Текст книги "Все и побыстрее"

Автор книги: Жаклин Брискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Глава 45

Супруги Айвари, обнявшись, стояли на пороге дома и смотрели, как машина сенатора, мигнув красными огнями, рванула вперед и скрылась за поворотом. В доме зазвонил телефон. Они переглянулись. Было уже одиннадцать – поздновато для светских звонков. Курт побежал снимать трубку.

Гонора слышала, как он сказал: «Джосс, помедленнее. Я ничего не понял». В его голосе звучало сострадание, так разговаривают только с больными. Гонора забеспокоилась.

Она вошла в библиотеку. Курт кружил вокруг стола, на котором стоял телефон. Его лицо было искажено гримасой боли.

– Слушай меня, Джосс. Никуда пока не звони. Мы скоро будем. Ты меня поняла?

Курт положил трубку и бросился к двери.

– Скорее! – выкрикнул он на ходу. Гонора побежала за ним.

– Что случилось? Авария?

– Нет, они дома, но случилось что-то ужасное. Что точно, я не понял. Джосс в истерике.

Выжимая максимальную скорость, они вскоре добрались до дома Малькольма. Дверь открылась, и они увидели Джоселин. Свет из холла освещал ее тоненькую фигурку. На ней была только полотняная юбка, в которой она приходила к ним в гости, по ногам струилась кровь.

Гонора первой выскочила из машины и бросилась к сестре. Ей в ноздри ударил странный запах, и моментально перед глазами всплыла картина: она, двенадцатилетняя девочка, пыталась забраться в прилегающую к дому конюшню, чтобы почитать там запретный роман, но когда открыла дверь, увидела там конюха, здоровенного парня, убивающего старую клячу. Тогда она ощутила такой же точно запах – запах крови и страха.

Лиззи, скорчившись, сидела под столом и испуганно хлопала глазами. Ее разорванная ночная рубашка была покрыта пятнами крови. Такими же пятнами был заляпан пол в холле и коридоре, ведущем в ванную комнату.

В дом вошел Курт и закрыл за собой дверь. Джоселин бросилась к нему. Ее лицо было искажено от страха. В ней трудно было узнать прежнюю Джоселин, интеллигентную женщину с умным, слегка ироничным лицом.

– Я сделала все, как ты сказал. Я никуда не звонила.

– Молодец.

– Помоги Малькольму. Пожалуйста, помоги ему. – Губы Джоселин дрожали, по лицу текли слезы.

– Джосс, – прошептала Гонора, протягивая к ней руки, но Джоселин отпрянула назад, как будто объятия сестры были ей неприятны.

– Он в ванной, ему очень плохо.

Курт подошел к двери ванной комнаты и заглянул в нее. Отведенной назад рукой он сдерживал Джоселин и Гонору, напирающих на него сзади. Через минуту он плотно прикрыл дверь и прошел в спальню.

Гонора, стоя на коленях, пыталась достать Лиззи из-под стола, но ребенок забился еще дальше в угол. Гонора заговорщически поманила ее пальцем, показывая, что у нее есть для Лиззи секрет, – игра, к которой она часто прибегала. Лиззи, не меняя испуганного выражения лица, долго наблюдала за движением ее пальца и наконец выползла из-под стола. Гонора прижала ее к себе.

– Джосс, иди сюда, – позвала Гонора, увлекая сестру в гостиную. Джоселин стала бесцельно кружить по комнате: поправила диванные подушки, включила и погасила настольную лампу, подняла с пола бутылку виски и поставила ее на место. Она двигалась как сомнамбула. По ее ногам по-прежнему струилась кровь, оставляя на ковре рыжие пятна.

Гонора прислушивалась к голосу мужа, доносившемуся из спальни.

– Прошу прощения за поздний звонок, – говорил он кому-то по телефону, – но мне срочно нужна твоя помощь. Дело неотложное, Сидней. Приезжай как можно быстрее. – Сидней Сутерленд был их другом и семейным адвокатом.

«Малькольм мертв, – промелькнуло в голове у Гоноры. – Должно быть, Джоселин не выдержала его издевательств».

