Текст книги "Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ)"
Автор книги: Юлия Львофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
Юлия Львофф
Царица Шаммурамат. Полёт голубки
Часть первая «Ану-син»
Глава 1. Обречённая девушка
– Хвала Мардуку, величайшему из богов, на этот раз я выбрал верный путь! Ни грабителей, ни кочевников, ни чиновничьих шпионов – только пески и солнце!
Стоя у шатра, Саридум с удовлетворением оглядел огромную степь, уныло растянувшуюся почти до горизонта. Знойный сухой воздух обвевал его смуглое чернобородое лицо; вихри пыли кружились у обутых в мягкие кожаные сапожки ног; крупные перстни с разноцветными камнями сверкали на пальцах рук, обожжённых солнцем дальних стран.
Саридум был потомственным тамкаром – купцом и, кроме того, погонщиком торгового каравана. От того, какие дороги и места постоев он выбирал, зависела не только безопасность перевозки товаров, но и жизнь тех, кто сопровождал груз. Опасаться же в далёком путешествии следовало хищников, банд беглых рабов и – более всего – разбойничьих нападений кочевников. Они отбирали у купцов все товары и вьючных животных, а нередко убивали и самих путешественников, если те пытались сопротивляться. Часто тамкары платили кочевникам дань, чтобы те пропускали их караваны или давали им охрану. Зато если переход завершался успешно, доход тамкаров был необычайно велик. Иными словами, риск окупался сторицей.
Торговый караван, который ныне вёл Саридум, состоял из десяти верблюдов с тяжёлой поклажей и полсотни вьючных ослов и направлялся в столицу Аккадского царства город Баб-или. Большая и самая опасная часть пути была уже пройдена: пустыня с движущимися барханами и зыбучими песками осталась позади. И теперь все участники торговой экспедиции – от Саридума до погонщиков верблюдов – с нетерпением ожидали встречи с родной землёй. На приграничном пропускном пункте путешественники рассчитывали пополнить запасы еды и питьевой воды; там же они получали разрешение следовать дальше. Правда, при одном непременном условии: караван должен нести на себе «табличку царя».
Такой табличкой с оттиском печати правителя Аккадского царства, владыки Бэлоха, обладал и Саридум. Эта табличка, испещрённая клиновидными письменами, позволяла его каравану продвигаться вперёд вглубь страны. А также давала ему преимущество над другими тамкарами – как частица той власти, которой был наделён царь.
Саридума уважали, к его словам прислушивались. Саридум же подумывал о том, чтобы передать «табличку царя» кому-то другому и отойти от купеческих дел. Нет, он не собирался совсем уйти на покой, просто здоровье было уже не то, чтобы продолжать совершать столь длительные и утомительные походы из страны в страну. Но наряду с торговлей товарами в Аккаде издавна процветала торговля деньгами – ростовщичество, и именно этому занятию Саридум намеревался посвятить остаток своей жизни. С его уходом из торговой цепи выпадало очень важное звено, и, значит, необходимо было найти себе достойную замену. Лишь после того, как он представит своего преемника «главному тамкару» – высокопоставленному царскому чиновнику, ему позволят уйти с занимаемой им почётной и прибыльной должности.
Доход же с последних сделок (Саридум давно уже всё подсчитал за долгие дни пути) его особенно радовал. К слову сказать, каждое своё путешествие в земли финикийцев Саридум принимал как удачу. Склады Тира, Библа и Сидона ломились от множества товаров, и нужно было лишь умело распорядиться любой возможностью купли-продажи. В этот раз караван, ведомый Саридумом, вёз из финикийских гаваней в столицу Аккадского царства очень ценный груз, который тамкары называли «всё для прихоти обильной». Драгоценные пурпурные ткани, разноцветные стеклянные сосуды, зеркала в металлических и серебряных рамках, тёмно-красные керамические вазы, искусные безделицы из слоновой кости и золота, резная деревянная мебель, вино и мёд, бальзам и благовония в дорогих кедровых ящичках.
Перевалив невысокие обрывистые горы, раскалённые камни которых источали жар, караван вышел к долине. Продолжать путь при высоко стоящем солнце было безрассудно, и Саридум распорядился остановиться на полуденный отдых. И люди, и животные, изнурённые зноем и длительным переходом, набирались сил для преодоления того расстояния, которое отделяло их от конечной цели путешествия.
