Текст книги "Вексель судьбы. Книга 2"
Автор книги: Юрий Шушкевич
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 48 страниц)
С благодарностью пусть и дежурной, но произнесённой эмоционально и красиво, министр принял цветы и сам перенёс корзину с ними в дальний угол, где уже благоухали несколько десятков букетов подобного же достоинства. А завидев, что генерал намеревается разместиться в переговорной части кабинета, тотчас же предложил менее формальный вариант – белоснежные кожаные кресла, расставленные в уютном уголке вокруг приземистого столика.
– Неужели я заслужил ещё один подарок?– попытался пошутить Фуртумов, косясь на красную зашнурованную папку с секретными грифом.
Однако генерал сразу же остудил его пыл, сообщив, что дело представляется сложным и неоднозначным.
– Пусть Кирилл Петрович изложит,– заключил он и развернулся в сторону полковника.
Горин поднялся, взял папку, вышел из-за стола и держа её полураскрытой скорее для порядка, нежели для нужд доклада, лаконично и убедительно изложил суть поступившего из Парижа донесения. Затем закрыв и вернув папку на стол, словно желая показать, что факты закончились и настало время гипотез, кратко перечислил основные соображения по поводу того, как найденный в Швейцарии “царский фонд” мог бы быть возвращён в страну и какие риски способны осложнить предстоящую работу.
Фуртумов слушал сосредоточенно, ни разу не попытавшись задать вопрос или перебить докладчика встречным соображением, что за ним водилось. Могилёв для себя отметил, что глаза министра блестели, а на лице на какое-то время даже зажёгся румянец.
– Я закончил,– сказал наконец Горин.– Готов ответить на вопросы.
– М-мда,– отозвался Фуртумов.– Но вы не сказали главного – о каких суммах и о каких активах может идти речь? Вдруг в этом фонде хранятся фотографии или, скажем, компрометирующие любовные письма великих князей?
– Не думаю. Если бы в фонде находились артефакты, то не было бы никакого смысла хранить его в банке, специализирующемся на управлении капиталом,– парировал полковник.
– Логично. Ну что ж! Тема, мне кажется, интересная,– ответил Фуртумов после короткого раздумья.– Конечно, не столь актуальная сейчас, как возложенный на наше ведомство розыск и возврат беглых денег с оффшоров, но – тоже в своём роде борьба за оздоровление российских финансов. Ведь даже если мы вернём оттуда хотя бы парочку миллионов – деньги хоть и плёвые, но зато какой политический резонанс! Нет, мы определённо за эту тему берёмся! Не сожалеете, Рудольф Викентьевич, что отдаете её нам?
– Я всего лишь подчиняюсь инструкции,– ответил генерал.
– Инструкция посвящена незаконному вывозу капитала, под которым подразумевается капитал современный. Про дореволюционные активы в ней ничего не сказано,– словно специально провоцируя Могилёва на сомнение уточнил Фуртумов.– Поэтому вы спокойно могли бы внутренним распоряжением объявить дореволюционный фонд своим зарубежным спецактивом и использовать в собственной работе, мне ли вас учить, как это делается?
– Геннадий Геннадьевич, я человек подневольный и должен выполнять распоряжения инстанции.
– Ну уж, рассмешили! Вы-то – и подневольный?
– Где было по-настоящему нужно для дела – я всегда действовал по обстоятельствам и сам. Однако там, где существовала хотя бы малейшая возможность, я предпочитал и продолжаю предпочитать работать по регламенту. Всех на поворотах заносит, а разведчика – заносит сильнее во много крат.
– Завидую вам, генерал Могилёв, мудрый вы человек.
– Бросьте, Геннадий Геннадьевич! Уж кому завидовать – так это вам!
– Так я же, Рудольф Викентьевич, не про работу, а про вашу пенсию и награждение Золотой звездой! Совсем забыл сказать – указ подписан, мне как раз перед встречей с вами сообщили из Администрации Президента. Так что рад первым доложить приятную новость! И заодно решается вопрос о вашем депутатстве – как раз в Госдуме мандат освободился. Так что вы аккуратно и мудро прошагали по служебной тропе от начала и до конца, с чем вас от души поздравляю и чему завидую искренней и белой завистью!
