Текст книги "Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»"
Автор книги: Жан Франсуа Лаперуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)
Остов пироги аборигенов в гавани Французов.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
Мсье де Клонар в течение пяти-шести часов тщетно искал вход в реку. Он видел дым, свидетельствующий, что эта страна обитаема. С корабля мы видели спокойное море по ту сторону мели и речной эстуарий, простирающийся на несколько лье в ширину и два лье в глубину суши. Таким образом, допустимо предположить, что суда или по меньшей мере шлюпки смогут входить в устье этой реки, если море спокойно. Однако здесь весьма сильное течение, и волна почти беспрерывно с большой силой бьется о речные бары, поэтому сам вид этого места должен насторожить мореплавателя.
Осматривая это место, я подумал, что именно здесь мог высадиться Беринг. Тогда более правдоподобно было бы приписать причину гибели команды его шлюпки[85]85
Здесь Лаперуз дважды ошибается: 1) капитан Чириков, а не капитан Беринг потерял свои шлюпки; 2) это несчастье произошло на 56° северной широты. (Примеч. фр. редактора.)
[Закрыть] ярости моря, а не варварству индейцев. Поэтому я назвал этот поток рекой Беринга, и мне кажется, что залива с этим именем не существует – капитан Кук скорее предположил, что он есть, чем увидел его, поскольку он прошел в десяти – двенадцати лье от берега[86]86
Сейчас эта бурная река со снеговым и ледниковым питанием называется по-английски Dangerous river [Опасная река]. По поводу залива Беринга см. примеч. на с. 138 о заливе Де-Монти (примеч. № 83).
[Закрыть].
1 июля в полдень я снялся с якоря при легком бризе от зюйд-веста и пошел вдоль берега на расстоянии двух-трех лье. На якорной стоянке наша наблюдаемая долгота была 59° 7′ и наша долгота согласно хронометрам – 141° 17′. По пеленгу вход в реку находился на 17° к осту от норда, и мыс Хорошей Погоды – 5° к зюйду от оста.
Мы продолжили идти вдоль суши с легким бризом от веста на расстоянии двух-трех лье и достаточно близко, чтобы разглядеть в подзорные трубы людей на берегу, если бы они там были. Однако мы видели лишь яростный прибой, который, как казалось, исключал возможность высадки.
2 июля в полдень я пеленговал гору Хорошей Погоды на 6° к осту от норда. Наши наблюдения показали 58° 36′ широты, и хронометры – 140° 31′ долготы, расстояние от суши составляло два лье. В два часа пополудни несколько восточнее мыса Хорошей Погоды мы обнаружили углубление побережья, которое показалось нам очень удобной бухтой[87]87
Современное название – залив Литуя (в штате Аляска).
[Закрыть]. Я взял курс на это место, и когда до него оставалось около лье, отправил на разведку ялик под командованием мсье де Пьервера вместе с мсье Бернизе. «Астролябия» с той же целью отправила две шлюпки под командованием мсье де Флассана и Бутервилье.
С палубы корабля мы видели большой скальный риф, за которым море было очень спокойным. Он простирался с запада на восток на триста-четыреста туазов и прерывался, оставляя достаточно открытый вход шириной около двух кабельтовах. Природа словно создала на самом краю Америки гавань, подобную Тулонской, только используя более грандиозные средства: эта новая гавань врезалась в побережье на три или четыре лье.
Донесения мсье де Флассана и Бутервилье были самыми благоприятными. Несколько раз они заходили в бухту и выходили из нее, и лот неизменно показывал от семи до восьми саженей в средней части прохода и пять саженей на расстоянии около двадцати туазов от оконечностей рифа. Они сообщили также, что внутри бухты глубина составляет от десяти до двенадцати саженей, дно хорошее. Основываясь на их донесении, я решил войти в бухту. Наши шлюпки продолжали бросать лот, и я приказал им расположиться, когда мы подойдем, у противоположных оконечностей рифа, чтобы фрегатам оставалось лишь пройти между ними.
