Текст книги "Вексель судьбы. Книга 2"

Автор книги: Юрий Шушкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)

Взглянув на его лицо, Алексей остолбенел – это был Фирик, тот самый таджикский рабочий, которого они с Петровичем когда-то выручили в далёком Очаково, помогли вернуть документы и впихнули на проходящий украинский поезд, поскольку тот вместо родных памирских гор мечтал эмигрировать к невесте в Дрогобыч.

Их взгляды встретились, и нетрудно было видеть, что Фирик, тоже немедленно узнав Алексея, на мгновение потерял дар речи и застыл с полуоткрытым ртом. Однако убедившись, что за дверью стоит офицер охраны с пистолетом в кобуре, он, не издав ни малейшего звука, шустро переставил завтрак на импровизированную кровать, развернулся и быстро вышел из камеры, волоча за собой подпрыгивающую на выбоинах цементного пола тележку. Немедленно клацнул замок, и стальная дверь захлопнулась.

Принесённый в камеру завтрак удивил Алексея не меньше, чем объявившийся старый знакомый – это была явно не продукция тюремного пищеблока. Вместо ожидаемой баланды по центру большой тарелки красовалась яичница-глазунья аж из трёх яиц с обворожительными розовыми ломтиками сала по краям, вместо хлеба имелись три чесночные пампушки, а к наполненному кипятком чайному стакану прилагался нетронутый пакетик с волнующей надписью “Elite”.

“С чего бы это?– подумал Алексей.– Не иначе как Влада постаралась. Интересно бы знать – не панночка ли меня сюда и упекла?”

Алексей прибрал своё лежбище, позавтракал без особого удовольствия и полуприлёг на сложенный в валик матрас, заложив ногу за ногу. Вспомнив, что помимо сумки, которую у него отобрали, он имел в кармане брюк несколько сигарет и спички, он извлёк их оттуда. Одна сигарета погибла, переломившись при изгибе, зато вторая оставалась в удовлетворительном состоянии. Понюхав и покрутив её в пальцах, он закурил – чем немедленно вызвал срабатывание установленного под потолком дымового датчика, исторгшего тонкий и пронзительный писк. Вскоре последовал громкий стук в дверь с требованием “прекратить палити”.

Украинские интонации, тщательно выговариваемые голосом таджика, звучали неестественно и комично.

– Фирик, хватит прятаться!– ответил Алексей.– Лучше расскажи, что ты тут делаешь и какого чёрта меня здесь держат!

Вместо ожидаемого ответа за дверью установилась тишина. Но поскольку не последовало и шагов, было ясно, что Фирик никуда не ушёл и стоит рядом.

– Не хочешь отвечать – не надо,– продолжил Алексей, пожалев, что погасил окурок.– Тогда я с твоего позволения ещё закурю.

С этими словами он соединил пальцами и поджёг разломанную сигарету. Сигнализация снова противно запищала.

Расчёт Алексея удался – послышался звук проворачивающегося замка, и в дверях предстал его очаковский знакомец.

– Ты погаси её, погаси!– зашипёл он с порога.– Офицер на пульте увидит!

– Хорошо, первым делом – гашу. А вторым делом – привет тебе, Фирик. Какими судьбами? Что тут делаешь?

– Работаю тут.

– Ты же в Дрогобыч собирался! И ещё вроде бы хотел жениться?

– Всё так. Женился, и под Дрогобычом живу. А здесь – работаю.

– Что женился – поздравляю. А насчёт работы – право, странный выбор. Ты же ведь строитель!

– Да, строитель, конечно. Но только ведь тут ничего не строят.

– Кроме тюрем?

– Не говори так! Нету работы никакой. И эту бы без шурина не нашёл.

– Ну извини меня, Фирик, не знал… Однако если тебе здесь хорошо – я за тебя рад.

– Здесь не хорошо и не плохо. Просто живу.

Он немного помолчал и добавил взволнованно, незаметно приподнимая кверху свои глаза:

– А так – сгорел бы с бетонщиками, или убил меня Лютов.

– Не волнуйся, Фирик,– успокоил его Алексей.– Могу даже порадовать тебя – Лютов с охранником ещё весной были арестованы и сейчас дожидаются суда – мне в газете попалась заметка о гибели твоих товарищей на стройке… Причём эти двое, как крысы, сдали друг друга с потрохами.

