Текст книги "Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»"
Автор книги: Жан Франсуа Лаперуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)
15 марта на рассвете я подал сигнал подготовиться к отплытию, однако ветер, к сожалению, установился на норде. Во время нашего пребывания здесь ветра были неизменно между зюйд-зюйд-вестом и зюйд-вестом. Бриз обычно начинал дуть в десять часов утра и прекращался в тот же час вечера, иссякая в более ранний час, если начинался раньше, и наоборот, длился до полуночи, если начинал дуть в полдень. Таким образом, было приблизительно двенадцать часов бриза и столько же штиля. Это правило неизменно подтверждалось до 15 марта, когда ветер, после штиля и сильнейшей жары, установился от норда. Из этой четверти задуло очень свежо, и прошел сильный дождь в ночь с 15 на 16 марта. Однако 17 марта ближе к полудню задул легкий бриз от зюйд-веста, с которым мы и отправились в путь. Он был очень слаб и сопровождал нас лишь два лье после выхода из бухты, затем наступил мертвый штиль, но на море было сильное волнение вследствие недавних северных ветров.
В продолжение всей ночи нас окружали киты, которые подплывали так близко к фрегатам, что извергаемая ими при дыхании влага попадала на палубу. Следует отметить, что житель Чили не загарпунил еще ни одного кита – природа столь щедро одарила это королевство, что пройдет, вероятно, несколько столетий, прежде чем здесь разовьется этот промысел.
19 марта южные ветра позволили мне оставить сушу позади. Я проложил курс к востоку от островов Хуан-Фернандес, которые я не заметил в месте, определенном наблюдениями отца Фелье[68]68
Луи Фелье (1660–1732) – французский натуралист, астроном, географ, исследователь Южной Америки и Вест-Индии; монах ордена миноритов (францисканцев). Первым для определения долготы использовал измерение расстояния между Луной и Солнцем.
[Закрыть], хотя невозможно было ошибиться на 10 минут долготы.
23 марта я был на 30° 29′ южной широты и 85° 51′ западной долготы, в соответствии с хронометром № 19, ход которого после нашего отплытия из Консепсьона идеально совпадал с ходом № 18 на борту мсье де Лангля. Их показания не различались и на две минуты долготы ко времени нашего прибытия на остров Пасхи, хотя в холодном климате мыса Горн было иначе. Как мне представляется, таблица с температурными поправками, переданная мсье Дажеле в Париже мастером хронометров мсье Берту, была неточна. Отклонение было настолько сильным, что № 18 между проливом Лемера и побережьем Чили показывал ошибку более одного градуса долготы.
24 марта установился ветер от оста, который не менялся на протяжении 5 градусов, пока мы не оказались приблизительно в ста двадцати лье от острова Пасхи.
Карта бухты Консепсьон.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза». 1800 г.
3 апреля, будучи на 27° 5′ южной широты и 101° западной долготы, мы вступили в зону действия ветров от норд-оста до норд-веста. Мы также увидели несколько птиц – первых после того, как прошли острова Хуан-Фернандес. Два боковых ветра, иногда встречаемых нами на переходе в шестьсот лье, я не принимаю в расчет. Подобная переменчивость ветров – самый верный признак близости суши. Однако натуралистам, вероятно, будет трудно объяснить, каким образом влияние небольшого острова может распространяться на сотню лье в бескрайнем море. Впрочем, для мореплавателя это было бы недостаточным основанием, чтобы предположить, что он приблизился на подобное расстояние к острову, если ничто не указывает, на каком румбе находится остров.
Направление полета птиц никогда ничего не могло мне сообщить, и я вполне убежден, что все их перемещения определяются погоней за добычей. После наступления ночи я видел, как морские птицы летели в сторону десяти различных точек на горизонте, – я сомневаюсь, что даже самый вдохновенный авгур[69]69
Авгуры – древнеримская коллегия жрецов, толковавшая волю богов в основном по полету и крикам птиц.
[Закрыть] посмел бы что-либо предсказать на основании этого.
