Текст книги "Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»"
Автор книги: Жан Франсуа Лаперуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)
Те Пуни. Вождь маори.
Иллюстрация к книге «Приключения в Новой Зеландии». 1839 г.
Глава VIII
Тайна моря
Корабли «Буссоль» и «Астролябия» покинули Ботанический залив 10 марта 1788 года. Отметив этот факт, вполне можно было бы произнести последние слова Гамлета: «дальнейшее – молчанье».
Мы знаем, что намеревался делать Лаперуз. Он написал письма друзьям во Франции, поделившись своими планами продолжения экспедиции после Ботанического залива. Письма не согласуются во всех деталях, однако мы можем принять самое последнее как выражение его окончательного решения. В соответствии с ним Лаперуз намеревался двигаться на север и пройти между Папуа – Новой Гвинеей и Австралией по иному проливу, чем пролив Эндевор, если таковой может быть обнаружен. В сентябре и октябре он планировал изучить залив Карпентария и оттуда идти на запад, обогнуть Австралию вдоль западного и южного побережий и подойти к Тасмании, «но таким образом, чтобы возможно было вовремя прибыть на Иль-де-Франс в первых числах декабря 1788 года». Этой программе не суждено было сбыться – даже, по сути, начаться. Если бы Лаперуз преуспел, его имя было бы начертано среди имен величайших морских первооткрывателей человечества. То, как он сейчас предстает перед нами в свете истории, с отблеском величия на челе, объясняется не столько достижениями, сколько большими надеждами, благородными намерениями, романтикой и тайной.
Одно из писем, отправленных из Сиднея, заканчивается словами: «Прощайте! Я отплываю в добром здравии, как и вся команда моих кораблей. Мы предприняли бы еще шесть кругосветных экспедиций, если бы это могло доставить нашей стране пользу или радость!» Это не были последние слова, которые он написал, но мы вполне можем их воспринимать как его прощание не только с друзьями, но и с человечеством.
Время мчалось вперед. Срок, назначенный для прибытия на Иль-де-Франс, прошел. Наступил 1789 год и начал счет своих дней. Но ничего не было слышно о Лаперузе. Во Франции возрастала тревога, и в особенности, мы можем быть в этом уверены, тревожилась женщина, которая прекрасно знала, где именно в Порт-Луи должны встать на якорь корабли, если они появятся из дымки океана. Она страстно желала, чтобы новое посещение мест, знакомых и приятных, пробудило воспоминания, которые придадут крылья скорости и пришпорят отсрочку. Но не приходило ни слова поддержки или ободрения, и слабый румянец надежды сменился бледностью отчаянья на щеках любви.
В 1791 году уже никто не надеялся увидеть возвращение экспедиции. Но нельзя ли что-то узнать о ее судьбе? Разве могла она исчезнуть без следа, словно облако в летнем небе? Нельзя ли получить хотя бы намек, найти какие-нибудь обломки, перехватить молву у тех далеких островов,
Франция переживала тогда сильнейшее в своей истории социальное потрясение. К чести Национального собрания нужно отметить, что среди многих буйных прожектов и кипящих страстей оно нашло время и проявило желание организовать новую экспедицию для отыскания следов тех, чье исчезновение тяжким грузом лежало на сердце нации. Соответствующий декрет был принят 9 февраля 1791 года.
Для этой цели выбрали два фрегата, которые переименовали в «Поиск» и «Надежду». Командование первым кораблем и экспедицией в целом доверили Брюни Д’Антркасто. Он уже бывал в тех широтах, где должен был проводиться поиск, служил одно время губернатором Иль-де-Франса и во время экспедиции в южные моря дал название архипелагу к востоку от Папуа – Новой Гвинее, который сейчас носит его имя.
Флерье снова составил инструкции, основываясь в первую очередь на последнем письме Лаперуза, которое мы упоминали выше. Он указал, что следы исчезнувшей экспедиции с наибольшей вероятностью могут быть обнаружены по соседству с теми побережьями, которые намеревался исследовать Лаперуз. Флерье особо отметил, что огромный участок южного побережья Новой Голландии до сих пор абсолютно неизвестен: «Ни один мореплаватель не посещал эту часть моря; исследования и открытия голландцев, англичан и французов начались с южных берегов Земли Ван-Димена».