– Аллах велик,– мечтательно произнёс Фирик.– В тюрьме им самое место.

– Не буду спорить,– ответил Алексей,– однако объясни мне одно: что я делаю в твоей тюрьме?

– Не знаю. Честно – не знаю. Но если хочешь,– тут Фирик содвинул брови и перешёл на заговорщицкий шёпот,– если хочешь – давай я сделаю так, чтоб ты убежал!

– Спасибо, это было бы весьма хорошо. А как ты это устроишь?

– Я не стану запирать дверь, а в пересменок – тебе свистну. Ты в рощу побежишь, там мой шурин будет ждать.

– И что дальше?

– Отвезёт в Дрогобыч.

– Ну а потом?

– Шо потом? Будешь жить у нас, работать.

– Без документов, без паспорта? Их же у меня отобрали!

– А, подумаешь… Поживёшь пока без паспорта. У тестя связи хорошие есть – сделает для тебя паспорт громадянина.

Алексей задумался: вариант с получением нового паспорта, пусть даже украинского, в который можно было бы вписать псевдоним, представлялся не самым плохим. Правда, на это уйдёт уйма времени, затем нужно будет делать паспорт заграничный, запрашивать визы… При этом вряд ли удастся пожить открыто – как-никак, за ним будет числиться побег, и под такой статьёй долго на воле не походишь. Ну а если вспомнить про тех, кто разыскивал его в России,– то тоже мало не покажется. Выследят и вытащат, как миленького…

– Послушай, Фирик,– обратился к нему Алексей, вновь сосредоточившись.– За предложение сделать паспорт – спасибо, но я боюсь, что здесь, у тебя, мне не стоит оставаться. Вот если бы уехать в другую область или, лучше всего,– сразу за границу!

– За границу?– Фирик погрустнел.– Зачем за границу? Ты у нас, давай, живи. Чего тебе ещё?

– В Дрогобыче?

– Ну да, в Дрогобыче.

– Фирик, дорогой, послушай – я же в Дрогобыче умру со скуки!

– Почему умрёшь? Я же ведь живу.

– Я понимаю… ну как тебе объяснить? Мне же надо общаться – с учёными, с интеллигенцией там разной, понимаешь ли… Где я тут всё это возьму?

– Да ты брось! Я тебе серьёзно бежать предлагаю, зачем тебе интеллигенция? У тестя в сарае есть комната, в ней и будешь жить. Телевизор есть, смотреть его будешь. Тёща варит-парит, как ресторан, всё что угодно! Я вот свинину же не ем – так она для меня специально борщ на говядине делает. Здесь кормят очень, очень хорошо. Я за всю прошлую жизнь так хорошо не ел, как здесь кушаю.

Алексей понял, что не имеет права ни в чём упрекать Фирика, родившегося в нищей стороне и промыкавшегося полуголодным большую часть своей жизни.

– Хорошо,– ответил он, немного подумав.– Но ведь меня твоя тёща не будет кормить за просто так. Что я должен буду делать, где работать?

– Не волнуйся. Работу понемногу найдём, а пока – пособляешь по хозяйству. Ты только не бiйся: тесть – он добрый, сильно батрачить не станет заставлять.

– Я работы не боюсь,– ответил Алексей,– я боюсь, что такая жизнь не сделает меня счастливым, ты уж не обижайся. Сытно кушать и смотреть телевизор – мне мало.

– Всем не мало, а ему мало…– обиделся Фирик.– Украина очень хорошая страна, её за это все любят, а вот Россия – жестокая. Россия всегда что-то от человека требует, всегда заставляет, поэтому Россию не любят. А ты что – в Россию хочешь?

– Конечно, это же моя родина. Но сейчас мне туда нельзя возвращаться. Сейчас мне нужно попасть в Польшу.

– Польша тоже нехорошая страна. Лучше бы ты остался у нас, в самом деле! Давай, в одиннадцать часов я всё организую, убежишь!

– Спасибо,– ответил Алексей на сей раз уже твёрдо.– Но всё-таки будет лучше, если я как-нибудь приеду к тебе сюда просто погостить. А пока мне необходимо выяснить, почему меня задержали и как отсюда выбраться. И ещё – просочиться в Польшу во что бы то ни стало.

