Текст книги "Все и побыстрее"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
Глава 9
Курт вызвался подбросить семью Силвандер домой. Ленглей тяжело опустился на заднее сиденье и всю дорогу молчал. Когда они подъехали к дому, он, игнорируя протянутую руку Курта, с трудом вылез из машины.
Попрощавшись с Куртом, Кристал и Джоселин быстро побежали к подъезду. Гонора взяла отца под руку.
– Ты, – начал он заплетающимся языком, – дочь Силвандера, работаешь за гроши в кафе.
– Папа, пожалуйста.
– Как ты могла? – Он с трудом выговаривал слова.
– Папа, эта работа не такая уж плохая… и это единственное, что мне удалось найти.
– Ты вульгарна! – Ленглея зациклило на этом слове, и он снова и снова повторял: – Вульгарна… вульгарна… и лжива…
Выдернув руку, он, спотыкаясь, направился к дому. Гонора последовала за ним, но Курт задержал ее.
– Гонора, постой! Мне нужно поговорить с тобой.
– О чем? – спросила она ледяным тоном.
– Давай сядем в машину, на улице холодно, – предложил Курт.
Гонора неохотно села, оставив дверцу открытой.
Курт закурил сигарету.
– Ты готова растерзать меня на куски, – сказал он.
– Ты же обещал никому не рассказывать о моей работе.
– Послушай, мистер Талботт давно собирался помочь вам, но просто не знал, как это лучше сделать.
– Он обидел папу.
– Он не хотел этого, – ответил Курт и тихо добавил: – Спроси любого, и тебе скажут, что он добрейшей души человек.
– Возможно, – сухо ответила Гонора.
– Еще до вашего приезда он мне говорил, что вы внесете разнообразие в его скучную жизнь. Он мечтал поселить вас в своем доме.
Гонора прижалась лбом к стеклу.
– До тех пор, пока вы не переехали в Америку, Гидеон не догадывался, как вы бедствуете. Он все время думал, как помочь вам. Даже хотел повысить зарплату вашему отцу, но решил, что тот все равно все пропьет.
– Какое это имеет отношение к тому, что вы нарушили данное мне слово! – закричала Гонора.
– Ну вот, теперь вы злитесь.
– Конечно. Неужели вы не понимаете, что почувствовал папа, узнав о моей работе! Или вам нет до этого дела?
– Гонора, я едва сдерживался, чтобы не придушить его. Что он из себя изображает? Кто он такой? Король Георг? Он не может содержать свою семью и оскорбляет тебя, потому что ты делаешь это за него.
– Я не содержу семью, – ответила Гонора, – я просто стараюсь немножко ему помочь, вот и все.
– Черт возьми! Я же знаю, какие деньги он приносит домой! Он все просаживает в барах, и уж поверь мне, я знаю, сколько это стоит.
– Мы же как-то жили, пока я не устроилась на работу.
– Представляю. Он что, слепой? Неужели он не видит, что вам нечего есть, что на вас старая одежда, что вам нужно ходить к врачу?
Голос Курта был злым.
– Нельзя было рассказывать ему о моей работе, – прошептала Гонора, – он такой чувствительный.
– Я давно заметил, что такие чувствительные люди думают только о себе. Посмотри, как он набросился на тебя!
– Он просто выпил лишнего…
– Лишнего… Он уже был пьян, когда пришел на обед. – Курт выдвинул пепельницу и затушил недокуренную сигарету. – Гонора, – начал он более спокойно, – ты не поверишь мне, но когда твой отец трезв и не слоняется без дела, он вполне приличный мужик. Пойми, что мне очень тяжело далось нарушение данного тебе слова. Мне было гораздо тяжелее, чем твоему отцу. Я не мог вынести твоего взгляда, и мне было так жаль тебя.
Все еще пытаясь защитить отца, Гонора сказала:
– Папе, с его гордостью, нелегко было пойти на такую работу…
Курт приложил к ее губам палец.
– Давай сменим тему. Ты слишком хороша для этого мира, и мне больно видеть, как человек, которого ты любишь, незаслуженно обижает тебя.
Он провел пальцем по ее пухлому рту, и сердце Гоноры дрогнуло. Ее аргументы в защиту отца иссякли. Курт включил радио, и тесное пространство машины наполнилось звуками чудесной музыки.