Вскоре мы увидели на берегу дикарей, которые знаками выражали свои дружеские намерения, размахивая белыми накидками и различными шкурами. Несколько пирог с индейцами были заняты рыбной ловлей в бухте, вода которой была неподвижной, словно в тазу, тогда как скальный волнорез был покрыт пеной прибоя. Однако в месте входа море оставалось очень спокойным, что служило еще одним доказательством того, что там значительная глубина.
В семь часов вечера мы подошли к входу в бухту. Ветер был слаб, а отлив настолько силен, что мы не могли преодолеть его. «Астролябию» относило с большой скоростью, и я был вынужден бросить якорь, чтобы нас не понесло течением, направления которого я не знал. Однако, когда я убедился, что течение направлено в открытое море, я поднял якорь и последовал за «Астролябией». Я пребывал в больших сомнениях касательно того, что предприму завтра.
Весьма быстрое течение, о котором ничего не сообщили наши офицеры, ослабило мое поначалу сильное желание сделать остановку в этой гавани. Я знал о больших трудностях, которые всегда сопровождают прохождение узких проливов, когда прилив или отлив очень сильны. Также, обязанный исследовать эту часть американского побережья, пока не закончилось благоприятное время года, я посчитал, что вынужденная задержка в этой бухте, выход из которой может потребовать совпадения нескольких удачных условий, не принесет пользы экспедиции.
Между тем я продолжал лавировать всю ночь, а на рассвете поделился своими соображениями с мсье де Ланглем. Однако донесения двух его офицеров были весьма благоприятны: они промерили глубину в проходе и внутри бухты и сообщили, что смогли несколько раз преодолеть на своих шлюпках течение, которое нам показалось столь сильным. Поэтому мсье де Лангль полагал, что остановка здесь будет исключительно полезна для нас, и его доводы показались мне настолько убедительными, что я более не колебался и согласился с ними.
Еще ни один мореплаватель не видел этой гавани. Она находится в тридцати трех лье на норд-вест от бухты Лос-Ремедиос[88]88
Ныне Чатемский пролив между островами Чичагова и Крузова на севере архипелага Александра.
[Закрыть] – предела, достигнутого испанскими мореплавателями, приблизительно в двухстах двадцати четырех лье в том же направлении от острова Нутка и в ста лье на ост-зюйд-ост от пролива Принца Уильяма. Посему я полагаю, что если французское правительство пожелает учредить факторию в этой части американского побережья, то ни у одной страны не может быть и малейшего права противодействовать этому.
Спокойствие моря внутри бухты было очень соблазнительным для нас. Нам было крайне необходимо произвести полную перекладку грузов, чтобы извлечь шесть пушек, размещенных на самом дне трюма: без них было бы очень неблагоразумно отправляться в Китайское море, которое наводнено пиратами. Я назвал эту бухту гаванью Французов.
В шесть часов утра мы направились к бухте, чтобы войти туда на вершине прилива. «Астролябия» шла перед моим фрегатом, и мы расположили по шлюпке у каждой из оконечностей, как и накануне. Ветра были от веста до вест-зюйд-веста, направление входа – с юга на север. Таким образом, все условия казались благоприятными для нас.
Однако в семь часов утра, когда мы были уже в проходе, ветер внезапно перешел к вест-норд-весту, а затем к норд-вест-тень-весту, поэтому мы были вынуждены поставить паруса вдоль ветра и даже обстенить[89]89
То есть направить ветер в переднюю сторону парусов, прижимая их к стеньгам, в результате чего судно получает задний ход.
[Закрыть] их. К счастью, прилив нес наши фрегаты внутрь бухты, и мы прошли мимо скал восточной оконечности на половине пистольного выстрела. Внутри мы встали на якорь на трех с половиной саженях, над скалистым грунтом, в половине кабельтова от берега. «Астролябия» отдала якорь на подобной же глубине с таким же грунтом.
