Текст книги "Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»"
Автор книги: Жан Франсуа Лаперуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)
Донесение мсье де Вожуа
«Во вторник 11 декабря в одиннадцать часов утра мсье де Лаперуз отправил свой баркас и свою шлюпку с бочками для воды и отрядом вооруженных солдат, чтобы присоединиться к экспедиции под командованием мсье де Лангля. Мсье Бутен уже получил инструкции относительно средств поддержания порядка и обеспечения нашей безопасности, когда лодки подойдут к острову. В тот же час наш капитан мсье де Лангль спустил на воду свои шлюпку и баркас, также груженные бочками для воды и вооруженные.
В половине первого, когда фрегаты находились на левом галсе в трех четвертях лье от суши, четыре лодки отправились на берег, чтобы пополнить запасы воды в бухте, разведанной мсье де Ланглем. Это место находилось с подветренной стороны от той бухты, где мы уже набирали воду. Мсье де Лангль посчитал его более предпочтительным, поскольку ему показалось, что оно менее населено и столь же удобно. Однако у первой бухты было преимущество более легкого подхода и достаточной глубины для баркасов, которые не подвергались опасности сесть на мель.
Змеелистник, или дракофиллум.
Гравюра по рисунку Пьера Жозефа Редута из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
Мсье де Лангль предложил мне, хотя я и был еще слаб после болезни, сопровождать его, чтобы прогуляться на берегу. Он лично возглавил шлюпку, а баркас доверил мсье Гобьену. Мсье Бутен командовал баркасом „Буссоли” и мсье Мутон – шлюпкой этого фрегата.
Мсье Колине и отец Ресевер, оба еще больные, мсье де Ламанон, ла Мартинье и Лаво сопровождали нас, а также несколько других человек с борта двух кораблей. Таким образом, наш отряд состоял из шестидесяти одного человека, включая команды двух шлюпок.
Когда мы были в пути, то отметили с некоторым беспокойством, что многие пироги, которые находились возле борта корабля, последовали за нами, направляясь в ту же бухту, что и мы. Мы также увидели, что вдоль скал, которые отделяли бухту от соседних, собирается большое число туземцев, пришедших из других деревень.
Когда мы подошли к рифу, который образовывал очертания бухты и оставлял лишь узкий и мелкий проход для наших лодок, мы увидели, что в это время был отлив и что мы не сможем завести баркасы в бухту, не посадив их на дно. Это и произошло на половине расстояния мушкетного выстрела от берега, к которому мы приблизились лишь потому, что толкали баркасы веслами. Эта бухта предстала перед капитаном в более благоприятном свете, поскольку тогда, когда он осматривал ее, отлив не достиг еще малой воды.
По нашем прибытии дикари, которые усеяли берег в количестве семисот или восьмисот человек, в знак мира бросили в море несколько ветвей кавы, из корня которой островитяне Южного моря готовят свой опьяняющий напиток.
Когда мы высадились, мсье де Лангль приказал, чтобы каждую лодку охраняли один солдат и один матрос, в то время как экипажи баркасов, занятые наполнением бочек, будут под защитой двойной шеренги солдат с мушкетами, которая протянулась от баркасов до источника, где мы набирали воду.
Когда бочки наполнялись, их спокойно погружали в лодки. Островитяне не сопротивлялись вооруженным солдатам, которые не позволяли им приблизиться. Среди них были женщины и очень молодые девушки, которые предлагали себя нам самым бесстыдным образом, и не все отвергли их знаки внимания. Мы также увидели нескольких детей.
Когда наша работа подходила к концу, количество туземцев увеличилось, и они становились все более беспокойными. Это обстоятельство побудило мсье де Лангля отказаться от его изначального намерения выменять у туземцев немного съестных припасов, и он отдал приказ грузиться в лодки немедленно. Однако прежде, и это, я полагаю, стало первой причиной постигшего нас несчастья, он подарил немного бус нескольким островитянам, своего рода вождям, которые помогали нам удерживать туземцев в небольшом отдалении. Впрочем, мы были уверены, что их попытки сохранить порядок были всего лишь игрой: если эти предполагаемые вожди и обладали какой-либо властью, она распространялась на незначительное число их соотечественников.
