Текст книги "Вексель судьбы. Книга 2"

Автор книги: Юрий Шушкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 48 страниц)

– Думаю, это совершеннейшая правда. Как только сокровенная казна храмовников была возвращена во Францию, эта страна сразу же превратилась в главного мирового кредитора. Используя содержимое казны в качестве обеспечения, французские банки научились выпускать сколько угодно денег, и эти деньги не обесценивались.

– Разве такое возможно?– не поверил Петрович.

– Да, возможно. Если деньги перед тем, как выплеснуться на рынок, расходуются на строительство новых предприятий, каналов и железных дорог, на создание технических новшеств, благодаря которым в обращение поступает дополнительный объём товаров и услуг,– то им не с чего обесцениваться. Однако чтобы подобным образом можно было деньги печатать и в виде кредитов раздавать, нужно обладать абсолютным доверием. Похоже, что именно царский подарок помог французским банкам убедить всех финансистов, что они смогут расплатиться по любым своим обязательствам. Собственно, то же самое с помощью ганзейских советников проделывали, надо полагать, и русские князья. Правда, теперь масштаб стал совершенно другой.

– Всё равно не понимаю! Порченная монета всегда будет порченной монетой.

– Так то же монета, Петрович!– возразил Борис, в достаточной мере разобравшийся в финансовых тайнах и испытывающий от этого определённую гордость.– Банки же выпускают не монеты, а прежде всего всевозможные бумажные обязательства – закладные, векселя и прочее. Эти бумаги немедленно попадают на рынок и оборачиваются там, подобно обычным товарам,– стало быть, под обеспечение этого оборота можно снова печатать деньги! И такие деньги будут считаться обеспеченными и не вызовут роста цен. Рано или поздно, конечно, вся эта пирамида может и навернуться, однако если грамотно процессами управлять, понемногу увеличивая предложение товаров и услуг, пусть даже совершенно ненужных и выдуманных от начала и до конца, то телега и дальше будет ехать в гору.

– Всё равно не понимаю. А если я не хочу этих новых товаров? Если мне хлеба и водки достаточно для жизни?

– Таких принципиальных, Петрович, как ты, на планете меньшинство. Вкусами людей легко манипулировать, а спрос можно формировать искусственно. Слышал, поди, что сегодня весь мир борется с глобальным потеплением? Вот тебе пример искусственно придуманного и раздутого спроса. А если совсем станет худо – можно и в войнушку поиграть, она многое спишет.

– Безрадостная картина, как я и предполагал,– ответил Петрович, снова отворачиваясь.– Чую, что если мы богатства эти добудем, то нам придётся со всеми воевать. Так?

– Нет, не так. Однако коль скоро у России есть своя законная доля в ядре мировой финансовой системы, то не грех бы ей воспользоваться.

– Но ведь Франция со своими банками в сегодняшнем мире играет весьма скромную роль,– заметила Мария.

– Так было не всегда. На довоенной карте треть земной суши была закрашена в цвет Франции, а это в разы больше, чем территория США. В начале XX века именно французский капитал, наряду с английским, ложился в основу финансов Германии и Америки. Мало кто сегодня помнит, что проект создания единой мировой валюты, выпускаемой частными резервными банками, должен был состояться во Франции в 1910 году. И лишь по причине нежелания англичан уступить сию честь французам, а также из-за опасности войны этот проект перенесли в Америку. В американских же банках, учредивших в 1913 году Федеральный резерв, французского капитала тоже хватало. Ну а Россия рассматривалась как основное место, куда должны были хлынуть напечатанные доллары. Всё бы так и вышло, если русские промышленники и банкиры типа Второва не начали бы в те же годы впечатляюще теснить иностранцев.

– И тогда война точно сделалась для нас неизбежной,– глухо бухнул Петрович.