– Пятая симфония Чайковского, – прошептала Гонора.
– Ты околдовала меня. – Курт притянул ее к себе и зашептал в ухо: – Я ничего не могу поделать с собой.
Он поцеловал ее.
– Курт…
– Что, милая?
– Курт… мне просто нравится повторять твое имя.
– А мне нравится, как ты произносишь его. Твой дядя не одобрил бы нас.
– Почему?
– Потому что я не такой порядочный, как он.
– Ты спал с девушками?
– И не только.
– Я ненавижу их всех.
Курт крепко поцеловал ее. Тело Гоноры обмякло. Она чувствовала, что погружается в пучину страсти, как в омут, и эта пучина сомкнулась над ее головой. Она с жадностью втянула в себя его язык. Курт расстегнул ее пальто и осторожно дотронулся до груди. Соски ее напряглись, внизу живота приятно заныло.
– Курт… я люблю тебя.
– Это называется желанием.
– Вовсе нет.
– До чего же они хороши, – прошептал Курт, лаская ее груди.
Гонора обвила руками его сильные плечи, гладила спину.
– Я люблю тебя… люблю.
– Чудесно. Мне кажется, что и у меня это не просто желание.
– Курт…
Никто из них не заметил, как к машине подошел Ленглей. Он заглянул в окно и увидел свою дочь в объятиях этого самодовольного негодяя Айвари, который имел стойкую репутацию донжуана и переспал почти со всеми женщинами компании. Его Гонора, его сказочная португалочка, свет его очей, обнималась и целовалась с этим подонком! Отчаянию Ленглея не было предела.
Он отскочил от машины и побежал вниз по улице.
* * *
– Гонора, проснись! – Кристал потрясла сестру за плечо.
Гонора, которая всю ночь грезила о Курте, с трудом открыла глаза и посмотрела на сестру.
– Папа не ночевал дома, – волнуясь, сообщила Кристал.
– А сейчас уже половина десятого, – добавила Джоселин.
Гонора приподнялась на локте.
– Он отсутствовал всю ночь? – Случай был беспрецедентным.
– Именно это мы и пытаемся втолковать тебе, – Джоселин села на кровать сестры, уткнувшись ей в плечо. – С ним случилось что-то ужасное.
– Джосс, дай мне одеться, – попросила Гонора, – мы должны заявить в полицию.
Взявшись за руки, сестры побежали в полицейский участок, расположенный недалеко от рыбацкого причала. За столом сидел длинноносый сержант лет тридцати. Выслушав сестер, он усмехнулся.
– Послушайте, девочки, во время войны я был в вашей стране и могу с уверенностью сказать, что там тоже случаются подобные вещи. Если мы будем заниматься каждым человеком, который не ночевал дома, нам некогда будет ловить преступников. – Он подмигнул Кристал.
– Но папа никогда прежде не делал этого, – сказала Гонора.
– Возможно, вы, девочки, еще не знаете, но такое часто случается с нами, мужчинами. Почти у каждого из нас есть красотка, с которой мы не прочь провести ночь.
– Это совсем непохоже на нашего папу, и, кроме того, он никогда не уходил из дому, не предупредив нас, – волновалась Гонора.
– Рано или поздно такой момент наступает.
– Мы живем рядом с китайским кварталом. Почему вы думаете, что он не мог попасть в беду? – закричала Джоселин.
Полицейский пожал плечами.
– Если он не вернется через два дня, мы займемся его поисками.
Обычно по воскресеньям сестры ходили в церковь, но сегодня они бросились на поиски отца, заглядывая во все возможные места. Ленглей не вернулся, и они, усталые, легли спать, но их чуткие уши ловили каждый звук во дворе в надежде услышать знакомые шаги.
Всю ночь Гонора мучилась чувством вины и страхом за отца, и утром, невыспавшаяся, пошла на работу. Увидев синяки у нее под глазами, добрый Эл отправил девушку домой.
– Ты все еще нездорова, Гонора.
Джоселин бродила по квартире, решая, идти ей в школу или нет. В конце концов здравый смысл возобладал, и она решила, что не может нарушать дисциплину. Кристал позвонила к отцу на работу и сообщила, что он внезапно заболел. Они с Гонорой остались дома одни.