4 апреля я находился не далее чем в шестидесяти лье от острова Пасхи. Птиц не было видно, дул ветер от норд-норд-веста. Вполне вероятно, что, если бы я не знал точное положение этого острова, я посчитал бы, что прошел его, и приказал бы изменить курс судна. Меня посетили эти мысли тогда же, и я вынужден признать, что открытие островов происходит лишь благодаря случаю и что вполне разумные с виду расчеты зачастую лишь запутывают мореплавателей.
8 апреля в два часа пополудни я пеленговал остров Пасхи на 5° к зюйду от веста на расстоянии двенадцати лье. Было сильное волнение, ветер от норда. Ветер не мог установиться четыре дня, переходя от норда к зюйду через вест. Я полагаю, что близость маленького острова была не единственной причиной этой переменчивости, – вероятно, пассаты непостоянны в это время года на 27° южной широты. Я различил восточный мыс острова – я находился в том же самом месте, где капитан Дэвис[70]70
Эдвард Дэвис – английский буканьер (флибустьер) конца XVII в.
[Закрыть] в 1686 году обнаружил песчаный остров. Затем, пройдя двенадцать лье на запад, он увидел сушу. Капитан Кук и мсье Далримпл[71]71
Александр Далримпл (1737–1808) – географ Британского адмиралтейства.
[Закрыть] предположили, что это был остров Пасхи, повторно открытый Роггевеном в 1722 году. Однако эти два моряка, хотя и весьма просвещенные, не приняли во внимание сообщение Вафера[72]72
Лионел Вафер (1640–1705) – валлийский буканьер, судовой врач, исследователь неведомых земель, «сподвижник» Дэвиса.
[Закрыть].
Он рассказывает (на с. 300 руанского издания): «Капитан Дэвис покинул Галапагос, намереваясь идти в Европу вокруг мыса Горн с одной лишь остановкой на островах Хуан-Фернандес. На 12° южной широты он испытал сильный удар и подумал, что задел подводную скалу. Он неизменно двигался на юг и находился, по его вычислениям, в ста пятидесяти лье от Американского континента. Потом он узнал, что в это самое время произошло землетрясение в Лиме. Оправившись от испуга, он продолжил идти курсом на зюйд, зюйд-тень-ост и зюйд-ост, пока не достиг 27° 20′ южной широты. Он сообщает, что в два часа ночи они услышали впереди судна шум морского прибоя. Он положил корабль в дрейф до рассвета, когда увидел маленький песчаный остров, рядом с которым не было скал. Он приблизился к нему до расстояния в четверть мили и увидел еще дальше в двенадцати лье на запад большую землю, которую посчитал скоплением островов из-за больших промежутков между различными мысами этой земли».
Дэвис не исследовал эту землю и продолжил свой путь к островам Хуан-Фернандес. Однако Вафер говорит, что «этот маленький песчаный остров находится в пятистах лье от Копьяпо и шестистах от Галапагоса». На невероятность этого умозаключения не обратили внимания. Если Дэвис, будучи на 12° южной широты и в ста пятидесяти лье от американского побережья, решил идти на зюйд-зюйд-ост, как сообщает Вафер, то очевидно, что этот капитан флибустьеров должен был последовать за восточными ветрами, которые очень часты в этих широтах, чтобы сделать остановку на островах Хуан-Фернандес. Вместе с мсье Пингре[73]73
Александр Ги Пингре (1711–1796) – французский астроном и морской географ, священник.
[Закрыть] мы можем заключить, что была допущена ошибка в числах, процитированных Дампиром[74]74
Уильям Дампир (1651–1751) – английский мореплаватель, морской географ и пират. В книге «Новое путешествие вокруг света» (1697) упоминает «открытие» Эдварда Дэвиса.
[Закрыть], и что земля Дэвиса располагается лишь в двухстах, а не пятистах лье от Копьяпо. Тогда весьма вероятно, что два острова, виденных Дэвисом, – Сан-Амброзио и Сан-Феликс, находящиеся несколько севернее Копьяпо. Кормчие[75]75
Под ними тогда подразумевались не только рулевые, но и штурманы.
