355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Львофф » Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ) » Текст книги (страница 16)
Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ)
  • Текст добавлен: 11 февраля 2021, 09:30

Текст книги "Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ)"


Автор книги: Юлия Львофф



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Глава 11. Перед разлукой

Огненный диск Шамаша, готовясь покинуть землю, коснулся своим пылающим краем линии горизонта и, окутанный фиолетовой дымкой наступивших сумерек, угас за далёкими западными холмами. Стихли дневные звуки и голоса людей; вокруг воцарилось великое безмолвие ночи.

На отлогом берегу Быстрой реки, прислонясь плечом к стволу пальмы, устремив печальный взор на речную гладь, стоял, точно в ожидании чего-то, молодой критянин. Наконец он выпрямился, тряхнул волосами, выходя из оцепенения, и провёл рукой по глазам – словно хотел отогнать застилавший их туман.

– Неужели я больше никогда не увижу её? – пробормотал Каданор в отчаянии. – Неужели она ушла навсегда, ушла, не простившись со мной, не узнав, что я, несмотря на то, что говорят о ней мои сородичи, ни за что не откажусь от неё?..

Юноша в который раз огляделся вокруг – место свиданий без неё, его возлюбленной Ану-син, в этот вечер казалось осиротевшим. Каданор тоскливо смотрел на верхушки пальм, под сенью которых они укрывались от любопытных взоров, на высокую густую траву, в которой они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на плавно катившую свои воды реку – единственный свидетель их клятв в любви. Никто не сможет их разлучить – поклялся он Ану-син… Но что же теперь? Ану-син ушла, покинула его по своей воле и отныне навсегда затеряется в неизвестности? И ему больше не держать её руки в своих, не слышать её голос, её смех? И её тонкие нежные пальцы не будут ласкать его волосы и игриво запутываться в них? Неужели ему уже не коснуться губами её губ и опущенных глаз в ожидании ответной ласки? Неужели он больше никогда не почувствует её рядом – свободную и пленённую, пылкую и терпеливую, грустную и весёлую, гордую и покорную?..

Каданор повернулся, чтобы уйти, как вдруг ему послышалось, будто его тихо позвали. Он быстро огляделся по сторонам. Неужели только показалось?

– О, похоже, я начинаю сходить с ума! – глухо проговорил юноша и пошёл от берега нетвёрдой походкой по направлению к дому.

– Каданор! Это я, Ану-син! – донёсся до него родной любимый голос.

На этот раз сомнений не оставалось – из рощицы тамарисков навстречу юноше вышла та, которую он уже отчаялся увидеть снова. Ещё миг – и её голова покоилась на его груди, а он с наслаждением вдыхал знакомый аромат её волос. Каданору хотелось услышать звук её голоса, но Ану-син молчала. Он чувствовал, как постепенно отступают тоска и тревога, а по телу разливается блаженный покой. Встреча с любимой, когда ему казалось, что он потерял её безвозвратно, вновь вселила в него уверенность, что всё будет по-прежнему и что они будут счастливы вместе наперекор судьбе.

Но когда Ану-син вдруг отстранилась от него, отчуждённая и печальная, он понял, что его мечте не суждено сбыться. Луна светила девушке прямо в глаза, блестящие от слёз, а лицо её было белее полотна.

– Я долго не могла решиться прийти сюда, – призналась Ану-син; в её голосе, как и в её теле, чувствовалась напряжённость. – Сначала ноги сами понесли меня в колонию, но потом чувство вины остановило меня: теперь мне лучше там не появляться.

– В том, что случилось с Вадунаром, нет твоей вины, – поспешил успокоить её Каданор.

Ану-син покачала головой:

– Уверена, что твои родные думают иначе, – возразила она и прибавила: – Вадунар пострадал из-за меня. О, будь проклята красота, которая приносит столько несчастий!