– Надо было мне все ему рассказать, – в сотый раз повторила Гонора. – Я одна виновата.
– Что толку винить себя, Гонора?
– Мне надо было пойти домой вместе с ним, а не сидеть с Куртом в машине!
– Ну и как тебе Курт?
– О, ради Бога, Кристал!
– Знаю, знаю, благородная Гонора не обсуждает с посторонними достоинства своих ухажеров. – Кристал принялась ходить взад-вперед по кухне. Ее острые каблучки впивались в мягкий линолеум, оставляя на нем вмятины.
– Сядь, Крис.
– Мне так хотелось, чтобы нам всем повезло! Я и представить себе не могла, что дело примет такой оборот!
– Теперь ты начинаешь винить себя.
– Это так непохоже на меня, не так ли?
Гонора тяжело вздохнула.
– Ты не знаешь, где в Сан-Франциско находится морг?
– Замолчи, замолчи! – Кристал опять заходила по кухне.
Когда стрелка на циферблате кухонных часов с треснувшим стеклом приблизилась к двум, Кристал сказала:
– Скоро откроется кафе «Корона». Пойду порасспрашиваю завсегдатаев, может, кто его видел.
Гонора сидела за кухонным столом, уронив голову на руки, когда послышался звук открываемой двери. Вскочив из-за стола, она бросилась к входной двери. Это был отец – без котелка и без галстука. Его рубашка была расстегнута, мятые брюки покрыты подозрительными пятнами. Но больше всего поразило Гонору его заросшее седой щетиной лицо – раньше она никогда не видела его небритым.
– Привет, – Ленглей жалко улыбнулся и прошел прямо на кухню.
– О, папа, благодарение Господу, ты жив. – Гонора помогла ему сесть. От него дурно пахло. – Мы чуть с ума не сошли.
– Мне следовало бы позвонить вам, – тихо сказал Ленглей, вынимая серебряные запонки из грязных манжет. – Этот парень, ну, помнишь, я рассказывал вам о нем, тот, что собирается основать издательство, продержал меня всю ночь. Я просто потерял счет времени.
Потерял счет дням и ночам.
Кумир Гоноры упал с пьедестала, и из-под обломков выглянул слабый, безвольный, стареющий человек, которого она любила и обязана была защищать.
– Должно быть, он очень богат, – поддержала Гонора ложь отца, боясь ущемить его гордость.
– Ты даже представить себе не можешь как! – воскликнул патетически Ленглей. – Это издательство будет единственным в своем роде во всем Сан-Франциско.
Отец говорил без остановки, но Гоноре, которая не верила ни одному его слову, удалось воскликнуть:
– Папа, как чудесно! Ты опять будешь работать по своей специальности.
– Более того, я буду главным редактором.
– Прямо как в сказке. Папа, почему бы тебе не принять ванну, а я пока вскипячу чайник? Хорошим чаем мы отпразднуем твою удачу.
Вымытый и выбритый, одетый в чистую рубашку, Ленглей сидел за столом и жадно ел бутерброды с рыбным паштетом, запивая их крепким чаем. Не переставая жевать, он увлеченно рассказывал дочери, как новый издатель ценит его, однако старался не говорить, в чем будет заключаться его работа и где она находится.
Джоселин и Кристал пришли домой вместе: они столкнулись на улице.
Не дав им раскрыть рта, Гонора радостно закричала:
– У папы хорошие новости! Он опять будет работать в издательстве!
Целуя дочерей и не давая им вставить ни слова, Ленглей скороговоркой говорил о своей новой работе.
Все были счастливы.
– Кристал, Гонора, садитесь поближе ко мне. Джосс, иди сюда, – Ленглей похлопал себя по колену. Когда худенькая девочка угнездилась у него на коленях, Ленглей произнес:
– Нам надо серьезно поговорить.
– Все хорошо, папа, – сказала Кристал, – теперь мы знаем, почему ты так задержался. Тебе надо отдохнуть.
– Да, – подтвердила Джоселин, протирая очки рубашкой отца, – не беспокойся о нас, папа.
– Я хочу поговорить с вами о предложении вашего дяди. – Ленглей был полон решимости. – Я хорошо все обдумал.