Эти подарки, полученные лишь пятью или шестью островитянами, вызвали недовольство всех остальных. Всеобщий ропот отныне не прекращался, и мы более не могли их сдерживать. Однако они позволили нам взойти в баркасы, хотя часть из них последовала за нами в море, в то время как другие начали поднимать камни на берегу.
Поскольку баркасы сидели на мели недалеко от берега, мы были вынуждены по пояс войти в воду, чтобы попасть в них, и при этом несколько солдат намочили свое оружие. Когда мы находились в этом критическом положении, и начались те ужасные события, о которых я сейчас расскажу.
Портрет Лаперуза.
Гравюра Д. К. Бонатти по картине Ж. Ф. Бозио. Начало XIX в.
Только мы оказались в баркасах, как мсье де Лангль приказал столкнуть их с мели и поднять якорь. Несколько самых сильных островитян решили помешать этому и схватили канат. Капитан, свидетель их противодействия, видя, что волнение возрастает и несколько камней уже достигло его, попытался устрашить дикарей и выстрелил в воздух. Однако, нисколько не напуганные, они восприняли это как сигнал к общему наступлению.
Тут же град камней, метаемых с такой же силой, как и скоростью, обрушился на нас. Обе стороны вступили в схватку, и она стала всеобщей. Те, чьи мушкеты были в состоянии стрелять, поразили нескольких разъяренных дикарей, однако других это нисколько не смутило, и они, как казалось, лишь удвоили свой напор. Часть из них приблизилась к нашим баркасам, в то время как другие, шестьсот или семьсот человек, продолжали забрасывать нас камнями самым страшным и сокрушительным образом.
Как только началась схватка, я бросился в воду, чтобы добраться до шлюпки „Астролябии”, в которой не было ни одного офицера. Обстоятельства придали мне достаточно сил, чтобы преодолеть небольшое расстояние вплавь. Хотя я был еще слаб и получил несколько ударов камнями, я смог взобраться в шлюпку без чьей-либо помощи. С отчаянием я увидел, что в шлюпке лишь один или два мушкета не намочены и что нам не остается ничего другого, кроме как увести ее за пределы рифов как можно скорее.
Тем временем схватка продолжалась, и огромные камни, метаемые дикарями, каждый миг поражали кого-либо из нас. Как только раненый падал в море с того борта, где находились дикари, его тут же добивали ударами весел и палок.
Мсье де Лангль стал первой жертвой кровожадных дикарей, которые видели от него лишь благодеяния. В самом начале нападения его сбили с носа баркаса, и он упал в море вместе с каптенармусом и старшим плотником, которые были рядом с ним. Ярость, с которой островитяне набросились на капитана, спасла двух других, которые смогли добраться до наших лодок.
Все, кто находился в баркасах, вскоре разделили горестную судьбу капитана, кроме нескольких человек, которым удалось бежать на рифы и оттуда отправиться вплавь к шлюпкам. Не прошло и четырех минут, как островитяне завладели обоими баркасами, и в отчаянии я смотрел, как убивают наших несчастных товарищей, не имея возможности хоть чем-то помочь им.
Шлюпка „Астролябии” еще оставалась среди рифов, и каждый миг я ждал, что ее постигнет та же участь, что и баркасы. Однако жадность островитян спасла ее: большинство бросились к баркасам, остальные довольствовались тем, что метали в нас камни. Несколько из них, впрочем, отправились на рифы в проходе, чтобы дождаться нас.
Хотя волнение было очень сильным и ветер встречным, нам удалось, несмотря на камни и опасные ранения, которые получили почти все мы, покинуть эту роковую бухту и соединиться с мсье Мутоном, командиром шлюпки „Буссоли”, которая уже вышла за пределы рифов. Он приказал выбросить в море бочки с водой, чтобы освободить место для всех, кто смог добраться к нему. Я взял в шлюпку „Астролябии” мсье Бутена и Колине, а также еще несколько человек.