Во второй раз французскому мореплавателю приказали исследовать южное побережье Австралии, и если бы Д’Антркасто придерживался плана, составленного для него, он совершил бы те открытия, которые через время прославили Гранта, Басса и Флиндерса – что и Лаперуз мог бы сделать, если бы трагедия не прервала его труды.
Не нужно напоминать, что инструкции, полученные Д’Антркасто, четко указывали: его главной задачей является сбор сведений о пропавших соотечественниках, а не географические открытия. Но даже если и так, разве не любопытно, что французы заинтересовались изучением южного побережья Австралии, когда англичане еще и не думали об этом, что они намеревались поразить две цели одним выстрелом – экспедицией, спланированной со знанием и заботой, поддержанной государством, во главе которой поставили исключительно толковых мореплавателей, – и при этом все их усилия пошли прахом?! Их третьей попыткой была экспедиция Николя Тома Бодена во время консульства Наполеона, и снова по большому счету неудачная. Словно некая высшая сила предопределила этим берегам быть открытыми и заселенными британцами!
Полная история экспедиции Д’Антркасто до сих пор не рассказана. О ней написали два толстых тома, однако многие неизданные документы содержат подробности, которые благоразумно утаили от публики. Когда раскрывается вся правда, становится очевидно, что жестокая борьба, которая погрузила Францию в пучину крови и слез, происходила не только на суше.
Карта плавания Лаперуза
Корабли не посетили Сидней. Почему?! Можно было бы ожидать, что экспедиция, отправленная для поиска следов Лаперуза, наведается в Ботанический залив в первую очередь и, собрав там все доступные сведения, внимательно последует курсом, который он начертал для себя. Но складывается впечатление, что европейское поселение обошли стороной намеренно. Почему? Неопубликованные документы могли бы ответить на этот вопрос.
Не было исследовано и южное побережье Австралии – великий шанс был упущен. Ботан-Бопре, картограф Д’Антркасто, начертил несколько превосходных карт, особенно юго-западного угла континента, которые спустя десять лет вызвали искреннее восхищение Флиндерса. Залив Эсперанс в Западной Австралии назвали в честь одного из кораблей этой экспедиции. Однако оттуда, испытывая нехватку пресной воды, Д’Антркасто пошел напрямую к южному берегу Тасмании, а затем к Новой Зеландии, Новой Каледонии и Новой Гвинее. Контакт с единственным европейским поселением в этой части света – судя по всему, намеренно – не был установлен.
Д’Антркасто умер, когда его корабли были в море к северу от Новой Гвинеи. Он тяжело заболел, вначале бредил, потом погрузился в беспамятство – описание его смерти в опубликованном рассказе об экспедиции невозможно читать без чувства ужаса, при том что во всей полноте его страдания не раскрываются. Жан Мишель Кермадек, капитан «Надежды», также умер – на Новой Каледонии. После их кончины корабли устремились во Францию настолько поспешно, насколько было возможно. Голландцы задержали французов в Сурабае на несколько месяцев как военнопленных, и в Европу участники экспедиции смогли вернуться лишь в марте 1796 года. Их задание не было выполнено.
Пять французских капитанов, которые в этот период привели экспедиции к берегам Австралии, потерпели неудачу. Лаперуз утонул, де Лангль был убит, Д’Антркасто мучительно умер на корабле, Кермадек испустил дух, едва высадившись на берег, и пятый, Боден, умер в Порт-Луи по пути домой.
Анри Руссо. Портрет Андре Мари де Шенье (1762–1794).
1889 г.
Но даже не это будет последним грустным штрихом трагического полотна. Во Франции жил молодой поэт, которого глубоко тронула судьба Лаперуза. Сейчас Андре Шенье считается одним из изящнейших мастеров поэзии, обогативших французскую литературу. Его стихотворения изучают и ими восхищаются во всем мире. Он написал начерно и частично завершил длинную поэму под названием «Америка», в которой есть печальные строки о тайне моря, тогда еще не раскрытой. Мы упоминаем эти строки потому, что и самого поэта ждал трагический конец, хотя и отличный от судьбы воспетого им героя. Своими сочинениями и дружескими связями он вызвал гнев тиранов красного террора. В марте 1794 года его молодой гений пал жертвой гильотины.