– Как хочешь. Я предложил убежать – ты и решай. Тут у нас всё просто: хочешь – сделаем, не хочешь – никто ничего делать не будет!

– Я понял. Тогда давай-ка так условимся: я встречусь со следователем – должны же меня по закону допросить!– пойму, что к чему, и мы потом с тобой решим, бежать мне или не бежать.

Фирик обиженно махнул рукой:

– Не буду я ничего решать! Мне отсюда тебя увести – ничего не стоит. Но если это тебе не надо – не буду, не хочу! Смену вот закончу – и домой.

– А когда ты в следующий раз здесь?

– Через три дня.

– Три дня… Ладно, подожду. Спасибо тебе, Фирик, за твоё предложение, но видит бог… или, по-твоему, аллах – сегодня я им не готов воспользоваться. Ты уж не обижайся.

Фирик не стал ничего отвечать, и явно продолжая сохранять внутри себя обиду, не оглядываясь, с равнодушным видом вышел и закрыл дверь камеры.

“Зря отказался,– подумал Алексей,– да ещё заодно и обидел человека! Чёрт с ним, с Дрогобычем, надо было соглашаться и тикать отсюда. А вдруг – вдруг это была провокация? Задуманная, например, для того, чтобы приклеить мне серьёзную статью? Ведь за потерю какой-то вонючей бумажки долго под арестом не продержат. Тогда получается, что и хорошая кормёжка имеет объяснение – как бы дали понять, сколь хорошо мне будет на харчах у Фирикова тестя… Провокация подобная вполне ведь возможна. Ну а коли так – то не столь уж и плохи твои дела, лейтенант Гурилёв! Ведь если им ничего не удастся мне вчинить, то не исключено, что ещё промурыжат немного – да и отпустят. И кто знает – вдруг даже сегодня! Эх, поскорей бы посмотреть, как пойдёт дело, пообщаться бы со следователем!”

Такая возможность представилась спустя пару часов, когда смена Фирика завершилась, и мысли о побеге – возможность которого, несмотря ни на что, продолжала дразнить и распалять воображение – уже не могли отвлекать от предстоящего общения с лицом, в чьих руках отныне находились едва ли не все ключи к его судьбе.

Охранник, сопроводивший Алексея до кабинета, многозначительно прицокнул языком:

– Пощастило тобі! До генерала СБУ йдеш [Повезло тебе! К генералу СБУ идёшь! (укр.)]!

– А что такое СБУ?

– СБУ? Не знаэш? Це ж украинское ка-ге-бе, ха!

Однако человек в кабинете, куда привели Алексея, мог сойти за кого угодно, но только не за генерала. Он был среднего роста, однако из-за страшной худобы казался чуть ли ни карликом, особенно когда сидел за огромным дубовым столом. Одет он был в дорогой летний костюм серого цвета, с явно высоким стилем которого сильно контрастировала цветастая рубашка, расстёгнутая до середины груди. Лицо было смуглым, сильно вытянутым и сплошь изъеденным оспинами и морщинами, глубокие складки которых напоминали рисунок, оставляемый на древесине короедом. Повстречайся он в другом месте – и Алексей вполне мог бы принять его за запойного пьяницу или больного чахоткой. И человек этот, похоже, в полной мере осознавал свою болезненность: по напряжению лица и крепко сжатым скулам нетрудно было догадаться, что он постоянно испытывает внутреннее страдание или даже боль, однако удерживает их глубоко внутри, поскольку колючий и цепкий взгляд его печальных тёмно-карих глаз изредка сменялся проблесками искреннего и заинтересованного внимания.

“Идеальный, должно быть, дед,– из-за этой перемены подумал Алексей.– Такие обожают и балуют внуков до беспамятства, и дети к ним льнут сильнее, чем к родителям”.

Однако генерал первой же своей фразой сбил этот сентиментальный настрой:

– Ну, рассказывай! Нарушать к нам прибыл, или как?

Он говорил на чистейшем русском, причём язык его был красив и даже благороден, как у хорошего артиста.

– Извините, я ничего не хотел нарушать. Я ехал в Польшу, и здесь был транзитом.

– Странно. Обычно, когда едут транзитом, то садятся в поезд. А ты ехал на такси.