Все, кто спасся на шлюпках, получили ранения разной тяжести, и шлюпки, таким образом, оказались без защиты. Невозможно было думать о возвращении в бухту, чтобы противостоять тысяче разъяренных дикарей. Это означало бы бессмысленно обречь себя на верную смерть.
Поэтому мы направились к фрегатам, которые в три часа пополудни, тогда, когда произошла расправа, лавировали в сторону моря. Они не догадывались, что мы могли подвергнуться какой-либо опасности. Установился свежий бриз, и фрегаты были далеко на ветре – досадное обстоятельство для нас, в особенности для тех, чьи раны нуждались в срочной перевязке. В четыре часа фрегаты переменили галс и направились к суше. Как только мы преодолели рифы, я поставил парус и пошел по ветру, чтобы отдалиться от берега. Я приказал выбросить в море все, что могло замедлять ход нашей шлюпки, наполненной людьми.
К счастью, островитяне, занятые разграблением баркасов, не думали о том, чтобы преследовать нас. Все наши средства защиты состояли из четырех или пяти сабель и двух или трех патронов для мушкета – едва ли мы смогли бы противостоять с таким оружием двумстам или тремстам дикарям, вооруженным камнями и дубинками, в легких пирогах, в которых они могли бы держаться от нас на таком расстоянии, на каком пожелали бы.
Впрочем, несколько пирог вышли из залива вскоре после нас, однако они пошли вдоль берега, откуда одна из них направилась к тем пирогам, которые оставались возле наших фрегатов. Проходя мимо нас, туземцы имели наглость делать нам угрожающие жесты, однако я был вынужден отложить мщение и сберечь наши незначительные средства обороны.
Когда мы оказались в открытом море, мы пошли против ветра в направлении фрегатов, подняв красный платок на топ мачты, и, приблизившись, израсходовали три последних патрона. Мсье Мутон также подал сигнал о помощи с помощью двух платков, однако нас заметили лишь тогда, когда мы оказались у борта корабля.
Тогда „Астролябия”, которая была ближе к нам, спустилась под ветер, чтобы подойти к нам. В четыре с половиной часа я выгрузил на нее тех, чьи ранения были наиболее тяжелыми, мсье Мутон поступил так же, и мы незамедлительно отправились на „Буссоль”. Я сообщил командующему печальную новость. После всех мер предосторожности, подсказанных его благоразумием, и при его полном доверии к благоразумию мсье де Лангля, его изумление было беспредельным. И я могу сравнить его скорбь лишь с той, которую испытывал сам.
Это несчастье живо напомнило нам о бедствии 13 июля 1786 года и придало еще большую горечь нашему путешествию. Впрочем, в нашем последнем несчастье мы можем считать, что нам повезло, поскольку большинство тех, кто высадился на остров, спаслись. Если бы страсть к грабежу не отвлекла на время разъяренных дикарей, никто из нас не смог бы бежать.
Невозможно выразить чувства, которые пробудило это печальное событие на борту двух фрегатов. Смерть мсье де Лангля, который пользовался доверием и любовью своего экипажа, вызвала у всех на „Астролябии” самое горестное сожаление. Островитяне, которые находились рядом с кораблем и не знали о происшедшем, едва не пали жертвой мести матросов, которую мы лишь с большим трудом смогли сдержать.
Всеобщая скорбь, воцарившаяся на борту, – лучший панегирик, который мы могли бы воздать капитану. Что касается меня, я потерял в нем не столько командира, сколько друга. Он всегда проявлял участие ко мне, и до конца своих дней я буду сожалеть об этой утрате. Я был бы счастлив, если бы смог оказать ему знак своей преданности и благодарности, пожертвовав собой ради него! Однако этот храбрый офицер подвергал себя большей опасности, чем других, и стал первой добычей кровожадных зверей, напавших на нас.
В моем ослабленном состоянии выздоравливающего, я сошел на берег без оружия и под защитой других. И когда я оказался в шлюпке, почти все патроны либо были израсходованы, либо намочены. Все, что я мог делать, – отдавать приказы, от которых, к сожалению, было мало пользы.
Я был бы несправедлив по отношению к тем, кому, как и мне, посчастливилось спастись, если бы не объявил, что они вели себя с величайшей храбростью и хладнокровием. Мсье Бутен и Колине, которые, несмотря на свои тяжелые ранения, сохраняли всю ясность своего ума, изволили помочь мне своими весьма полезными советами. Моим незаменимым помощником был также мсье Гобьен, который последним покинул баркас и своим примером, отвагой и увещеваниями немало способствовал восстановлению духа тех матросов, которые уже, возможно, поддались страху. Младшие офицеры, матросы и солдаты исполняли все отданные им приказы с таким же старанием, как и точностью. Равно и мсье Мутон может лишь похвалить экипаж шлюпки „Буссоли”.
Все, кто находился с нами на берегу, согласятся со мной в том, что ни насилие, ни какой-либо неосторожный поступок с нашей стороны не могли вызвать нападение дикарей. Наш капитан отдал нам в этом отношении самые строгие приказы, и никто их не нарушал.
Подпись: Вожуа».
Список погибших от рук дикарей острова Маоуна 11 декабря 1787
«Астролябия»
Мсье де Лангль – капитан корабля, командующий;
Ив Юмо, Жан Ределлек, Франсуа Фере, Лоран Робен, Китаец – матросы;
Луи Давид – помощник канонира;
Жан Жеро – слуга.
«Буссоль»
Мсье Ламанон – ученый и натуралист;
Пьер Тален – старший канонир;
Андре Рот, Жозеф Райе – помощники канонира.
Все другие участники вылазки получили ранения разной тяжести.
Глава XXV
Декабрь 1787
Отплытие с острова Маоуна. – Описание острова Ойолава. – Торговля с туземцами. – Остров Пола. – Новые подробности касательно нравов, обычаев и ремесел жителей этих островов и плодов их земли. – Случайно подходим к Кокосовому острову и острову Предателей.
Я взял курс на остров Ойолава[215]215
Современное название острова – Савайи. Входит в состав Независимого Государства Самоа.
[Закрыть], который мы впервые увидели за пять дней до того, как сделали остановку, оказавшуюся столь роковой для нас 14 декабря. Мсье де Бугенвиль осмотрел южную часть этого острова с большого расстояния и нанес ее на свою карту архипелага. Этот остров отделен от Маоуны, или острова Бойни, проливом шириной около девяти лье. Ойолава, по меньшей мере, равна Таити своей красотой, размером, плодородием почв и многочисленным населением.
Когда мы подошли к северо-восточной оконечности острова на расстояние трех лье, нас окружило неисчислимое множество пирог, груженных плодами хлебного дерева, кокосами, бананами, сахарным тростником, голубями и султанками, однако свиней у них почти не было.
Обитатели этого острова весьма напоминали дикарей Маоуны, которые поступили со столь ужасным коварством. Их одежда, черты лица и гигантский рост отличались так мало, что нашим матросам показалось, будто они узнают среди них нескольких убийц, и лишь с большим трудом мы помешали им открыть огонь по туземцам. Однако я был убежден, что они ослеплены гневом, и месть, которую я не посчитал допустимой даже по отношению к пирогам острова Маоуна в тот миг, когда мне сообщили об ужасном происшествии, тем более не могла быть справедливой четыре дня спустя возле другого острова, находящегося в пятнадцати лье от поля боя.
Мне удалось успокоить волнение матросов, и мы продолжили торговлю с туземцами. Она проходила намного спокойнее и честнее, чем возле Маоуны, поскольку малейшую несправедливость по отношению к нам мы наказывали ударами либо обуздывали угрожающими словами и жестами.
В четыре часа пополудни мы легли в дрейф, когда у нас на траверзе оказалось, вероятно, самое большое поселение, какое только можно встретить на островах Южного моря; или, скорее, мы оказались напротив обширной равнины, покрытой домами от горных вершин и до самого берега. Горы располагаются в средней части острова, откуда рельеф отлого понижается к морю, представляя мореплавателям зрелище амфитеатра, покрытого деревьями, хижинами и зеленью. Мы увидели, как над этой деревней поднимается дым, словно над большим городом. При этом море покрывали пироги, которые пытались приблизиться к нашим кораблям. Некоторые приплыли только из любопытства, не имея ничего, что они могли бы продать нам. Они снова и снова обходили вокруг наших фрегатов, без какой-либо иной цели, как казалось, кроме разглядывания нас.
Туземная хижина на острове Савайи.
Современная фотография
Из того, что среди них были женщины и дети, можно было заключить, что они не питают каких-либо дурных намерений. Однако у нас были все основания более не верить подобной видимости, и мы приготовились к отражению малейших враждебных действий с такой суровостью, которая надолго сделала бы мореплавателей устрашающими для этих островитян.
Я почти уверен, что мы – первые, кто торговал с этими людьми. Им совершенно не известно железо: они неизменно отвергали все железные изделия, которые мы им предлагали, предпочитая одну-единственную бусину топору или шестидюймовому гвоздю. Они столь богаты природными благами, что при всех своих обменах они хотели получить лишь излишества и предметы роскоши.
Среди большого количества женщин я заметил двух или трех с приятными лицами, которые могли бы послужить моделью для рисунка девушки, несущей подарки, из «Третьего путешествия» Кука. В их волосы, украшенные цветами и зеленой лентой в виде венца, были вплетены травы и мох. Их телосложение было изящным, руки – округлы и поистине пропорциональны. Их глаза, лица, жесты выражали кротость, в то время как на лицах мужчинах изображалось либо удивление, либо свирепость.
Когда наступила ночь, мы продолжили идти вдоль острова, а пироги вернулись на берег. Он был прегражден скалами и не давал никакого укрытия для наших кораблей, поскольку большая волна от норд-оста с яростью обрушивалась на северный берег, у которого мы шли.
Если бы я намеревался встать на якорь, я, вероятно, нашел бы превосходное укрытие у западной части острова. Между тропиками мореплавателям следует искать якорные стоянки, как правило, лишь с подветренной стороны островов.
Весь следующий день был мертвый штиль с частыми вспышками молний, за которыми следовали удары грома и дождь. Нас посетило очень мало пирог, что заставило меня предположить, будто на Ойолаве узнали о происшествии на острове Маоуна. Впрочем, это была лишь догадка, поскольку буря и молнии могли удержать пироги на берегу. Однако 17 декабря мое мнение приобрело большее правдоподобие возле острова Пола[216]216
Современное название острова – Уполу. Как и Савайи, он входит в состав Независимого Государства Самоа.
[Закрыть].
Хотя мы подошли намного ближе к берегу, чем к предыдущему острову, нас не посетила ни одна пирога. Отсюда я заключил, что эти народы еще не совершили достаточный нравственный прогресс, чтобы знать, что наказанию следует подвергать лишь виновных и что только казнь истинных убийц могла утолить наше желание мести.
Остров Пола, который немного меньше Ойолавы, но так же красив, отделен от последнего острова проливом шириной около четырех лье. В этом проливе расположено два довольно крупных острова: один из них, низменный и очень лесистый, вероятно, обитаем. Северное побережье Полы, как и других островов этого архипелага, неблагоприятно для кораблей. Однако, обогнув его западный мыс, мореплаватели обнаружат спокойное море без единого буруна, где должны быть превосходные якорные стоянки.
У островитян Маоуны мы узнали, что в архипелаге Мореплавателей имеется десять островов: Опун, самый восточный, Леоне, Фанфуэ, Маоуна, Ойолава, Калинассе, Пола, Шика, Оссамо и Уэра.
Нам неизвестно положение трех последних островов. Туземцы на своей карте поместили их к зюйду от Ойолавы. Но если бы они действительно располагались там, курс, которым шел мсье де Бугенвиль, позволил бы ему увидеть их. Несмотря на все терпение и проницательность мсье Блондела, который приложил особые усилия, чтобы получить географические сведения у островитян, ему не удалось составить какое-либо представление о положении этих островов. Однако продолжение нашей экспедиции показало, что два из этих трех островов могли быть островами Кокосовым и Предателей, которые капитан Уоллис на своей карте поместил на 1° 15′ западнее их истинного положения.
Опун, самый южный, как и самый восточный из этих островов, находится на 14° 7′ южной широты и 171° 27′ 7″ западной долготы, согласно среднему значению нескольких измерений расстояния от Луны до Солнца, с помощью которых мы также проверили, каково отставание наших хронометров.
Двухэтажные каноэ (пироги) аборигенов островов Дружбы.
Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».
1800 г.
Некоторые географы приписывают открытие этих островов Роггевену, который в 1721 якобы назвал их островами Бомана. Однако ни исторические сведения о народах этих островов, ни географическое положение, которые приводит автор[217]217
Историю путешествия Якоба Роггевена написал немец из Мекленбурга Карл Фридрих Беренс (1701–1747), который служил сержантом в воинских подразделениях, находящихся на борту эскадры голландского адмирала. В 1739 г. книга была издана на французском языке и имела успех.
[Закрыть] «Путешествия Роггевена», не согласуются с этим мнением. Вот что он пишет об этом:
«Мы открыли одновременно три острова на 12° широты, очень приятные на вид. Их покрывали прекрасные фруктовые деревья, а также разнообразные травы, овощи и другие растения. Островитяне, которые вышли встретить наши корабли, предложили нам всевозможные виды рыбы, кокосы, бананы и другие фрукты. Эти острова должны быть весьма населены, поскольку во время нашего прибытия берег был заполнен несколькими тысячами мужчин и женщин; у первых были луки со стрелами. Все обитатели этих островов – белые и отличаются от европейцев лишь тем, что у некоторых из них кожа более загорелая по причине жаркого солнца. Они показались нам хорошими людьми, живыми и веселыми в общении и добрыми по отношению друг к другу. Мы не увидели ничего дикарского в их нравах. Их тела не были раскрашены так, как тела туземцев, открытых нами прежде. Они были одеты в юбки из шелковой ткани, опускающиеся до лодыжки, и на голове носили большие и удобные шляпы, защищающие от солнца.
Несколько из этих островов были десяти, четырнадцати и даже двадцати миль в окружности. Мы назвали их островами Бомана – в честь капитана „Тинховена”, который увидел их первым… Следует признать, что их населяет самый достойный и цивилизованный народ из всех, встреченных нами на островах Южного моря. Вдоль всех берегов этих островов находятся хорошие якорные стоянки с глубиной от тринадцати до двадцати саженей».
Далее читатель увидит, что эти сведения едва ли согласуются с тем, что сообщаем мы о народах островов Мореплавателей. Их географическое положение также отличается: немецкая карта, на которой отмечен путь Роггевена, помещает эти острова на 15° южной широты, и я склонен полагать, что острова Бомана – это не те же острова, которым мсье де Бугенвиль дал название островов Мореплавателей. Я посчитал необходимым сохранить последнее название, чтобы не создавать путаницы, которая помешала бы прогрессу географии как науки.
Острова Мореплавателей, расположенные около 14° южной широты и между 171° и 175° западной долготы – прекраснейший архипелаг Южного моря, настолько же интересный своими ремеслами, продовольственными запасами и населенностью, как и острова Общества и Дружбы, которым английские путешественники дали исчерпывающее описание.
Что касается нравственности этих народов, хотя наши сношения с ними и были краткими, вследствие нашего несчастья мы слишком хорошо могли изучить их и не побоимся утверждать, что было бы тщетно пытаться пробудить чувство благодарности в их жестоких душах, которые возможно укротить лишь страхом.
Эти островитяне – самые высокие и лучше всего сложенные из всех, кого мы до сих пор посещали. Их средний рост – около пяти футов десяти дюймов, однако еще сильнее они поражают колоссальными пропорциями различных частей своего тела. Наше любопытство очень часто побуждало нас обмерять их, что позволило им неоднократно сравнить свою физическую силу с нашей. Сравнение было не в нашу пользу, и мы, возможно, обязаны нашим несчастьем представлению о личном превосходстве, которое они вынесли из этих опытов.
Как мне казалось, их лица часто выражали презрение, которое я надеялся рассеять, приказав применить наше оружие в их присутствии. Однако моя цель была бы достигнута, лишь если бы мы направили свои мушкеты на людей. Ибо в противном случае они принимали весь шум за игру и само это занятие – за развлечение.
Очень немногие островитяне ростом были ниже указанного. Я измерил нескольких, чей рост был всего пять футов четыре дюйма, но они были карликами в своей стране. Хотя их рост и приближался к нашему, их сильные жилистые руки, широкая грудь, крепкие бедра и икры – все было совершенно иных пропорций. Вполне можно сказать, что по отношению к европейцам они – все равно что датские лошади[218]218
В XVII–XVIII вв. одни из наиболее сильных и выносливых пород лошадей разводились в Дании.
[Закрыть] по отношению к французским.
Тела мужчин покрыты рисунками или татуировками до такой степени, что их можно было бы счесть одетыми, хотя они почти обнажены. Они носят лишь своего рода юбку из морских водорослей, которая опускается до колен и напоминает наряд мифических речных богов, кого мы изображаем обвитыми тростником.
У них очень длинные волосы, и они часто укладывают их вокруг головы, что придает еще большую свирепость их лицам, которые всегда выражают либо удивление, либо гнев. Малейшая ссора между ними приводит к ударам палкой, дубинкой или веслом и зачастую, несомненно, стоит жизни дерущимся. Почти все они покрыты шрамами, которые они могли получить лишь вследствие этих стычек друг с другом.
Женщины своим ростом соответствуют мужчинам: они высоки, стройны и не лишены грации. Однако едва достигнув расцвета лет, они утрачивают эту приятность лица и изящество форм, которыми природа наделила этих дикарей ненадолго и словно нехотя. Среди огромного числа женщин, которых я имел возможность видеть, я заметил лишь трех по-настоящему красивых. Грубое бесстыдство остальных, их непристойные манеры и отвратительные предложения своих ласк делали их достойными женами и матерями жестоких существ, которые нас окружали.
Поскольку история нашего путешествия может добавить несколько страниц к истории человеческого рода, я не стану вычеркивать из нее подробности, которые могли бы показаться неприличными в любой другой книге. Я намереваюсь сообщить, что небольшое число молодых и красивых островитянок, о которых я говорил, вскоре вызвало интерес нескольких французов, которые, несмотря на мой запрет, попытались вступить в связь с ними. Взгляды этих французов выражали желание, которое вскоре было разгадано, и старухи взяли на себя переговоры.
В самой видной хижине деревни установили брачный алтарь, опустили все циновки-жалюзи и прогнали любопытных. Жертву отдали в руки старика, который во время церемонии призывал ее умерить свое горе, в то время как туземные матроны пели и завывали. Жертвоприношение было совершено в их присутствии и под покровительством старика, который служил возле не только алтаря, но и ложа. Все женщины и дети деревни собрались вокруг дома, слегка раздвигая циновки, чтобы через маленькие щели развлечься зрелищем.
Несмотря на все, что говорят первооткрыватели-предшественники, я убежден, что, по крайне мере на островах Мореплавателей, юные девушки, пока не выйдут замуж, сами распоряжаются своими ласками, и их девичество не бесчестят. Еще более вероятно, что перед свадьбой они никоим образом не отчитываются в своем прошлом поведении. Однако я не сомневаюсь, что им следовало бы быть более сдержанными, когда они уже замужем.
Эти люди преуспели в определенных ремеслах. Я уже рассказывал, какую изящную форму они придают своим домам. У них есть основание пренебрегать нашими железными орудиями: они пользуются топорами, напоминающими плотничье тесло, изготовленными из очень твердого и прочного базальта.
За несколько бусин мы купили у них большие деревянные блюда, сделанные из цельного куска дерева и настолько тщательно отполированные, словно их покрыли наилучшим сортом лака. Европейскому мастеру потребовалось бы несколько дней, чтобы изготовить подобные блюда, туземцам же, лишенным соответствующих инструментов, пришлось посвятить этому не один месяц. Однако едва ли они придают им какую-либо ценность, как и времени, которое на них потратили.
Фруктовые деревья и съедобные корни, которые растут сами собой вокруг островитян, обеспечивают им пропитание, а также свиньи, собаки и домашняя птица. Если они иногда и обращаются к труду, то скорее ради развлечения, чем пользы. Они делают превосходные циновки и несколько видов грубых тканей.
У двух или трех островитян, которые показались мне вождями, я заметил вместо повязки из водорослей куски ткани, обернутые наподобие юбки. Эта ткань была изготовлена из настоящих волокон – несомненно, какого-то вида прядильных растений, таких, как крапива или лен. Она произведена без помощи челнока: волокна просто переплетены друг с другом, как тростник циновки.
Эта ткань, такая же гибкая и прочная, как наша, вполне годится для парусов их пирог. Нам показалось, что качеством она превосходит ткани островов Общества и Дружбы, которые изготовлены таким же способом. Они продали нам несколько кусков, однако они не дорожат ею и почти не пользуются: женщины предпочитают ей искусно сплетенные циновки, о которых я уже говорил.
Вначале мы не заметили какого-либо сходства их языка с языком народов, населяющих острова Общества и Дружбы, вокабулярии которого у нас были. Однако при более тщательном изучении мы убедились, что они говорят на диалекте того же языка. Доказательством этого, как и подтверждением мнения англичан относительно происхождения этих народов, является молодой слуга из Манилы, родом из провинции Кагаян на севере Лусона, который понял и перевел для нас большинство слов островитян.
Общеизвестно, что илоканский, тагальский и, вообще говоря, все филиппинские языки происходят от малайского. На этом языке, более распространенном, чем некогда латынь и греческий, говорят многочисленные народы, населяющие острова Южного моря.
Мне кажется очевидным, что все эти народы произошли от малайских колонистов, которые в давно минувшие времена завоевали эти острова. Возможно, китайцы и египтяне, чья древняя история столь превозносится, показались бы нам современниками по сравнению с этими завоевателями. Как бы там ни было, я убежден, что туземцы Филиппин, Формозы, Новой Гвинеи, Новой Британии, Гебрид, островов Дружбы и других островов в Южном полушарии, как и Каролинских, Марианских и Сандвичевых островов в полушарии Северном, – представители той же расы курчавых людей, которая до сих пор встречается во внутренних частях островов Лусон и Формоза.
Туземцы не были покорены на Новой Гвинее, Новой Британии и Гебридах, однако потерпели поражение на всех островах восточнее, которые были слишком малы, чтобы позволить им укрыться вдалеке от берегов, и смешались с народом завоевателей. Так произошла новая раса чернокожих людей, чей цвет был на несколько оттенков темнее цвета кожи других семей на том же острове, для которых, вероятно, это было вопросом чести – сохранять чистоту крови. Мы были поражены, увидев две столь различные человеческих расы на островах Мореплавателей, и я не могу объяснить как-либо иначе их происхождение.