– Абсолютно верно, в четырнадцатом году у России совершенно не имелось причин воевать,– согласился Борис.– Думаю, что когда французы втягивали нас в свою войну с Германией, они отчасти мстили нам за то, что с помощью их векселей, которые царь буквально вырвал из рук президента Фальера, мы поломали некоторые их существенные планы…

– Это понятно,– согласно кивнул Алексей.– Но хорошо тогда бы узнать, насколько французские векселя весомы в настоящее время и что в итоге выросло из них – мощный ствол или боковые побеги? Нельзя ли обратиться к швейцарским учёным, чтобы те продолжили своё исследование? Если что, мы им заплатим.

Борис поморщился.

– Ничего не выйдет! Как только швейцарцы опубликовали свою работу, группа математиков из Индии попыталась пойти дальше и докопаться до реальных хозяев мира – однако все нужные для продолжение исследования данные на тот момент уже были надёжно закрыты.

– Жаль.

– Нисколько! Самый надёжный способ выяснить правду – в наших руках. Мы зайдём с другого конца, будем прослеживать все цепочки по первичным документам. Только бы получить к ним доступ! Кстати, одну цепочку мне, пожалуй, удалось проследить. Тропецкий в дневнике у Фатова упоминал про Лигу наций – так вот, я обнаружил, что уставной капитал учреждённого Лигой наций международного банка со штаб-квартирой в Базеле не оплачен аж на восемьдесят процентов! А банк этот, закрытый для публики, но весьма хорошо известный специалистам, сегодня играет едва ли не ключевую роль в расчётах и балансировании ведущих мировых валют! По некоторым сведениям, в его распоряжении – более десяти триллионов долларов. Как подобное может быть у банка с капиталом, который не оплачен на четыре пятых?

– Не знаю. Как?

– А так, что капитал, на самом деле, внесён и оплачен полностью, только вот имя владельца этих четырёх пятых никому не известно, поскольку его не хотят оглашать.

– Полагаешь, что оно известно нам?

Вместо ответа Борис обвёл учёное собрание, давно оставившее шашлыки, торжествующим взглядом.

Алексей грустно вздохнул.

– Положим, мы всё это найдём. Но как тогда мы сможем им воспользоваться в интересах нашего народа и нашей страны?

– Ерунда, я не вижу здесь никакой проблемы!– Борис был решителен и категоричен.– Прежде всего мы сделаем рубль сильнейшей из валют, чтобы никакая сволочь, выводя свои деньги с нашего рынка, не смогла нам нагадить, обрушив курс рубля.

– Каким образом?

– Мы всегда сумеем вернуть на рынок столько же полновесных денег, сколько с него ушло, и рубль будет стоять, как гранитный утёс.

– А что ещё?

– Ещё – ещё мы создадим новую страну! Построим новые дороги, очистим нашу землю от грязи, снесём к чёртовой бабушке наши страшные города, в которых люди заживо гниют,– сделаем так, чтобы все жили в усадьбах, заменим бездушные заводы и офисы на творческие мастерские… да мало ли что ещё? Все мы сделаемся новыми людьми, начнём свободно дышать!

– Борь, когда это ты так скорректировал свои революционные планы?– воскликнула Мария.– Всё, что ты говоришь – прекрасно, но я не верю, я совершенно не верю в то, что мы сможем построить своё счастье с помощью денег, из-за которых были развязаны две безумные мировые войны и убиты миллионы, миллионы людей! Это проклятые деньги, не верь им!

– Хорошо, не буду верить!– рассержено ответил Борис.– Но в противном случае они останутся в руках наших недоброжелателей и принесут нам ещё больше зла. Ты этого желаешь?

– Нет, Борь, ты меня неправильно понял. Эти деньги проклятые не потому… не потому… что они такие, какие они есть сейчас, а оттого, что из-за них наша страна, выходит, всегда следовала по чужому пути! Что же это получается – сокровища тамплиеров и от Орды нас спасли, и позволили Москве подняться, а потом благодаря им Россия развивала промышленность на французские кредиты?.. А затем, выходит, что французов и прочих иностранцев мы стали с их же помощью вытеснять, при этом сохраняя от них моральную зависимость… Какой-то прямо чёртов круг! Неужели наша страна, наша Россия несчастная, изначально обречена на несамостоятельность?

