сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
Она была проворной. И очень доброй. Она застенчиво поглядывала на меня и искренне улыбалась. Напряжение как рукой сняло. Мы мило болтали. Но даже в простой болтовне, как бы не о чем она блистала интеллектом. Мы пили чай из шикарного сервиза, ели торт. Затем Александру Валерьевичу позвонили. Разговор затянулся. Люба вызвалась показать мне квартиру. Такого я не представляла. Я была поражена еще гостиной, скорее напоминающей по размеру актовый зал в школе. Рояль потерялся в ней. Остальные комнаты тоже впечатляли. Люба завела в свою. Она была никакой. Просто кровать, просто письменный стол, просто фортепьяно Ростов-Дон. Вход в ванную комнату совмещенную с туалетом. На окне желтые выцветшие шторы.
— Люба, тебе нравится твоя комната? — спросила я.
— Не знаю, я никогда не думала, — очень честно ответила она. — тут так всегда было.
— Ты не хотела бы все изменить?
— Чтобы было как в сказке? — с застенчивой улыбкой спросила она.
Я невольно рассмеялась.
— А что твой папа говорит об этом?
— Ничего. Мы никогда не говорили с ним о моей комнате. Я покажу Вам его кабинет, его спальню и библиотеку. Там все иначе. Там красиво. У папы хороший вкус, Вы не думайте. — она кинулась на защиту своего любимого отца.
Мне стало не по себе, а девочка взяла меня за руку и повела в кабинет Корецкого. Вот тут я испытала шок. И вовсе не от претенциозной шикарной дубовой мебели, множества медицинской литературы на разных языках, огромного письменного стола заваленного бумагами, на котором рождалось то, что потом становилось достоянием и гордостью страны. Меня потрясло и больно укололо другое. Между двумя окнами с тяжелыми бархатными шторами висел портрет женщины в золоченной раме. Сказать, что она поражала своим величием и красотой, это просто промолчать. Черноволосая, черноглазая высокомерная богиня. Глядя на нее у меня защемило сердце. Куда мне до нее. Как я могу претендовать на этого мужчину после нее. Что он может найти во мне? Я никакая по сравнению с ней. Видимо мои мысли легко читались по моему лицу, потому, что Люба сжала мою руку и произнесла.
— Вы не думайте чего, это Тамара. Она умерла. Ее нет, а портрет это все, что от нее осталось.
Я смотрела в черные глаза ребенка, так похожие и не похожие на глаза женщины с портрета, и понимала что от Тамары остался не только портрет и воспоминания, но еще и эта очаровательная девочка, только характер у нее, явно, совсем другой. Я внутренне собралась.
— Это твоя мать?
— У меня нет матери, есть только отец. Я не хочу говорить о ней. Я вообще ненавижу женщин, особенно двух Тамару и Анну Каренину. Пойдемте, папа уже наверное заждался.
Я постаралась сменить тему. Очень хотелось сделать ей что-то приятное.
— Люба, а может попробуем изменить твою комнату, чтобы было видно кто в ней живет, твой характер, твои желания, твои мечты.
— Сделаем голубой потолок, как небо?
— Почему голубой? — пришло время удивиться мне.
— Как его глаза. У него были такие глаза… — она мечтательно посмотрела на меня.
— У твоего друга?
— Нет, он не успел стать другом. Я даже не знаю как его зовут. Но, поверьте, я никогда не видела мальчика красивее. И он выбрал меня! Представляете, меня такую худую и невзрачную. Он пригласил меня танцевать.
— Вы танцевали?
— Нет. Папе надо было на работу и мы ушли. Но я верю, что мы еще будем с ним танцевать. Ведь я узнаю его, сколько бы лет не прошло.
Мне стало грустно. Ведь сказки не будет, даже если она снова встретит своего принца с синими как небо глазами. Таких сказок просто не бывает. Он старше ее. Его однозначно развратят женщины, он потеряет свою привлекательность, или просто окажется красивой пустышкой. Как хорошо, что у меня нет детей. Меньше разочарований. Ведь если предположить невозможное, то что она действительно узнает своего мальчика, что будет с ней, когда ее мечта разобьется о жизнь серую и совсем не добрую. Я уже чуть не плакала.
— Вот вы где, — вернул меня в реальность голос Корецкого. — А я вас потерял. Что, Катя, Люба тебе квартиру показывала? До нашей спальни, я надеюсь, вы не дошли. Ее покажу тебе я.
— Хорошо, мы тут хотим в Любиной комнате все переделать. Ты же не против, Саша?
— Переделать? а что?
— Все.- Люба опустила глаза в пол. А я решила говорить, — потолок покрасить, обои сменить. Шторы, тюль. Я думаю, что тебе денег на это не жалко? — Я внутренне сжалась, потому что обнаглела.