Генерал решительно не желал обращаться на “вы”, подчёркивая тем самым свой высокий статус. Но Алексей, приняв во внимание более чем зримую разницу в возрасте, решил этим моментом не оскорбляться.

– Такси я взял только от Самбора. А так – на перекладных.

– Романтик?

– Возможно. Но хотел встретиться со знакомыми.

– Где?

– В Полтаве и Кировограде,– соврал Алексей.

– То есть делал остановки?

– Да, конечно.

– В таком случае, извини,– это уже не транзит!

– Вы правы. Однако какая в том разница, транзит или нет,– ведь визы же не нужны!

– Правильно, не нужны. Только безвизовый порядок въезда в Украину не означает отсутствие погранконтроля. Понимаешь, о чём я говорю?

– Конечно.

– Тогда рассказывай, как ты к нам попал.

– На поезде, через Белгород.

– Допустим. Только вот в чём беда – нет никаких записей, что ты пересекал границу!

– Украинские пограничники просто посмотрели мой паспорт и вернули. Штампов-то не ставят!– попытался оправдаться Алексей, вспомнив, как расспрашивал проводницу о пограничных формальностях.

– Да, пока не ставят. Хочешь сказать, что они такие ещё лентяи, что забыли ввести тебя в базу данных?

– Я понятия не имею о базах данных.

– Положим. А на российской стороне тебя, часом, не забыли ли тоже записать?

– Посмотрели паспорт и ушли. Что было дальше – я не знаю.

– Я вот тоже не знаю, что с тобой было и что будет. Думаю, что без запроса в Россию здесь не обойтись.

– Да, но запрос займёт время, и возможно, время приличное. А мне надо быть в Польше, я не могу задерживаться из-за чьей-то невнимательности или ошибки. Если я что-то нарушил, где-то недоглядел – моя вина, готов её признать и заплатить штраф.

– Штраф! Ах, ты штраф хочешь заплатить!– совершенно искренне и отчасти задорно захохотал генерал, отчего его скулы ещё больше стянулись и осунувшийся нос резко выступил вперёд.

– Да. Потеря миграционной карточки – административное нарушение, которое наказывается штрафом.

– Ах, штрафом!– генерал не унимался.– Правильно, штрафом наказывается. А вот незаконный переход госграницы наказывается уже отнюдь не штрафом.

– Чем же тогда?– поинтересовался Алексей, стараясь придать своему лицу выражение испуга и надежды.

– А ты сам не догадываешься?

– Догадываюсь,– ответил Алексей кротко и опустив глаза.– Но позвольте: разве я преступник? Контрабандист или террорист?

– А кто ты такой?

– Историк и музыкант.

– Опана! Историк? Музыкант?

– Да. Пианист. Играю почти профессионально.

– Если “почти” – то какой же ты профессионал?

– Я просто хотел бы, чтобы мою игру оценили слушатели. Если здесь где-нибудь есть инструмент, то я готов сыграть.

– Роялей не держим, и играть ты сегодня точно не будешь. Но я тебе поверю.

– Спасибо.

– Пока не за что. А теперь рассказывай, зачем к нам пожаловал.

Алексей понял: его либо взяли по наводке из России и теперь пытаются “расколоть”, либо задержали по подозрению в каком-то мнимом преступлении, скорее всего в контрабанде. “Возможно, схватили вместо кого-то другого,– подумал он.– Нет ничего обиднее, чем отвечать за чужие дела. Однако именно этот вариант для меня, пожалуй, самый лучший. Как бы узнать…”

– Извините, но я же всё рассказал!– примирительным тоном начал Алексей.– Еду в Польшу, не везу никакой контрабанды. Перед тем как у меня отобрали сумку, её проверили, но ни о чём предосудительном мне не сообщили.

– Всё правильно. Зачем тебе в Польшу тащить наркоту или, скажем, рыжуху [золото (уголовн. арго)]? Ты ведь легально хотел границу пересечь, верно? А вот докажи-ка, что к нам ты ничего не привёз? Сумка-то ведь у тебя большая, а границу, похоже, ты пересёк втихую.

Сказав это, генерал закашлялся, и восстановив дыхание, решил закурить. Он жестом предложил взять сигарету и Алексею, отчего тот в сложившейся обстановке предпочёл отказаться.

