сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
Он задавал мне вопросы, а я краснела и бледнела. Когда меня спросили со скольких лет, я живу половой жизнью, я честно ответила с семнадцати и встретила два удивленных взгляда. Беременность одна, роды одни. Партнеров двое, опять удивленные взгляды. Господи залезть на кресло было адом. А потом адом была боль. Затем УЗИ. Картинку мне показывали тоже. Мне просто стало невыносимо плохо, когда я поняла свой диагноз — внематочная, трубная беременность. Я с ужасом смотрела на Сашу, а он только повторял: «Я с тобой, милая, я с тобой!» А потом громко в сторону Романа.
— Оперировать будете в присутствии Любы.
— Хорошо, давайте готовить ее к операции, вызывайте Любу.
Сначала я дрожала голая привязанная к операционному столу, потом мне дали наркоз и я начала удивительное путешествие по трубам. причем, иногда я летела внутри их, а иногда видела все эти трубы как бы со стороны, но все равно летела внутри. Короче я находилась в состоянии вечного падения. Наконец трубы исчезли. Я слышала как какой, то далекий незнакомый голос произносит мое имя. Ответить я не могла. Потом меня просили открыть глаза. Я старалась, разлепить веки не удавалось, а я так хотела спать.
Открыв глаза я увидела белый крашенный потолок. шевелиться было трудно и больно. Мою руку кто-то держал. Саша — пронеслось в голове, он же обещал быть рядом. Но раскрыв глаза совсем я увидела Романа.
— Все хорошо, Катя, — произнес он.- Теперь все будет хорошо.
Я хотела спросить, где же Саша. Ну вовсе не Романа я ожидала увидеть у своей постели. Но моего мужчины в палате не было. И я молчала. Очень боялась. Просто панически боялась, что услышу в ответ что-то страшное. Я не знаю сколько прошло времени, я периодически проваливалась в сон, затем Рома мне давал воды через трубочку. Он от меня просто не отходил. Надо было бы выяснить, почему он сидит со мной, а не работает. Неужели в отделениях никто не рожает и неужели исчезновение из системы двух ведущих врачей никак не отразилось на работе. Короче, я всеми силами пыталась отвлечься от дурных мыслей, которые несмотря ни на что просачивались и затем размножались в моей голове.
Наконец в палату вошла Люба.
-Тетя Катя, Вы же знаете, что завтра будет легче. Завтра встанем, самостоятельно ходить будем. Сашенька с вашей мамой приходили. Я их домой отправила. Папа расстроился, что внематочная. Говорит, что так еще ребенок был бы.
У меня камень упал с души. Значит с ним все хорошо, значит он хотел бы еще ребенка со мной. Жаль, что не случилось. А теперь и не случиться уже. Вероятность беременности в нашем возрасте, да еще с одной трубой стремится к нулю. А где же мой Саша?
— Любонька, где папа?
Она смутилась.
— У него давление поднялось. Мы с Сашей его уложили, он в порядке.
Но я знала, что не в порядке. Не зря же чувствовала…
— У него инфаркт?
— Да, обширный по передней стенке. Завтра вы его увидите.
— Люба, я прошу…
Она не дала договорить.
— Я с ним останусь, не беспокойтесь. По крайней мере попытайтесь не беспокоиться, он же чувствует вас.
Я молилась. Вслух и про себя. молилась не переставая. И пусть я не знала ни одной молитвы, да и в Бога то не особо верила, но я думала, что если он есть, то обязательно услышит меня, даже если я молюсь не по правилам. Должен услышать, я ведь от всей души, и не за себя…
А Рома так и не отходил от меня.
========== Часть 27 ==========
После операции, я вышла на работу лишь через три месяца. И связано это было вовсе не с моей болезнью, а с медленным восстановлением Александра Валерьевича после третьего инфаркта. Вот не поверите, но он потерялся сам в себе. Он сник и утратил всю свою жизнерадостность. Мы с Сашенькой просто заставляли его подняться утром, съесть завтрак, пойти погулять. И шли с ним. Или вместе провожали сына в школу. Я говорила с ним, просила, просто умоляла жить, как раньше, но он не мог. Все решила Люба. Она очень громко и видимо доходчиво поговорила с отцом, потом оформила нам визы и купила путевки на юг Франции.
Мы улетели втроем. Там он встретился со своими зарубежными коллегами, которые, как по мановению волшебной палочки, тоже приехали отдохнуть с семьями, у него появились новые идеи и он ожил. Александр Валерьевич сел за работу. Он оживленно рассказывал мне свои идеи, причем как научные, так и коммерческие. Я конечно врач, но то, что он мне говорил, звучало так, будто он излагал свои мысли на турецком языке. Когда в середине, а порой и в конце своей лекции, он обращал внимание на мое растерянное лицо, он прижимал меня к себе и задорно смеялся.