– Красота – божий дар, – не согласился с девушкой Каданор, – не нужно проклинать её, даже если она приносит одни неприятности. Что до моего брата, не волнуйся за него: он скоро вернётся к нам. Местные власти знают, что у нас есть золото, много золота, которое критские переселенцы привезли с собой в Аккад, и они отпустят Вадунара, как только мы внесём за него выкуп…

Юноша умолк. Ему хотелось взять Ану-син за руки, осушить поцелуями слёзы на её глазах, но что-то удержало его от этого. Свет луны, падавший на лицо девушки, казался зловещим, а сама она – чужой, далёкой и холодной, как эта властвующая на небе луна.

– Каданор, я хочу знать, что говорят обо мне в колонии, – неожиданно потребовала Ану-син и пристально вгляделась в его лицо.

– Для чего тебе это нужно? – Критянин не выдержал её взгляда, отвёл глаза в сторону.

– Скажи же мне, Каданор, – настойчиво повторила Ану-син.

– Многие думают, будто ты демон в обличии обольстительной девушки, другие уверены, что тебя подослали следить за нами местные власти. А все вместе они в один голос твердят, что твоё присутствие среди критян навлечёт на нас беду. Ведь никто не знает, кто ты и откуда, – нехотя ответил юноша.

Разумеется, он не мог сказать ей о том, что первой против «чужеземки» выступила его мать, Эрифа, которую горячо поддержал жрец Синит. Не мог он также рассказать о том, что некоторые его соплеменники предложили принести Ану-син в жертву, как делали на своём острове их далёкие предки. При этом было даже названо имя Минотавра – чудовища с телом человека и головой быка, который требовал человеческих жертв в обмен на благополучие критян.

Выслушав ответ Каданора, Ану-син кивнула головой, как бы говоря: «Я так и знала». Затем, поймав-таки его взгляд, она спросила:

– А ты… что ты думаешь обо мне?

И посмотрела на юношу так, будто от его ответа зависело её будущее.

– Ты же знаешь, Ану-син, я люблю тебя без всяких условностей, люблю такой, какая ты есть, – тихим голосом ответил критянин.

Однако Ану-син показалось, будто эти слова он произнёс без прежнего, всегда заставлявшего её трепетать, жара.

– Я пришла проститься с тобой, – неожиданно для Каданора заявила девушка с решительным видом, хотя сердце её разрывалось от боли предстоящей разлуки с любимым.

– Но… – попытался возразить изумлённый Каданор.

– Ведь нам не под силу противостоять этому, правда? – перебила его Ану-син. – Видят боги, я надеялась только на чудо… Увы, оно не свершилось. Значит, я должна уйти.

Каданор возразил, что всё в их руках, как они захотят, так и будет; они могут убежать вместе, достать лодку и отправиться в Урук или даже в далёкую Басру, а оттуда – к морю…

Ану-син ответила ему с грустной улыбкой:

– Зачем тебе бежать из своего дома, от родных? Зачем искушать Судьбу в неведомых краях? Ты критянин, я дочь Аккада. Мы не можем быть вместе – нам уже было суждено это понять. Аккад – моя страна, ты же будешь одинок и несчастен без своих соотечественников. Пройдёт время, и ты возьмёшь себе в жёны девушку одной с тобой крови, а не дитя другого народа. Так будет лучше!

– Что ты такое говоришь? – вскричал поражённый её речами Каданор.

– Только так будет хорошо, только так! – в исступлении продолжала повторять Ану-син.

– Для кого так будет хорошо? Для кого – лучше?! – возмутился критянин и, положив руки девушке на плечи, заглянул ей в глаза.

– Для нас, – уже спокойнее ответила Ану-син. – Для тебя и для меня…

И, точно вдруг обессилев, она низко склонила голову. Густые длинные пряди упали ей на лицо и скрыли от юноши горячечный блеск её глаз.

– Значит, ты так решила, – с явной досадой и горечью произнёс Каданор. – Разве ты больше не любишь меня? Разве не хочешь быть со мной?

– Вот из-за того, что люблю, и не хочу, – тихо, с затаённым отчаянием ответила Ану-син.