– Я первый раз в жизни въезжал в Украину,– ответил Алексей, подумав.– Проверьте, пожалуйста, по вашим базам данных. Мог что-то напутать или не предусмотреть. И никакой жулик, заметьте, в первую же поездку контрабанду не повезёт.

Генерал выпустил облако дыма и усмехнулся.

– А ты интересно рассуждаешь. Немного необычно. Хотя и в этом ты ошибся – вот тут у меня сидит один, первый раз у нас – а попался на контрабанде конкретной. Кстати, полюбуйся – вона сзади тебя лежит!

Алексей обернулся. На небольшой конторке лежали накрытые газетами какие-то книги.

– А что это?

– А ты поди, посмотри.

Алексей поднялся, подошёл к книгам и отвернул край прикрывавшей их газеты.

– Какие-то древнееврейские манускрипты,– ответил он генералу.

– А если точнее?

– Точнее? Пожалуйста… Вот эта книга, что сверху,– похоже, называется Танах, или по-нашему Ветхий Завет. Под ней – сборник, если я не ошибаюсь, так называемых мидрашей, то есть всевозможных толкований. Далее – записки какого-то раввина, похоже, достаточно известного в своих кругах… А вот следующие два тома – прижизненные издания Моисея Мендельсона. Этот Мендельсон – известный философ и писатель, жил в Германии, был современником Канта и водил с ним дружбу. Все книги очень старые, есть шестнадцатого века, и даже одна – рукописная…

– Молодец, разбираешься. Тоже небось еврей?

– Нет.

– А как тогда читаешь по-еврейски?

– В своё время я немного изучал в институте древнееврейский язык, так что прочесть названия – могу.

– Ишь! А в каком же ты был институте?

– Истории и филологии.

– В Москве или где?

– В Москве. На Ростокинской улице,– для пущей убедительности уточнил Алексей, и тотчас же ужаснулся своей легкомысленной говорливости – ведь некогда знаменитого ИФЛИ уже семьдесят лет как не существует!

К счастью, украинский генерал об этом не догадывался.

– А какую же ты имел отметку по древнееврейскому?– продолжил он допрос.

– Государственную.

– Какую такую – “государственную”?

– Означающую признание государством удовлетворительного уровня моих знаний.

– Трёху, значит!– искреннее, словно ребёнок, вдруг обрадовался генерал.

– Ну да. Три балла. Но ведь непрофильный был предмет!

– Молодец! На зрение не скаржишься?

– Вроде бы нет пока.

– И береги его! Потому что ты сделаешься евреем, когда оденешь очки. А так – так узнаю, узнаю я москаля!

С этими словами генерал фыркнул, по всей видимости чрезвычайно довольный отпущенной шуткой. Алексей тоже был вынужден заулыбаться.

– Так чем я могу помочь вам с этими книгами?– поинтересовался он у генерала.

– Да вот сам не знаю, что с ними делать. Отобрали их у контрабандиста, две недели он тут за стенкой где-то рядом с тобой сидит. Собственной персоной Яков Херсонский, и тоже из Москвы.

Алексей изумился услышанному.

– Я, похоже, знаю этого человека,– произнёс он, до конца не понимая, что для него в этой непонятной ситуации лучше – ответить или промолчать.

– Из одной банды, что ли?

– Совершенно нет. Мы с другом случайно познакомились с ним на празднике 9 Мая, поспорили и даже едва не подрались.

– Едва не подрались? А это уже интересно. Из-за чего?

– Разошлись во взглядах на историю.

Генерал замолчал и ещё раз внимательно осмотрел Алексея с головы до ног. Затем снова закурил и с весёлостью в голосе произнёс:

– А мы думали, ты с ним заодно. Идёшь, так сказать, по следу.

– А я думал, что моё задержание не обошлось без женщины.

– Какой ещё женщины?

– Некая Влада. Знаете, должно быть.

– Как не знать! Ишь, Владка! А ты што – обидел её?

– Да нет. Просто ужинать с ней не поехал, а сразу сюда.

– Герой! Между прочим, ты многим рисковал: Владка очень не любит, когда ей перечат. Стало быть, ты ей приглянулся. Но ты не греши на неё, она ни при чём. Тебя под другой шумок тормознули.

– Что же это за книги такие?– поинтересовался Алексей, приободрившись.