— Катенька, а я оперировать не умею и даже не берусь. — но по моему, я очень неплохо придумал.
— Саша, мне нравится все, что ты делаешь. Только когда болеешь не нравится.
И он снова смеялся. Короче, отдых удался на славу.
По возвращении в Москву, мы еще месяц провели в санатории и только потом одновременно вышли на работу.
Рома меня встретил немного сухо. Роман был исполняющим обязанности. Думаю, что заведовать ему очень даже понравилось. Мое появление снова возвращало его ступенькой вниз, а ему надо было расти и, конечно, заведовать он мог бы. А вот быть моим начальником не мог.
Правда уже через пару часов общения, я поняла, что не справедлива к Роману. Дело было вовсе не в должности, а в женщине. Три месяца сильно изменившие мою жизнь, изменили и его личную жизнь. Он встретил ее, а может она встретила его и смогла ему дать понять, что она та самая, которая ему нужна. Он же считал себя виноватым передо мной, что встретил ее. Вот такой калейдоскоп чувств, а задействованы всего четыре человека. Рассказывал он мне все, что с ним случилось очень сумбурно и немного смущаясь. Но факт оставался фактом. И самое интересное, что она оказалась тем врачом — ординатором, которого я сама взяла на работу, буквально за день до того, как загремела на операцию.
Звали ее Ирина Николаевна. Стаж работы два года в родильном доме номер два в городе Красногорске.
Но она была москвичкой. Молодая. О ее внешности я ничего сказать не могла. Я ее просто не помнила. Девочка с хорошей характеристикой и просто замечательными рекомендациями. Я была лично знакома с ее бывшим завом. Я хотела посмотреть ее в деле, но не успела. Я вообще забыла о ней. Просто подмахнула заявление и отправила к директору. Это он уже с ней беседовал и он ее взял на работу. Значит она чего-то стоила.
Рома долго и очень поэтично рассказывал какие у нее синие глаза в обрамлении густющих и длиннющих ресниц.
— Клееных? — почему-то спросила я.
— Нет, просто крашенных, — ответил Рома.
— Проверял? — опять зачем-то брякнула я. — Рома, ей лет сколько? Ты за совращение малолетней под статью не пойдешь?
— Не понял. Катя. Это вот сейчас ревность была? А академик твой как? Так я старше Ирочки на двадцать лет, а Александр Валерьевич, имеет разницу в тридцатник, с некоторыми дамами. Так они от него еще и залететь умудряются. Так как, Катя?
— Проехали, Рома. Дело твое. Просто ты мне в определенном смысле дорог.
Вот я и беспокоюсь.
— Как отдохнули? — уже миролюбиво спросил он.
— Нормально, мы с Сашенькой и Любой его еле как в строй вернули.
— Да! Ему скоро восемьдесят.
— Нет. Не скоро. У нас еще года четыре есть.
Я не знала тогда, что предрекала свою судьбу. Да и никто не знал.
Оперировать я начала только со следующего дня.
Следующие несколько месяцев, были просто буднями — с беготней, родами, обходами, операциями. Все как всегда. Рома был влюблен, или сильно увлечен. Объект его желаний, я не трогала. Пусть ее сам воспитывает.
Звонок внутреннего телефона оторвал меня вечного ежеквартального отчета. В трубке раздавался баритон моего мужчины.
— Катя, срочно ко мне. В одежде, в уличной одежде.
— Тебе плохо?
— Мне хорошо, но сейчас будет плохо нам обоим. Нас вызывают к директору школы. Наш сын, что-то там натворил.
К школе мы подъехали на служебной машине. Всю дорогу, Саша рассказывал, что к Любе в школу он практически не ходил, ну так два раза в год. А тут думал, что все нормально. Сын умный, развитый, языки схватывает на раз. Математика супер, и все ворчал, что дело, наверно в учителях, что они недопонимают мальчика.
Кабинет директора находился на втором этаже. Пришлось остановиться на пол пути, Александр Валерьевич принял сердечный препарат. Постояли немного. Он взял себя в руки и мы вошли в кабинет.
— Вы вызывали нас по поводу Замятина Саши. — не представившись произнес мой мужчина.
— Я вызывала родителей, а не дедушку, присаживайтесь.
Мы сели.
— Я мама Саши. Что случилось?
— Поведение! Совершенно невыносимое поведение. Он учит учителей, он не носит пионерский галстук, он хамит, прогуливает уроки, не общается с коллективом, не пытается влиться в общество и стать его частью. давеча заявил: «Я не хочу быть как все!» Как вам это нравится?