– Ну отчего же так, Маш,– принялся успокаивать сестру Борис.– Все страны на что-то должны опираться в своём развитии. Вот у испанцев, например, было золото индейцев. Ну и мы тоже не лыком шиты!

– Но испанцы сами добыли то золото, хотя и непростительной ценой. А тут, выходит,– мы взяли и постоянно использовали чужое? Неужели такое может быть? Я не хочу, не желаю в это верить!

– Маш, наверное, эти сокровища были не совсем чужими для нас, и наши предки для их владельцев тоже не воспринимались чужаками. Алексей же тебе объяснил, что мы считались как бы к ним близкими. А?

Алексей понял, что его снова вызывают на трибуну. С грустью взглянув на опустошённые тарелки и перевёрнутые пакеты из-под сока, он с явной неохотой поднялся и воспринял эстафету.

– Я никогда на сей счёт предметно не высказывался, поскольку наши знания в этой сфере ещё скромнее, чем в случае с сундуками храмовников. Если ты помнишь,– обратился он к Марии,– наш удивительный друг Каплицкий, когда мы обедали в ресторане, намеренно говорил о близости русских и франков, и я тогда ему возражал, поскольку мне претило намерение ублажить нас “близостью с Европой”. Этот тезис стар, как сама Европа, и используется всякий раз, когда настаёт время мягко и незаметно нас подчинить. Однако в словах Каплицкого была доля истины. У нас, похоже, действительно имелись общие славянские предки, когда-то проживавшие на южном берегу Балтийского моря. Часть их двинулась на северо-восток, их стали называть русами и от них пошёл род Рюрика, а другая – в противоположном направлении. Последние известны под именем салических франков, а местом, откуда они затем продолжили своё продвижение по Западной Европе, стала нынешняя Бельгия.

– Однако ж!– присвистнул Борис.– Неспроста, оказывается, центр Евросоюза учрежден именно в бельгийской столице!

– Франки здесь,– продолжал между тем Алексей,– не столько этнос, генетически восходящий к славянам, сколько самоназвание военной организации, что в переводе значит “свободные”. Со временем из неё вышли Меровинги, подчинившие местные галльские племена, то есть генетических предков большинства современных французов. Поэтому в X веке ни для кого не было секретом, что франки и русы – двоюродные братья. Помнили об этом и в четырнадцатом веке, вспоминают иногда и сейчас, когда нужно нашу страну за спасибо склонить к взаимности.

– Потрясающе!– воскликнула Мария.– Но Каплицкий вроде бы вёл речь о Каролингах?

– Он был неправ или же солгал намеренно. Каролинги под корень извели династию Меровингов и захватили французский престол задолго до того, как сын Рюрика из Старой Ладоги, которую некогда именовали “Старой Франкией”, двинулся покорять Киев. Оттого Каролинги и пришедшие им вослед Капетинги были не прочь породниться с нашими князьями, чтобы смыть с себя грех цареубийства. Тем более что кровь Меровингов отчего-то почиталась свящённой… Но всё это – тёмная история, и вытаскивать её на свет выгодно лишь тем, кто за болтовнёй о династиях, звёздных гороскопах и всевозможных “потаённых энергиях” элементарно желает воспользоваться благами чужих земель. К чему, собственно, и вёл с нами разговор о России незабываемый герр Каплицкий.

– Да, да,– ответила Мария, и её глаза неожиданно зажглись.– Но ты только что сказал про “святую кровь” – как я раньше об этом не подумала? Ведь Меровинги – ты же должен, должен это знать – сейчас все об этом говорят и пишут,– они ведь прямые потомки Христа!

