Текст книги "Все и побыстрее"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)
Глава 11
Курт въехал на стоянку, расположенную рядом с высоким жилым домом. Открыв дверцу, он заглянул ей в глаза.
– Когда я вижу твои глаза, у меня становится спокойно на душе. Значит, в этом мире не так уж все плохо. Я когда-нибудь говорил тебе, что твои глаза великолепны?
– Много раз, – ответила Гонора.
– Я никогда не видел, чтобы радужная оболочка была такой темной, а белки такими белыми и чистыми, как у младенца.
Разговаривая, они не заметили, как мимо проехал «кадиллак» Талботта, в котором сидели миссис Экберг и Джуан. Оба видели, как они входили в дом Курта.
Гонора была здесь уже третий раз, и каждый раз краснела и опускала глаза, когда швейцар, улыбаясь, открывал им дверь.
Квартира Курта располагалась на десятом этаже. Обстановка была дорогой и подобрана с большим вкусом. Длинная, обитая серым твидом кушетка занимала все пространство перед окном, через которое открывался прекрасный вид на залив. Старинный, сделанный из березы чертежный стол был завален листами ватмана, циркулями, линейками, бутылочками с тушью. На встроенных в стену полках стояли учебники, книги по строительству, справочники по всем отраслям инженерной науки, но там не было ни одной художественной книги, что поначалу неприятно поразило Гонору.
Закрыв дверь, Курт протянул к ней руки, и она оказалась в его объятиях. Они молча стояли, прижавшись щека к щеке.
Гонора закрыла глаза и крепче прижалась к нему. Неописуемое блаженство охватило ее, сердце забилось чаще, внизу живота приятно заныло, желание волной поднялось из глубин ее тела. Ее губы блуждали по его мокрому от пота лицу.
– Милая, посмотри на меня, – шепнул он на ухо.
Гонора откинула голову и посмотрела ему в глаза, которые своим цветом и выражением напоминали ей глаза льва. Сейчас они были влажными и беззащитными.
– Что, дорогой?
Курт покачал головой, не отрывая глаз от ее лица. У Гоноры мелькнула мысль, что взглядом он просит ее пойти с ним в спальню. Но зачем просить об этом? Разве она уже не спала с ним?
– Я люблю тебя, – прошептала она тихо.
– Ты сама любовь, – ответил он и, не выпуская ее из объятий, повел в глубь квартиры, где располагалась спальня, центр которой занимала большая, застеленная покрывалом кровать.
Курт снял покрывало и откинул одеяло. Гонора быстро сбросила с себя платье и белье. Курт разделся и лег рядом. Он нежно целовал ее чувственные груди, его руки жадно блуждали по ее телу, спускаясь все ниже и ниже, пока не достигли заветной ложбинки. Тело ее затрепетало, словно по нему прошел ток, и Гонора, забыв обо всем на свете, хотела лишь одного – чтобы он вошел в нее, и, когда это произошло, на мгновение затихла, затем изогнулась в ответном порыве, и из ее груди вырвался стон. Теперь, когда первый оргазм прошел, она будет помогать ему, ласкать его, пока он не достигнет вершин блаженства и, усталый, не упадет рядом с ней.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Курт натянул одеяло, поставил на грудь пепельницу и закурил. После очередной глубокой затяжки он неожиданно произнес:
– Я родился в Австрии.
Гонора оторвала от подушки голову и посмотрела на него.
– Ты стопроцентный американец, – сказала она тихо.
– Да, но рожденный в другой стране. Я, как и ты, иммигрант.
– Из Австрии? – спросила она.
– Возможно, но я даже и в этом не вполне уверен. Может быть, я родился в Германии. Странная вещь, я так мало знаю о себе… – Курт вздохнул.
Гонора нежно поцеловала его в плечо, вдыхая слабый запах пота.
– Самое раннее мое воспоминание связано с женщиной со светлыми волосами и добрыми руками. Она кормила меня чем-то сладким. Я не знаю, кто эта женщина, но мне приятно думать, что она моя мать. Затем я жил со старухой. Она не раз говорила мне, что мы не родственники, и я не жалел об этом, потому что она была отвратительной старой каргой. Мне кажется, она была прислугой в нашем доме, но я в этом не уверен. Мы жили в хижине, грязной и убогой. У старухи были цепкие пальцы. Она кашляла так натужно и громко, что могла бы разбудить и мертвого. Эта страшная старуха была единственным родным мне существом, и, когда мне удавалось раздобыть съестное, я делился с ней. Я рылся в мусорных баках на задворках ресторанов, которые посещали богачи. Иногда мне удавалось найти что-нибудь вкусное – кусок торта или конфеты. Я был ловким и проворным. Мне необходимо было опережать других. В нашем деле была старая конкуренция. После крушения Австро-Венгерской империи многие находили себе пропитание в мусорных баках.