– Да вот такие, что я с ними никак не могу разойтись, будь они неладны! Из-за них международный скандал намечается. Давай-ка так: поможешь мне с ними – и я тебе помогу. Смотри: этот Херсонский вёз их из какой-то еврейской громады, из Днепропетровска, имея на руках разрешение Минкульта на вывоз. Разрешение как разрешение, все печати на месте, только вот одна подпись оказалась поддельной – и книги мы потому завернули. Я бы давно отправил их обратно в Днепропетровск, но оттуда мне звонят и говорят, что этих книг ждут-не дождутся за границей в какой-то ихней важной синагоге. Что книги, дескать, страшно ценные, и что днепропетровские не имеют права их у себя держать. И последними словами кроют Якова, что подделал разрешение.

Акцентировав упоминание о ценности книг, генерал сделал паузу, чтобы поглубже затянуться.

– Мы, разумеется, связались с той заграничной синагогой – и получаем ответ, что, мол, ценность книг подтверждаем, но только вот этот Яков – перевозчик негодный, не имел права к ним даже прикасаться, и вообще, по ихнему мнению, собирался привезти книги не в Роттердам, как надо бы, а переправить в Берлин на антикварную ярмарку. Сечёшь, какое дело?

– Не совсем,– ответил Алексей, немного растерявшись.– В чём же тогда причина международного скандала?

– Причина в том, что днепропетровские всячески хотят книги отправить, а роттердамские – груз признают, но в таком виде не хотят принимать, иначе бы давно вопрос с поддельной подписью был бы закрыт. И при этом обе стороны хотят этого Якова твоего засадить лет на пять, не меньше. Каждый день – статьи в прессе, обращения заграничных глав к украинскому президенту. В результате все токи замыкаются на меня. А у меня тут своих дел выше крыши. Как мне быть, профессор? Или ты пока ещё не профессор?

– Да, ситуация странная,– согласился Алексей.– Мне кажется, что правда состоит в том, что книги по закону должны переехать в Роттердам. Люди в Днепропетровске это знают, оспорить – не могут, но и отдавать не хотят. Ради этого всё и было придумано.

– Гениально!– прогремел генерал, поднимаясь из кресла.– А ещё говоришь, что не еврей! Такую хитрість розгадав!

Алексей уже заметил, что когда генерал волновался, то в конце фраз переходил на украинский. “Интересный тип!– постоянно крутилось в голове.– Явно не из карьерных чекистов. На кого же тогда он похож?”

В конце концов Алексей пришёл к выводу, что генерал чрезвычайно похож на одного из лидеров украинских националистов, чьё фото он до войны увидел в газете “Известия” и по какой-то причине запомнил. Тогда все в голос говорили, что НКВД открыло на них настоящую охоту. И если всё сходится – то выходит, что сын или внук одного из тех – теперь видный украинский безопасник. Впрочем, какое ему до всего этого дело?

Продолжая свои рассуждения, Алексей не мог не отметить, что, во-первых, этот генерал действительно умён и имеет внутри себя определённый стержень, чем сегодня далеко не все могут похвастать. Ну а во-вторых – генерал, похоже, понемногу начинает проникаться к нему симпатией, и этим моментом необходимо воспользоваться.

Поэтому Алексей, ещё немного подумав, решил дополнить озвученную только что версию:

– Я улавливаю здесь ещё одну хитрость. Допускаю, что Яков мог действительно везти книги не в Роттердам, а в Берлин на ярмарку.

– Думаешь? Своего же москаля подводишь под державну сокиру?

– Но я также полагаю, что всё это придумали в Днепропетровске, а Яшу – его просто использовали втёмную. Боюсь ошибиться, но за эти книжки можно выручить не один миллион в иностранной валюте.

– Интересный поворот. И что же тогда делать?

– Тогда – чтобы загасить скандал, книги немедленно следует вернуть туда, откуда они прибыли, то есть в Днепропетровск, и установить запрет на их вывоз. Скандал сразу затихнет, ну а если его захотят продолжить – то вас это уже не коснётся.

– Разумно рассуждаешь. А с самим Херсонским что делать?

– Отпустить,– пожал плечами Алексей.

– Отпустить? И это при том, что на него уже целое дело есть?– с неожиданной злостью в голосе возмутился генерал.