Несмотря на то, что Джоселин никогда не жаловалась, а Малькольм при посторонних вел себя как идеальный муж, интуиция подсказывала Гоноре, что между ними не все так гладко, как казалось на первый взгляд. И потом эти постоянные синяки, которые Джоселин объясняла своей неуклюжестью. Возможно, она и не отличалась особой грацией, однако не могла постоянно падать, ударяться и цепляться за различные предметы.

Лиззи теснее прижалась к Гоноре, и она стала гладить ее худенькие голые плечики. В глаза ей бросился огромный кровоподтек на руке девочки. От неожиданности Гонора вскрикнула. Неужели Малькольм ударил ее! Гонора знала, что Малькольм не стремится возить девочку в школу для глухих и предпочитает делать вид, что Лиззи вполне нормальный ребенок, но она была уверена в его любви к дочери. Страшно подумать, что он мог ударить ребенка. Если это так, то неудивительно, что Джоселин убила его.

– Джосс, скоро сюда приедут люди. Тебе надо одеться и смыть кровь с ног.

– Люди? Какие люди? – Джоселин продолжала кружить по комнате.

Не выпуская из рук Лиззи, Гонора прошла в спальню, где на кровати сидел Курт и разговаривал по телефону. Увидев жену, он покачал головой, показывая всем видом, что случилось самое страшное. Гонора вынула из шкафа платье Джоселин и, вернувшись в гостиную, помогла ей одеться. Только сейчас она заметила огромный синяк на груди сестры. С улицы донесся звук полицейской сирены. Джоселин, как была, в окровавленной юбке под надетым Гонорой платьем, бросилась к двери.

– Вы должны помочь моему мужу! – закричала она входящим полицейским.

– Джоселин, иди в гостиную, – позвала ее Гонора.

– Моему мужу нужно оказать медицинскую помощь! – кричала Джоселин, хватая за руку одного из полицейских. – Почему с вами нет врача!

– Насколько серьезно ранен ваш муж, мэм? – спросил полицейский.

– Его надо немедленно отвезти в больницу.

Полицейские переглянулись, и один из них вернулся к машине. Джоселин потащила второго полицейского к ванной комнате, повторяя на ходу:

– Я не хотела убивать его.

– Джосс! – закричал Курт, выбегая из спальни и хватая ее за руку. – Замолчи!

Полицейский открыл дверь ванной. Весь пол был залит кровью. Джоселин попыталась войти в ванную вслед за полицейским, но Курт удержал ее. Схватившись за голову, Джоселин кричала, что во всем виновата она. Курт втолкнул ее в гостиную, где она продолжала выкрикивать, что одна виновата в случившемся.

Полицейский напомнил Джоселин о ее правах, но она упорно обвиняла себя и что-то несвязно бормотала о вазе, которая попалась ей на глаза.

Прибыла машина «скорой помощи» с бригадой врачей. Весь двор перед домом был заставлен полицейскими машинами. На улицу высыпали соседи. Вскоре появились журналисты и телевизионщики.

Двое полицейских вывели Джоселин из дома и усадили в машину, где она продолжала твердить о своей вине. Курт и его адвокат Сидней Сутерленд поехали за ней в полицейский участок.

Джоселин поместили в камеру. Сидней обещал, что завтра ее освободят под залог. Джоселин села на койку, не переставая обвинять себя, но вскоре рыдания стали душить ее, и она упала лицом на тюремную подушку.

Глава 46

Теплым сентябрьским днем Гонора работала в саду, подрезая кусты алых роз. Рядом с ней Лиззи собирала цветы и складывала их головка к головке в маленький букетик.

Со дня смерти Малькольма прошло полтора месяца. Теперь у их дома постоянно находилась охрана. Это была вынужденная мера – репортеры не давали им покоя. На улице до сих пор торчали зеваки, машины телевидения и журналисты. Их интересовали причины убийства: секс, любовь, ревность или деньги?

Гонора помогла сестре пройти через тяжелую процедуру судебного расследования, поддержала ее во время похорон мужа и сейчас взяла на себя заботу о ребенке. Они старались не покидать пределов своих владений. Одному из независимых фоторепортеров удалось проникнуть к ним в сад, перебравшись через высокий забор с колючей проволокой, и сфотографировать несчастную маленькую девочку. Эту фотографию быстро раскупили многие газеты, ее часто показывали по каналу Си-би-эс с комментарием: «Несчастный ребенок – жертва трагедии, разыгравшейся в семье миллионера». С тех пор Курт усилил охрану и запретил Гоноре выходить на улицу.

