сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)
В голове закружились мысли, а не дочь ли она моему мужу? Но мысли я сразу отмела, эта молодая врач была либо ровесницей, либо даже чуть младше моего Сашеньки. А Александр Валерьевич был мне верен, в этом я никогда не сомневалась. Но какое совпадение!
Она прошла мимо меня и скрылась в кабинете Саши Борисова.
Я лишь вопросительно глянула на Татьяну.
— Аспирантка, новая, ну как новая, год почти.
— И вот к директору без стука? — я была удивлена.
— Так ведь и не поздоровается никогда, молодежь, те еще нравы. Но Сам говорит, что способная, что надежды подает. Только вот на что надежды?
— Вы о чем сейчас, Татьяна? — я насторожилась.
А она будто спохватившись, стала все отрицать. Говорить, что домыслы и опасения озвучила, а фактов нет. Да и не будет, слишком хорошо она своего шефа знает.
Я подумала, что ревнивая по природе и влюбленная в шефа секретарша не лжет. И кому-кому, а мне бы все как на духу выложила. Вспомнила, как еще будучи совсем молодой она плакала у меня в кабинете, сожалея о своей безответной любви.
Я говорила тогда с Сашей. Но он рассмеялся мне в лицо. О силе своего обаяния он знал и о своих поклонницах тоже. Но любил лишь жену. Тогда еще совсем молоденькая и безумно симпатичная секретарша угрозы семье не представляла.
Я думала, что пройдет время, она встретит своего мужчину, влюбится и все встанет на свои места. Но она не встретила, и даже не пыталась. Она продолжала любить его одного, нет даже не его одного, а его, его детей, его жену, потому, что он ее любил. Она стала просто служить им, радоваться, что ее не гонят, что она может быть рядом. Она стала необходимой, это была ее цель, ее жизнь — быть необходимой им обоим.
Я знала, что Люба жалела ее. Что понимала, как женщина женщину. Она посылала к Тане нескольких хирургов, они пытались ухаживать за ней, но она не принимала никого. У нее в сердце места хватало лишь на Него и его семью. С этим ничего нельзя было поделать, и все просто приняли ситуацию, как факт. С ней смирились. Татьяну уважали, любили по своему. Без нее не могли обойтись, и она была счастлива. Вот просто счастлива тем, что имела.
Мои думы прервало появление Любы. Да, Валерка был прав. Не зря она на себя в зеркало смотрела…
Меня заметила, расцвела прямо.
— А Вы к кому, мама.
Мама, сроду в жизни она меня мамой не называла. Тетя Катя, да, а мамой, только за глаза. Я и не претендовала никогда на роль ее матери. А зря. Она мне дочь, и даже ближе, чем дочь. Господи, о чем я думала по молодости, чего боялась?! Ее, девочку мою родную. Так у меня никого ближе ее нет. Вот я, Сашенька и она, ну внуки еще. Самые родные мои.
Я поднялась с дивана. Татьяна уже несла ей свежий халат и свежую, чистую пижаму.
Мы вошли в кабинет. Она пила свой кофе, а я спрашивала ее о здоровье потому, что выглядела она не очень.
— Да нет, тетя Катя, все нормально. Устала просто, сильно устала. Ванечка беспокоит. А так все как всегда, домом старшие занимаются, Маринка помощница. Валера, Сережа с уроками помогают младшим, и с музыкой, и с языками. Я проверяю только, а так все они. Стукнул кто?
-Ругать будешь?
— Нет, разве, за заботу ругают? Думаю, Валерка. Это в его стиле.
— Правильно думаешь, хороший парень.
— Очень хороший. — в ее глазах зажегся теплый огонь, и лицо преобразилось.
Вот теперь она снова была необыкновенно красива.
Мы поговорили, о том и о сем, и о детях всех вместе и о каждом в отдельности, только о Саше не успели, ее вызвали в приемный на консультацию.
А я успокоенная ушла к себе.
И ведь действительно думала, что все хорошо.
Еще недели две думала, что нет у меня причины для беспокойства. А потом в один из дней поняла, что очень сильно ошибалась.
Я задержалась на работе, тяжелая женщина поступила и надо было с ней решать, пока то, да се, пока анализы, потом консилиум, потом решили кесарить немедленно, вот я и пошла с моей новой замшей. Я еще не привыкла к ней, не доверяла, присматривалась, принюхивалась, как говорит Борисов. Вот и пошла вместе с ней на кесарево. Она ассистировала.
Так и там все осложнилось кровотечением, часа два с половиной мы в операционной отстояли. Потом в реанимации ее навестила, и ближе к одиннадцати отправилась домой.
Митя встречал меня у выхода. Я была благодарна ему. Неуютно одной по темени домой добираться, а так вместе вроде и ветер не такой ветреный, и холод не такой промозглый. Вместе оно все легче.