— Не жалко. Мне дочь никогда не говорила об этом.
— Просто ей нужно было женское внимание.
Он рассмеялся и обнял меня. Я растаяла. Вот так всегда одно его теплое слово, один жест и я на седьмом небе от счастья.
Мы с Любой убрали со стола. Я вымыла посуду. И мы с моим профессором удалились в его спальню.
Это была необыкновенная ночь. Я чувствовала себя женой, подругой, а не просто любовницей. Теперь мы семья, одна семья и у меня есть восьмилетняя дочь. Причем, очень необычная дочь.
На работе я не могла не думать о вчерашнем вечере. Я постепенно становлюсь женой. Пусть отношения не оформлены юридически, но фактически я почти жена. Готова ли я к этому ответственному шагу. Я не знаю. Надо написать с одной стороны листа все «За», а с другой все «против» и сравнить, а потом подумать. Хорошо подумать и конкретно. Я взяла лист бумаги.
Вот мои«за» Вот мои «против»
1. Я его люблю 1.Ему 61 год, люблю.
2. Я его люблю 2. У него восьмилетняя дочь.
3. Я его люблю больше жизни 3.Меня пугает его прошлое.
Написала. И что? Да ничего, я никогда не смогу отказаться от возможности быть с ним. Вот и вся истина. А вот смогу ли я быть матерью Любе? Не знаю. Она достойна любви. У меня же нет никакого опыта. Я могу встречаться с ней, могу с ней дружить. Но воспитывать ее — нет, я не могу. Да и Александр Валерьевич не захочет чьего либо вмешательства в ее жизнь. Была бы она маленькой девочкой — другое дело, а она взрослая, нет не годами — сознанием. Все, я определилась. Его я люблю и буду с ним до конца. С ней я подружусь, но буду держаться на расстоянии. А там, как Бог даст.
Я обещала пойти с Любой по магазинам и переделать ее комнату. Может опрометчиво. Мой мужчина был не очень доволен. Ночью я спросила его, почему он держит ее в такой строгости, почему подавляет в ней женское начало. Он ответил, что боится. Он считал, что из нее выйдет гениальный ученный и сожалел, что она родилась девочкой. Постепенно мы перешли к разговору о детях вообще. Он говорил о них скорее, как о пациентах, чем как о пупсиках с которыми хочется играть и которых приятно тискать. И тут я поняла, что безумно хочу от него ребенка. Да я люблю его настолько, что отцом моего ребенка вижу только его. Кстати, он никогда не спрашивал меня как я предохраняюсь. Может это говорит о том, что он не против нашего продолжения в виде сына или дочки? Либо он считает меня здравомыслящим гинекологом, который сам в состоянии позаботиться о своей контрацепции. Как все сложно. И не спросишь ведь лишний раз, а то подумает чего… и бросит. Нет, я так не хочу. Он мой и я сделаю все чтобы так и оставалось. Мы год вместе. Его секретарша говорит, что так долго отношения он поддерживал только с женой. Ладно подумаю об этом всем после. Не хочется его обманывать, не хочется его терять, и быть откровенной страшно.
К концу рабочего дня мне позвонила Галина и попросила перед уходом зайти к шефу. Я зашла, он принял меня сразу, только я удивилась тому, что он без халата.
— Катенька, родная, как хорошо, что ты зашла. Я тут думал, думал и решил пойти с вами. А то купите розовые шторы, а я не переживу. — Он добродушно рассмеялся.
«Просто не хочет, чтобы я оставалась наедине с Любой» — мысль прочно поселилась у меня в голове.
— Александр Валерьевич, я всегда рада Вашему обществу. Тем более это Ваша дочь. И речь идет о переделке маленькой части Вашей квартиры.
— Ты расстроена, Катя?
— Нет.
— Не обманывай меня. Никогда. Я же вижу. И мы давно перешли на ты, что случилось?
— Нет, ничего, мы с Вами сейчас в клинике в Вашем кабинете, вот поэтому я обращаюсь к начальнику на Вы.
Он обнял меня, крепко прижал к себе и прошептал:
— У нас все нормально, Катя?
Душу отпустило. Я чмокнула его в щечку.
— Саша, у нас все нормально. Пойдем. Люба ждет.
Вечер закончился ужином в ресторане, втроем.
========== Часть 13 ==========
В клинике новый санитар.
— Катюша, — мы с профессором лежали в постели, — Катенька, у меня к тебе есть просьба.
— Конечно, Саша. Все что ты хочешь.
— Катюша, я взял на работу мальчика. Не знаю почему. Он мне в душу запал. Я скучаю, по моей девочке, я так редко ее вижу и проявляю отцовские чувства к чужим детям. Представляешь?