[Закрыть] флибустьеров не были точны в своих наблюдениях и едва ли могли определить широту с погрешностью меньше 30 или 40 минут.
Я избавил бы читателей от этого краткого рассуждения по географии, если бы не был вынужден опровергать мнение двух столь прославленных, и вполне заслуженно, мужей. Впрочем, я должен отметить, что капитан Кук сомневался и говорил, что решил бы этот вопрос, если бы располагал временем, чтобы отклониться на восток от острова Пасхи. Поскольку я прошел триста лье по этой параллели и не увидел песчаного острова, я полагаю, что больше не может быть никаких сомнений в том, что этот вопрос окончательно решен.
Ночью с 8 на 9 апреля я обошел вокруг остров Пасхи на расстоянии трех лье. Погода была ясной, и ветер переменился от норда до зюйд-оста менее чем за три часа. На рассвете я отправился в бухту Кука – из всех на острове она лучше всего укрыта от восточных ветров. Она открыта ветрам с запада, однако погода была настолько хорошей, что я надеялся в течение нескольких дней не испытать ветров из этой четверти.
В одиннадцать часов утра я был лишь в одном лье от якорной стоянки. «Астролябия» в это время уже стояла на якоре. Я отдал якоря очень близко к ней, однако дно оказалось настолько крутым, что ни один из якорей не достиг дна, и мы были вынуждены поднять их и сделать два галса, чтобы занять подходящее место.
Эта помеха не ослабила рвения туземцев. Они устремились к нам вплавь, когда мы были еще в море в одном лье от берега, и поднялись на борт с улыбками и спокойным выражением на лицах, что сразу же расположило меня к ним. Люди более подозрительные испугались бы, что их могут увезти прочь от родного острова, когда мы снова подняли паруса. Однако мысль о подобном коварстве, похоже, даже не посетила их умы. Они стояли среди нас обнаженные и без оружия – на них была лишь бечевка, которая удерживала пучок травы, прикрывающий их природные места.
Мсье Ходжес, художник, сопровождавший капитана Кука в его второй экспедиции, очень плохо передал облик этих людей. Их лица обычно приятны, хотя и весьма разнообразны, и не имеют одинакового выражения, подобно лицам малайцев, китайцев и чилийских индейцев.
Я преподнес несколько подарков этим туземцам. Они особенно обрадовались лоскутам окрашенной холстины, гвоздям, ножам и бусам. Но еще сильнее они хотели получить шляпы: у нас было небольшое их количество, поэтому мы могли подарить их лишь некоторым из них. В восемь часов вечера я отпустил моих новых гостей, сообщив им с помощью знаков, что на рассвете я намереваюсь высадиться на остров. Пританцовывая, они погрузились в шлюпку, из которой выпрыгнули в море на расстоянии двух мушкетных выстрелов от берега – в это время о него с силой разбивались волны. Они позаботились о моих подарках, сделав из них маленькие свертки: каждый положил свой на голову, чтобы защитить от воды.
Эрнест Гупил. Руины Консепсьона.
1846 г.
Глава IV
Апрель 1786
Описание острова Пасхи. – События и происшествия, которые имели место там. – Нравы и обычаи местных жителей.
Бухта Кука на острове Пасхи находится на 27° 11′ южной широты и 111° 55′ 30″ западной долготы. Это – единственная якорная стоянка, защищенная от юго-восточных и восточных ветров, которые обычны в этих морях. Тем не менее судно подвергается здесь большой опасности от западных ветров; однако они всегда начинают дуть из этой части горизонта лишь после постепенного перехода от оста к норд-осту, затем к норду и, наконец, к весту, что позволяет вовремя сняться с якоря. Достаточно отойти на четверть лье в море, и опасаться нечего.
