Текст книги "Вексель судьбы. Книга 2"
Автор книги: Юрий Шушкевич
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 48 страниц)
Итак, пусть с небольшим “отставанием от графика” и слегка не по плану, но нужные ходы были сделаны, и процесс по приданию огласки “русским розыскам” двинулся вперёд. Майкл наконец-то получил возможность сосредоточиться на своём главном и приоритетном проекте. Тем более что заказчики последнего, обеспокоенные задержкой, понемногу начинали волноваться.
Однако Майкл сильно бы удивился, если узнал, что Люк совершенно не спешил отрабатывать информацию об открывшихся бухарско-петербургских богатствах, поскольку по долгу службы был вынужден сосредоточиться на срочной проверке по одному чрезвычайно важному и приоритетному поручению, поступившему от высшего руководства. Речь шла как раз о той самой мегасделке, которую готовил и опекал Майкл.
Разумеется, что как и любой бизнесмен, в своих операциях Майкл просчитывал максимально возможное число сочетаний факторов успешных и неблагоприятных, на основе комбинаций которых в дальнейшем разрабатывались удобоваримые планы действий. Но он же и знал, что обязательно будет сохраняться вероятность угодить в несколько критических ситуаций, выбираться из которых всегда крайне сложно, а иногда – невозможно вообще. Из них-то и складывался тот самый риск, осознание которого насыщает адреналином кровь финансиста, однако чьё наступление означает неминуемый провал.
Согласившись на работу с деньгами с востока, Майкл прекрасно понимал, в какой части поля возможных обстоятельств и ходов находится эта гибельная зона, страшился её и надеялся, что ему повезёт в неё не вляпаться. На крайний случай у него имелся пусть не самый привлекательный, однако вполне надёжный план – закрыть свой публичный бизнес и переместиться под крыло Люка. Майкл знал не понаслышке, сколь ценят и защищают британцы тех, кто продуктивно на них работает, и потому имел абсолютную уверенность, что любая подобного рода просьба с его стороны будет удовлетворена.
А случилось то самое труднопредсказуемое и непреодолимое в рамках обычных человеческих усилий событие, которое сразу же поставило крест на планах Майкла грандиозно заработать и уйти на покой – информация о восточной мегасделке просочилась на Запад. Майкл допускал, что в силу масштаба американцы или англичане через свою агентуру рано или поздно о ней прознают, однако до последнего был уверен, что на установление её связи с придуманными им, Майклом, транзакциями уйдут месяцы или даже годы, за которые он успеет замести следы – всё остальное его не интересовало, утечка общих сведений не была страшна. А в том, что наиболее болезненных и опасных адресных утечек в ближайшее время ни в коем случае не произойдёт, его множество раз заверяли восточные заказчики, которые сами их боялись пуще огня и авансом расправлялись со всяким в своём окружении, кто мог быть заподозрен даже в ничтожнейшей нелояльности. На одной из встреч в качестве доказательства суровости царящих в их стане нравов Майклу даже показали видео с отрезанием чьей-то головы.
Однако каким-то непостижимым образом утечки не только произошли, но то ли начались столь рано, то ли оказались столь верными и точными, что завершающие этапы швейцарского трансфера необратимо перемещались под английский “колпак”.
Майкл не был бы собой, если б не сумел почувствовать неладное на самой ранней стадии – когда из китайского и бразильского банков практически одновременно поступили сообщения о неожиданной проверке аккредитивов, которыми финансировались организованные в качестве технического прикрытия морские перевозки. Вскоре без объяснения причин стал улетать в Лондон Люк – сперва всего на день, а вскоре – на все три. Затем работающие на Майкла брокеры начали жаловаться на внимание “регуляторов” к оффшорным счетам, заметно выходящее за рутинный контроль, из-за чего под разными предлогами стали задерживаться расписанные Майклом буквально по часам платежи.