По спине Гоноры побежали мурашки, на глаза навернулись слезы. Она наклонилась поцеловать Курта, стремясь своим поцелуем остановить поток воспоминаний. За окном стемнело, и они лежали, не зажигая света. В темноте светился огонек его сигареты. Курт продолжал рассказывать. Внутренним взором он видел худенькую девочку, сосущую член толстого старика, маленьких мальчиков, занимающихся тем же, одиннадцатилетних проституток.
– Сам я никогда не делал этого и не торговал своим телом, – сказал Курт, заметив встревоженный взгляд Гоноры. – Не знаю почему, но не делал. Я подбирал пищевые отходы.
Вскоре старуха стала харкать кровью. Однажды ночью он проснулся от холода – мертвая старуха сжимала его в объятиях. После ее смерти Курт покинул лачугу и поселился под мостом.
– Разве там не было приюта для сирот? – спросила Гонора.
– Целых два, и оба переполненные. Но не думай, что о нас совсем забыли. Каждое утро приезжала санитарная машина и собирала мертвых. Старуха говорила мне, что я родился в двадцать первом году, а тогда шел двадцать седьмой. Прошло уже девять лет после окончания войны, а люди все умирали.
Как-то зимой, – продолжал рассказывать Курт, – пронесся слух, что квакеры раздают хлеб голодным. Я со всех ног бросился к тому месту и налетел на солидного, хорошо одетого американца.
– Гидеон? – догадалась Гонора.
– Да, мистер Талботт. Он спросил меня, куда это я так лечу, и, когда узнал, повел меня в кондитерскую. Потом он отмыл меня до цвета, как он выразился, слоновой кости. Позже он присоединил к моему имени эту фамилию – Айвари, так как я не знал своей. Так я стал Куртом Айвари. Мистер Талботт привез меня в Калифорнию и отдал на воспитание в семью Хоуэлз. Это были чопорные, но весьма уважаемые люди. Я был в то время маленьким зверенышем. Они стали учить меня хорошим манерам, но меня интересовала только еда в холодильнике. Только спустя многие месяцы я стал выходить из-за стола с пустыми карманами – я засовывал туда еду про запас. Я жил в ожидании визитов мистера Талботта, который изредка навещал меня. Он посоветовал мне стать инженером и заплатил за мое обучение. Гонора, я знаю, у него есть недостатки. Он самодовольный, педантичный диктатор, но в то же время он очень добрый, щедрый и порядочный человек. И если тебе покажется, что я слишком стелюсь перед ним, вспомни, что именно он спас меня, дал мне новое имя и новую родину. Благодаря ему для меня началась новая жизнь.
– Курт, дорогой, я боготворю его.
– Всякий раз, когда я гляжу в твои глаза, я забываю свое детство. За твои глаза я и люблю тебя.
– Детство кончилось, – сказала Гонора, тряся его за плечо.
– Ничто не исчезает бесследно. – Курт зажег свет. – Гонора, ты должна помнить, что голодный мальчик все еще живет во мне. Этот крест я буду нести всю жизнь. Голодный мальчик всегда будет стремиться получить то, что имеют богатые ублюдки. Он будет все сметать на своем пути.
– Ты совсем не жестокий.
– Просто ты не хочешь этого видеть, Гонора. У меня большие амбиции. Я хочу пролезть наверх. – Курт улыбнулся. – Разговоры о еде возбудили мой аппетит. Давай приготовим яичницу.
Гонора смотрела, как он шел на кухню. Его крепкое тело было прекрасным.
* * *
Джоселин лежала на большой мягкой кровати, притворяясь спящей, однако ее глаза были широко открыты, уши ловили каждый шорох. Она волновалась всякий раз, когда кого-нибудь из сестер не было дома, а если это была Гонора, ее охватывала настоящая паника. Сегодня, когда и Гидеона не было дома, она дрожала от страха. Джоселин была умной девочкой и достаточно взрослой, чтобы понимать, что страхи ее напрасны, однако разве в дом не мог забраться вор или насильник? Разве в этом старом доме не могли водиться привидения?