– Ужасная страна! – Раздался за спиной Саридума жалобный голос. – Сколько поездил по миру, но более гиблого места, чем здесь, нигде не встречал!
Судя по произношению, человек, которому земли Двуречья пришлись не по вкусу, был чужестранцем.
Саридум обернулся. Невысокий, с сединою в редких кудрях, с кожей, намного светлее, чем у жителей Аккада, человек пытался укрыться от солнца под шкурой козла. Очевидно, чужеземец сильно настрадался – его облик был красноречивее жалоб. Нездоровая худоба: из-за воды, которую могли заразить зловредные демоны пустыни; горящие воспалённые глаза: от мелкой красной пыли, что ветром вздымалась в мерцающий от жары воздух; следы жутких нарывов – от укусов финиковых ос.
Тамкар усмехнулся. Он знавал этого человека в лучшие для того времена. Эгина, откуда тот был родом, вела торговлю со странами Востока; её жители считались первыми корабелами и умелыми богатыми купцами. Не будь Саридум сам зажиточным человеком, он бы отчаянно позавидовал купеческой удаче этого чужеземца: ни один эгинец не нажил в своих поездках такого состояния как Сострат. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и удачливый грек, добившись значительного влияния на рынках Сирии, Египта, Финикии и Иудеи, отправился на поиски выгодных сделок с тамкарами Аккада. Саридум познакомился с ним в порту Сидона: оба купца быстро нашли общий язык, договорились о цене и ударили по рукам.
– Ужасная страна! – повторил грек. А заметив, что его есть кому слушать, принял ещё более страдальческий вид и продолжил: – Вот мерещится тебе голубая зыбь озёр там, где на самом деле лишь песок и выжженная глина. Или чудятся журчащие полноводные ручьи там, где остались лишь заброшенные, засохшие каналы. Поверишь в то, что видишь, – и сойдёшь с ума. Потому что это – страна миражей! А ещё меня всё время мучит страшная жажда. Я заметил, что весь пот, который выделяет тело, сразу же высыхает на сухом и жарком ветре. Хочется пить, пить и снова пить!
– Кто хочет выжить в этой стране, должен прежде всего позаботиться о запасах питьевой воды! – Отозвался на жалобы грека Саридум и протянул тому кожаный мех с водой.
– Ты мой благодетель, Саридум! За воду я готов платить двойную цену!
Саридум кивнул, принимая предложение грека, и продолжил, поглядывая на него с некоторым превосходством:
– Здесь знают истинную цену воды. Всевластен бог Энки, повелевающий водной стихией; на этой земле ему молятся испокон веков: в его руках сосуд, дарящий воду и жизненные силы. Вам, пришедшим из далёких стран, почитающим иных богов, даже краткое пребывание на этой земле кажется жесточайшим испытанием. Тогда как мы, рождённые здесь, проживаем – поколение за поколением – единственно возможную для нас жизнь, завещанную нам предками.
– О, как я счастлив, что мои предки облюбовали острова Эллады! – воскликнул Сострат, лицо которого просияло от мгновенной радости. – Оливковые рощи, долины с зеленью лавров, лесистые горы, полные рыбы озёра и реки! Это край богов… хотя вам, аккадцам, с этим трудно согласиться. Вы ведь уверены, что единственное место на земле, куда боги сходят с небес, это ваш Баб-или – «Врата бога».
– Ты верно говоришь, – согласился с греком Саридум. – Баб-или – наша гордость, наша святыня. В том, что это Город Городов, ты и сам скоро убедишься…
– Да уж, – с сомнением покачал головой Сострат. – Если только до той поры меня не свалит болотная лихорадка или я не умру от укуса какого-нибудь ядовитого паука, а может, змеи… И всегда остаётся опасность попасть в песчаную бурю. Я слышал, у вас такие бури, когда завихряются смерчи, образуя глубокие воронки, называют «ветрами шакалов»…
– Будь спокоен за свою жизнь, мой друг, – прервал грека Саридум и покровительственно улыбнулся ему. – Я выбрал не только верный путь, но и благоприятное время года. Ещё не так досаждают блохи и песчаные мухи, как летом; ещё можно не бояться, что настигнет половодье, как весной, когда в Кедровых горах тает снег, и наши реки выходят из берегов, а вода бушующим потоком сметает всё на своём пути. Нет риска ни погибнуть в топком болоте, ни быть задушенным песчаным смерчем. Погляди, друг Сострат, какая тишина вокруг, какой благодатный покой!
