенцев – ещё двадцать пять тысяч тонн зерна. Итого – сорок семь.
Ужас, – едва слышно прошептала она. – Мы никак не укладываемся в норматив. Даже с зерном по второму договору. Боже! Это же кабала! Любой нас теперь спеленает, а мы и пукнуть не сможем. Ой-й! – схватилась она за голову. – Откуда что взялось. Только что ничего ведь не было и нате вам, приплыли девочки.
– Кормушка, говоришь. Ну да, – мрачно ухмыльнулась Белла. – Особенно учитывая то, что подсобного хозяйства у ящеров нет. Как-то не успели завести, – с издёвкой уточнила она. – Того самого, куда надо подсыпать зерна в кормушку. Ни кур нет, ни коровок, ни кроликов у них тоже нет, – ядовито рассмеялась она. – Как-то не совмещаются ящеры с курами.
– Ну и что, – хмурая Маша раздражённо передёрнула плечами. – Подумаешь. Жили впроголодь ящеры до нас, и дальше также жить будут. Нам то что. В конце концов, хотят жрать – пусть рыбку с амазонками на паях ловят. Если они амазонкам не мешают, то мне лично той рыбы не жалко. Её в озёрах как грязи.
– Если ты к тому, чтоб сократить количество особей в трудовых лагерях, то такое отношение приведёт к отвлечению взрослых рабочих особей от работы на шахтах, – невольно похолодел голос у Беллы. – Упадёт добыча руды и угля и мы в итоге потеряем много больше.
– А вот если нам надо чтоб они все ударно трудились, – победоносно ухмыльнулась Маша, – выдавая на гора нужный НАМ результат, то надо соглашаться и на второй, и на этот, последний, третий договор, – постучала она пальчиком по бумагам у себя на столе.
Так что, Беллочка, нравится – не нравится, а придётся договор подписывать. И в том виде что нам предлагают. Не до жиру.
Глубоко задумавшись, Маша какое-то время рассеянно барабанила пальчиками по раскиданным по столу каким-то листкам.
– А вот со стеклом..., не знаю, – совсем уж тихо проговорила она. – Надеюсь, что все наши домыслы это всё же досужие домыслы, а не правда. Очень на то надеюсь.
– Надеешься, но, тем не менее, ничего не предприняла чтоб разобраться. Пустила всё на самотёк. Даже результатами моей поездки на завод к Марку не поинтересовалась, – Белла с задумчиво-отрешённым видом также рассеянно барабанила пальчиками по подлокотнику кресла. – За всё время с моего возвращения, ни одного вопроса не задала. Если у нас и дальше будет такой подход..., – кольнула она Машу построжавшим взглядом.
– Я тебе вот что скажу, подруга, – с невозмутимым видом Маша отложила в сторону листки, что только что взяла со стола. – У тебя своя доля работы, а у меня – своя, – слегка хлопнула она ладонью по столу. – И вот здесь, в моей доле, – постучала она коротко обрезанным ноготком по листам. – Чёрным по белому, грамотным русским языком всё ясно и чётко изложено.
Посмотрев на свои собственноручно этим утром коротко остриженные ногти, она ещё более погрустнела.
– Вот где наше благополучие на ближайшие годы, – не отводя взгляда от собственноручно изуродованных ногтей, уныло констатировала она. – Вот! Новый договор, предложенный Куницей, – резким движением руки Маша грубо отстранила от себя все листки на столе.
Чёрт, – едва слышно сквозь зубы чертыхнулась она. – Нормальный маникюр не у кого сделать. Нахрена тогда так работать.
Замолчав, Маша с едва скрываемым раздражением несколько долгих мгновений внимательно наблюдала за реакцией Беллы. Дождавшись, когда в её глазах вспыхнет лениво-вальяжный интерес, с понимающей усмешкой на губах сухо продолжила.
– Докладываю. Сей хитроумный крендель предлагает нам не размениваться на мелочёвку: полтора миллиона пудов, два миллиона пудов. Он предлагает сразу заключить один большой договор на переработку для него тридцати восьми миллионов пудов зерна. Частями. В котором этот, на два миллиона пудов, войдёт как первая часть. По первоначальной договорённости.
То есть: нам девятнадцать миллионов пудов – за работу, а его девятнадцать – в переработку на спирт.
Как тебе? А?! Сто тысяч тонн зернового спирта! Мужик явно не мелочится.
– Сто так сто, – безразлично пожала плечами Белла.
Стоп! – резко встрепенулась она. – Как сто? Какие сто? Сто тонн??!!! И ты всё утро молчала!?