Лиззи протянула Гоноре букет.

– Мах… Мах… – сказала она.

– Ты хочешь подарить букет маме? – спросила Гонора, наклоняясь к девочке.

Лиззи больше не ходила в школу для глухих, там их поджидали журналисты, поэтому для ее обучения Гонора пригласила молодого актера, умевшего обращаться с такими детьми, как Лиззи, поскольку его родители были глухими.

Лиззи кивнула и взяла Гонору за руку. Она нуждалась в постоянных физических контактах и почти не слезала с колен Гоноры и Курта. Она не могла есть, если кто-нибудь из них не сидел рядом. Сон тоже был большой проблемой. Гонора укладывала Лиззи в постель и долго сидела рядом, пока она не засыпала, но стоило ей выйти из комнаты, девочка моментально просыпалась, начинала плакать, и ее приходилось забирать в их с Куртом постель. Джоселин, не переставая защищать мужа, из которого она сделала святого, как-то случайно проговорилась, что причиной их ссоры явилось желание Малькольма приучить девочку спать в темноте.

Лиззи, несмотря на то, что непрерывно повторяла свое «мах-мах», избегала Джоселин. Когда Гонора предлагала ей пойти к маме, живущей в соседнем коттедже, девочка начинала отчаянно мотать головой, показывая, что не хочет. Ее глаза округлялись от страха, рот кривился, и она начинала плакать.

Лиззи никогда не произносила слово «папа». Детский психоаналитик, который наблюдал девочку, утверждал, что она помнит все, что произошло в тот злополучный вечер.

Держась за руки, Гонора и Лиззи направились к дому. Возле террасы им под ноги выкатился пушистый рыжий комочек – щенок, которого Курт подарил девочке на прошлой неделе и которого они назвали Кимми.

Кимми вцепился зубами в туфельку Лиззи и потянул ее. Она упала, рассыпав цветы, и громко засмеялась. Они катались по траве, рыжий комочек и маленькая девочка, и оба были очень довольны. Глядя на них, смеялась и Гонора. Она собрала рассыпанные по земле цветы и взяла Лиззи на руки.

Джоселин жила в том же коттедже, что и до замужества. Сейчас она сидела на террасе, подставив лицо жарким лучам солнца и кутаясь в шаль. Ее постоянно знобило, так как, по мнению врачей, у нее был нарушен обмен веществ. За время, прошедшее после смерти Малькольма, она сильно похудела. Воспаление слизистой оболочки глаз не позволяло ей носить контактные линзы, и она снова надела очки с толстыми стеклами, что придавало ее взгляду отсутствующее, потустороннее выражение. Одетая в темный свитер и темную юбку, с черной шалью на плечах, исхудавшая и отрешенная, она походила на раковую больную.

Завидев сестру и дочь, Джоселин поднялась и скрылась в доме. Сквозняк разметал по полу лежавшие на столе бумаги. Джоселин начала поспешно собирать их.

Слушание ее дела должно было состояться в Верховном суде Санта-Моники, где обычно рассматривались дела об убийствах при смягчающих вину обстоятельствах. Адвокаты, защищавшие Джоселин, попросили ее написать заявление с точным изложением фактов, предшествующих убийству мужа. Она должна была припомнить все случаи, когда Малькольм третировал ее и их маленькую дочь.

Джоселин упорно не хотела давать показания против мужа и винила во всем себя, повторяя без конца, что она должна быть наказана за совершенное преступление. Ей грозило пожизненное тюремное заключение, и Курт нанял команду юристов, чтобы квалифицировать случившееся как непреднамеренное убийство доведенной до отчаяния женщины. Достаточно с Джоселин и тех моральных и физических страданий, которые будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Команду юристов возглавлял известный адвокат Картер Веерхаген. Взяв понятых, он привез Джоселин в их с Малькольмом дом в Беверли-Хиллс, где ей пришлось пройти через всю процедуру описания убийства. Другие члены команды опросили соседей и взяли у них свидетельские показания. К великому удивлению Джоселин, все они подтвердили, что Малькольм, в общем-то неплохой парень, жестоко обращался со своей женой. Врачи засвидетельствовали, что обнаружили на теле Джоселин свежие синяки и кровоподтеки. Гонора показала полиции и адвокатам огромный синяк на ручке Лиззи. Защита должна была представить действия обвиняемой как самозащиту от жестокого обращения отца и мужа.