– Благодарю вас, Геннадий Геннадьевич, за хорошую новость. Но насколько я наслышан, до конца недели я ещё на посту.
– Разведка доложила точно, всё верно. Но вы же не станете возражать, что последняя неделя – это уже не работа! Не знаю про других, но вот я точно не посмею дёргать вас по пустякам. Хотя… хотя есть один вопросик, который бы хотелось с вами уточнить.
– Пожалуйста, я готов.
– Передайте нам агента, сообщившего о царском фонде.
– Боюсь вас огорчить, Геннадий Геннадьевич, но это невозможно.
– Почему?
– Ну вы же отлично знаете! Мы свои источники не передаём.
– И даже своим?
– Даже своим.
– Напрасно. Разбалуете вы их!
– Возможно. Однако то, что есть – это принципиальная позиция. Иначе с нами никто не станет сотрудничать.
Фуртумов улыбнулся и покачал головой.
– Понимаю. Работать за идею всегда тяжелее, чем за деньги. Но коль уж взялся за гуж – не говори, что не дюж.
– А вот в этом я с вами не соглашусь, Геннадий Геннадьевич,– возразил генерал.– Не знаю, как обстоит у вас, а вот лично мне совершенно очевидно, что в самое глубокое и беспросветное рабство люди попадают как раз из-за денег. Если идея разонравилась – ну и чёрт с ней, закрой долги, замети следы – и свободен, если специально гадить не станешь. А с деньгами ведь всё по-другому. Ты можешь стать миллиардером, но если в начале пути тебе, ещё нищему, кто-то памятливый заботливо дал тысчонку, чтобы раскрутиться, или же помог со связями – то он, можно считать, тебя с потрохами прикупил. Его тысчонка и сделалась твоим миллиардом, он всегда сможет это доказать и, стало быть, объявить по гроб зависимым. И ведь его не прибьёшь, не застрелишь, чтобы освободиться,– такой, как правило, не один, за ним другие стоят, и если рыпнешься – они вспомнят всё. К сожалению, именно так сегодня устроен мир. Освободиться и уйти на волю можно только с согласия кредитора и покровителя, как при крепостном праве. Или ногами вперёд. Так что кроме свободных, но нищих пролетариев, “свободные экономические субъекты”, о которых все ныне столь пекутся, существуют разве что в учебниках, которые читает мой внук. Я закончил, извините.
И глубоко вдохнув и выдохнув, Могилёв отёр вспотевший подбородок.
– Не только в учебниках, но, выходит, и у вас в разведке “свободные экономические субъекты” существуют, Рудольф Викентьевич!– дружелюбно рассмеялся Фуртумов.– Ну, да бог с ними! Не хотите агента отдавать, и не надо. У нас своих бездельников хватает. Между прочим, и вы здесь совершенно правы,– бездельников весьма многим нам обязанных и потому вполне управляемых. Которым не надо для поучения рассказывать историю, скажем, про Рейсса или Кривицкого [Игнатий Рейсс (Порецкий) и Вальтер Кривицкий (Гинзберг) – известные советские разведчики-невозвращенцы 1930-х годов] – типа что, мол, бывает, если предашь и убежишь. Нынешние отлично понимают, что их судьба – в их счетах и обязательствах, которые высвечиваются у нас на одних экранах вместе со счетами и обязательствами наших противников.
– Не соглашусь с вами,– возразил Могилёв.
– Не согласитесь? Почему?
– Рейсса и Кривицкого – если, конечно, последний не пустил в себя пулю сам,– ликвидировали не за перебег, а за то, что им по делу Сташевского инкриминировалось соучастие в присвоении денег правительства Каталонии в годы испанской войны [Торгпред СССР Артур Сташевский (Гиршфельд) во время гражданской войны в Испании негласно считался главным представителем советской стороны и фактически распоряжался республиканскими финансами. Незадолго до своей смерти Вальтер Кривицкий писал, что Сташевскому “удалось взять в руки контроль над испанской казной”]. Очень скользкая тема… По нынешним меркам, там речь могла идти о нескольких миллиардах – и это помимо того испанского золота, которое официально перевезли в СССР. Хотя если честно – твёрдых доказательств, что деньги были именно украдены, не имелось. Убила невероятная сумма.