– Сто тысяч тонн, – с непередаваемо самодовольным выражением на лице подчеркнула с коротеньким смешком Маша. – Представляешь! Он предлагает нам произвести для него из давальческого сырья сто тысяч тонн зернового спирта! И всё на тех же условиях. Пятьдесят на пятьдесят.
Как тебе? Гарантированное развитие и полная трёхсменная загрузка всем нашим трём спиртовым заводам минимум на год. И полное обеспечение кормом наших ящеров на все ближайшие годы.
– И ты считаешь, что мы справимся? Наличными силами? – неподдельно изумилась Белла. – Сто тысяч тонн спирта?! За год?! Немыслимо!
– За два, – поспешно поправилась Маша, понимая что со сроками что-то явно на так. – Тут в договоре есть оговорка, что он не против разумного увеличения сроков.
– С первой то партией еле управились, – рассердилась Белла. – Чуть ли не все допустимые сроки сорвали. Люди работали в три смены и то до конца ещё не рассчитались. Как со второй партией справимся, я сама ещё плохо представляю. И никто не представляет! Люди в шоке от свалившегося им на голову ТАКОГО объёма. А ты, судя по твоему самодовольному виду, серьёзно рассматриваешь уже новый договор? На сто тысяч тонн?! Когда его будем выполнять!? Кто!? Какими силами?! Где?!
Сто тысяч тонн! – схватилась она за голову.
– Фигня, – отмахнулась Маша. – Что-нибудь да придумаем. Если даже наличных мощностей окажется недостаточно, поставим пару, тройку дополнительных ректификационных колонн и слепим на скорую руку ещё два-три амбара под закваску.
– Чего? – изумлённо глянула на неё Белла.
– А уж нанять на работу ещё пару сотен местных аборигенов – вовсе не проблема, – пренебрежительно фыркнула Маша. – Посули аборигенам двойной, а то и тройной заработок, и они мигом позабудут про все свои мини заводики, от которых ничего кроме головной боли не имеют, и мухой переметнутся к нам. И про недоверие своё тут же забудут. За такие-то деньги? Пфе, – фыркнула она.
Не забывай, в сроках мы не ограничены, – с важным видом подчеркнула она, подняв вверх указательный палец. – Прорвёмся!
Я долго думала, – задумчиво подняла она глаза к потолку. – А Степной ведь был прав, мелкие хозяева уже вдосталь наелись своей самостоятельности и теперь только рады будут избавиться от обузы в виде малорентабельного производства, устроившись к нему на работу. А мы тогда сможем наши же прежде заводики обратно скупить. Теперь уже по дешёвке.
– Когда это он такое говорил? – изумилась Белла.
– Не говорил, так скажет, – небрежно отмахнулась Маша. – Не о том речь. У нас сразу же возникает другая проблема. А куда нам девать столько зерна? Триста тысяч тонн одного только "пьяного" зерна! Плюс – триста тысяч отборного посевного. Где нам всё это хранить? У нас же нет ни одного достаточно крупного элеватора, кроме как у Степного на Рожайке. Ну и того, что ещё только строится ни шатко, ни валко в Хрусталях.
А нужно – ого-го сколько. Шестьсот тысяч тонн, – снова мечтательно, несколько заторможено повторила она. – Тридцать восемь миллионов пудов, – благоговейно прошептала она. – Ужас!
Пока что особых проблем с сохранностью нет, поскольку практически всё переработанное зерно сразу же уходит в желудки оголодавших ящеров. Успевай только подвозить.
Шахтёры, Марковы землекопы, дорожные строители, прочая шушера. Все понемногу отъедаются, – принялась Маша перечислять, загибая пальцы. – Плюс наши, городские ящеры подсуетились. Но эти так, по мелочи. Для них "пьяное зерно" это так, скорее экзотика, чем настоящий корм. Тем более что наши, городские, так не бедствуют.
Но с такими объемами..., – задумчиво помахала она перед лицом взятым со стола каким-то листиком. – С такими объёмами нам никаких пещер Райской долины под склады не хватит. Про бочки, я уж вообще помолчу. Чё делать? – рассеянно уставилась она в пустоту перед собой.
Застыв соляной статуей, Маша какое-то время рассеянно глядела на лист с расчётами.
– Благодетель, – медленно покачала она головой. – Истинный благодетель. Не знаю куда ему столько спирта, но все наши проблемы с подгорными он точно решит, – едва слышно прошептала она с благоговейными нотками в голосе..