Миссис Экберг полагала, что Гонора проводит время со своей подругой Ви, официанткой из кафе, но она-то отлично знала, что ее сестра сейчас с Куртом. Джоселин видела, что Гонора влюблена в него по уши.
При виде Курта маленькое сердечко Джоселин тоже трепетало: умный, сильный, всегда тщательно одетый, с саркастической улыбкой на губах – образец идеального мужчины. Она не могла понять, почему Гидеон, которым она так восхищалась, не хотел видеть Курта рядом с Гонорой.
Послышался шум подъезжающей машины, и Джоселин, положив руку на сердце, взмолилась: «Господи, пусть это будет Гонора. Если это она, то, клянусь, я буду завтра хорошо себя вести!»
Свет фар осветил занавески, и машина остановилась.
Входная дверь открылась и закрылась. По лестнице раздались легкие шаги.
– Гонора, – позвала Джоселин, – это ты?
Гонора вошла в комнату и зажгла свет.
– Почему ты не спишь, Джосс?
– Я только что проснулась.
– Я старалась не шуметь, чтобы не разбудить тебя. – Гонора прислонилась щекой к потному лбу сестры.
От худенького тела Джоселин исходил приятный запах детской кожи, смешанный с запахом мыла, – по всей видимости, сестра принимала на ночь ванну. Она почему-то вбила себе в голову, что от нее пахнет потными ногами.
– Теперь я не засну, – прошептала она.
– Может, ты сумеешь заснуть в моей постели?
В голосе Гоноры звучала неуверенность. Джоселин слегка покраснела. Гонора наверняка вспомнила о ее позорном поведении, когда они только поселились в этом доме и спали в одной постели. Как-то, проснувшись, Гонора увидела у своей младшей сестры круги под глазами. На вопрос, что с ней, Джоселин ответила, что она не сомкнула глаз, потому что Гонора храпела.
– Я храпела? – удивилась Гонора.
Джоселин стало стыдно, и она прошептала:
– Так, немного посапывала.
Вспомнив эту сцену, Джоселин поспешно сказала:
– Ну, если не возражаешь…
Глава 12
Каждое воскресенье семья Силвандер проводила вместе. Это стало законом, Гидеон купил для них роскошный «крайслер» с откидным верхом, специально приурочив покупку к дню рождения Кристал. Он настоял, чтобы старшие девочки поступили на курсы вождения. Машина с шиком подкатила к дому, где их уже ждал отец. Ленглей переехал с Ломбард-стрит на Стоктон-стрит, где, по его утверждению, квартира была намного лучше. Однако дом был еще более обшарпанным и грязным. Дочери ни разу не поднимались к нему, так как он всегда ждал их на улице.
Всю неделю стояла жара, и Гонора предупредила отца, что они поедут на пикник, поэтому лучше одеться полегче. Отец ждал дочерей на теневой стороне улицы, затянутый в черный костюм-тройку. Его белый фланелевый костюм, купленный еще перед свадьбой, давно износился, а другой одежды у него не было. Проехав по мосту, они оказались в сосновом лесу. Жара была нестерпимой, но Ленглей, как джентльмен, отказался снять даже пиджак. Промокая пот на лбу, он отпускал едкие замечания, от которых дочери чуть ли не корчились от смеха. Всем было очень весело.
Пожалуй, единственным, что огорчило Ленглея, была реакция Гоноры на его тост. Поднося стакан с лимонадом к губам, он предложил:
– Выпьем за то, чтобы следующее лето мы провели в более привычном для нас климате.
Гонора моментально отреагировала:
– Я останусь здесь, папа.
– Что такое? – удивился Ленглей, не смея поверить своим ушам. Неужели это говорит его самая любимая, послушная дочь? Смуглая кожа Гоноры была влажной и казалась прозрачной.
– Мне нравится Калифорния, – добавила она, смутившись.
– Пойми, папа, – сказала Кристал, обмахиваясь большой соломенной шляпой, – мы уже стали американками.
– Для этого необходимо прожить здесь пять лет, – язвительно перебила ее Джоселин, однако по всему было видно, что она разделяет мнение сестер.