И Саридум широко взмахнул рукой, приглашая своего попутчика оценить особенную суровую прелесть края, который тот называл «ужасной страной миражей».
Вокруг простиралась бескрайняя месопотамская степь – грязно-серая, с песчаными заносами, местами почерневшая, будто по ней прошлось огненное колесо; с одной стороны она шла под уклон, потом постепенно выравнивалась и опять поднималась, и потому идущий оттуда путник появлялся на горизонте неожиданно, словно вырастал из-под земли.
Саридум замер от удивления, не веря своим глазам. Откуда вдруг возникло живое существо в этой забытой богами и людьми голой степи? Ведь старой караванной дорогой, выбранной опытным тамкаром, не пользовались со времён царя Хаммурапи! Саридум прищурился: обман зрения? мираж?
Не поворачивая головы, он спросил у притихшего Сострата:
– Ты видишь то же, что и я?
– Миражи… одни миражи, – сокрушённо прошептал грек в ответ.
Но Саридум уже знал, что перед ним вовсе не призрачное видение.
Выбиваясь из последних сил, путник шёл к каравану: склонённая голова, понурые плечи и накинутое на них покрывало с изорванными в лохмотья полами делали его похожим на степную птицу, скорбную, лишённую родного гнезда.
Движимый любопытством, Саридум поспешил ему навстречу. Каково же было изумление всякое повидавшего тамкара, когда на него из-под надвинутого на брови капюшона накидки моляще взглянули глаза юной девушки!
– Пить, – слабым голосом попросила странница и мгновение спустя оказалась в объятиях Саридума – он едва успел подхватить её.
Караван снялся с места, когда солнце начало клониться к горизонту.
К тому времени Деркето – так назвалась девушка – после короткого сна поведала тамкарам о трагической судьбе Баб-или. Царь Нин, правитель соседнего Ассирийского царства, вторгся в Аккад и разрушил, не оставив камня на камне, столицу страны.
– Ассирийцы не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков, – рассказывала Деркето, сидя в шатре тамкаров. – Им не страшен и гнев богов: они разграбили храмы, а Баб-или, Красу Городов, сожгли дотла и потом затопили водами Великой реки…
– Как же такое возможно?! – вскричал, обращаясь к девушке, один из тамкаров. – Ассирийцы разрушили храмы и главный из них – Этеменанки? Ведь там, в святилище, испокон веков находился идол Мардука, выкованный из чистого золота! Это символ величия и независимости Аккадского царства! Что же с ним сталось теперь, если, как ты говоришь, святилище разрушили?
Деркето склонила голову.
– Увы, святынь Вавилона больше нет, – с печалью выговорила она потрескавшимися от сухого воздуха губами. – Истукан Мардука ассирийцы забрали с собой – увезли его в Ниневию, свою столицу.
– А царь? Владыка Бэлох, он-то жив? Спасся? – с надеждой в голосе спросил Саридум.
– Я не знаю, – выдавила из себя девушка и совсем сникла.
На какое-то время после рассказа Деркето среди купцов воцарилось тягостное молчание.
– Баб-или больше нет! Столица царства ушла под воду! – прервал его своим горестным восклицанием Табия.
Это был плотный широколицый человек среднего возраста, с пухлыми красными губами сластолюбца; его гладкий покатый лоб и толстые щёки молодил лёгкий загар, не сошедший за зиму. Саридум не был с ним знаком до этого путешествия, но невзлюбил его с первого взгляда.
– О горе мне, горе! Я теперь нищий! Я разорён! Мой дом покрыли воды реки, мои должники погибли! – причитал Табия, обхватив голову руками.
– Потеря состояния тревожит тебя больше, нежели судьба твоих близких? – не то удивляясь, не то возмущаясь спросил его Саридум.
Однако Табия не удостоил его ответом, продолжая всё так же восклицать и жаловаться на судьбу.
– Скажи, дитя, а известно ли тебе, какая участь постигла Сиппар? – снова обратился к девушке Саридум.
Он был сильно обеспокоен: Сиппар был не просто крупным торговым городом, где ему удавались выгодные сделки, но местом, где жила со своей семьёй его старшая дочь.