Было ясно, что операция получила огласку, а раз получила огласку – то и навернулась. В результате значительная часть денег, измеряемая десятками миллиардов, теперь рискует элементарно пропасть на заблокированных счетах. Рассуждать о гешефтах в этих условиях не имело смысла, поскольку под угрозой оказывалась уже сама жизнь.
Под наскоро выдуманным предлогом Майкл прекратил партнёрство с Авербахом, сменил машину и переехал жить из Каружа в Вернье. Затем при первой же возможности он обратился к Люку с рассказом о своих проблемах и твёрдым намерением в обмен на безопасность сдать англичанам из погибающей сделки всё, что они пожелают заполучить.
Разговор с Люком был тяжёлым и длился не один час. Чтобы максимизировать шансы на благоприятный исход, Майкл, словно на исповеди, выложил ему всё, что знал. Люк, гордый и невозмутимый, как герой Яна Флеминга, всё это время только молча слушал и записывал. И лишь в самом конце встречи, когда несчастный Майкл уже был близок к отчаянью, Люк ответил, что он “отлично понял” и теперь постарается “проблему решить”. При этом условием своего покровительства он поставил возвращение Майкла к руководству завершающей фазой его финансовой махинации.
Изумлённый этим решением, Майкл распрощался со своим благодетелем, практически не спал ночь и наутро, мучаясь от сомнений и страха, приступил к оставленной было работе.
И случилось чудо: проблемы, ранее парализовавшие волю Майкла, вдруг стали разрешаться со сказочной быстротой. Все зависнувшие платежи оказались исполненными, а от намёков на чей-то навязчивый контроль не осталось и следа. Вскоре Майкл получил возможность во время конфиденциальной встречи с представителями заказчиков передать последним необходимые для завершения сделки бумаги и ключи от номерных счетов, а спустя день на его собственных депозитах, открытых в Андорре и Лихтенштейне, засияли семизначные цифры гонорара.
Поскольку сделка завершилась под контролем тех, кто контролирует мировой порядок, можно было не опасаться за сохранность заработанного. Оставался, правда, риск “неадекватных действий” со стороны полукриминальных заказчиков сделки, если бы со временем они осознали, что именно натворил Майкл – хотя, скорее всего, осознание подобного явилось бы делом нескорым. Поэтому Майкл, решив более не искушать судьбу, занялся подготовкой к закрытию дел и эмиграции в Новую Зеландию.
На очередной встрече с Люком Майкл искренне поблагодарил того за помощь и сообщил, что готов передать ему в распоряжение любую часть полученного гонорара, поскольку “желал бы теперь отдохнуть”. И снова получил возможность убедиться в благородстве своего английского друга, который принципиально отказался что-либо от Майкла принимать.
Между тем переход провёрнутой Майклом финансовой аферы под контроль англичан поставил перед лондонским начальством Люка задачу предметно выявить, кто мог стоять за перемещением таинственных миллиардов. Разумеется, в разработку попали носители всех имён и псевдонимов, которые были сообщены Люку Майклом. К несчастью, и сам Майкл не избежал такой же участи.
Некоторое время спустя Люк был снова вызван в Лондон, где с интересом узнал о результатах отслеживания местонахождения Майкла по его мобильному телефону. Речь, разумеется, шла о не о путешествии в Данию и Италию, где всё было предсказуемо и объяснимо, а о неожиданной поездке в Париж, во время которой телефон Майкла длительное время не работал.
“Отключение айфона некритично для трекинга,– пояснил Люку курирующий “разработку” офицер британской контрразведки,– поскольку необходимый минимум данных о местонахождении владельца всё равно продолжает передаваться с аппарата на дружественный нам сервер. Смотрите, насколько нетипичным для туриста является перемещение объекта: от Лионского вокзала по 14-й линии метро он сначала едет до Пирамид, оттуда разворачивается и спускается к Берси, попутно где-то в тоннеле отключая телефон; после этого, находясь в XII округе, следует оттуда наземным транспортом, видимо на таксомоторе, в отдалённую часть города. Там объект находится некоторое время – и выезжает с одним местным типом в ресторан Фурне, причём тот тип где-то на половине пути, видимо, о чём-то подумав, тоже отключает свой мобильный телефон!”