Ленглей молча выпил лимонад. Через минуту он вскочил с места и, расставив чуть согнутые в коленях ноги, заковылял по траве.
– Отгадайте, на кого я похож? – весело закричал он.
Девочки схватились за животы, не в силах произнести вслух имя человека, которого изображал их отец.
В шесть часов вечера они привезли отца домой.
Когда их «крайслер» подъехал к дому Гидеона, сестры увидели припаркованный «кадиллак» и самого дядю с большим чемоданом в руке. Джуан вынимал из машины другие вещи. Гидеон поставил на землю чемодан и пожал сестрам руки.
– С возвращением домой, – кокетливо произнесла Кристал, сидя за рулем автомобиля.
– Как хорошо, что вы вернулись, Гидеон! – воскликнула Джоселин, которая никогда не упускала случая назвать его по имени.
– Рада вас видеть, – тепло приветствовала его Гонора.
– Нет на свете лучше места, чем родной дом, – проговорил Гидеон скрипучим голосом.
Гонора от удивления раскрыла рот и внимательно посмотрела на Гидеона. Ухоженные темно-рыжие бачки, добротный костюм, красивый галстук. Уж не угодил ли он в любовные сети? Правда, тетя Матильда умерла всего полгода назад, но ведь она всю жизнь была инвалидом. Почему бы Гидеону и не влюбиться в какую-нибудь вдовушку? Конечно, будучи человеком высокой морали, он никогда не полюбит разведенку, но вдовушку?.. Гонора не могла не отметить, что, несмотря на короткие ноги, лысину и крупные черты лица, Гидеон вызывал уважение и внушал симпатию. Он вполне мог понравиться женщине лет тридцати – сорока.
Сестры вылезли из машины, предоставив ее заботам Джуана. Джоселин взяла Гидеона за руку, а Гонора подхватила его «дипломат». Кристал чмокнула его в щеку и спросила:
– Как идут дела?
– Строительство завода продвигается успешно, – ответил Гидеон и добавил: – Вы даже представить себе не можете, как я соскучился по вас. А сейчас бегите умываться. Скоро придет Курт.
В темном уголке огромного холла Гидеона поджидала миссис Экберг. Теребя от волнения волосы, она бросилась ему навстречу.
– Мне нужно поговорить с вами!
– После обеда.
– Это очень срочно, – настаивала миссис Экберг.
– Ваши подопечные плохо себя вели? – спросил Гидеон, подмигивая Кристал.
На остреньком личике миссис Экберг застыло умоляющее выражение.
– Хорошо, пройдемте в кабинет, – согласился Гидеон.
Сестры поднимались по лестнице.
– Чем это она так встревожена? – спросила Кристал.
– Ты пришла слишком поздно в четверг, – немедленно отреагировала Джоселин.
– Надеюсь, она не такая дура, чтобы докладывать об этом дяде, – сказала Кристал. – Скорее всего, позвонил директор и сказал, что тебя выгнали из школы, Джосс.
– Ха-ха, – ответила Джоселин.
Гонора промолчала и быстро направилась в свою комнату.
– Побежала наводить марафет для Курта? – бросила ей вслед Кристал.
Миссис Вортби, которая по воскресеньям была выходная, заранее приготовила холодный ужин, и Джуан накрыл стол. Миссис Экберг, сославшись на разыгравшийся колит, ушла к себе в комнату. Веселое настроение Гидеона улетучилось. Он вяло ковырял в тарелке, не отрывая взгляда от большой мухи, летающей по комнате. Чуткая Гонора обычно угадывала смену настроений Гидеона, но сейчас она изо всех сил старалась не смотреть в сторону Курта, который весело болтал с Кристал о всяких пустяках. Их голоса звучали неестественно громко в тишине, царящей за столом. Джоселин начала нервничать и пролила молоко на скатерть ручной работы. От этого ей стало еще хуже. Джуан разлил чай и разрезал пирог. Гидеон отшвырнул салфетку и выскочил из-за стола.
– Пойдем в мой кабинет, Айвари, – грозно произнес он и направился к двери.
Гонора заволновалась. Ее удивил не тон, каким были сказаны эти слова, а то, что он назвал Курта по фамилии. Она посмотрела на него. Взгляд Курта говорил, что он удивлен не меньше ее.
– Сегодня по телевизору новое шоу, – сказала Кристал. Сестры отправились в музыкальную комнату. Гонора едва взглядывала на экран. Она прислушивалась к звуку голосов, долетавших из кабинета Гидеона. Что там происходит?