Джоселин долго отказывалась давать показания против мужа, но в конце концов довод Курта, что из-за ее упрямства пострадает дочь, которой придется расти, зная, что ее мать приговорена к пожизненному заключению, убедил Джоселин, и она решила дать показания.

И вот теперь, напрягая память, Джоселин писала: Пятое ноября. Лалархейн. Малькольм недоволен, что я была недостаточно почтительна с Халидом – принцем крови. Старый английский доктор из Даралама может подтвердить, что Малькольм избил меня, сломав при этом ребро.

В дверь постучали. На террасе стояли Гонора и Лиззи с букетиком цветов в руках. Около их ног вертелся рыжий щенок.

Разделявшее их толстое стекло показалось Джоселин барьером, навсегда отгородившим ее от дочери.

Стараясь сдержать слезы и подавить в себе чувство ревности к сестре, Джоселин пошла открывать дверь. Лиззи протянула ей букетик.

Джоселин вопросительно посмотрела на Гонору и прижала руки к груди, что означало вопрос: «Мне?» Лиззи кивнула. Джоселин улыбнулась и показала Лиззи два пальца, растопыренных в виде буквы V, давая тем самым понять, что нужно принести воды. Лиззи бросилась за водой.

Джоселин перевела дыхание. Впервые за много недель Лиззи не убегала от нее. Но почему так ноет сердце? Почему слезы застилают глаза?

Кимми пытался вырваться из рук Гоноры.

– Почему ты не спустишь его на пол? – спросила Джоселин.

– Он наделает здесь луж.

Джоселин не могла сдержать улыбку.

– Ты просто идеал женщины, – сказала она сестре.

В комнату вернулась Лиззи. Высунув язык от усердия, она обеими руками несла стакан с водой. Пока Джоселин ставила цветы в вазу, девочка убежала на террасу.

– Мы пришли пригласить тебя на чай, – сказала Гонора.

– Мне непременно надо закончить сегодня мое жизнеописание, – ответила Джоселин. – Веерхаген торопит меня.

Оставшись одна, Джоселин сняла очки и закрыла лицо руками. Злополучная розовая ваза венецианского стекла разбила всю ее жизнь, стала причиной всех несчастий. Но, может быть, это предначертано судьбой? И началось еще тогда, когда Малькольм был маленьким мальчиком и отец бил его? Или тогда, когда она, выросшая без матери, постоянно чувствовала свою неполноценность, сравнивая себя с красивыми сестрами? И почему у них, двух здоровых людей, родилась глухая дочка? Чувствуя, что сейчас расплачется, Джоселин подняла голову и, открыв ящик стола, вытащила дневник. Прочитав последнюю строчку: Лиззи будет лучше с Гонорой и Куртом, она, торопясь, написала: Курт жив. Гонора не убийца. Они смогут стать хорошими родителями. Лиззи любит их. Меня она боится. Наверное, ей кажется, что когда-нибудь я опущу тяжелую вазу и на ее голову.

Курт от неожиданности вздрогнул, когда Джоселин дотронулась до его плеча. В элегантном костюме, с желтой защитной каской на голове, он наблюдал за бурением скважины. Вокруг них гудели машины, люди в желтых, как у Курта, касках управляли техникой. Курт оглянулся и увидел Джосс.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Наблюдаю за работой.

– Наверное, в тебе проснулась душа инженера.

– Наверное. Когда выйду из тюрьмы, непременно начну работать.

Они перебрасывались фразами, стараясь перекричать рев работающей техники.

– Выйдешь из тюрьмы? Веерхаген поклялся, что пойдет торговать сосисками, если не сумеет вытащить тебя. У него достаточно фактов, чтобы доказать, что ты защищала себя и ребенка.