“А удалось ли установить, что это был за тип?” – поинтересовался Люк у офицера.
“Да, номер принадлежит натурализованному выходцу из Латинской Америки. Наши французские коллеги предполагают, что он связан с русскими. Однако это – далеко не всё! Несмотря на то, что они оба поотключали все имевшиеся с собой электронные устройства, нам удалось вытащить из операторских серверов нескольких разговоров, которые велись с телефонов людей за соседними столиками. Беседа наших объектов звучит там задним фоном, однако мы сумели её очистить и восстановить. Вы скоро получите доступ к файлу, однако можете быть уверенными уже сейчас, что это был разговор двух русских шпионов”.
“И о чём же шла речь?” – поинтересовался Люк.
“Насколько я могу судить – о каких-то нашедшихся в Швейцарии деньгах русского царя и необходимости вернуть их в Россию”,– бесстрастно ответил офицер.
Итак, рассуждал про себя Люк в ожидании совещания у высокого босса, благодаря поистине фантастическим возможностям современной цифровой цивилизации одна из тайн, тщательно скрываемых его приятелем, неожиданно выплыла наружу.
“Это означает,– продолжал он выстраивать в своей голове единственно правильную версию,– что в деле о восточных миллиардах проявились столь нежелательные для нас признаки гипотетического русского контроля… С другой стороны, старина Майкл не только привёл восточные деньги под наш реальный контроль, но и вполне искренне сдал нам всех, кто стоял за его сделкой. Но в то же время разговор с “русским латиносом” в ресторане Фурне – факт, который не затрёшь. Поэтому теперь, чтобы самому не оказаться под подозрением в неосмотрительности или чего хуже,– мне следует ничего не предпринимать и дожидаться руководящих указаний!”
Руководящие указания поступили в тот же вечер в ходе закрытого совещания. Люк высказал острожное предположение, что его женевский приятель, встречаясь с русским связником по вопросу “царских денег”, мог разыгрывать карту, совершенно отличную от “восточного трансфера”. Тем более, особо подчеркнул он, Майкл Сименс поспешил поделиться информацией о странных розысках счетов бухарского эмира – очевидно, также намереваясь передать концы этого дела в Лондон.
“Но вы же не станете возражать, что ваш подопечный ведёт жизнь состоявшегося двойного агента?– возразил ему вальяжный хозяин кабинета, статус которого исключал возможность любых возражений.– А мы, как известно, приемлем продолжение работы с подобными артистами только в тех случаях, когда сами делаем их таковыми”.
“Сэр?”
“Что – сэр?”
“Сэр, вы полагаете, что Сименса нужно устранить?” – спросил у босса Люк, неподвижно глядя в сторону Ламбетского моста.
“Ну, зачем же так сразу!– ответил тот, улыбаясь.– Насколько мне известно, один из излюбленных приёмов русских называется “стратегической дезинформацией”. Вот и давайте-ка воспользуемся их любимой фишкой для того, чтобы вскрыть некоторые из их позиций. Мы же ведь не убийцы – дадим вашему подопечному шанс принести для нас пользу, а затем – пусть выпутывается сам!”
“Сэр, но у нас нет стопроцентных оснований считать, что русские знают про восточные деньги, это всего лишь рабочая гипотеза,– попытался возразить боссу Люк.– Поэтому имеется риск отпустить Сименса в их распоряжение со всей той бесценной информацией, которой он располагает”.