Мы и отойти еще не успели, как услышала я Сашин голос. Обернулась, а он с ней, с аспиранткой с этой. Обнял ее за талию и рассказывает ей что-то, а она смехом заливается.
Похолодело у меня внутри, страшно мне стало. Я уже кинуться к нему была готова, и выяснить все сегодня и сейчас, а что я права не имею, что ли?! Что?..
Только Митя сжал мою руку и не пустил.
— Катя, позже, наедине, без нее. Поговоришь с ним позже.
А я все поверить глазам своим не могла.
Как же так? Почему? За что?!!!
========== Часть 51 ==========
Я поднялась в приемную сразу после обхода в отделении.
— Доброе утро, Татьяна. Запишите меня, пожалуйста, к директору. Мне где-то с полчаса надо будет.
— Екатерина Семеновна, да я сейчас доложу, и он вас примет. Ну зачем же по записи?
— Так надо.- Татьяна совсем растерялась под моим взглядом, и даже сникла как-то.
— Через полтора часа пойдет?
— Да, спасибо.
Я вернулась к себе. Записалась, первый шаг сделан, но что я скажу ему? Что он нехорошо поступает? Так глупо, а то он сам не знает.
Вспомнила маленькую Любу, ту самую, которая потолок в голубой цвет красила. Господи, что с ней будет?! Боль, страх и жалость сковали сердце. Уронила голову на руки и заплакала.
А тут стук в дверь, и он собственной персоной. Директор пожаловал.
— Что случилось? — он смотрел на меня так серьезно и, действительно, пытался понять,- Екатерина Семеновна, Вы же знаете, что я приму Вас всегда, даже если камни с неба. Зачем Вы так? Что Вы мне сказать этим хотели? Что у Вас, почему слезы? С Сашей я уже говорил, у него все в порядке, со здоровьем у Вас что-то. Ну что ж Вы молчите -то?
Он отодвинул стул и сел напротив меня. А я молчала. Вот и слов даже собрать не могла. Это же надо и Сашеньке он уже позвонить успел, и беспокоится не понарошку, все как есть, Сашка тот же. А как же та? А может я себя накрутила, и там лишь флирт?! Но я же видела собственными глазами.
Вот и сейчас молчу и смотрю ему в глаза, в те самые, темно - голубые. И он смотрит в мои, обеспокоенно, глаз не отводит. Ждет, не понимает что ли? Или делает вид, что не понимает? Артист… Да, артист ,конечно, но не для меня. Я то его как облупленного знаю, да и он меня так же. Вот и ведем немой диалог… А я все никак заговорить не могу.
Молчание первым прервал он.
— Екатерина Семеновна, давайте начистоту. Что у Вас случилось?
— У меня? Хотя, конечно, случилось и у меня тоже, но прежде всего у тебя?
— Вы про Ваню? Да лучше ему, через месяц анализы повторим, пока все в норме. Особо повода для беспокойства нет. Люба дергается. Устала она. Срывается, и на меня, и на детей. Так сколько в отпуске не была? Как после Борькиного рождения на работу вышла, так и не отдыхала больше. А нагрузка ой какая! Я и так стараюсь по административной работе ее разгрузить, но иногда не получается.
— А может у нее еще причина есть для беспокойства?
— У Любы? — он был искренне удивлен.
— Саша, я видела тебя с твоей аспиранткой. О ней вообще нехорошо говорят. А я видела своими глазами?
— Ну провожал я ее, засиделись, заработались. А говорят — да завидуют просто. Она наше будущее.
— Чье будущее?
— Института, вот защитится - гордиться будем, а вы заметили, как она на Любу похожа?
— Трудно не заметить. Только глаза лукавые.
— Да, просто она человек, а не сухарь.
— А Люба сухарь?!
— Люба моя жена и Ваша дочь. Она такая какая есть единственная и неповторимая. — он чеканил слова. Говорил жестко, так чтобы вопросов больше не возникало. — Таких как Люба нет и быть не может, а Валя лишь похожа внешне, и все. Чувствуете разницу?!
— Главное, чтобы ты ее чувствовал!
— Это все? — он злился.
— Ты правильно заметил, Люба моя дочь. А теперь все.
Он вышел хлопнув дверью. Нет, не чисто там. С чего бы разозлился? Если бы рыльце в пушку не было, в шутку бы все перевел, а он разозлился. Сильно, я ж его знаю, что же делать то? И не подойдешь к нему теперь, и не спросишь чего лишнего, а сам не скажет. Неужели ее чары, затмили Любу? Неужели? Но остается только ждать. Эту встречу я провалила.