– Мы дрались из-за нее. Каждый хотел перетянуть ее к себе.

– Это не оправдывает Малькольма, но пусть во всем разберется суд. Не могу простить себе, что не разглядел его раньше.

Опустив голову, Джоселин ковыряла землю носком туфли.

– Если меня оправдают и разрешат покинуть город, не мог бы ты послать меня куда-нибудь на работу?

Курт закурил сигарету.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да. Для меня будет лучше уехать из страны.

– Тогда решено. Поедешь в Лондон, поближе к отцу.

– Я хотела бы поехать на строительство завода в Мексику.

– В Мексику? А ты знаешь, как там тяжело – жара, грязь, мухи? Это не место для Лиззи.

– Она останется здесь.

– Ты хочешь пока поехать одна? Ну что ж, неплохая мысль. Мы с удовольствием присмотрим за ней.

– Ей лучше навсегда остаться с вами.

– Но ты ее мать, Джосс.

– Да, но каждый раз, смотря на меня, она будет вспоминать, как я опускаю тяжелую вазу на голову ее отца. Не могли бы вы удочерить Лиззи?

От неожиданности Курт выронил изо рта сигарету.

– Удочерить?

– Я напишу, что отказываюсь от нее в вашу пользу.

Курт нахмурился.

– Нет, – резко ответил он.

– Но ты только что говорил…

– Я говорил, что мы готовы присматривать за ней столько, сколько это будет нужно тебе, – полгода, год.

– «Курт Айвари, один из самых богатых людей страны, который всего добился сам», – Джоселин цитировала статью в одной из газет, – не хочет обременять себя чужим ребенком?

– Давай считать, что я не слышал этого, – твердо сказал Курт. – Я просто не хочу, чтобы ты поступала опрометчиво. Ты всегда была разумной девушкой.

– Скажи это на суде, и Веерхаген проиграет дело. И разве ты забыл, как я убежала из дома Гидеона в одном платье?

Курт помолчал и спросил:

– Но почему ты обратилась с этой просьбой ко мне, а не к Гоноре, ведь она твоя сестра.

– Это давняя история. Тебе ее не понять.

– Не будь так самоуверенна.

– Ты хочешь сказать…

– Да, я помню, как ты писала на столе мои инициалы.

– Курт, ты для меня идеал мужчины. Я помню, что в родовой палате сожалела о том, что не ты отец моего ребенка.

– Гонора и я любим Лиззи, и ты прекрасно знаешь, как нам хочется иметь ребенка, но ты попала в беду, и мы не можем пользоваться случаем.

– Пройдет сто лет, но факт останется фактом: я убила отца своего ребенка. – Джоселин вытерла слезы.

Курт притянул ее к себе.

– Ты действительно считаешь, что так будет лучше для Лиззи?

– Я устала говорить об этом.

– Разреши мне сначала поговорить с Гонорой, – сказал Курт, крепче обнимая Джоселин. – Но спасибо тебе, Джосс.

– За что?

– За ребенка. Ты даже не представляешь, как сильно мы ее любим.

Джоселин спрятала лицо на груди Курта.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Гонора. 1972 год

Глава 47

Кристал положила телефонную трубку и посмотрела на часы. Стрелки приближались к двенадцати. Она устало откинулась в кресле: с семи утра – цепь непрерывных совещаний и телефонных переговоров.

Компания «Талботт» строила овощеперерабатывающий завод в Ричмонде по заказу фирмы «Оникс». Президент фирмы Бен Хачинсон буквально не слезал с нее и выдвигал все новые требования.

Используя все свое обаяние – но отнюдь не вдовью постель, – Кристал успешно продвигалась в бизнесе. Ее красота привлекала не только бизнесменов, но и художников – все стены дома на Клей-стрит были увешаны ее портретами.

В животе неприятно забурчало, и Кристал вспомнила, что не ела с самого утра. Она нажала кнопку звонка и услышала голос секретарши:

– Да, миссис Талботт?

– Принесите мне кофе и попросите мистера Митчела зайти ко мне с бумагами по «Ониксу».

Падрик незамедлительно появился в дверях. Бросив на Кристал восхищенный взгляд, он заметил:

– Вы хорошеете с каждым днем, Кристал.