– Ты решил, что мы все переедем в его мавзолей? – спросила Джоселин.
– Нет, детка. Вашему отцу необходимо сосредоточить всю свою энергию на новой работе. Начинать новое дело – очень тяжелая задача. У меня совсем не будет свободного времени, поэтому вам пока лучше пожить у дяди.
– Без тебя? – захныкала Джоселин.
– Я буду очень занят, – повторил Ленглей.
– Папа, мы не будем тебе обузой, – заметила Гонора. – Я по-прежнему буду работать.
Ленглей вздрогнул, как от удара.
– Ты должна поступить в университет.
– Но мы не можем жить без тебя, – начала плакать Джоселин.
– Я помню, как мне было плохо без тебя во время войны, – закричала Кристал. – Пожалуйста, папа, не разбивай семью. Я этого не вынесу.
– О чем вы, девочки, беспокоитесь? Я ведь буду не в Рейкьявике. Я буду навещать вас по воскресеньям, мои зверушки. Я должен быть уверен, что у вас все в порядке, иначе я не смогу сосредоточиться на новой работе. – Ленглей старался казаться веселым, но его худое лицо было бледным и несчастным.
– Папа, мы не поедем к Гидеону без тебя, – в глазах Кристал появились слезы, – и давай больше не будем говорить об этом. – Ей так хотелось, чтобы Гидеон осчастливил их всех без исключения, и сейчас она чувствовала себя виноватой и подавленной.
– На этот раз Кристал совершенно права, – заметила Джоселин. – Мы должны стоять друг за друга.
– Перестаньте со мной спорить, цыплятки. Я принял твердое решение, – голос Ленглея сорвался.
Наступила тишина, затем Кристал спросила:
– А сколько времени тебе понадобится, чтобы наладить издательское дело?
– Да, папа, скажи нам хотя бы примерно, сколько времени мы будем жить у Гидеона? – Джоселин спрятала худенькое личико у отца на груди.
– Самое большее несколько месяцев, – последовал ответ.
– Тогда о чем мы спорим? – спросила Кристал. – Время пролетит незаметно, и к осени мы опять будем вместе.
– Совершенно верно. Рассматривайте нашу разлуку как долгие летние каникулы. А теперь идите сюда.
Последовал семейный ритуал: обняв друг друга за плечи, они прижались головами – седые, черные, золотые и пепельные волосы слились, образуя причудливое цветовое пятно.
Глава 10
Жизнь в большом некрасивом доме на Клей-стрит не оправдала радужных надежд Кристал.
Она мечтала, что в доме Гидеона будет собираться вся золотая молодежь Сан-Франциско, но этого не случилось. Ленглей, стараясь воспитывать дочерей в строгости, все же давал им некоторую свободу. Гидеон придерживался более суровых правил поведения для своих подопечных. Он самолично изложил их на бумаге и вручил миссис Экберг. Эта маленькая нервная особа, постоянно глотающая какие-то таблетки, как выяснилось позже, вовсе не устраивала первый выход в свет Имоджин, а была просто-напросто секретарем миссис Бурдеттс по связям с общественностью. Боясь потерять работу, она пунктуально выполняла все предписания своего нового хозяина. Рухнули надежды Кристал и относительно знакомства с богатым молодым человеком. Гидеон никого не приглашал к себе в дом. Если ему случалось взять трубку, когда звонили Кристал, он начинал подробно выяснять, кто звонит и зачем. Городские мальчишки из бедных семей, которые раньше бегали за Кристал, теперь не осмеливались подойти к ней – она жила в большом доме и была слишком хороша для них. Телефон звонил все реже и реже.
Но с другой стороны, Гидеон был безгранично щедр. Он дал Кристал carte blanch в переоборудовании ее комнаты, бывшей спальни тети Матильды, и она с помощью местного дизайнера отделала ее заново: стены выше панелей орехового дерева были покрашены в голубой цвет, старый паркет ручной работы застлан мягким, пушистым голубым ковром, огромная кровать заменена на более современную, с полосатым муслиновым пологом, тяжелые кресла выброшены, и их заменили другие, более легкие и изящные, обтянутые голубым бархатом.
Гидеон разрешил сестрам пользоваться его счетом при покупке одежды, приобрел для них машину, установил в музыкальной комнате телевизор новой модели.
