сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
В четыре за мной зашел директор и отвез меня домой. Не поверите, но Сашенька и эту ночь был только на нем, я спала как убитая.
========== Часть 17 ==========
Ветрянка.
Я бежала к директору с неимоверной скоростью. Я еще не знаю чем, но я заболела и работать в таком состоянии совсем не могу. Дико болела голова, ломило кости, выкручивало мышцы, короче глаза лезли на лоб. И ко всему прочему, дико чесалось место на котором сидишь. Я почти ворвалась в приемную.
— Екатерина Семеновна. — обратилась ко мне Галина, — Вы заболели?
— Да, Галя, мне кажется, что да. Шеф у себя?
— Просил не беспокоить.
— Что же мне делать?
— Сядьте, успокойтесь. Я сейчас позвоню, спрошу.
— Да не могу я сесть.
Дверь кабинета отворилась и в проеме показался Корецкий.
— Екатерина Семеновна, что с Вами?
— Плохо мне, очень плохо!
— Заходи, Катенька, у тебя жар.
Он закрыл двери, снова попросив Галю его не беспокоить.
— Присядь, детка. Сейчас градусник возьму.
— Я не могу сесть, Саша. У меня такой зуд, ты себе представить не можешь.
— Где Зуд?
— Там, где на чем сидят, там и зуд. Я знаешь как чесала, аж до крови.
— Раздевайся.
— Сейчас? Я не могу, я очень плохо себя чувствую. Давай потом, пожалуйста.
— Ты о чем, Катя? — он ехидно улыбался, — мне не нужна женщина с расчесами на заднице, даже если это ты. А вот причину зуда выяснить надо. Так что раздевайся.
Я разделась до белья. Он продолжал удивленно смотреть на меня, но вдруг что-то заметил и изменился в лице. Он подбежал к телефону и по громкой связи объявил, что весь стационар закрыт на карантин.
— Что у меня, Саша? — я чувствовала, что сейчас упаду, а он продолжал крутить телефон. Я слушала гудки, потом спросила можно ли мне одеться, он кивнул головой. На той стороне взяли трубку. Я услышала голос мамы.
Он с ходу спросил, как наш сын и просил не гулять с ним на улице.
— Саша, что с Сашенькой? — я уже чуть не плакала.
— Все, успокойся. Я сейчас твой чудный зад раскрашу зеленной краской. Потом я принесу тебе Таблетки, но Катя они не прошли тестирование. Мне их дала одна замечательная женщина в Америке, это ее препарат. Ты будешь пить. Я отвезу тебя домой. Думаю, что Сашенька заболеет ни сегодня, так завтра. Ты не волнуйся, родная. У тебя ветрянка. Обыкновенная детская ветрянка. Вот почему у тебя вчера болела голова, ломило поясницу, а мы думали просто простуда, вот почему ты так не хотела сегодня вставать с постели, а потом решила, что стало лучше раз нет температуры. Ведь температуры, то не было. Поехали домой, девочка моя. Я с тобой останусь.
Ночь не прошла даром — поутру я обнаружила в зеркале не только следы бессонной ночи, но и кое-что ещё. Поясница, шея, грудь и живот были красиво украшены красной сыпью с корочками и пузырьками. Мама на известие о ветрянке пожала плечами:
— Надо же, а я думала, ты в детстве переболела. Значит, тогда это была краснуха, а не ветрянка! И папа твой ошибся, или его не было когда ты болела. Точно не было. он на сборах был.
Мне от этой новости не полегчало, а только поплохело, потому что маму интересовало больше где был мой отец тогда, чем мое состояние теперь. К обеду поднялась температура у Сашеньки и мама забила тревогу. Она в ужасе набирала телефон Александра Валерьевича и требовала его немедленного присутствия дома. И все потому, что Сашенька плохо кушает, у него субфебрильная температура и зеленка очень портит его красивое личико. А бессовестная Катя мажет каждый выступивший прыщик.
Я понимала, что Александру Валерьевичу сейчас не до прыщиков у сына, и не до меня, а тем более не до моей мамы. У него стационар закрыт на карантин. А там беременные женщины, на разных сроках, послеоперационные больные и не работающий приемный покой. То есть одна больница в Москве выпала из системы. Это катастрофа, в которой виновата наша с сыном ветрянка. А еще возможны всякие осложнения у больных. Ох и волнуется он теперь, а еще и по шапке получит от министра.