Я буду обвинителем ветров и этого завистливого моря,
Которое, быть может, нас уже лишило Лаперуза…
Так начинается поэма. Непостижима тень трагедии, покрывшая эту несчастную экспедицию. Людовик XVI, ее зачинатель, Лаперуз и де Лангль, командующие, Д’Антркасто и Кермадек, отправленные на поиски, Андре Шенье, увенчанный лаврами поэт, – каждого их них настигло дыхание Фурии в черной мантии!
Глава IX
Открытие капитана Диллона
Тайна, связанная с судьбой Лаперуза, околдовала мореплавателей всех стран. Каждый корабль, который отправлялся в Тихий океан, надеялся получить какие-либо вести или найти следы экспедиции. Время от времени появлялись слухи об этом. Один сообщал, что видел обломки кораблей. Другой говорил, что встретил туземцев, одетых во французскую форму. Третий утверждал, что нашел крест святого Людовика на одном из островов. Однако после расследования элемент правдоподобия во всех этих историях улетучивался. Флиндерс, отправившись в 1802 году на север из Порт-Джексона, тщательно осмотрел Барьерный риф. Возможность обнаружить какие-либо следы Лаперуза, как он писал, «всегда присутствовала у меня в уме». Но никаких определенных сведений получено не было.
Новая французская исследовательская экспедиция пришла в Тихий океан в 1817 году под командованием Луи де Фрейсине, который был лейтенантом в экспедиции Бодена 1800–1804 годов. Главной целью не был поиск сведений о Лаперузе, но и этой задаче, естественно, было уделено самое пристальное внимание.
В связи с этой экспедицией можно упомянуть в высшей степени причудливое обстоятельство. На борту «Урании» была женщина – единственная представительница своего пола среди сотни членов экипажа. Мадам де Фрейсине, супруга командующего, поступила на корабль в Тулоне, переодевшись корабельным юнгой. Газеты писали, что ее муж был сильно удивлен, когда узнал, что его жене удалось попасть на борт под видом юнги. Однако Араго, один из ученых в составе экспедиции, в своих «Мемуарах», опубликованных в 1837 году, рассказывает – и нам легко в это поверить! – что Фрейсине было прекрасно известно, кем был «молодой и красивый» юноша. Муж потворствовал ее попаданию на корабль, потому что она хотела сопровождать его в плавании, но власти запретили бы ей, если бы узнали. Она носила мужскую одежду, пока корабли не покинули Гибралтар. Араго сообщает, что степенный вице-губернатор британцев, когда увидел ее, улыбнулся, «и это, возможно, была первая за десять лет улыбка, которая осветила его черты». Если это правда, то дерзкая выходка маленькой леди принесла некоторую пользу! Однако официальные лица на корабле смотрели на даму в брюках ледяным взглядом, и с этого времени она посчитала благоразумным вернуться к женским одеяниям. Ее уже не приняли за юношу, когда французы посещали Сидней, и, разумеется, о присутствии мадам не упоминается в официальной истории экспедиции.
Мы достигли, наконец, акта драмы, когда завеса приподнялась и тайна объяснилась. В 1813 году корабль Ост-Индской компании «Охотник» («Хантер»), совершая рейс из Калькутты в Сидней, подошел к островам Фиджи. Команда узнала, что на одном из островов архипелага живет несколько европейцев. Одни потерпели кораблекрушение, другие дезертировали со службы, но все они приспособились к жизни в новых условиях и полюбили ее. «Хантер» нанял группу этих людей, чтобы собирать сандаловое дерево и трепангов, а одного из младших офицеров, Питера Диллона, назначили командиром группы. Произошла стычка с туземцами, и всех европейцев убили, кроме Диллона, пруссака по имени Мартин Бушарт и матроса Уильяма Уилсона. После столкновения Бушарта наверняка убили бы, если бы он остался на острове, поэтому он упросил капитана «Хантера» доставить его к первой же земле, мимо которой будет проходить корабль. Соответственно, Бушарта, фиджийскую женщину, его жену, и его товарища ласкара[27]27
Матрос индийского или индокитайского происхождения на британском флоте.
[Закрыть] высадили на острове Тикопиа.
Через тринадцать лет Питер Диллон на собственном корабле «Святой Патрик» шел из Вальпараисо в Пондичерри, как вдруг различил на горизонте Тикопиа. Любопытство заставило его сделать остановку, чтобы разузнать, жив ли еще его старый приятель Мартин Бушарт. Он отклонился от курса, и вскоре две пироги отошли от острова и доставили на борт Бушарта и ласкара; оба были в добром здравии.