– Спасибо, Падрик.

Кристал, как и ее покойный муж, бесконечно доверяла Падрику Митчелу, а он, в свою очередь, обожал ее.

Оставшись одна, Кристал стала просматривать бумаги, принесенные Митчелом.

В кабинете Талботта все осталось без изменений – тяжелая старинная мебель викторианской эпохи, массивный, с кожаной столешницей письменный стол. Не уволила Кристал и «медведей», лишь слегка поприжала их. Обаяние обаянием, но в таком бизнесе, как строительный, нужна крепкая мужская рука.

Дверь без стука открылась, и в кабинет вошел Александр. Кристал с гордостью посмотрела на сына. Черный деловой костюм – еще одна сохранившаяся традиция – ладно сидел на нем.

Стройный, с красивыми чертами лица и гладко зачесанными назад светлыми волосами, Александр выглядел белой вороной в этом мрачном кабинете своего отца. Кристал, фанатично любившая младшего сына, не знала или не хотела знать о ходившей о нем дурной славе. После того как Александр порвал с влюбленной в него богатой наследницей владельца одного из крупнейших супермаркетов, девушка пыталась покончить с собой, врезавшись на машине в дерево.

Она осталась жива, но, несмотря на многочисленные операции, врачам так окончательно и не удалось поставить девушку на ноги, и она на всю жизнь осталась инвалидом.

Оба мальчика учились в Стенфорде. Гид – на инженера, а Александр помышлял о политической карьере. Своей железной логикой он доводил профессоров до исступления.

На квартире Александра, которую он делил с Гидом, часто устраивались дикие и продолжительные оргии.

Во время летних каникул Александр, как и его брат, работал в компании «Талботт» – или непосредственно в офисе, или на одной из строек.

На следующей неделе он должен был ехать в Колорадо, где строился завод по переработке урана.

– Мир перевернулся, – мрачно сказал Александр. – Айвари получил контракт на строительство электростанции в Юте.

– Этого не может быть! – воскликнула Кристал. Ее секретная служба была в курсе всех дел конкурирующих компаний, и особенно компании «Айвари».

– Я и сам узнал об этом минуту назад, – ответил Александр с огорчением, однако глаза его цвета топаза были полны лукавства.

Кристал считала, что хорошо знает своего сына, и, пожалуй, так оно и было на самом деле, но не всегда. К этому времени она совершенно забыла, кто явился причиной смерти Гидеона. Кристал ненавидела Курта и, желая краха его компании, была уверена, что Александр на ее стороне.

– Этот контракт сильно бы поднял престиж нашей компании, – вздохнула Кристал.

– Должно быть, Айвари подкупил нужных людей, чтобы получить его, – заметил Александр.

– Трудно сказать. Во всяком случае, мне ничего об этом не известно. Возможно, ему удалось доказать, что их компания более надежная.

– Остается сожалеть, что тетя, как ее там, в порыве ярости не прикончила и его.

Кристал повертела в руке кофейную чашечку. Она была рада, если уместно употребить это слово, что ее умненькая, язвительная младшая сестра Джоселин была приговорена к двухмесячному испытательному сроку, а Курт и Гонора забрали к себе ее бедного дефективного ребенка, но в ней текла кровь Силвандеров, и Кристал не могла позволить, чтобы кто-нибудь, пусть даже собственный сын, оскорблял ее родных.

– Ну, раз уже он получил этот контракт, ничего не поделаешь, – ответила Кристал сухо.

Александр сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь.

– Хорошо, мама, – сказал он спокойно и спросил:

– Нельзя ли мне взять недельку отпуска перед поездкой в Колорадо?

– А что думает Гид?

– Ему не терпится приступить к работе, а я бы с удовольствием пожил несколько дней в «Мамонии». Семья Талботт снимала апартаменты в этом всемирно известном отеле.

– Ты хочешь поехать в Марракеш? И это в конце июня?

– Пребывание там поможет мне быстрее акклиматизироваться в пустыне Колорадо.

– Почему бы тебе не поехать в Канны?

– В это время в Марракеше будет проходить большая панарабская конференция. Пора показать арабам, что в компании «Талботт» есть и мужчины. Как ты считаешь?