– Благодетель..., – едва слышно, эхом откликнулась следом Белла, не сводя с Маши похолодевшего непонятно с чего взгляда. – Значит, говоришь облагодетельствовал, мил друг. Ну всё, – вдруг как-то сразу подобралась Белла, – мне надоело слушать весь этот бред,
А теперь слушай сюда, подруга, – баронесса крайне неприятно улыбнулась, глядя на удивлённо посмотревшую на неё Машу. – Давно хотела тебя спросить, да всё как-то момента подходящего не было. Не подскажешь? Откуда у тебя взялась цифра в двести одиннадцать тысяч четвертных бутылей для разлива Куницына спирта. Это – по второму договору, – пояснила она на непонимающий взгляд Маши. – По тому, который ты только что так легко включила в новый, ещё больший, так толком ни в чём и не разобравшись.
Скажи ка Маша, как ты собралась разливать тридцать две тысячи тонн спирта в двести одиннадцать тысяч двести штук четвертных бутылей, ёмкостью в три литра?
– Что?
– То, – ещё более захолодела лицом Белла. – Столько спирта физически не влезет в заявленное тобой число бутылей. Ты что, хочешь нас подставить под обвинение в подлоге? В преднамеренном обмане клиента? В жульничестве?! На виселицу захотелось, подруга?
Глядя в широко распахнутые изумлённые глаза Маши, Белла ещё более надавила на психику.
– Ты что, хочешь ославить нас как лжецов? Хочешь нас поставить в полную зависимость от благорасположения Куницы? Закабалить нас хочешь?
– Ты чего?! – внезапно прорезался возмущённый голосок потрясённой Маши. – Сбрендила? Какой обман? Каких лжецов? Какая кабала? Ты в своём уме?
– Я-то в своём. А вот ты в чьём?
Чем твоя пустая башка думала, мешая местную и земную десятеричную системы в одну кучу.
– Что-о-о?
– То! Дура!
– Сама дура!
– Нет, ты дура!
Грохот распахнувшейся настежь двери тамбура и ворвавшаяся в кабинет встревоженная Дашка на миг прервали ругань, когда стоящие друг напротив друга две злые растрёпанные женщины, уперев кулаки в бёдра с яростью орали друг на друга. Разом повернувшись к входной двери обе женщины непонимающе глядели на растерянное лицо секретарши.
– Во-о-н!! – бешеный крик двух разъярённых женщин мигом вымел Дашку обратно в приёмную.
С грохотом захлопнувшаяся дверь разом оборвала все звуки. На долгие тяжёлые минуты в комнате установилось тягостное тягучее молчание.
– А теперь скажи. Только спокойно и без криков. При чём здесь эти дурацкие названные тобой системы и при чём здесь какая-то кабала? К чему это ты тут виселицу приплела?
Спокойная, мертвенно бледная Маша, стараясь не смотреть на Беллу, преувеличенно аккуратно села обратно в своё кресло и принялась старательно разбирать разбросанные по всему столу бумаги.
– Это не я придумала, – ещё более тихо отозвалась Белла, вернувшись в своё кресло и также стараясь не смотреть в сторону Маши. – Это возможный сценарий развития наших отношений с Куницей в случае заключения этого кабального договора. Мы вполне реально чуть было не попали в самую натуральную кабалу до конца своих дней. И виновата в этом была бы ты.
– Объяснись.
– Объясниться? – старательно сдерживаясь, чтобы снова не сорваться, медленно и осторожно начала Белла. – Пожалуйста.
Намного помолчав, Белла начал говорить тихим, невыразительным голосом.
– Первым делом, всё таки скажи. Откуда ты взяла количество четвертных бутылей числом двести одиннадцать тысяч?
– Пять тысяч двести восемьдесят тонн спирта, которые мы должны получить из доли Куницы в миллион пудов зерна, делим на двадцать пять литров, объём одной четвертной бутыли. На выходе получаем ровным счётом двести одиннадцать тысяч двести четвертных бутылей. Арифметика – самая простая.
– Прекрасно, – тихо проговорила Белла, глядя прямо в глаза Маше. – Что и требовалось доказать. Ты великолепный арифметик. Дважды два сложить можешь. Нет слов.
А теперь возьми те же пять тысяч двести восемьдесят тонн спирта и подели их на три литра. Сколько у тебя получится бутылей?
– Зачем?
– Подели, – неприятно улыбнулась Белла. – Не хочешь? Тогда я сама для тебя поделю. И у меня получится ровным счётом один миллион семьсот шестьдесят тысяч бутылей.
Второй вопрос. За сколько четвертных бутылей обещался заплатить Куница? Не отвечай, – оборвала она Машу. – Сама знаю – за двести одиннадцать тысяч.
Третий вопрос. А кто заплатит нам за остальные полтора миллиона четвертных бутылей?
– Не улавливаю ход твоих витиеватых мыслей.
– Зри в корень, как говорит мой муж.