Диллон случайно увидел, как ласкар обменивает старинную серебряную гарду[28]28
Выпуклый защитный щиток на рукоятке.
[Закрыть] шпаги на несколько рыболовных крючков, которые предложил один из матросов «Святого Патрика». Он заинтересовался и начал задавать вопросы. Он спросил пруссака, откуда взялась гарда. Бушарт рассказал ему, что когда он впервые попал на остров, то видел у туземцев не только эту гарду, но и несколько фарфоровых тарелок, железные болты, серебряную вилку, несколько ножей, чайные чашки, бусы, бутылки, серебряную ложку с гербом и монограммой и шпагу. Он спросил у туземцев, где они взяли все эти вещи, и они ответили, что обменяли их на Манниколо (или Ваникоро) – группе островов в двух днях плавания на пироге от Тикопиа, в архипелаге Санта-Крус.
«Тщательно осмотрев эту гарду, – пишет Диллон, – я обнаружил, или мне показалось, что я обнаружил, выгравированные на ней инициалы Лаперуза. Это пробудило во мне первые подозрения и помогло быть более точным в своих вопросах. Затем, через Бушарта и ласкара, я расспросил туземцев о том, каким образом к их соседям попали все эти серебряные и железные предметы. Они поведали мне, что, по рассказам обитателей Ваникоро, много лет назад к их островам подошли два больших корабля. Один стал на якорь возле острова Уану, а другой – возле острова Пайу на небольшом расстоянии от первого острова. Через некоторое время, и до того как пришельцы успели пообщаться с туземцами, внезапно налетел жестокий шторм и выбросил оба корабля на берег. Корабль, который стоял возле Уану, сел днищем на подводную скалу.
На берегу собралась толпа туземцев, вооруженных дубинками, копьями, луками и стрелами. Они выпустили несколько стрел в корабль, и матросы в ответ выстрелили из пушек и мушкетов и убили многих туземцев. Корабль продолжал биться о скалы и через время развалился на части. Некоторые члены команды погрузились в лодки, и их вынесло на берег, где все до одного они были убиты разъяренными дикарями. Другие выбросились в море, и если кто-то из них и доплыл до берега, их постигла та же участь, что и их несчастных товарищей, так что ни одному человеку с этого корабля не удалось спастись».
Жюль Себастьен Сезар Дюмон-Дюрвиль
(1790–1842)
Французский мореплаватель и океанограф, член Французского географического общества, исследователь южной части Тихого океана и Антарктики. Одна из наиболее известных его заслуг – отыскание места гибели Лаперуза.
Корабль, который потерпел крушение возле Пайу, согласно рассказам туземцев, был выброшен на песчаный пляж. Туземцы выпустили несколько стрел в него, однако команда не стреляла в ответ. Пришельцы были сдержанны и предложили туземцам в знак дружбы бусы, топоры и безделушки. Как только ветер утих, старый вождь поднялся на борт потерпевшего крушение корабля, где его встретили самым дружеским образом, и, вернувшись на берег, успокоил своих соплеменников. Команда корабля была вынуждена покинуть его и перенести большую часть припасов на берег, где они построили небольшую лодку из обломков. Как только это судно было готово к отплытию, все, кому хватило места, погрузились туда, и оно вышло в море. Больше о нем ничего не известно. Остальные члены команды жили на острове до самой смерти.
Такие сведения смог добыть капитан Питер Диллон в 1826 году. Он забрал с собой гарду шпаги, однако с сожалением узнал, что Бушарт расколол серебряную ложку с гербом, чтобы смастерить кольца и украшения для островитянок.
Прибыв в Калькутту, Диллон отправил отчет о своем открытии губернатору Бенгалии и предложил снарядить экспедицию с ним самим во главе, чтобы исследовать острова Ваникоро в надежде найти кого-либо из постаревших спутников Лаперуза или, по крайней мере, обломки кораблей. Диллон убедил Мартина Бушарта поехать с ним в Индию: его знание языка туземцев Ваникоро помогло бы собрать все сведения, какие только было возможно получить.