Эту бухту легко узнать. Обогнув две скалы у южной оконечности острова, необходимо пройти одну милю вдоль берега. Вскоре станет видна маленькая песчаная бухточка: это будет вполне верным знаком. Когда эта бухточка окажется на ост-тень-зюйде, а две скалы скроются за мысом, можно бросать якорь на двадцати саженях на песчаном грунте в четверти лье от берега. Если вы находитесь дальше в море, дно обнаруживается лишь на тридцати пяти или сорок саженях и опускается так резко, что якорь не удерживается на одном месте. Схождение на берег достаточно просто у подножия одной из статуй, о которых я вскоре расскажу.
На рассвете я приказал подготовиться к высадке на сушу. У меня были основания надеяться, что я встречу там друзей, поскольку я щедро осыпал подарками всех туземцев, кто побывал у меня на корабле накануне. Однако из сообщений разных мореплавателей я слишком хорошо знал, что эти туземцы подобны большим детям: наше имущество может пробудить в них настолько сильное желание, что они используют все способы, чтобы завладеть им.
Посему я счел необходимым умерить их посредством страха и приказал превратить нашу высадку на берег в маленький военный парад. Мы произвели ее на четырех шлюпках и с двенадцатью вооруженными солдатами. Мсье де Лангля и меня сопровождали все ученые и офицеры, кроме тех, кто был на вахте на борту фрегатов. Всего нас было около семидесяти человек, включая команды шлюпок.
Четыреста или пятьсот туземцев ждали нас на берегу. Они были безоружны. На некоторых были куски белой или желтой ткани, но большинство были обнажены. У многих были татуировки и лица, окрашенные красной краской. Их возгласы и улыбки выражали радость. Они подошли к нам, приветственно протягивая руки, и помогли высадиться.
Остров в этой части возвышается приблизительно на двадцать футов над уровнем моря. В семистах или восьмистах туазах от берега начинаются невысокие горы – от подножия этих гор почва отлого опускается к морю. Все это пространство покрыто травой, которая, я полагаю, подходит для разведения скота. Во многих местах на земле лежат огромные камни, поросшие травой: они показались мне в точности такими же, как те, какие встречаются на Иль-де-Франсе, где их называют «тыквами», потому что многие из них размером с тыкву. Эти камни, сильно мешающие при ходьбе, – благодеяние природы. Они сохраняют почву свежей и влажной и восполняют отчасти нехватку спасительной тени деревьев. Местные обитатели были настолько неразумны, что вырубили все деревья, во времена, несомненно, весьма отдаленные, из-за чего их земля иссушается жаром солнца и лишена лощин, ручьев и родников. Они не ведали, что на маленьком острове, окруженном бескрайним океаном, лишь прохлада почвы, покрытой деревьями, может задержать и сгустить облака и тем самым вызвать в горах дождь, достаточно обильный, чтобы образовались ручьи и родники в разных местах.
Пирога жителей острова Пасхи.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
Острова, лишенные этих преимуществ, постигает страшная засуха, которая постепенно уничтожает все растения и кустарники и делает их непригодными для жизни. Мы с мсье де Ланглем уверены, что эти люди обязаны своим бедственным положением единственно неразумию собственных предков. Вполне вероятно, что другие острова Южного моря хорошо орошаются потому, что им посчастливилось иметь неприступные горы, на которых было невозможно вырубить деревья. Так природа проявила большую благосклонность к обитателям этих островов, несмотря на скупость, с которой она оставила себе эти недоступные места.
Мое долгое пребывание на Иль-де-Франсе, столь сильно напоминающем остров Пасхи, убеждает меня в том, что в подобных условиях деревья никогда не начинают расти снова, если они не защищены от морских ветров либо другими деревьями, либо высокой оградой. Знание этого раскрыло мне причину опустошения острова Пасхи.
Экспедиция Лаперуза на острове Пасхи.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
Жители этого острова должны жаловаться не столько на извержения вулканов, давно погасших, сколько на собственное неразумие. Однако человек приспосабливается почти ко всем условиям, поэтому этот народ показался мне менее несчастным, чем капитану Куку и его спутнику мсье Форстеру. Они прибыли сюда после долгого и утомительного плавания, нуждающиеся во всем, больные цингой. Они не нашли здесь ни воды, ни древесины, ни свиней, – немного домашней птицы, бананы и бататы были слабым утешением при таких обстоятельствах. Их сообщения несут отпечаток положения, в котором они находились.