Каданор кончиками пальцев коснулся её подбородка и поднял ей голову, жадно ловя её взгляд.

– И ты не останешься со мной? – допытывался он, втайне надеясь, что она передумает.

– Нет, не останусь, – твёрдо произнесла Ану-син. Чуть помедлив, она с горечью прибавила: – Ибо всем тем, кого я люблю, моя любовь приносит несчастье.

– А мои чувства к тебе?! – воскликнул Каданор. – Разве они ничего не значат?

– О, не говори так… Не делай мне больно… Я плачу, видишь, я плачу! – Ану-син подняла на него глаза, полные слёз, и, осушая их поцелуями, Каданор ощущал на губах вкус мёда. – Знай: одного тебя я буду любить и помнить всю жизнь! Помни и ты меня. А теперь позволь мне уйти, пока моё сердце не дрогнуло…

Всё закружилось и поплыло перед глазами у Каданора, который не успел прийти в себя после того, как вдруг понял, что остался один, что его любимая исчезла – на этот раз навсегда.

– Ану-син! – позвал он. Она не ответила.

– Ану-син! Ану-син! – Каданор всё ещё не хотел верить в то, что потерял её.

Никогда прежде тишина не казалась ему такой зловещей, свет луны таким обманчивым, а плеск речных волн у берега таким насмешливым, как этой горькой ночью.

Глава 12. Встреча в степи

Холодный осенний ветер – неизменный спутник месяца арахсамну* – свистел на равнине, гнал к горизонту круглые кусты перекати-поля. Изредка начинал моросить дождь, но ветер разгонял тучи, и они, словно тени, низко проносились над землёй.

Ану-син шла, склонив голову. Временами порывистый ветер, дувший ей в лицо, затруднял дыхание, и тогда она, выбившись из сил, ненадолго останавливалась. Ану-син настолько устала, что, стоило ей закрыть глаза, как воля оставляла её, а голова шла кругом. Силы девушки были на исходе. И всё же она продолжала упрямо идти вперёд, хотя и не знала, куда на этот раз приведёт её Судьба, какой путь укажут ей боги.

Надвигался вечер; откуда-то издалека донёсся печальный крик одинокого ворона. Неожиданно Ану-син услышала равномерный глухой стук, напоминавший удары дятла по стволу дерева. Девушка вгляделась в сумерки, которые всё больше сгущались, и увидела идущего ей навстречу человека с палкой в руке.

Ану-син остановилась, не веря своим глазам, не доверяя своим ушам: ведь она была уверена, что в этой забытой богами и людьми степи, кроме неё, нет ни одной живой души. Обрадованная встречей с человеком, девушка устремилась к нему с радостно бьющимся сердцем. А странник, очевидно, так же, как и она, уже терял последние силы: он брёл, едва передвигая ногами, и звенел колокольчиком, привязанным к палке. Подойдя к нему почти вплотную, Ану-син остановилась, изумлённая. Оказалось, это был не странник, а странница – пожилая женщина с лицом, сморщенным, как кожура печёного яблока, покрытым гноящимися язвами и струпьями. Носа не было – вместо него на лице зиял провал; не было ни бровей, ни ресниц.

Какое-то время странницы молча изучающе смотрели друг на друга.

– Что ж, – первой заговорила незнакомка, – я вижу, ты не причинишь мне зла. Ты не похожа на тех, кто бросал в меня камни и гнал прочь, как шелудивую собаку. Ещё я знаю, что ты идёшь издалека…

Ану-син посмотрела на её ноги – они были в ссадинах и крови.

– Так же, как и ты, – отозвалась девушка. И затем спросила в тревоге: – Но что с тобой? Ты больна? И своим колокольчиком ты зовёшь людей на помощь? Ты надеешься на помощь там, где найти её почти невозможно?

В ответ на вопросы Ану-син странница издала звук, похожий на булькание закипавшей в котле воды. Это был смех, от которого по телу девушки пробежала дрожь.