“Правильно думаете,– ответил босс.– Но не забывайте, что у русских есть любимая поговорка: “С паршивой овцы – хоть шерсти клок”. Так вот, давайте этот клок получим – не отпуская вашего Сименса далеко, сделаем утечку, из которой русские поймут, что их агент, сработавший по теме царских счетов, трудится и на нас. По треску веток от вашего подопечного узнаем, где прячутся охотники. От вас, Люк, я требую только одного – чтобы всё это время ваш артист не покидал Женеву и находился под неусыпным наблюдением!”
Люк утвердительно кивнул.
“По какому каналу будем информировать Москву?” – неожиданно поинтересовался один из участников совещания, с которым Люк визуально был знаком, однако имени и должности не знал.
“Обратитесь к известному вам внуку адвоката Первомайского,– пояснил руководитель.– Это один из наших старейших каналов в Москве. Хотя этот внук трудится обыкновенным журналистом, он способен доставить информацию на самый верх без публичной огласки”.
“Но сэр,– испуганно возразил порученец,– этим поступком мы с потрохами Первомайского сдадим!”
“Ничего смертельного. Третий Первомайский – работник прессы и сугубо гражданское лицо, его жизни и свободе ничто не угрожает. Всё их семейство достаточно потрудилось на нас, и за них более нет смысла держаться. Главное – русским должно быть сообщено точное имя вашего, Люк, финансиста, с неопровержимыми доказательствами того, что он намеревается увести деньги несчастного русского царя в нашу сторону. И ещё – не забудьте дать понять русским, что помимо темы царских денег источник знает несколько чувствительных моментов, связанных с участием в апрельском героиновом скандале кое-кого из их синклита. Подстрелите двух зайцев одним выстрелом, мне ли вас учить!”
Закончив говорить, босс дал знак, что совещание завершено.
“Будет исполнено, сэр,– ответил Люк, вставая.– Позвольте лишь выразить единственное сомнение: не рискуем ли мы, сдавая русским все контакты по царским деньгам? Майкл ведь хитрый человек, и на встрече со связником он мог передать лишь малую часть информации – необходимой, скажем, для получения из Москвы каких-то документов или недостающих ключей. А если русские узнают картину в целом, то не исключено, что они сумеют нас переиграть…”
“Не волнуйся, Люк,– опережая ответ начальника, с хохотом рубанул его по плечу один из офицеров.– Лично у меня нет ни малейших сомнений, что в швейцарском сейфе от былых сокровищ не осталось и следа, за исключением, разве что какого-нибудь яйца Фаберже, да и то расколотого!”
Люк понял, что обсуждение закрыто, и попрощавшись с участниками совещания, направился к выходу. Однако в пустом лифтовом холле к нему приблизился босс и прошептал на ухо:
“Тем не менее прошу вас действовать исходя из того, что в том сейфе может храниться что-то и посущественнее разбитого яйца Фаберже. Имейте также в виду, что наши коллеги из Германии интересуются аналогичной темой уже не первый год. Вопрос с “царскими сокровищами”, как ни странно, может сегодня приобрести неожиданное звучание и даже затмить миллиарды, отмытые вашим бывшим подопечным из афганского героина. Поэтому будьте внимательны и контактируйте исключительно с мной!”
Слух Люка резануло употреблённое к Майклу Сименсу определение “бывший”, однако возражать и что-либо ещё выяснять он не стал.
Ночным рейсом он вернулся в Женеву и в точности исполнил всё, что было поручено.
*
Некоторое время спустя Майкл Сименс, спокойный и полностью уверенный, что тёмные дни остались позади, собирался на встречу с двумя посредниками, принимавшими участие в “восточном трансфере”. Предмет данной встречи уже не имел к завершившемуся проекту прямого отношения и был связан с содействием в приобретении швейцарской недвижимости -бизнесмены из Болгарии и Турции за хорошие комиссионные намеревались вложить часть заработанного в покупку престижных альпийских вилл.