Кристал подошла к сыну и поцеловала его в щеку.

– Спасибо, Александр. Что бы я без тебя делала?

Сын улыбнулся.

В Марракеше стояла нестерпимая жара. Старинные белые дома, уступами поднимающиеся вверх и нависающие друг над другом, казалось, плыли в воздухе. Гонора, одетая в длинное хлопчатобумажное платье и белые парусиновые туфли, была вся мокрой от пота. В Марокко законы ислама не были такими суровыми в отношении женщин, как во многих арабских странах, однако Гонора из уважения к чужой религии даже Лиззи одела в длинное платье.

Вся семья Айвари прибыла в Марракеш накануне вечером. Рано утром Курт и его вице-президент ушли на встречу с Фуадом и другими официальными лицами Лалархейна, прибывшими в страну на панарабскую конференцию. Гонора уже несколько раз была в Марракеше и знала его хорошо; для Лиззи же все здесь было интересным и необычным, и она в возбуждении смотрела по сторонам: повсюду на веревках висели разноцветные яркие платья, толстые темноликие продавцы пальцами, унизанными перстнями, перебирали разложенные на прилавках товары, звучно зазывая проходящих мимо покупателей; худенький смуглый мальчик предлагал отведать мятного чая, разлитого в стаканчики, стоящие у него на подносе.

Гонора и Лиззи вышли на небольшую площадь, куда сходились все улицы. Яркое солнце ослепило их. Шофер, сопровождавший их на прогулке по старому городу, уже пересек площадь, скрывшись в тени деревьев, и сейчас они были совсем одни. Гонора огляделась и увидела двух детей, сидящих на земле скрестив ноги. Присмотревшись получше, она поняла, что это вовсе не дети, а древние старики с высушенной солнцем кожей. В ногах одного из них стояла корзина.

– Мадам, – позвал он тихо, – мадемуазель! – Старик поднялся с земли.

Лиззи заметила его движение и с интересом посмотрела на старика.

В это время второй старик достал флейту и заиграл медленную нежную мелодию. Крышка корзины быстро открылась, и оттуда высунулась голова кобры. Мгновение – и все тело змеи поднялось над корзиной, раскачиваясь из стороны в сторону. Гонора отпрянула назад, вскрикнув от испуга. Лиззи как завороженная смотрела на раскачивающийся столбик. Старик взял кобру в руки, и она в мгновение ока обвилась вокруг его тощего тела, высунув вперед острое жало.

Глаза Гоноры встретились с глазами змеи – холодными, немигающими. Укротитель со змеей на теле сделал шаг в сторону Лиззи, и она отчаянно закричала. Гонора схватила девочку за руку, ища глазами шофера.

– Убирайтесь немедленно! – кричала она, стремясь быстрее покинуть площадь, но старик преградил ей дорогу.

– Мадемуазель, – обратился он к Лиззи, и девочка закричала еще пронзительнее. Гонора не знала, что делать.

Приятный мужской голос у нее за спиной сказал что-то по-арабски, и старик отступил назад. Флейта умолкла.

Гонора оглянулась. Перед ними стоял высокий молодой человек, которого она заметила еще раньше. «Типичный американец», – подумала тогда Гонора, разглядывая его модную рубашку и дорогие джинсы, плотно облегающие длинные ноги. Даже его темные очки были последним писком моды.

Услышав, что юноша говорит по-арабски, Гонора изменила свое первоначальное мнение и решила, что он француз марокканского происхождения.

– Мерси боку, месье, – поблагодарила она.

– Не стоит благодарности, – ответил юноша по-английски. Он бросил старикам несколько монет. – Так они зарабатывают себе на жизнь и пугают молодых женщин и маленьких девочек.

Лиззи все еще прятала лицо у Гоноры на груди.

– Как ты себя чувствуешь, малышка? – спросил молодой человек.

– Она не слышит, – ответила Гонора.

Почувствовав, что говорят о ней, Лиззи подняла хорошенькое личико и посмотрела на юношу.

– Змея, – сказала она.

– Я тоже не люблю змей, – ответил юноша, тщательно выговаривая слова. Он посмотрел на Гонору. – Разрешите представиться. Александр Талботт.