Наше положение было неизмеримо лучше. Команды наших кораблей были в добром здравии. В Чили мы погрузили на борт все, что нам могло понадобиться в течение нескольких месяцев, и желали от этих людей лишь одного: чтобы они позволили нам помочь им. Мы привезли им коз, овец и свиней. У нас были для них семена апельсина, лимона, хлопчатника, маиса и, вообще говоря, всех видов растений, которые могли бы прижиться на их острове.
После высадки нашей главной заботой было создание оцепления из вооруженных солдат, выстроенных по кругу. Мы повелели туземцам покинуть это место и поставили там палатку. Затем я приказал выгрузить на берег подарки, предназначенные для них, а также различных животных. Я недвусмысленно запретил солдатам стрелять в особо беспокойных туземцев и даже пытаться отогнать их с помощью приклада, поэтому вскоре солдаты испытали на себе алчность островитян, число которых все возрастало. Их было уже не менее восьми сотен, и среди них было около ста пятидесяти женщин.
Лица большинства женщин были приятны. Они были готовы предложить свои ласки каждому, кто пожелал бы сделать им подарок. Туземцы знаками убеждали нас впустить женщин: некоторые из них пытались изобразить удовольствия, какие они могли бы нам доставить. От зрителей их отделяло лишь простое покрывало из местной ткани. И пока женщины заигрывали с нами, мужчины снимали с нас шляпы и вытаскивали платки из карманов. Похоже, все были соучастниками воровства, потому что как только они совершили его, то мгновенно разбежались в разные стороны, словно стая птиц. Однако увидев, что мы не пытаемся использовать мушкеты, они вернулись через несколько минут. Они снова начали предлагать нам свои ласки, выжидая удобного случая, чтобы совершить новую кражу. Подобные проделки продолжались все утро.
Вечером мы должны были отплывать, поэтому у нас не было времени, чтобы заняться их воспитанием. Мы решили развлечься уловками, к которым прибегали островитяне, чтобы обокрасть нас. Чтобы устранить любой повод к насилию, которое могло бы привести к губительным последствиям, я повелел им вернуть солдатам и матросам шляпы, унесенные ими. Туземцы были безоружны. Лишь у троих или четверых из всего большого числа были своего рода деревянные дубинки, но совсем не устрашающие. Как казалось, некоторые обладали властью над другими – я принял их за вождей и раздал им медали, которые повесил каждому на шею на цепочке. Однако вскоре я убедился, что именно эти туземцы и были самыми отъявленными воришками. Хотя они притворились, что гонятся за теми, кто утащил наши платки, было легко видеть, что они не намереваются догнать их.
У нас оставалось от восьми до десяти часов пребывания на острове, и мы не желали потратить это время напрасно. Я доверил охрану палатки и всего нашего имущества мсье Д’Эскюру, моему первому лейтенанту, как и командование всеми солдатами и матросами, которые были на берегу.
Мы разделились на два отряда. Первый, подчиняющийся мсье де Ланглю, должен был проникнуть в глубь острова настолько далеко, насколько будет возможно, посеять семена в местах, которые покажутся наиболее благоприятными для прорастания, исследовать почву, растения, земледелие, численность населения, памятники и вообще все, что может быть интересного у этого столь необычного народа. Те, кто чувствовал в себе силы пройти пешком большое расстояние, присоединились к этому отряду. Мсье де Лангля сопровождали мсье Дажеле, де Ламанон, Дюше, Дюфрен, де ла Мартинье, отец Ресевер, аббат Монже и наш садовник. Второй отряд, который возглавил я, должен был осмотреть статуи, постаменты, дома и угодья островитян в пределах одного лье от нашего лагеря.