Сквозь смех людей на экране телевизора Гонора слышала раздраженный голос Гидеона. Он почти кричал на Курта. Гонора чуть не заплакала от жалости к нему. Как, наверное, трудно ему выслушивать упреки человека, которому он был так обязан и которого так любил! Но чем же недоволен Гидеон?
«Мной, – промелькнула вдруг мысль, – Гидеон просит его оставить меня в покое».
Происходящее на экране стало раздражать Гонору, и она поднялась.
– У меня разболелась голова, – сказала она. – Я пойду к себе.
Кристал перестала смеяться.
– Гонора, я же предупреждала тебя, что солнце сильно печет и надо надеть шляпу.
Гонора тихо закрыла дверь музыкальной комнаты и, Прислушиваясь, остановилась в холле. Веселая музыка телевизионного шоу не заглушала переходящий на крик голос Гидеона. Слов она не могла разобрать, но в голосе чувствовалась ярость.
Гонора подошла к лестнице и бессильно опустилась на ступеньку. Лучи заходящего солнца проникали сквозь пыльные окна, окрашивая все в какой-то неземной темно-красный цвет.
Казалось, прошла вечность, прежде чем дверь кабинета открылась и на пороге появился Курт. Невидящим взглядом он смотрел прямо перед собой. Вскочив на ноги, Гонора тихо позвала:
– Курт!
Курт вздрогнул.
– Гонора? Я не заметил тебя.
Гонора подбежала к нему и взяла за руку. Взгляд Курта оставался неподвижным.
– Что случилось, Курт? Почему Гидеон так кричал на тебя?
– Он уведомил меня об увольнении. – Лицо Курта было несчастным.
– Не понимаю. Он что, совсем уволил тебя?
– Похоже на то.
– Из-за меня?
– Миссис Экберг видела, как мы входили в мой дом.
Гонора дернулась, как от боли.
– Какими только словами он не обзывал меня! Я и подумать не мог, что он знает такие неприличные слова.
– Я не хотела… причинить тебе вред… ты знаешь… – Гонора путалась в словах, не зная, как выразить свое сочувствие. – О, Курт, я понимаю, как тебе плохо, но подожди, он наверняка одумается. Он же любит тебя! Ты нужен ему!
– Любит! Нужен! Все это в прошлом. Гонора, он продолжал настаивать на своем даже тогда, когда я ему сказал, что собираюсь жениться на тебе.
У Гоноры закружилась голова, и, чтобы не упасть, она вновь схватила Курта за руку.
– Жениться?
– Ради Бога, Гонора, почему это тебя так удивляет?
– Ты никогда не говорил об этом. Я и подумать не могла…
– Я считал это само собой разумеющимся…
Дверь кабинета открылась, и они увидели Гидеона. Багровые лучи солнца осветили его тяжелую коренастую фигуру, делая ее почти зловещей.
– Ты все еще здесь? – рявкнул он.
Гидеон подошел к Курту и положил руки ему на плечи. Его пальцы вцепились в ткань и смяли ее. Только сейчас он заметил Гонору.
– Убирайся из моего дома, Айвари! – снова закричал он. – Если завтра я найду в офисе хоть одну твою вещь, я выброшу все на помойку!
– Пожалуйста, Гидеон, – взмолилась Гонора, – вы всегда говорили нам, что Курт ваша правая рука. Неужели вы прогоните его?
– Я не желаю его больше видеть!
– Вы всегда были добры ко мне, и я благодарна вам за все, но я люблю Курта и выйду за него замуж.
– Думаешь, ты единственная глупая девчонка, на которой он обещал жениться? Он проделал то же самое с Имоджин Бурдеттс.
– Это неправда, – хрипло заметил Курт. – Между мной и Имоджин никогда не было ничего серьезного.
– А она считает, что было. – Взгляд маленьких глаз Гидеона впился в Гонору. – Я поступаю против правил, разрешая тебе оставаться под одной крышей с твоими невинными сестрами, но я сказал себе, что только я виноват, я допустил, что ты связалась с этим аморальным типом. – Лицо Гидеона выражало душевную муку, лоб покрылся испариной. – Соблазнить тебя в моем доме? А впрочем, что еще можно было ожидать от этого безродного ублюдка!