Через две недели после их переезда в дом Гидеона, когда Кристал, лишенная возможности бегать на свидания, бесцельно бродила по дому, Гидеон пригласил ее в свой кабинет и преподнес ожерелье из натурального жемчуга. Полная благодарности, Кристал стояла перед зеркалом, рассматривая сверкающее чудо, обвивавшее ее тонкую белую шейку. В голове девушки мелькнула мысль: что это, плата за ограничение ее свободы, нежные отцовские чувства или здесь таится что-то другое?
Другое? Как глупо!
Гидеон так же относился и к Гоноре.
Жарким сентябрьским днем Курт и Гонора ехали по широкой грунтовой дороге, направляясь на стройку. Была пятница, и в этот день Курт не работал, но он решил посмотреть, как продвигается строительство Восточно-Оклендского шоссе. Машина остановилась у здания управления, покрытая пылью вывеска гласила: «Г.Д. Талботт». Около здания в беспорядке стояли большой грузовик, джип и еще несколько машин. Вдали, за горами вырытой земли, виднелись крохотные фигурки людей в красных касках.
– Ну вот мы и приехали, – сказал Курт, – вылезай.
– Я подожду тебя на улице, – ответила Гонора.
– На такой жаре?
– Будем считать, что я загораю.
На самом деле Гонора боялась, что кто-нибудь увидит ее с Куртом, расскажет об этом дяде Гидеону, и чаша его терпения переполнится. С самого начала он дал ей понять, что ее встречи с Куртом нежелательны. «Слишком искушенный», – сказал он, что на его языке означало – бабник. Каждый раз, когда Гидеон видел их вместе, он сердито хмурил брови, поэтому Гонора старалась встречаться с Куртом на стороне. Что же касается самого Курта, то он, казалось, не замечал хмурых взглядов своего босса и как ни в чем не бывало продолжал оказывать его племяннице знаки внимания.
– Вместо загара ты получишь солнечный удар, – рассмеялся Курт.
– Ты собираешься пробыть там долго?
– Пару минут, – ответил Курт и, достав с заднего сиденья чертежи, взбежал на крыльцо. По случаю выходного Курт надел бермуды, которые не скрывали его мускулистых ног. Гонора поймала себя на мысли, что его ноги действуют на нее возбуждающе. Она покраснела и отвернулась.
Вдали виднелись небоскребы Окленда. Солнце окрашивало их окна в кроваво-красный цвет. Казалось, что город объят пламенем. Глаза Гоноры устали от нестерпимого блеска, и она отвела взгляд. Ее мысли опять вернулись к Курту.
Часто, лаская Гонору, Курт шептал ей слова любви. Девушка понимала, что такой искушенный человек, как Курт, не в первый раз это говорит, но ей хотелось верить ему, и она верила. Он ни разу не обмолвился о женитьбе и не предлагал ей стать его девушкой. В прошлом месяце он был кавалером Имоджин на ежегодном празднике компании «Бурдеттс», а недели две назад сопровождал ее на благотворительный бал. Гонора догадывалась, что они часто встречаются, но никогда не расспрашивала его об этом. Надо было знать Курта он не любил, когда лезли в его личную жизнь. «Неужели он спит с этой вешалкой?» – часто спрашивала себя Гонора, и от этой мысли у нее начинало болеть сердце.
Гонора уважала независимость Курта и не пыталась навязать ему свою любовь.
– Гонора! – услышала она его голос.
Она быстро повернула голову в его сторону.
– Я хочу познакомить тебя со своим другом.
Ослепленная лучами солнца, Гонора не сразу разглядела человека за спиной Курта. Но постепенно его фигура стала приобретать очертания. Это был мужчина лет тридцати, крепкого телосложения, одетый в темные брюки и белую, с короткими рукавами рубашку, на которой выделялся яркий узорчатый галстук. Широкий нос, немного скошенный вправо, нависал над густыми черными усами, в которых пряталась белозубая улыбка. Его смуглое от природы лицо было покрыто бисеринками пота. «Еврей», – радостно подумала Гонора. Выросшая в стране, где было мало евреев и совсем не было негров и китайцев, она, лишенная национальных предрассудков, относилась к каждому представителю этих народов с благоговейным трепетом – для нее они были носителями более древней культуры.