– Христа? Каким образом такое может быть, если Меровинги ввели христианство в Франции лишь в конце V века, да и сами набожностью не отличались?

– Я потом расскажу тебе, есть много литературы на этот счёт… Мария Магдалина, апостол Иаков, Приорат Сиона – там целая история! Но Меровинги, знай, и это совершенно точно, сегодня достоверно считаются потомками Христа.

– Ну, положим, может быть и так,– Алексей недоумённо покачал головой.– Только что из этого следует?

– Из этого следует, что и наши правители, ведущие род от Рюрика,– тоже потомки Христа, ведь так?

– Понятия не имею и сильно в этом сомневаюсь. Конец Рюриковичей был жестоким и печальным. После зарезанного царевича Димитрия наиболее близкий к их роду Михаил Скопин был отравлен по приказу своего дяди Василия Шуйского в благодарность за разгром поляков. Ну а сам царь Василий, последний из Рюриковичей, был позднее взят поляками в плен и умер на чужбине. Как можно верить, что эти несчастные люди были потомками Христа?

Однако Мария не унималась:

– Но ведь затем связь была восстановлена Романовыми! Предок Романовых, я когда-то читала, прибыл в Новгород из бывшей вотчины Меровингов на севере Германии.

– Всё может быть, Маша, я не стану спорить. Неспроста оттуда, из Голштинии, Романовы затем всё время брали невест. Однако что из этого следует?

– А следует то, что сокровища нам привезли не просто так! Они должны были достаться Романовым, вот и достались им, то есть и всем нам!

– Ты забываешь, что передача векселей произошла только при последнем Романове. Да и то – он не решился воспользоваться этими богатствами сам и отдал в управление доверенному промышленнику, который также не успел их толком ввести в оборот… А вот что мы реально получили от наших западных, так сказать, родственничков – так это обязательство умирать за их интересы на кровавых полях Галиции и в прусских болотах. А чуть позже – под Москвой и Сталинградом, не так ли, Василий Петрович?

Петрович ничего не ответил, зато Мария, словно ни в чём не бывало, продолжала:

– Всё равно тебе спасибо! Ты уже ответил на мой вопрос и успокоил меня.

– За что спасибо, чем я мог тебя успокоить? Ты же продолжаешь волноваться!

– Успокоил, рассказав про Меровингов и Старую Ладогу. Я бы сама ни за что не догадалась! Теперь, благодаря твоему открытию, всё сходится, слава Богу. Значит, мы – не нахлебники, а законные владельцы. Поэтому у нас, в нашем с тобою деле, всё обязательно получится! Мы вернём наше законное сокровище, и Россия просияет!

– Я очень буду этому рад,– ответил Алексей, продолжая чувствовать себя немного ошарашенным.– Но позволь, неужели вся эта древняя затея была столь изощрённо придумана лишь для того, чтобы наша страна, как ты говоришь, однажды просияла? Кто был способен столь прицельно спланировать события на века вперёд?

– Всё дело в святой крови! Да и ты сам с Петровичем – как это так вы смогли воскреснуть из сорок второго года живыми, здоровыми и молодыми? Понимаешь? Всё ясно, всё ясно теперь!

– Маша, успокойся. Ты же знаешь, что я всё-таки атеист, хотя за церковью многое признаю… Нужно искать рациональные объяснения, иначе мы забредём невесть куда.

– Не надо ничего искать, теперь всё, всё ясно!