Между тем, организм держал мерзкую 37-градусную температуру, голова продолжала нудно болеть, а глаза казались изготовленными из горячего металла. Который к тому же был тяжелым и неповоротливым — двигать глазами было попросту больно. Есть неохота, более того, на пищу противно смотреть, её невыносимо обонять! Сыпь цвела буйным цветом, и вскоре в зеркало было страшно смотреть. Волосистая часть головы, лицо, шея и всё-всё-всё остальное покрылись отвратительными волдырями. Это зрелище, поверьте, не для слабонервных. И рядом скакал весь в зеленый горох, а местами в зеленые лужи ребенок. Рекомендуемое лечение давалось трудненько — первый флакончик опрокинулся прямо в раковину. У меня дрожали руки, и все тело было неповоротливым и болезненным. Ладно, убрала и смыла всё это кое-как. Второй флакон зелёнки, упал уже на пол — чем вызвал дикий смех сына. Вместе с ударом пузырька о кафель лопнуло и терпение больной — крик «Блядь» заставил вздрогнуть пять этажей. Облившись зелёнкой и слезами, я нашла утешение — где? Конечно, на плече любимого мужчины. Слава богу он успел снять пиджак, его белоснежная рубашка тут же покрылась зеленными разводами. С одной стороны он прижимал плачущую меня, а с другой веселого сына, которому все было нипочем.
Несмотря на вколотый мне на ночь супрастин спать я не могла. Лицо все в корках, ранах и слезах. Я ходила по комнате, потом по кухне, потом зашла в ванную комнату и глянула на себя в зеркало. Тут меня посетила мысль о самоубийстве. Зуд усилился и я вышла в ночнушке на балкон. от холода стало легче. Я простояла там до утра. Утром заболело горло. Я выслушала все, что только можно и нельзя от Александра Валерьевича. На этот раз на меня орал не мой мужчина, а сердитый врач. К обеду мне стало совсем плохо. Началась ангина, нормальная гнойная ангина вперемешку с высыпаниями ветрянки на слизистых. Мама опять вызвала с работы Александра Валерьевича. Он сделал мне три укола и я уснула.
Проснулась от того, что на мне сидел сын. У него были нарисованы усы зеленного цвета.
— Сашенька, кто это сделал? — вымученным голосом спросила я.
— Папа, — радостно ответил сын.
— Сашенька иди кушать, я тебе пельмешки налепила, — раздался из кухни голос мамы.
Мой мальчик убежал, а меня стало мутить. Так прошли еще три дня. Как я выжила, я не знаю. Но один опыт я вынесла точно, болеть детскими болезнями надо в детстве. Заживала и приходила в себя я еще две недели. Мой сын давно был здоров. А вот у моего мужчины каждый день сбивали давление.
========== Часть 18 ==========
Разговоры, разговоры
— Катя!
Я остановилась как вкопанная. Этот голос я не слышала много лет. Много? Больше десяти. Я обернулась и встретилась глазами с отцом. Как он постарел! Совершенно седая голова, морщины на лице. А вот глаза все те же.
-Папа! — я бросилась ему на шею, а он зарылся носом мне в волосы.
— Катенька, как я скучал. Ты исчезла, вдруг и совсем. Я приходил по старому адресу, но мне сказали, что вы обменяли квартиру. С работы ты уволилась. Это твой сын?
Он внимательно смотрел на моего мальчика.
— Да, папа. Это мое счастечко. Саша, Сашенька сынок подойди к деду.
— Здррравствуйте! — произнесло мое чудо.
— Привет, герой.
— Он не похож ни на тебя, ни на Глеба.
— Мы разошлись с Глебом, папа. У меня другая семья.
— Я поигрраю на горрке? — спросил мой сын.
— Да, дорогой, только не уходи никуда, мы с дедом на лавочке посидим.
— Я знаю, мама. Я не уйду. Меня папа учил.
Мальчик убежал. В следующий момент он уже стоял на горке и махал мне руками.
— Так что произошло у вас с Глебом?
— А что произошло у вас с мамой? Он был весь в работе, востребованный врач, светило психиатрии. Папа я его действительно любила, но шли годы. Я не молодела, а он не хотел детей, до исступления, до истерик. И его не интересовала моя карьера. Теперь я заведую отделом акушерства-гинекологии в клинике Корецкого. Я защитила кандидатскую уже после развода. Вот такие у меня дела.
— У самого Корецкого?!
— Да, он замечательный человек и…
— Корецкий — замечательный человек? Катя, не смеши. Диктатор, властолюбец, гений медицины, тиран и деспот. Конечно, все его отрицательные стороны меркнут рядом с его талантом. А еще он бабник.
— А ты? Расскажи о себе. — я старалась сменить тему.
— Нет, давай лучше все о тебе. Кто твой муж? Где ты живешь? Как мать?
— Вот дом видишь?
— На Гоголевском бульваре?!