– Сиппар, Киш, Ниппур, Кута вместе со своим населением причислены к добыче ассирийцев. Однако некоторые вельможи и градоначальники поспешили сами открыть ворота врагу. Правитель Харарата выслал Нину тяжёлые дары – золото, серебро, тутовые деревья, овец, ослов – и ассирийцы пощадили его. Зато защитников в Хиримме перебили всех до одного… – Тихий голос Деркето дрогнул – и она, закусив губу, умолкла.
– Может, жители Баб-или сами виноваты в том, что ассирийцы разрушили их город, – подал голос купец из Эгины. На его лице читались досада и разочарование: проделать такой путь, столько выстрадать – и вдруг узнать, что всё было напрасно. – Открыли бы Нину ворота, сдались бы на милость победителя, как поступили жители Харарата, – глядишь, и не тронул бы враг ваши святыни!
Девушка вскинула голову и бросила на чужеземца гневный взгляд.
– Нет, не пощадил бы! Нин уже давно решил, что никакие силы – ни небесные ни земные – не заставят его отступить от города, который он возненавидел…
– Стало быть, Аккад со всеми городами, крепостями и поселениями ныне во власти чужеземцев, – заключил, мрачнея, самый старый из купцов, уроженец Куты.
– Ассирийцы, эти кровожадные шакалы, рыщут по всей стране, повсюду сея смерть, – подтвердила Деркето с горьким отчаянием. – Они принесли гибель стране Мардука, и их никто не остановит.
– Я слышал от своего брата, ходившего в походы против царя ассирийцев, – снова заговорил старый тамкар, – что их воины обладают несокрушимой силой. Опаснее врага у нас не было и нет.
– Их сила – в суровости их воспитания и слаженности, – подхватил сидевший рядом с Саридумом юноша: его ранние успехи в торговых сделках вызывали зависть у самых изворотливых купцов. – Вот уже целых сто лет ассирийская армия не знает равных себе по боевой мощи. Можно сколько угодно воевать против них, сражаться до последнего – гибели или плена всё равно не избежать.
– Зато она сумела избежать и того, и другого, – неожиданно вставил Табия, ткнув своим толстым пальцем в притихшую девушку.
Саридуму, который наблюдал за лицом Деркето, показалось, что девушка ушла в себя, погрузилась в какие-то скорбные думы, глубоко личные переживания. И перемены в её настроении, и её прекрасный загадочный облик, как и её поразительная осведомлённость, слегка озадачили его.
– Мне удалось бежать из столицы до того, как ассирийцы прорвались за Двойные Ворота, – ответила Деркето, смущённо принимая устремлённые на неё вопрошающие взгляды. – Я надеялась найти убежище в Уруке. Это пока единственное место, куда ассирийцам не удалось добраться.
Её заявление об Уруке вызвало у Саридума недоумение.
– Урук? – переспросил он. – Так ты держишь путь в Урук, родной город героя Гильгамеша?
Девушка кивнула.
– Отсюда до Урука по меньшей мере пять дней пути. Ты могла бы оказаться там намного раньше, если бы пошла иной – прямой и короткой – дорогой, – заметил Саридум, выразив удивление остальных тамкаров.
– Разве есть иная дорога? – в свою очередь удивилась Деркето.
Тамкары, не сговариваясь между собой, дружно закивали.
– Если идти вдоль берега Великой реки, – за всех ответил Саридум. И затем задумчиво прибавил: – Ты же, перебравшись через реку, избрала длинный и опасный, я бы сказал: неразумный путь.
От его взгляда не укрылась смертельная бледность, мгновенно преобразившая лицо девушки.
– Не я выбрала этот путь, – прошептала она. – Я лишь последовала наставлениям.
Среди тамкаров снова возникло смятение, после которого Саридум, как и прежде, высказал вслух мнение всех:
– Тот, кто давал тебе эти наставления, дитя, отправил тебя на верную гибель.
Глава 2. Спор и решение
На какое-то время в знойном воздухе повисла тишина. Саридум, не сводивший с девушки пристального взора, увидел, как из её глаз, прикрытых густыми чёрными ресницами, покатились по щекам слёзы. И он, почувствовав внезапную жалость к ней, от которой защемило сердце, поспешил утешить её:
– Однако, дитя, тебе несказанно повезло: небесные духи-игиги привели тебя к нашему каравану. Это значит, чёрная владычица Эрешкигаль пока не готова встретить тебя в своём подземном царстве.