Алексей устало и отчасти хмуро взглянул на Марию, затем – на Бориса с Петровичем. После, немного помолчав, сообщил спокойным и ровным голосом:

– Я всё-таки не способен жить фантазиями. Поэтому из всего того, о чём мы говорили, я вижу лишь одно рациональное объяснение. Лишь одно. В сундуках действительно находилась информация о будущем. О будущем нашей страны, о будущем Франции, о будущем Америки, о которой определённо знали ещё до Колумба, – одним словом, о будущем нас всех. Я уже говорил, что тот, кто владеет такой информацией, может предугадывать события и потому – зарабатывать на каждом повороте и витке истории, включая войны и катастрофы. Однако в мистику я не верю. Просто вся эта будущая история была написана, скорее всего, для того, чтобы у будущего не имелось других вариантов. Понимаете? Грамотно составленный прогноз становится безвариантным! И потому все эти угодившие на нашу землю тамплиерские сокровища – не благо, а проклятье, поскольку мешали и продолжают, возможно, мешать нам развиваться так, как нам бы хотелось самим, как нам предопределено природой, разумом и даже – не стану здесь сильно спорить – самим Господом Богом, если, конечно, он существует. Вот, если хотите, моя точка зрения и моё credo.

Воцарилась тишина.

– Давайте продолжим дискуссию дома,– негромким голосом предложил Борис.– В сумерках здесь как-то неуютно находиться… Да и те гопники, гляди, ещё припрутся с подкреплением или с ментами, а у тебя, Петрович, в сумке – незарегистрированный боевой автомат.

– Из “Детского мира”.

– Как из детского?

– Купил утром игрушку в подарок. У чеченца Шамиля, который заведует тракторами на нашей ферме, растёт маленький пацан. Вот и решил ему привезти сюрприз – пусть поля сторожит.

– Ну ты, Петрович, даёшь! Просто артист! Но тогда, коль скоро мы безоружны, нам следует поскорее сматывать удочки.

– Думаю, что Борис прав,– согласился Алексей.– Мы и в самом деле засиделись.

– Так что же – мы отказываемся от наших планов?– с грустью произнесла Мария, укладывая остатки пиршества в мусорный мешок.

– Отчего ж? Коль скоро нам выпала эта работа, то мы её сделаем, как и любую другую. Не надо только заранее обожествлять результат и строить воздушные замки – в этом случае успеха точно не видать.

– Согласен,– подтвердил Борис.– Правда, мы увлеклись историей и кое-что забыли обсудить.

– Что именно?– поинтересовался Алексей.

– Как и где искать ключи к главной части Фонда, которые, если верить Фатову, должны находиться в России?

– Да, ты прав, мы преуспели в доказательствах реальности того, что, в общем-то, для нас и так реально, и при этом упустили главное. Банкир в Монтрё при расставании сказал, что вторые ключи были у Христиана Раковского, осуждённого за участие в правотроцкистском блоке.

– И расстрелянного, насколько я помню, осенью сорок первого в Орловской тюрьме незадолго до сдачи Орла немцам,– добавил Борис.

– Руководство страны и Сталин, должно быть, догадывались о наличии у Раковского важных сведений, потому, в отличие от большинства подсудимых на том процессе, его не расстреляли и даже не отправили в лагерь,– продолжал Алексей.– Раковский находился в Орловской тюрьме в достаточно сносных и отчасти даже комфортных условиях. Интересно, почему его не эвакуировали, а поспешили расстрелять?

– Это действительно загадка,– согласился Борис.– В данном направлении стоило бы покопать…

– Стойте, друзья!– всполошился вдруг Петрович.– Вы назвали фамилию Раковского?

– Ну да.

В глазах у Петровича вспыхнул яркий и озорной огонь.

– Но ведь гражданин Рейхан, которого мы с тобой, товарищ старший лейтенант, искали подо Ржевом, как раз и был послан в Орёл для работы с заключённым Раковским!

– Как так?– изумился Алексей.– Откуда ты об этом знаешь?

– Из разговора в штабе.

– А почему об этом не знаю я?

– Извини, лейтенант. Таков был приказ. Ты же в курсе, что в нашей службе субординация иногда выстреливает неожиданным образом.

– Невероятно. Просто невероятно!– не мог успокоиться Алексей.– И ты всё равно ничего не сказал старшему по званию?

– Не серчай, пожалуйста. Во вражеском тылу у меня было право считаться старшим майором и даже имелся соответствующий мундир.