Правительство Британской Индии заинтересовалось сообщением Диллона и решило отправить его на корабле «Поиск», чтобы все выяснить. В конце 1826 года корабль вышел в море, а в сентябре следующего года на горизонте показался пик острова Тикопиа. Расспросы, которые Диллон произвел по пути, вполне подтвердили и дополнили собранные сведения, не оставляя места сомнениям в том, что корабли Лаперуза потерпели крушение возле Ваникоро, а все участники экспедиции либо было убиты там, либо утонули. Многие из туземцев, кто видел прибытие французов, были еще живы. Некоторые из них поведали, что они посчитали тех, кто был на больших кораблях, не людьми, но духами. Туземцы поделились несколько гротескным описанием треуголок, которое точно передает то впечатление, которое внешний вид чужаков произвел на их девственное воображение: «На лбу или на носу у них был выступ длиной в один фут».
Кроме того, офицерам Диллона удалось приобрести у островитян лезвие старинной шпаги, ржавую бритву, серебряный соусник с лилиями, медную ступу, несколько колокольчиков, серебряную гарду шпаги с вензелем, судя по всему, французской «Р» с короной, часть кузнечных тисков, пяту малого якоря и много других предметов. Опросы туземцев добавили несколько новых подробностей: например, описание предводителя чужаков, «который часто смотрел на звезды и солнце и подманивал их» – именно так, вероятно, туземцы восприняли человека, который производил астрономические наблюдения. Через сорок лет Питер Диллон раскрыл тайну, которую так ревниво оберегал Тихий океан.
Дюмон-Дюрвиль и команда «Астролябии» открывают памятник Лаперузу на острове Ваникоро.
Гравюра. Середина XIX в.
Так совпало, что тогда же в Южном полушарии находилась французская экспедиция под командования Жюля Дюмон-Дюрвиля. Остановившись в Хобарте по пути в Новую Зеландию, Дюмон-Дюрвиль узнает об открытии капитана Диллона и сразу же изменяет свой курс. В феврале 1828 года он прибывает на острова Санта-Крус и делает несколько ценных находок, которые дополняют сведения английского капитана. В идеально прозрачной воде на дне моря он видит покрытые кораллами обломки нескольких якорей, цепи, пушки, пушечные ядра и другие предметы, которые, несомненно, принадлежали одному из кораблей Лаперуза[29]29
Позднее будет выяснено, что эти предметы принадлежали, скорее всего, «Астролябии».
[Закрыть]. Художник в составе экспедиции сделает рисунки этих предметов с натуры. Реликвии поднимут со дна, и вместе с находками Питера Диллона они образуют коллекцию парижского Морского музея – в память о несчастном командующем и его спутниках, которые погибли мучениками великого дела географических открытий в 1788 году.
Любопытно отметить, что потомки Питера Диллона сейчас проживают в Сиднее.
Глава X
Слава Лаперуза
Интеллектуально и как мореплаватель Лаперуз был наследником Джеймса Кука – и ему самому понравилась бы такая характеристика. В сочинениях Лаперуза упоминания предшественника исчисляются десятками, и часто звучит благоговейное восхищение в его адрес. Он следовал советам Кука в управлении кораблями, уделяя особое внимание питанию матросов. Ему не удалось полностью загнать в угол цингу, однако когда эта болезнь проявилась, он быстро совладал с ней, раздобыв свежие овощи для заболевших, – и был настолько успешен, что ко времени прибытия в Ботанический залив вся команда была в добром здравии.
Влияние личности и судьбы Кука на Лаперуза можно проиллюстрировать множеством примеров, и некоторые из них очень любопытны. Например, Лаперуз знал, что случилось с дневником первой экспедиции Кука, и беспокоился – хотя опасаться ему было нечего – чтобы подобное не произошло и с ним. Опубликованный рассказ о первом кругосветном путешествии Кука, как известно, был написан не им самим. Его дневник передали доктору Хоксуорту – джентльмену, который попытался сымитировать литературный стиль великого Сэмюэла Джонсона[30]30
Сэмюэл Джонсон (1709–1784) – английский поэт, филолог и литературный критик, одна из ключевых фигур английского Просвещения.
[Закрыть] и создал в итоге напыщенное и многословное произведение. Хоксуорт разукрасил простой и непосредственный английский мужественного и честного мореплавателя фигурами речи собственного изобретения. Там, где Кук был прост, Хоксуорт становился витиеват; где Кук был здравомыслящ, Хоксуорт становился нелеп; где Кук был точен, Хоксуорт, добавляя собственные бесценные рассуждения, делал повествование недостоверным и даже смехотворным. Попросту говоря, поддельный Джонсон испортил Кука.