Лицо Курта стало жестким. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел к двери.
Гонора хотела броситься за ним, но ноги не слушались ее. Она стояла перед Гидеоном, сложив руки в мольбе.
– Гидеон, я уверена, что он не давал Имоджин никаких обещаний. И он не соблазнял меня. Я полюбила его с первой нашей встречи. Во всем виновата я. Это я преследовала его, добиваясь свиданий!
Губы Гидеона задрожали, и Гоноре стало жалко его.
– Я всегда мечтал иметь сына, и мне казалось, что я нашел его в Курте, но я жестоко ошибся. – Глаза Гидеона увлажнились, голос звучал хрипло. – Я подобрал его в Вене, в грязной канаве… не думаю, что он рассказал тебе об этом…
– Он рассказал мне все, Гидеон, – прошептала Гонора пересохшими губами. – Вы для него много значите. Он любит вас и за все благодарен.
– Он был таким худеньким, что можно было пересчитать каждую косточку. Я придумал ему фамилию, которой у него не было. Я дал ему все. Кем бы он был без меня? Преступником? После окончания первой мировой войны Вена была самым криминальным городом. Кого там только не было. – Голос Гидеона стал жестче. – Не удивлюсь, если он вообще ненормальный.
Гонора почувствовала, как к горлу подступает ярость.
– Вы страшный человек! – закричала она, пытаясь найти слова, чтобы уколоть его как можно больнее. – Вы… Вы… негодяй! – Испугавшись своих слов, Гонора бросилась к входной двери.
– Беги, беги, маленькая бродяжка, – кричал Гидеон ей вслед. – Если хочешь понести от этого ублюдка, то это твои проблемы. – Гонора громко хлопнула дверью.
Стук двери гулко разнесся по дому. Джоселин и Кристал вздрогнули.
– Господи, что случилось? – закричала Кристал, приглушая звук телевизора.
– Одно из двух, – ответила Джоселин, – или это ушел Курт, хлопнув дверью, или новое землетрясение.
Дверь открылась, и в комнату вошел Гидеон. Остатки волос на его голове стояли дыбом, словно он нарочно взлохматил их.
– Выключи телевизор, – приказал он; Кристал повиновалась. Изображение на экране сузилось и погасло. Тяжелыми шагами Гидеон пересек музыкальную комнату и прошел в гостиную. Подойдя к камину, он рухнул в кресло. У него был вид тяжелобольного человека.
Кристал и Джоселин подошли к нему.
– Что случилось? – робко спросила. Кристал.
– Да, Гидеон, что случилось? – повторила Джоселин.
– Гонора, – последовал ответ.
– Гонора? – переспросила Джоселин. – Ее головная боль – следствие какой-то ужасной болезни?
– Она больше не будет жить с нами, – равнодушно ответил Гидеон.
– Почему? – закричала Кристал.
– Где она? – жалобно спросила Джоселин. «Опухоль головного мозга, – пронеслось у нее в голове, – ее забрали в больницу. Нет! Этого не может быть!»
– Она не останется в этом доме, – твердо заявил Гидеон.
– Гидеон, мы ничего не понимаем, – Кристал склонилась над Гидеоном. – Сегодня она перегрелась на солнце и пятнадцать минут назад ушла к себе в комнату с сильной головной болью.
– Я хочу, чтобы завтра утром вы упаковали ее вещи, и Джуан отвезет их на квартиру вашего отца.
– А почему она не может упаковать их сама? – спросила Джоселин, вытирая слезы.
– Минуту назад она ушла из дома.
– Этого не может быть!
– Это она хлопнула дверью? – недоверчиво спросила Кристал.
– Гонора никогда не хлопает дверью. – По щекам Джоселин текли слезы.
В дверь просунулась прилизанная головка миссис Экберг.
– Вам не нужна моя помощь? – спросила она подобострастно.
– Уведите Джоселин, – ответил Гидеон.
– Я еще не хочу спать…
– Иди!
Джоселин вздрогнула и последовала за наставницей, повторяя на ходу:
– Я хочу к Гоноре… Я хочу к Гоноре.
Миссис Экберг обняла ее худенькие плечи.
– Идем, дорогая. Миссис Экберг приготовит тебе отвар из трав.
Когда дверь закрылась, Кристал встала и, уперев руки в бока, посмотрела на Гидеона. Ее красивое личико с надутыми губками было полно решимости. Именно такую позу она принимала, когда отстаивала свои права в семье Силвандер.