Мы с Александром Валерьевичем переглянулись. В его глазах я увидела гордость за сына. А она продолжала.
— Вот давайте пройдем по кабинетам и поговорим с учителями.
— Нет. Давайте вызовем недовольных учителей сюда, да и Сашу тоже и тут решим все вопросы, — металлическим голосом распорядился мой муж. И она не ослушалась.
Ждать нам пришлось минут десять. Первым появился Саша.
-Мама! Папа!
— Простите, Вы папа?
— Да. Вы просили родителей, мы с Катенькой и пришли.
— Все ясно! — ее разочарованию не было предела, — хорошо, будем беседовать с теми родителями, что есть. Так как Вы относитесь к тому, что он не хочет ровняться на коллектив?
— Положительно, если он старается обойти серую массу и выделиться умом, знаниями, порядочностью, честностью. Дальше пожалуйста.
Она подчинилась и продолжила:
— Почему он не носит пионерский галстук?
— Саша, почему ты не носишь пионерский галстук?
— Я же не собака, чтобы ходить в ошейнике. Потом это не эстетично и мешает дышать. Я не хотел быть пионером. Там в уставе написано, что это добровольная организация. Почему меня туда запихали?
— Почему? — обратился мой мужчина к директору.
— Потому, что класс должен быть на 100% пионерами, а затем комсомольцами.
— Люди должны быть на 100% здоровыми, но увы.
В кабинет вошла учительница в очках и узкой юбке.
— Я учитель биологии, и то, что он творит на моих уроках, выводит меня из себя. Он просто срывает уроки! Это возмутительно! Вчера принес картинки с изображением совокупления, ребенка в матке. Потом устроил лекцию соученикам. Я рассердилась и отобрала рисунки. Плакал, просил вернуть. Говорит книга отца. Кстати, отец где?
— А вот перед Вами, уважаемая Юлия Михайловна. Это и есть отец. — проговорила директриса.
Юлия Михайловна улыбнулась с долей сарказма.
— В принципе все понятно. — ехидно проговорила она.
— Саша, — мой мужчина обратился к сыну, — Какую книгу ты унес?
— Леонардо, анатомические репродукции. А она говорит, что это запрещенная литература. Там еще пропорции тела и этот — Витрувианский человек.
— Я надеюсь Вы вернете книгу?
-Хорошо, только Вам в руки. Да и еще…
— Да, папа и еще она утверждает, что пол ребенка зависит от питания матери. Получается, что моя мама голодала, поэтому я мальчик., а Любина жирела, потому она и родила девочку. Это она в подвале, когда умирала от ожирения.
— Господи, в каком подвале? Саша, у тебя то подвалы, то Франция, то Эйфелева башня, то Лувр, то друг у него д-р Ричард Хортон, из Сиэтла, он с ним работать собирается. Я понимаю, что фантазия, но врать то зачем?
— Папа, — совсем безразличным тоном (типа, как вы меня достали!)сказал сын:
— Объясни ей, что я не вру.
-Так что Вы от нас хотите? — уже с раздражением спросил Александр Валерьевич.
— От Вас. ничего. Что Вы можете дать сыну в Вашем возрасте. У вас явно не нормальная семья. Мы на педсовете будем ставить вопрос.
Он не дал Юлии Михайловне договорить.
— Разрешите позвонить, — в кабинете опять раздался его баритон с нотками металла. Он набрал номер.
- Эдуард Дмитриевич, Корецкий беспокоит. У меня тут проблемка возникла, меня с супругой директор и учителя от работы отрывают. Ты бы проверил их, а то до казуистики доходит.
Дальше он пересказал проблему, рассказал о сыне, о том как его приняли в школе. А потом пообещал зайти в гости к Господину Днепрову домой с супругой и мальчиком.
— Простите, а Вы с каким Днепровым разговариваете? — совершенно по другому заговорила директриса.
— С академиком Днепровым, а что?
— Может чайку?
— Да нет, мы с Катенькой на работу. А книгу Леонардо верните. И старайтесь совершенствоваться, расти как-то. А то стыдно товарищи учителя — воспитатели серой массы.
Вечером, я позвала сына прогуляться. Наша прогулка на ночь глядя, вызвала усмешку моего мужчины. Но он ничего не сказал.
Мы с сыном расположились на пустой лавочке Гоголевского бульвара.
— Мама, так, что не так? — спросил мой сын.
— Ты обидел папу. Ты не можешь так поступать.
Мой мальчик стал очень серьезным и так похожим на своего отца.
— Мне было обидно, что эти дуры училки пытались смеяться над ним. Разве он виноват, что старый! Я хотел его защитить!