— Да, папа. Отец моего ребенка обменял ту однокомнатную на вот эту нам с мамой и сыном квартиру. Кто он я не скажу без его разрешения.
— Значит ты содержанка?
— Нет. Я жена. Я сама не захотела оформить брак. Меня пока все устраивает. Он хороший муж и отец.
— Он живет с вами?
— В основном да. У него есть квартира, но она принадлежит его дочери.
— Катя, сказать, что я расстроен, это ничего не сказать. Позволишь, зайти к вам домой?
— Конечно, пиши адрес.
Он достал блокнот и записал адрес и телефон.
— А твоя мать, она как относится к этому?
— Я взрослая девочка, папа.
Отец смотрел исподлобья.
— Мама, — раздался голос ребенка, — вон мой папа идет.
Малыш радостно побежал к идущему по аллее мужчине.
— Ну вот и познакомишься. — произнесла я, глядя себе под ноги.
— С Корецким? — удивленно, с насмешкой произнес отец, — Нет, Катя, не сегодня. Я должен переварить информацию.
— Только не говори никому, даже своей жене.
— Да, конечно. Я позвоню и зайду, ты не думай.
Он встал с лавочки и ушел.
Я осталась в полной растерянности. Если бы кто-то знал, что творилось у меня в душе в это время. Я так давно не видела отца. Не говорила с ним, я так скучала по нему всегда, ждала, надеялась на понимание и любовь. Неужели нас с ним ничего не связывает? Как это тяжело, ведь он мой отец.
— Добрый вечер, родная. — руки моего мужчины легли мне на талию, а губы прильнули к моей щеке.
— Привет, я скучала.
— Я пришел. Катенька, с кем ты разговаривала?
— С отцом. Мы так давно не виделись, я растерялась даже. И он понял, что Сашенька твой сын. Прости.
— За что, милая? Вы с Сашей главное в моей жизни, я горжусь тем, что вы у меня есть. Тебе было не удобно перед отцом?
— Нет. Просто он тоже врач в прошлом, вдруг скажет кому?
— Ты хочешь, чтобы я еще раз попросил твоей руки? Так решение только за тобой.
— Нет, Саша. Ты и так у меня есть. Как и я у тебя. Тебе мало?
— Больше чем я мог рассчитывать. Кушать хочу, Катя. Ты сегодня ушла с работы в четыре. Готовила?
— Мама готовила, пойдем домой. Саша, сынок пойдем домой, папа кушать хочет.
— Я тоже хочу.
— Ты же ел?
— Я с папой хочу, я как папа.
Они рассмеялись и отправились домой взявшись за руки.
«Почему мне так хорошо и спокойно с ним?» — думала я, слушая храп мужа, — «Почему так комфортно и свободно? Его присутствие дает ощущение умиротворения. У меня никогда ни с кем в жизни не было такого чувства защищенности. Это и есть счастье. Вот. Я сама нашла определение своему состоянию. Я счастлива. Потому что любима таким человеком и потому что люблю. Просто люблю без всяких условий и обязательств. Боже, как хорошо!!! Спасибо!»
========== Часть 19 ==========
Вот уже несколько дней мой мужчина сам не свой. Он орет на всех, на работе и дома. Я молчу, я понимаю. Мама нет. Она старается везде вставить свои три копейки, зачем, почему ей не важно. Важно ему возразить, сделать замечание, показать кто в доме хозяин, но ведь не она, понятно же, а все надо показать свое я. А я волнуюсь, сегодня он взял билет и собирается лететь в США. В Бостон. Руководитель Любы позвонил к нему на работу и сообщил, что она подсела на мет. Александр Валерьевич взбесился, орал, матерился, ругался. Это было нечто. Меня вызвала Галя и сказала, что если я не предприму что-нибудь у него будет инфаркт. Я отправила на операцию другого врача и пошла к нему. Он рыдал. Я никогда не видела его таким, хотя видела всяким. Это безумие длилось довольно долго, а может мне так показалось. Я пыталась уговорить его, что все поправимо, что ее можно вылечить, что в данный момент он думает о чем угодно, только не о дочери, что надо привезти ее в Москву, а тут они вместе справятся, а он говорил о рухнувших надеждах, о том, что она гений, но теперь все, все усилия насмарку, что он так старался, что делал для нее все, а она как мать. Дальше я услышала все о его прежней жене. Он говорил о ней, как резал и я поняла, что он безумно любил ее, а она того не стоила.