сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
Я пришла к ним домой пораньше, ну как пораньше, как моя работа закончилась, так и пришла, а у них подготовка к конференции. Дело серьезное, требующее много времени и затрат, как материальных, так и умственных, организационных. Готовлю ужин, А Ванька со мной на кухне сидит.
— Ба, — говорит, — Ба, а вот вовремя со мной все случилось. Представляешь, если бы я не заболел, то папа бы ушел, а мама, умерла бы, наверно. А так я всех спас. Я бы согласился еще раз пережить и боль, и операцию, только бы они были вместе и не ссорились. Я помирил их, Ба. Моя болезнь их помирила.
— Что же ты говоришь, сынок?! Никогда бы папа ваш не ушел. А что ты заболел плохо, и переживают за тебя родители и любят они тебя безумно. Но ты поправишься, и все будет у вас хорошо.
— А Марина говорит, что лучше бы он ушел… Я так не думаю, это злится она просто, и на маму злится, еще больше, чем на папу. Говорит, что предательства не прощают, и она никого не простит, ни маму, ни папу, ни Сережу. А Сережа ушел… Я скучаю по нему, Ба!
— Ну он недалеко ушел. И видеться с ним тебе никто не запрещает. А Марина не права. Она просто злится, но пройдет время, она успокоится.
— Не знаю, Ба. Она стала другая, злая и, даже, не красивая. Пойду лягу.
— Устал?
Он закивал головой и пошел в свою комнату и залег под одеяло с книжкой в обнимку.
Не сдержала я слово и на следующее же утро, после планерки попросила Сашу и Любу минуточку внимания и рассказала. Расстроились они. Люба расплакалась, а Саша обнял ее и успокаивал, как мог.
Вот такая у нас теперь жизнь. Но без проблем оно ведь не бывает, и главной проблемой стала Марина.
Я знала, что с ней проблемы, еще до всего происходящего, не нравилась мне ее компания. Каждая гулянка была пьянкой. А меры Марина не знала. Ее еще совсем молодой организм плохо переносил алкоголь. Она быстро теряла ясность сознания, быстро пьянела. Потом звонила Сереже и он ехал за ней, привозил ее в институт, капал, приводил в чувство, так что домой она являлась почти огурчиком. Запах табака заглушал, запах перегара и родители ничего не замечали. А еще в прошлом году Сережа, когда вез ее домой, сломал руку. Перелом был тяжелый, как так получилось Сережа молчал. А Марина не помнила. Представляете?! Просто не помнила. И так и не вспомнила. Он сам ей сказал, как упал, а она поверила и подтвердила его слова, но он то врал. Теперь путь в хирургию был отрезан. А Марина ничего, она даже не потрудилась понять, что у ее друга, брата, того, кто ее любит больше жизни, сломана судьба.
Но после всех произошедших событий Сережа ушел. Теперь он жил с матерью, а Марина осталась, и ее пьянство вылезло и приобрело катастрофические формы. Ее водили к психологу, но, видимо, не к тому. Он с ней не справился. Я обращалась к Глебу. Он не стал общаться с самой Мариной и списал все на подростковый бунт.
Ха! Бунт! А жить с ним как? Как осознавать, что твоя дочь с каждым днем падает все ниже и ниже, что она неуправляема, что до ее сознания невозможно достучаться. А еще, как пережить то, что парень, которого растили с семилетнего возраста, предпочел жить с собственной матерью - кукушкой.
Люба переживала, ой как переживала. А Саша, для которого дочь — свет в окошке! Даже говорить не буду!
Так развивалась цепочка событий. Печально, грустно, вот как есть.
И так день за днем, месяц за месяцем проблема не решалась. Сережа был на стажировке в институте онкологии, я его практически не видела. Спрашивала у Валеры. Говорит, что с ним все в порядке. Но я не верю. Он так любил ее! Марину эту. Да что ж я такое говорю — любил? Не мог разлюбить, не должен. Он любит ее, а жаль. Хороший парень, толковый такой! И почему ее понесло не в ту сторону?! Часто задаю себе вопрос, а если бы она не застала тогда отца с другой, чтобы изменилось? Что пошло бы не так? У нее была бы другая компания? Другие интересы? Она бы не пила и не курила? Она была бы другой?
Думаю, что нет, нашлась бы какая-то иная причина и все было бы так, как есть сейчас. Все так же плохо. Ну почему в каждой семье есть что-то плохое, то, чего избежать не удается? А так хочется. Хочется мира, покоя, душевного равновесия. А волнений и тревог на работе хватает… Но, увы! Все через одно место! Даже дети и то оттуда рождаются. Может, потому иногда они и творят всякое такое, что и приснится в страшном сне не может.