Рисунки этих статуй, выполненные мсье Ходжесом, очень неточно передают те, которые мы видели. Мсье Форстер полагает, что эти статуи – творение народа более значительного, чем тот, которые ныне населяет этот остров. Однако его мнение кажется мне необоснованным. Самые большие из этих грубо изготовленных бюстов, стоящих на постаментах, которые мы обмерили, насчитывали не более шестнадцати футов шести дюймов в высоту, семь футов шесть дюймов в ширину на уровне плеч, три фута в толщину в средней части, шесть футов в ширину и пять футов в толщину у основания. Эти бюсты, говорю я, вполне могли быть творением народа, ныне населяющего этот остров, и его численность, я полагаю, и без преувеличения, может составлять две тысячи человек.
Количество женщин, как мне представляется, почти равно количеству мужчин, и я видел столько же детей, сколько увидел бы в любой другой стране. И хотя среди тех двенадцати сотен туземцев, кого привлекло наше прибытие, было не более трехсот женщин, я могу заключить отсюда лишь то, что большинство женщин остались дома, потому что они либо более робки, либо были более заняты хозяйством и детьми, чем те островитяне-мужчины, которые пришли посмотреть на наши корабли со всех концов острова. И мы видели лишь тех женщин, которые жили недалеко от бухты.
Отчет мсье де Лангля подтверждает это мнение. В глубине острова он встретил множество женщин и детей. И мы все посетили те пещеры, где, как предположили мсье Форстер и некоторые офицеры капитана Кука, могли скрываться женщины. Это – подземные жилища, устройство которых я вскоре опишу. Мы обнаружили в них маленькие вязанки сухой травы, из которых самая большая была не более пяти футов в длину и шести дюймов в поперечнике. Впрочем, мы не можем подвергать сомнению то, что туземцы скрывали здесь своих женщин, когда капитан Кук посетил их в 1772 году, однако я теряюсь в догадках, в чем была причина этого. Мы должны благодарить капитана Кука за его великодушное обращение с этими людьми: вероятно, именно этому мы обязаны доверием, которое они проявили по отношению к нам и которое позволило нам точнее оценить их численность.
Все уцелевшие статуи, очень правдоподобно зарисованные мсье Дюше, кажутся весьма древними. Они расположены, судя по всему, на местах захоронений – большое количество человеческих останков обнаруживается рядом. Нынешняя форма правления на острове, вероятно, настолько уравняла всех островитян, что среди них более нет вождя, достаточно властного, чтобы принудить большое число людей возвести статую в память о нем. Сейчас этих колоссов заменили маленькие груды камней в виде пирамиды, у которых верхние камни побелены известью. Возведение подобного мавзолея на берегу моря потребует часового труда одного человека. Один туземец, улегшись на земле, ясно дал нам понять, что эти камни прикрывают могилу. Воздев руки к небу, он, очевидно, хотел выразить свою веру в загробную жизнь.
Признаюсь, поначалу я не принял такого толкования – я полагал, что туземцы хотят выразить нечто весьма далекое от подобной идеи. Однако когда я увидел, что этот знак повторяют многие, и узнал от мсье де Лангля, который совершил поход во внутреннюю часть острова, что он видел то же самое, я более не сомневаюсь в этом и полагаю, что все офицеры и ученые согласятся со мной. Впрочем, мы не обнаружили следов какого-либо культа. Я не думаю, что кто-то мог бы назвать эти статуи идолами, хотя туземцы проявляли своего рода почтение к ним.
Эти колоссальные бюсты, размеры коих я уже приводил, показывают очень незначительный прогресс туземцев в скульптуре. Они изваяны из вулканического камня, известного натуралистам под названием лапилли: это камень настолько хрупкий и легкий, что некоторые из офицеров капитана Кука посчитали его искусственным и образованным из подобия известкового раствора, затвердевшего на воздухе. Не сохранилось каких-либо свидетельств, способных разъяснить, каким образом удалось туземцам поднять столь большую тяжесть без точки опоры. Однако этот вулканический камень очень легок, а рычаги длиной пять или шесть туазов с подложенными под них камнями, как вполне убедительно предполагает капитан Кук, смогли бы поднять и более значительную тяжесть. Ста человек было бы достаточно для этой работы: для большего числа строителей просто не нашлось бы места.