— Подожди, Саша сколько лет мальчику, у тебя неприятностей не будет?
— Нет, Катюша, ему шестнадцать. Просто он один, в чужом городе. Здесь любому трудно выжить, а он еще мальчишка и с его внешностью ему просто не дадут жить.
— Какие-то проблемы? — первое что пришло в голову, это что у мальчика выраженные физические недостатки. Но мой мужчина произнес обратное.
— Безумно красивый мальчик и толковый. Приехал один из тьму тараканьи. Мать алкоголичка, отец их бросил. Он хочет и он добьется, понимаешь, вот такие амбиции. Жить негде, за душой ни копейки.
— Тебе импонирует его жизненная позиция?
— Да, я в нем увидел себя. Катя, из него можно вырастить человека, если его не испортят. А ведь уже начали. В поезде встретил тридцати двухлетнюю бабу, которая его приютила, просто так, да? И я поверил? Я ему общежитие дал, предупредил коменданта, чтобы следила, чтоб никаких посторонних. Но работать он будет ночами, а меня в клинике нет.
— То есть, когда я дежурю…
— Правильно мыслишь. Пригласи его на чай, накорми, я денег дам. Поговори, прояви заботу. Ну ты же женщина, Катя, ты же знаешь как.
В приемное отделение я спускалась с нескрываемым интересом. Мне все медсестры и ординаторы уже третий день рассказывали о чудо-мальчике из приемного покоя. И вот наконец я увижу его сама. Консультировать я должна была сорока трехлетнюю женщину с неясной болью внизу живота. Я вошла в палату и увидела его. Он сидел рядом с пациенткой, держал ее за руку и что-то говорил. Она же смотрела на него вымученным взглядом, но ее губы улыбались. Я подошла, он вскочил в испуге и извинился. Я попросила его представится.
— Александр Борисов — студент первого курса первого медицинского института.
Он говорил, как рапортовал, а я не могла отвести от него глаз. Он действительно поражал своей красотой. Он был нежен и мужествен одновременно. Соломенного цвета курчавые волосы в лирическом беспорядке и большие синие пытливые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами. Хороший высокий рост и мускулистая фигура. По нему сразу было видно, что физический труд ему не чужд. Я обомлела и просто разглядывала парня. Почему-то в мыслях я вспомнила Любу и ее вымышленного мальчика. Вот бы она увидела этого Сашу Борисова. Но ей вход в клинику запрещен. А домой Александр Валерьевич его никогда не приведет. Боже, какие у него глаза! А губы! Так, во мне заговорило неизвестно что, мальчик почти в сыновья мне годится, нет про сына я загнула, но…
Я пыталась прийти в себя. На грешную землю меня вернул стон пациентки. Которой я незамедлительно занялась. И не зря. Пришлось оперировать трубную беременность.
После операции Саша подошел ко мне и попросил объяснить, что и как произошло, как я поняла что с ней без всяких аппаратов. Он просил его учить и я согласилась. Я давала ему литературу, частично свою, частично Корецкого. Александр Валерьевич разработал план по обучению Саши, и отвел в нем мне определенную роль. Я восторгалась парнем, такой тяги к знаниям я не видела ни у кого, даже у Глеба. Мы много разговаривали, причем только о работе. О себе он никогда не говорил, вернее говорил о себе нынешнем, а вот свое прошлое он как бы вычеркнул из своей жизни. Я не спрашивала, зачем травмировать человека. Он старался приходить на работу пораньше и брать дежурства каждые выходные. Он как губка впитывал все что видел, дополняя пробелы в знаниях, литературой. Его любили пациенты, он успокаивал и снимал боль только своим внешним видом, добрым словом. Его любили и уважали все.
Прошел год. Саша стал своим до мозга костей. Он был нам как член семьи. Со временем он стал более откровенным и немного пустил меня в свою жизнь. Я любила спускаться в приемный покой когда наши дежурства совпадали и свободное время мы проводили за чаем и разговорами. С одной стороны я делала так, как просил меня мой мужчина, с другой мы с Сашей просто стали друзьями. Он даже на мой день рождения подарил мне серебряное колечко. Александр Валерьевич не стерпел и подарил комплект из белого золота с бриллиантами. Мне было смешно. Куда я могу надеть такие украшения? Вот Сашкино колечко можно носить на работу. И я носила, а он мило улыбался когда замечал его на моем пальце.
Сегодня Сашка был не в духе. Пришел пораньше и сразу ко мне в кабинет.
— Екатерина Семеновна, мы же друзья?
— Конечно, Саша. Случилось что?
— Совет требуется, не предвзятый.
— По поводу девушки?