– Друзья, о чём вы, какое это сегодня имеет значение!– Борис постарался успокоить заспоривших однополчан.

– Да такое это имеет значение, милый Борис, что мы с Петровичем двигались к этим ключам, сами того не ведая, ещё в сорок втором! Мы же искали как раз того человека, у которого были нужные ключи! Невероятно! Это просто невероятно!

Глаза Алексея светились. От его былой рациональности не осталось и следа, и человеку со стороны могло показаться, что наш герой пребывал в экзальтации от откровения, явленного свыше.

– Что ж,– вымолвил он некоторое время спустя, когда эмоции улеглись.– Теперь всё становится на места. Нам предстоит завершить то, что мы не смогли завершить в сорок втором. Нужно возвращаться под Ржев.

Все погрузились в машину, и недолго попетляв по ухабистой грунтовой колее, вскоре выбрались на асфальт. Однако восторг внезапного открытия быстро сошёл на нет, поскольку предстоящая миссия вырисовывалась туманной и практически невыполнимой. Если им не удалось найти Рейхана с его бумагами в апреле сорок второго, то насколько реален шанс обнаружить то, что от них могло остаться, семьдесят лет спустя?

Когда подъезжали к столице, сумерки неожиданно сгустились до настоящей темноты, и на землю обрушился сильный дождь. Мария сказала, что дождь – хорошая примета для начала дела. Алексей охотно с ней согласился, и всю оставшуюся дорогу заворожено наблюдал за проносившимися над головой огнями уличных фонарей, свет от которых сливался в сплошную ленту – яркую и неровную, как жизнь.

Часть вторая

Приняв дело о нашедшемся в Швейцарии “царском фонде” и распрощавшись с Могилёвым и Гориным, Геннадий Геннадьевич Фуртумов в тот же вечер собрал небольшое совещание, на котором предельно кратко изложил суть дела своим ближайшим и наиболее доверенным сотрудникам, после чего, обменявшись с ними мнениями, выдал поручения.

Следует отметить, что несмотря на то, что фуртумовской конторе не исполнилось и нескольких недель, работы у её сотрудников было не просто хоть отбавляй, но она буквально кипела, заставляя подчинённых жечь свет по ночам и вынуждая трудиться без сна и отдыха целый штат охранников, вахтёров и секретарей. И это – не говоря о связанных с ней многочисленных финансистах, экспертах, юристах-международниках, криминалистах, спецдипломатах и прочих носителей всего того множества редких и скрытых от непосвящённых глаз навыков и знаний, благодаря которым рождаются, оборачиваются и умирают, чтобы затем воскреснуть и вновь поразить весь мир, вечные как человеческий дух, жаждущий всё объять и измерить, загадочные как звёздное небо, бесконечные и бесстрастные всемирные деньги!

Глядя со стороны, ведомство Фуртумова представлялось совершенно не похожим на обыденные чиновничьи синекуры благодаря своему искусно устроенному механизму, способному в кабинетной тиши путём напряжения лучших в стране извилин и безошибочного нажатия клавиш на компьютерной клавиатуре решать задачи потрясающих сложности и масштаба.

И надо сказать, этот образ был чрезвычайно близок к истине.

Молодой и амбициозный министр имел все основания гордиться своим детищем. Его ведомство с лёгкостью находило упрятанные на краю земли капиталы и ставило на место прихвативших лишнего доморощенных банкиров и олигархов, словно нашкодивших малышей. Оно уверенно влияло на игру на мировых биржах и финансовых рынках, принуждая крупнейшие зарубежные банки признавать и уважать отечественные интересы. В кулуарах шептались, что успехи Фуртумова добавили седых волос самому Джорджу Соросу и стоили новой плеши у Бена Бернанке, а также что если его дела и впредь пойдут столь же хорошо, то уже спустя несколько лет от американского доминирования в мировых финансах не останется следов и воспоминаний. Политические деятели – все как один!– согласным хором признавали, что в ведомстве Фуртумова напрочь отсутствует коррупция, а известный футуролог из популярной газеты выказывал убеждённость, что именно Фуртумову мировое сообщество доверит эмиссию первой космической валюты во время близящихся полётов на Марс и колонизации Солнечной системы.