– Нет! Когда я вижу человека, я звоню, чтобы он убегал, обходил меня стороной. Ибо болезнь, которая разрушает моё тело, заразна и смертельно опасна.

– Мне ещё не приходилось слышать о такой болезни, – пробормотала Ану-син и попятилась.

– Я так и поняла, – отозвалась прокажённая с улыбкой, которая на её изуродованном безносом лице казалась страшной гримасой.

– Откуда и куда ты держишь путь? – снова полюбопытствовала Ану-син, остановившись в нескольких шагах от странницы.

– Иду туда, откуда идёшь ты, и оттуда, куда ты стремишься. В больших городах нищим бродягам легче прокормиться и хотя бы на время найти пристанище. Я уже бывала в Сиппаре, мне неплохо там жилось. Попробую ещё!

Ану-син промолчала. С Сиппаром у неё были связаны и хорошие, и плохие воспоминания. Она совсем недавно покинула этот город, но ей казалось, что с тех пор прошла уже целая вечность. Образ Каданора неотступно преследовал её, мысли о нём причиняли её сердцу мучительную боль. Нет, всё-таки она ненавидела Сиппар!..

– Но хватит ли у тебя сил, чтобы дойти до Сиппара? – засомневалась Ану-син, глядя на прокажённую с состраданием, хотя у неё самой от слабости и усталости дрожали колени.

– Ты ведь тоже, – в свою очередь странница окинула девушку внимательным взглядом, – нуждаешься в отдыхе, не так ли?

– Но не спать же здесь, посреди степи, на голой земле?

– Можно и в степи – только не на голой земле, – после этих слов женщина, поражённая страшной болезнью, вытащила из своей заплечной котомки баранью шкуру и постелила её на земле.

Затем, к изумлению Ану-син, она ловко соорудила из палок, к одной из которых была прилажена котомка для ношения на плече, а другая служила опорой при ходьбе, подобие навеса, укрывавшего от ветра. Ловко управившись с приготовлением к отдыху, странница жестом пригласила Ану-син присоединиться к ней.

– Если не побрезгуешь, я угощу тебя лепёшкой и варёными бобами, которые мне дали как милостыню в последнем на моём пути храме, – сказала женщина, когда Ану-син опустилась на шкуру чуть поодаль от неё.

– У меня нет ничего такого, что я могла бы дать тебе взамен, – ответила девушка.

Конечно же, Ану-син была голодна, однако гордость не позволяла ей принять угощение нищенки безвозмездно.

Снова раздался напоминающий булькание воды смех, а за ним – слова:

– Мне от тебя ничего не нужно! Ведь я угощаю, а не продаю…

Когда с едой было покончено, странница, взглянув на Ану-син, спросила:

– Ты идёшь из Сиппара, большого аккадского города, в надежде дойти до главного города Ассирийского царства? Веришь в то, что только в таких городах можно обрести счастье?

Не дождавшись ответа от девушки, которая предпочла промолчать, она продолжила:

– Твоя красота достойна лучшей доли, чем та, которую ты ищешь. На своём жизненном пути я встречала немало девушек, подобных тебе. Какими они были, когда шли в Город Городов, Город богов и царей? Они были юны, прелестны, веселы и целомудренны; они жаждали любви и счастья. Кем они стали в столице царства? Наложницами в домах вельмож, блудницами, предлагающими себя каждому прохожему, нищенками, готовыми продаться за кусок хлеба… Болезни, голод, унижение, позор – вот что обрели они там, где искали счастья!

Странница шумно перевела дыхание и горестно вздохнула.

– Хочешь, я расскажу тебе историю одной красавицы? Если, конечно, у тебя хватит терпения выслушать меня до конца…

Ану-син пожала плечами:

– Говори. Всё равно спешить нам некуда, пока мы не отдохнём как следует.