– То есть если бы они действительно “пильнули” испанскую казну – то их не следовало стрелять, не так ли?– с неуловимо-лукавой интонацией возразил Фуртумов.
– Мы же не знаем всех деталей,– равнодушно ответил Могилёв и зевнул.– Может, Сташевский выдал всё на следствии, и потому все они стали не нужны. Или выяснилось, что деньги уже давно там, откуда их не изъять. А может быть, извините за профессиональную мнительность, нужно было “прикрыть” совершенно других людей…
– Хм, а говорите – в финансах не разбираетесь, Рудольф Викентьевич! Всё-то, я смотрю, вы знаете! Между прочим, история с вашим “царским фондом” не напоминает ли вам историю с деньгами графа Игнатьева [граф А.А.Игнатьев – генерал царской армии, русский военный атташе в Париже, прославившийся тем, что передал СССР более 200 млн. франков золотом, хранившихся на открытых на его имя заграничных счетах. За этот поступок Игнатьев был проклят в среде белой эмиграции. После возвращения в СССР работал на руководящих военных должностях и пользовался покровительством Сталина. Автор книги мемуаров “Пятьдесят лет в строю”]?
– “Красного графа”? Пятьдесят лет в строю и ни дня в бою, как у нас шутили? С чего это вы вдруг про него вспомнили?
– Игнатьев в первую мировую являлся распорядителем счетов русского военного ведомства в Париже. Счета, как иногда водится у нас, отчего-то были открыты лично на него. Но в один прекрасный день, уже пребывая в эмиграции, он совершил невероятный поступок: взял – и перевёл эти миллионы на нужды СССР, за что получил от Сталина прощение и почёт. Может быть, за вашим “фондом” тоже стоит некто, кто желает того же?
– Прощения и почёта? И для этого держать деньги под спудом более девяноста лет?
– Ну да. Потомок какой-нибудь, например. Или, скажем, связанный с потомком олигарх?
– Очень сильно в этом сомневаюсь. Прощение и почёт сегодня приобретаются куда меньшей ценой. Хотя – почему бы и нет? Всё возможно…
– Всё возможно, вы правы… Но тогда отчего вы не стали прорабатывать подобную версию сами?
– Финансы – это не наш профиль, Геннадий Геннадьевич! Мы привыкли знать своего врага и смотреть ему в лицо. А это поле – оно, согласитесь, ваше. Здесь другая психология, другие мотивации… Так что не обессудьте – всё честно.
– Конечно, честно. Тем более что вы, не отпирайтесь, в своих мыслях уже – человек на заслуженном отдыхе. Абсолютно заслуженном… Кстати – вы не прокачивали ситуацию с преемником?
– Пока исполняющим обязанности будет он,– произнёс генерал, обращаясь к Горину.
– Очень хорошо, Кирилл…Кирилл… как же вас по батюшке?
– Кирилл Петрович.
– Очень хорошо, Кирилл Петрович. Вы сотрудник толковый и опытный. Мы знакомы совсем немного, а я уже вижу, что работать у нас с вами получится вполне. Было бы возможно, между прочим, и посодействовать вашему назначению на должность – если, конечно, вы не намерены уходить из органов.
– Нет, уходить я не намерен,– ответил полковник.
– Ну что ж! Тогда на этой оптимистической ноте позвольте завершить встречу!– сказал Фуртумов, поднимаясь из кресла и делая шаг в сторону дверей.– Коньяк на дорожку не предлагаю, поскольку ещё очень много дел. До свидания, Рудольф Викентьевич. Будем с вам работать, Кирилл Петрович. До свиданья!