Я старалась наблюдать за ним, но ничего не больше не замечала. И вместе их я не видела. С Любой старалась сталкиваться, как можно чаще, по делу и без. Просто, что бы увидеть, как она, и понять.
Только тускнела она день ото дня, а так и непонятно ничего. И молчит ведь, партизанка. Ни слова не скажет, все у нее в порядке и все. И не добьешься большего.
Даже Сашенька мой понял, что с сестрой что-то не так. Звонить мне чаще стал, и все про нее выяснить пытается. А тут еще как-то дома меня не было, так он с Митей разговаривал, тот ему и рассказал про тот случай около института. Так он меня давай расспрашивать. Пришлось правду сказать. И про разговор, и про подозрения.
А что он из своей Америки сделает? Ничего. Вот так переживаем, и помочь нечем. И сын мой бессилен потому, что далеко, и я тоже, хотя рядом.
Тут еще Валерка влюбился. Ну почему влюбленность сына всегда головная боль для матери?
Он не говорит кто, она. Люба переживает. Заходила вчера, рассказывала. Совсем мальчишка голову потерял. Та только свистнет, и он бежит. И ничего, ничегошечки о ней неизвестно. Сказал только, что старше она его на пару лет и все. Вот и вся информация. У Сережи пыталась Люба выяснить, так и там облом. Не поделился с ним Валерка. Первый раз в жизни. А они ух какие друзья — почти братья. Спросила, что Саша думает по этому поводу? А она глаза опустила и говорит, что Саша занят очень, не говорила она с ним. Так тоскливо мне стало… Неужели он уйдет от нее?
А моя девочка подняла на меня глаза полные слез и сказала, что все наладится, и они и так проживут…
А как так? Это сами? Без Саши что ли? Так не проживут. Люба не проживет.
Говорила с Митей и с Сашенькой говорила, но толку то нет. Все только и понимают, что ждать надо. А чего тут дождешься? Ведь уйдет к молодой. Только, что он нашел в ней?!
Сотрудники плохо о ней отзываются. Говорят, высокомерна, нагловата. Но то женщины говорят, а мужчины готовы на руках носить, все как один. Не понимаю я эту мужскую логику. Ну почему же чем женщина хуже, тем им лучше? Не видят они или не понимают? Или стервозность с загадочностью путают? Александр Валерьевич мне бы объяснил…
Спросила Митю, так говорит, что есть женщины, которых защищать, оберегать хочется, угождать им. Потому что они слабые, потому что не очень умные, да сам не знает почему, но хочется им помогать. А есть другие, сильные. Вот от них и бегут. Потому и Борисов предпочитает стервозную Валентину умной и порядочной Любе. Потому что Люба ему ровня, а та…
Задумалась.
— Что же ты во мне нашел? — спрашиваю. — Меня тоже защищать хотелось?
— Нет, — говорит, — перед тобой по стойке смирно стоять хотелось. Я и генерала не получил, потому что ты у нас генерал. А два генерала в доме перебор.
Улыбнулась я, а потом рассмеялась. И печали мои отступили, пусть на один вечер всего.
========== Часть 52 ==========
Мои внуки были в зале ожидания. Все трое. Марина осунувшаяся с заплаканными глазами, совершенно убитый Валера и просто перепуганный Борька. Вот такая троица.
Как только я подошла к ним, Марина начала громко и очень эмоционально рассказывать про отца. Я пыталась просить ее говорить тише, но бесполезно, она почти кричала, ругалась. Мне казалось, что-то, что случилось с отцом ее волновало много больше, чем операция брата. А потом поняла. Операция закончилась, ей казалось, что с братом все в порядке, что все позади… А отец!
Она всегда, с самого рождения больше всех любила отца, правда и он выделял единственную доченьку из всех остальных детей. Теперь рухнул идеал… Что дальше?
Она слишком возбуждена, слишком зла, обижена, расстроена. Нет, она протестует… она бы убила его если бы могла. И убила бы… Но не может, потому, что продолжает любить, но и ненавидит одновременно.
Я слушала ее и анализировала ее поведение, но мысли были не о ней. Нет, не о ней я беспокоилась, хотя так любила свою внучку… «Она переживет — думалось мне. А Люба?»
Люба, вот кто занимал сейчас главное место. Такое с сыном… и муж…
Знала ли она?
Догадывалась. Наверняка догадывалась, но молчала, боролась в одиночку и с собой, и с ним. Делала вид, что все хорошо…
Только что хорошо? Зачем она так? Может высказалась бы и вместе подумали… Но она не хотела думать, она терять его не хотела. Ни за что на свете.
И вот так в один момент потеряла и его, и чуть не лишилась сына.
— Ба, — ворвался в мозг голос Марины, — ба! Я дяде Саше позвонила, я сказала ему все! Пусть знает!