Всё это являлось чистой правдой или, на худой конец, правдой с совсем уж незначительными преувеличениями. Сам же Фуртумов почти не обращал внимания на сопровождающий его деятельность общественный резонанс и отдавался работе без остатка. В порядке вещей для него был контроль за двадцатью и даже тридцатью процессами одновременно плюс собственноручное разыгрывание нескольких сложнейших финансовых схем, каждая из которых была сопоставима с гроссмейстерской партией.

Тем не менее в своём предельно плотном и напряжённом графике Геннадий Геннадьевич обязательно выискивал окошко-другое, чтобы вернуться к необычной и определённо взволновавшей его теме “царских денег”. Трудно сказать, в силу каких причин возник в нём этот особенный интерес, но данное направление он выделил среди остальных хотя бы тем, что минимизировал по нему внешние контакты и занимался анализом поступающей информации самолично, лишь временами советуясь по отдельным моментам с помощником и ближайшим окружением.

Сразу же после того, как тоненькая папка о “царском фонде” опустилась на его стол, ему удалось запустить тщательную и многоплановую работу, в результате которой толщина папки начала быстро нарастать. Не прошло и двух недель, как папку реорганизовали в сложную систему электронных документов, которым присвоили исключительную степень секретности.

Вопреки традиции, Фуртумов первым же делом строжайше запретил выдавать поручения по данной тематике заграничной агентуре, приложив основные усилия к проработке вопроса с “внутренней” стороны. По его распоряжению к работе были подключены несколько видных историков и опытных архивистов, в задачу которых входил анализ всех фактов и версий, в том числе и фантастических, связанных с когда-либо перемёщавшимися на Запад частными и государственными активами России.

За прошедшие дни Геннадий Геннадьевич внимательно ознакомился с сообщениями о золотых вкладах, якобы забытых за границей Императором Петром, о вывезенных за кордон князем Меньшиковым пяти годовых бюджетах российского государства, о потерянных в Голландии страховых капиталах Демидова и о миллионах, украденных бироновским фаворитом фон Шембергом во время его непродолжительной, но яркой службы в нашей Отчизне. Все версии дальнейшей судьбы легендарных активов детально анализировались и проверялись, а специально приглашённый эксперт производил оценку процентных доходов, которые могли быть получены с этих богатств за минувшие века.

Правда, первые результаты Фуртумова не удовлетворили, и он продолжал методично и целенаправленно исследовать остальные возможные источники и обстоятельства, заставляя архивистов в который раз ворошить документы, связанные с таинственными признаниями сестры императора Николая Ольги Александровны, с “золотом Колчака” и даже с тайными зарубежными инвестициями Коммунистической партии Советского Союза.

Среди потока бумаг Фуртумов обратил внимание на записку, подготовленную одним малоизвестным молодым учёным. Историк утверждал, что у неожиданного успеха Февральской революции, труднообъяснимой недееспособности Временного правительства и той лёгкости, с которой в конце 1917 года власть перешла к дуумвирату партии большевиков и левых эсеров, возможно имеется общая причина, и эта причина состоит в борьбе за некий золотой фонд русского царя, размещённый за границей и оформленный – то ли в силу роковой ошибки, то ли из-за скромности и непротивления Государя – на некую группу лиц, представлявших “передовой промышленный и финансовый капитал”.

Несмотря на сумбурность языка и абсолютное отсутствие базы источников, Фуртумов сразу же отложил эту записку, и после перечитывал её помногу раз. Внутреннее чувство подсказывало, что истина должна находиться где-то неподалёку.