Тем же путём, через галерею и зимний сад, Могилёв с Гориным вышли на улицу. Усаживаясь в машину, Горин ещё раз окинул взглядом особняк, в котором оставался трудиться его то ли его новый смежник, то ли начальник. Несмотря на то, что рабочий день давно завершился, а на улице ещё было светло, все окна особняка ярко пылали. Должно быть, гореть им до самого позднего часа, пока в Европе не закончится рабочий день. Или даже до утра, покуда на финансовой вахте – Америка.
Сам же особняк, словно белоснежный корабль, возвышаясь и доминируя над своим приземистым серым окружением, казалось, был устремлён или даже несся в какую-то непонятную, но увлекательную даль. Можно было только позавидовать уму, успешности и блеску нового министра, наделённого сказочными полномочиями, и при всём этом умудрившегося остаться лицом гражданским, то есть сохраняющим, если что, право не выполнять приказ. У полковника же подобного права не имелось.
Неожиданное ускорение ситуации с уходом на пенсию шефа и с его собственным более чем вероятным назначением на освобождающееся место куда сильнее тревожило, чем доставляло положительных эмоций. Как сложится этот новый этап службы? Пройдёт ли он ровно или, как чаще всего – на нервах, ночных авралах и с обязательным стаканом водки, чтобы заснуть? А если вдруг сменится подчинённость – сработается ли он, привыкший всю жизнь трудиться практически за одно жалование, со своими новыми коллегами из совершенно иного мира, приходящими на работу в костюмах от Brioni и туфлях от Berner?
Одно утешает – не привыкать! Жизнь всё покажет и всё расставит по местам.
Да, прав хитрозадый Могилёв – спокойнее надо на жизнь смотреть. Так, гляди, тоже до генеральской пенсии дотянешь!
*
Выслушав почти трёхчасовой рассказ Алексея и Марии об их незабываемом европейском путешествии, Борис продолжительное время, словно в глубоком нокдауне, продолжал сидеть у края стола, подпирая подбородок и вцепившись себе в щёку широко растопыренными пальцами. И лишь после того, как он убедился, что выслушанная им история завершена самым что ни на есть текущим моментом, он позволил себе немного расслабиться и произнести единственное, пожалуй, из уместных в подобной ситуации выражений:
– Ну вы… ну вы и даёте!
Алексей с лёгкой улыбкой посмотрел на него, и словно твёрдо уверенный, что все приключения позади и новых не случится, поспешил Бориса успокоить:
– Зато вот – результат!
И перевёл взгляд на крошечный кусочек намагниченной пластмассы с нанесённым на него лаконичным рисунком в строгих серых тонах.
– Даже представить невозможно, что на этой карточке – миллиарды долларов!– с восторгом добавила Мария.
– Ты говорил – пятнадцать?– уточнил Борис с каким-то странным безралично-отсутствующим выражением на лице.
– Да, пятнадцать миллиардов,– подтвердил Алексей.– И это – только малая часть. Жалкий управленческий доход, как нам сообщили.
– А основную часть вклада невозможно измерить никаким деньгами!– с пылкостью подтвердила Мария.– Страшно вообразить – там хранятся акции и закладные крупнейших банков мира, основа всего мирового богатства!
– С трудом верится!– усомнился Борис.– Если с начала прошлого века в доход набежало пятнадцать миллиардов долларов – то с учётом капитализации процентов современная стоимость вклада не может превышать…– здесь он задумался, чтобы провернуть в голове одному ему ведомый расчёт.– Ну, где-то порядка трёхсот миллиардов. В масштабах мировой экономики – не так уж и много. У России сегодня денег больше. А у Китая – больше раз эдак в пять.
– Ты почти угадал, банкир называл номинальную стоимость в триста тридцать миллиардов… Конечно, я могу ошибаться,– ответил Алексей, морща лоб,– но ведь речь здесь идёт не вполне о современных деньгах. Старые деньги не обращаются стремительно, как нынешние, а лежат, в том числе, в фундаментах банков. Банки же, работая с обесценивающимися деньгами, тем и интересны, что сами обычно не обесцениваются. Поэтому пока старые деньги пребывают мёртвым грузом в банковских капиталах, номинальный доход по ним капает весьма скромный, однако если с их помощью начать управлять финансами – будут потрясающие результаты!