— Зачем, Мариша? Что он сделает? Чем поможет?
— Пусть он тоже ненавидит ЕГО!!!
— Кого?
— Да Борисова! Ты что, ба?!
— Что сказал дядя Саша? — я пыталась представить, что сделает мой сын.
— Он вылетает…
Я опять слышала только свои мысли и только свой пульсирующий мозг.
Но нужно было действовать. Стоять и выслушивать Марину, брызжущую ядом, о подробностях того, как она застала отца с другой женщиной, смотреть в перепуганные глаза младшего внука, было просто малодушием. А я врач, я призвана помогать людям, вот и сейчас должна помочь самым близким. Моим внукам и моей дочери. Я подошла к Боре.
— Милый, все образуется. Ты мне веришь?
— Ничего не образуется, Ба! Он мразь, ему не место с нами! — продолжала кричать Марина.
— Замолчи! — Я говорила тихо, но очень отчетливо, — замолчи! Не пугай брата, посмотри на него. Не разрушай все вокруг, не то место и не та ситуация. Критику надо начинать с себя. А я про тебя тоже много знаю.
Она замолчала и собралась куда-то.
— Стой! Сейчас ты возьмешь Борю и пойдешь ко мне домой, и ты будешь там с братом и Митей. Поговорим позже.
— А Валера?
— Она снова стала просто подростком и просто еще ребенком.
— Валера нужен здесь.
Борька обнял меня и прижался всем своим тельцем.
— Бабуль, Ваня выздоровеет?
— Конечно милый! Все будет хорошо. Вот увидишь.
Он плакал. Я целовала его и поглядывала на Валеру. У того в душе была буря, и вовсе не из-за измены отца, там было еще что-то. Я успокоила Борьку как могла и отправила их с Мариной к моему мужу. Он человек душевный, он сможет им помочь. А им сейчас нужно только участие и внимание.
Они ушли, и Валера немного расслабился.
— Что, сынок? — спросила я его.
— Потом, ба! Мама! Я боюсь за маму.
— Она сейчас думает, лишь о Ванечке. Какой там прогноз?
Он лишь покачал головой.
— Я говорила с Федором, я знаю. Но шансы есть. Сынок, мы справимся.
— Бабуля, я тебе потом все расскажу. Про себя, но потом, не сейчас. Сейчас надо поддержать маму.
— Я потому и здесь. Марина говорит правду?
— Да! Бабуля, у отца это было серьезно?
— Мне трудно судить. Я не была посвящена в его тайны. И с его любовницей знакома не была. И меня это вовсе не интересует, меня волнуют только Люба и Ваня. А что у тебя?
— Я встречался с ней, я не знал…
— С ней же?!
Я не могла поверить своим ушам. Она и Валера! Как так?! Что ж она за человек такой?! Зачем?! Он же мальчишка! Она старше его! Я просто не могла понять логику женщины живущей во грехе с отцом и сыном одновременно. Нет, о любви там речь не шла с ее стороны точно, а вот мой внук разбит.
-Сынок, не мучай себя, не вини, ни в чем!
Мы с Валерой замолчали потому, что к нам подошел Борисов. Я видела его только вчера на планерке, но он постарел лет на десять, даже седина обозначилась в волосах.
— Где Марина? — спросил он у Валеры.
— Саша, я отправила Марину с Борей ко мне. С Митей им будет легче.
Он смотрел в мои глаза, а я в его. Нет, я не посмела бы судить мужчину находящегося передо мной. Он сам себя осудил. Я видела и понимала. Все, чего мне хотелось, так это забрать у него и у моей Любы часть боли, поделиться, так сказать. У него было плачевное состояние. Но он неправильно понял меня.
— Екатерина Семеновна, не судите…
— Я не сужу, Саша. Я предлагаю помощь.
— Я не знаю. Помогите Любе. Она там с Ваней.
— А ты?
— Я?! Я не могу уже ничего изменить.
— И я не могу, но строить будущее, ты можешь.
— А оно есть?
— Саша, оно всегда есть, как бы нас не било, наступает завтра.
— Только в него входят далеко не все. Не надо, Екатерина Семеновна…
-Ты не то говоришь, папа. Мы тут все виноваты, и строить придется, бабуля права. И Ваню лечить и мама…
— Прекратите, — я понимала, что слезы ручьями текут по моему лицу, — возьмите себя в руки. Мы семья, были есть и будем! Всем все ясно?!
— Вы уверены?! — Саша искал опору во мне, как всегда считая меня сильной.
Ну почему я кажусь сильной, когда на самом деле… Но если сейчас не я удержу их на плаву, то кто? Ведь мамы для того и нужны, чтобы не расслабляться, не раскисать и помогать, всегда. Сколько бы лет детям не было!