Встреча была условлена в ресторане на пути между Женевой и Лозанной. Категорически не привыкший опаздывать, Майкл был вынужден задержаться в офисе из-за неожиданных звонков, и как только ему удалось ответить на все вопросы, он сломя голову устремился на стоянку, где находился автомобиль. Однако случилось нечто неожиданное для культурной Швейцарии – выезд его “Мерседесу” фатально заблокировал автобус, водителя которого невозможно было разыскать. Пришлось ехать на такси.
Примерно на полпути до нужного места таксист сообщил, что из-за открывшегося впереди ремонта вынужден следовать в объезд, и сразу же свернул влево. Однако вместо того, чтобы сбросить скорость на узенькой деревенской дороге, он погнал машину недопустимо быстро, из-за чего вскоре был остановлен нарядом дорожной полиции. Общение с полицейскими сразу переросло в эмоциональную перепалку, водитель замахнулся на одного из них, в ответ на что полицейский выхватил из кобуры пистолет и изготовился стрелять. В результате этого дурацкого конфликта Майкл, с тоской взирая на часы и проклиная всё на свете, был вместе с виновником ссоры препровождён в полицейский фургон.
Но едва за ним затворилась дверь и звонко щёлкнул замок, фургон, полностью лишённый боковых окон, сорвался с места. В тот же миг полицейский, объединившись с только что выступавшим против него таксистом, вдвоём скрутили Майкла, сняли часы и извлекли из карманов всё содержимое, включая три мобильные телефона. Изъятые вещи были тотчас же сложены в блестящий контейнер, который закрыли металлической крышкой.
– Что происходит?– пытался протестовать Майкл.– Вы не имеете права!
Но на протяжении нескольких минут похитители хранили гробовое молчание.
Неожиданно фургон резко затормозил. Дверь отворилась, и в неё вошёл немолодой стройный мужчина в летних брюках и футболке-поло. Притворив дверь, он опустился на сидение напротив несчастного Майкла. Мотор снова взревел, и фургон, на приличной скорости проехав ещё минут пять или семь, остановился в каком-то слабоосвещённом месте – то ли под плотными кронами, то ли в гараже.
– Михаил Львович Цимесский?– на чистейшем русском поинтересовался незнакомец, слегка улыбнувшись.
– Ну, положим,– процедил в ответ Майкл.– Был когда-то…
– Очень приятно. Моя фамилия Горин, звание – полковник. Я называю вам свою настоящую фамилию, хотя прибыл сюда и буду уезжать по другому паспорту.
– Что вам надо от меня?– произнёс Майкл, лихорадочно пытаясь сообразить, в связи с чем ему выпала такая встреча и где именно он мог совершить прокол.
– Собственно, Михаил Львович, нам ничего от вас не надо. Та информация, которую вы из Парижа передали мне в Москву – помните?– оказалась не очень ценной, но в том вашей вины нет. Просто хотелось с вами получше познакомиться. Может быть, у вас есть какие-то пожелания, вопросы ко мне?
– Ну вы и даёте!– произнёс после небольшой паузы примирительным тоном Майкл.– Чем я заслужил такое отношение? У меня вопросов к вам точно нет, и я хотел бы, чтобы меня освободили и немедленно доставили на встречу… у меня срывается важная встреча!
– А где намечена встреча?
– Дорога от Лозанны на Шамбланд. Там есть ресторан… забыл название, но его знают все.
– Вы уверены, что действительно желаете попасть туда?– спросил Горин, внимательно посмотрев Майклу в глаза.
– Да. У меня назначены важные переговоры. Если желаете, я встречусь с вами после в любом месте.
– Вы действительно надеетесь после Шамбланда встретитесь со мной?
– Почему бы и нет? Хотя если бы вы избрали несколько иной способ для знакомства, нам было бы проще разговаривать. Давайте договоримся на вечер.
– У вас не получится встретиться со мной вечером даже при самом сильном желании.
– Отчего ж?
– Вас убьют в течение ближайшего часа.
На лбу Майкла выступили холодные градины пота. Вытерши лоб ладонью и опуская вниз негнущуюся руку, он увидел, что манжета мокра, словно её окунули в бочку с водой.