– То есть те, кто управляют мировыми банками и неслыханно на этом зарабатывают, свой доход возвращают не обратно в капитал, а используют на другие цели или просто транжирят?
– Да, думаю, что именно так. Ты же ведь жил на Кипре и лучше меня должен это знать!
Мария восторженно закивала головой:
– Ты представляешь, Борька, что это такое?
– Представляю… Только ещё представляю, что нас сейчас могут слушать. Слушать и записывать через телефон! Надо немедленно поотлючать мобильники!
– Мой телефон завёрнут в фольгу и спрятан в дорожной сумке,– успокоил Алексей.
– Ну а у меня айфон украли. Завтра поеду в салон восстанавливать номер.
Услышав это, Борис буквально побледнел:
– Замечательно! Ах, как замечательно! Значит, сестричка, вторую неделю твой телефон находится в чужих руках? И кроме симки у них – все твои контакты, фото, электронные адреса и чёрт знает что ещё! Да мы уже все, наверное, под колпаком! Да, да, под колпаком, чёрт подери! Только вот знать бы, под чьим?
Алексей поспешил успокоить Бориса, сказав, что он при первой же возможности заблокировал Машину симку. А что касается их самих – то с ними тоже всё должно быть в порядке, ведь в Югославии они грамотно и быстро скрылись от наблюдения, и если бы в белградском аэропорту или в Москве нарисовался хвост, то он, лейтенант Гурилёв, в своё время прошедший спецподготовку, лёгко бы его обнаружил.
– Хвост в наше время может быть несколько другим,– позволил себе не согласиться Борис.– Но, с другой стороны, от чрезмерной подозрительности можно и с ума сойти. Думаю, нам всем стоит сейчас просто быть более осмотрительными и внимательными к мелочам. Из Москвы, конечно, лучше на время уехать. Между прочим, малаховская дача свободна. На нашей ремонт почти завершён, и там тоже можно пожить. Поэтому предлагаю: заводим себе новые телефоны, номера и живём попеременно на двух дачах. Если будет нужно – я ещё с кем-нибудь договорюсь. Твой старый номер, Маш, мы просто восстанавливаем, и телефон с ним остаётся лежать здесь в квартире, собирая пропущенные звонки, номера которых я буду тебе привозить. Лёшиной банковской карточкой советую пользоваться понемногу и всегда в разных местах, а подходя к банкоматам, прикрывать лицо – там обычно спрятаны камеры. Что ещё мы забыли?
– Что забыли, то вспомним. Я тоже не против уехать из Москвы и поработать в тишине. Нам необходимо ещё раз проследить по архивным данным всю информацию из дневника Фатова плюс новые данные, которые сообщил Шолле. Нужно во что бы то ни стало найти ключи к основному вкладу. Думаю, что только тогда наша миссия окажется выполненной.
– Да, полностью согласен,– подтвердил Борис.– Транжирить миллиарды, пожалуй, не столь интересно, как их искать. Я, например, не представляю, куда бы я направил даже сотню миллионов. В поместье в Ницце? В яхту, чтобы была круче, чем у Романа Аркадьевича? Глупости. Ведь если взглянуть непредвзято, то у меня почти всё есть. А ты, Маш, как считаешь?
– Считаю, Борь, что поскольку ты человек творческий, то ты бы нашёл, как сто миллионов потратить. Ну а насчёт большего – видимо, ты прав. Ума не приложу, куда их, в самом деле, можно было бы деть.
– А как бы та сама поступила?
– Ну ты же лучше меня знаешь – я хочу петь. Наняла бы Сашку Штурмана личным импресарио и не знала забот. Однако мы мелем чушь! Распорядитель всего этого богатства – Алексей, и только он. Ведь фатовский дневник был оставлен именно ему, а без его довоенного французского паспорта Шолле нам бы ничего не открыл.
– Да, разумеется, конечно,– согласился Борис, оборачиваясь к Алексею.– Поделись тогда, если считаешь возможным, своими планами!