После этих слов, произнесённых Саридумом отеческим тоном, напряжение, которое сковывало тамкаров, сразу спало: все быстро засобирались, убрали шатёр – и караван двинулся дальше.
Саридум на своём верблюде и Деркето на резвом чёрном ослике ехали рядом. Далеко позади осталась казавшаяся бескрайней и ныне покорённая путешественниками месопотамская степь, впереди их взорам открывалась древняя земля Аккада. Вдыхая горький сухой воздух, Саридум вглядывался в горизонт и время от времени посматривал на молчаливую печальную девушку.
Что за тайну она скрывала? Чем был для неё Баб-или – родным городом или временным пристанищем? И кого она похоронила там, под грудами развалин? Родных, друзей и, может, того, кто был отцом её будущего ребёнка?..
Размышляя, Саридум глубоко вздохнул. То, что это хрупкое создание под сердцем носит дитя, он понял, когда помогал девушке взобраться на осла. Просторный балахон, в который была облачена Деркето, скрывал признаки её будущего материнства. Когда рука Саридума, подсаживающего девушку в седло, нечаянно коснулась её живота, у него не осталось ни единого сомнения: дитя Деркето, как и она сама, кем-то безжалостным было обречено на неминуемую гибель.
Постепенно караван отклонился к северу – впереди, за пыльной дымкой пролегала долина Великой реки. А там, за волнами песчаных дюн, прорезанных зарослями колючих кустарников, у прибрежной рощицы, тамкаров ждали плоты на кожаных бурдюках, надутых воздухом, – келеки.
Благополучно переплыв реку, тамкары принялись обсуждать свои дальнейшие действия. До этого их обошла стороной опасность попасть в руки ассирийцев, но каждый из них понимал: враг где-то рядом. Радость при встрече с родной землёй сменилась тревожными предчувствиями и мрачными размышлениями; теперь нужно было решить, куда держать путь, где найти убежище в разорённой стране? После бурного спора караван разделился: одна группа тамкаров поворачивала к югу с тем, чтобы искать покровительства правителя Страны моря, другая приняла решение двигаться ещё дальше – в Элам, царь которого был давним непримиримым врагом ассирийцев. С тем можно было бы мирно разойтись, если бы не неожиданное желание Табии забрать с собой Деркето.
– Отсюда до Страны моря рукой подать, – говорил он Саридуму, крепко схватив того за локоть. – До Элама же ещё дней десять пути. Сможет ли она вынести столь длительное путешествие, когда её жизненная сила вот-вот иссякнет?
Они оба разом посмотрели на сидевшую под сенью финиковой пальмы девушку. Даже в сгущавшихся сумерках было видно, как она дрожит всем телом, словно в лихорадке, и как лицо её, с ввалившимися, обведёнными тёмными кругами глазами, то бледнеет, то покрывается ярким румянцем.
– Она крепкая храбрая девушка, – произнёс Саридум в защиту Деркето. – Уверен, она выдержит остаток этого нелёгкого пути…
– А вот я так не думаю, – резко возразил ему Табия. – Я даже знаю наверняка: ты не довезёшь её до Элама живой. Она умрёт по дороге, и её смерть останется на твоей совести. Лучше отдай её мне, Саридум!
С последним словами Табия ещё крепче сжал локоть тамкара.
– Ты так хочешь забрать её с собой? – удивился Саридум: его насторожила настойчивость и алчный блеск глаз Табии.
– Я ведь никогда прежде ни о чём не просил тебя, не так ли? – Вопросом на вопрос отозвался Табия.
– Для чего она тебе? – Саридум со всё возрастающим подозрением вглядывался в лицо своего собеседника.
Он вспомнил, как один из тамкаров, давно знавший Табию, намекал на то, что тот начинал наживать своё состояние на торговле людьми.
– Я могу задать тебе такой же вопрос, почтенный Саридум. Ты так печёшься о ней, будто она – твоя собственность. – Табия злился всё заметнее.
Но Саридум не собирался уступать ему:
– Зато ты, похоже, вознамерился оставить её для себя.
– Для себя? – Табия коротко хохотнул. – Пожалуй, можно и так сказать.