– Я хотела бы знать, что все это значит? – спросила она резко.
Гидеон вздохнул.
– Ты же знаешь, как мне не нравилось, что Айвари увивался вокруг твоей сестры.
– И никогда не понимала почему. Гонора увлечена им.
– Она встречалась с ним на его квартире.
Потрясенная, Кристал опустилась в кресло. Ее не удивило, что Гонора бросилась в объятия Курта, не удивило, что между ними что-то было, но как она могла утаить все это от нее? Ведь у них никогда не было секретов друг от друга. Гонора не способна на хитрость! Однако если вспомнить Эдинторп, все считали, что лучше Гоноры никто не умеет хранить секреты.
– Мне не хотелось расстраивать тебя, – тихо произнес Гидеон.
– Как вы узнали? – спросила Кристал.
– Айвари не отрицал этого, да и она, бедная девочка, сама во всем призналась. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы она оставалась здесь?
Жить без Гоноры? Достаточно того, что они живут без папы! Они с Гонорой единое целое, как можно их разлучить? И кроме того, остаться в этом доме без Гоноры, значит, предать ее.
– Не думаю, что мы с Джосс сможем остаться здесь без нашей сестры, – твердо сказала Кристал.
Веки Гидеона задергались в нервном тике, лицо помрачнело.
– Это что – ультиматум?
– Гидеон, мы никогда не расставались. Мы не можем друг без друга.
– Попытайся понять, как мне трудно сейчас. Я очень люблю Айвари. – Голова Гидеона упала на грудь. – Мне всегда хотелось иметь сына, но Матильда уже в молодости отличалась слабым здоровьем. Она не сумела дать жизнь трем детям, и в конце концов мы были вынуждены сдаться. – Он тяжело вздохнул. – Курт воскресил мои надежды. Он заменил мне сына. Я дал ему все – воспитание, образование… Я возлагал на него большие надежды. Он хороший человек, но у него есть одна слабость – женщины. Он не пропускает ни одной юбки.
– Бедная Гонора! Она так влюблена в него.
– Она жила в моем доме, и я отвечал за нее. Мне больно сознавать, что он соблазнил ее здесь, под этой крышей. Как мне больно!
– Надеюсь, у нее не будет ребенка? – волнуясь, спросила Кристал.
– Этого я не знаю. Но, Кристал, Курт не оправдал моего доверия. – Гидеон посмотрел на девушку. В его глазах стояли слезы.
Жалость к этому сильному человеку пронзила Кристал.
– Нам лучше отложить этот разговор на завтра, – сказала она тихо.
– Завтра не принесет ничего нового. Моя боль не исчезнет за одну ночь.
– Гидеон, сейчас не время для серьезных решений. Возможно, завтра все предстанет в другом свете.
– У тебя светлая головка, Кристал. Возможно, ты и права. Мне лучше все обдумать как следует, а потом мы решим, что делать дальше.
Кристал ушла. Сгорбившись, Гидеон продолжал сидеть в полумраке гостиной.
Поднявшись к себе в комнату, Кристал опустилась на кровать и, закрыв лицо руками, горько заплакала. Ей было безумно жаль сестру. Гонора так любит Курта, но он никогда не женится на ней. Он охотится за большим приданым, в этом он сродни ей самой, и женится только на Имоджин или другой богатой невесте. «Какой подлец, – подумала Кристал. – Имоджин он водит по приемам, а Гонору принимает у себя на квартире. Подлец!»
В комнату прокралась Джоселин. Пуговицы на ее пижаме были застегнуты неправильно.
– Что случилось? – спросила она жалобно.
– Гидеон узнал, что Гонора ходит к Курту на квартиру. Она спит с ним.
– Это ложь!
– Она сама сказала об этом Гидеону, и он выгнал ее.
Джоселин выскочила из комнаты. Прибежав к себе, она застыла посреди комнаты, не зная, что делать, затем бросилась в комнату Гоноры, забралась на ее кровать и крепко прижала к себе подушку, вдыхая родной запах. Рыдания душили ее. Как Курт мог сделать такое с ее сестрой? И как Гонора могла уйти из дома, не попрощавшись с ней? Впервые в жизни Джоселин узнала, что такое настоящее горе, если не считать смерти матери, которую она никогда не видела.