Гонора вздрогнула и побледнела.

– Что с вами? – спросил Александр. – Вам плохо?

– Н… нет… немного, – бормотала Гонора. Помедлив, она представилась:

– Гонора Айвари, а это моя дочь Лиззи.

Очки скрывали выражение глаз Александра, но задрожавшие губы выдавали его волнение.

– Какая неожиданность, – произнес тихо Александр, молча поклонился и исчез.

Гонора и Лиззи сели в «мерседес», и шофер включил двигатель. Девочка молчала и даже не глядела по сторонам.

– Почему он убежал? – спросила Лиззи, когда они вошли в гостиницу.

Гонора улыбнулась и ответила:

– Его зовут Александр Талботт. – Она повторила имя по буквам. – Поняла? Александр. Помнишь, я говорила тебе, что у меня и у тети Джосс есть еще одна сестра?

– Помню. Когда дедушка рассказывает о ней, он всегда просит, чтобы я ничего не говорила тебе и папе. Почему? Вы же не скрываете от меня, что тетя Джосс – моя настоящая мама, так почему мне нельзя говорить о тете Кристал? Что с ней случилось и почему А…

– Александр. Он сын тети Кристал, мой племянник и твой кузен. – Лиззи хорошо знала, что у нее есть два кузена, и когда в школе для глухих, где она училась, проходил урок на тему «Моя семья», сказала, что ее кузены – взрослые мужчины.

– Почему он убежал? – повторила Лиззи.

– Я думаю, он растерялся, узнав, кто мы.

За ленчем Гонора рассказала Курту о неожиданной встрече.

– Я так испугалась, когда он назвал себя, – добавила она.

– Он убежал, – сообщила Лиззи, – и чуть не сшиб с ног продавца воды. – Девочка говорила, используя азбуку для глухих.

– Это то, что я называю словом «перевозбудился», – пояснил Курт дочери.

Гувернанткой Лиззи была мисс Мак-Иван, пожилая женщина с Ямайки с лицом добрым, открытым. Она знала язык глухонемых и помогала Гоноре заниматься с дочерью.

В этот вечер супруги Айвари собирались посетить один из ресторанов, где подавались блюда национальной кухни, и Лиззи была поручена заботам мисс Мак-Иван.

В зале ресторана царил полумрак. Гонора оглядела сидящих за столиками людей и увидела Александра. Он сидел за одним из угловых столиков, и его лицо в темных очках было повернуто в их сторону.

Гонора помахала ему рукой. Александр, одетый в элегантный белый пиджак, поднялся и подошел к ним.

– Прошу прощения за свое дурацкое поведение сегодня утром, миссис Айвари, – сказал он.

Гонора дружелюбно посмотрела на юношу. Вне всякого сомнения, он похож на Кристал: тот же прямой, но по-мужски более крупный нос, та же форма рта, те же светлые волосы. Высокий и стройный, он явно пошел в породу Силвандер.

«Мой племянник», – подумала Гонора, и сердце ее наполнилось радостью.

– Зовите меня просто Гонора, – сказала она с улыбкой. – Я тоже вела себя сегодня не лучшим образом, но, знаете, эта змея так напугала нас с Лиззи. – Гонора повернулась к Курту:

– Курт, это наш спаситель, мой племянник Александр Талботт. Александр, это мой муж Курт Айвари.

– Я ваш должник, Александр, – сказал Курт. – Мне жизни не хватит, чтобы расплатиться с вами за спасение моих девочек от страшного чудовища. – Улыбаясь, Курт протянул Александру руку.

Глаза Александра, скрытые темными очками, в упор смотрели на Курта. Гонора начала волноваться. Почему он не протягивает руку Курту? Неужели он знает о его вражде с Гидеоном? Что скрывается за этими темными стеклами?

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Александр с явной неохотой протянул руку.

У Гоноры отлегло от сердца. Чтобы разрядить обстановку, она улыбнулась и сказала:

– Вы копия Кристал. Как поживает моя сестра?

– Прекрасно, просто прекрасно, – тихо ответил Александр. – Никто не верит, что она мать двух взрослых сыновей.

Александр, продолжая смотреть на Курта, топтался около столика. Гонора почувствовала себя неловко.