– Однако!– немного театрально воскликнул он, собравшись с силами.– Приятно, когда органы предупреждают приговорённого заранее. А зачем ждать целый час? Давайте, я готов! Ну, стреляйте же!
Майкл попытался подняться, однако замершие за его спиной подручные полковника, выряженные в таксиста и полицейского, его немедленно осадили.
– Вы напрасно на нас сердитесь, Михаил Львович. Мы не убийцы, и всего лишь хотим вам помочь.
Майкл хотел что-то произнести в ответ, но вместо ответа его лицо исказилось мучительной гримасой, а губы исторгли глухой вопрошающий стон.
– Не верите? Зря!– продолжил Горин.– Между прочим, вы совершенно свободны и можете немедленно нас покинуть.
– Каким образом?– процедил Майкл сквозь зубы.
– Например, на вашем же “Мерседесе”. Наш сотрудник уже перегнал его с женевской парковки. Единственное неудобство – ваш автомобиль оставили в нескольких километрах отсюда, поскольку в нём установлены радиомаяки. Но если попросите – мы вас немедленно к нему подвезём.
– То есть я могу идти?
– Да.
Майкл снова попытался встать – на этот раз никто его удерживал. Потянув за ручку двери, он выбрался из фургона на свежий воздух. Фургон стоял в глубине тенистой зелёной арки, образованной кронами огромных платанов. В небольшом отдалении имелся просвет, за которым просматривалась автомобильная дорога.
Распрямив спину и всё ещё не веря в обретённую свободу, Майкл обернулся к Горину и спросил.
– Но тогда зачем вы это всё устроили?
– Затем и устроили, Михаил Львович, что в ресторане вас поджидают ваши убийцы.
– ???
– Да, убийцы. У болгарина, который хочет через вас приобрести дачку в Ле-Брассю, в левой ладони давно нагрета ампула с ядом, который срабатывает спустя двадцать минут и не оставляет следов. Он назвался именем Стоян, хотя на самом деле его зовут Атанас, он наркоторговец и на его совести тысячи загубленных душ. Второй, представившийся турком, в реальности – военный преступник из Косово, проживающий по чужим документам. Недвижимость в горах его мало интересует, его задача – перерезать вам горло, если яд не подействует. Кстати – вы уже опаздываете, и они начинают волноваться. Хотите послушать их разговор?– с этими словами Горин извлёк из уха крошечный микротелефон и протянул Майклу.
Из микродинамика ясно было слышно, как Стоян-Атанас своим узнаваемым голосом что-то долго говорит албанцу на малораспространённом балканском наречии, после чего на чистейшем русском разражается отборной бранью в адрес опаздывающего “пижона”.
– Спасибо, я всё понял,– уже без надрыва произнёс Майкл, повторно оглядевшись по сторонам и вновь обращая взгляд к полковнику.– Но тогда объясните – кто меня заказал? Неужели англичане? Что плохого я сделал для них? И почему… почему именно вы спасаете меня?
– Англичане здесь почти ни при чём. Когда вы сделали для них работу, они просто слили вас, решив использовать в качестве подсадной утки. Про дальнейшее, правда, мне не очень хочется рассказывать, поскольку слили они вас не кому-нибудь, а моим, так сказать, с некоторых пор достаточно близким коллегам. Или, скажем точнее, некоторым людям в России, которые на словах выполняют работу, аналогичную нашей, но при этом руководствуются немного другими принципами.
– Не понимаю… Какими такими другими принципами?