Так волшебство рассеивается. Мы вернули царству природы камень лапилли, который не является искусственным. Есть основания полагать, что на острове уже давно не возводили новых монументов, потому что все сословия островитян сравнялись друг с другом – среди людей, почти обнаженных и питающихся бататом и ямсом, едва ли у кого-то может появиться желание стать царем. С другой стороны, этим туземцам не приходится воевать, ибо у них нет соседей, и потому у них отсутствует потребность в вожде, обладающем значительной властью.
Я могу отважиться лишь на несколько предположений о нравах этого народа – я не понимаю его языка и наблюдал его в течение всего одного дня. Однако мне прекрасно известны сообщения путешественников, побывавших здесь прежде меня, и я могу присовокупить к ним собственные наблюдения.
Возделывается едва ли одна десятая часть плодородных земель острова. Я убежден, что трехдневного труда каждого туземца было бы достаточно, чтобы обеспечить ему годовое пропитание. Легкость, с какой здесь удовлетворяются жизненные нужды, заставляет меня предположить, что все плоды земли – общие. Кроме того, я почти убежден, что жилища также общие – по меньшей мере, общие для жителей одной деревни и округи. Я обмерил один из домов недалеко от нашего лагеря. Его длина была триста десять футов, ширина – десять футов, и десять футов – высота посередине. Он имел форму перевернутой пироги. В дом вели два входа высотой в два фута – войти в него можно, лишь опустившись на четвереньки. Это строение способно вместить свыше двухсот человек. Это не был дом вождя, поскольку в нем отсутствовала какая-либо мебель и столь много места не нужно одному человеку. Сам по себе он образует деревню, с двумя или тремя маленькими домиками по соседству.
Вполне вероятно, что в каждой части острова есть вождь, который следит преимущественно за плантациями туземцев. Капитан Кук предположил, что этот вождь должен быть собственником плантаций. Однако если этот прославленный мореплаватель лишь с большим трудом смог добыть достаточное количество ямса и батата, это следует приписать скорее нехватке этих овощей, чем необходимости получить почти всеобщее согласие на их продажу.
Что касается женщин, я не осмелюсь утверждать, что они общие для всех мужчин деревни и что дети принадлежат общине. Однако не похоже, чтобы у кого-то из этих туземцев была власть мужа над кем-либо из женщин, – если у них и есть частная жизнь, она весьма свободна.
Жан Франсуа У.
Бой у острова Гренада.
1792–1798 гг.
Томас Виткомб.
Сражение у островов Всех Святых.
1873 г.
Антуан Франсуа Калле.
Портрет Людовика XVI (1754–1793) в коронационном костюме.
1774 г.
Николя Андре Монсио.
Людовик XVI дает указания мсье Лаперузу о его кругосветной экспедиции.
1817 г.
Как я уже говорил, некоторые жилища находятся под землей, однако другие построены из тростника, что доказывает существование болот во внутренней части острова. Тростниковые стены сделаны очень искусно, и крыша прекрасно защищает от дождя. Здание поддерживают каменные колонны (не из песчаника, но из затвердевшей лавы) шириной восемнадцать дюймов, в которых выдолблены отверстия, через которые проходят жерди, образующие остов в виде свода. Промежутки между колоннами закрывают тростниковые циновки.
Не может быть сомнений, как отмечает капитан Кук, в тождестве этого народа с теми, которые населяют другие острова Южного моря: у них тот же язык, схожие черты лица, их одежды так же изготовлены из коры тутового дерева – впрочем, эти деревья очень редки здесь по причине засухи. Немногие сохранившиеся имеют не более трех футов в высоту, но и их необходимо окружать оградой, чтобы защитить от ветра, – эти деревья никогда не вырастают выше стен, которые укрывают их.