Она его предала. Что я должна была ему ответить, что он своими руками загубил Любу? Кто я такая чтобы судить его за это? Я женщина, отобравшая у дочери отца! Могу ли я судить? — Нет! Никогда! Могу ли я помочь? — да и ему, в первую очередь, и ей. Ей всего семнадцать, она ребенок. Пусть гениальный, но ребенок. Я вспомнила, как она плакала когда уезжала. Я тогда обняла ее, просила прекратить, а она боялась, что уедет и теперь никогда уже не встретит своего мальчика. Она его любила, вернее не его, а свою мечту, то ради чего она жила, ради чего держалась на плаву, потому что свято верила в любовь, в понимание и взаимопонимание. Я как могла утешала ее и объясняла, что если судьба то встретит обязательно. А она говорила, что каждый день молилась Богу. Так просила, чтобы они встретились. Я тогда очень о многом пожалела. Я могла быть ей ближе, роднее, и она не была бы так одинока. И вот прошло пять лет. Кем она стала? Что у нее в душе? Весть о наркотиках была громом среди ясного неба. Что же сломало девочку? Или кто? Мне все это не давало покоя. А мой мужчина все также поливал грязью бывшую жену и дочь. Я давно не слушала его, пребывая в своих мыслях. Я видела, что ему легче и он уже просто говорит, что его здоровью и жизни больше ничего не угрожает. Ничего, он выговорится и закажет билеты на самолет, а я буду ждать, волноваться, переживать, бояться, но ждать и они вернутся. А дальше мы заново будем строить отношения, познакомим Любу с братом и я смогу дать ей понять, что мы одна семья.
Он запретил встречать их в аэропорту. Он не дал мне увидеться с Любой и положил ее в стационар, в наркологию. Выписалась она перед началом занятий. Он отправил ее на третий курс института. Я была в шоке, девочка заканчивала интернатуру когда он увез ее из Бостона. Он говорил о дочери пренебрежительно, как о проекте, который не удался. Он был зол и разочарован. Я пыталась, видит бог я пыталась объяснить ему… Все зря и я смирилась. Я просто поняла, что пройдет время он остынет и мы начнем все сначала. Он ее отец, он не может не любить ее. Я верила в это, так же как верила в то, что мой отец любит меня, даже если не звонит, даже если мы не видимся.
Теперь Александр Валерьевич реже был со мной. Он снова жил на два дома. Сыну я говорила, что папа работает, что не приходит домой, потому что дежурит. Мой муж запретил говорить сыну о наличии сестры. Сентябрь подходил к концу, а я так и не видела Любу. Я даже не представляла как она выглядит теперь. Мне казалось, что даже если мы с ней случайно встретимся на улице, то я могу не узнать ее. Я так хотела ее увидеть. Но он был непреклонен. А если он сказал нет, значит нет. Вообще характер у моего мужчины был далеко не сахар и не мед. Но видимо все великие люди имеют свои недостатки. А тут еще командировки одна за одной. Последняя так вообще на целый месяц.
Я работала. Поступила беременная с пороком жаловалась на незначительные боли в области сердца на отёки, тяжесть в правом подреберье, диспепсические расстройства, тошноту, рвоту. Я ее положила на сохранение и решение вопроса о продолжении или прерывании беременности. Вызвала терапевта на консультацию, конечно, Борисова. Вера Николаевна хороший терапевт, но без изюминки, а Сашка, он всегда правильный выход найдет. Минут через двадцать он был у меня. Потом посмотрел больную, выслушал, прослушал, и «кошачье мурлыканье» определил, и ритм перепела. Отеки нижних конечностей были налицо.
— Екатерина Семеновна, она рожать хочет. — сказал Саша возвращаясь в мой кабинет.
— Будем тянуть?
— Будем лечить, думаю, родим.
Я им просто любовалась, нет не внешним очарованием, хотя с каждым прожитым годом, он становился только краше. Он был талантом и очень душевным человеком.
— Будем работать в паре?
— Не первый раз. Как у Вас дома, как сын?
— Хорошо, Сашенька, — я налила ему кофе, побаловать, такого он не пил. Его Александр Валерьевич из штатов привез. — у тебя как? Ты изменился как-то, возмужал, не пойму, но изменился.
— Так видно? Я просто счастлив и все.
Да от его улыбки можно было сойти с ума.
— И кто она? -я сразу поняла, что в его жизни появилась очень значимая женщина.
— Она чудо, правда чудо, худющая, как скелет, но девочка, что надо. умница.
— Так тебе умницу и надо было?
— Ну да, надо же о чем-то с ней разговаривать. Екатерина Семеновна, Я работу закончу, весной защищусь, а летом женюсь.
— Так серьезно?
— Да, я не шучу. Что Вы сникли? Чем я Вас расстроил?
— Нет, Сашенька, не расстроил. Только девочка бы была та что надо.