– Теми же, что и вы, Михаил Львович. Если коротко, то некоторым успешным, но недостаточно скромным людям в Москве стало известно про ваши восточные фокусы. Прознав об этом одному им ведомыми путями, они захотели кое-что отбить у англичан, которым, как теперь очевидно, вы незадолго до этого сами с лёгким сердцем сдали своих заказчиков. Англичане же, завершив под собственным контролем эту вашу более чем сомнительную сделку и почуяв новую опасность, захотели спровоцировать моих соотечественников, заинтересовавшихся восточными капиталами, чтобы те обнаружили себя и засветили агентуру. Для этого они не нашли ничего проще, как сдать им с потрохами вас – но сдать не в качестве организатора всего этого безобразия с миллиардами, заработанными на афганском героине, поскольку это могло породить много неприятных вопросов к ним самим,– а как человека, желающего с помощью российских структур прикарманить пресловутые царские сокровища. Как известно, жадность родилась прежде многих из людей. Ну а мои коллеги, которым англичане вас скормили, интересуются царскими счетами не меньше ваших восточных художеств. О дальнейшем рассказывать?
– Нет, не надо… Всё ясно и так. Кроме, пожалуй, единственного момента: вы спасаете меня для того, чтобы я отныне работал на вашу фирму? Чтобы искал для вас эти чёртовы царские червонцы?
– Совершенно нет,– ответил Горин.– Дело в том, что в своё время ваш сигнал из Парижа поступил именно ко мне, и будь моя воля, я бы оставил его лежать под сукном – не верю я ни в какие сокровища, и всё тут! Даже если они действительно существуют – не нужны они. От них, извините, только беззаконие и геморрой. К сожалению, замылить эту “царскую” тему мне не удалось, и она ушла по инстанции к моим менее скромным коллегам.
– Но тогда выходит,– и с этими словами Майкл начал столбенеть, поражённый внезапным озарением,– тогда выходит, что всю эту операцию вы затеяли ради моего спасения?! Прослушка, агенты… За что мне такая честь?
– Бросьте, вы тут ни при чём! Хотя по-человечески вас жалко – как никак, мы с вами когда-то одной стране присягали, и предательства за вами нет. Кстати, мы подняли по вам старые афганские архивы – так вот, тот старший лейтенант, который отправил вас к душманам за лучевой антенной, был негодяй и активный участник зарождавшейся трансграничной нарокоторговли. Правда, должен признаться, сегодня этот человек занимает умопомрачительные должности… Но вы не волнуйтесь, к вам претензий никаких.
– Спасибо. Но вы всё равно не ответили – отчего ради меня столько людей и усилий?
– А вот именно этого вам знать не положено. Просто есть работа, которая идёт своим чередом, и коль скоро представилась возможность вам помочь – мы помогли. Кроме того, нас немного покоробил и даже обидел тот символизм, которым кое-кто в Москве намеревался сопроводить вашу смерть.
– Какой ещё символизм?
– Вас решили убить на том же самом месте, где в тридцать седьмом году застрелили Игнатия Рейсса. Лозанна, поворот на Шамбланд – такие совпадения просто так не случаются. Можно по разному относится к той истории, но ясно, что оппоненты захотели бросить тень на меня и моих товарищей. Пробудить, так сказать, тени произвола, которые лично мне глубоко несимпатичны и противны. И им,– тут Горин взглянул на помощников,– я думаю, что тоже.
Услыхав эти слова, помощники Горина, до сего момента хранившие гробовое молчание, едва заметно улыбнулись.
Воспользовавшись паузой, Майкл ещё раз постарался прокрутить в мозгу все мыслимые и немыслимые варианты действий и результаты своей судьбы. И как ни желал он обратного – был вынужден согласиться со всем, о чём только что поведал ему этот странный полковник, в котором неизжитый советский службизм столь необычным образом сочетался с натурой возвышенной и неожиданно утончённой.
Улыбнувшись вымученной улыбкой, Майкл протянул Горину свою руку, чтобы попрощаться.
– Спасибо вам за всё. Теперь, если возможно, я хотел бы забрать телефоны и добраться до автомобиля.
– И куда потом?– поинтересовался полковник.
– В офис, а затем – домой. Или сразу домой.