– Что значит – считаю? Деньги принадлежат нашей стране, и это факт. Когда мы начинали их поиск, то твёрдо договорились, что мы вернём их народу. Однако даже я, являясь, собственно, всё ещё здесь гостем, отлично вижу, что страна пока не готова эти сокровища принять. Поэтому вместе с розыском второй части фонда нас ждёт ещё одна задача, и задача эта, боюсь, будет посложнее первой. Нужно найти способ, как всё это богатство обратить в реальную пользу.
Мария поспешила поддержать мысль Алексея:
– Борь, ты же занимаешься политикой и должен знать, какие сегодня есть теории для построения лучшего общества? Они наверняка существуют, и если выбрать из них самую лучшую и подкрепить деньгами – то всё получится!
Борис с горечью покачал головой.
– Нет таких теорий. В том-то и беда, что нет! Последняя из известных мне теорий подобного рода была у Маркса, Энгельса и Ленина.
– Ни за что не поверю!– не согласилась с братом Мария.– Если нет у нас, то должны быть за границей! Не может же так быть, что за сто лет человечество ничего не придумало хорошего?
– Придумало человечество многое, но вот хорошего – боюсь, что мы ничего хорошего не найдём. Да и вообще у меня такое впечатление складывается, что сегодня всё, что придумывается в мире, направлено не во благо человека, а против. Когда-то философы и революционеры мечтали о всестороннем развитии, о разуме, духовности – теперь же всё делается, чтобы превратить человека в машину или в винтик этой машины. Скоро чипы в головы начнут всаживать, и крышка будет человеку.
– Как же тогда быть?
– Не знаю. Но первое эмоциональное желание, которое приходит на свободный и трезвый ум,– это всё к чёртовой бабушке взорвать. Всё равно, если нам хана, то уж пусть лучше погибнем людьми, а не киборгарми с антеннами вместо ушей… Хотя вот Алексей, я вижу, со мной не соглашается. Как, Лёш, ты считаешь?
– Наш Петрович,– ответил Алексей,– если вы помните, подметил интересную особенность: в России во все поколения стремились к чему-то такому новому и неведомому, что ради него не боялись разрушать не представляющий ценности прежний мир. Или, во всяком случае, не сильно его жалели. Поэтому мне кажется, что сегодня с нами происходит примерно то же. Разница лишь в том, что если прежде понятие старого мира связывалось в наших головах только со своей страной – прощай, дескать, немытая Россия!– то сегодня оно сделалось всеобъемлющим. И если раньше мы могли тешить себя иллюзией, что где-нибудь, скажем в Европе, имеется лучшая жизнь, которую можно попытаться воссоздать у себя, то сегодня верить в подобное уже нельзя. Борис прав – человечество на полных парах несётся к одичанию, и только постоянное совершенствование машин и технологий маскирует этот процесс.
– Тогда что же делать, если будущего нет?– с волнением в голосе спросила Мария, обращаясь к брату.
– Что делать? Как предлагал незабвенный Воланд, когда-то прогуливавшийся там внизу, возле пруда,– смириться с неизбежным концом, и не дожидаясь его прихода, отправиться в лучший мир под волнующие звуки струн, в окружении лихих друзей и хмельных красавиц!
– Все, кто долго живёт на Патриарших, трогаются умом, и ты, Борис,– не исключение! Если считаешь, что я в том путешествии составлю тебе компанию, то ты ошибаешься.
– Не более тебя! Ты ведь тоже провела на Патриарших большую часть жизни. А про Алексея – даже нечего и говорить!