— Да.
— Хорошо, ее надо проконсультировать?
— Да желательно.
— Приводи.
— Спасибо. — потом, с некоторым любопытством, спросил — а вы одна живете?
— Нет с мамой.
— Я не про маму, Вы красивая женщина, умная и не замужем. Почему?
— Наверно, потому, что не все красивые замужем. Саша, у меня есть любимый человек.
— А он Вас тоже любит?
— Бывает по другому?
— Бывает, знаю. Вот я встречаюсь с двумя. Одна моя сокурсница, ее и приведу, а вот вторая, даже не знаю как объяснить.
Я просто подбодрила его улыбкой, налила чай, поставила пирожки c картошкой и капустой, сахар.
— Ешь.
Он активно взялся за пирожки.
— Я встречаюсь с одной, она замужем, — так стеснительно начал он, — осуждаете?
— Нет, продолжай.
— Екатерина Семеновна, я Вам как другу рассказываю, потому что мне самому не ясно.
— Я понимаю, Сашенька.
— Вы меня теперь разуважаете.
— За то, что ты еще слишком молод? Саша, у тебя вся жизнь впереди.
— Жизнь? Да, наверное, но я думал, будет проще. Я готов учиться, я умею работать, а вот с жизнью, мне как-то не везет.
— И?
Я смотрела на него как на брата, сына. Он возмужал за последний год, стал серьезней, хотя куда еще серьезней. Но появились женщины. Мы с Александром Валерьевичем начали беспокоиться. Он как в омут кидался в новые отношения, а потом очень быстро остывал и прекращал их. Это никогда не отражалось ни на работе, ни на учебе. Он был лучшим студентом на курсе, получал повышенную стипендию, работал на две ставки. Казалось, что у него на сон и так не остается времени. Где он брал время на женщин было вообще не понятно. Они никак не встраивались в его насыщенный график. Но, видимо, время он находил и не на одну, а сразу на двух.
— Я объясню, — снова начал он — на питание я денег почти не трачу, так по мелочи. — он взял последний пирожок с тарелки.
— Как же ты ешь?
— Я не знаю почему, но меня все время приглашают родители Вовки Тельмана и Кольки Егорова, то на обед, то на ужин. А Злата Ефимовна, мама Вовки, всегда еще с собой дает, так мне и ужин, и завтрак. Я не голодный, Вы не думайте, — он разочарованно посмотрел на пустую тарелку, — а больше пирожков нет?
— Нет, Сашенька, кончились.
— Ну ладно, жалко, Вы сами пекли?
— Нет, не я — мама.
— Вкусные. Злата Ефимовна тоже очень вкусно и много готовит, и компот у нее всегда, и булочки. Представляете?
— Представляю, Саша. У меня мама замечательно вкусно готовит, а вот я редко, некогда. Что случилось с твоей знакомой?
— Боли у нее, вроде воспаление.
— Завтра приведешь?
— Да.
— Так что у тебя с деньгами?
— А, с деньгами… не хватает мне денег, мне книги нужны и английский язык.
А репетитор дорого. Вот, а Людмила предложила способ их заработать.
Он опустил голову и смотрел теперь в пол.
— Заработал? — с сарказмом спросила я.
— Екатерина Семеновна!
— Саша, ты сам начал разговор. Сколько лет твоему «работодателю»?
— Все, давайте, не будем об этом. Я завтра после института ее приведу.
— Хорошо. Мама сегодня еще тесто поставила, тебе с чем пирожки принести?
— С мясом будут?
— Для тебя будут. Все жду завтра.
Вечером все рассказала Корецкому. Он расстроился.
— Катя, хоть бы там криминала не было. Вот как ему балбесу объяснить? Кто я ему? И выделять его не могу. Итак мне другой младший и средний персонал в глаза тычет, мол Борисова выделяю, Борисову поблажки. Какие поблажки? Ему мать с отцом нужны, чтобы воспитывали, чтобы пример видел, а у него что? Девки и тетки, которые на внешность кидаются.
Ни чем хорошим, наш разговор не кончился, у Александра Валерьевича поднялось давление, которое мы затем усердно сбивали.
Девочку Саша не привел. Сказал, что они расстались и она пошла к другому врачу. Он выглядел не важно, был расстроен и молчалив. Правда пирожки съел, передал спасибо моей маме. Я ничего не смогла вытянуть из него в этот день. На следующий он тоже молчал, как и все последующие. Работал все так же хорошо, но был уставшим и засыпал как только предоставлялась возможность прислониться к стенке. На вопросы о себе просто отшучивался.
В последующие два месяца парень сильно похудел и даже подурнел внешне. Но он молчал и вытащить из него информацию не представлялось возможным.