Туземцы на пироге в гавани Французов.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
За тридцать лет мореплавания мне еще не доводилось видеть два корабля столь близко к гибели. То обстоятельство, что мы находились на краю света, придало бы особенную тяжесть подобному бедствию. Однако мы были уже вне опасности. Поспешно мы спустили баркасы и отдали буксировочные тросы; и, прежде чем отлив достиг малой воды, мы были уже на шести саженях. Во время буксировки мы испытали несколько ударов в пяту киля, однако столь слабых, что фрегат не получил повреждений.
Мы не оказались бы в столь затруднительном положении, если бы встали на якорь не над скалистым дном, которое простиралось на несколько кабельтовах во все стороны от нас. Последнее обстоятельство полностью противоречило донесению мсье де Флассана и Бутервилье. Однако это было неподходящее время для размышлений – нам следовало уйти со столь плохой якорной стоянки. Быстрое течение создавало большую преграду, его сила вынудила меня отдать становой якорь.
Каждый миг я опасался, что трос разорвется и нас понесет на берег. Наша тревога выросла еще более, потому что ветер от вест-норд-веста сильно посвежел. Фрегат стоял очень близко к суше, возле кормы были скалы. О том, чтобы верповать[90]90
Верпование – перевод корабля с одного места на другое без помощи парусов, посредством якоря – верпа, для чего якорь завозят на шлюпке вперед, и судно подтягивается к нему путем сматывания якорного троса.
[Закрыть], не могло быть и речи. Я приказал спустить брам-стеньги и ждал окончания плохой погоды, которая не была бы опасна для нас, если бы под нами был хороший грунт.
Я сразу же отправил шлюпку промерить дно. Вскоре мсье Бутен донес мне, что обнаружил участок с прекрасным песчаным грунтом в четырех кабельтовах на вест от нашей якорной стоянки и что глубина там составляет десять саженей. Однако дальше в заливе в сторону норда он не обнаружил дна и на шестидесяти саженях, кроме места в половине кабельтова от берега, где лот показал тридцать саженей и илистый грунт. Также он сообщил мне, что ветер от норд-веста не проникает внутрь гавани и там абсолютный штиль.
В то же самое время мсье Д’Эскюр был отправлен на осмотр дальней части бухты, о которой представил самое благоприятное донесение. Он обошел вокруг острова, возле которого мы могли бы встать на якорь на двадцати саженях на илистом грунте. Мы не нашли бы здесь более удобного места для обсерватории. Древесные стволы, принесенные морем, были разбросаны по берегу, чистейшие водопады низвергались с горных вершин прямо в море. Он проник вглубь бухты на два лье за островом – она покрыта там льдинами. Он увидел вход в два широких пролива, однако не стал их разведывать, поспешив доставить мне отчет.
После его донесения наше воображение нарисовало нам картину возможного проникновения через эти проливы во внутреннюю часть Америки. В четыре часа пополудни ветер успокоился, и мы верповали корабль на песчаный грунт, обнаруженный мсье Бутеном. «Астролябии» удалось сняться с якоря и перейти на якорную стоянку возле острова. На следующий день я присоединился к ней, воспользовавшись легким бризом от ост-зюйд-оста и помощью наших баркасов и шлюпок.
Во время нашего вынужденного пребывания у входа в бухту нас постоянно окружали пироги дикарей. В обмен на железо они предложили нам рыбу, шкуры выдры и других животных, а также различные маленькие предметы своего костюма. К нашему великому удивлению, они произвели на нас впечатление людей, хорошо знакомых с торговлей. Они торговались с нами так же искусно, как и самые ловкие купцы Европы. Ни один из наших товаров для обмена не пробудил в них столь горячего желания, как железо. Они взяли также немного бус, но, скорее, лишь как доплату при заключении сделки, а не основной предмет обмена. В конце торговли нам удалось заинтересовать их оловянными тарелками и кувшинами, однако эти предметы не пользовались у них таким же успехом, как железо.
Этот металл был знаком им. У каждого из них на шее висел железный кинжал, по форме напоминающий малайский[91]91
Кинжал с волнистым клинком.