А родители переживают, страдают, мучаются. Вспоминают, как они своих родителей доводили, и только сейчас, когда собственное сердце готово разорваться от боли, причиненной собственным чадом, понимают, как сами когда-то были не правы. И как тяжко приходилось их родителям, их матерям. Раскаиваются в своих грехах и сожалеют…
Только поздно… Потому что отпустить грехи уже некому…
Но на самом деле все обстоит не так. Это нам кажется, что поздно, что время просить прощения безвозвратно ушло… Нет, время то ушло, действительно ушло. Только простили нас наши родители, как и мы своих детей прощаем, забывая самые горькие обиды. Просто за улыбку, за ласковое слово, а иногда и за скупое прости.
Да нет, даже не за это, а за то, что они наши дети… За то, что любим их больше собственной жизни… За то, что понимаем, что их грехи — наши грехи. Наш недогляд, недосказанность, недопонимание… И нам гораздо проще обвинить в их проступках нас самих, и принять всю вину на себя.
Вот так рассуждая о детях и внуках, я вспомнила собственную маму. Вспомнила, как подавляя все, что ее тяготило, она была со мной, растила моего любимого сына, помогала во всем, обеспечивала быт мне и моему мужу. Страдала, переживала, считала меня неустроенной и несчастной. Потому что такое счастье, никак не воспринималось ею, как то счастье, которое она желала дочери. Как жаль, что мы не смогли объясниться и понять друг друга…
А еще вспомнила, как мы с ней вместе объединились в одном едином на двоих чувстве — тоске смертной, когда уехал Сашенька.
И вот я живу и вспоминаю, а ее уже давно нет. А как хочется… Боже, как хочется прижаться к ней, поплакать в плечо и высказаться! И она поймет! Поймет просто, потому что мама.
========== Часть 56 ==========
Я собиралась ложиться спать. Вернее уже легла, читала. Сегодня ночевала одна, как всю прошедшую неделю и всю последующую. Митина дочь с мужем уехали отдыхать, а он остался с мальчиками. Мне же оттуда страшно неудобно на работу и я осталась дома.
Так вот я лежала и читала в постели, когда раздался звонок в дверь. Встала, удивилась, открыла. Передо мной была Марина.
— Привет, Ба!
— Заходи. Что случилось то?
— Отец выгнал. Я у тебя поживу?
— С согласия родителей. Я позвоню, скажу, что ты у меня.
Но я не успела, так как зазвонил телефон, и обеспокоенный голос Любы спросил про Марину. Я объяснила, что она у меня. Сейчас ее накормлю и ночевать оставлю.
Марина сняла кроссовки и направилась в ванну. Смыла всю косметику и уже имея более человеческий вид прошла на кухню.
— Ба, что поесть можно?
— Садись, разогрею.
— Ба, а вот ты же с матерью тоже не ладила?
— Не ладила, но жили вместе всю жизнь, а потом ладили. Не знаю, Маруся, трудно говорить о человеке, когда его нет. При жизни все как-то по одному, а после смерти по другому.
— Понятно! Наверно, не только после смерти… А просто когда не вместе.
— После смерти острей. Все чувства обостряются, негатив уходит. Остается в памяти только хорошее, а ты про кого?
— Да ладно! Ба, а почему мужчины одних женщин любят, а других на дух не переносят?
— Ты про кого?
— Родителям не скажешь?
— Нет.
— Верю. Плохо все, Ба! Не знаю, как объяснить. Отца ненавижу, как вспомню его тогда с ней. Уже полтора года, а оно все перед глазами. И мать дура простила. Спит с ним, не брезгует.
— Мариша, а что значит не брезгует?
— Ты че, Ба? Ну другая женщина, другая микрофлора, зараза там всякая. Он же с другой был.
— А до мамы? Он ни с кем не был?
— Думаешь?
— Знаю, не думаю. У меня акушерка в отделе рыдала и увольняться собиралась, как он женился. Нет, он параллельно с матерью твоей ни с кем не встречался, но до нее…
— И че?
— Ничего. Поженились, вас четверых родили. Чем родители твои плохи?
— Я бы измену не простила!
— Так ты сначала замуж пойди, поживи, потом, не дай Бог, поговорим.
-Я не пойду замуж.
— Отчего?
— Ба, почему мужчина не хочет женщину?
— Не любит, а ты о ком?
— Я его с другой видела.
Слезы покатились по ее щекам, капали в тарелку, а она ела суп с фрикадельками, всхлипывала, утирала слезы и ела дальше.
— Отца видела? — я ничего не понимала.
— Нет, при чем отец. Он просто козел и все.