Тут он решил разоткровенничаться: приблизив своё лицо к уху Саридума, горячо зашептал:
– Я хочу утереть нос Мурашу, которому принадлежат лучшие в Баб-или Дома утех. Эта девушка юна и необыкновенно красива: она принесёт огромные деньги, которые мы с тобой сможем разделить поровну. Благодаря ей мы станем известными не меньше Мурашу, а он сам лопнет от зависти. Поверь мне, почтенный Саридум, я знаю толк в таких делах! Мы с тобой откроем в Баб-или новый Дом утех, о котором будут говорить в домах вельмож и даже в царском дворце!
– Постой! – перебил его Саридум, которому теперь казалось, что он имеет дело с безумцем. – Позволь напомнить тебе, что Баб-или больше нет: его затопили, дома вельмож сожгли. Судьба же царя и его семьи и вовсе неизвестна…
Табия не дал ему договорить:
– Никто не знает, сколько раз Баб-или погибал и сколько раз возрождался заново! Пройдёт время – и город Мардука восстанет из руин, как бывало прежде, и на престоле воссядет новый царь! Всё вернётся на круги своя! И справедливость будет восстановлена: к тому, кто был богат, вернутся прежние богатства и успех.
– Пусть так, – согласился Саридум, всем сердцем веривший в счастливую звезду Баб-или. – Но сколько потребуется времени – десять лет, пятьдесят – для того, чтобы такие, как мы, снова стали теми, какими были прежде?
– Такие, как мы – изворотливые, опытные в любых сделках – угодны любой власти. К тому же ассирийцы не слишком сведущи в торговле. Если мы пойдём к ним в услужение, то сможем стать даже богаче, чем были в пору расцвета Баб-или, – не растерялся предприимчивый Табия.
Саридум решил не высказываться на этот счёт: ему претила сама мысль о том, чтобы доживать свой век, прислуживая врагу. Зато его всерьёз беспокоила судьба Деркето – он не собирался отдавать её этому пауку Табии.
– Эта девушка не похожа на рабыню, разве ты не видишь? У тебя нет права продавать её или – как-то иначе, по своему усмотрению – распоряжаться её жизнью. Никто из нас не может быть её господином.
– Не рабыня, – протянул Табия, кривляясь. И уже кипя от злобы, звенящим голосом проговорил: – А кто знает наверняка: свободнорождённая она или рабыня? Хотя лично мне кажется, что она – рабыня. Иначе стала бы она носить клеймо? То клеймо – ведь ты тоже заметил его – имеет какой-то смысл, правда?
– Если её клеймо что-то и означает, мне об этом ничего не известно, – сдержанно ответил Саридум.
– Эй, послушайте! – Спор тамкаров был прерван одним из их попутчиков. – Эта девушка, кем бы она ни была, нуждается в помощи! И чем скорее мы поможем ей, тем больше будет надежды её спасти!
Саридум тут же кинулся к Деркето, которую бережно поддерживал взволнованный тамкар: голова девушки запрокинулась, глаза закрылись, а с губ сорвался полный боли стон.
– Нам с этим не справиться, – сказал тамкар. И глядя на Саридума так, словно искал у него поддержки, пролепетал: – Кажется, она… рожает.
Конечно, это же должно было случиться! Разве я не знал? Но, боги, отчего так скоро?! – говорил себе Саридум, рассеянно озираясь по сторонам.
– Здесь поблизости должно быть какое-то селение, – наконец заявил он. – Мы отвезём её туда: в каждом селении есть повитуха. Ты, Дальганунна, и ты, Убламма, соорудите поскорее носилки, а я проверю по своей карте, в какой стороне находится ближайшее селение.
– За тем холмом, вниз по течению реки, – неожиданно подсказал стоявший в стороне угрюмый Табия.
Поигрывая золотой цепью с кольцом-печатью, висевшей у него на груди, он хмуро поглядывал то на корчившуюся в преддверии схваток Деркето, на мокрое пятно, растекавшееся под ней, то на суетившихся вокруг неё тамкаров.
– Что ты сказал? – не сразу понял его Саридум.
– Селение Поющие Колосья, где живёт мой давний знакомый, находится за тем холмом, – не скрывая своего раздражения, пояснил Табия.
И, махнув рукой, недовольный тем, как неудачно для него всё сложилось, тяжёлой поступью зашагал к поджидавшим его караванщикам.