[Закрыть], однако отличный своей рукоятью, которая была не длиннее лезвия, закругленная и без гарды. Это оружие вставляется в ножны из дубленой кожи и, похоже, является их самой большой драгоценностью. Увидев, что нас заинтересовали эти кинжалы, они объяснили нам знаками, что используют их лишь против медведей и других лесных зверей. Некоторые кинжалы были изготовлены из самородной меди, однако они явно не отдавали им предпочтения перед другими. Медь довольно обычна среди них: они больше используют ее при изготовлении ожерелий, браслетов и других украшений. Они также делают из нее наконечники стрел.
Мы все задавались вопросом, откуда эти металлы попали к ним. Можно было предположить, что самородная медь встречается в этой части Америки и индейцы научились изготовлять из нее лезвия и слитки. Однако самородного железа, судя по всему, не существует в природе, либо оно настолько редко, что большинство минерологов его никогда не видели. В то же время едва ли можно предположить, что этому народу известен способ добывания железа из железной руды. Кроме того, в день своего прибытия мы видели на них полированные ожерелья и другие украшения из желтой меди, которая, как известно, является сплавом красной меди и цинка. Таким образом, все указывало на то, что эти металлы попали к ним либо от русских, либо от агентов Компании Гудзонова залива, либо от американских торговцев, путешествующих в глубь континента, либо даже от испанцев. Однако позднее я докажу, что эти металлы, вероятнее всего, они получили от русских.
Мы привезли множество изделий из железа. Оно такое же мягкое и так же легко ломается, как и свинец. Минерологи, вероятно, смогли бы установить, какая страна и даже шахта произвела его.
Золото не настолько желанно в Европе, как железо в этой части Америки, что служит еще одним доказательством редкости этого металла. По правде говоря, каждый островитянин владеет небольшим его количеством, однако этот металл настолько ценен для них, что ради его получения они готовы на все.
В день нашего прибытия нам нанес визит вождь главной деревни. Прежде чем подняться на борт, он, как нам показалось, обратился с молитвой к солнцу. Затем он произнес длинную речь, которая несколько раз прерывалась приятным напевом, очень похожим на григорианские песнопения наших церквей. Индейцы из его пироги подпевали, повторяя хором одни и те же слова. После церемонии почти все они взошли на борт и в течение часа танцевали под звуки собственных голосов, очень слаженных. Я преподнес вождю несколько подарков, из-за чего он стал настолько докучливым, что каждый день проводил пять-шесть часов на корабле, и я был вынужден часто повторять подарки, иначе он удалялся недовольным и с угрозами на устах, которые, впрочем, были не очень опасны.
Как только мы обосновались позади острова, почти все живущие на берегу залива дикари отправились туда. Весть о нашем прибытии вскоре распространилась по окрестностям. Мы увидели несколько новых пирог, нагруженных большим количеством шкур морской выдры, которые индейцы обменивали на топоры, ножи и железные слитки. Своего лосося они отдали нам за обломки старых бугелей, однако вскоре стали более прихотливыми, и мы уже не могли приобрести у них рыбу, кроме как за гвозди и другие маленькие железные изделия.
Я полагаю, что нигде морская выдра (калан) не распространена более, чем в этой части американского побережья. И я не сильно удивлюсь, если фактория, которая охватит своей торговлей лишь сорок или пятьдесят лье побережья, сможет ежегодно собирать десять тысяч шкур этого животного.
Мсье Роллен, мой главный судовой врач, собственноручно разделал и набил чучело единственной выдры, которую нам удалось добыть. К сожалению, ей было не более четырех-пяти месяцев и она весила лишь около восьми с половиной фунтов. «Астролябия» также поймала одну, сбежавшую, несомненно, от индейцев, потому что она была сильно ранена. Эта выдра, похоже, достигла полной зрелости и весила не менее семнадцати фунтов. Мсье де Лангль приказал снять с нее шкуру, чтобы впоследствии набить чучело, однако он отдавал этот приказ во время наших попыток зайти в бухту, и работе не уделили всего необходимого внимания, так что не удалось сохранить ни голову, ни челюсти.