— А о ком ты?
— Тока не говори никому.
— Я же обещала.
— О Сереже я, Ба.
— Мариша, Сереже двадцать четыре. Ему пора. Ты еще год назад кричала, что ненавидишь его. Что он как родители. Ты хочешь, чтобы он любил тебя вот такую, как ты сейчас?
— Я хочу чтобы просто любил…- она почти шептала. Он из-за меня ушел, Ба. Я жалею.
— Так может быть стоит бросить твою компанию, вернуть себе человеческий облик и вернуть все на место? И Сережу тоже.
— Поздно! Я пойду до конца. Тем более он с ней. Она ему подходит, делает вид, что скромница, прям ангел с виду, но она не такая. Хищница она, Ба!
— Мариша, я не понимаю ничего, расскажи по порядку.
— С самого начала?
— Да, чтобы я поняла.
И она начала свой рассказ:
— Я не знаю, Ба! Понимаешь, он был и я была. Он всегда был со мной. Я любила его как брата сначала, только больше чем Валерку. Не знаю я, трудно объяснить, я в нем все любила: и рост его невысокий, и глаза серо-зеленные, и фигуру, и волосы, все. Я понимала, что Валерка красивый, а Сережа мой, другой. Но я его за душу любила. За внимание, за умение понять. Я даже никогда не задумывалась, что его может не быть. Он был и был мой. Я как-то Наташке лицо поцарапала, потому, что она его тюфяком назвала, это в классе в пятом.
Потом папу в школу вызвали. И он меня похвалил. А Сережа расстроился тогда. А я не поняла почему…
Я была красивая бабуля, мне мальчишки говорили, в компании звали. Я шла. А над ним смеялись, говорили, что он дурак, что не может взрослый парень любить малолетку.
Я верила и с ними смеялась, и пила, я немного пила, Ба, но я не переношу алкоголь. Мне сразу в голову стукает и не помню дальше. Я последнее, что помнила всегда, что Сереже звонила, а потом уже дома оказывалась в своей постели.
И как он руку сломал, тоже не помню. Он просил сказать, что упал, я подтвердила. Но он не падал. У него синяки по всему телу, били его. Я позже поняла, но соврала и ему вида не показала. Я не думала, что все так плохо окажется, до сих пор не понимала.
Ой, бабуля, я его как с ней увидела, так все про жизнь поняла и про себя тоже.
— Что же ты поняла, Мариша?
— Что теперь он не мой. Нету моего Сережи. Он забыл меня. А я только поняла, что нет у меня жизни без него. Знаешь, как я издевалась над ним: все спать лягут, а я прибегу в их комнату и в постель его залезу. Он меня гонит, а сам… Потом мама меня отругала, а папа его. Валерка вообще выдрать меня обещал, а мне просто тепло с ним было. Я тогда не знала многого. А когда узнала, и когда отец так. Я с ним захотела до конца, чтобы вместе. А он сказал, нет. В самый последний момент сказал. И я разозлилась. Я же думала, что он меня предал. Я ему такого наговорила. Я обещала, что в следующий же раз любому в компании отдамся, а ему никогда. Он собрал свои вещи и ушел к матери. Я Насте рассказала. А она посмеялась только. Я тоже смеялась. Мы дразнили его, когда видели. Камни в окно его кухни бросали. Он потом стекла менял.
Настя говорила, что он просто пренебрег мной, что он дефективный. Я соглашалась, мне тоже так нравилось: все злятся, все сердятся, все меня ненавидят, а я вот такая, крутая, я одна, а они все… Ты понимаешь, Бабуля?
— Понимаю.
— А только я не крутая. Настя, да, она что надо, а я нет. Я же плачу ночами, потому, что Ванька болен, и потому, что Он на меня не смотрит, как раньше. А так просто с жалостью, как на вещь бездушную.
Вот потому я до конца пойду. Мне восемнадцать будет, я так гульну. Ты не представляешь, как гульну. Но я не о себе пришла говорить, а о Сереже. Не пара она ему. Ой, бабуля, она его женить хочет, он не будет с ней счастлив! Я прошлый раз не выдержала к нему подошла, сказать хотела, а у него боль в глазах. Я не смогла…
— Мариша, а может если вернуть прежний облик, может и его вернешь.
-Нет, бабуля. После всего, что я ему наговорила за эти годы, после всех бед, что принесла. Нет, он не простит. Я бы не простила.
— Дурочка, ты девочка, как же ты не поймешь…
— Да не говори ничего, Ба. Я понимаю, нет мне пути назад. Мне бы Сережу от этой девицы уберечь, не пара она ему…
— А кто пара? Ты?