Белла, как-то сразу вдруг сникла, и уже усталым, тусклым голосом проговорила, тяжело откинувшись на спинку кресла.
– Ты спрашивала, при чём здесь местная и твоя земная десятеричная системы? Отвечаю.
В нашей системе мер и весов. В нашей, – ядовитым голосом выделила она, глядя Маше прямо в глаза. – Четверть – это четвёртая часть от ведра, объёмом в двенадцать литров. Так что четверть – это три литра, а не двадцать пять, как ты привычно для себя посчитала. Четверть не от ста, а от двенадцати.
Двадцать пять литров здесь – корчага.
По мере её рассказа лицо Маши медленно наливалось нехорошей, синюшной белизной. До неё постепенно начинало доходить какой ямы им просто чудом удалось избежать.
– Было хоть одно упоминание в нашем договоре с Куницей о корчагах? – замолчала на несколько мгновений Белла. – Нет! Не отвечай! – резко оборвала она попытавшуюся что-то сказать Машу. – Мы вместе с тобой вели тот разговор и ни разу это слово не было произнесено. Я прекрасно этот момент помню.
А раз нет, то согласно условиям договора, весь спирт мы должны будем поставить в четвертных бутылях. Весь! В четвертных бутылях! Из которых Куница оплачивает только двести одиннадцать тысяч двести штук! А вот остальные полтора миллиона штук он НЕ ОПЛАЧИВАЕТ. Об их оплате не было разговора вообще. Остальные полтора миллиона МЫ ЕМУ ДАРИМ!
Дарим, Маша, дарим! Об оплате остальных бутылей в договоре не было сказано ни единого слова. Зато очень много говорилось о поставках спирта в четвертных бутылях. Сложи два и два и у тебя получится ответ. Полтора миллиона бутылей мы ему просто дарим! Просто так!
Но и это не проблема. Хрен бы с ним. Проблема в том, что на настоящий момент мы физически произвести такое количество не можем. Да и никто в этом городе подобного подвига совершить не может. Это – абсурд.
Не сдержав раздражения, Белла с силой хлопнула себя по коленям.
Какое-то время в комнате стояло напряженное молчание, первым которое нарушила Маша.
– Не проблема, – раздался в тишине едва слышный бесцветный голос. – Договор ещё не подписан. Нам вообще предлагается новый договор. И никто не мешает нам уточнить условия договора, передоговорившись с Куницей на новых условиях,. Ну и что, что четвертная бутыль это три литра, а не двадцать пять, – едва слышно проговорила она. – Ну и что!
Схватившись пальцами за ворот сорочки, она судорожно, рывком попыталась освободить воротник. Вырванные с корнем пуговицы веером раскатились по ковру, устилавшему пол кабинета.
– Чёрт! Кого я обманываю. За два миллиона трёхлитровых бутылок нам хотят заплатить копейки, – потрясённо проговорила она. – Из-за простой оговорки. Меньше двух золотых за вечную, неубиваемую бутыль? Меньше девяти кило зерна за одну бутыль! Господи, да что же это такое, – в отчаянии пробормотала она. – Грабят. Средь бела дня, грабят. И кто? Благодетель. Сука!
Да простая литруха из обычного мутного стекла местных стеклодувов на базаре стоит больше, чем эта его цена, – как-то разом сникнув, едва слышно прошептала Маша. – И ведь не отвертишься. Придется теперь юлить и выворачиваться. Слово то сказано
Что делать будем? – вдруг мгновенно собравшись, сухо проговорила она, глядя в глаза Беллы ясным, яростно горящим взглядом.
– Что раньше делали, то и дальше будем, – безмятежно пожала та плечами.
– А что мы раньше делали? – Маша на миг растерялась, выбитая из колеи спокойным, деловым тоном Беллы.
– Кто что. Марк готовит площадку под новый цех и проверяет наличие на складах нужных присадок в потребном количестве. И параллельно же начинает заготовку нового сырья для массового производства бутылок.
Братья Трошины – заняты разработкой автоматической или полуавтоматической линии по производству четвертных бутылей. Они ещё не решили, – безмятежно глядя ей прямо в глаза, невинно похлопала глазами Белла.
Куница же хочет четвертную бутыль? Он её получит. Ту самую, четвертную, на три литра.
Но от оплётки из лозы придётся ему отказаться, слишком это затянет изготовление всей партии. Да и ни к чему она. Никакой практической пользы она не несёт. Так что, перебьётся.
Как впрочем, придётся отказаться и от утяжеляющей вставки из чугуна. Я пока ехала обратно в город, подсчитала, сколько нам потребуется выкинуть на ветер драгоценного чугуна, если мы будем делать эти глупые вставки.