Прокажённая кивнула, соглашаясь с её словами, обхватила колени руками и начала свой рассказ:

– Эта девушка была юна и прекрасна, совсем как ты сейчас. Обласкана родными, любима подругами, уважаема земляками. Но ей наскучила жизнь в родном селении, хотя она была не из бедной семьи и ни в чём не знала отказа. Днём и ночью она грезила о Баб-или. Баб-или, столица Аккадского царства, город пышных дворцов и храмов, был её мечтой. Изо дня в день смотрела она в сторону Города Городов, шептала во сне: «Баб-или, Баб-или» и, изнывая по Баб-или, верила, что боги рано или поздно исполнят её мечту. И однажды это случилось. Мимо селения, в котором жила девушка, проходила армия аккадского царя, возвращавшегося из военного похода. Одним из отрядов командовал молодой декум*, красивый, храбрый, с огневым взором и ослепительной улыбкой. На покой он остановился в том доме, где жила со своими родителями наша красавица, и за короткое время между молодыми людьми вспыхнула любовь…

Странница на миг прервала свой рассказ, и Ану-син успела заметить, как оживился её взор, который тут же, после того, как она снова заговорила, помрачнел.

– Вот только счастье для девушки длилось недолго. Её возлюбленный уехал в Баб-или и в разлуке забыл о ней. Она последовала за ним, она не могла больше жить без него, она искала его по всему городу. Баб-или, город её мечты, встретил девушку враждебно. Ей пришлось пережить и вытерпеть такое, чего она никогда не могла даже представить. Её красота привлекала к ней мужчин, грубых, похотливых; перед ними она была беззащитна… Её насиловали, её жестоко избивали, отнимали последний кусок хлеба, но она не сдавалась. Она всё так же продолжала искать того, ради которого дышала, ради встречи с котором сносила все испытания… И вот однажды она увидела его…

Рассказчица провела рукой по лбу, как будто стараясь что-то вспомнить. Взор её, казалось, совсем угас.

– Она была в предвкушении вновь обретённого счастья. Она бросилась к любимому, уверенная в том, что он раскроет для неё объятия и приласкает её, как это бывало прежде… Но он… он даже не узнал её или сделал вид, что не узнал. Скользнув по ней равнодушно и холодно, его взгляд устремился к другой женщине, которая выходила из большого богато украшенного дома. Возлюбленный несчастной девушки пошёл навстречу той, другой, и её, а не ту, которая искала его, заключил в свои объятия и поцеловал…

Голос рассказчицы дрогнул; вздохнув, она умолкла.

– Что же случилось дальше с той девушкой? – в нетерпении спросила Ану-син, которую увлекла услышанная ею история.

– Она осталась в Баб-или – ведь ей было некуда идти. Она жила в городе, где жил тот, которого она, несмотря ни на что, была не в силах разлюбить. Она часто видела его издалека, поджидая, когда он выйдет из дома, и она видела, что он счастлив… счастлив и без неё. Сама же она страдала, ибо была уверена, что без него, единственного, любимого, ей никогда не быть счастливой. Она обезумела от ревности, она люто ненавидела ту, которая украла её счастье и которой тот, ради кого она столько всего перетерпела, ныне дарил свою любовь. И пришёл день, когда она решилась на отчаянный и ужасный поступок.

Странница вдруг переменилась в лице – глаза её точно остекленели, рот перекосился, губы дрожали – и снова умолкла.

– Что же она сделала? – тихо спросила Ану-син, не спускавшая с собеседницы пристального взора.

– Что она сделала? – переспросила прокажённая хриплым голосом и ответила: – Она убила их. Да, убила! Сначала своего возлюбленного, а потом его избранницу. Когда он, смертельно раненный кинжалом, осел на землю, та, которую он назвал своей женой, подбежала к отвергнутой девушке и крикнула ей в лицо: «За то, что ты сотворила, да нашлёт на тебя Энлиль страшную беду!» Это были последние в её жизни слова – она разделила участь своего мужа…

Из груди Ану-син вырвался вздох. Слишком необычен, ужасен был рассказ, который она услышала.