Доктор Джонсон ни в коей мере не одобрял тяжеловесную напыщенность своего подражателя. Когда этот великий человек встретился с капитаном Куком на обеде у председателя Королевского общества, он сказал, что ему «очень понравилась добросовестная точность прославленного мореплавателя, который прояснил множество преувеличенных сообщений о его путешествии доктора Хоксуорта». Самого Кука раздражало приукрашивание его истории – он был крайне возмущен подобным обращением.
Лаперуз знал об этом и хотел, чтобы ни один французский Хоксуорт не поступил с ним так же. Он не возражал против тщательного редактирования, но не желал, чтобы его приукрашивали. Он писал на превосходном французском, чтение его повествовательной прозы доставляет одно удовольствие. Ее ясность, образность и плавность вполне согласуются с изящными традициями этого языка. Но поскольку существовала вероятность, что часть описания его путешествия будет издана прежде его возвращения, он не желал, чтобы его рукописи передали кому-либо, кто нарядит их в пышные одежды, и написал следующее письмо:
«Если мой дневник опубликуют до моего возвращения, я прошу, чтобы его редактирование ни в коем случае не доверяли литератору. Ибо последний либо пожертвует в угоду красивому слогу точными терминами, предпочтительными для моряка и ученого, потому что они покажутся ему грубыми и варварскими, либо, отбросив все навигационные и астрономические подробности и пытаясь создать увлекательный роман, допустит ошибки (обусловленные тем, что его образование не позволило ему приобрести соответствующие знания), которые могут оказаться роковыми для тех, кто последует за мной. Но выберите редактора, сведущего в точных науках, который способен вычислять и сравнивать мои данные с данными других мореплавателей, который сможет исправить не замеченные мной ошибки и убережется от введения новых. Такой редактор сохранит содержание работы, не опустит ничего существенного, изложит технические подробности грубым и резким, но точным языком моряка и хорошо справится со своей задачей – дополнить меня и издать мой труд так, как это сделал бы я сам».
Это письмо – довольно своеобразный плод изучения Лаперузом трудов Кука, которое можно проиллюстрировать и другими примерами. Влияние великого английского первооткрывателя тем более поразительно, если мы вспомним, что до Лаперуза в Южных морях уже побывали французские мореплаватели: старший Бугенвиль, открыватель островов Мореплавателей, Марион-Дюфрен, которого в 1772 году убили и съели маори, Сюрвиль, посетивший Новую Зеландию, – упомянем лишь троих. Лаперуз знал и помнил о них, однако они мало чему могли научить его. Он был воспитан в школе Кука, и это прекрасный повод к тому, чтобы англичане и, в особенности, австралийцы относились к нему с особым вниманием.
Катастрофический конец экспедиции Лаперуза, когда он еще не успел выполнить свое задание, помешал ему как первооткрывателю вполне воспользоваться имевшимися возможностями. Как мы уже отмечали, если бы Лаперуз завершил свое плавание, именно он, по всей вероятности, в 1788 году нанес бы на карту южное побережье Австралии. Но и та работа, которую он успел проделать, немаловажна. Лаперуз, бесспорно, обладал истинным духом первооткрывателя. Когда начался этот этап его карьеры, он уже был опытным моряком. Он был разносторонне начитан в литературе о путешествиях, богато одарен интеллектуально, наблюдателен, смел и настойчив. У французов не было более великого моряка, чем Лаперуз.
Де Лессепс, участвовавший в экспедиции до отбытия с Камчатки, оставил краткую, но замечательную характеристику этого человека: «Он был совершенным джентльменом, непревзойденно утонченным и остроумным, и обладал всеми очаровательными манерами, присущими восемнадцатому столетию. С низшими чинами он всегда был столь же любезен, как и с офицерами». Этот же автор сообщает нам, что Людовик XVI доверил Лаперузу командование экспедицией, потому что у него была репутация самого способного моряка на всем французском флоте.
Конечно же, тот, в память о ком высится колонна на берегу Ботанического залива, не был обычным человеком. Этот монумент возведен на средства французского правительства бароном де Бугенвилем в 1825 году и служит напоминанием не только о прекрасной личности, прожившей яркую, насыщенную и мужественную жизнь, но и о веренице исторических событий, оказавших огромное влияние на исследование и заселение Австралии.