-Я? Да как же ты подумала такое? Я вот такая как есть, ему пара? Нет бабуль. Я просто уберечь его хочу от ошибки. Я может, другую потом приму, и он с другой…
Она ревела так, что говорить уже больше не могла. Пошла, влезла в ванну и там тоже ревела и причитала, а потом успокоилась, вышла и легла спать. Я все прислушивалась, спит - не спит, но так и не поняла, сама уснула под утро. А утром меня ждала Марина с жуткой черной подводкой синих глаз и, практически, черной помадой на губах. Она позавтракала, а потом сообщила, что вечером не придет. Потому что тут у меня дома ее душа разрывается на части. Она будет с родителями, там ее питает ненависть.
Какая ненависть? И к кому? Дурочка маленькая судьей себя возомнила, творит и сама мучается.
Не пропала ее душа. Только, как же ее глупую образумить?!
Может с Сережей поговорить? Нет, нельзя с Сережей. С Валерой можно.
Так я и не решила, что делать дальше. А потом день за днем.
Валера сказал, что Сережа встречается с хорошей девочкой, что сам их познакомил. Я поверила, а Марина опять стала дикаркой и мне нагрубила. Может, мне показалось, может, приснился тот разговор, той ночью? Я так и не решила, правда или самообман. Действительность говорила, что самообман, и я поверила действительности.
========== Часть 57 ==========
Сегодня патологоанатомическая конференция. Умер больной в терапии. Расхождение диагноза. Я шла туда с неохотой, во-первых это всегда неприятно, во-вторых — это расстрел коллеги, и ты в этом вынужден участвовать. Не люблю я такое действо.
Хотя бывает очень даже интересно. Вот и сегодня меня сразил доклад морфолога. Сережа был великолепен, тактичен, деликатен, говорил красиво и по делу, ни словом не жестом не унижая врача. Он объяснил причины неправильно поставленного диагноза, по сути вытащив врача из глубокой задницы. И тот воспрял и винился, в чем только мог. Борисов улыбался, с гордостью поглядывая на Сережку.
Я сама ловила себя на мысли, что безумно горжусь им. Вот же умница! Вот же молодец! Об одном жалела, что Любы нет в зале. Ей бы это выступление было бы маслом по сердцу. Но она с Ванечкой улетели в Бостон. Они ждали почку. Не знаю, сколько это стоило, не знаю, как им с моим Сашей удалось пробиться именно туда и именно к тем специалистам, но они сделали это. И оставался последний этап — сама операция, при наличии соответствующего органа, конечно.
Саша Борисов хотел лететь с ними, но Люба сказала свое твердое: "нет". А если она говорила «нет», то дальше можно было не разговаривать. Я, конечно, предлагала помощь, я вполне могла обеспечить быт оставшимся детям, а Федор мог бы взять на себя управление институтом. Но Люба так не считала. И Борисов остался дома.
Где у него были все мысли я знала, да он и не скрывал. Часто заскакивал ко мне в отдел просто перекинуться парой слов, чай попить и понять, что он не одинок, наверное.
Мне его даже жалко становилось, местами. Он переживал, совершенно дико переживал, он хотел быть с сыном, с женой. Но его оставили… И он ничего поделать не мог.
Звонил им по скайпу. Каждый день звонил и страдал от одиночества, и невозможности помочь. Валера жил своей жизнью, Марина… О ней он даже говорить не хотел. Только Борька скрашивал его существование. Только надежд не оправдывал. Он был обыкновенный, не супер талантливый. Чтобы он выучил, надо было приложить усилия, проверить лишний раз выполнение уроков. Тоже самое было с музыкой и с языками. То есть совсем не то, что от него ожидалось. Но что теперь, не всем быть вундеркиндами…
Я тоже каждый день говорила по скайпу с сыном и была в курсе всех событий. И с Любой говорила, но редко. Ваня уже лежал в стационаре, и она старалась не оставлять его одного. А потому, дома бывала редко.
Вот так шло время.
Марине восемнадцать. Я не стала заходить к ним домой, позвонила только. Саша сказал, что ее нет. С такой горечью сказал, что я поняла, что лучше его не тревожить. Подарок я приготовила, все-таки внучка она моя единственная. Серьги купила с бриллиантами. Пусть не сейчас, пусть позже, когда станет человеком, оценит мой подарок. Я знаю, что ее дед тоже самое бы сказал. А это память от нас с ним. Взяла их с собой, хотела Саше показать, поднялась в приемную. Татьяна меня развернула, шефа не было и когда будет она не знала. Ни с чем вернулась к себе. Но там меня уже поджидал Рома.
— Катя, поговорить надо.