– Не думаю, что он виноват. И не уверен, что он и о ярмарке что-то слышал,– скорее всего, в его задачу входило просто довезти эти книги до Берлина. А может – и ярмарки не предполагалось, так бы всё…

Похоже, генерал понял, что дальнейший “мозговой штурм” в подобном ключе может привести к самым неожиданным выводам, и Алексей пожалел, что столь глубоко ввязался в тему древних книг. Определённо нужно было менять разговор.

Генерал поднялся и подошёл к холодильнику, откуда извлёк и перенёс на стол тарелку со шматком сала и небольшой штоф горилки. Спустя секунду откуда-то появилась хлебная нарезка, а в руке у генерала блеснул острый охотничий нож, посредством которого он начал кромсать сало на тончайшие полупрозрачные ломтики.

– Водку открой,– скомандовал он Алексею.

Вытерев пальцы салфеткой, генерал наполнил две маленькие стопки, приподнял свою и произнёс:

– Ну что? За знакомство?

– Так точно,– ответил Алексей, и они выпили.

– Каков почиревок – слеза!– похвалился генерал, зажёвывая сальный ломтик.

Алексей подтвердил, что сало действительно отменное.

– А вот твой друг Херсонский так не считает,– сказал повеселевший генерал, наполняя стопки по второму кругу.– Отказывается употреблять, и всё!

– Принципиальный значит. Свинину по религии ему нельзя.

– Ну, тогда давай выпьем за принципиальность. Ты ведь тоже не так прост, как кажешься, а?

Алексей улыбнулся и молча опорожнил свою стопку.

С ходу закусив, он вызвался наполнить стопки в третий раз и счёл уместным предложить тост собственный: “Чтобы туман недоразумений улетучился, и мы бы вернулись к делам, к которым лежит душа!”

– Хороший тост,– заметил генерал, вытирая губу.– А что ты имел в виду?

– Чтобы наша сегодняшняя встреча осталась приятным воспоминанием и, может быть, залогом дружбы – почему бы и нет?

– Уйти хочешь?– генерал усмехнулся.

– Такового желания не скрываю.

– А насчёт дружбы – что ты имел в виду?

– Я имею в виду, что вы – интересный собеседник, с которым я почёл бы за честь когда-нибудь в жизни пересечься.

– Молодец! А знаешь – я ведь тоже так же считаю: нечего тебе тут сидеть.

– Искренне благодарю. За такие слова не грех и выпить – ведь ещё немного осталось.

– Да, выпьем, разливай! Только вот, слушай: сегодня тебя освободить не удастся.

Рука Алексея от этих слов слегка дрогнула, и несколько капель пролились на стол.

– Почему?

– Сведения о тебе ушли в Киев, тебя теперь надо с контроля снимать. Завтра с утра займусь.

– Спасибо. То есть я могу рассчитывать, что завтра меня выпустят?

– Есть такая надежда. Ну ладно, пей, давай. Бытовые условия нормальные? Кормят хорошо?

Алексей подтвердил, что претензий не имеет. Генерал дать понять, что встреча окончена, и Алексея вернули в камеру, сказав, что в шесть часов принесут ужин. После четырёх рюмок и обещания скорого освобождения всё было бы не столь уж плохо, если б не разрывающий сердце лязг засова и мрачность корявых, небрежно покрашенных стен, насквозь пропитанных человеческим бессилием и тоской.

Однако на следующий день, в четверг, Алексея никуда не вызвали и никто не пришёл с ним поговорить. Настроение сделалось прескверным, и даже обильная и по-домашнему вкусная еда, обязанная, казалось бы, вызывать у арестантов симпатию за проявляемую заботу, стала казаться частью обмана и издевательством.

Вечером в четверг отпустили цыган – Алексей слышал, как шумно привечают их приехавшие соплеменники, и острое чувство одиночества с новой силой полосонуло по сердцу.

Из-за того что шумных цыган не стало, Алексей стал различать новые звуки, наполнявшие коридор, и среди них безошибочно обнаружил кашель и глухое бормотание Якова, голос которого хорошо запомнился ему со времени майского знакомства. От одной лишь мысли, что этот бедолага томится здесь без следствия и суда уже третью неделю, становилось не по себе.