Он решил пообщаться с автором записки инкогнито, представившись редактором международного исторического альманаха. Однако историк оказался крайне суматошным и необязательным собеседником, встречи с ним постоянно срывались, и лишь после нескольких безрезультатных попыток Фуртумову удалось пересечься с молодым человеком в буфете МГУ.

Тот сразу выложил на стол внушительную пачку бумаг с распечатками, конспектами и фотокопиями документов. В них с теми или иными вариациями утверждалось, что к моменту отмены крепостного права в 1861 году Россия располагала огромными финансовыми ресурсами, но не имела внутри себя класса управленцев и технократов, способных употребить это богатство на пользу национального развития. Поэтому, в ожидании лучших времён, деньги были вывезены на Запад, где использовались как залог для привлечения инвестиций и кредитов – разумеется, вместе с соответствующими иностранными технологиями, инженерами и управляющими. И Аляску-де продали вовсе не по нужде, а из-за необходимости сконцентрироваться на решении более близких задач.

Со слов историка, в первоначальные планы царских экономистов входило осуществить национальную промышленную революцию за двадцать – максимум тридцать лет, однако из-за тотального казнокрадства и головотяпства “расставание с иностранцами” началось лишь незадолго до войны и, понятное дело, не было доведено до конца. В мировую войну, разумеется, Россию втянули прежде всего те, кто не желал, чтобы наши ссудные счета были закрыты, и Россия вместо получателя займов стала бы мировым кредитором. И эти же силы совершенно очевидным образом явились организаторами и спонсорами обеих русских революций.

В услышанных Фуртумовым утверждениях не содержалось абсолютно ничего нового, он был в курсе всех подобных теорий, и чтобы убедить себя в отсутствии у собеседника по-настоящему эксклюзивной информации, поинтересовался: не легли ли именно эти царские деньги в основу богатств Федеральной резервной системы США, которая, как совершенно очевидно, в начале XX века и представляла собой “наиболее передовой капитал”.

К изумлению финансового министра, историк произнёс твёрдое “нет”. А на просьбу пояснить подробнее – ответил, что пресловутый FED [Федеральная резервная система США (англ., разг.)] американцы создавали собственными силами, в спешке и тайно – потому что нечто подобное стало намечаться в континентальной Европе, и американцы решили сыграть на опережение, взяв, правда, на континенте крупные кредиты, которые в течение первой мировой войны были списаны или переведены в акции. По его словам, немного русских денег в группе банков-учредителей FED находилось лишь в капиталах Chase National и Equitable Trust, однако зловредный Kuhn & Loeb, объявивший русскому царю собственную войну, обманным путём провернул обмен русских бумаг на акции компании-помойки, которую вскоре обанкротил.

Было ясно, что у историка имеется нетривиальный собственный взгляд, опирающийся на малоизвестные сведения и факты. Фуртумов предложил парню сотрудничество в “написании альманаха”, вручил в конверте щедрый денежный аванс и договорился о следующей встрече.

Однако встреча не состоялась. Раздосадованный министр приказал учёного разыскать, а заодно выяснить все обстоятельства его жизни и научной работы. То, что удалось узнать, шокировало: молодой учёный являлся натуральным клиническим сумасшедшим, проводящим едва ли не по полгода в определённых клиниках. В то же время немногочисленные знакомые и коллеги в один голос твердили о его гениальности. В частности, в качестве примера указывали на имеющийся у него талант скорочтения сразу на нескольких языках, благодаря которому этот уникум перечитал едва ли не все подряд подшивки старых журналов и газет в “Ленинке”, Британской библиотеке и в Библиотеке Конгресса. Соответственно малоизвестные события, мнения, догадки, слухи, намёки, связи, личные обстоятельства и пристрастия, мотивирующие и искажающие историю,– всё это или почти всё, что хранилось в его немытой взъерошенной голове, образовывало совершенно уникальное понимание минувшей реальности.