Я уверен, что в прежние времена этот остров был богат теми же дарами природы, что и острова Общества. Засуха, должно быть, погубила фруктовые деревья, как и свиней и собак, которым также крайне необходима вода. Однако человек, который на берегах Гудзонова пролива пьет китовый жир, привыкает ко всему, и я видел, как уроженцы острова Пасхи пили морскую воду, подобно альбатросам мыса Горн. Мы были здесь в сезон дождей, и в ямках на берегу моря скопилась солоноватая вода. Островитяне предложили нам эту воду в тыквенных бутылках, однако она вызвала отвращение даже у самых жаждущих. Я сомневаюсь, что свиньи, которых я подарил им, размножатся. Однако я надеюсь, что овцы и козы, которые пьют немного и любят соль, расплодятся.
Аборигены острова Пасхи и матросы экспедиции.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
На гравюре изображены взаимоотношения аборигенов и нижних чинов экспедиции Лаперуза. Пока местные «красотки» соблазняют матросов, аборигены-мужчины непрерывно пытаются украсть у них шляпы и шейные платки.
В час пополудни я вернулся в палатку с намерением отправиться на корабль, чтобы мсье де Клонар, мой старший помощник, мог, в свою очередь, сойти на берег. В лагере я нашел почти всех без шляп и носовых платков: наша кротость придала смелости воришкам, и я сам мало отличался от других. Один туземец, который помог мне спуститься с постамента статуи, как только оказал мне эту услугу, забрал мою шляпу и со всех ног бросился бежать, сопровождаемый, как всегда, остальными. Я не приказал преследовать его, не желая обладать исключительным правом быть защищенным от солнца, – я видел, что почти все остались без шляп. Я продолжил изучение постамента – это сооружение заставило меня высоко оценить таланты древних обитателей острова в строительстве, ибо помпезное слово «архитектура» неуместно здесь. Похоже, им не был известен какой-либо вид цемента, однако они разрезали и обтесывали камни самым совершенным образом. Они также размещали и соединяли камни по всем правилам искусства.
Я собрал коллекцию этих камней, их образует лава различной плотности. Самые легкие, которые, вследствие этого, распадаются первыми, формируют верхний слой почвы во внутренней части острова. Те, которые встречаются ближе к морю, состоят из лавы намного более плотной, и потому сохраняются более продолжительное время. Однако мне неизвестно, каким орудием или более твердым материалом островитяне смогли разрезать эти последние камни. Возможно, если бы я пробыл на острове дольше, у меня появилось бы несколько догадок.
В два часа я вернулся на борт, а мсье де Клонар сошел на берег. Вскоре прибыли два офицера «Астролябии», которые доложили мне, что туземцы совершили новую кражу, которая вызвала стычку более серьезную, чем прежние. Ныряльщики перерезали под водой трос шлюпки «Астролябии» и подняли якорь. Это стало известно, когда воры были уже достаточно далеко от берега. Поскольку этот якорь был необходим нам, два офицера и несколько солдат погнались за ними, однако их осыпали градом камней. Холостой выстрел в небо не возымел эффекта. В конце концов офицеры были вынуждены приказать сделать еще выстрел, на сей раз мелкой дробью, и она точно поразила по крайней мере одного из туземцев, потому что град камней прекратился. Наши офицеры смогли спокойно вернуться в лагерь, однако оказалось невозможным догнать воров, которые, должно быть, весьма удивились тому, что не смогли вывести нас из терпения.
Вскоре туземцы вернулись к нашему лагерю. Они снова начали предлагать нам своих женщин, и мы были такими же добрыми друзьями, как и при нашей первой встрече. Наконец, в шесть часов вечера все погрузились на шлюпки и вернулись на корабли. Я передал сигнал подготовиться к отплытию. Перед отплытием мсье да Лангль подал мне отчет о своей экспедиции в глубь острова. В следующей главе я расскажу о ней. По пути во многих местах он посеял семена и проявил по отношению к островитянам знаки наивысшей доброжелательности. Тем не менее, чтобы завершить их портрет, я считаю нужным поведать, что некто, похожий на вождя, которому мсье де Лангль подарил козла и козу, принимая подарок одной рукой, другой рукой утащил его носовой платок.