Морская выдра – животное-амфибия, более известное красотой своего меха, чем точным описанием повадок. Индейцы гавани Французов называют его скектер, русские дали ему имя морской бобр и отличают самку словом машка. Некоторые натуралисты называют его сариковьеном[92]92
Канадский бобр.
[Закрыть], однако описание сариковьена, данное мсье де Бюффоном, никак не согласуется с этим животным, которое не похоже ни на канадского, ни на европейского бобра.
Морской бобр (калан)
Это грациозное и привлекательное животное, повадки его очень забавны и занятны, и притом это очень ласковое и привязчивое животное. Обычно они лежат на берегу семьями: самец со своей самкой, полувзрослыми животными – кошлоками и совсем еще маленькими сосунками – медведками. Самец ласкает самку, гладит ее передними ластами, как руками, ложится на нее, а она многократно, как бы в шутку, с показной стыдливостью, отталкивает его и забавляется со своими малышами, как самая нежная мать. Любовь их к потомству так велика, что они ради его готовы подвергнуться явной смертельной опасности; лишившись детенышей, они плачут во весь голос, точно маленькие дети, и убиваются до такой степени, что в течение десяти – четырнадцати дней, как мы наблюдали в ряде случаев, становятся худыми, как скелеты, болеют и слабеют и не желают уходить с берега в море. Во время бегства они держат сосунков зубами, а больших детенышей гонят впереди себя. Если им удастся убежать от преследователей, то, достигнув моря, они начинают насмехаться над ними так, что невозможно видеть их ужимки, не испытывая величайшего удовольствия. Они то поднимаются в воде, становясь вертикально, как человек, и танцуют на волнах, а иной раз подносят передние ласты ко лбу и держат перед глазами, как бы всматриваясь в кого-то против солнца, то бросаются на спину и чешут себе передними ластами брюхо, наподобие обезьян, затем кидают детенышей в воду и снова их ловят, и так далее.
Г. В. Стеллер. «Описание земли Камчатки»
В день нашего прихода на вторую якорную стоянку мы установили обсерваторию на острове на расстоянии одного мушкетного выстрела от корабля. Там же мы основали поселение на время нашего пребывания в гавани. Мы поставили навесы для наших кузнецов и парусных мастеров и извлекли из трюма бочки для воды, которые наполнили снова.
Поскольку все индейские деревни располагались на материке, мы надеялись, что будем защищены на своем острове, однако вскоре убедились в противном. Мы уже испытали на себе, насколько индейцы – ловкие воришки, однако мы не предполагали, что они настолько упорны и расторопны, чтобы осуществить самые продолжительные и сложные замыслы. Вскоре мы узнали их намного лучше.
Каждую ночь они подстерегали удобного случая, чтобы ограбить нас. Однако мы были начеку на борту кораблей, и им редко удавалось обмануть нашу бдительность. Я прибег к спартанскому закону: каждый ограбленный наказывался, и хотя мы не приветствовали воровства, мы, по меньшей мере, ничего не требовали вернуть нам, чтобы избежать стычек, которые могли привести к пагубным последствиям.
Я сознавал, что наша крайняя мягкость увеличит их дерзость. Тем не менее я попытался убедить их в превосходстве нашего оружия. Пушка выстрелила ядром в их присутствии, чтобы они поняли, что мы можем поразить их издалека. Пуля из мушкета у них на виду пробила насквозь несколько пар их кожаных лат, которые, как они показали нам знаками, были непроницаемы для их стрел и кинжалов. Наконец, наши самые искусные охотники подстрелили несколько птиц у них над головами.
Я уверен, они никогда не думали, что внушают нам страх, однако, судя по их поведению, они считали наше терпение неисчерпаемым. Вскоре они вынудили меня покинуть поселение на острове. Однажды ночью они высадились на берег острова, обращенный к морю. Они пересекли густейший лес, в который невозможно было проникнуть и при свете дня. И, словно ужи, они проползли в наш лагерь на животах, не пошевелив ни единым листом, и смогли, несмотря на часовых, унести кое-какие наши вещи. Наконец, им удалось войти в палатку, где спали мсье де Лористон и Дарбо, охранявшие обсерваторию. Они украли мушкет, отделанный серебром, и верхнюю одежду двух офицеров, которые предусмотрительно положили ее себе под подушку. Стража из двенадцати солдат не заметила их, и они даже не разбудили двух офицеров в палатке. Эта последняя кража не сильно обеспокоила бы нас, если бы не потеря главного журнала астрономических наблюдений, куда записывались все наши измерения и вычисления со времени прибытия в гавань Французов.