– Ты испугалась? – обратилась к ней странница и чуть наклонилась, пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Я давно догадалась, что ты говоришь о себе, – ответила Ану-син, стараясь придать спокойствие и своему голосу, и выражению лица.

– Тебе, конечно, отвратителен мой вид, но, поверь, когда-то и я была красавицей, – отозвалась прокажённая. – Только запомни: красота сама по себе ничего не стоит. Я рассталась со своей красотой по собственной воле. Да-да, не удивляйся! Я помогла Энлилю выполнить то, о чём его заклинала перед смертью жена моего возлюбленного.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что… – Ану-син не договорила, поражённая ужасной догадкой.

Странница тихонько засмеялась.

– Однажды я повстречала на своём пути прокажённого и, не успел он понять, что происходит, как я бросилась к нему, крепко его обняла и прижалась к его покрытому язвами телу. С тех пор я – отверженная, изгой. Я несу на себе пожизненное клеймо проклятия.

– О! – вскрикнула Ану-син, невольно поддавшись суеверному страху: что если встреча с незнакомкой каким-то образом повлияет и на её судьбу?

Какое-то время обе странницы молчали; каждая думала о чём-то своём.

Безмолвие в степи нарушал лишь свист ветра, который становился всё сильнее и холоднее. Теперь он гнал не только сухую траву и кусты, но и вихри песка. Смеркалось.

– Помни: сама по себе женская красота бесполезна, – повторила прокажённая, нарушив молчание, и вскинула голову. – К тому же рядом с ней почти всегда смерть. Красота, любовь, смерть – они неразлучны с тех пор, как существует человек.

– Красота и любовь – это я понимаю, – живо отозвалась Ану-син. – Но смерть? Смерть для кого?

– Разве ты ещё не поняла? – удивилась её собеседница. – Для того, кто наделён роковой красотой, или для того, кто жаждет обладать нею. Или же для них обоих. Иначе нельзя…

После этих слов женщина поднялась, внимательно вгляделась вдаль. Облака тёмной пыли поднимались над степью и пробегали, крутясь вихрями. Солнце почти зашло, лишь разводы розового и винного оттенков окрашивали небо.

– Нужно идти, – сказала прокажённая, обращаясь то ли к своей спутнице, то ли к себе самой. – Эта ночь будет нелёгкой. Похоже, со стороны пустыни идёт песчаная буря, а она, как известно, несёт гибель всему живому, всему, что не успеет спрятаться, укрыться от неё.

– Где же здесь можно спрятаться? – Ану-син тоже была уже на ногах, готовая бежать куда угодно, только бы не повстречаться с бурей.

– Если ты поторопишься, тебе удастся избежать беду милостью Энлиля или, может, твоей ламассу*, – с невозмутимым видом ответила ей прокажённая. Махнув рукой в ту сторону, откуда пришла, она прибавила: – Там, на речном берегу, находится храм, где добрые жрицы приютили меня на несколько дней, а потом, когда я тронулась в путь, дали мне с собой еду и воду. Сумеешь добраться до него – тебе тоже не откажут в помощи.

– А как же ты? – В голосе Ану-син прозвучало искреннее участие.

Странница посмотрела ей в глаза, и девушке показалось, будто на её обезображенном страшной болезнью лице промелькнуло некое подобие благодарной улыбки.

– Каждого из нас ждёт своя судьба, к каждому в назначенный богами час приходит Намтар… Кто-то пытается бежать от своей судьбы, а кто-то устремляется ей навстречу. Прощай, и да благословят тебя боги!

После этих слов странствующая нищенка собрала свои вещи и побрела, закрывая рукою глаза от сыпавшего в них песком ветра. Скорбная, потерянная и несчастная, она вскоре растворилась в сумраке опустившегося на степь вечера.

Ану-син предстояло идти иным путём.

Арахсамну – в аккадском календаре ноябрь-декабрь.

Декум – воинский чин командного состава.

Ламассу – божественная личная хранительница.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю