Текст книги "Все и побыстрее"

Автор книги: Жаклин Брискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Глава 15

Двенадцатого декабря, в день бракосочетания Гидеона и Кристал, Джоселин проснулась очень рано. Часы показывали пять минут пятого. За окном шел сильный дождь.

Горящий ночник, который помогал ей справиться с ночными страхами, бросал тусклый свет на висящее на шкафу платье подружки невесты. Джоселин с отвращением посмотрела на него. Она была уверена, что все люди, собравшиеся в Кафедральном соборе, будут открыто смеяться, сравнивая красавицу-невесту Кристал и ее безобразную сестру, окутанную облаком голубого тюля.

Даже сейчас, спустя три месяца после помолвки, при мысли о том, что ее сестра выходит замуж, Джоселин начинала волноваться и плакать. Сознание, что Кристал будет заниматься «этим» с человеком, который годится ей в отцы, вызывало у нее чувство тошноты. Гидеон, сменив свой обычный деловой костюм на смокинг, который делал его похожим на неуклюжего пингвина, добросовестно играл роль жениха, сопровождая Кристал на все приемы, устраиваемые в их честь.

Чтобы избежать лишних разговоров, он переехал жить в клуб, а его кабинет заняла высокая, нещадно поливавшаяся духами француженка с противным именем мадам Мак-Клоски. Весь стол был завален пригласительными билетами, образчиками тканей, вырезками из газет и журналов. Мадам Мак-Клоски часами совещалась с флористами и поставщиками провизии, поток которых увеличивался с каждым днем. Она повесила на стену большой календарь, где отмечала дни, оставшиеся до свадьбы. В доме царили суматоха и нервозность. Создавалось впечатление, что идет не подготовка к свадьбе, а репетиция новой пьесы театра «Комеди Франсез».

Кристал по привычке иногда пререкалась с Джоселин, но новая жизнь уже затягивала ее: она спала до одиннадцати, завтракала в постели и надолго исчезала из дому, оставляя за собой шлейф из запаха дорогих духов и беззаботного смеха. Она разрывалась между завтраками, чаепитиями, коктейлями, представлениями и совместными с Имоджин походами по магазинам. Одна из гостевых комнат была завалена ее покупками, среди которых находилось и серебристое норковое манто.

Дождь усилился, и Джоселин начала волноваться, что лужи на улицах помешают церемонии. Что, если она поскользнется и упадет? Или заляпает грязью юбку? Или машина попадет в аварию?

Страхи Джоселин все усиливались, и она не могла больше спать.

Надев очки, она на цыпочках подошла к двери и осторожно выглянула. В коридоре было темно и страшно. Тихо закрыв дверь, она зажгла свет и подошла к комоду. Там, под стопкой белья, лежала сафьяновая шкатулка для драгоценностей. Достав ее, Джоселин вернулась в постель и открыла шкатулку. Внутри лежал мятый конверт с адресом: Мистеру Л. Силвандеру, эсквайру, для передачи мисс Джоселин. Обратный адрес гласил: Миссис Курт Айвари, дом 12, 1415, Чероки-авеню, Голливуд, Калифорния.

Джоселин вынула Из конверта три потертых листа дешевой бумаги, исписанных почерком Гоноры. Джоселин нежно погладила их, как гладят пушистую шкурку кролика. Она помнила содержание письма наизусть.

10 сентября

Милая Джосс!

Я отдала бы все на свете, чтобы лично сказать тебе эти слова, но Гидеон запретил мне общаться с тобой и Кристал. (Мне жаль, что я начинаю письмо с этой неприятной новости.)

Мы с Куртом поженились.

На следующий день после того, как меня выгнали с Клей-стрит, мы уехали на озеро Тахо, город Стейтлайн, штат Невада. Фронтон мэрии, где был зарегистрирован наш брак, украшала забавная роспись, совсем как в парке аттракционов. Джосс, мне так хотелось, чтобы ты, Кристал и папа были со мной, тогда бы мой отъезд не выглядел как бегство. Мы живем в Голливуде. Здесь очень тепло. Перед нашим окном растет грейпфрутовое дерево. Запах грейпфрута – это запах Калифорнии. У нас в доме встроенная в стену кровать, и каждый вечер мы выдвигаем ее.

Говорил ли когда-нибудь Гидеон, что в строительной индустрии начался кризис? Никто не создает новых проектов, и ведущие фирмы сокращают своих рабочих, поэтому у Курта большие трудности с работой. Как только он найдет что-нибудь подходящее, мы заберем тебя к себе. Джосс, как же я соскучилась по тебе!

Уверена, что ты полюбишь Голливуд. Во время премьер новых фильмов в Голливуде устраивается парад звезд, и мы все можем видеть их. Я уже видела Джоан Фонтейн, Кларка Гейбла и Рейн Ферберн. Вчера я ходила в китайский театр Граумена и, как дура, сравнивала размеры своих рук и ног с отпечатками рук и ног известных звезд – мои ноги того же размера, что и у Бетт Дэвис, а руки, как у Нормы Шеарер.

Я живу как в сказке. Как я тебе уже говорила, погода здесь чудесная, и я провожу все свое свободное время на улице. Сижу под грейпфрутовым деревом и читаю, но чаще всего просто мечтаю.

Курт шлет тебе большой привет.

Джосс, Гидеон строго предупредил меня, чтобы я не смела общаться с вами, поэтому, пожалуйста, не говори никому об этом письме. Пожалуйста!

Второе «пожалуйста» было дважды подчеркнуто. Письмо заканчивалось многочисленными поцелуями.

Джоселин тяжело вздохнула, желая всем сердцем тоже оказаться под грейпфрутовым деревом или вместе с Гонорой и Куртом глазеть на голливудских кинозвезд.

Джоселин спрятала шкатулку и ключик от нее в разные места.

За окном занимался рассвет. К шуму дождя примешивался шум работающего пылесоса.

Джоселин крепко заснула.

Четверть четвертого Кристал, несмотря на совместные неоднократные напоминания миссис Экберг и мадам Мак-Клоски, что им пора в церковь, еще не выходила из своей комнаты. Кроме того, все ждали Ленглея. Джоселин примостилась на подоконнике лестничного окна и смотрела на мокрую улицу. Дождь шел все сильнее. Из-за холма выехала желтая машина, и Джоселин, подобрав юбку, бросилась вниз по лестнице, чуть не сбив с ног зеленщика.

– Папа! Наконец-то!

Ленглей приподнял котелок и поклонился ей.

– Ты выглядишь, как принцесса.

И хотя Джоселин была уверена, что она безобразна, комплимент отца был ей приятен.

– Как я могу хорошо выглядеть в такое позднее время! – воскликнула Джоселин.

– Я говорю от чистого сердца. – Ленглей приложил руку к груди. – А где же невеста? – спросил он.

Джоселин закатила глаза, выражая удивление.

– Когда это Кристал была готова вовремя?

– Ужасная погода для такого дня, – сказал отец, снимая плащ. Визитка и серые в полоску брюки сидели на нем безукоризненно. Ленглей всегда умел носить одежду.

– Как тебе идет костюм! – воскликнула в восхищении Джоселин.

Лицо Ленглея погрустнело.

– Все идет к чертям собачьим, – заметил он грустно. – Мою бедную португалочку выгнали, как нерадивую служанку. – Ленглей уже давно простил свою старшую дочь, и письма летали между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом почти ежедневно. – Кристал выходит замуж за человека, который годится ей в отцы. Как я жалею, что мы уехали из Англии!

– Многие принцессы выходили замуж за старых королей, – напомнила Джоселин.

Ленглей поцеловал дочь в щеку, обдав ее запахом мятных лепешек. Значит, он и сегодня пил. Угадав ее мысли, Ленглей попросил:

– Мне необходимо чего-нибудь выпить, чтобы взбодриться.

– На кухне есть кофе, – ответила Джоселин.

– Кофе? – Ленглей презрительно скривил губы. – Сегодня, когда я похоронил все свои мечты?

Джоселин повела отца в буфетную, где в ведерках с колотым льдом стояли бутылки шампанского.

Ленглей приканчивал второй бокал шампанского, когда в буфетную ворвалась мадам Мак-Клоски. Лицо ее было перекошено от страха.

– Все пропало! – закричала она. – Мы должны были быть в церкви еще час назад, а Кристал все еще вертится перед зеркалом.

Кристал стояла, склонившись над умывальником. Вырез роскошного, отделанного жемчугом бархатного платья позволял видеть ее маленькие упругие груди, которые сотрясались от глухих рыданий. Однако в глазах ее не было слез.

Время, прошедшее с того жаркого сентябрьского дня, когда она согласилась стать женой Гидеона, подтвердило правильность ее решения с материальной точки зрения: на ее пальцах сверкал бриллиант в пять карат в окружении изумрудов и усыпанное бриллиантами платиновое кольцо, на запястье красовался дорогой браслет с бриллиантами и изумрудами, на кровати лежала серебристая норка.

Обхватив руками фарфоровую раковину, Кристал раскачивалась взад-вперед, пытаясь сдержать душившие ее рыдания.

– Меня тошнит от его запаха. Он пахнет старостью… – Эти мысли вихрем проносились у нее в голове. – И всю жизнь мне придется спать с этим запахом старости.

В дверь осторожно постучали.

– Кристал! – позвала Джоселин. – Крис?

Услышав голос сестры, Кристал оторвалась от раковины.

– Впусти меня, Крис, – умоляла Джоселин, – я хочу помочь тебе.

Кристал сбросила дверной крючок, впустила сестру и снова его накинула. Джоселин оглядела сестру: ее прекрасное английское личико было в красных пятнах, глаза припухли, прическа растрепалась. Всю жизнь Джоселин мечтала увидеть поверженной свою красавицу-сестру, но сейчас, при виде ее страданий, она почувствовала глубокую жалость.

Джоселин протянула руки, и Кристал упала в ее объятия. Несчастье объединило их. Все мелкие размолвки и обиды ушли на задний план.

– Я не вынесу этого, Джосс, я не вынесу, причитала Кристал. – Я не смогу пройти через все это…

– Тише…

– …Если бы Гонора была здесь… она бы помогла мне…

Джоселин гладила вздрагивающие плечи сестры.

– Не плачь, Крис.

– Я уверена, Гонора сказала бы мне, что, если я не люблю Гидеона, я не должна выходить за него замуж. Как ты думаешь, Джосс?

– Я не знаю, Крис. Мне ведь только десять. – Джоселин поцеловала сестру в мокрую от слез щеку. – Но если ты не хочешь выходить замуж за Гидеона, так еще не поздно. Пусть тебя ничто не беспокоит. Я на твоей стороне.

Кристал села на край ванны и закрыла лицо руками.

– Возможно, Гонора и права, убежав с любовником…

Джоселин не могла не защитить свою любимую старшую сестру:

– Ты ошибаешься, Крис, они не любовники. Они поженились. А ты со временем пожалеешь, что вышла замуж из-за денег, ведь тебе придется всю жизнь спать в одной постели со стариком.

Кристал бросила на сестру ненавидящий взгляд.

– Кто тебе рассказал о Гоноре?

– Она написала мне письмо. Гонора безумно счастлива.

Кристал вскочила, сжав кулаки. Сердце ее бешено колотилось. Сейчас она была на грани истерики. Так Гонора написала Джоселин! Она отдернула занавеску и уставилась в окно. На улице хлестал дождь. Когда она заговорила, ее голос был спокойным и твердым:

– Гонора не вышла замуж.

– Вышла, – как можно мягче сказала Джоселин, боясь разозлить сестру.

– Нет. Гидеон нанял детектива, чтобы проследить за ними. Он бы не позволил им пожениться. То, что она написала, – сплошная ложь. – Кристал была немного бледна, но совершенно спокойна. «Какие у нее крепкие нервы», – подумала Джоселин и сказала:

– Может, ты отложишь…

– Почему? Мне вовсе не обязательно спать с ним в одной кровати. – Кристал взяла бумажную салфетку и вытерла растекшуюся под глазами тушь. Напудрила нос, поправила прическу, и вот уже перед Джоселин стояла не маленькая плачущая девочка, а красивая, уверенная в себе невеста. – Идем, труба зовет! – Кристал гордо вскинула голову.

Небольшая, состоящая преимущественно из женщин группа гостей с интересом наблюдала, как Джуан помогал невесте выйти из машины. За ней вылезли Джоселин и Ленглей.

Имоджин Бурдеттс, главная подружка невесты, одетая в бархатное голубое платье и высокий тюрбан, встретила Кристал на пороге Кафедрального собора.

– Кристал, дорогая, ты сказочно выглядишь! – воскликнула она. – Уже все начали волноваться, но я их успокоила, сказав, что ты просто не можешь не опаздывать. Однако должна сказать, что Гидеон чуть не умер от волнения.

Раздались звуки органа, в которые вплелись мальчишеские голоса хора, и церемония началась. Исполнялся свадебный марш из оперы «Лоэнгрин». Кристал в сопровождении подружек плавно шла по украшенному цветами центральному проходу. Было двадцать минут пятого.

Утопавший в цветах особняк был полон гостей. Ленглей уже успел хорошо набраться, и мадам Мак-Клоски увела его наверх, в бывшую комнату Гоноры. Джоселин уронила на платье слоеный пирожок и под этим предлогом исчезла. Один из ухажеров Имоджин утащил ее в бар. Гости одобрительно похлопывали по плечу Гидеона и целовали пунцовые от волнения щеки новоиспеченной миссис Талботт.

Ровно в шесть двое слуг вкатили в столовую тележку с огромным свадебным тортом. К этому времени мадам Мак-Клоски вычистила платье Джоселин, и она вернулась в комнату. Сейчас девочка с любопытством наблюдала, как Кристал резала торт.

Какая же ее сестра настоящая? Та плачущая девочка или эта торжествующая женщина со счастливыми глазами?

Часом позже Джуан подогнал к дому «кадиллак». Завтра молодожены ступят на борт «Льюлайна» и поплывут на Гавайи, а сегодня проведут первую брачную ночь в роскошном отеле «Фермонт». Вечер был сырым и холодным. Никому не хотелось выходить на улицу, чтобы по традиции обсыпать молодых рисом. Да и собравшиеся гости, знаменитые политики, бизнесмены, известные инженеры и их жены, были далеко не молоды, им и в голову не пришло заниматься такими глупостями.

Укладываясь спать, Джоселин положила под подушку маленькую коробочку с кусочком свадебного торта – по поверью, ей должен был присниться будущий муж. Она закрыла глаза и стала, как всегда, думать о Гоноре… и Курте Айвари.

Глава 16

Кристал сидела, уставившись невидящим взглядом в красивый, затканный цветами ковер, и прислушивалась к звукам в коридоре, где Гидеон давал чаевые мальчику-посыльному. Она явно нервничала. Это были уже не те страхи, которые она испытывала днем, но все же она чего-то боялась. Что же произойдет с ней сегодня ночью? Она сжала кулаки, пытаясь убедить себя, что Гидеон имеет опыт общения с женщинами и будет предельно осторожен и нежен с ней.

Входная дверь хлопнула, и Гидеон вошел в гостиную. Помогая Кристал снять норковую шубку, он сказал:

– Я заказал в номер легкий ужин.

– Чудесно, – ответила Кристал. – Все прошло очень хорошо, как ты полагаешь?

– Если не считать твоего опоздания. Мне нужно научиться терпению, не так ли, миссис Талботт?

Теплая улыбка Гидеона успокоила Кристал, девушка немного расслабилась. Она прошла в спальню и принялась распаковывать чемодан, на котором уже висела бирка пароходной компании. Гидеон молча наблюдал, как она раскладывает по ящикам тонкое шелковое белье. На его губах блуждала загадочная улыбка. Кристал взяла косметичку и отправилась в ванную.

Прошла вечность, прежде чем невысокий молодой официант вкатил в номер тележку с жареным филеем и дымящейся вареной картошкой на большом серебряном блюде. Он открыл бутылку шампанского.

– Это подарок нашего отеля.

Дождь на улице прекратился, и тишину гостиничного номера нарушали лишь звон серебряных приборов и громкое чавканье Гидеона. Кристал выпила шампанского и сейчас нехотя ковыряла в тарелке.

– Нет аппетита, дорогая? – спросил Гидеон ласковым голосом.

– Я слишком много съела дома, – соврала Кристал. – Знаешь, Гидеон, я никогда еще не останавливалась в настоящем отеле, но во время путешествия мы будем снимать дома. Сначала в Богноре – это курортное местечко, затем виллу в Грейт-Миссиндене. А в Сан-Франциско мы могли бы пожить пару дней в пансионе… – Голос Кристал сорвался.

Гидеон швырнул салфетку на стол и сжал кулаки. Редкие волосы на его голове встали дыбом, словно маленькие антенны.

– Пора, – пробурчал он, – пора, – и направился в спальню.

Кристал ушла в ванную. Она приняла душ, сбрызнула себя дорогими духами и надела тончайшее шелковое белье. Руки ее дрожали. Что же будет? Справившись с волнением, она решительно вошла в спальню и прислонилась к дверному косяку, позой и улыбкой напоминая героиню фильмов тридцатых годов.

Заложив руки за голову, Гидеон лежал на кровати поверх одеяла.

Расстегнутая на груди пижама позволяла видеть его заросшую волосами грудь. Сдвинув брови, Гидеон смотрел на нее. Пуговицы на его ширинке были расстегнуты, и оттуда вылезло что-то твердое. Кристал хотела убежать, сославшись на болезнь, но ее благородное сердце не позволило сделать этого. Пришел час расплаты за норковую шубу, бриллианты, дорогую одежду, приемы, за все то, что ей сулило будущее всеми уважаемой миссис Гидеон Талботт.

– Я погашу свет? – спросила Кристал.

– Нет. Разденься.

– Прямо сейчас? Ты хочешь, чтобы я сняла пеньюар?

– Да, и рубашку тоже.

– Может, ты лучше разденешь меня в постели?

– Я приказываю тебе снять все. – В его голосе не было ни капли нежности.

Кристал медленно развязала ленточки, и пеньюар снежным облаком упал к ее ногам.

– Быстрее, – закричал он. Голос Гидеона был хриплым.

Пальцы Кристал дрожали: она никак не могла развязать бант на рубашке.

– Быстрее снимай рубашку, Кристал! – снова закричал Гидеон.

Кристал дернула бант и спустила рубашку, обнажив маленькие крепкие груди, красивый изгиб бедер и светлый треугольник пушистых волос.

Кристал сознавала силу своего прекрасного маленького тела, но сейчас ей было страшно.

«Хватит трусить», – приказала она себе и сделала шаг к кровати.

И здесь, на этой большой гостиничной кровати, началась ее пытка. Гидеон не целовал ее, не ласкал ей грудь. Спустив пижамные брюки, он навалился на Кристал всей тяжестью своего тела и вошел в нее, совсем сухую. Разорвав то, что служило неоспоримым доказательством ее девственности, он погрузился еще глубже. Кристал закричала. Боль была нестерпимой. Так она кричала от боли только в десять лет, когда, катаясь на роликовых коньках, упала и расшибла себе локти и колени.

– Гидеон, ты делаешь мне больно, – взмолилась она.

Он даже не отреагировал на ее жалобу. Мускульная машина продолжала работать, всем своим весом вдавливая Кристал в жесткие пружины. Хриплое дыхание Гидеона сопровождалось громким скрипом кровати и завываниями Кристал, которые напоминали звук полицейской сирены. Ее пот смешался с потом Гидеона, и вся она была окутана парами тяжелого винного перегара.

Спустя пятнадцать минут, показавшихся Кристал вечностью, Гидеон испустил крик, который можно было услышать в соседних номерах, дернулся, снова закричал и упал на нее всей тяжестью своего тела.

Вся постель была в пятнах крови. Кристал поднялась и, пошатываясь, побрела в ванную. Внутри ее все болело.

– Моя бедная маленькая девочка, – прошептал Гидеон, поддерживая ее. Он усадил Кристал на обшитый бархатом табурет, смочил полотенце и вытер ей между ног. Налив в стакан воды, он дал ей две таблетки аспирина. Его голос и руки были нежными.

Однако минуту спустя он снова навалился на нее, насилуя долго и жестоко.

В течение пяти дней пассажиры парохода наблюдали такую картину: пожилой, беспредельно влюбленный в свою красавицу-жену мужчина волчком носился по палубе, доставляя в номер бульон, крепкий чай, чтобы подкрепить ее, и дорогие подарки, чтобы ее умаслить. При виде молодой красивой женщины, благодарно улыбающейся своему мужу, все пассажиры, включая и команду, тоже улыбались. Все они были свидетелями дневной, блестящей стороны их брака.

За закрытыми дверями каюты, а позже под тростниковой крышей отдельного бунгало на Гавайях, продолжался все тот же неравный бой. Никакими словами нельзя описать это спаривание – другого слова и не найти – старого злобного козла с маленькой хрупкой девочкой, неподвижно лежавшей под ним.

Кристал, не имевшая склонности к пустым размышлениям, часто спрашивала себя, откуда у Гидеона такая ненасытность. Не явилась ли его неудержимая страсть причиной болезни тети Матильды? А что, если эта схватка, ареной которой является кровать, – страшный секрет всех замужних женщин?

Непостижимым оставался тот факт, что вне постели Гидеон был добрым и нежным человеком, щедрым на подарки и комплименты, и Кристал за это уважала и по-своему любила его.

Ко времени их возвращения на материк Кристал уже была сыта по горло. Она навсегда утратила интерес к сексу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Гонора. 1950 год

Глава 17

Второго января в четыре часа дня Гонора выходила из высокого служебного здания, расположенного недалеко от Голливуда. На последней ступеньке она остановилась. Нестерпимая жара, раскаленный асфальт, шум машин, снующие прохожие – все проходило мимо ее сознания.

«Ребенок!» Эта мысль пронзила ее как током. «Ребенок!» Она посмотрела на украшенную лампочками алюминиевую елку и понемногу начала осознавать действительность: она в Голливуде, этом магните для хорошеньких девушек и юношей, вокруг нее толпа нарядных прохожих.

«Ребенок!» В это трудно поверить.

– Вы на третьем месяце беременности, – с профессиональной уверенностью сказал ей доктор Кепвелл.

Гонора с сомнением посмотрела на него. Ее месячные не прекращались. На прошлой неделе Курт, удивленный ее постоянной сонливостью, настоял, чтобы она сходила к врачу. Домоправительница посоветовала Гоноре обратиться к доктору Кепвеллу, который взял у нее анализ мочи и крови.

– Но как же месячные? – спросила она, покраснев.

Обвислые щеки доктора задрожали от негодования.

– Дорогая юная леди, оплодотворение возможно и при менструации. – Выдвинув ящик стола, он вынул оттуда мятую брошюру. На обложке был изображен профиль тела беременной женщины – желтые пунктирные линии показывали разные месяцы беременности. – Здесь вы найдете ответы на все ваши вопросы. А вот вам мой счет.

Едва не натолкнувшись на фонарный столб, Гонора быстро зашагала по бульвару Голливуд. Зайдя в супермаркет, она купила пакет дорогих овощей для салата, четыре сморщенных апельсина для сока, четверть фунта нарезанной ветчины и бутылку молока. Заскочив в кондитерскую, она купила торт с кремовой начинкой. Такое событие необходимо торжественно отметить. Укладывая кошелек в сумочку, Гонора вспомнила о счете, который ей дал доктор Кепвелл. Триста долларов! Почему так много? Сколько же с них возьмут за врачебные консультации и за роды? Или, может, ей просто кажется, что много, потому что она знает, сколько денег осталось у Курта на счете?

По сравнению с зарплатой, которую он получал в компании «Талботт», его сегодняшний заработок был очень незначительным. Совсем недавно он получил чек на двести долларов от субарендаторов за декорирование офиса.

В Лос-Анджелесе у Курта было много друзей, и он часто встречался с ними. За бокалом шампанского или рюмкой портера они рассказывали ему о сложившейся ситуации: заказов нет, ни государственных, ни частных, компании закрываются, инженеров увольняют сотнями.

Гонора часто ловила себя на мысли, что неудачи Курта с работой лежат на ее совести: Гидеон перехватил ее письмо к Джоселин и занес Курта в «черный список».

Курт относился к своим неудачам спокойно. Он продолжал обзванивать все строительные компании в округе. В свободные дни они вместе бродили по городу, загорали на пляже или играли в теннис в парке Лонгпре. В начале декабря Курт продал свой желтый «бьюик» и купил квадратный, безобразный, еще довоенный «форд», выиграв на этой сделке триста долларов. Он любил все экстравагантное: редкие машины, дорогие рестораны, частные клубы. Гонора, ослепленная любовью, считала Южную Калифорнию чуть ли не небесами обетованными. Только одно омрачало ее счастье – разлука с семьей. Она часто думала о них, видела их во сне, плакала по ним украдкой. За будущее Курта она не беспокоилась. Когда две недели назад подрядчик предложил ему поработать на вырубке старых лимонных деревьев, Гонора посоветовала ему отказаться и поберечь силы для более стоящей работы, которая могла подвернуться в любой момент. «Ты только вымотаешься», – говорила она.

Сегодня утром Курт уехал на какие-то переговоры.

Гонора остановилась, чтобы поудобнее разместить коробку с тортом в большой хозяйственной сумке, затем быстро зашагала к дому.

Семья Айвари жила в одноэтажном доме под красной черепицей, часть которой вывалилась, образуя зияющие пустоты. В длинном коридоре было холодно и темно, чем-то неприятно пахло.

У двери квартиры Гонора остановилась и тихо позвала:

– Курт!

Муж вышел ей навстречу.

– Что вы сегодня купили, леди? – спросил он.

– Вот, – Гонора протянула ему сумку и поцеловала в щеку.

– Так что же все-таки? Что-нибудь особенное?

– Молоко и торт.

– Они могут подождать. Идем в постель.

Сквозь неплотно задернутые шторы в комнату проникали лучи заходящего солнца, окрашивая все предметы в шафрановый цвет. Курт и Гонора улыбнулись друг другу.

– Теперь мы можем поговорить, – сказала Гонора. – Как прошла встреча?

– Ничего особенного. У меня есть работа.

– Курт! – она сжала его руку. Гонора не могла поверить своим ушам. – Ты действительно получил работу?

– Да, правда, не совсем по специальности.

– Перестань говорить загадками и расскажи мне все по порядку.

– Утром я получил письмо от Фуада Абдурахмана.

– Фуада? Того самого, из Лалархейна? – Сердце Гоноры радостно забилось.

– Да, он предлагает мне разработать проект по строительству дороги в их стране.

Мысли вихрем проносились в голове Гоноры. Может ли она сейчас поехать в эту Богом забытую арабскую страну? Сейчас, когда у нее будет ребенок? Но ведь женщины рожают и там. Выражение ее лица менялось, и это не ускользнуло от Курта. Гонора посмотрела на свое тело: грудь заметно увеличилась, соски потемнели. Она быстро натянула на себя простыню.

– Давай теперь поговорим о тебе, – сказал Курт. – Что показали анализы?

«Если я сейчас скажу ему о ребенке, он отвергнет предложение Фуада, – подумала Гонора, – и потом, он прекрасно знает, что у меня регулярные месячные. Время пока терпит, в конце концов я могу сказать ему о своей беременности и в Лалархейне».

– Я абсолютно здорова, – ответила Гонора.

– Тогда почему ты спишь двадцать часов в сутки?

– Твоя любовь разнежила меня.

– Гонора? – брови Курта поползли вверх.

– Просто у меня в организме недостаток железа, – поспешила добавить Гонора. – Доктор Кепвелл прописал мне феосал.

– И это все? Только недостаток железа?

– Да, и от этого легкая анемия, – ответила Гонора и поспешила сменить тему разговора: – Когда мы едем?

Курт нежно взял ее за руку.

– Дорога будет строиться от Даралама, столицы страны, до Персидского залива. Она пройдет через пустыню, где еще не ступала нога человека.

– Мы можем жить в палатке и иметь при себе оружие.

– Там ужасная жара, насекомые, песчаные бури, ни капли воды, – ответил Курт, стараясь убедить ее. – Дорогая, Фуад поставил условие, что я приеду без семьи.

Закат погас, и в комнате поползли длинные тени.

– Когда ты рассчитываешь вернуться? – спросила Гонора, стараясь казаться спокойной.

– Фуад хочет, чтобы я выехал немедленно. Страна расположена в стороне от воздушных линий, и мне придется добираться туда около недели. Конец стройки намечается на март – начало апреля. Мне предложили большие деньги с выплатой на два месяца вперед. Я положу их на твой счет.

Гонора почувствовала, что сейчас заплачет. Как она будет жить без Курта? Но если она скажет ему правду, он никуда не поедет, а без работы он просто умрет. Ребенок появится на свет только в начале июня, а к тому времени Курт уже будет дома. Сдерживая слезы, она сказала:

– Только при одном условий.

Курт встревожился:

– Что такое?

– Никаких свиданий с наложницами Фуада!

Курт облегченно рассмеялся.

– Только в свободное от работы время.

Он поднес к губам ее руку и нежно поцеловал.

Четвертого января Гонора проводила Курта в аэропорт Бурбенк – начало его путешествия. Она долго стояла на смотровой площадке, глядя вслед улетающему самолету, пока он совсем не исчез в безоблачном небе. Выезжая с парковочной стоянки, Гонора вместо того, чтобы повернуть направо, свернула налево и опомнилась только тогда, когда цитрусовые рощи сменила выжженная солнцем земля, заросшая низкорослым кустарником, и сероватокоричневые холмы. Подрулив к старой бензоколонке, она спросила грязного загорелого заправщика, как ей проехать в Голливуд.

– Девушка, – ответил он, – ты едешь в другом направлении.