— Я понимаю, Сашенька, но когда ты говорил о Любиной матери, твоему отцу было больно.
— Она предала его!
— Она была его женой и он любил ее. Ты не имел права.
— Он говорил мне, что никого не любил как тебя. Я думал, что она не имеет значения.
— А Люба?
- Люба моя сестра! Она замечательная. Ты не находишь?
— Она не просто замечательная, за ней будущее. Я много натворила в жизни, и может я была не справедлива к Любе. Но я счастлива, что она твоя сестра! И в защиту ее матери я хочу сказать, что умирая, она пыталась спасти дочь. Все ошибаются, все совершают поступки о которых не хотят вспоминать, потому что стыдно. Но Тамара так ответила за все свои грехи, что врагу не пожелаешь. Она жизнью ответила. Четыре месяца беременная женщина жила в аду, в самом настоящем аду. И ты уж точно не судья ей.
Мы молчали. Сын думал.
— Мама, — наконец произнес он — я боюсь, что настанет день, когда папа…
Он плакал, но не как ребенок, а как взрослый, и я вместе с ним.
========== Часть 28 ==========
Ирина Николаевна постучала, а затем вошла.
— Присаживайтесь, слушаю, — как мне казалось вежливо предложила я.
— Я даже не знаю, с чего начать. — смущенно заговорила она.
Я внимательно разглядывала вошедшую. Глаза у нее действительно красивые, да и не только глаза. Молодая свежая девочка. Я с ней не работаю, даже стараюсь не пересекаться. Пусть ее Рома учит. Сделаю, что не так. Замечание лишнее или слово не так скажу и потеряю Рому как друга. Я им дорожу, а вот его пассию просто игнорирую.
Она теребила пальцы и смотрела в пол.
— Ирина Николаевна, говорите.
— Роман Владимирович сделал мне предложение… — она снова опустила глаза в пол.
— Поздравляю. Что еще?
— Еще я хотела у Вас спросить, Вы считаете, что он не может заведовать отделом?
— Может! Однозначно может. Он уходит? Почему тогда об этом говорите мне Вы? И куда интересно?
— Нет, я ему предлагала искать место, но он не хочет. Просто я не понимаю, он доктор медицины, а отделом руководите Вы.
— Обращайтесь к директору! И мне кажется, что не Вашего ума это дело.
— Я люблю его!
— Дай Бог!
Она ушла. Я продолжала смотреть на дверь. Я была уверена, что не та она женщина, Роме нужна другая. Ему нужна нежная и понимающая, добрая, а она…
Я сама не понимала, чем она мне не нравится. Внешне хороша, говорит, что любит, заботиться вроде. Да что не так? Нет, что-то не так. надо у Ромы выяснить.
Я вышла в коридор и увидела их у сестринского поста. Два голубка! Нет, ничего ему не скажу. И так сердце защемило. Ведь пожалею еще, что не поговорила с Ромой. Но уже не поговорила.
Я прошла в кабинет директора.
— Что Катя? — встретил меня мой мужчина. Я растаяла от его улыбки. И тоже улыбнулась в ответ.
— Саша, у меня с Ромой проблемы.
— Он никуда не уходит. Я говорил с ним, а жизнь устроить он право имеет. Она красивая.
— А еще? Что еще?
— Переживаешь? Но это его выбор. Ты ему не мать и не сестра. А неравнодушная женщина вызовет лишь раздражение у его избранницы. Хочешь иметь при себе Романа, поздравь его и молчи. Сотрудника ты сохранишь и друга тоже. Компромисс это. Они хорошо смотрятся и вообще уже поздно, Катя. Он приходил, спрашивал — удобно ли тебя просить ее вести.
— Что ты ответил?
— Что ты будешь рада. Или?
Он заглядывал мне в душу и меня отпустило. Потрясающие серые глаза с прищуром.
— Конечно, Саша.
— Ладно, сменим тему. Наш сын хочет познакомить нас со своей девушкой. Вечером после уроков приведет. Я сообщил твоей маме и подойдут Люба с Сашей.
Меня распирало от смеха. Но он был абсолютно серьезен, только в глазах играли черти.
— Ты серьезно, Саша? Ему одиннадцать лет.
— Я должен был ему отказать? Должен был напомнить, что ему всего одиннадцать. А дальше он замкнется и мы не будем его друзьями и знать не будем, что у него в голове твориться. Сыграешь роль свекрови. В конце концов это лишь репетиция.
— Уже девочки! Боже! Саша, что это делается? Вот так потом заберет какая-нибудь моего мальчика и как я жить буду?
Я сникла и расплакалась. Вот просто припала к его груди и дала волю слезам. Он же гладил мои волосы и что-то шептал мне.