– Гонора, это мой приятель по колледжу, – представил Курт незнакомца.
– Я помогал ему по математике, – произнес мужчина с необычным мягким гортанным выговором.
– Ты помогал мне? – закричал Курт. – Да вы все списывали у меня! Гонора Силвандер. Фуад Абдурахман.
Гонора сразу решила, что Фуад исповедует ислам. Но как он оказался в этой стране и почему учился с Куртом, ведь он выглядит намного старше?
– Рада познакомиться с вами, мистер Абдурахман, – сказала Гонора.
– Так вы одна из прекрасных племянниц мистера Талботта, о которых мы так много слышали? Вы потрясающе красивы! И могли бы стать украшением любого гарема в Лалархейне.
– Лаларгейне? – переспросила Гонора.
– Вы должны произносить это слово с придыханием перед «х» – Лала… р… хейн.
– Это бесплодная пустыня недалеко от Персидского залива, – пояснил Курт.
– Курт говорит с таким пренебрежением, потому что никогда не был в наших краях. Это настоящий рай! По вашим глазам, таким мягким и теплым, я вижу, что вы бы оценили красоту моей земли с ее цветами и фонтанами.
– Наверное, она действительно прекрасна.
– Я провел бы с вами тысячу и одну ночь!
– Вы всегда предлагаете это незнакомым девушкам? – спросила Гонора.
– Только когда уверен, что не получит отказа, – вмешался Курт.
– Так, значит, у вас есть жена?
Фуад развел руками, давая понять, что у него тысяча жен.
– Но вы будете лучшей из них, – сказал он, склоняясь к окну машины. – Мисс Силвандер, я говорю вполне серьезно.
– Уверяю вас, что я серьезно рассмотрю ваше предложение.
Курт и Гонора ехали домой. Было жарко, за машиной клубилось облако пыли. Курт молчал. Гонора часто замечала за ним эту особенность – уходить в себя.
Зная эту привычку Курта, Гонора не задавала вопросов. Наконец они подъехали к мосту через Оклендский залив и остановились, чтобы уплатить пошлину. «В октябре мне придется ездить через этот мост каждый день, чтобы попасть в Беркли», – подумала Гонора.
Автомобиль плавно скользил в потоке машин.
– Вы с Фуадом начинали работать в одной бригаде? – нарушила молчание Гонора. От Гидеона она знала, что студентов инженерного колледжа часто использовали на подсобных работах – расчистке территорий и рытье канав.
– Нет. Моя первая работа как раз под нами. Я был мальчиком на посылках у Талботта, когда строился этот мост.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Двенадцать.
– Разве закон не запрещает детский труд?
Курт пожал плечами. Ветер трепал его густые волосы.
Гонора сменила позу, поудобнее устраиваясь на сиденье.
– Гидеон очень гордится, что принимал участие в строительстве обоих мостов, но никогда не рассказывал, чем они отличаются.
– Они совершенно разные. Мост Золотые Ворота подвесной, а этот стоит на сваях, глубоко уходящих в воду. Под нами двести сорок семь футов. – Курт начал рассказывать, как они возили железные конструкции моста из Окленда и укладывали их на сваи. Его голос звучал тихо, и Гонора видела, что он благодарен ей за то, что она прервала его размышления.
Машина мягко подскакивала на стыках моста.
Курт замолчал, и Гонора снова первой нарушила тишину.
– Мне очень понравился Фуад, правда, он немного заносчивый.
– Он прекрасный парень.
– Мне кажется, что он старше тебя. Как вы оказались на одном курсе?
– Когда Фуад приехал в Беркли, он уже был женат и имел двоих детей.
– Он работает у Талботта?
– Нет и никогда не работал. Он здесь на практике. Он планирует построить в своей стране сеть дорог. На самом деле он не просто Фуад, а принц Фуад.
– А я называла его мистер Абдурахман, – смутилась Гонора.
– Он привык к этому. Фуад говорит, что его титул ничего не значит. В его стране живет меньше миллиона человек. – Они съехали с моста.
– Послушай, ты действительно хочешь пойти в музей? – Курт собирался повести ее в местный краеведческий музей.
– Нет, – прошептала Гонора, – не очень…
– Тогда поехали ко мне.