– Друзья, хватит ссориться!– попросил Алексей.– Чему бывать, того не миновать, но в отличие от других мы отнюдь не обречены, поскольку у нас есть интереснейшая работа. Подумайте, кто ещё может похвастать открытием, подобным нашему? Поэтому не должно оставаться сомнений, что ближайшее время скучать нам не придётся, а жизнь наша будет полнокровной, интересной и отчасти лихой. Что потом? Потом, я думаю, всё будет тоже не столь безнадёжно. Ведь в фонде, который мы ищем, находятся не деньги, а ценные бумаги, с помощью которых можно управлять всемирной финансовой системой. И если именно эта система повинна в том, что человеческая цивилизация сегодня идёт не в ту сторону – то у нас появится инструмент, чтобы это направление изменить! Почему бы не попробовать? Вполне возможно, что именно о чём-то подобном и мечтал последний русский император, когда передавал свой фонд в управление патриотически настроенным промышленникам. Поэтому я считаю, что судьба даёт нам поистине великий шанс, и мы им должны воспользоваться. Что думаете?
– Думаю, что взорвать и взорваться мы всегда успеем,– согласился Борис.– А пока суд да дело – можно и помучиться. Я согласен.
– Отчего же мучиться? Пока всё шло хорошо и даже немного весело. Думаю, надо продолжать поиски,– подтвердила свою готовность Мария.
– Так весело, что тебя чуть не сожгли, как средневековую ведьму,– буркнул под нос Борис.– Обхохочешься!
– Я сама виновата, что забыла про осторожность. А риск – он есть в любом деле. Так что же мы решим?
– Наверное, мы уже всё решили,– резюмировал Алексей.– Будем идти вперёд. Пусть в ближайшие дни Маша отдохнёт, а мы с Борисом поковыряемся в архивах и прочих источниках. Необходимо всю раздобытую информацию получше перепроверить. Ключ от второй части фонда Второва должен непременно быть в России.
– И никому ни о чём не рассказывать!– добавила Мария.– Давайте поскорее сменим тему, мне надо позвонить подруге!
*
Спустя неделю в Москву на короткую побывку из Волгограда приехал Петрович, и наши герои в полном составе вновь встретились, чтобы обсудить текущие дела.
Разумеется, режим секретности пришлось временно ослабить, чтобы рассказать Петровичу о достигнутых в Швейцарии потрясающих результатах.
Петрович же в ответ проинформировал об успешно завершённом высеве помидоров, а также о ремонте и запуске насосной станции для орошения угодий. Деньги, вырученные от продажи червонцев, были вложены с умом, и теперь к осени следовало ожидать обильного и богатого урожая.
Правда, сразу же после посевной возникли проблемы с удобрениями, химикатами от вредителей и с тракторами, которые полностью развалились и требовали немедленной замены. Голосованием было решено выделить для помидорной фермы второй транш инвестиций стоимостью в десять миллионов рублей. Объехав несколько банкоматов, Алексей по частям снял для Петровича со счёта нужную сумму. Дополнительно он снял ещё пятьсот тысяч на текущие расходы. Из этих расходов большую часть составляли деньги, которые приходилось раздавать за доступ ко всевозможным архивным материалам.
Общение по “главному делу” решили перенести подальше от цивилизации и посторонних глаз. Чтобы не привлекать внимание допотопным ЗИМом, за город отправились на маленькой машинке Бориса. В достаточно глухом месте, километрах в пятидесяти на северо-восток от столицы, Борис разыскал с помощью навигатора обихоженное озерцо с пустынным из-за буднего дня пляжем, на котором имелись две импровизированные лавки и заваленное мусором кострище. Мусор, разбросанный “нелюдями”, как выразилась Мария, собрали в мешок и отнесли к дороге, из леса натаскали сухих веток и зажгли огонь, поскольку Петрович вознамерился угостить собрание шашлыком.
Между делом Петрович посетовал, что не догадался двадцать второго июня побывать ранним утром у кремлёвской стены, и лишь из телевизионного репортажа понял, какое неожиданно важное значение придают современники этой трагической дате. Алексей, подумав о своём отсутствии в Москве в тот день, согласился и сказал, что в следующем году они непременно должны собраться к четырём утра в Александровском саду.
– Думаешь, доживём?
– Отчего ж не дожить?
– Посмотрим.
– А у тебя сомнения?
– Я же, ты знаешь, всегда сомневаюсь.
– И в нашей затее – тоже?
– Чуть-чуть. Чтобы засомневаться больше, нужно послушать твой рассказ. Начинай!