Эти помехи не помешали нашим шлюпкам и баркасам наполнить водой и древесиной наши трюмы. Все офицеры беспрерывно участвовали в командовании различными рабочими отрядами, которые мы были вынуждены отправлять на сушу. Их внешний вид и хорошая дисциплина сдерживали дикарей.
Пока мы спешно готовились к отплытию, мсье де Моннерон и Бернизе начертили черновик карты бухты в шлюпке с хорошо вооруженными солдатами. Я не мог придать им в помощь офицеров, поскольку все они были заняты, однако я решил, что последние перед нашим отбытием проверят азимуты всех основных точек и поместят на карту показания лота. Затем мы намеревались посвятить сутки охоте на медведей, чьи следы видели в горах, и незамедлительно отплывать. Кульминация благоприятного времени года не позволяла нам оставаться здесь дольше.
Мы уже посещали дальнюю часть бухты. Это, возможно, самое необычное место на всем земном шаре. Чтобы получить понятие о нем, представьте себе водоем, настолько глубокий посередине, что глубину невозможно измерить, окруженный горными пиками огромной высоты, которые покрыты снегом, без единого ростка зелени на бескрайних скальных гранях, обреченных природой на бесплодие.
Я ни разу не видел, чтобы дуновение ветра пустило рябь по поверхности этого залива. Его беспокоит лишь падение ледяных глыб, которые постоянно отделяются от пяти различных ледников. Падая, они издают шум, эхо которого раздается в горах. Воздух столь неподвижен и тишина так глубока, что обычный голос человека слышен на расстоянии полулье, так же как и крик немногих морских птиц, гнездящихся в расщелинах скал.
Именно в оконечности бухты мы надеялись обнаружить протоки, позволяющие проникнуть в глубь Америки. Нам представлялась большая река, текущая между двух гор, которая, возможно, имеет своим истоком огромные озера на севере Канады. Такой была наша мечта, а вот что стало ее воплощением.
Мы отправились в поход на офицерских шлюпках «Буссоли» и «Астролябии». Мсье де Лангля сопровождали мсье де Монти, де Маршенвиль, де Бутервилье и отец Ресевер. Вместе со мной были мсье Дажеле, Бутен, Сен-Серан и Прево. Мы вошли в западный проток. Благоразумие велело нам не подходить слишком близко к берегу, откуда могли падать камни и ледяные глыбы. Продвинувшись лишь на полтора лье, мы попали в тупик: путь преграждали два огромных ледника. Мы были вынуждены отталкивать льдины, покрывающие море, чтобы подойти к этому препятствию. Вода там были настолько глубока, что в полукабельтове от берега мы не обнаружили дно на ста двадцати саженях.
Мсье де Лангль, де Монти и Дажеле, а также несколько других офицеров пожелали взобраться на ледник. После неимоверных усилий они прошли почти два лье, будучи вынуждены перепрыгивать с большим риском для жизни через глубокие ледяные расщелины. Они смогли различить лишь продолжение ледников и снегов, которое прерывалось одной вершиной горы Хорошей Погоды.
Во время их похода моя шлюпка оставалась на берегу. Ледяная глыба, упавшая в воду на расстоянии свыше четырехсот туазов, вызвала у берега бухты столь сильную волну, что шлюпку перевернуло и отбросило довольно далеко на кромку ледника. Последствия этого происшествия вскоре исправили, и мы все вернулись на корабли. Нескольких часов нам хватило, чтобы завершить свое путешествие в глубь Америки. Я отправил мсье де Моннерона и Бернизе разведать восточный проход. Как и первый, он прерывался двумя ледниками. Мы нанесли их оба на карту бухты.