– Убедительно не советую. Гарантирую, что прибыв в Женеву, до утра вы не доживёте.
– Понимаю… Но тогда как мне быть?
– Могу предложить вам только один путь – уезжать отсюда немедленно. Готов организовать для вас паспорт и безопасный транзит. Что касается мобильных устройств, с помощью которых британские спецслужбы отследили вас в Париже,– то я бы от них избавился и даже не пытался сохранить и перезаписать любимые файлы – ведь шпионские скрипты, если к вам их прицепили, крайне сложно удалить.
– Понимаю. И куда же мне тогда?
– Можете эмигрировать в любую тихую небогатую страну с тёплым климатом, где любят селиться пенсионеры среднего достатка. Ведь кое-какие деньги, очевидно, у вас остались. Можете вернуться в Россию. Мы сделаем так, что вас в Москве никто не узнает. Кроме – если захотите – вашей старенькой мамы, которая жива, и для которой ваше воскрешение из мёртвых сделается величайшей радостью в жизни.
Майкл не стал спорить. Через несколько минут полицейский фургон уже уносил его в сторону Невшательского озера. Там, в пустынной роще, все пересели в специально поджидавший автомобиль, который к вечеру доставил Майкла на конспиративную квартиру в пригороде Базеля.
Когда бурные события этого дня улеглись, и Михаил Львович, вконец подрастерявший свой прежний неизменный лоск международного финансиста и баловня судьбы, остался на ночь один в пустынных и немного запущенных без хозяйской руки казённых апартаментах, он поймал себя на мысли, что впервые за многие десятилетия не думает о делах и деньгах, а глаза полны по-детски светлых и живых слёз.
Что же касается полковника Горина, то тот, убедившись, что организованный на следующий же день вылет горе-агента в Москву завершился успешно, лишь позавидовал новоявленному пенсионеру, чтобы в нечастые свободные минуты вновь продолжать считать годы, остающиеся до собственной отставки.
*
Как только Фуртумов понял, сколь гениально англичане его переиграли, совместив собственную операцию прикрытия восточных миллиардов с его, Фуртумова, розысками источника по царским вкладам – причём переиграли красиво и дерзко, заставив не просто поверить, что источник никуда не годится, но и сподвигнув на его ликвидацию руками балканских наркоторговцев – чему сам Фуртумов, понятное дело, противился, однако советники в один голос сумели на том настоять,– а теперь, в довершение всех бед, куда-то пропали, точно испарились, и источник, и все взаимодействовавшие с ним контактёры,– он хотел застрелиться.
К чести Геннадия Геннадьевича, это было лишь минутное помутнение, произошедшее наедине с собой. Он быстро взял себя в руки, мобилизовался и внушил себе, что никто из окружающих не только не увидит его смятения, но вскоре он всех заставит стать свидетелями его правоты, предусмотрительности и профессионального мастерства.
Действительно, разве можно было считать неудачей фиаско с поиском источника, который, скорее всего, ничегошеньки толком и не знал, если сохранялась возможность разыскать непосредственно тех, кто намеревается получить или уже получил доступ к царским капиталам? Конечно, вторая задача сложнее первой ровно во столько раз, во сколько Россия больше Швейцарии, но разве это сможет его, Фуртумова, остановить?!
Помимо уязвлённого самолюбия, была у Геннадия Геннадьевича и ещё одна неафишируемая причина для того, чтобы биться в этом вопросе не на жизнь и идти до конца: ловкий и циничный перехват англичанами “восточных денег”, о которых уже знали все, кто по долгу службы должен обо всём знать, по слухам вызвал недовольство его работой наверху, и следующего крупного провала ему, очевидно, было не пережить. Результаты же текущей работы его ведомства, связанные с вылавливанием в мутных водах мировой финансовой системы примитивно-шаблонных транзакций отечественных мошенников, взяточников и коррумпированных казнокрадов, считались чем-то повседневным и не сильно впечатляли.