Алексей, которого предполагалось заслушать первым, поднялся в поисках наиболее удобного места для совершения доклада, в качестве которого был использован пятачок возле одиноко растущей берёзы.
– Вот что удалось выяснить,– начал он, по-профессорски поправив воротник.– Сведения о неких сокровищах Ордена Храма Соломона, то есть тамплиеров, которые якобы попали в Россию, по многим источникам подтверждаются. Осенью 1307 года французский король Филипп Красивый, даже толком не согласовав вопрос с папой Климентом V, принял решение о всеобъемлющем аресте имущества Ордена. Но богатство и влияние тамплиеров во Франции были столь велики, что на исполнение указа об аресте ушло достаточно много времени, в течение которого храмовники, скорее всего, смогли значительную часть своих сокровищ увезти из мест, в которых их могли захватить. Если просуммировать крупицы информации, разбросанные по хроникам, алхимическим трактатам и даже средневековым романам, то начнёт вырисовываться следующее. Большая часть золота Ордена была перевезена в Англию, а прочие богатства считаются разбросанными по северогерманским княжествам. Но в Англии, и это можно утверждать с уверенностью, деньги храмовников дотла сгорели, поскольку с их помощью финансировалась Столетняя война, а в германских землях на них строили потрясающие готические соборы и учреждали первые тайные общества, из недр которых в последующем вышли деятели Реформации, сполна отомстившие Риму за тамплиерские казни…
– А что же в таком случае произошло у нас?– первым задал вопрос Петрович, ранее демонстративно не выказывавший интереса к историческим изысканиям.
– Существуют отрывочные упоминания, что накануне объявленной на тамплиеров облавы архив и так называемая сокровенная казна Ордена – а в простом золоте, прошу заметить, ничего сокровенного нет – были свезены в Кале, где их перегрузили на морские суда. Оттуда ценный груз с равной вероятностью мог как дойти до Англии, так и проследовать дальше через Северное море. Там по пути много было стран – от Дании и Швеции до земель Ливонского и Тевтонского орденов. Однако как на грех правители всех этих мест являлись правоверными католиками и вряд ли могли решиться дать надёжный приют гонимым ненавистникам Рима. По северному маршруту имелась только одна страна, Риму неподконтрольная. Это Россия, а точнее – Новгородская республика. Между прочим, заметьте,– республика, то есть государство со сверхпередовым по тем временам общественным строем, а по занимаемой площади – чуть ли не крупнейшее государство средневековой Европы. Так вот, в русских летописях имеется упоминание о том, что внук Александра Невского, московский князь Юрий Данилович – поскольку князья из коренных русских княжеств по традиции приглашались новгородцами для обеспечения суда, обороны и внешних сношений – весной 1308 года встречал на Волхове некие иноземные корабли с какой-то “казной”. Что было дальше – по сохранившимся источникам неизвестно, однако если покопаться, то обнаруживаются интересные моменты. Так, непонятно с какой стати спустя три года этот самый Юрий Данилович становится обладателем весьма крупного капитала, который он не просто вкладывает в новгородскую торговлю, но и ссуживает купцам Ганзы. Причём дело это закрутилось у него столь успешно, что он даже не боится отвозить в Новгород дань, собранную для Орды в тверских землях.
– М-да, интересно,– согласился Петрович.– То есть, выходит, московский князь понимает, что не просто здорово наживётся на процентах с ганзейцев, но и в случае пропажи денег гарантированно вернёт татарам недостачу? Молодец!
– И из-за этой самой дани, кажется, он затем вступает в конфликт с тверским князем Михаилом, который заканчивается оклеветанием и казнью Михаила в Орде?– вспомнил школьный курс истории Борис.
– Очень похоже. Михаил опасался, что фокусы Юрия даром навлекут на ослабленную русскую землю гнев оккупантов. Причём самое поразительное в этой печальной истории состоит в том, что вместо благодарности за лояльность Орда отплачивает Михаилу Тверскому смертью, а хитроумный Юрий, прикарманивший ордынские деньги, становится любимчиком хана.