В пятницу ранним утром, словно специально не дав прикончить завтрак, Алексея вызвали к генералу. Тот встретил в хорошем настроении, приветливо полуобнял и сразу же указал на стоящую в углу его сумку. “Неужели всё состоится?” – запело в душе. Потребовалось внутреннее усилие, чтобы восстановить самообладание и не спугнуть удачу.

– Подпиши!– сказал генерал вместо приветствия, указывая пальцем на лежащий на столе лист бумаги.

– Что это?

– Акт о том, что все твои вещи на месте. Перечень барахла на бумаге. Хочешь – проверяй.

Алексей отрицательно покачал головой, давая понять, что доверяет СБУ, однако прежде чем подмахнуть опись, бегло пробежался по ней. Всё было указано правильно, даже сумма в сто тысяч рублей оказалась включена – видимо, пачка денег по-прежнему покоилась на дне баула. “Хорошо, что успел утопить пистолет”,– пронеслось в голове, однако он тут же вспомнил про веер из трёх тысяч долларов, который хотел было вручить Владе. “Не иначе как пошли в оплату за почиревок и гуляш,” – усмехнулся он про себя, и не раздумывая, размашисто поставил под списком свою подпись.

– Молодец, всё правильно понимаешь!– похвалил Алексея генерал.– А теперь смотри: вот твой авиабилет. Сегодня ты улетаешь из Львова в Москву. В Москве, не выходя из аэропорта, делаешь пересадку и летишь до Ставрополя. На выходе тебя встретит человек с табличкой “Колхоз “Кавказ”, ты поедешь на его машине туда, куда он скажет, и затем встретишься там с человеком по имени Петро. Этому Петро ты передашь несколько украинских сувениров и рукопись диссертации его племянницы, которые возьмёшь с собой. У Петро ты проживёшь дня три. Затем он отвезёт тебя в Волгоград…

Алексей остолбенело слушал длинную инструкцию, исходящую из уст генерала украинской разведки, стараясь запомнить все имена и адреса, и одновременно – ужасаясь беспросветной предрешённости ситуации, в которую он угодил. Скверным было не то, что украинская спецслужба вербует его злокозненно и цинично – в конце концов, ради выполнения своей большой задачи он готов перетерпеть и не такое, лишь бы добраться до первой же лазейки к свободе,– пугала необходимость возвращаться в Россию, на территории которой он теперь, как известно, не сможет сделать и двух шагов. Но разве допустимо о подобных вещах рассказывать этому, как оказалось, прожжённому лгуну и негодяю, в добрые намерения которого он столь непредусмотрительно поверил?! Зря, зря он пошёл с генералом на контакт. Значительно лучше было сознаваться в нарушении границы и сесть в тюрьму – большого срока всё равно бы не дали, зато оставались бы шансы на вызволение. Правда, в случае тюрьмы украинцы должны будут уведомить российского консула – выходит, кругом безысходность, тупик?

– Мне нельзя въезжать в Россию,– вежливо, но твёрдо ответил Алексей, когда генерал закончил озвучивать свою шпионскую инструкцию.

– Почему?

– Видите ли – я не рассказал вам, хотя должен был рассказать… Причина, по которой я пересёк украинскую границу действительно нелегально, состоит в том, что из России мне пришлось убегать. Меня там ищут.

– Из-за чего ищут?

– Долгая история. Личная. Не хотелось бы вдаваться в подробности.

– Ну и не вдавайся. Только зря ты думаешь, что мы здесь такие наивные, чтобы о том не догадаться,– произнёс в ответ генерал с нескрываемой ухмылкой на лице.– Ты полетишь в Россию по паспорту с другим именем. Вот, полюбуйся!

С этими словами генерал протянул внутрироссийский паспорт …Якова Херсонского, в который была мастерски вклеена фотография Алексея.

В глазах генерала зажёгся озорной огонь и прочитывалось буквально: “Ну что, сделал я из тебя еврея, я же говорил!”

– А как же он сам?– поинтересовался изумлённый Алексей, кивая в направлении коридора, где в своей камере должен был находиться Яков.

– А что с ним будет? Не бойся, мы его не убьём и сало насильно жрать не заставим. Когда отпустим – дадим справку на возвращение, а дома пусть заявляет, что паспорт потерял. Но пока ты будешь путешествовать по России, он посидит у нас. Не волнуйся, ему здесь неплохо. Ягнятиной мы его кормим.